На занятиях по анатомии

Насколько мне было легко учиться в школе, настолько трудно в медицинском институте.  То ли дело в школе.  Внимательно послушал объяснения учителя по какому-нибудь устному предмету, типа истории, географии,  и все понятно, причем я со своей неплохой памятью это запоминал надолго. И уж тем более ответить на следующем уроке заданный материал мне не доставляло труда, хотя дома я учебник не открывал. Делал дома только письменные задания.

А в институте было совершенно не так. Конечно, по той же физике или химии у меня не возникало трудностей, там я хорошо знал школьную программу, не зря получил пятерки на вступительных экзаменах,  так что добавить новые знания было просто.  Хотя лекции по ним читались в течение всего семестра, но прочитать учебник тоже было не так трудно. Но вот занятия по анатомии были для меня страшнее атомной войны. Ведь там надо было почти все зазубривать – названия костей и всяких отростков на них (но это еще не самое трудное), названия всех мышц и сухожилий, где начинаются и где прикрепляются,  причем мышцы самые мелкие, это не бицепс или трицепс на руке. А попробуйте запомнить все отверстия и канавки на черепе. Ужас.

Занятия по анатомии проходили у нас в подвале 3-й городской больницы, расположенной напротив основного корпуса нашего Хабаровского медицинского института. Вел занятия, если мне не изменяет память, Василий Леонидович Пугачев, которого все для краткости звали между собой Вася-Лёня.  Был он в меру строгий и принципиальный,  так что получить у него зачет по какой-нибудь группе мышц или костей на халяву было невозможно.  У него был журнал занятий, где он ставил крестики, если ты хорошо ответил.

В помещении подвала была своеобразная атмосфера из-за формалина. А так как вентиляции в этом подвале почти не было, так, только оконные вентиляторы, то запах явственно присутствовал.  Я помню, как впервые почувствовал этот запах.  Это случилось, когда после окончания средней школы я стал выбирать, в какой хабаровский институт поступать. В какой-то технический не идти не хотелось, так что институт железнодорожного транспорта и политехнический отпадали. Становиться  учителем после окончания педагогического мне отсоветовали родители, не видя во мне качеств, необходимых учителю. Ведь оба они много лет трудились учителями и сеяли «мудрое, вечное» в школе, которую я закончил. Отец был математик, а мама преподавала немецкий язык. 

Так оставался один лишь медицинский институт.  Но я совершенно не знал, что такое профессия у врача. Болел я редко, и то маленьким. Так что посещал врачей лишь, когда проходил медосмотр для военкомата.  Меня слушал терапевт, мял мне живот, хирург заглянул в прямую кишку, ЛОР - в рот, оценил состояние зубов зубной врач. Вот и все мои познания о специальности врача в то лето 1965 года.  К тому же мама говорила, что я брезгливый, а в медицине хватает всего – и крови, и слизи, и мочи, и кала.  Так  окончательное решение, куда поступать, я не принял. И тут мой дядька, всего на год старше меня, который кончил школу годом ранее, но не поступавший в институт, потому что проболел все вступительные экзамены,  решил провести тест на профпригодность будущего врача. Его одноклассник годом ранее не поступил в медицинский институт и зарабатывал стаж, работая в анатомке института санитаром.  Вот к нему и решил сводить меня мой дядька.

Так я познакомился с его одноклассником Юрой Дудником. Это был невысокий, но крепкий парень, с удивительно лысой для такого возраста головой,  в очках, сидевших на его курносом носу картошкой.  Мы пришли в основной корпус института, на первом этаже которого явственно ощущался запах формалина.  Нам подсказали, где анатомка, и чем ближе мы к ней приближались, тем запах усиливался.  Мы нашли Юрия, и тот повел нас в зал, где были трупы, подвергающиеся обработке формалином.  Когда мы зашли, запах буквально ударил в нос. Мой дядька, сделав два шага и увидав в большой ванне плавающие обрубки человеческих тел,  почувствовал себя плохо, и мы усадила его на стул, стоящий у двери.  А я прошел по всему залу, слушал, что мне рассказывал Юрий,  смотрел на эти распухшие от формалина трупы, отдельные конечности и другие части человеческого организма, и ничего особенно неприятного не ощутил.

Когда наша экскурсия в анатомку завершилась,  и мы вышли в коридор, Дудник с видом знатока сказал:
- Сашка подходит для медицины. Поступай к нам. Я тоже буду и в этом году поступать.  Похожу на подготовительные курсы, а там посмотрим.

Юра Дудник не поступил и на этот раз, и теперь работал санитаром в анатомке 3-й горбольницы.  Там мы с ним и встретились. Он таскал части тел для занятий студентов по разным темам.  Два слова, как попадали для  учебы студентов-медиков трупы. Обычно это были бомжи, умершие в стационарах или на улице, и те, от которых отказались родственники. Таких трупов в любой больнице хватает.  Вот они-то и попадали в наши студенческие руки, которые их нещадно кромсали.

А Юра после третьей неудачно попытки поступить в медицинский институт ушел из медицины, и со временем стал хорошим мастером по ремонту холодильного оборудования. Но перед этим он мне подарил сагитальный (т.е. спереди назад) распил черепа, который висел на стене в комнате общежития в качестве ночника, мы туда провели лампочку.

Конечно, я не помню все занятия по анатомии, расскажу лишь о тех, что остались в моей памяти. Как это обычно бывает у человека, запоминаются события со знаком плюс или минус.  Мне запомнился один случай со знаком плюс.  Это случилось, когда было последнее занятие по анатомии перед зимней сессией на первом курсе. Чтобы получить допуск к экзаменам,  мне надо было обязательно получить четыре креста за знание мышц человека.  У кого-то не была сдана одна группа мышц, у кого-то две, у кого-то три, и лишь у меня не было ни одной.

Когда Вася-Лёня спросил, кто сегодня собирается получить зачет,  положительно ответили все. Он посмотрел на пустующие графы против моей фамилии, и усмехнулся, сказав:
- Ну, посмотрим. Боюсь, Щербакову придется еще походить, чтобы получить зачет.
Но я был уверен в своих силах. Накануне я весьма тщательно проштудировал атлас анатомии человека, и узнал много из того, что совершенно не знал еще пару дней назад.  И я решил рискнуть. Не получить допуск на первую сессию в институте было позором.  Так что я стал рядом со столом, на котором лежал какой-то труп, и Вася-Лёня начал спрашивать кого-то  из нашей группы. Когда тот ответил неправильно, преподаватель обратился к окружающим, чтобы назвали правильно. У меня всегда  была быстрая реакция, недаром я хорошо бегал стометровку,  поэтому я быстрее всех ответил, и главное – правильно. Потом Вася-Лёня продолжил меня спрашивать по группам мышц верхней конечности,  и в итоге у меня появился первый плюсик.  Потом «таким же макаром» я заработал и второй крестик.  Решил отойти, не рисковать.  Походил, посмотрел атлас еще, и примерно минут через 20 снова стоял у стола, где отвечал очередной студент.

По-моему, в этот день сдавала зачет не только наша группа. Сдавали с переменным успехом, так что возможности вставить свое слово у меня были. В общем, к концу занятия у меня уже стояло четыре крестика, и допуск к экзаменам у меня был в кармане. А кое у кого так и осталось по три креста, как в начале занятия.

Теперь о ситуации, когда все получилось со знаком минус. Это было уже после зимних каникул, с которых я опоздал на занятия на целую неделю из-за непогоды в родном поселке, где  больше недели бушевала метель.  За эту неделю прошло два занятия по анатомии, плюс я еще долго раскачивался, никак не войдя в учебный ритм.  Заканчивалась очередная тема, уже что-то из анатомии внутренних органов. Надо был получать очередные крестики.  На этом раз я решил сдавать на халяву.  Не помню, как у меня в кармане оказался игрушечный пластмассовый пистолет.  Но когда меня вызвал отвечать Вася-Лёня, я положил пистолет рядом на стол. Преподаватель заулыбался:
- Что, убивать будете, Щербаков?
- Придется, если зачет не получу, - улыбнулся в ответ и я.
Смех смехом, но крестик на этот раз я так и не получил.

Еще один запомнившийся эпизод с занятий по анатомии. Помню, мы проходили женские половые органы.  Причем не на живом человеке, как в гинекологии, а на препарате, т.е. вырезанной у какой-то женщины промежности.  Все это  выглядело каким-то сморщенным, мало похожим на натуральный орган.  Мы сидели вокруг стола, где лежало несколько таких учебных пособий.  Вася-Лёня вел опрос. Отвечала Люда Л. Миловидная блондинка, очень стеснительная, впрочем, как все первокурсницы, вчерашние школьницы. Почти все они были целомудренные, как мне  казалось. По крайней мере, в нашей группе.
Вася-Лёня спрашивает:
- Покажите мне влагалище.
Люда взяла препарат в руки, долго вертела, потом нашла какое-то отверстие, и ткнула туда указкой.  Строгий преподаватель без тени улыбки на лице произнес:
- Эдак вы все сперматозоиды в моче утопите.
И лишь тогда позволил улыбнуться.  Люда попала в женский мочеиспускательный канал.  Она зарумянилась, застеснялась, после того, как вместе Васей-Лёней заулыбалась и вся группа.

Заканчивался первый курс, заканчивались и занятия по нормальной  анатомии.  Я сдал экзамен на «четверку».  Потом будет еще топографическая  и патологоанатомическая анатомии, но это будет уже, когда мы начнем изучать клинические дисциплины – терапию, хирургию, с четвертого курса. К этому времени мы уже сдали  еще один экзамен, по фармакологии, такой же муторный, как анатомия, где так же требуется много заучивать лекарственных средств, их названий и принципы действия на организм человека. Недаром студенты говорили: «Сдал  фармакологию, можно жениться».

А знание анатомии мне очень пригодилось в жизни, особенно как врачу-рентгенологу. Мы не только диагностировали переломы и заболевания костей и суставов, но из-за отсутствия в те годы в арсенале врачей эндоскопии и ультразвуковых исследований, много смотрели сердце, легкие, пищевод, желудок, 12-ти перстную, толстую и тонкую кишку, желчный пузырь. А там без знания анатомии, в первую очень топографической, никак не обойтись.  Именно это знание позволило мне сделать пособие из пластилина, где из разного цвета были сделаны верхняя, средняя, нижняя доля правого легкого, верхняя и нижняя доля левого легкого, все камеры сердца – правые предсердие и желудочек, левые предсердие и желудочек, аорта, пищевод. Это помогало более точно указывать локализацию патологического процесса  в легких, косвенные признаки пороков сердца.  Позже такие пособия стали выпускать для медицинских институтов училищ и школ, но в середине 70-х годов их не было.

Вася-Лёня после открытия в Хабаровске института физической культуры перешел в него работать, вроде как даже стал заведующим кафедрой. Одна из  студенток из моей группы, Людмила Комарова, ставшая Шукюровой, до сих пор работает доцентом на кафедре нормальной анатомии, и говорит, что там все также пахнет формалином. А вот в Университете штата Аляска в США, где мне довелось быть, в анатомке совсем не пахнет. Просто там для консервации  тканей применяется другой препарат, более дорогой, чем формалин.

Фотография, которую я вставил в заставку, сделана именно на занятиях по анатомии в анатомке подвала 3-й больницы. На ней изображены мои сокурсницы Люда Комарова, Алла Подберезко и Лариса Гуськова вместе со мной. Это  одна из первых моих фотографий студенческой поры.