Прозрение

У меня прекрасное настроение. Ещё бы! Летнее утро, как подарок свыше: тёплое, тихое, лишь птицы на берёзе гомонят – проблемы свои семейные решают. Воздух пропитан нектаром и так свеж, хоть жуй его. Я полю клумбы и напеваю привязавшуюся с утра мелодию: «А мне не надо от тебя-я  ни сладких слов, ни обеща-а-а- ний… Ла-ла-ла… воспоминаний… Наверно, выдумали мы от одиночества друг друга. Лай-ла…»
Жалко, слов не знаю. Как вдохновенно пел её вчера старичок в электричке. Просто здорово! Лучшие чувства всколыхнул, похоже, не у меня одной: его хорошо одарили женщины моих лет и постарше. И песня чудная, и дедок симпатичный, весь такой светлый, словно прозрачный.
«А мне не надо от тебя-я-я…» Надо бы перчатки новые купить, а то в этих пальцы уже повылазили. Руки-то поберечь нужно, от работы с землёй кожа грубеет, ногти ломаются. А руки, как известно, визитная карточка женщины. Перчатки порвались, и крем, как назло, закончился…  Махну-ка я завтра на велосипеде в город, на рынок! Четыре километра туда и обратно – прекрасная прогулка! Едешь полем, леском, а сбоку речка извивается, сопровождает тебя, как подружка верная. Красотища!
«А мне не надо от тебя-я-я ни сладких слов, ни обеща-а-ний»… Не забыть бы ещё зубную пасту купить и губнушку розовую. Тут на даче всё так быстро расходится! Не успеваешь покупать. Ещё нужно новый сарафанчик себе присмотреть, а то жёлтый в горох выцвел уже. «Наве-ерно выдумали мы от одиночества друг друга-а-а…»
Вон сосед Иваныч мимо топает, через забор пялится на «голую» женщину. Здесь «голыми» называют тех, кто ноги и плечи открывает. А почему их не открыть, если лето, если ты на даче, если у себя в саду, если, к тому же, фигура позволяет. А моя фигура – позволяет, потому я без зазрения совести по участку в шортах и майке рассекаю. Ну и пусть посмотрит, может, глаз отдохнёт.
«Лай-ла, ла-ла-ла-ла…»
А Мишка-то с шестьдесят второго участка тот и не скрывает своих чувств. Всякий раз, проходя мимо, остановится, поглядит, как я в саду да в огороде кружусь и песни напеваю, и скажет со вздохом: «Мне бы такую жену…»
Про-о-оехали, милый! Замужем я. Так-то вот. А если бы и одна жила, так всё равно не пошла бы за тебя – не в моём ты вкусе. Мне нравятся мужчины солидные, импозантные, как Виктор Сергеевич, сосед справа. Посмотреть на него – и то приятно…  И вовсе не ему я прелести свои демонстрирую, а для своего удовольствия и удобства  в шортах и топе хожу. Хотя нельзя не признать, что присутствие подобных мужчин дисциплинирует. Да-с.
«Наве-ерно выдумали мы от одиночества друг друга-а-а. Лай-ла…»
Ох, уж эти мужчины!  Пришёл один свататься к Катьке – чинный такой, благообразный, с манерами. Всё честь по чести: в любви признался, предложение сделал. Катька сидит-млеет, приятно же! А как наклонился руку ей поцеловать, зубы-то и выпали, протезы то есть. Бедный жених чуть не подавился, а Катька…  Сначала растерялась, а потом с криком: «Ой, горит, горит! – убежала на кухню. А там дала себе волю: и смеялась, и плакала.
«А мне не надо от тебя-я-я  ни сладких слов, ни обещаний…»
Бог мой! Эккремокарпус расцвёл! Наконец-то! Какой же ты красивый, радость моя! Нужно срочно тебя сфотографировать! Ты станешь украшением моего каталога цветов. Девчонки, мои подружайки, с ума сойдут от зависти. Особенно Роза с Нонкой. Чего-чего только у них в саду не растёт, а эккремокарпуса нет! А я с февраля с тобой носилась, дышать на тебя боялась. Лапушка моя, отблагодарил! Умница!
«А мне не надо от тебя-я-я ни сладких слов, ни обеща-а-аний, А мне не надо от тебя-я ни ла-ла-ла, ни расставаний… Наверно, выдумали мы от одиночества друг друга-а-а…»
Какой же всё-таки неприятный голос у соседки  Ирки: сильный, резкий, ещё и со скрипом. Кричит, аж уши режет:
- Баба Люба, баба Люба!
Глухая та бабка, не иначе. Весь посёлок всполошился, а она не слышит. Эх, ну прямо иерихонская труба…  А что за бабу-то зовёт? Слева Маша, справа Катя – так они молодые ещё…  Напротив две старушки, так их обеих Нинами зовут… Может, свою бабку привезла на даче отдохнуть, а теперь мается, бедная.
- Баба Люба!
Уши что ли пойти ватой заткнуть, не вынесут они столько децибелов. Поднимаю голову от клумбы. Ирка стоит у моей калитки. Тридцать лет, а круглая вся, как тумба, хоть афиши на неё приклеивай, ей все сорок дашь.
- Баба Люба! Полчаса зову. Заработалась, не слышишь. Подойди сюда.
Удивлённая, подхожу к  калитке.
- Бабуленька, дай косу, пожалуйста. Три недели не приезжали – всё бурьяном поросло!
Молча приношу ей косу и возвращаюсь к прерванному занятию. Пальцы машинально теребят травку, а в голове…  нет, не мелодия.
Мелодия исчезла. Обращение соседки застряло в ушах, а потом перетекло в мозг и пульсирует там, вызывая недоумение, горечь и боль. Бабуленька?!!! Как же так?!
Наконец, до меня доходит весь жуткий смысл ласкового обращения молодой соседки.  Бабуленька…  Ну как же так?!  Вроде бы, только жить начала…