Свидание вслепую с тремя разными финалами, на выбо
1
Торчит из моей сумки кончик хвоста. Моя домашняя крыса по прозвищу «Крыса» залезла оказывается в сумку, пока я собиралась. Крыса у меня умная и красивая, по своим, крысиным меркам, конечно. Но вот как отнесется кавалер к ней? А время поджимает, домой я уже не успеваю, поэтому погладила подругу, сунула ей кусочек пирожного, чтобы не зря кафе посетила и стала ждать своего мужчину. Пришел он, да не один. Девчонка с ним — подросток, вся взъерошенная какая–то, худющая, смотрит недобро исподлобья и носом шмыгает. Вот совсем «замечательно» мне стало! Даже на кавалера толком не смотрю от расстройства, а только на девчушку эту. Странная она, как все подростки. Не знаешь, то ли она разрыдается, то ли в горло тебе вцепится. Как положено, здрасти, здрасти, я, мол, Виталий Петрович, а это дочка моя, совсем забыл, сегодня я с ней день провожу. Он еще и склеротиком вдобавок оказался! А так на вид, ничего. Спокойный, уверенный и надежный. Кого же мне Ленка еще могла порекомендовать. Она близнеца своего Кольки мне и нашла. Я сразу поняла, что ничего у нас с ним не получится. Не по мне эта скукота, когда каждый день одно и то же. А он меня так не стесняясь изучает. И видно, совсем не нравится ему то, что он видит. А видит он такую мадаму, которая на роль жены вряд ли сгодится: драные джинсы, майка черная с надписью: «Let me bid you farewell. Every man has to die», читает он это и морщится, а потом неожиданно так спрашивает:
— Любите Dire Straits или это Ваша жизненная позиция? Вот если бы остановился перед этим «или», то может быть я бы и подумала, а так… Зануда.
— Тебя как зовут? — не отвечая кавалеру, поворачиваюсь к девчонке. Та молчит несколько секунд, думает дерзить мне или не стоит.
— Валерия, — отвечает, решив поберечь яд для отца. А то, что он этим ядом будет облит с ног до головы понятно сразу.
Сидим, молчим, разговаривать не о чем. Вот котика бы мне сейчас в сумку! Какого–нибудь экзотического, и так вынуть его эффектно и обстановка разрядилась бы. Котиков все любят и все им рады, особенно когда лоток вонючий за них убирает кто–нибудь другой, а котики делают вид, что в лотке исключительно радуга концентрированная., красивая и душистая, а не вот это вот самое. Но есть только Крыса. Ее я эффектно и вытащила из сумки! Кто ж знал, что у этой бледной прыщавой Валерии крысобоязнь. Не знаю, как это по–научному называется. Дуреха завопила, подскочила и побежала на улицу. Нервы успокаивать, не иначе.
— Ну, знаете ли! — произнес ее папаша, встал, так торжественно застегнулся на все пуговицы и был таков. Хорошо, они заказать ничего не успели, а то чувствую, платить бы мне за них. Что–то тяжело мне на душе стало. И не ожидала ничего вроде бы, а все равно погано. Думаю, что было бы это кино, подбежал бы сейчас симпатичный официант или другой посетитель, тоже любитель крыс и слово за слово… Кино, мдааа. «Меньше мелодрам смотреть надо и книжек читать, а реалистично смотреть на вещи», сказала я про себя голосом своей мамы, поправила несуществующие очки, запихнула Крысу в сумку и пошла домой.
2
Торчит из моей сумки знакомая полосатая шапочка и сумка чуть–чуть подрагивает, пока он там устраивается. Эх, вылить бы на негодяя коньяку, да напиток жалко.
— Так, так, — говорю, открывая сумку. — И кто же это у нас здесь?
Молчит, зыркает злобным глазом, да думает, как вывернуться. А думать надо быстро.
— Принеси мне пирожное, не как у тебя, другое, с фруктами.
А вот это очень неожиданно. Вместо мольбы и просьбы приказ. Интересно и тревожно.
— Ты что себе позволяешь? — спрашиваю.
— А ничего. Пирожное неси, тогда поговорим.
Увидев, что я собираюсь сделать, он немного поутих и присмирел.
— Подожди, не делай этого! Или ты хочешь, чтобы семья узнала где ты?
Тааак. Пригрела лепрекона на своей груди. Да, это мерзкое, коварное и ненадежное создание — лепрекон. Притащился он за мной из моего дома. И самое ужасное, он может вернуться туда. Сам, без моей помощи. Здесь его держит свобода, вкусная еда и многочисленные ювелирные магазины, куда он ныряет каждый день, пробует изделия на зуб, ругается на низкое качество и пугает продавщиц. Просится в Антверпен, алмазный край, но без меня он не сможет туда попасть, а мне и здесь хорошо.
Вы помните то чувство, когда вы вырывались из отчего дома на каникулы или на учебу? Когда родители думают, на что вам жить, а вы просто живете. Помните это ощущение свободы? Вот я сейчас так свободна. Уже много лет. Лепрекон снабжает меня деньгами (знаю, откуда он их берет, но закрываю глаза), я ему готовлю и стираю его драгоценную шапочку и вместе нам здесь очень хорошо. По дому я не скучаю. Совсем. Там все по взрослому, чинно и тоскливо. То ли дело здесь, среди людей! За долгие годы у меня появились друзья и подруги, меня предавали и любили, я научилась плакать и смеяться, узнала, что такого особенного в весеннем ветре, почему все замирает перед грозой, узнала вкус поцелуя, свежепожаренного куска мяса, хлеба из печи и яблока с ветки. Я даже поняла зачем люди заводят детей, кошек и собак. Я почти стала человеком. И я не хочу возвращаться. Пока. Взяв сумку, я пошла в дамскую комнату.
— Вылезай, — скомандовала нахалу. Тот затаился в недрах сумки. Я подавила в себе недостойное желание вытряхнуть на пол. Ползай потом на четвереньках, собирай свое добро. Амулеты в сумке тревожно пели и перемигивались, как огоньки на елке. Лепрекон тихо пытался проковырять сумку и просочиться в канализацию. (А вы думали Стругацкие все выдумали? В гостях они у нас побывали, да повидали многое, хорошо потом в психушке не прописались)
— Вылезай, хуже будет, — блефовала я. Этот карлик знает что–то с чем, я скорее всего, не справлюсь, но пробовать надо всегда. Поэтому я просто вытащила его за шкирку. Болтая ножками в тяжелых подкованных сапогах, испачканный некстати открывшейся помадой, лепрекон тяжело смотрел на меня.
— Выкладывай, что это все значит!
— А то значит, что домой тебе пора, девочка, — прозвучал вдруг знакомый голос из закрытой кабинки.
— Тетя?
— Она самая. — сказала родственница, не делая попытки материализоваться.
А вот это уже очень серьезно. Мать я бы уговорила, отца обхитрила бы а вот тетка. Она шкворень нашего клана. Знаете, есть такие, на них все держится. Задача трудная. С теткой тягаться мне рановато. Но прежде всего надо проучить предателя.
— Значит пирожное тебе, с фруктами. — Лепрекон съеживается, понимая, что пощады не будет. Зря он меня предал. Тетка ему не поможет, это он и сам понимает. — Куда же тебя отправить? — делаю вид, что думаю. — Знаю! За то, что служил мне верно и преданно, работать тебе в ларьке самой дешевой и страшной бижутерии!
— Госпожа, — только и успел пискнуть подлец.
— А ты учишься, девочка, — теткин смех, как звон колокольчиков. Мы все так смеемся, отчасти за это нас и любят. Особенно музыканты. — Пора, собирайся, — в ее голосе уже не колокольчики, а расплавленная сталь, огненная и опасная, обманчиво красивая. — И даже не думай бежать, дед сторожит все выходы.
Старая карга читает мои мысли безо всякого труда. Влипла! Ах, как не хочется возвращаться. Дома, конечно, горы и реки, они совсем другие и не объяснишь, притворятся не надо и по еде я соскучилась, а все–таки здесь мне тоже нравится. Что же делать?
— Все, хватит, надоело. — тетка разозлилась, а это совсем плохо. То, что это не плохо а ужасно, я поняла мгновенно. Теплый вихрь поднял меня, рассеял человеческое тело в пыль и понес наружу. Я еще успела увидеть важного и наглаженного господина, пришедшего на свидание почему–то с дочкой, успела узнать о них все, в том числе то, что девчонка больше всего на свете боится крыс. А вот напугать ее мороком крысы мне уже не хватило времени.
3
— Теть Тань, прием! — вдруг раздалось из моей сумки. От неожиданности я пролила на себя коньяк.
— Да, чтоб вас всех!
Я совсем забыла про рацию и соседского Сашку. Десять лет пацану, рассказала ему как–то про Шерлока Холмса, сам читать не хочет, ленится, а вот в моем пересказе теперь нуждается, как дитя в манной каше. Договор у нас. Каждый день рассказываю ему по одной истории, а он за это по квартире не бегает и благим матом не орет. Живут они в аккурат надо мной, поэтому, когда мальчишка носится туда, сюда, у меня люстра падает. Ну, почти. Теперь пацан в сыщика играет и для этой цели выпросил у отца две рации, одну мне впихнул, со второй не расстается даже ночью, как его мать мне по секрету сказала. Рации слабенькие, далеко не достают, зато бесплатно. Вот мы так и переговариваемся с соседом. Говорим на самые разные и животрепещущие темы. Про отпечатки пальцев, замурованные трупы (надо будет ему еще и Алана По пересказать) и прочие загадки Вселенной. А раз рация заговорила Сашкиным голосом, то и сам он где–то рядом. Точно! Пытается спрятаться в очереди в кассу и оттуда уже долетают вопли: «Мальчик, тут очередь!»
— Ну–ка, лети ко мне, птица счастья, — говорю в рацию.
— Чо вы опять обзываетесь, — мычит чадо, подходя ко мне.
— Во–первых, не «чокай», а во–вторых, что ты здесь делаешь? Ты с родителями?
Молчит, сопит, принюхивается к пирожному на тарелке. Таак, понятно. Ну, как и следовало ожидать.
— Ты один и следил за мной от самого дома. — Это не вопрос. Это утверждение.
— Теть Тань, я такой голодный, — вздыхает дитя и смотрит на меня честнейшими глазами.
Ну что с ним делать? Домой одного не отправишь, далеко, придется свидание вслепую проводить втроем. Дала ему денег на бутерброды и пирожные и отправила самого стоять в очереди. Отменять свидание вроде бы поздновато. Будь, что будет. Недаром мне утром в кофейной пенке единорог привиделся. Я решила, что к чуду. Ну, вот оно, чудо мое, с обгрызанными ногтями и грязной физиономией. Надо его отправить умыться. Я полезла в сумку за салфетками и в это время… Вы верите в чудеса? Вот и я не верила, а они, оказываются, случаются. Редко, очень редко и не знаю, как их заслужить, но бывает. И мое чудо сейчас заговорило со мной знакомым голосом.
— Мир тесен, Танька, правда?
Передо мной стоял ОН. Тот, которого обожала, с которым могла бы в огонь и в воду, от взгляда которого кожа покрывалась мурашками, любила я его, короче. Больше всего на свете. А он испугался и метнулся в тихий спокойный брак с одной серенькой мышкой.
— Теть Тань, это Васькин папа. Васька, одноклассник мой, помните я вам рассказывал?
Да ничего я не помню сейчас. Стою и просто смотрю на Женьку, не веря, что это он.
— Теть Тань, — не унимается Сашка, — а дайте мне вашу рацию мы с Васькой поиграем.
— Только далеко не убегайте, — я даже смогла это сказать. Жизненный опыт, знаете ли, помогает иногда. Дети убежали и, как пишут в романах, повисло неловкое молчание. Перед моими глазами промелькнули картины прошлого, настоящего, которое есть, которого не было и которое могло бы быть. Что будет дальше со мной, с ним? Случайна ли эта встреча и будет ли продолжение? Вопросы, вопросы, вопросы. Будут ли ответы, я не знаю. Но знаю одно: мне абсолютно не хочется с кем–то знакомиться, пока рядом Женька. Потом может быть, а сейчас нет. Поэтому я встаю и предлагаю выйти и посмотреть куда побежали мальчишки.
— С тобой хоть на край света, — галантно говорит Женька. Черт бы побрал его галантность, меня инфаркт накрывает от таких слов.
Мы идем к выходу и в дверях я случайно задеваю локтем прыщавую девчонку.
— Женщина, смотрите куда идете, — подразумевая «смотри куда прешь» разражено блеет важный господин, сопровождающий девицу.
— Обязательно, — отвечаю я. — Теперь я всегда буду смотреть, куда иду.
Свидетельство о публикации №219062500879