Сомнение

Впервые я попал в Санкт-Петербург, когда он еще назывался Ленинградом.  В дремучие советские времена.  Я считал себя человеком образованным, который все видит и понимает, умеренным патриотом. Конечно, меня раздражали чересчур слюнявые и сопливые речи о советском строе и о нашем режиме. Кроме того, начавшийся дефицит  не мог не вызвать сомнения в подлинности «коммунистического рая». Сомнения, но не сильного, если так можно выразиться. Иначе и быть не могло. Советская школа и советский вуз сделали свое дело: я считал, что живу в самой справедливой стране не свете.  Ну а социальный негатив – это не что иное, как перегиб: руководство страны зажралось! От ленинской политики отошли, забыли мудрые заветы. И поэтому на дне моего небольшого чемоданчика лежала фотография вождя мирового пролетариата. Он мне представлялся истинным интеллигентом, деятелем, который мог бы создать филиал рая в отдельно взятом государстве. Но не смог – болезнь не дала! Господи, как это было наивно!
   В Питере я познакомился с молодой очаровательной женщиной из Ростова-на-Дону. Мы почти сутками  бродили по городу и говорили. Она познакомила меня с питерским архитектурным модерном. И разбудила дух – не больше и не меньше! Мне казалось странным: почему фантазия архитектора так стремилась ввысь? Почему она мечтала о полете? Кроме того, изысканные петербургские здания так контрастировали с современными домами, которые были «воспеты» Эльдаром Рязановым в «Иронии судьбы». Следовательно, что-то не то было в «советском королевстве»: утрата оригинальности налицо.
   А еще эта дама упомянула Мандельштама. Вскользь.  Затем прочитала несколько стихотворений. Странная мелодика, пронзительная искренность, неслыханные доселе образы не могли не поразить. И я отправился в публичную библиотеку на Невском. Обнаружил сборник стихов 1973 года издания.  Начал читать стихотворения одно за другим. И этот человек – за строками – стал мне близок. И вдруг шок. Настоящий. В глаза бросилась вступительная статья, в которой значилось, что поэт скончался в 1938 году от болезни. А рядом – выше и ниже, справа и слева – беглые строки карандашом – про ложь и про клевету. Кто-то гневно написал, что Осип Эмильевич погиб в лагере после ареста. И еще несколько подробностей, меня поразивших.
   Так начало просыпаться мое сознание. Я начал понимать, что за красивым социальным фасадом иногда скрывается мерзкая пахучая ложь.
  Сегодня на российском дворе очередная эпоха. Уже заканчивается, судя по последней прямой линии. Трудно не заметить, что фасадик-то покосился, вот-вот развалится. И из щелей снова показывается ложь, все виднее и виднее становится, как нечистая сила в Гоголевском «Вие».
  Проклятье что ли такое, увязать в болоте то одной ногой, то другой?