Послесловие. Город в прицеле

Д’Артаньян со вздохом сложил ветхие свитки в маленький сундучок, и задвинул его в нишу под подоконником. Уцелели они здесь, наверное, потому что нынешние хозяева старались сохранить правое крыло в первозданном виде.
Когда он появился в замке первый раз, и осторожно поведал его нынешним хозяевам, что он является истинным хозяином этого дома, и у него имеются документы, удостоверяющие его права, хозяйка упала в обморок, а у хозяина начался нервный тик. Конечно, хорошо, что когда-то он догадался все эти документы на наследство, которое давным-давно размотали его предки, сложить в сундучок и вернуть из Парижа в отцовский замок. Каким-то чудом сундук уцелел: скорее всего потому, что никто за эти четыреста лет не взялся за ремонт этого крыла всерьез. Как владелец поставил его в нишу, так и стоял он в ней все эти долгие годы, и этот факт убедил чету нынешних владельцев, что их предшественник говорит правду. Окончательно они поверили ему, когда, сбив замок, он достал ветхие свитки, на которых выцветшими чернилами, гусиным пером, были написаны все дарственные, скрепленные королевскими печатями.
Нынешние хозяева, в конце-концов, смирились с фантастическим явлением своего немыслимо дальнего предка: он особенно ни на что не претендовал, в родных краях бывал редко, а когда наведывался, то ограничивался пребыванием в этом, старинном, крыле, которое ему и отвели к общему удовлетворению. По-договоренности, эти комнаты остались за ним, как и кухня, и второй этаж, где помещалась спальня и комната для гостей. В кухне даже уцелел стол, который Шарль д’Артаньян помнил еще с детства: матушка шила и вязала за ним зимними вечерами, а к Рождеству у огромного камина собирались гости из окрестных деревень и Лупиака. К д’Артаньяну гости не наведывались, а сам он предпочитал навещать друзей; вот и теперь решил съездить к Атосу, в его крохотное поместье в Русийоне.
С тех пор, как закончились их невероятные приключения, друзья виделись не слишком часто: все были заняты своим обустройством, искали свое место в мире, отлично понимая, что это их последнее пристанище, и прожить оставшуюся часть жизни надо так, чтобы ни о чем не жалеть. Судьба, доставшаяся им, была невероятной, можно было бы и использовать оставшееся время, чтобы снимать сливки с былого, выступая живыми свидетелями прошедших веков, но никому из четверки друзей такое даже не пришло в голову. Каждый, в итоге, более-менее определился со своим занятием, и теперь можно было подумать о встрече.
Д’Артаньян, как и в далеком прошлом, решил предпринять такое путешествие и навестить, для начала, Атоса.
Бывший капитан мушкетеров слабо представлял себе, чем занимался его друг: Атос, в их нечастых беседах по Скайпу, не касался своих личных дел, больше расспрашивал друга, и только раз, зазывая его в гости, посулил отличное вино. Они виделись редко еще и потому, что гасконец был занят на службе. Да-да, д’Артаньян служил при штабе военной разведки Франции, но занятия свои не афишировал, и даже друзья его ничего толком не знали о его делах. Занимался полковник д’Артаньян борьбой с терроризмом, но в каких операциях он участвует, и куда его забрасывает служба, известно было только его начальству.
Представившийся короткий отпуск шевалье решил посвятить только друзьям, не совмещая его, как частенько бывало, со службой.
Зайдя в конюшню, где скучал его жеребец по кличке Лютик (в память о незабвенном даре отца, д’Артаньян не устоял перед мастью лошади и дал ему это имя), гасконец потрепал его по лоснящейся морде, поцеловал теплый храп и вздохнул: «Нет, дружище, не в этот раз. Времени у меня маловато, придется воспользоваться машиной. Но я тебе клятвенно обещаю: как только вернусь, мы с тобой совершим восхитительную прогулку в Лупиак».
Собрался военный за 15 минут, кинул в машину дорожную сумку, распрощался с хозяевами, поручив им Лютика, которого нынешний хозяин усадьбы, большой любитель лошадей, очень любил и холил, и погнал свой «Ситроен» по извилистым дорогам Гаскони к ему известному замку Тур де Турен.

Дорогой д’Артаньян размышлял: это было его любимое занятие в пути, а дорога, стелющаяся под колеса ли машины или под лошадиные копыта, только упорядочивала его мысли. Он предупредил Атоса о своем приезде, и, как всегда после продолжительной разлуки, испытал невольное волнение, завидев у ворот знакомую стройную фигуру.
Атос, еще издали приметив его машину, единственную на дороге, ведущей в его владения, поспешно вышел навстречу другу. Гасконец заглушил мотор, не спеша вылез из машины, привычно щелкнул кнопкой пульта, закрывая замки двери, и молча шагнул навстречу другу. Атос, так же молча, положил ему руки на плечи и слегка развернул к солнечному свету, пробивавшемуся сквозь густую листву: разглядывал его лицо так внимательно, словно пересчитывал каждую морщинку, ведя учет новым - теперь течение жизни отмечалось на них, как и на всех обычных людях. А потом, словно опомнившись, притянул д’Артаньяна к груди и сжал его в объятиях со всей доступной ему силой и нежностью. Д’Артаньян почувствовал, как слезы навернулись ему на глаза.
- Пойдемте, мой дорогой, вам уже приготовлена комната, - Атос, все еще обнимая друга за плечи, увлек его в дом. – Вы устали с дороги и голодны.
- Устал не очень, а вот есть хочу зверски, - признался д’Артаньян. – И пить хочется.
- Я вам обещал отличное вино и у меня найдется, чем вас угостить, - рассмеялся граф. – И мне приятно видеть, что вы не стесняетесь признаться, что по-прежнему рады встрече.
- Атос, я могу только раскаиваться, что так долго собирался к вам.
- Главное, что вы выбрались, капитан д’Артаньян.
- Берите выше, граф!
- Полковник? – Атос, наливавший как раз вино в бокалы, обернулся. – За это надо выпить, - он протянул бокал другу. – И давно?
- Совсем недавно. Так что тост будет к месту, и по времени. – д’Артаньян чокнулся с графом и уселся в кресло, блаженно вытянув ноги. – Атос, я так часто мечтал именно об этом: сидеть у вас в гостиной и, потягивая вино, говорить обо всех последних новостях.
- Еще поговорим, мой дорогой, а пока, - он глянул на старинные напольные часы, монументально возвышавшиеся в углу, - пора завтракать.
- Но нас не звали, - заметил гасконец.
- Я распорядился, чтобы накрывали на стол, - ответил ему хозяин.
- У вас есть слуги?
- Немного, но есть. К тому же… а впрочем, вы сами все увидите, - таинственно улыбнулся Атос.
Эта столовая мало напоминала ту, куда когда-то приглашен был д’Артаньян в Бражелоне. Тяжелая старинная мебель, искусная резьба по дереву, таинственно поблескивающая серебрянная посуда, переливы хрусталя – во всем этом чувствовалось богатство и вкус коллекционера. Д’Артаньян растерянно обернулся к другу: он не ожидал этой роскоши в доме Атоса, всегда предпочитавшего простор и незатейливость изыскам быта. Граф его движения не заметил, потому что в этот момент отдергивал тяжелые гардины, впуская свет в окна, забранные затейливыми витражами. Разноцветные лучи заиграли на белоснежной скатерти, создавая совсем уж фантастическую картину. Сидевшая за столом миниатюрная женщина помахала им рукой с самым непринужденным видом, приглашая присоединиться к трапезе. Д’Артаньян остолбенел: эту даму он знал слишком хорошо, но ее уверенный вид хозяйки именно в этом доме никак у него не вязался с тем, что это был дом графа де Ла Фер.
- Как вы возитесь! Я просто умираю от голода, и времени у меня в обрез: сегодня у меня интервью в Монпелье, еще и добраться туда надо!
- Дорогая, так вы же могли позавтракать у себя и не дожидаться нас! – от бесцеремонности дамы графа передернуло, но он сдержался.
- И отказать себе в удовольствии увидеть нашего дорогого друга? Вы плохо обо мне думаете, Арман, - она протянула руку д’Артаньяну, галантно запечатлевшему на ней поцелуй.
Завтрак прошел в молчании – мадам Брюнель энергично налегала на сэндвичи, обеспечивая себе запас жизненных сил, мужчины ели не спеша. Наконец, она упорхнула, одарив обоих дружеским поцелуем в щечку – и оставив на ней след помады. Атос и полковник молча переглянулись, вздохнули, - и расхохотались.
- И часто она бывает гостьей? – не утерпел гасконец, и тут же извинился: - Простите меня, дорогой мой, сорвалось. Я вовсе не хотел быть бестактным.
- Ничего страшного, - Атос встал и, глядя в огромное зеркало над поставцом, тщательно вытер щеку. – Издержки современного воспитания. Впрочем, мы не бываем в свете вместе, хотя она считает, что знакомство с нами ей бы очень помогло.
- Так вы ведете светскую жизнь, господин граф? – д’Артаньян удивленно поднял брови.
- Относительно. Когда нельзя от этого уйти.
- А Рауль? В самом деле, почему я его не вижу? Где он?
- Рауль? – Атос помрачнел. – Рауль никак не определится со своими желаниями.
- Он нашел себе занятие?
- Как сказать: я бы не назвал это серьезным делом, но он сейчас в Джиджелли.
- Что ему там делать? Это место должно вызывать у него только негативные воспоминания, - д’Артаньян сильно удивился, и не скрывал, что эта новость шокировала его.
- Там археологическая экспедиция: ищут следы герцога де Бофора. Потом они переберутся на Крит: есть надежда выяснить обстоятельства гибели принца.
- Рауль – археолог! Никогда бы не подумал.
- Ему интересно, и слава Богу! В его случае это - не худший вариант найти свое место в этом мире.
- А вы, Атос? Чем вы занимаетесь? Жить-то надо на что-то, а у вас хоть и небольшой, но достаточно респектабельный дом. Ренты хватает?
- Я привык обходиться малым… - Атос запнулся, перехватив красноречивый взгляд д’Артаньяна, метнувшийся по комнате, и смущенно закончил - … впрочем, у меня есть еще источник дохода.
- Бог мой, граф, я не стану ни о чем вас расспрашивать. Я сегодня исключительно бестактен, но я совсем не хотел вас обидеть, или как-то проникнуть в вашу личную жизнь.
Атос вдруг залился краской так, как его другу еще не приходилось видеть.
- К черту, д’Артаньян! Я отлично вас понял. Вы думаете, что я, как теперь говорят, влип, но у меня еще хватает ума не попадаться второй раз на эту удочку, тем более с м-м Брюнель. У нашей знакомой совсем не те представления о женщине, что способна меня увлечь. А я, дурак, каждый раз не могу набраться смелости объяснить ей это. Она способна сконфузить любого – профессия требует.
- Атос, успокойтесь, я вовсе не хотел вас вызвать на откровенность. Господи, да вы стали вспыльчивей, чем в юности.
- Простите меня, я позволил себе выйти за рамки того, что разрешено хозяину, - Атос отвернулся и отошел к окну. По тому, как нервно сжимал он край гардины, гасконец понял, что граф действительно сорвался: видимо, взрыву предшествовало нечто в отношениях Армана с Аннет.
- А как она уехала? – спросил он, чтобы хоть как-то разрядить обстановку. – Я не заметил машины около замка.
- На внутреннем дворе есть гараж и конюшня.
- Вы держите лошадей?
- Да, двух.
- И собак?
- Но не охотничьих, это требует много времени. У меня пудель и лабрадор.
- И кот, - пробормотал д’Артаньян, снимая с рукава длинный рыжий кошачий волос.
- Это мейкун Изы, - рассмеялся граф, и замолчал, увидев округлившиеся глаза друга.
- Судя по шерсти, очень красивый кот, - нашелся гасконец, и тут же поспешил сменить тему кардинальным образом. – Так чем же вы занимаетесь, сидя в деревне, дорогой Атос?
- Иногда консультирую, а, в основном, занимаюсь переводами древних. Знаете, оказывается это прибыльное дело: теперь возник интерес к римской и греческой литературе, а людей, знающих древние языки, оказалось немного. И эта работа прекрасно оплачивается, как не удивительно.
- Так вы переводчик?
- Да, мне всегда это было интересно, я, если было время, переводил для собственного удовольствия, а тут, оказывается, эти гонорары могут быть средством к существованию.
Д’Артаньян, едва не выпучив глаза, смотрел на графа де Ла Фер, который, не моргнув глазом, говорил о своих гонорарах за переводы с античных авторов.
- Так вы работаете здесь, на природе, в свое удовольствие, и вам за это еще и платят! Это замечательно! Нет-нет, я безо всякой иронии говорю это! – воскликнул он, заподозрив, что Атос может обидеться на его слова. – Но это же не постоянно вас занимает? Вы выезжаете куда-нибудь? В Париже вы не бываете, иначе бы мы с вами там встретились уже давно. Что, так и сидите на юге?
- Я люблю природу, и понемногу занимаюсь еще оранжереей и виноградником. Это вино – местное, и оно весьма недурственное.
- Отличное. А скажите мне, друг мой, вы тут намерены проторчать безвыездно всю жизнь? – д’Артаньян посмотрел на друга сквозь вновь наполненный бокал.
Атос, откинувшись на спинку своего кресла, перестал любоваться игрой золотистых огоньков в вине, и пристально посмотрел на старого приятеля.
- Что вы затеваете, д’Артаньян?
- На этот раз хочу вас вытащить на прогулку. Всего-навсего на прогулку в Ашдод.
- Прямо сейчас?
- Нет, в течение недели. Вам подойдет?
- Да, но я не понимаю, зачем.
- На месте узнаете! – д’Артаньян погладил усы, которые он категорически отказывался сбривать. – Нам давно пора собраться вместе.
- Мой дом слишком мал для этого?
- У вас слишком спокойно, Арман, - хитро улыбаясь, д’Артаньян отпил глоток вина.
- Раньше вам всем нравилось собираться у меня. Что случилось? - Атос не поддался на уловку гасконца, назвавшего его по имени.
- Это вы узнаете на месте: меня просили соблюдать секретность до конца.
- Кто просил?
- Уриэль.
- Шпагу и пистолеты брать? – по-деловому осведомился граф.
Д’Артаньян не утерпел и звонко расхохотался. Он смеялся так весело и неудержимо, что Атос не устоял и стал вторить ему. Они так развеселились, что д’Артаньян не услыхал, как подъехала машина, но Атос услышал звук захлопнувшейся двери и бросился к окну. Когда он обернулся лицом к другу, на нем застыло непередаваемое выражение: легкая оторопь вперемежку с таким выражением счастья в глазах, что и гасконец резко оборвал свой смех. Ни спросить, ни удивиться, он не успел: дверь распахнулась и на пороге появилась ОНА. То, что это Иза, хозяйка в этом доме, господин полковник понял мгновенно: на руках у нее восседал огромный, рыжий, с белым брюшком и лапами, кот. Да и вошла она в столовую так, как входят только в свой дом: спустила кота с рук, проследила за ним взглядом, а потом перевела его на вскочившего д’Артаньяна.
- Изабель, позвольте вам представить моего лучшего друга…
- Господина д’Артаньяна, - закончила она за графа, и протянула руку гостю. Рука была теплая, небольшая, и неожиданно сильная. Гасконец приложился к ручке положенным поцелуем, и ощутил едва уловимый запах ландышей. – Муж много рассказывал о вас, и я рада, что мы, наконец, можем познакомиться, - она сдержанно улыбнулась, усмотрев в полнейшей ошарашенности мушкетера его полную неосведомленность в теперешнем семейном положении Атоса.
- Я… Атос, мадам… примите мои поздравления и… - он не выдержал, и укоризненно бросил взгляд на друга, - и уверения в полнейшей преданности вам обоим, и… - и, окончательно запутавшись, он махнул рукой. – счастья вам, друзья!
- Аннет уехала? – вдруг спросила Изабель, внимательно глядя то на Атоса, то на д’Артаньяна.
- Да, но она успела застать нашего друга.
- Вижу у вас на лице до сих пор следы от ее прощания, - улыбнулась уголком рта хозяйка, окончательно смутив мужчин. – Она очаровательная женщина, добрая, веселая, но, пожалуй, несколько бесцеремонна, - припечатала Изабо все то, что не нравилось ей в м-м Брюнель словами «несколько бесцеремонна». И д’Артаньян понял, что привлекло его друга в этой женщине: она выпадала из череды тех представительниц слабого пола, что окружали их в этом мире. В ней чувствовалась та легкая отстраненность, что свойственна вдумчивым и поэтичным натурам. Отличная фигура, подчеркнутая трикотажным платьем, узел тяжелых, черных, блестящих волос, гладкий лоб, нежный овал лица, светло-карие глаза, излучающие спокойный свет: было в ней что-то от итальянских мадонн, тихих и величественных мадонн Рафаэля. В ней был внутренний стержень, ощущение собственной значительности, которая не умалялась даже рядом с его другом.
- Шарль, накормить и напоить мне вас удалось; не знаю, смог ли развлечь, но отдохнуть вам бы не мешало: а потом я покажу вам свои владения, - Атос протянул другу руку и чуть сжал его пальцы.
- Меня и вправду тянет в сон, - д’Артаньян с трудом сдержал зевок. – У вас все равно сейчас свои дела, а я, с вашего разрешения, отдохну немного. «И, заодно, попытаюсь понять, что же произошло с нашим другом за эти годы!» - подумал он про себя.
«Тогда я наткнулся на Рауля, теперь – на жену!» - думал д’Артаньян, вытягиваясь на кровати поверх покрывала. - «Умеет Атос делать сюрпризы, этого у него не отнимешь, но женщина и вправду прелестна. Чем же она сумела его поразить?»
Понимая, что расспрашивать Атоса он все равно не станет, а тот вряд ли будет откровенничать о своей жизни, д’Артаньян вздохнул, и уткнувшись носом в пахнущую ландышами подушку, провалился в сон.

Они сидели на дерновой скамье среди кустов цветущего шиповника, а на траву вокруг причудливыми бабочками падали цветы белой бугенвиллии. Солнце садилось, и его лучи окрашивали цветы на земле в золотисто-оранжевые цвета.
- Вы правы, Атос, жить среди такой красоты – не захочешь никуда уезжать. Я начинаю вас не только понимать: я начал задумываться о своем житье-бытье на старости лет.
- Для каждого наступает такой момент, друг мой. Я хочу вам кое-что объяснить: точнее – рассказать.
- Я догадываюсь, чем вы собрались поделиться, милый мой, но надо ли? Я и так все понял.
- Мне хочется раскрыть вам душу, Шарль. Со мной это бывает редко, вы знаете, но я чувствую, что мне это необходимо. – Атос замолчал, а д’Артаньян вдруг подумал, что его товарищ колеблется, и сделал попытку встать. Граф положил ему руку на плечо, слегка придавив его, и заговорил.
- Я приехал сюда, в это полузаброшенное поместье, потому что вдруг оказалось, что я все еще являюсь его владельцем, а за прошедшие сотни лет накопилось достаточно средств, которые никто не использовал. За четыре века проценты оказались таковы, что в одночасье мы с Раулем стали миллионерами. На наше счастье никто не догадался приватизировать замок, никто не посягнул на наше наследство ни в одну из революций: о нем просто забыли, и мы сочли это чудом, которым грех не воспользоваться. За год удалось замок и землю привести в нормальный вид, обставить дом, и тут Рауль объявил, что он уезжает. Я не посмел препятствовать ему, да и он бы не стал слушать: он очень изменился.
Я очень скучал первое время, и, чтобы хоть как-то развлечься, стал путешествовать по окрестностям. Верхом, как сами понимаете, я мог добираться в уголки, недоступные для машины. На верховой прогулке я впервые и повстречал свою Изабель. Она приехала в гости к друзьям.
- Она понравилась вам, Арман?
- С первого взгляда. Я забыл обо всем, а потом, когда оказалось, что она – наследница имени Монморанси по линии матери, я вообще подумал, что это все дар судьбы, которым глупо пренебречь.
- А вы не подумали, что это могли быть?..
- Даже если это так, я принял это, как вознаграждение за все, что произошло со мной. У нас много общего, не говоря уже о предках. Именно Изабель надоумила меня заняться переводами, она изучала древнюю историю и знает спрос на эту науку, - он насмешливо улыбнулся, отдавая дань современным тенденциям.
- То есть, вы абсолютно счастливы? – озабоченная нотка проскользнула в тоне д’Артаньяна, и чуткий Атос ее мгновенно уловил.
- Если вас беспокоит, что я не отвечу на просьбу израильского друга, не волнуйтесь, я буду в Ашдоде в назначенное время, - успокоил гасконца граф со спокойной решительностью привыкшего к опасностям человека.
- А ваша супруга?
- Будет волноваться, но постарается сделать вид, что ничего не происходит.
- В таком случае, я покину вас на рассвете, дружище, увозя ваше согласие. У меня к вам только одна просьба: пока я здесь, не говорите вашей милой жене, что я вас позвал в очередную авантюру. Мне будет неловко смотреть ей в глаза. Потом я ей все постараюсь объяснить, и надеюсь, она меня простит.
Оставшееся время друзья провели гуляя, беседуя, и за ужином. Иза предоставила их друг другу, и, уехавший на рассвете д’Артаньян, всю дорогу за рулем, а потом и в салоне самолета, уносившего его из Ниццы в Тель-Авив, размышлял о том, как Атос объяснит жене свой неожиданный отъезд, и о том, что когда-то и ему надо бы задуматься, что дома его может ждать кто-то, кроме кота.

Ашдод за прошедшие несколько лет расстроился в южном направлении. Появились жилые дома под пятьдесят этажей, и Арамис, закинув голову, рассматривал их с какой-то легкой завистью – у него пока не было своего дома, он опять чувствовал себя перекати-полем на просторах Европы.
- Далеко, наверное, видно с последних этажей? – он повернулся к Ури, который, сидя на раскрашенном в дикие цвета надолбе, брошенном у самой воды, пытался раскурить на сильном ветру сигарету. Огонек зажигалки упрямо гас, пока, вконец разозлившись, Уриэль щелчком не отбросил общепризнанную отраву в стоящую рядом урну.
- Так-то лучше, - кивнул ему д’Эрбле, принципиально не признававший табачных изделий еще со времен мушкетерства. – Я спросил, что можно увидеть с последнего этажа такого дома?
- Море. Или Хайфу. Наверное… я не пробовал подниматься в такой дом. А с крыши небоскребов Азриэли видно, действительно, очень далеко. А зачем вам это знать, Рене?
- Я представил, что может быть в случае обстрела.
- Кому положено, уже думали об этом: не приведи Б-г: но есть и защита. Нам надоело быть под прицелом, а последнее время им не дает покоя наш порт. Именно поэтому я и позвал всех вас, монсиньор, - он чуть поклонился, давая понять, что в курсе неких перемен в жизни бывшего ваннского епископа.
- Вы понимаете, что моя миссия в Израиле теперь выглядит несколько под другим углом, - по лицу Арамиса проскользнула тонкая улыбка.
- Именно об этом мне хотелось бы поговорить до того, как приедут остальные, - кивнул ему Ури. – Вы приехали, как переговорщик, вместо Младенова?*
- И да, и нет. Я не являюсь больше представителем католической церкви, но есть Орден, который взял на себя задачу примирить непримиримых. И сделать это без большой крови.
- Но кровь все же прольется?
- К сожалению, но мы надеемся, что это будет только кровь главарей.
- Вы действительно хотите и можете сделать это?
- Безусловно, но, простите меня Уриэль, я уполномочен вести разговор об этом только с верхушкой ваших оперативных служб. Зачем вам мои друзья, не скажете? – уклонился Арамис от продолжения темы.
- Скоро узнаете. Но сначала будет сюрприз.

Компания собралась у зала торжеств, еще не очень понимая, куда и зачем их позвали. Гости съезжались на машинах, скоро все стоянки были забиты автомобилями, и все больше гостей вынуждены были добираться до зала пешком. Женщины, которые были, в основном, в вечерних туалетах, ругались сквозь зубы: израильтянки не очень привычны к высоким каблукам, и молодежь приносит на вечеринки удобную обувь, чтобы переодеться исподтишка, а то и вообще, кинув туфли под столом, самозабвенно отплясывать под орущую музыку до самой ночи.
- Вам не кажется, что мы попали на свадьбу? – тихонько прошептал д’Артаньян на ухо Атосу, который хмурился, и уже несколько раз порывался уйти. Его удерживало только то, что ему была обещана встреча с Портосом. Но Портоса нигде видно не было, а, между тем, гости уже собрались, отдали должное прекрасному фуршетту и, наконец, всех пригласили в зал, где друзья увидели на небольшой сцене украшенный цветами балдахин. Дорожка к нему была декорирована с завидной фантазией изящными икебанами, а по обе стороны располагались места для гостей.
- Где Портос? – Атос был очень бледен. – Вы не понимаете, друзья, что мы в дурацком положении? Мы на свадьбе неизвестно кого, и без подарков!
- У вас чековая книжка с собой? – прошептал д’Артаньян.
- Разумеется.
 - Вот и прекрасно. Там, в углу – ящик для чеков. Напишите – и опустите. Молодым деньги нужны, а с подарком можно и прогадать. Впрочем, насколько я знаю, жених…
- Это не имеет значения, я все равно… - Атос не договорил, потому что, под торжественное пение, в конце дорожки появились двое малышей, которые шли, разбрасывая лепестки цветов. За ними показались молодые, остановились, перед тем, как ступить на ковер, с которого начинался их супружеский путь, и тут их повели под хупу-балдахин порознь: жениха вела пожилая дама, невесту – отец. Взойдя под хупу, где их уже ждал раввин, невеста обошла вокруг жениха, лицо ее было скрыто под вуалью, зато жених, великан почти двухметрового роста, бледный от волнения, с тревогой следил за каждым ее шагом. Атос и Арамис, потрясенные до потери речи, не спускали глаз именно с жениха, узнавая, и не узнавая в нем Портоса. Зрелище для них было фантастическое, хотя обряд венчания имел общее с привычным им церковным обрядом и, когда, наконец, жених поднял вуаль невесты, они даже не сообразили, кто скрывался под ней. Эден Азулай, разрумянившаяся и невозможно красивая в своем подвенечном наряде, просто не была воспринята ими в таком качестве.
- Что это значит? – Арамис обернулся к д’Артаньяну, который, посмеиваясь, наблюдал за реакцией друзей.
- Что значит? Только то, что наш Портос нашел себе жену по сердцу. А вас что-то смущает?
- Но Портос – католик!
- Он сам вам все объяснит.
Портос, возвышаясь над толпой совсем не низкорослых гостей, тревожно искал глазами кого-то, и вдруг вспыхнул от радости. На ходу извиняясь, пожимая чьи-то руки, и бормоча благодарности, он пробился к стоявшим, чуть в стороне, друзьям.
Д’Артаньян первый стал его обнимать и поздравлять, Портос окончательно смутился, и тут встретился глазами с Атосом. Граф де Ла Фер уже успел овладеть собой или что-то для себя прояснить, и его поздравления были чистосердечны и шли от души. Арамис же молчал, безмолвно переводя взгляд с друзей на Портоса.
- Дорогие мои… - Портос замолчал, краснея.
- Может, потом? – спросил д’Артаньян.
- Нет, сейчас. Я хочу объясниться сейчас, - настаивал барон дю Валлон.
- Хорошо, объяснитесь, - покорно согласился Атос.
- Вы про марранов, конечно, знаете? – не то спросил, не то утвердил Портос.
- Конечно, - кивнул ему Арамис.
- Ну, так вот, мои предки из Португалии бежали от Инквизиции во Францию. Для виду приняли католичество, но уже моя мать при мне никогда не говорила на ладино**, и не зажигала свечей. Я всю жизнь считал себя католиком, пока… пока… - он замолчал.
- Пока вы не надумали жениться, и в раввинате не выяснили, что вы иудей! – Арамис расхохотался. – Как католический священник в прошлом, я прощаю вам этот грех, дружище, учитывая, что в этом мире все перемешалось. А нашей дружбе это не помеха, уверяю вас. Лучше познакомьте нас со своей женой.
- Познакомить? Да вы же ее знаете, что это с вами? – поразился гигант. – Вот она, моя ненаглядная, - и он прижал к себе огромной ручищей Эден, которая скромно подошла к четверке неразлучных друзей. – А теперь, дорогая, нам хватит нарушать обычаи, нам пора удалиться ненадолго в отведенную нам комнату. А вы, друзья – за стол! Мы к вам присоединимся через четверть часа.

Надрывный вой сирены звучал диким диссонансом спокойствию утра. Город проснулся мгновенно: не впервой было вскакивать его жителям, и, в предутренней дреме, нестись сломя голову в места, где можно искать защиту от падающих ракет. Сорок секунд на все про все: одеться, схватить сонных детей в охапку, выскочить на лестницу или забежать в защищенную комнату, если такая имеется. А потом, замерев, и прижимая к себе плачущих малышей, слушать и считать взрывы: вот этот – ракета сбита, а вот этот, глухой удар – она попала во что-то. Звук разный, жители города безошибочно определяют, где мимо, а где – прямое попадание. Интенсивность обстрела такова, что не все ракеты сбиваются системой «Железный купол». И так – периодически, продолжается уже второй десяток лет.
Ашдод – не единственный город в Израиле, который живет так. Чем ближе к огромному муравейнику – Газе, тем больше подвержены города таким обстрелам. Газа – муравейник настоящий, изрытый подземными ходами, гигантскими туннелями, подземными бункерами. Выкурить из него боевиков – задача трудноразрешимая, чреватая жертвами как среди армейских, так и среди мирного населения города. Люди бегут из него, но, чтобы уехать, надо заплатить дань за каждую душу, и дань немалую – тысячи долларов. Боевики превращают любое насилие в бизнес.
Отзвучала сирена: восемнадцать ракет одним залпом, и отчетливо стали слышны сирены скорой помощи – есть жертвы. Ури повернулся к французам: лицо его окаменело, глаза полыхали ненавистью, и весь он был, как комок боли. Зазвонил мобильник, и израильтянин молча выслушал то, что ему было сказано.
- Прямое попадание в высотку. Есть жертвы. Вот теперь у нас не осталось выхода: это будет последняя война – и окончательная.
- Мы готовы, Ури. Чем мы можем помочь? – Атос внутренне собранный, как всегда перед боем, выжидательно смотрел на моссадовца.
- Я объясню. Но это еще не все. В этом обстреле среди жертв есть, – он судорожно сглотнул, - Эден дю Валлон. Ее муж еще не знает – вам придется взять на себя эту миссию.
Страшнее этого, быть задания не может: принести близким людям весть о погибшем члене семьи. Для этого есть в Израиле особый отряд, но к Портосу идти досталось им троим. Коротким было счастье гиганта, не суждено ему было увидеть своих детей, как мечтали они с Эден.
Атос молча сжимал в объятиях друга, что-то говорил, не слыша своих слов и не ища в них смысл. Арамис капал какие-то капли в стакан с водой, а д’Артаньян, не скрывая слез, громко и торжественно говорил что-то о мести. В соседней комнате отчаянно рыдала мать Эден, отец сквозь зубы молился, и в этом преддверии Ада никто не заметил, как снова зазвучала сирена, как дернулись соседи и друзья покойной, но никто не встал и не пошел прятаться. В этом презрении к смерти было что-то беспощадное, отчаянное, вызов и насмешка над слепой судьбой.
Страна, в который раз, готова была идти на войну. Войну беспощадную, в которой мирного населения уже не могло быть ни на одной из сторон. Войну, которая, наконец, должна была обезглавить террор, выкурить его из нор, уничтожить в самой памяти мысль о нем. На границе собирались наземные войска, в небе парили сотни дронов, а в центре, в небольшом городке рядом с Тель-Авивом, устанавливали странное сооружение, больше похожее на старинную пушку, чем на установку залпового огня.
Еще никто не видел и не знал, кроме его создателей и испытателей, как работает это оружие, прибыло оно из-за океана в обстановке особой секретности, и теперь люди, собравшиеся у пульта управления с волнением и трепетом ждали его действий.
Арамис хранил видимое спокойствие, но только его друзья могли бы догадаться, чего это ему стоило. Крохотный синий кристалл, результат тайных переговоров и дипломатических ухищрений, все же доставшийся израильской разведке, должен был с лихвой окупить все затраты по строительству лазерной пушки. Скрижали ушли от людей, но осталась ничтожная их часть: и не могло быть так, что их хозяева ничего об этом не знали. Арамису было ведомо, что хозяев камней не сумели убедить в необходимости этого оружия – кристаллы были попросту украдены (не зря Атос спрятал у себя кошелек с крохотными камушками и флэшками), а действие его было аналогично действию лазерного оружия, только заряд был несравненно мощнее и действовать мог дольше. Но у пушки была еще одна сторона действия, и вот ее ожидали с нетерпением и надеждой. Только эта сторона возможностей кристалла и заставила пришельцев посмотреть сквозь пальцы на кражу.
Первая атака пришла, как всегда, с Юга. Сначала огненные шары и «Касамы», которые удалось отразить. За ними последовали «Грады» и усовершенствованные, по иранскому образцу, ракеты, способные нести уже до 250 килограм взрывчатки. А потом включился Север – Хизбалла. Это был сценарий, предусмотренный командованием, и к нему были готовы, хотя отмечены были и прямые попадания в жилые здания, и жертвы. Но на пульте управления все еще чего-то ждали, и, когда пришел сигнал, пушка ожила, высветились экраны компьютеров, на которых отмечалось передвижение объекта. Пошел ответный сигнал – и ракета с неизвестной боеголовкой стала менять траекторию по крутой дуге. Еще минута, и она легла на обратный курс. В тишине, опустившейся на центр управления, слышно было только тяжелое дыхание операторов.
- Объект возвращен в исходную точку, - доложили с координационного центра, - все затаили дыхание: ракета вернулась туда, откуда была запущена, и накрыла взрывом свою же стартовую установку. Апплодисменты и радостные крики взорвали напряженное ожидание, а спустя несколько минут пришло сообщение: в горах Ирана, на месте предполагаемого космодрома, произошел ядерный взрыв.
- Отныне никто не посмеет сомневаться в нашей способности отразить вражеские атаки и в способности Ирана, как бы он этого не отрицал, производить ядерное оружие, - произнес начальник Генерального штаба, вставая. – Господа, пришло время вводить войска в Газу. Пора покончить с этой гадиной террора.

Шел второй месяц оккупации Газы. Оказавшись без денежной поддержки Ирана, боевики ХАМАСа прятались по бункерам, лишенные возможности перебраться на территорию Египта, так как с его стороны все туннели были ликвидированы залитыми в них канализационными водами. Подобно крысам, отсиживались главари террора (те из них, кто еще не попал в руки ЦАХАЛа или не был ликвидирован) в заранее оборудованных бункерах. У них было все для сносного существования, кроме связи с внешним миром и возможности подняться на поверхность.
Арамис, подобно челноку, сновал между странами Ближнего Востока, в попытке решить проблему Газы и Палестины. Опытный переговорщик, за которым стояла сила Ордена, рожденного когда-то на просторах Иерусалимского царства, он вносил предложения, согласовывал их с правительствами и переговорными группами, отметал что-то, взамен предлагая новые решения и ни на минуту не терял уверенности, что ему удастся не просто примирить воюющие стороны, но и заложить основы прочного мира. Он никогда не оставался в одиночестве: рядом с ним всегда присутствовали друзья, лично заботившиеся о его безопасности.
В один из визитов в Газу, полуразрушенную, похожую на сирийские города-призраки, в город, где почти не осталось домов, способных принять делегацию переговорщиков, поступил сигнал от руководства ХАМАСа: они готовы выдать свое боевое крыло взамен на возможность выехать в Южную Америку. В качестве миротворческого шага все, кто получит эту возможность, обязуются не предпринимать никаких шагов, связанных с террористической деятельностью. Они учитывают, что в подобном случае все они могут быть ликвидированы: у МОССАДа длинные руки, все они это помнят, как помнят судьбу всех террористов с Олимпийских игр в Мюнхене, а также судьбу шейха Ясина и его преемника Рантиси.***
- Додавили! – не скрывая облегчения выдохнул Портос. – Еще немного, и я лично бы полез в бункер к этим троглодитам.
- Друг Портос, зачем зря рисковать: теперь это сделают их друзья и партнеры, - Арамис радостно потер руки. – Ну, можно считать, что переговоры увенчались успехом: осталось только получить свидетельства того, что договоренности выполняются.
- А Эден не увидит, как пришел мир, - тихо прошептал Портос, не пряча слез, покатившихся по щекам. – И наш малыш никогда не узнает, что такое мир без войны.
- Малыш? – Атос схватил за руку друга. – Портос, вы ждали ребенка?
- Уже было ясно, что это мальчик, но Эден просила никому не говорить, пока не станет заметно. Не суждено мне иметь семью, кроме вас, друзья. И Рауль останется моим сыном и наследником, как и прежде.
Граф крепко сжал руку гиганта, без слов выразив все, что его переполняло.
- А вы, Атос? – д’Артаньян всмотрелся в глаза друга, - но Атос сделал вид, что не понял его взгляда.
- Что я? Я вернусь и буду дожидаться Рауля, - задумчиво ответил граф де Ла Фер.
- У вас дома не знают, где вы пропадали? – гасконцу очень хотелось понять, знает ли кто-нибудь из друзей, кроме него, семейные обстоятельства Атоса.
- Знают, что я уехал. У меня не заведено распространяться о своих делах, вы же знаете, д’Артаньян. А Блезуа с его женой уже нет и некому разболтать на всю округу, где я и что я делаю. – Он насмешливо улыбнулся. – В дальнейшем вы сможете меня найти, друзья, в Русийоне. Надеюсь, что меня ничто уже не заставит покидать эти края.
- Не зарекайтесь, граф, - назидательно поднял палец Арамис, и дружный смех подтвердил готовность друзей всегда быть верным принципу «Один - за всех, и все – за одного!»

* Младенов – переговорщик, представитель ООН по вопросам мира и безопасности на Ближнем Востока.
**ладино – язык восточных евреев, выходцев из Испании, Португалии.
*** После гибели израильских спортсменов на Мюнхенских играх, все террористы были найдены и уничтожены МОССАДом.
Шейх Ясин – основатель ХАМАСа, был взорван. Такая же кара постигла очень скоро и его преемника, Рантиси.