Совершенный любовник, часть пятая

(продолжение, часть четвертая http://proza.ru/2019/04/19/1281)



Вода, вода, вода.

Катя стояла в центре выставочного зала художественной галереи, где на следующий день, в субботу, открывалась выставка ее матери, и, медленно поворачиваясь, смотрела на умело подсвеченные полотна на стенах.  Реки, озера, ручьи, дождь, неподписанные картины без рам, фрагменты целого, единого пейзажа, увиденного  и запечатленного Елизаветой именно таким образом. Хрупкая, завораживающая гармония мира,  отраженного в воде, преображенного водой.

Мать превзошла свои прежние работы, подумала Катя, ее дар, наконец-то, прошел огранку и  засиял.  Свершилось; годы и годы творчества,  поиска, упорства, сосредоточенности на живописи, пренебрежения родными и близкими,  принесли плоды. Катя знала, что критики, несомненно, увидят сходство полотен Елизаветы с пейзажами китайских мастеров на свитках, и это, само по себе,  станет признанием позднего расцвета таланта художницы.

Вода, но не слезы, сказала себе Катя,  подходя ближе к одной из картин, мягким зеленым холмам, окутанным моросящим дождем. Не слезы; мать невозможно представить плачущей из-за обиды или любовного разочарования,  разве что зло смахивающей с щеки непрошеную слезинку. А я вот плакала из-за Егора, улыбнулась Катя, так кто же из нас сильнее – она или я ?!

Егор молчал. После возвращения из Амстердама Катя один раз видела его в клубе, издали, и на миг ее охватило дикое желание подойти к нему, поздороваться, но она спокойно прошла в раздевалку, зная, что импульс угаснет сам собой. И, действительно, несколькими минутами позже Катя поняла что ей было бы нечего сказать мастеру тай-цзы  Нечего. Их недолгая дружба осталась в прошлом, что становилось все более очевидным с каждым проходившим днем . Я не могу жить тем немногим,  что ненадолго объединило меня и Егора, говорила себе Катя , не хочу увязнуть в прошлом и задохнуться в топи воспоминаний ,  мне нужно дышать полной грудью, нужны свет, движение, ясность.   Я ошиблась, приняв легкую симпатию, которую, возможно, и только возможно, испытывал ко мне Егор (и сейчас это звучит смешно), приняв ни к чему не обязывающий интерес за нечто большее.  Не умей я трезво признавать свои ошибки, продолжала Катя,  я не  достигла бы успеха в делах, груз самооправданий не позволял бы мне двигаться вперед и развиваться ;  теперь я хочу также трезво оценить свое чувство, взглянуть на ту историю со стороны. Кого я увижу?  Состоятельную, зрелую женщину, позволившую себе любовное увлечение. Я не убеждаю себя в том, что не влюблялась в Егора. Я влюбилась, и переживание влюбленности было прекрасным, потому что, пока мы сохраняем способность увлекаться незнакомцами и незнакомками,  мы молоды.  Молодость и подразумевает способность вспыхнуть и загореться от улыбки только что встреченного человека, придумать себе идеальное будущее, наделить нашего избранника или избранницу красотой, умом, обаянием, убедить себя, что он или она – совершенны. Они – совершенны, да, но не мы, потому что, как сказал Егор, и он был прав, совершенный человек все ищет в себе, а мы же, не совершенные, все ищем в других.

За последние дни Кате несколько раз писал Иван, потерянный и вновь обретенный возлюбленный Анны, оставившей мужа ради этого так и не угасшего чувства.
«Карающий Ангел» или «Ангел», - так Иван называл Катю с момента их знакомства, и та с улыбкой признавалась самой себе, что подобное обращение ей решительно нравилось. Если я и отбилась от своей стаи, думала она, если мне и стало скучно от предсказуемого общения с людьми своего круга, не такого уж широкого, кстати, то  я могу войти в мир Ивана и узнать среду творческих людей. Возможно, и они со временем покажутся мне банальными в своих поисках самовыражения; ну что же, мне, совершенно очевидно, нужны новые и новые впечатления. Я принадлежу сама себе, у меня нет и не будет детей – я уже не смогу решиться изменить свой образ жизни, поэтому я абсолютно, полностью свободна поступать так, как считаю нужным, не считаясь ни с кем – мне не за кого отвечать, только за себя.

«Ангел, этот мир прекрасен, но мы воспринимаем его плоским и банальным. У нас – порок зрения, все мы видим одно и то же, обращаем внимание на одно и то же, бесконечно тиражируем одни и те же образы,  только кто-то делает это чуть более умело. Вот смотри, миллиард три тысячи первый вид Босфора. Зачем я сделал это фото?! Меня бы ослепить за пошлость. Покарай меня, Ангел».

Вслед за этим сообщением Иван прислал Кате фотографию, небрежную и великолепную, на ее взгляд: вид Босфора и Султанахмета, снятый, в предзакатный час. Иван, поняла она, стоял на Галатском мосту, очаровавшем Катю во время ее поездки в Стамбул.  Прохлада, ветер, огни вечного города, мечети, небо.    

«Там такой ветер, что мне стало зябко», - написала Катя в ответ,- «твой ветер гонит тени. Еще, пожалуйста!»

Будь Иван в Москве, подумала Катя, продолжая медленный обход зала, я пригласила бы его сюда, на выставку. Жаль, что его путешествие только начинается, и он вернется в Москву нескоро, к началу лета. Будем вести переписку, ставшую очень личной, кстати –простые слова приобретают в наших сообщениях друг другу скрытый смысл, словно мы создали свой шифр, понятный только нам двоим. Стремительное сближение. Аня, Аня, не знакомь ни с кем Ивана, ему нет до тебя дела он живет в свое мире, ищет свой кадр. Наслаждайся иллюзией любви, живи в каждом мгновении, как если бы оно длилось вечно, а когда придет отрезвление, и ты поймешь, что Иван тебе никогда не принадлежал, выплачься, выйди замуж за  честолюбивого финансиста, ибо нет более предсказуемых мужчин, чем они, стань матерью и утешься в семейных хлопотах, забыв о мрачных сторонах чувств.

Катя подошла к полотну, изображавшему заснеженный, но не замерзший ручей среди покрытых инеем камней. К воде спускались голые ветви кустарников, веяло холодом. Мама начинает ощущать возраст, подумала Катя, начинает понимать, что небеса не добры. Она всегда казалась мне банальной в своем увлечении живописью и образом жизни творческой натуры, но, в конце концов, вышла за границы приятного времяпрепровождения супруги видного юриста.  Или жизнь мамы никогда и не была уютной?! Что, если и отец, и я, мы оба воспринимали Елизавету так, как нам было удобнее, потому что тогда и наша душевная глухота находила оправдание – ей нет дела до нас, нам нет дела до нее, так устроим же ей очередную выставку, почувствуем себя понимающими, жертвенными людьми, потакающими слабостям очаровательной и требовательной женщины?!  Произошло нечто, ставшее катализатором медленного тления  дара Елизаветы, талант вспыхнул и озарил все ее существование, придав смысл прошлому, создав будущее. Именно сейчас, разменяв седьмой десяток лет, мама подошла к пониманию того, что ее жизнь не бесконечна,  и от ее завораживающих полотен веет ужасом перед небытием – на них не изображены люди, ни одной фигурки, нигде, эти чистые пейзажи – чистилище души.

Елизавета давно ушла из галереи, не встретившись с дочерью. Катя была там  одна, не считая впустившей ее девушки-администратора. Еду домой, решила Катя, я снова увижу эти полотна завтра вечером. Какое впечатление они произведут на приглашенных?  Поймут ли другие то, что хочет сказать нам мама – мы не вечны, и между нами и пустотой стоит лишь Красота в высшем смысле слова?

Выйдя на улицу, Катя достала из сумочки коммуникатор. Она отключила звук, пока была в галерее, и теперь проверила сообщения и почту.  Пропущенный вызов. Петя. Голландский сыр.

- Катя, заеду за сыром, заберу и тут же уеду, - весело сказал Петр, отвечая на Катин звонок, - докучать тебе не стану. Ты сегодня одна, кстати?

- А если не одна, и мы съедим твой сыр? – рассмеялась Катя, понимая, что Петя уже забыл о пережитом страхе, когда у него взлетело давление, и снова стал собой – гулякой.

-Если не одна, то можешь скинуть мне сыр из окошка, - ответил Петр, и Катя расхохоталась, представив   себе эту сцену: головку сыра, пикирующую с высоты одиннадцатого этажа клубного дома прямо на чей-нибудь «Порш» или, того лучше, на «Ламборгини» одного из жильцов, занимавшего пентхаус и оставлявшего порой машину у дома, а не на подземном паркинге.

- Рад, что посмешил, - в голосе Петра слышалась улыбка. – Так я заеду?
 - Заезжай, - Катя подошла к своей машине  - Ты ненадолго, или мне выбрать вино?

- Я ненадолго, но выбери вино, - Петр хихикнул над своей остротой, - бокал успею выпить. И мне бы бутербродик. Катя, золотце, купи колбаски. Понимаешь, никто и не накормит, кроме тебя.  Если бы не ты, пропал бы.

- Будет тебе бутербродик, -чуть вздохнула  Катя, - что-нибудь еще?

- Почесать мне спинку, - тут же нашелся Петр. – Мчусь. То есть, вызываю такси. До встречи, моя дорогая подруга.

Катя покорно заехала в супермаркет за продуктами.  Игра в семью, думала она, пока продавщица нарезала ветчину для Пети, неопасная игра в близость и заботу. Час, два, три часа с Петей, и я свободна. Как же сильно мне не хватало покоя и тишины, когда со мной жил Андрей, любитель болтовни и шумной музыки! Я отдыхаю в одиночестве; бессмысленно лгать самой себе – я могу жить только одна, лишь ненадолго впуская с свой мир друга-мужчину. Мне не нужно «исцеление любовью» - я не больна;  если бы и существовала вероятность , но она не существует, так вот, вероятность сближения с Егором, наша связь никогда не стала бы жизнью под одной крышей, в общем пространстве.  Возможно, именно Егор смог бы понять меня, но я уже никогда не узнаю этого, потому что и ему нужна тишина, не нарушаемая никем, ни другом, ни возлюбленной. Впрочем, я не была возлюбленной, завершила Катя свой внутренний монолог, опуская в тележку сверток с ветчиной. Никогда ею и не была.

Войдя домой, Катя поспешила переодеться. Ей стало немного жалко нескольких свободных часов пятницы, которые у нее собирался отобрать Петр. Вот бы он увлекся кем-нибудь и забыл обо мне, как случалось раньше, мечтала Катя, разбирая покупки. Не навсегда, конечно же, говорила себе она , но на месяц-другой – столько обычно длились Петины романы. Мне нужно побыть в одиночестве, дать зажить сердечной ране, оставленной, ненамеренно, Егором.

Однако стоило приехать Пете, как Катя поняла, что искренне рада ему.

- Я не большая мастерица готовить, как ты знаешь - сказала она, подавая Петру
тарелочку с двумя бутербродами, - но старалась.  Вина, по нашей традиции?

- Конечно,  традиции нарушать нельзя, - довольно улыбнулся Петр. -  Мне уже не хочется никуда спешить   Знаешь ли, милая, с годами тот момент, когда не хочется торопиться на свидание наступает все быстрее. Готов мчаться только к тебе, - изящно добавил он.

- Польщена, - отозвалась Катя. – Завтра открывается мамина вставка. Заедешь?

Давнишний друг, Петр не нуждался в официальном пригласительном билете на выставки Елизаветы; он, однако, немного смущался перед родителями Кати, словно должен был годы и годы назад жениться на их великолепной дочери и тем самым избавить старшее поколение от беспокойства о ее судьбе.          

- Загляну, - осторожно ответил Петя и спросил. – Кать, почему я на тебе не женился?         

- Слишком худая? – серьезно сказала Катя.

Петр улыбнулся. Он знал ответ; Катя всегда, с момента их знакомства, превосходила
его по уму, силе воли, способности последовательно добиваться намеченных ей целей. Петра пугал ее неженский характер, и тогда, и теперь. Однако с возрастом у Петра стало то и дело появляться желание опереться на свою великолепную подругу, сдаться на ее милость и расслабиться, позволив этой удивительной женщине принимать решения за них двоих.

- Да, вспомнил, - подыграл он Кате. – Вот прибавишь килограммов пять, приду свататься.

- Постараюсь, такой завидный жених, - невозмутимо парировала Катя, состроив восторженную гримаску.

Она, в свою очередь, понимала, что именно в последнее время побуждало Петра , как бы шутя,  задавать этот вопрос .  Он вплотную подошел  к поре «кризиса среднего возраста» и, чувствуя первую усталость от жизни,  начинал искать прибежище от проблем.  Но я не хочу нянчиться с Петром, как бы дорог он мне ни был, подумала Катя. Не хочу. Поздно. Я могла бы  ценой своей собственной карьеры воспитать его в молодости, но не захотела. Сейчас же я не хочу никого воспитывать.    Даже себя.

Попивая вино, Катя и Петр посмотрели эпизод детективного сериала. Затем Петр решительно поднялся с дивана:

- Катя, я правда сегодня ненадолго. Можно забрать сыр? Привезу тебе конфеток, когда сам куда-нибудь поеду.

Катя достала из холодильника сыр и, положив в нарядный пакет, передала Петру.

- На здоровье, - сказала она, - загляни завтра к маме. Я там буду к семи.

- Костюм? Или можно в джинсах? – спросил Петя, как делал каждый раз перед официальным открытием выставок Елизаветы.

- Вечернее платье в пол и каблуки, - с готовностью  ответила Катя, - иначе не пустят.

Петр легко дернул ее зав ухо.   

- Великолепное чувство юмора, дорогая!

Оставшись одна, Катя прошлась по квартире. Чисто. Тихо. Впереди мартовская ночь, все еще холодная, но полная загадочных превращений природы. Когда приходит весна, не календарная, а настоящая, теплая весна, как не ночью, неспешно, но неотвратимо прогоняя зиму, отвоевывая себе город; легчайший морозец уже не страшен, потому что утром начнется оттепель. Наверное, подумала Катя, в весенние ночи хорошо мечтать. Жаль, что я не умею этого делать, вернее, что я разучилась мечтать,  забыла, как сладко грезить под тихую музыку,  призывая любовь. Вспышка увлеченности Егором, и тишина, тишина, не наполненная чувством.

Вздохнув, Катя вернулась на диван и запустила следующий эпизод сериала. Пока женщина-следователь и ее симпатичный напарник искали убийцу, взбудоражившего  маленький среднерусский городок, Катя, посматривая то на экран компьютера, то на планшет,  читала кое-какие рабочие документы. Досмотрев эпизод,  она поставила планшет на зарядку и перебралась на кровать. Спать одной было прекрасно.

Утром Катя позавтракала в кофейне и заехала в офис. Так обычно и проходили ее субботние дни. Возможно, зрелость приходит к нам тогда, думала Катя по дороге, когда мы смиряемся с буднями, с заданностью одних и тех же действий, с устоявшимся распорядком жизни. Или смирение означает не зрелость, а преждевременное дряхление?!

Из офиса Катя заехала в спортивный клуб и там же, после легкой тренировки, съела большой салат.  Она посидела в кафе, читая на планшете новости. Где-то в клубе проводил занятия Егор. Женщина с более легким характером нашла бы его,  заговорила, напомнила о себе. Но Катя не поднимала глаз от экрана. Затем настало время ехать на выставку.

В семь вечера, как она и собиралась, пунктуальная Катя вошла в выставочный зал. Концерт флейты должен был начаться часом позднее.  Мастер чайной церемонии уже приступил к своим обязанностям – воздух благоухал  нежным улуном. Предлагать гостям чай в маленьких чашечках, а не бокалы вина было мудрым решением, отметила Катя. Так  никому не нужно было ни отказываться от угощения, ни прерывать течение своего субботнего вечера, чтобы заехать на выставку, ни вызывать такси.

Катя изящно огляделась, ища глазами мать.  Гостей пока было мало.  Художница стояла в глубине мягко освещенного зала, у одной из картин,  и заинтересованно беседовала с высоким стройным мужчиной.  Катя не сразу поняла, кто он. 
Продуманный сумрак, из которого выступала подсвеченная картина, скрадывал его лицо. Незнакомец был в темном: строгих брюках и вечерней рубашке

Затем Катя беззвучно ахнула, и ее колени дрогнули.

Елизавета разговаривала с Егором.

Миг равновесия, возможность определить свое будущее.Я  все еще могу уйти. Все еще могу убежать от душевной боли. Потому что я понимаю: рана любви не затянулась; я смотрю на него и понимаю, что мой самообман жалок – я люблю его. Но в этот миг, и только этот миг, я могу переплавить любовь в ненависть.  Я читала, так порой поступают женщины. Взращивают в себе злость на того, кто пренебрег ими. Мстят. У меня есть только несколько секунд. Затем я не смогу выйти из зала.

Егор почувствовал присутствие Кати и повернулся к ней. Двое смотрели друг на друга через небольшой зал. Затем Катя, ощущая, как неистово билось ее сердце и всеми силами сохраняя самообладание, подошла к матери и Егору.

- Мама, поздравляю, - Катя передала Елизавете тщательно подобранный букет цветов. – Добрый вечер, Егор.

Великолепные, необычайно выразительные глаза Егора вспыхнули глубочайшей, искренней радостью. Он поцеловал Катю в щеку и мягко сказал:

- Добрый вечер. Счастлив видеть тебя.

Затем в его глазах проступила тревога, и он добавил:

- Я вернулся.

Елизавета пристально смотрела на дочь и ее друга, без сомнения, очень близкого друга, понимая, что впервые в жизни испытывала страх за Катю. Та с самых ранних лет превосходно справлялась с жизнью и всегда могла за себя постоять;  серьезная девочка превратилась в благоразумную девушку, а девушка стала сильной и властной женщиной, замкнувшей свой внутренний мир от посторонних, к которым относились и родители.  Долгие годы независимость дочери была только на руку Елизавете, занятой и живописью, и своей собственной личной жизнью, зачастую весьма сложной. Художница прекрасно знала о то и дело вспыхивавших романах мужа, впрочем, также легко и угасавших;  она воспринимала их не как вызов или трагедию, а как негласное разрешение поступать точно также, но при одном условии: соблюдать правила приличия и не ставить Виктора в двусмысленное положение. 

Теперь же, несмотря на весь свой опыт взаимоотношений с мужчинами, Елизавета испугалась. Никто никогда не говорил ей того, что сказал Егор за несколько минут их знакомства. Он с первого же взгляда понял то, в чем едва отваживалась признаться самой себе Елизавета. Но даже больше этого ее ужаснула собственная откровенность. Как можно было открыть свою душу незнакомцу?!

Немногим ранее, в половину седьмого Елизавета, внутренне замирая от волнения, как бывало с ней на каждом открытии новой выставки, прогуливалась по еще пустому залу. Придут ли люди? Да, в этот вечер в галерею должны заглянуть приглашенные критики, деловые знакомые мужа и дочери, приятельницы; они произнесут уместные слова о том, как прекрасны картины, скажут, что почувствовали их экспрессию, и так далее, и так далее. Но что, если, не сговариваясь, они не придут, ожидая, что их отсутствие окажется незамеченным в толпе других гостей? И если они и придут, то поймут ли то, что стремилась выразить художница?!

Первыми гостями в тот оказались незнакомые Елизавете девушки художественного облика, приглашенные для массовости владелицей галереи. Виктор все еще был в дороге, обещая успеть к семи часам.  Елизавета не сомневалась, что он мчался со свидания. Ей оставалось только ждать. Затем она увидела, как в зал вошел высокий темноволосый мужчина и сразу же прошел к картинам.   Он помедлил у первых двух, затем нашел глазами самую дорогую Елизавете картину, покрытый инеем ручей, подошел к ней и замер. Он оставался неподвижным минут пять, глядя на полотно. В конце концов, Елизавета, пораженная интуитивным выбором незнакомца, осторожно приблизилась к нему.

Темноволосый мужчина уловил ее приближение и прервал созерцание.

- Вы –мать Екатерины?- с ласковой улыбкой спросил он. – Позвольте представиться. Я – Егор. Знакомый Кати. 

-Вы правы, я – мать Кати.  Елизавета, - представилась художница и неожиданно для самой себя добавила. – Ручей вас заворожил. Так?

- Да, заворожил, - согласился Егор. – Я люблю наблюдать за движением воды. Не представляю мир без рек и ручьев.   

- Понимаю вас, - отозвалась Елизавета. – Когда-то я мечтала побывать на всех великих реках мира.  Меконг, Янцзы, Амазонка. Хотела проплыть по Амазонке на большой лодке. Целыми.  днями лежать в гамаке и делать дорожные этюды.

- Проплыли? – улыбнулся Егор.

- Вышла замуж, - искренне рассмеялась Елизавета. – Но я все еще могу успеть на ту баржу.

- Совершенно в этом уверен, - серьезно сказал ее собеседник. -  Не отвлекаю вас?

- Напротив, рада с вами поговорить, - ответила Елизавета. – Всегда волнуюсь перед открытием. Вернее, открытие уже произошло.  Волнуюсь в первый день.

В примыкавшем к главному выставочному пространству галереи  зальчике поменьше начал свое священнодействие чайный мастер.  Только бы люди собрались к восьми, мельком подумала Елизавета, представив концерт флейтиста для нее, художественных приятельниц хозяйки галереи и  Егора, если только он не сбежит раньше.

- Вас вдохновляет Восток? – спросил ее Е/гор. – Знаю, вам это сегодня скажут множество раз, но не побоюсь отметить очевидное и я – ваши полотна не европейские по технике.

Затем он добавил нечто, поразившее Елизавету:

- Но европейские по духу.

Елизавета внимательно посмотрела на Егора.

- Поясните, - глухо попросила она. – Прошу вас.

- Я всегда считал, что европейское искусство – порождение тоски по Абсолюту, - спокойно ответил Егор. – Для творческого прорыва людям западной цивилизации необходимо испытать отчаяние.  Отчаяние перед Бытием. Из него и рождается великое.  Картины на свитках китайских мастеров успокаивают. Глядя на ваши, хочется прорваться к Богу и яростно спросить, почему мы можем наслаждаться красотой созданного им мира лишь недолго. Очень недолго.

Елизавета слушала только что встреченного человека и ужасалась его способности проникать в души людей. Все время, пока она быстро и сосредоточенно, как никогда раньше, работала над выставленными в зале полотнами,  особенно последние полгода, ее не покидало именно это чувство – отчаяние от того, как стремительно завершалась ее жизнь.  Елизавета даже прошла тщательное медицинское обследование, не выявившее ничего более серьезного, чем немного повышенный холестерин; она просто стала женщиной на седьмом десятке лет, и как раз об этом ей как можно мягче говорили врачи: возраст.   Но как это мог понять молодой мужчина, ровесник ее дочери?! Откуда, только подступив к расцвету сил, он узнал об отчаянии перед жизнью, о бессилии перед немилосердным временем?!

- Кто вы? – также глухо спросила Елизавета у Егора. - Жизнь заканчивается слишком быстро. Я чувствую, как она начинает ускользать от меня.

- Я преподаю тай-цзы, - ответил Егор.  – Преподаю и занимаюсь сам.

Затем, легко меняя тему разговора, он добавил:

- Здесь заваривают китайский зеленый чай, улун.      

- Да, я пригласила мастера чайной церемонии, - Елизавета усилием воли заставила себя улыбнуться,  - а в восемь будет небольшой концерт японской флейты. Эклектика, - рассмеялась она, возвращаясь к роли хозяйки вечера, - московская эклектика.

- Действительно, - улыбнулся Егор. – Я могу остаться на концерт?

- Конечно, - кивнула Елизавета. – Вы давно занимаетесь тай-цзы?

- С юности, - ответил Егор и повернул свою прекрасную голову к входу в зал. Там стояла Катя.

Теперь же Елизавета с грустью смотрела на свою дочь. Тяжелый взгляд Кати переполняла затаенная боль. Егор чем-то ранил ее, и сейчас, при этой встрече, судя по всему, неожиданной  для Кати, боль ожила, запустив легкий тик, подергивание левой брови. Я ничего не знаю о своей дочери, подумала Елизавета.  Она страдает,  и ей не к кому обратиться за утешением, хотя кто, если не мать, поддержал бы ее?! Но Катю и Егора следовало оставить вдвоем.

- Покидаю вас, - улыбнулась Елизавета. – Катя, Егор, пейте чай и оставайтесь на концерт.

С этими словами Елизавета, царственно улыбаясь, направилась к художественным девушкам. Те с восхищением смотрели на статную женщину в стилизованном восточном наряде – великолепном  голубом шелковом кафтане  с вышивкой и струящихся брюках, из-под которых выглядывали   изящные серебристые туфельки.

Катя и Егор проводили ее глазами.

- Катя, я действительно вернулся. Все, о чем я осмеливаюсь просить – дать мне объясниться, - тихо сказал Егор.

Он видел болезненное подергивание Катиной брови.  Обнять Катю, прижав к своей груди, и дать ей успокоиться, а затем рассказать о себе все, почти все, кроме самого главного, того, на что у него не хватит мужества,  того, что Кате предстоит услышать от другого человека, но прежде всего обнять ее – этого в те минуты страстно желал Егор.  Однако следовало ждать.

- Хорошо. Я рада, - Катя попробовала сделать глубокий вдох. – Прошло всего-навсего несколько недель, а я как будто год с тобой не разговаривала.

- Я много занимался практикой, - Егор очень легко дотронулся до ее руки, - а когда практикуешь, время идет по другому. Ты еще прекраснее, чем я запомнил, - улыбнулся он.

- Идем, нужно двигаться, - Катя не отняла руку, и Егор осторожно сплел свои пальцы с ее, - вот-вот начнут приезжать гости.  После концерта можно спокойно уйти.

На мгновение Катя испугалась своей навязчивости. Куда уйти, зачем уйти?! Возможно, Егор собирался объясниться прямо здесь, на выставке, сообщив ей, что во время практики на него снизошло озарение, и он понял, что им с Катей не стоит  продолжать общение?!

- Как скажешь, - Егору совершенно очевидно нравилось держаться с Катей за руки, - я свободен., - и он как бы невзначай добавил, - свободен до вечера воскресенья.

Катя улыбнулась, но не стала отвечать Егору. Только теперь, переходя с ним от одного полотна к другому, она осознала, в каком чудовищном напряжении была все время, прошедшее  с их последнего разговора. Катю охватила глубочайшая усталость.  Только не зевать, строго сказала она себе, только этого не хватает – позевывать на выставке мамы, еле-еле передвигаясь по залу!

Начинали прибывать приглашенные. Мастер чайной церемонии обносил гостей чаем, подавая им крошечные пиалы. Возраст мастера не поддавался определению. Сорок? Пятьдесят? Шестьдесят? В традиционном китайском костюме, в шелковой шапочке,  он грациозно двигался среди людей, не проливая ни капли своего благоухающего напитка. Передав чашечку с чаем Егору, мастер, словно признав в том кого-то важного, глубоко и немного испуганно поклонился. Егор легко склонился в ответ.

Отца Кати все еще не было.

- Папа задерживается , - сказала Катя Егору. – Минут через десять, сели он не подъедет, выйду  ему позвонить.

- Он приедет, - уверенно  ответил Егор. – Я чувствую, что ты волнуешься. Не надо. Не волнуйся.

Отец становится все более рассеянным, подумала Катя. Он или пресытился работой, или занят чем-то очень важным, происходящем в его личной жизни. Папа, приезжай!

Но вместо Виктора в зал вошел Михаил, давнишний друг Катиного отца, тот самый, от которого ушла молодая жена , Анна.  Впрочем, Михаил  прибыл в сопровождении новой юной подруги, уверенно шагавшей с ним под руку. Девушка могла годиться ему во внучки. Увидев Катю, Михаил направился к ней и Егору.

- Катя, милая девочка, здравствуй!  Натали, это Катя, я говорил тебе – дочь моих друзей, красавица и умница.

Катя сдержанно улыбнулась. Натали?! Отчего же не «Наталья», не «Наташа»?! Впрочем, и спутница Михаила ограничилась сухим кивком.

- Это – Михаил, друг моих родителей, - сказала Катя, - а это – Егор, - и, поддавшись внезапно проснувшемуся в ней озорству, она не стала уточнять, кем именно  ей доводился Егор. Любовник? Троюродный брат?  Бывший однокурсник? Клиент?

Мужчины обменялись рукопожатиями. Михаил быстро взглянул на Егора, пытаясь определить род занятий знакомого Кати.  Для делового человека тот выглядел слишком безмятежным, для богатого бездельника – слишком зрелым. Узнаю в свое время, решил Михаил.    Затем он уловил то, как зачарованно смотрела на Егора Натали, и, вскипев от бессильного гнева на мир, полный молодых стройных красавцев, резко сказал:

- Приятно познакомиться. Спешу к Лизе, - и с этими словами увел свою подругу подальше от Егора и Кати.

От тех не укрылся заинтересованный взгляд Натали, и, когда Михаил удалился, обняв Натали за талию,  двое тихонько рассмеялись.

- Служение людям может быть очень сложным, - вполголоса сказала Катя, вспомнив полных обожания девиц в спортивном клубе, неизменно окружавших Егора, когда он давал им такую возможность.

- Я люблю тебя, - сказал Егор.

Катя содрогнулась.

Настал еще один  миг, теперь уже последний, когда она могла освободиться от Егора, сведя его признание к шутке. «Я тоже очень  тепло к тебе отношусь», - сказала бы она, и Егор больше не тревожил бы ее, поняв, что опоздал со своими словами.

С ним никогда не будет ни легко, ни просто, быстро подумала Катя. Я только-только начинаю приходить в себя, так стоит ли продолжать, соглашаться на дальнейшие переживания, возможно, еще более глубокие?!

Лучистые, проницательные  глаза Егора требовательно смотрели на Катю, требуя правды. Лгать этому человеку было невозможным.

- Я тоже тебя люблю, - тихо ответила Катя и вздохнула. – Мне было нелегко, пока ты практиковал, - искренне добавила она.

- Знаю. Катя, именно это я хочу тебе объяснить. И прости, не предупредил тебя о том, что приду сегодня. Боялся, ты не захочешь меня видеть. Прости.

От двери в зал за Катей и Егором наблюдал недавно приехавший Петр. Он впервые видел Катю беззащитной. Астрофизик, мрачно подумал Петр. Астрофизик вернулся на Землю, будь он неладен.  У Петра мелькнула мысль забрать только что отданное милой гардеробщице пальто и уйти, пока его не увидела Катя. Однако он тут же одернул себя. Что за нелепость! Кроме того, его могла заметить хозяйка вечера, нужно было поздороваться, пройти по залу, немного поговорить и с Катей, и с ее родителями. Отца Кати, впрочем, Петя не увидел. Елизавета же увлеченно беседовала с седовласым господином в превосходном костюме и юной девушкой, очевидно, его внучкой, как решил простодушный Петя.  Затем господин привлек девушку к себе и поцеловал, отнюдь не по родственному. Мне бы так в его годы, восхищенно подумал Петя, собрался с силами и подошел к Кате.

- Добрый вечер! – застенчиво сказал Петя, думая, что мог помешать явно влюбленным друг в друга людям, стоявшим рука об руку, - только что пришел.

Но и Катя, и Астрофизик, как Петя прозвал Егора, оказались ему рады.

- Егор, Петя – мой друг, друг с ранней молодости, - с улыбкой сказала Катя, чмокнув Петю в щеку. – Это - Егор, - она неожиданно для мужчин очаровательно  расхохоталась и едва уловимо сжала пальцы Егора , - Не знаю, как тебя представлять, Егор. Мастером тай-цзы? 

- Катя говорила, что вы преподаете тай-цзы, - любезно сказал Петя, - должно быть, это очень интересно.

- Интересно и сложно, - ответил Егор.  – Сложно и для меня, и для дорогих мне людей.

Они только что помирились, подумал Петя. Ну. и слава Богу.  Очевидно, разговор был тяжелым, поэтому они мне и обрадовались. Нужно их развеселить.

- Кать, кто тот дяденька с внучкой? – невинно спросил Петя у Кати. – Знаешь их?

Все трое рассмеялись.

- Ты- плохой, - Катя погрозила Петру пальцем, - нарочно спрашиваешь. Это – не внучка. И ты видел Мишу раньше. Это – друг отца. У него просто всегда молодые жены.  Привычка такая.

- Пойду к твоей маме, - решился Петя. – Картины грустные. Ей не скажу. Прекрасные и грустные.

- Иди, - боковым зрением Катя заметила входившего в зал отца и сразу же поняла, что произошло нечто важное и нехорошее.  Виктор  был полностью поглощен своими мыслями  и не замечал никого вокруг. Его не должны видеть в таком состоянии, поняла Катя и сказала -  Отец пришел. Егор, пожалуйста, иди с Петей. Потом представлю тебя отцу. Мне нужно с ним переговорить.

Она быстро направилась к отцу, который остановился у входа, словно не вполне понимая , где он был , и не помня, зачем он туда пришел.

- Папа? – Катя остановилась перед отцом. – Папа? Что случилось? – вполголоса спросила она.

Виктор внимательно посмотрел на подошедшую к нему молодую женщину. Ах, да, Катя, дочь. Я на выставке Лизы, быстро сказал он себе. Нужно взять себя в руки. Немедленно. Знать бы только, как это сделать.

Как и предполагала Елизавета, Виктор приехал на выставку со свидания с Верой. Со свидания, которое завершилось безобразной сценой, совершенно неуместной, недостойной Веры, недопустимой. И поставившей точку в приятном романе, до недавних пор легком и романтичном.

Виктор всегда встречался со своими возлюбленными в дорогих гостиницах, снимая номер на сутки. Целеустремленная Вера очень хорошо зарабатывала и располагала собственной квартирой, но Виктор никогда к ней не приезжал, несмотря на приглашения молодой женщины .  Встреча у нее дома означала бы интимность, гораздо более глубокую, чем хотел Виктор. И он не любил «ходить в гости», никогда не любил, не только к своим подругам. Есть рестораны, есть гостиницы; так к чему же запираться в стенах не своего дома, зачем входить в чужую крепость, где у тебя не будет выбора, где придется есть навязанную тебе еду, пить выбранные другими напитки, становясь невольным свидетелем жизни хозяев?! Он и к дочери заезжал всего лишь один раз, когда Катя только-только купила свою квартиру. Виктору не нужны были «своя чашка» и «свой халат» у любовницы, он искал не второй семьи, а отдыха от своей единственной семьи, ярких эмоций, молодости.

В эту субботу свидание с Верой, как решил Виктор, складывалось прекрасно, именно так, как он и хотел.  Выйдя из душа,  Виктор с удовольствием посмотрел на свое отражение в зеркале. Строгость к себе, диета, биодобавки,  занятия спортом совершенно очевидно шли ему на пользу.  Потенция в норме.  Приятно оказываться на высоте, перешагнув порог шестидесятилетия. Очень приятно. Мне  сорок пять, не больше, сказал себе довольный Виктор.  Максимум, сорок семь.    И рельефный пресс, ха-ха - сколько молодых мужчин могут им похвастаться?!

В превосходном расположении духа, Виктор начал одеваться. Вера все еще оставалась в  постели. Затем она встала и внятно сказала:

- Витя, я хочу поехать с тобой на выставку  твоей жены.

Виктор так изумился ее словам, что замер, не надев  тонкую шелковую водолазку. Он не помнил, чтобы упоминал о Лизиной выставке. 

- Я прочла об открытии  в новостях культуры, - пояснила Вера и жестоко добавила, - Я знаю о тебе больше, чем ты хотел бы, Витя.

Виктор похолодел.

Много, много лет, десятилетия, его первейшей заботой была безопасность – деловая и семейная. И его личные интересы, и дела клиентов требовали прежде всего полной конфиденциальности. Утечки любой информации считались недопустимыми. Сдержанная и проницательная дочь относилась к требованиям безопасности едва ли не строже отца.  Теперь же Вера, на  глазах Виктора  закутываясь в халат, говорила о том, что собирала информацию о нем и его семье. Это конец, пронеслось в мыслях Виктора, наш роман закончен.  Испоганила свидание,  испоганила прекрасный день,  дрянная девчонка, - Виктор чувствовал, как в нем поднималась ледяная ярость

- Тебе там не место, - сухо ответил он Вере, усилием воли сдерживая резкие слова. – Не место.

Он неожиданно понял, и это его испугало, что Вера не раз и не два  могла просматривать его рабочий коммуникатор, пока он принимал душ, как сейчас, или дремал, отдыхая после близости.  Теперь Виктор ощущал себя героем шпионского фильма.  Дрянь, дрянь, дрянь!

- Не место?! Виктор, я – не девочка из провинции, готовая дать кому угодно, лишь бы зацепиться за местечко в Москве. Я – образованная, обеспеченная женщина с прекрасной карьерой. Мое место как раз там, рядом с тобой. Я устала быть на вторых ролях. Расскажи о нас жене. 

Неожиданно для самого себя Виктор рассмеялся.               

Рассказать о Вере! Он представил ледяной взгляд Елизаветы.

- Мне казалось, мы с тобой давно пришли к взаимопониманию, - сказала бы она, - давно решили, что каждый из нас может вести свою собственную жизнь. Но при одном, и важнейшем, условии – не приводить других людей в наш дом. Не упоминать их.  Не позволять им вмешиваться в наши с тобой отношения. Здесь они не существуют. Что изменилось?

И она беспощадно добавила бы:

- Хочешь убежать тот старости? Виктор, ты слишком умен, чтобы искать иллюзию вечной молодости.  Сам же этот разговор – чрезвычайно дурного толка.  Надеюсь, он не повторится.

- Вера, мне не о чем рассказывать жене, - сказал Виктор, отсмеявшись. – Не о чем.

- Делаешь вид, что меня не было? – крикнула Вера. – Использовал и выбросил, так?
Злость уродует, подумал Виктор, глядя на изящную, ухоженную Веру, - уродует. Вере уже и самой порядком за тридцать.  Я  никогда не задавался вопросом, почему настолько привлекательная женщина одинока. Теперь понимаю – дело не в ужасных мужчинах, дело в ней самой. 

- Наши встречи закончены, - сухо сказал он. – Буду крайне признателен, если дальнейших звонков и сообщений не последует.

- Спешишь к жене? – Вера с яростью смотрела на быстро одевавшегося мужчину. – Я могу прийти на выставку и сама. Прикажешь охране меня не пускать? 

- Зачем тебе это, Вера? – Виктор на мгновение остановился и посмотрел на нее. – Ты ведешь себя недостойно. Недостойно самой себя.

- Веду себя, как считаю нужным, - огрызнулась Вера и крикнула. - Я требую того, что принадлежит мне по праву. Я  заслужила признания. Я хочу ребенка. Семью. Не смей меня оставлять!

- Прощай, -  Виктор подхватил свою куртку.  У него возник импульс добавить:  «Номер оплачен на сутки, можешь остаться здесь до утра», но он сдержался, зная, что позднее пожалел бы о своих словах.   – Найди себе свободного мужчину, Вера, с ним и строй семью, - с этими словами Виктор вышел из номера.

-Пошел к черту! – Вера, не унимаясь, вышла за ним к коридор. – Я не исчезну, не надейся!

Виктор сбежал на первый этаж по лестнице, решив не ждать лифта. Внизу, в гостиничном холле, чуть слышно звучал джаз. Освещение было чуть приглушено, пахло свежими цветами. Изящный отель предназначался для отдыха  очень состоятельных людей, искавших романтику и покой, а не бурный секс  на грани или за гранью нормы, и так-то весьма условной.  Истерики женщин здесь были крайне неуместны. Виктор чуть помедлил, ожидая, не спуститься ли следом за ним Вера с новым зарядом ненависти.  Затем он вышел на улицу, в мартовский вечер.

Дрожали руки. Мне шестьдесят пять, и я сбегаю от любовницы, попробовал рассмеяться он, кубарем по лестнице. Однако попытка свести мерзкую сцену и расставание с Верой к шутке не удалась.  Виктор сел в машину и закрыл глаза. Последние годы он заигрывал с идеей не второй семьи, конечно же, но более глубоких отношений с молодой женщиной. Теперь иллюзия испарилась. Содержательные отношения, не затрагивающие союз с Елизаветой, были невозможны, и возраст не защищал его от женского стремления к обретению статуса официальной супруги. Возвращение к реальности оказалось болезненным.

Всего этого, конечно же, нельзя было рассказать дочери, пытливо смотревшей на отца.

- Я в порядке, - Виктор усилием воли улыбнулся. – Сложный день, но это позади. Идем к Елизавете.

Сменить личный телефон, пронеслось у него в мыслях. Завтра же. Держаться естественно перед Лизой. Для нее этот вечер – событие.

Затем Виктор увидел жену, увлеченно говорившую с Катиным приятелем Петей и высоким стройным мужчиной в темном. Любовник, вздрогнул Виктор, этот незнакомый парень – Лизин любовник. Господи, сейчас она мне скажет, что уходит к нему.  Поделом мне, поделом, но что делать?!

- Папа, я познакомлю тебя с Егором, - Катины глаза потеплели, - моим другом. Он там, с Мамой и Петей.

У Виктора отлегло от сердца. Он знал, что, немного придя в себя после расставания с Верой, ненадолго увлечется новой женщиной. Буду предельно осторожен, решил Виктор, осознавая, что, несмотря на возраст, опыт, деньги, деловую репутацию и все свои успехи, все еще так и не повзрослел.  Когда Катя вела его к Елизавете и своим друзьям, Виктор чувствовал себя подростком, шагавшим за старшей сестрой. Егор ему сразу же понравился, большей частью потому, что не был любовником Елизаветы и не представлял собой никакой угрозы.

Вечер шел своим чередом. Прибывали гости, парил по залу мастер чайной церемонии, пришел и начал репетицию сосредоточенный флейтист;  картины Елизаветы превратились в  окна, открытые из зала  галереи в другой мир.

После концерта Катя и Егор ушли.

Катя знала, что ее родители  вместе с избранными друзьями собирались, как всегда бывало в такие вечера,  продолжить празднование в ресторане.  В этот раз она решила к ним не присоединяться.  Ее жгла необходимость поговорить с Егором. Впрочем, ни мать, ни отец, как оказалось, и не ждали, что дочь и ее друг составят им компанию.

Когда Катя подошла к матери, чтобы проститься, та легко махнула рукой:

- Конечно, идите. Я бы и сама ушла.  Была рада с вами познакомиться, Егор.
Петя тоже уходил, но не один – пока Катя и Егор, рука об руку, бродили по залу, он успел познакомиться с одной из художественных девушек и пригласить ее выпить кофе.  Галерея закрывалась через час.

- Куда направимся, Катя? – спросил Егор, когда остались вдвоем.

Несмотря на легкий влажный морозец, в воздухе появилась весенняя свежесть.  У Кати приятно кружилась голова.  Было  очень необычно стоять рядом с Егором на улице, где он казался выше, чем в помещении, и знать, что в ближайшие часы они станут близкими людьми. Или не станут?! Но нет, вечер воссоединения может завершиться только так, ночью, проведенной вместе. 

Катя ощутила, как Егора слегка качнуло. И он волновался, не только она.

Затем Егор сказал:

- Я живу скромно, Катя, но буду счастлив пригласить тебя к себе, - и искренне рассмеялся, - я навел порядок,  не бойся.

Катя улыбнулась ему в ответ:

- Ты был уверен, что я поеду к тебе?

- Конечно, - Егор широко улыбнулся, -  Я знал, что, если ты не прогонишь меня в первую же минуту встречи, мое обаяние сработает, и ты согласишься ко мне заглянуть. Кать, вытер пыль, везде, клянусь. Если это не любовь, то что тогда любовь?!

Катя расхохоталась.

- Удивительная самонадеянность, - проговорила она сквозь смех.

Однако Катя знала, что, приглашая ее к себе,  Егор поступал мудро. Он открывается мне, подумала Катя, и, кроме этого, дает понять, что его не интересует, богата ли я, живу ли я в престижном районе.  Правильно, заключила она.

- Растрогал, едем, - Катя кивнула головой. – Про пыль – сильно сказал. Не могу отказаться.

 - У меня две бутылки полусухого эльзасского в холодильнике, - сказал Егор, когда они сели в Катин кроссовер, -  и немного сыра. А за фруктами нужно бы заехать.

- Заедем, конечно, - Катя включила навигатор. – Нам куда?

Егор назвал адрес в районе Красной Пресни, пояснив:

- Я снимаю квартиру. Мне удобнее жить в центре. Не хочу связываться с машиной. Нет желания заниматься всякими прозаическими вещами, например, техобслуживанием, - и он рассмеялся, - тебе это кажется странным.

- Нет, мне кажется, я тебя понимаю, - ответила Катя, - не хочешь обременять себя хлопотами, которых можешь избежать.

- Да, - Егор опустил спинку своего сидения и отодвинул его назад, - отличное кресло, кстати.

- Не против, если я включу джаз? – Катя на мгновение повернулась к Егору, - Или хочешь побыть в тишине?

-Джаз – прекрасная идея, - Егор улыбнулся. – Тебе понравился концерт флейтиста?

- Да, - Катя выбрала диск с музыкой и убавила громкость. – Так нормально?

- Отлично, - Егор спокойно смотрел вперед, на раскрывавшуюся перед ними дорогу.- Отлично, - повторил он.

Некоторое время Катя и Егор молчали.

Затем Егор  сказал:

- Я – сын очень состоятельных людей, Катя. Там, во Владивостоке, я был наследным принцем.  Мальчиком, у которого появлялось все, что он только мог пожелать. Лет до двадцати  я вообще не считал деньги, даже, мне кажется, не вполне понимал саму концепцию того, что вещи или развлечения чего-то стоили. Я хотел и покупал.

Исповедь началась, поняла Катя. Боже, это происходит, Егор рассказывает мне свою жизнь.

- Катя, я убежден, что каждый человек может отправиться на поиски смысла Бытия и Бога. Стремление к высшему  в нас заложено, оно и делает нас людьми. Но идут этой дорогой немногие.  Самое жестокая потеря для человека – потеря иллюзий. Нам нужны наши воображаемые замки, наши воображаемые чувства.  Жить в иллюзорном мире и не плохо, и не хорошо. Однако, чтобы освободиться, нужен сильнейший импульс. Голос души, единственно верный голос,  должен перекрыть все остальные лживые голоса.

Егор вздохнул.

- Катя, фрукты, - напомнил он и спросил. – Тебе интересно?

- Очень, продолжай, - Катя на мгновение дотронулась до руки Егора. – Скоро подъедем к «Азбуке Вкуса». Фрукты с меня, кстати.

- Хорошо, - Егор все также сосредоточенно смотрел прямо перед собой, - как скажешь.

Он покачал головой, вспоминая свою золотую юность.

- К двадцати я дошел до полного пресыщения.   Я тогда учился на юридическом , Катя, мог бы стать твоим коллегой.  Мы с однокурсниками отмечали завершение летней  сессии. Вечеринка шла в моей квартире – отец подарил мне собственное жилье за год до этого.  Мы пили, танцевали, курили травку, - Егор рассмеялся, - да, Катя, так и было. В какой-то момент моей девушке захотелось мороженого.  Его-то я как раз и не купил. Поэтому вышел в магазин рядом с домом. Помню, как, закрыв за собой дверь подъезда, поднял голову и посмотрел на окна своей квартиры.  Там продолжалось веселье. Молодость казалась мне вечной.  Вечной.

Пауза.

- По дороге в магазин я встретил старичка. Всего лишь старичка, Катя. Седого, согнувшегося под бременем лет, бедно одетого.  Как оказалось, он шел туда же, куда и я, только очень медленно. Я уже выбрал мороженое, когда старичок вошел в магазин. И он поразил меня, Катя, поразил своей беззащитностью перед временем, перед самой жизнью, подходившей для него к концу. Конечно же, я встречал пожилых людей и раньше. Дедушки, бабушки. Но их старость не задевала меня, не отзывалась болью в сердце. Тот же старичок был очень ясным, приветливым, немного растерянным, словно самые простые движения  и слова требовали от него больших усилий и сосредоточенности.   

Пауза.

- В те минуты я осознал, Катя, что не смогу избежать смерти.  А вслед за этим пришло и другое откровение. Я жил не своей жизнью. За меня все было решено с момента моего рождения. Образование,  бурная молодость. Затем я успокоюсь, остепенюсь, займу свое место в деловой империи отца.  Женюсь, стану отцом.  Я не хотел ничего из этого.

Пауза.

- Я принес своей девушке мороженое.  Веселье  в ту ночь так и не захватило меня. Последовало лето, горькое лето, когда я не понимал, что со мной происходило, потому что все привычное утратило ценность. Осенью я ушел в армию. Отец пришел в дикую ярость. Сын взбунтовался! Но мне нужно было уйти, исчезнуть.

Затем Егор добавил:

- Подъезжаем к супермаркету, Катя. Найдешь, где припарковаться?

- В переулке, - Катя свернула с Садового кольца. – Пройдемся немного?

- Конечно, - Егор повернулся к ней и спросил, - Я тебя не утомил?

- Ничуть, - ответила  Катя, поглощенная историей Егора.  – Твой путь напоминает путь Будды. Я смотрела фильм Бертолуччи,  читала о буддизме.

- Путь любого ищущего человека – путь Будды, - отозвался Егор. – Идем!

Они вышли из машины и, не торопясь, побрели к магазину.

- Люблю, когда начинает пахнуть весной, - Катя подняла лицо к ясному темно-синему небу. – Даже в центре свежо. Думаешь, еще будут снегопады?

- Надеюсь, нет, - Егор улыбнулся. – Знаешь, уехав из Владивостока, я сперва осел в Петербурге. Там бывает непереносимо холодно зимой. Жестокий влажный мороз. Очень мерз.

- Ты уехал сразу после армии?- спросила Катя.

- Нет, не сразу. Вернулся и понял, что мне интересен Восток, все, что с ним связано. Не стал восстанавливаться на юридическом, начал учиться на востоковеда. Я – китаист по образованию, Катя.

У входа в супермаркет Егор остановился.

- Давай завершу первую часть истории, прежде чем мы войдем, - сказал он, осторожно обняв Катю. -  Пока я служил, отец развелся с матерью. Ушел к другой женщине. Там у него родился еще один сын, мой сводный брат. Развод родителей освободил меня, Катя. Отец утратил ко мне интерес. И мать позднее вышла замуж во второй раз.  Ее второй муж ведет дела с Китаем. Хороший дядька. Он и поддержал меня, когда я учился. Я подрабатывал у него переводчиком, прежде чем уехать. Да, я довольно сносно знаю мандаринский, представь себе.  И в Москве общаюсь с китайцами, чтобы не забывать язык. А во время своей второй учебы я начал заниматься тай-цзы. Вот теперь можем входить, - и Егор галантно пропустил Катю вперед.

В супермаркете они начали дурачиться. Напряжение первых часов встречи отступило, сменившись таким же глубоким расслаблением. Егор с чрезвычайно серьезным видом уверял Катю, что большинство красивых экзотических фруктов напечатано на китайском 3D-принтере.

- Катя, честно, напечатано. Их же миллиард человек по самым скромным подсчетам, поэтому они вовсю осваивают печать еды. Немного разноцветных красителей, исходная масса, и готово.

-Что за исходная масса? – хохотала Катя. – О, нет, не отвечай. Не хочу знать.

- Соя и всякая чепуха, что под руку подвернется, - любезно пояснил Егор. – Например…

Катя ладошкой закрыла ему рот.  И покупатели, и продавцы любовались красивой парой влюбленных, поглощенных друг другом. Весьма солидный господин услышал слова Егора о печати еды и, не выдержав, искренне рассмеялся, но затем украдкой вернул на полку нарядную упаковку с киви, решив как следует изучить этот вопрос.

Впервые за очень долгое время Катя ни о чем не думала. Ее подхватил и увлек поток чистого существования в каждом миге настоящего.  Просто быть; каждая минута становилась бесконечной, вмещая в себя бессчетные фрагменты, составлявшие картину вечера: звуки, запахи, движение, свет, цвет, ощущение близости Егора, смех, его взгляд, вкус сухого печенья, которое они купили  и, голодные, с наслаждением начали грызть в машине.

Затем они подъехали к дому постройки советских времен, где снимал квартиру Егор.

В подъезде, однако, дежурила консьержка.

- Нам на пятый этаж, -  сказал Егор Кате, вызвав лифт. – Квартира когда-то была двухкомнатной, насколько я понял, но из нее сделали студию. Как раз то, что мне нужно. Дом элитной серии, здесь потолки выше, чем в то время обычно делали.

В лифте Катю охватило было волнение, но тут же угасло, сменившись любопытством. Как жил мастер тай-цзы, любимец женщин, наследный принц, отказавшийся от царства?!

Квартира Егора напомнила Кате ее собственную. Простор, минимум мебели, светлые тона. Как и у нее, небольшая кухня отделялась от жилой части просторной комнаты стойкой. Свиток с пейзажем на одной стене, каллиграфическая надпись – на другой. На полке с книгами – бронзовая статуэтка, мудрец на быке. В углу, рядом с диваном – свернутый гимнастический коврик. Запах сандала.

- Как только увидел эту студию, сразу же снял, - Егор поставил на пол пакеты с фруктами и печеньем и взял у Кати куртку. – Проходи. Ванная слева.

В небольшой сияющей ванной Катя быстро привела себя в порядок и посмотрела на тюбики, лежавшие на полочке над раковиной. Если я останусь на ночь, то утром возьму вместо крема бальзам после бритья, решила она. Как же давно я не собиралась остаться у мужчины на ночь в своем родном городе, тихо рассмеялась Катя, забыла, как это делается – как спать не дома, не одной. Годы и годы назад она взяла за правило возвращаться к себе  даже после самых бурных свиданий. Андрей, с которым Катя рассталась в ушедшем году, переехал к ней на время их недолгой общей жизни, так что она оставалась в своей квартире. Во время отпуска, если Катя путешествовала не одна, она уставала от постоянной близости с другим человеком и высыпалась после возвращения, в Москве. Но сейчас я с Егором, сказала себе Катя. От него невозможно устать; как бы самой не надоесть ему, прежде чем наступит утро! Она решительно вышла из ванной.

За несколько минут Егор успел накрыть маленький журнальный столик, поставив на него бутылку вина, бокалы и два блюда, с сыром и фруктами. Для сидения в комнате предназначались два мягких кресла-пуфа, и Катя с наслаждением опустилась о одно из них, внезапно почувствовав, как устала за день.

-   Отдыхай, - сказал Егор, передавая Кате бокал с вином, - отдыхай. А я продолжу говорить, если ты не против. Рассказать осталось немного.

- Слушаю, - Катя улыбнулась и сделала глоток вина. – У тебя хорошо. Спокойно. Вино чудесное.

- Спасибо, - Егор осторожно покачал свой бокал. -  Я пью редко. Но не отказываюсь от алкоголя полностью.  Любой полный запрет на что-либо нарушает гармонию.  А не курю с возвращения из армии.  Там курил, естественно. Так вот. Я начал заниматься тай-цзы. Естественное продолжение моего увлечения Востоком.

Егор вытянулся в кресле и прикрыл глаза. Он успел сменить строгие брюки на джинсы, но рубашку оставил прежнюю, нарядную. Сосредоточенный на своей истории, погруженный в воспоминания, Егор был прекрасен.  На мгновение Кате показалось, что она видела сон, что ей снилась эта сцена в мягком рассеянном свете торшера. 

Однако разговор происходил на самом деле, потому что Катя никогда не придумала бы того, что сказал Егор.

- Занимался и занимался, - продолжил Егор. – Миллионы людей занимаются ушу, тай-цзы, цигун, йогой, восточными боевыми искусствами и живут спокойно. Я не убеждал себя, что чувствую нечто особенное, выполняя формы. Мне нравились сами занятия. И, что говорится, я дозанимался. Настал день, когда я увидел потоки энергии.  Могу описать свой опыт только самыми простыми словами.

Егор сел прямо и сплел пальцы рук.

- Я выполнял форму в Китае, в  парке недалеко от гостиницы, где остановился второй муж моей матери и его партнеры из Владивостока. Ранее утро. Рассвет. Свежесть. Пение птиц. Сначала я увидел перед собой, на уровне моих глаз, пульсирующее фиолетовое пятно. Я не прервал выполнение формы. Было чувство, что нужно продолжать. Немного ломило переносицу, но приятно.  Никакого страха. Затем фиолетовый свет вспыхнул и стал ослепительно белым. Еще одно мое движение, и я увидел, что происходило вкруг  меня.

Катя отставила бокал и подалась к Егору, завороженная его словами.

- Катя, энергии нашего мира, энергии Космоса невозможно достоверно описать. Язык беден. Но попробую. Представь себе, что ты видишь реку, но не одно-единственное место, куда ты смотришь. Ты видишь всю реку, весь поток, каждую его каплю, непрерывное движение.  Перед тобой не только пространство, но и время: траектория каждой капли, ее слияние с другими каплями, их расхождение, новое слияние, само бытие реки. Я сказал «перед тобой», но в действительности ты видишь и то, что сзади тебя, сверху, снизу, под тобой, потому что ты – одна из капель, а, следовательно, ты – часть потока, сам Поток.

Егор мягко улыбнулся.

- Катя, я не знаю, почему был выбран из множества гораздо более достойных людей. Не знаю. Я ничем не заслужил свой дар выходить за пределы известного нам материального мира и сливаться с Потоком. Да это и невозможно заслужить, это милость Творца, Бога, кем бы или чем бы Он ни был.

Катя не отводила от Егора глаз.  Он протянул руку и нежно, мимолетно , погладил ее по щеке.

- После первого выхода, или, можно сказать и так, после моего первого возвращения домой, в Космос,  произошло много разных событий.  Потребовалось время, чтобы привыкнуть  к существованию в разных реальностях.  Затем у меня появился Учитель. Он приходит во время моей личной практики. Иногда это – благообразный китаец средних лет, иногда – свечение, сходное с человеческой формой. С появлением Учителя мне стало спокойнее. Я все еще учусь жить и обычной жизнью современного мужчины, и жизнью существа, для которого человеческое тело – всего лишь одна из его форм. Когда я – человек, обычный преподаватель иай-цзы, я могу устать, поддаться раздражению, разгневаться.  Когда я выхожу за пределы своей материальной формы, я вечен. Когда-нибудь я уйду из тела навсегда и полностью сольюсь с Потоком. Но не скоро.  Я хочу прожить долгую человеческую жизнь, Катя, мне нужен весь ее опыт, каким бы горьким он подчас не становился.

Егор вздохнул.

- Я не могу не практиковать. Не могу. Зов Потока будет всегда перекрывать любой другой голос, даже твой, Катя.  Но знай, то, что я чувствую к тебе, искренне и очень, очень важно для меня. Для меня, обычного Егора, и для того, другого, вечного Егора. Ты – часть нашей с ним общей судьбы. Мы смотрим на тебя одними глазами, мы оба любим тебя.   

Егор умолк. Катя встала и подошла к окну.

Сумасшедший, шизофреник? Но я верю тому, что услышала, , сказала себе она, верю, потому что вижу то, другое, существо, в удивительных, лучистых, нечеловечески глубоких глазах Егора. Тогда сумасшедшая и я.

Егор встал вслед за Катей. Он ждал ее решения.

- Я бы хотела некоторое время, - начала Катя, и глаза Егора померкли, потому что он представил себе, как она говорит « некоторое время побыть одна», - я бы хотела некоторое время встречаться только с обычным Егором.  С современным мужчиной, который преподает тай-цзы. Это возможно?  - уточнила она. – Мы можем побыть обыкновенными людьми?

- Можем, - Егор с облегчением рассмеялся, - как угодно долго. Ты будешь знать, чем я занимаюсь, когда ухожу в свою практику. Только и всего.

- Я бы выпила, - решительно сказала Катя, возвращаясь в кресло. – Печенье вкусное.  Когда ты начал преподавать тай-цзы?

- Когда у меня появился Учитель, - Егор улыбнулся, - я осознал, что путь, по которому я иду,   открыт не только мне.  Однако, чтобы сделать первый шаг, человеку нужно знать, что первый шаг возможен.  Нужен кто-то, способный помочь в самом начале дороги. Кто-то, сделавший и второй шаг, и третий. 

Катя кивнула, соглашаясь с Егором.  Затем она отпила вина и сказала как можно мягче, чтобы не показаться резкой :

- Путей должно быть много, разве не так? Или, возвращаясь к Потоку, есть множество течений, его и составляющих? 

- Конечно, - Егор внимательно смотрел на нее, - высшее же мастерство, Катя – это жить, жить, познавая себя и в то же время не утрачивая связи с окружающим миром. Так я пока не могу. Порой моя практика превращается в бегство.  Ты это чувствуешь.

Он помолчал, собираясь с то ли мыслями, то ли с духом, чтобы продолжить:

- Стань той, кто никогда не даст мне утратить связь с действительностью. Мой опыт жизни не будет полным, если я продолжу прятаться от вызовов этого мира в другом. Помоги мне укорениться в настоящем, Катя, укорениться, чтобы я мог взлетать все выше и выше.

Затем Егор рассмеялся:

- Я – эгоист, Катя, потому что прошу всего, ничего не предлагая взамен.

Катя  улыбнулась:

- Да, я обратила внимание. Передай сыр, пожалуйста. 

Произнеся слово «сыр», Катя неожиданной для самой себя вспомнила Петю – то, как покупала ему голландский сыр и везла  в Москву с своем нарядном чемоданчике, немного сердясь из-за того, что ее изящные вещи могли пропитаться  не очень подходящим запахом. Она искренне рассмеялась и пояснила Егору:

- Вспомнила Петю. Привезла ему сыр из Амстердама. Ха-ха, извини. В этом весь Петя – если ему что-то и нужно, то обязательно сыр или какая-нибудь копченая рыбка, с которой и в самолет-то не пустят. 

Егор улыбнулся, но его глаза стали очень серьезными:

- Катя, я не спрашиваю, близкий он друг, потому что знаю – близкий. 

Катя кивнула головой, давая понять Егору, чтобы он продолжил.

- Ты – абсолютно свободный человек, - сказал Егор, - абсолютно. Гораздо более свободный, чем я.  Нужно быть безумцем, чтобы стараться тебя ограничить, навязать тебе свое мнение.  Я – не безумец, Катя. Ты никогда не будешь счастлива в банальных отношениях, поэтому ты и здесь, со мной.  Знай, я уважаю тебя за мужество жить так, как ты считаешь нужным. Уважаю. 

- Да, свои ограничения выбираю я сама, - согласилась Катя. – Только я. Со мной и Петей в молодости приключалось много всякого. В общем-то, - и она вновь искренне расхохоталась, - со мной и сейчас приключаются удивительнейшие вещи. Например, - и Егор засмеялся вместе с ней, - я встретила тебя.

Она и есть мой якорь в этом мире, быстро сказал себе Егор, любуясь Катей, это она – женщина, которой ничего от  меня не нужно, которой ни от кого ничего нужно, которая никогда не солжет и не будет искать своей выгоды в любви. Катя, Катя, ты способна на безусловную любовь, не жертвенную, а безусловную.  Если ты когда-нибудь займешься практикой, то уйдешь так далеко, что мне понадобятся жизни, чтобы догнать тебя. Я могу быть собой.

- «Встретила» - мягко сказано, - подхватил он легкую волну, - Катя, насколько я помню, ты на меняя налетела в клубе.  Сбила с ног, сбила с толку. А я тогда только-только вернулся из Непала. Удивился, что за женщина такая храбрая. Пока присматривался, влюбился по уши.  А кто ты, так и не понял.

- Меня очень легко понять, жаль, что никто этого не делает, - парировала Катя, наслаждаясь ем, что больше всего любила в разговорах с мужчинами – словесным поединком.

- Поверить не могу, что ты на свой используешь слова Лао-Цзы,- вскричал Егор и расхохотался. – Катя, это  же «Мое учение легко понять…»!

- Ха, я читаю книги, - с торжеством ответила Катя. – Расскажи мне о Китае. Тебя там не хотели женить на китаянке?

- Хотели, скрывался, - Егор удивился ее интуиции, потому что действительно пережил романтическое увлечение в начале своих поездок в Поднебесную. – недели две ходил в астральном теле, пока искать не перестали.

Так, слушая и комментируя истории друг друга, Катя и Егор проговорили до начала первого, допив первую бутылку вина и начав вторую. Затем в беседе наступила пауза.

Пора уезжать, решила Катя, нужно вызвать такси. Заберу машину завтра. Чудесный вечер.

Долгий опыт романов научил ее не торопить события. Возможно, для Егора любовь означала платоническое единение душ?! Ну что же, высплюсь дома, буду долго завтракать воскресным утром, задаваясь вопросом, не пригрезилась ли мне суббота, сказала себе она. 

- Давай помассирую тебе ножки? – неожиданно сказал Егор. – Я очень хорошо массаж делаю. Честно, учился в Китае.

Похоже, я все-таки остаюсь, успела подумать Катя, прежде чем Егор пересел на диван, ближе к ней, и нежно взял ее правую ступню руками.

- Обожаю женщин в черных носках,- рассмеялся он, большей частью для того, чтобы побороть свое собственное волнение. – Можно снять?

- Обожаю решительных мужчин, - Катя устроилась в кресле так, чтобы полулежать, и закрыла глаза. – Это прелюдия к чему-то большему? – с деланной осторожностью поинтересовалась она у Егора.  – Понимаешь, носочки – очень личная, интимная часть женского туалета.

- Да, это прелюдия, - ответил Егор. – Конечно.

Он надавил на болезненную точку на Катиной стопе, и она охнула. Мгновением спустя боль сменилась пульсацией, и пришло блаженство.

- Каким же тогда будет секс? – вполголоса спросила она саму себя, но Егор ответил ей, начав разминать  ее пальцы:

- Каким захочешь, Катя.

- Спонтанным, - быстро ответила Катя и протянула Егору левую ногу, - спонтанным.


… И прежний опыт утрачивает значение, мы прежние утрачиваем значение. Не важно, что происходило между нами и  другими; они могли быть хуже или лучше, мы могли быть хуже или лучше, мы могли быть утонченны или безыскусны, они могли быть грубы или нежны, не важно; теперь  прежние роли забыты, мы – это мы, секс – не игра и не способ расслабиться после долгого дня, то, что происходит сейчас – продолжение общения, продолжение узнавания друг друга, и для тебя, и для меня, разве не так?! Нет ни времени, ни пространства, я вхожу в Поток, ты входишь в Поток; разделение на тебя и меня исчезает, мы становимся единым целым и отдаемся волнам наслаждения, ничем не замутненного, потому что нам не нужно ничего доказывать ни самим себе, ни друг другу, мы просто есть, и, если мы и не совершенны поодиночке, мы совершенны вместе, дополняя друг друга…


-Бокал вина? – спросил Егор, поглаживая Катю по спине, - я больше не буду, у меня завтра вечером два занятия, но тебе налью.

- Да, пожалуйста, - Катя с наслаждением потянулась, ощущая легкость во всем теле.- Не откажусь.

Егор встал и, взяв с пола ее бокал, отправился к холодильнику.

Он великолепен, подумала Катя, рассматривая его, ни одного изъяна. Превосходный мужчина. Легкий, сильный, чуткий, как будто мы знаем  друг друга годы и были близки множество раз, открыв друг другу все свои интимные секреты. Егор почувствовал ее взгляд и повернулся.

- Ты в порядке? – спросил он.

- В полном, - отозвалась Катя. – Мне уехать? – спросила она.

- В смысле, уехать? – Егор поставил ее бокал на кухонную стойку.

- Чтобы ты выспался, - Катя села, готовая начать собираться. – Перед занятиями.

- Катя, - рассмеялся Егор, - Катя, я не собираюсь высыпаться. Мы только начали, разве нет? Я свободен до вечера воскресенья. Оставайся.   

- Остаюсь, - согласилась Катя, - остаюсь.

Егор вернулся к дивану  и передал Кате бокал с вином. Затем он сел рядом с ней и попросил, ласково погладив по предплечью:

- У меня просьба, Катя. Встреться немного позднее с одним очень важным для меня человеком, пожалуйста. Моя история не будет полной без этой встречи. В конце апреля, в начале мая.  Хорошо?

- Конечно, - согласилась Катя. – Этот человек живет в Москве?

- Да, в Москве. Спасибо, - Егор улыбнулся. – А сейчас я могу рассказать тебе, как один раз вызвал дождь. Самый настоящий дождь, Катя.  Слушай, дело было так.




Катя остановила свой кроссовер рядом с нужным ей домом на одной из линий Серебряного Бора.

Заканчивался апрель. Деревья уже окутала нежная зеленоватая дымка готовой вот-вот распуститься листвы, земля становилась теплее и теплее с каждым ясным, безветренным днем. Ночи были полны истомы, предвещавшей скорое лето.

Полдень субботы.       

Катя вышла из машины. Егор отправил ей адрес накануне вечером, добавив: «Встретимся там, потом поедем ко мне. Я тебя люблю, Екатерина.»

Вечера суббот и воскресенья стали временем их встреч. Егору нравилось, когда Катя приезжала к нему, в небольшую квартиру на Красной Пресне.   Она не возражала.  На часы их свиданий внешний мир исчезал, простая обстановка не имела значения, Катя была бы готова проводить с Егором ночь где угодно, слушая его спокойное дыхание перед тем, как погрузиться в сон самой.  Он засыпал первым, и первым же просыпался, успевая до Катиного пробуждения приготовить завтрак.  Внимательный любовник.  Катя чувствовала себя юной.  Егор не отличался стеснительностью и спокойно ходил по комнате обнаженным, давая Кате возможность любоваться своим телом. И она любовалась; его движения, когда он выполнял самые простые дела, например, пил чай или брился, завораживали, словно Егор превратил всю свою жизнь в практику тай-цзы, в выполнение одной грандиозной формы. 

Однако Катя оставалась собой, зрелой женщиной, уже принявшей самые важные решения в своей жизни. У нее не появлялась мысль, как чудесно было бы родить ребенка от Егора и воспитать его самой, наняв няню, двух нянь. Мне нужен только Егор, поняла Катя, только он сам.   

Однако, загадочная встреча.

Коммуникатор Кати мягко завибрировал, и она взглянула на экран, подумав, что, возможно, ей писал Егор.

Но нет, пришло неожиданное сообщение от Ивана, о котором Катя успела забыть.  Он не писал ей несколько недель, как раз тех, в которые Катя была поглощена Егором.

« Ангел, я скоро возвращаюсь. Позволишь взглянуть в твои глаза и увидеть в них Вечность?»

Отвечу позднее, решила Катя. Не хочу сейчас ни на кого отвлекаться. Да и в моих глазах ты увидишь не Вечность, Иван, ты увидишь там другого мужчину, который проник мне в душу, сделав возможным то, о чем я мечтала в юности – обретение завершенности.

Катя подошла к высокому внушительному забору и нажала кнопку звонка у калитки. Она не знала, с кем ей предстояло встретиться.  Таинственный персонаж из прошлого Егора?! Китайский мастер тай-цзы?! 

Калитка открылась,   и Катя увидела просторный тенистый участок, в глубине которого, среди сосен, словно парил над землей изящный загородный дом со стеклянным фасадом. Между деревьев была выложена каменная дорожка; ближе к дому стояли несколько плетеных кресел и деревянный столик, накрытый, очевидно, для чаепития. На мгновение Катю охватила искренняя грусть от того, что у нее никогда не было дачного детства с бабушками и дедушками – родители Елизаветы погибли в автомобильной аварии  до рождения внучки, родители   Виктора развелись, когда тому едва исполнилось двадцать, жили в новых семьях,  общим сыном не интересовались и о Кате не помнили.

Из дома навстречу гостье вышли светловолосая женщина и темненький мальчик лет пяти. У Кати болезненно сжалось сердце. Ее беспощадная интуиция подсказала ей, что встреча с ними не сулила ничего хорошего, побуждая бежать, бежать прочь и никогда не возвращаться. Усилием воли заставляя себя идти прямо и любезно улыбаться, Катя подошла к женщине и мальчику. Однако стоило ей взглянуть на ребенка , как она пошатнулась.

С чудесного, серьезного   детского личика на Катю смотрели лучистые, теплые, ясные глаза Егора. Это мог быть только его сын.

Затем Катя подняла взгляд на женщину и содрогнулась. Диана, холодная красавица из спортивного клуба, которую Катя порой встречала в раздевалке.

Катя так резко побледнела, что Диана быстро обняла ее, поддерживая, и тихо, так, чтобы ее не услышал мальчик, сказала:

- Катя, Катя, девочка, это не то, что вы думаете. Олежек не мой родной сын. Сын Егора, но не наш общий ребенок.  Я объясню вам.

Затем она отпустила Катю и обратилась к мальчику:

- Поздоровайся, а потом можешь поиграть за домом, но тихо. Папа занят практикой.

Мальчик протянул Кате ручку и представился, как его, очевидно, учили:

- Я – Олег. Очень приятно с вами познакомиться.

Катя пожала его ручку и сказала, стараясь звучать естественно:

- Я – Катя. Очень рада тебя увидеть. 

Мальчик улыбнулся ей улыбкой Егора и, весело подпрыгивая, убежал за дом.
Диана покачала головой.

- Катя, простите Егора за то, что он не сказал вам о сыне. И давайте присядем к столу, я расскажу вам, что вы были бы должны услышать от самого  Егора.  Он здесь, как вы поняли. Сейчас его практика – бегство от объяснений. Его практика зачастую – бегство, но, и я хочу в это верить, вы сможете научить Егора бесстрашию.  Идемте!

Затем Диана рассмеялась:

- Я не представилась сама. Прекрасные манеры. У меня, очевидно,  чувство, что мы с вами уже знакомы. Я много раз видела вас в клубе. Так вот, меня зовут Диана. Я – владелица нашего спортивного клуба, решила открыть его, чтобы мне самой всегда было, где потренироваться и отдохнуть, -  с улыбкой добавила она.

- Екатерина, - сухо назвала свое имя Катя. – У вас прекрасный клуб.

- Спасибо, - они подошли к столу, и Диана отодвинула одно из кресел, приглашая Катю присесть. – Чай заварил Егор. Катя, скажу вас сразу – я намного старше вас. Мне пятьдесят пять.

Пятнадцать лет, изумилась Катя, всегда считавшая незнакомку в клубе своей ровесницей. Пятнадцать лет разницы в возрасте!

- Руки можно вымыть в доме, дверь справа от лестницы, - сказала Диана, разливая чай.

Катя покачала головой:

- История, Диана. Пожалуйста, сначала история.

Диана села в кресло напротив Кати.

- Да, конечно, понимаю вас.  Хорошо. Поймите, я волнуюсь. И восхищаюсь вашим самообладанием. Так вот.

Диана вздохнула, собираясь с мыслями, и начала:

-  Катя, шесть лет назад, когда Егор начал преподавать в моем клубе, вокруг него сразу же поднялся вихрь болезненных страстей.  Он – моя последняя страстная любовь. Не последняя любовь, как позднее выяснилось, но последняя страстная любовь. И недолгая. Была я, и была ученица Егора,  совсем молодая женщина. Мы с
ней , конечно же, друг о друге не знали. Сейчас я понимаю, что в то время Егор начал искать в женщинах источник энергии, способный уравновесить его самого. Этот источник – вы, Катя,  в конце концов, Егор нашел вас, и его метания завершаются, маятник останавливается.  Мы же, та девочка и я,  быстро наскучили Егору, требовательные, каждая на свой лад, надоели ему, но недостаточно быстро – оказалось, что Аня в положении. 

Диана немного помолчала, глядя вдаль, затем продолжила:

- Катя, я – абсолютная одиночка. Никогда не была замужем, никогда не хотела детей. Вела  дела с отцом и младшим братом, теперь – с братом. Мы – строители. Но то время, в пятьдесят, я начала думать, что, возможно, совершила ошибку, отказав себе в ребенке. И вот тогда, когда Егор сообщил мне, что его ученица беременна, сообщил в своей очаровательной бесстрастной манере, как о начавшемся дожде, который должен скоро кончиться, я вдруг поняла, что этот ребенок нужен мне. Его не хотели ни Аня, ни Егор. Он и предупредил-то меня не как близкого человека, с которым хотел посоветоваться, как поступить, нет, а как хозяйку клуба, на случай, если вспыхнет скандал.

Диана глубоко вздохнула.

- Катя, я уговорила Аню родить и отдать их ребенка мне. За очень, очень существенное вознаграждение. Не стану утомлять вас юридическими подробностями, но на некоторое время мы с Егором оформили брак.  Аня получила свои деньги и исчезла. Последнее, что я знала о ней – она увлеклась йогой, уехала в Индию, живет там в ашраме. В прошлом году мы с Егором развелись также тихо, как и поженились. Егор  живет своей жизнью, и так будет всегда. Летом он любит приезжать сюда, на свежий воздух. Буду рада видеть вас вместе с ним. Мои чувства к Егору давно угасли. Сейчас мы- друзья. Олег – мой сын, Катя, мой, пусть и не по крови. И сын великого человека. Каким бы жестоким ни казался подчас Егор, он – великий мастер, Катя.  Я не смогла с этим  примириться. Но вы, вы сможете. Когда Егор рассказал мне о вас, о вашей силе, о вашем мужестве перед жизнью, о том,  что полюбил вас, я подумала, что у Олега должно быть три матери, одна из которых дала ему жизнь, в то время, как две другие вырастили и воспитали.

Катя  молчала, собираясь с мыслями.      

Затем она сказала:

- Я могу вымыть руки?

Не хочу ничего отвечать, думала Катя, не сейчас, не до того, как увижу Егора. Да и что я могла бы сказать Диане такого, чего не знает она сама?!

Идя к дому, Катя едва не расплакалась. Но горевать  было не из-за чего. Не из-за чего. Егор ее любил. В ванной она осторожно промыла глаза. Через несколько часов они с Егором останутся вдвоем, нужно взять себя в руки и не омрачать долгожданное свидание печалью. Катя несколько раз глубоко вдохнула и выдохнула, начиная успокаиваться. 
 
Она вышла из дома в тепло чудесного апрельского дня и, чуть помедлив, не стала возвращаться к столу, а свернула за угол,  идя в глубь участка.

Там, на полянке между сосен, в рассеянных лучах Солнца, занимался Егор. Некоторое время Катя тихо стояла в отдалении, впитывая каждое его движение, понимая, что они с ним никогда не будут обсуждать его историю, что ей не остается ничего другого, кроме полного, абсолютного приятия этого человека, а затем повернулась и, не торопясь, пошла пить чай.   

                КОНЕЦ ИСТОРИИ