Смоленский этно-хоррор. Страшная смерть

Старый Потап часто говорил сыну:

- Я, Емелька, знаю, когда умру.

- Откуда тебе, батька, это известно? – не верил сын.

Но как-то в промозглое осеннее утро Потап не поднялся с лавки.

- Срок мне пришел, сынка, буду помирать.

- Ишь, что удумал, - спорил Емеля. – Занедужил просто, отлежишься и встанешь.

- Нет, сегодня смерть за мной придет.

- Вот упрямый, - жаловался молодой хозяин своей жене Авдотье. – Умру, говорит, и все тут.

- А ты не перечь, сходи-ка лучше к старой Лукерье, может, даст отвару какого.

- Не смей, - закричал вдруг Потап. – Не смей! Не поможет мне Лукерья, сын. Силы в ней мало. Знал бы, сколько зла я сотворил. Ну ты сам увидишь, - старик вдруг закашлялся.

Сноха поднесла кружку с горячим питьем, но больной отшвырнул ее. Старик прерывисто дышал и отмахивался, будто отгоняя кого-то. Когда сумерки гасили скудный свет хмурого дня, он не выдержал, подозвал сына:

- Емелька, мочи нет терпеть. Вот тебе моя последняя воля – полезай на крышу, подними конек. Да двери-то, двери-то отопри!

- Батька, что ты чудишь? Не полезу я народ смешить.

- Полезай, говорю, - старый Потап приподнялся с лавки и погрозил кулаком. – А не то…

Договорить не успел, зашелся страшным кашлем.

- Куда деваться, полезай, Емелюшка, - тихо шептала Авдотья, мелко крестясь.

Разозлился Емельян, вышел, хлопнув дверью. Пошел по соседям, помощи просить. Полдеревни собрал, не каждый день колдуны дух испускают.

Подвязался веревкой, полез, вбил клин под конек. Смотрит – что такое, крыша будто слюдяная – все сквозь нее видно: жену, перешептывающуюся за печкой с бабами, отца, разметавшегося по лавке, двери распахнутые. А в эти двери нечисть всякая лезет – и рогатая, и лохматая. Глянул на дорогу, по ней вереница лесовых, водяных, русалок, рогатых да покойников нечистых. Узнал Клима, который по лету повесился, Дуняшку, утонувшую в прошлом году. И всякий в избу к ним рвется, к отцу, хватает куски родительского тела и исчезает темной дымкой. От отца уж только кожа пустая осталась, свесилась с лавки, будто рогожка. Смотрит Емельян на соседей, на Авдотью, а те, будто и не видят ничего. Спустился с крыши, кинулся в избу, а там отец мертвый, но целехонький, будто и не было гостей из преисподней.

- Помер батюшка, Емеля, - кинулась к нему жена.

Ставь чаны воду кипятить.

- Зачем же это? У меня есть вода горячая обмыть.

- Ставь, говорю.

А как закипели чаны, стал сын тело отца кипятком отливать. Тучи черных мошек поднялись от мертвого тела, люди бросились вон, а Емельян, знай, поливает. Как отлил Потапа, мошки в трубу вылетели, а от тела колдуна маленькая шкурка осталась. И хоронить нечего.

***

Новелла написана по смоленской легенде.