498. Хуторская чертовщина. Эх, тройка птица

                Захар внутри вскипал и  злился,  из под шапки глядя бычьим взглядом на довольного Григоренко и думал про себя:
       «Вот ещё хлопчик выискался, его не ждали, а он припёрся, сидел бы на печке, да лапы сушил. Видишь ли, не спится заразе, везде свой нос суёт».
             Александр Иванович словно прочитал мысли Захарки:
               -Чего Захарка пышешь жаром?
         - Думку ломаешь, чего здесь делаю?
       - Так я вышел по нужде, да слышу крики.
      -Думаю, чего расшумелись, пойду да гляну.
              -А оно вон чего.
     -Ну идём, хватит стесняться, ломаетесь как девки на первом свидании.
    -Прокатите с ветерком и свободны на все четыре стороны.

        Григоренко, как баранов подталкивал и подгонял ночных воришек, те вроде бы как сопротивлялись, но шли в сторону крайнего двора, где и проживал Александр Иванович с многочисленным семейством.
          Григоренко первым входит в свой двор, цыкает на собаку, та поджавши хвост, прячется в своей конуре, откуда даже носа не выказывает,  как радушный хозяин скоро отворяет ворота, а троим хлопцам указывает на стоящие неподалёку сани.
           Те ленивыми походками бредут к саням, подходят и тупо смотрят на них.

       -Чего дорогуши встали, такое чувство, что вы такого никогда не видели, не надо на них так смотреть.
           -Счас я быстренько вас организую, как там у Николай Васильевичу, ну у Гоголя?
         «Эх, тройка! птица тройка и кто тебя выдумал!
         Знать, у бойкого народа только могла родиться, в той земле, что не любит шутить, а ровнем – гладнем  разметнулась на полсвета, да и ступай считать вёрсты, пока не зарябит тебе очи». 

      -Не читали и слыхать не слыхали?
       -Эх, темнота забитая, вам бы только сиводрал жрать, книжки надобно читать, хотя бы иногда.
          -К культуре тянуться, да что с вами говорить с невежами.
   -Захарка, ты как самый крепкий, станешь в оглобли посередине, а вы Михаил и Леонид будете пристяжными.
         -Захарка погодь, хомутик то надень, негоже так, ты ведь коренник, пойдёшь под дугой рысцой, твои товарищи будут галопировать с боку.
             -Чего упрямимся?
   -Вроде бы сговорились и на тебе, упорствуем.
       -Не хотите и не надо, вот оказия - то какая, стесняемся.
         -Вот позову народ да покажу им, чем вы по ночам занимаетесь, вот тогда и посмотрите, если конечно сможете, чем всё закончится.
  -В лучшем случае битыми будете, а то и того хуже, сведут в усадьбу, а там вам всыпят таких чертей, что век икаться будете.

       Миха и Лёха поглядывают на Захарку, трудно что ли, тем более ни кто не увидит, а если и увидят, так подумают, что просто дурачатся, в такую ночь всё позволительно.
       Захарка скрепя сердцем и зубами, бросил злой взгляд на товарищей, нехотя взял хомут, повертел его в руках, с чувством, что накидывает на себя петлю, надевает хомут и становится под дугу.

        -Вот славненько, вот и хорошо,
                влезая в сани, сладостно произнёс Григоренко.
         Развалившись в санях, он небрежно кинул:
          -Пошли, пошли родимые!
      - Эх, лошадки мои вороные, а промчите меня с ветерком!

      Сани медленно двинулись к воротам, справа от Захарки держась за оглоблю, понуро брёл Миха, а слева Лёха.
        Под ногами по хрустывал снег, позади скользя по снегу, шуршали сани, тройка впряжённых молодцов, повернув на лево покатила по хуторской улице, какое же унижение  и отвращение к самим себе испытывали они, да провалится бы под землю на этом самом месте было бы идеальным выходом.
           Но земля не проваливалась и горькую пилюлю унижения приходиться глотать, а она зараза как застряла комом в горле и ни туда и ни сюда, и ни не выплюнуть и не проглотить.
       В добавок сзади покрикивал Григоренко:
      -Эй соколики залётные, что плетётесь как клячи дохлые.
           -Ну – ка давай веселее.
     - Чего приуныли или вам не весело?
          -Так я сейчас развеселю.

       В воздухе просвистела плеть длинного кнута и с щелчок ударила по ногам Захарку, а затем досталось и Михи с Лёхой.
      В иной ситуации соколики не позволили бы себе такой наглости, а тут вдруг в них проснулся рабский дух покорности, Захарка даже не понял, отчего его ноги вдруг зачастили и он повинуясь кнуту побежал рысцой, рядом не отставая бежали его товарищи.

      -Давай, родненькие, давай.
       - Ишь, как сани заскользили.
         -И ехать ведь приятно.
             -Ну – ка ещё маленько прибавим, чтоб морозным ветерком обдувало.
      -Чтоб чувствовалась прелесть зимней ночи.

       Вновь просвистела плеть, выделывая в воздухе замысловатый круг,  и тут же щелчком отозвалась над головами соколиков.
      Хлопчики заметно прибавили в беге, одного желали они сейчас, чтоб, ни дай бог, кто случаем не увидел бы их впряженных в сани, особенно этого не хотелось Захарке, хомут которому при беге ритмично постукивал по животу.
      Усталости не чувствовалось, хотя позади их осталось половина длинны улицы, удивительное дело с чего бы это, даже не верилось в свои физические возможности.
           Вторую половину улицы пробежали с заметной лихостью, можно даже сказать «на ура».

    Тот же слабочок Лёха, взбодрился и держался молодцом, в смысле не держался за оглоблю, а помогал тащить сани.
        Сволочь возница только и покрикивал:
          -Эге – ге – ге – й, посторонись!
               -Прохода дай!
      - В сторону, в сторону, иначе зашибём.

       Кому там орал Григоренко не понять, дорога была пуста, как пустыня в жаркий полдень, да и у него признаков опьянения не наблюдалось, уж не надуло ли ему в голову холодным ветром, хотя какой может быть ветер, так лёгкое дуновение и не более.
          В поворот за окраину хутора вошли на скорости, отчего сани занесло в бок, вот бы они опрокинулись и Григоренко бы свалился под кручу, вот тогда уж действительно бы получилась потеха с равным счётом, но нет, видимо он по жизни везучий гад.
      Сани с лёгкостью катились по дороге в сторону  кузницы, возница привстал в санях и на радостях запел:

Во ку, во кузнице,
Во ку, во кузнице,
Во кузнице молодые кузнецы,
Во кузнице молодые кузнецы.

Они, они куют,
Они, они куют,
Они куют, приговаривают,
Молотками приколачивают.

             «Распелся соловей, счас я тебя успокою!, Захарка перебирая руками назад по оглоблям, вложил всю силу в мощь своих рук и с силой смыканул оглобли вперёд, Гртигоренко не удержался от резко качка саней  и неуклюже плюхнулся в них, едва не вывалившись из них назад.
               Куда подевалось его приподнятое настроение, поправляя малахай на голове, заорал:
      -По шуткуйте, по шуткуйте у меня!
            -Вот я вам сейчас задам!
              -Научу уму разуму!
                -Куда же подевался кнут?

           Григоренко нагнувшись в сани, отыскивал кнут, а хлопчики к тому моменту приближались к перекрёстку.
                Вдалике со стороны соседнего поместья приближалась к ним весёлая компания в подобного рода санях, только везла те сани одна единственная лошадь.
             По веселому закатистому женскому смеху, было возможно  определить, что в санях ехали две особы женского пола, а вот мужчина, определённо был один.
                В отличие от Мамкинской усадьбы, в соседней происходила бурная встреча Нового года, в полночь там отсалютовали ружейными выстрелами, свет огней был виден даже из станицы, что ни говори, но в соседнем поместье умели с размахом погулять, да и гости сюда съезжались солидные.
          Уже у самого перекрёстка возница сумел отыскать кнут, на какой – то момент его заинтересовала приближающая компания в санях, которая заприметила с виду странное передвижение, и ей захотелось видимо удовлетворить свой интерес.
              Лошаденку пустили в быструю рысь, при этом продолжали смеяться и выкрикивать отдельные слова, оно и понятно, когда самим весело, то имеется некое заблуждение в представлении, что и остальным вокруг весело.

           Достигнув перекрёстка дорог, свернули вправо, Григоренко оглянулся назад, преследователи приближались, тогда он сказал:
             -Ну что, орёлики, если не хотите посмешища, гони вперёд.


         Хорошо говорить «гони вперёд», когда дорога от окраины хутора идёт на подъем, пусть не значительный, но подъём, дотащиться бы до пригорка, а там полегче будет, дорога пойдёт под уклон.
             Возница взмахнул кнутом, плеть описала круг над его головой и затем на излёте прошлась по спинам орёликов, не причинив им ни какой боли, толста зимняя одежда, но вот неприятный осадочек остался.
               Получалось так, что Григоренко и взаправду держал их за коней, да какие они к чёрту кони, обычные хуторские мужики.
                Но и быть всеобщим посмешищем не хотелось, вот только удастся ли быть по резвости хотя бы наравне с лошадкой весёлых преследователей.
                Тройка хуторских мужиков запряжённых в сани подналегла и вступила в неравную ночную гонку, кто кого, или они удержат темп или будут осмеяны не смываемым позором собственной глупости.
           Весёлая компания завидев, что от них стараются сбежать, погнали свою лошадку в галоп, при этом у них проявился азарт охотников, преследователи улюлюкали и при этом задорно хохотали.
              Расстояние предательски сокращалось, но и приближался пригорок, за которым была малая надежда на спасение.
                Орёлики задыхались, но держали взятый темп, ещё чуток подъёма и всё.
                Спасение или погибель?

25 – 26 июнь 2019г.


Рецензии