Творчество Кубышкина!

"Знали все не понаслышке,
Ибо издавались книжки,
Был у нас поэт Кубышкин,
Прозу и стихи писал!.."
     Михаил Сурганов

Творческий самородок Болотнинской земли, Кубышкин Михаил Павлович, появился на свет в год Тунгусского метеорита. Это произошло в среду 16 сентября (по старому стилю) а по новому двадцать девятого дня в високосный 1908 год в семье крестьянина-бедняка, соседом которого был Сергей Кулёмин.

Его малой Родиной стало "лапотное", "соломенное" село Никольское Никольской волости Кузнецкого уезда Саратовской губернии (ныне Кузнецкий район Пензенской области).

Детство у Миши было сельское: бедное, голодное, босое... Но всё равно, как самое дорогое, самое прекрасное время жизни, навсегда оставило следы в его цепкой памяти.  Ведь совсем не случайно он в зрелую уже пору однажды воскликнул в стихах:
"Детство - время золотое,
Чище золота оно!.."

Три зимы посещал Миша сельскую школу, а в четвёртый класс уже не пошел... пошёл да бросил - не давалась арифметика, и всё тут! Ничего не мог понять он, хоть убей!

Отец, которого отрок еле помнил, ушёл в мир иной, когда сынишке ещё не исполнилось и шести лет. В 1918 году мать Михаила вторично вышла замуж. И опять за бедняка (как будто у неё был иной в крестьянском, вдовьем, бытовании выбор!), страшного неудачника, который всю свою жизнь бился как рыба об лёд и который послужил впоследствии начинающему писателю-прозаику прототипом для главного героя повести "Осиновый кол".

В начале двадцатых годов, "после пяти лет простоя", Михаил Павлович осознал, что нужно, учиться. И ему вновь захотелось в школу, но камнем преткновения была арифметика... И всё же он пересилил себя, достал необходимый учебник по математике, у котором ещё было так: из оного вычтем то-то, оное разделим... Поднатужился памятью и вниманием, выучил таблицу умножения, все четыре действия, дроби простые, десятичные, проценты, пропорции... И - полюбил данный предмет с такой же силой, с какой ненавидел его. Отчасти свои мытарства с учёбой позже прекрасно описал в своём стихотворном рассказе "Как учился Иван Коркин".

Данная быль была создана в 1940 году и, так сказать, на пути к зрелости носила этапный характер. Рассказ написан размером французских средневековых бродящих студентов - вагантов.

...В 1928 году отчим и мать с сыном в надежде "разбогатеть" на привольных землях переселились в Сибирь: в село Болотное. Правда, на новом месте крестьянствовать им совсем не пришлось по той причине, что не удалось обзавестись лошадью... А без неё какая может быть работа на земле. Поэтому устроились трудиться в кустарной местной артели, в которой пряли верёвки.

В двадцать один год Михаил поступил на учёбу в вечернюю девятилетнюю школу. Она примыкала к школе колхозной молодёжи (ШКМ), помещение которой располагалось на Западной улице, на пригорке, что находится за прудом, который нынче называют озеро имени Олега Кошевого.

Кубышкина из-за быстро решённых задач по математике и грамотного сочинения по литературе сразу же определили в последний выпускной класс. Здесь-то Михаил и встретил свою Музу, которая преподавала ему немецкий язык, а затем пошла замуж за своего талантливого ученика. Это была будущий автор романа о сельском учительстве "Школа" Крнеева Наталья Борисовна.

Девятый класс, в котором учился М. Кубышкин, был со специальным педагогическим уклоном. Он продолжил традицию конца 1920 года, когда из-за нехватки учителей начальных классов были открыты трёхнедельные курсы по подготовке специалистов низшего звена преподавания.

Вот почему по окончании школы Михаил Павлович оказался в Коченёвском районе, в котором с 1930 года шесть лет работал учителем в начальной школе, затем преподавал математику в неполной средней школе, а с 1937 года по 1939 год уже был преподавателем русского языка и математики в районной колхозной школе в самом селе Коченёво.

Шестого декабря 1940 года Кубышкин, чтобы продолжить своё образование, поступает на литературный факультет заочного отделения Новосибирского Государственного педагогического института (зачётная книжка № Л-42). Проучился он лишь на первом курсе один семестр и сдал на "отлично" пару экзаменов весенней сессии: по теории литературы Егерману и истории СССР.

Здесь надо отметить то, что Михаил Павлович всю свою жизнь занимался самообразованием. Знал наизусть не только многие стихи Сергея Александровича Есенина, прозу Максима Горького, Антона Павловича Чехова, поэмы Александра Сергеевича Пушкина, Николая Алексеевича Некрасова, но и даже весь роман в стихах "Евгений Онегин"... У него сохранились в дневниках  записи о тех днях, которые он посвящал перепроверке своей памяти, повторяя главы творения одного из самых любимых своих поэтов.

...Проживая в Болотном на Октябрьской улице, Кубышкин-пенсионер вспоминал о том, с чего пошло-поехало его творчество: "Не помню, с чего именно начяалось, но я складывал "песни" (так назывались в Никольском стишки), и они распевались под балалайку". И далее приводил конкретный пример, какое побудительное "вдруг" приводило его отроческую Музу в движение: "Вот два мужика поругались или даже подрались в поле из-за того, что один у другого отпахал две борозды, или украл снопы... мне заказ: Сложи про них песню!" Складывал в уме, на бумажку не записывал. Почему-то это мне и в голову не приходило. Володька Горюнов с моих слов разучивал их и выходил в воскресенье с балалайкой. Мужики слушали, смеялись... Складно!"

И уточняет: "В то время я уже читал сказки Пушкина и стихотворения Никитина. Некоторое умение рифмовать пришло именно оттуда..."

Позднее его стихи стали помещать в стенной газете. А в апреле 1927 года газета рабоче-крестьянской молодёжи "Большевистский молодняк" опубликовала стихотворение "Апрельской ночи мгла седая..." восемнадцатилетнего поэта. Это было первое известное на сегодняшний день печатное произведение М. П. Кубышкина.

Стихотворение написано сельским пареньком. Оно выпестовано четырёхстопным ямбом с "хвостиком" и имеет куцую последнюю строфу. Но перебивка ритма вызвана не неопытностью начинающего автора, а конкретным отражением смутного лирического момента накануне крутого поворота в судьбе, который либо уже реально намечается, либо подсознательно предощущается чутким юным сердцем.

Переехав на новое место жительства, Михаил Павлович начал печататься в Западно-Сибирском крае с 1936 года, публикуя свои стихи, заметки, статьи, корреспонденции, очерки, рассказы не только в Коченевской районной газете, где была "своя рука владыка", но и в областной газете "Советская Сибирь" и даже в коллективном сборнике "За честь Родины", который был сдан в набор в Новосибирске осенью 1941 года.

"В ту пору я писал уже и прозу, - вспоминал позднее поэт. - Так писал, так писал... и уснуть не мог до рассвета. Расписался. Герои совсем не по плану выделывают такие штуки, что я громко смеюсь сам, так неожиданно! а утром прочитаю... нет! опять ошибся! Это не литература! Взял ""Когти" Ефима Пермитина... Вот литература! Словесная ткань плотная, густая, как бархат! А у меня что?.. Реденько! Бредень!... Но вот как-то вдруг начал писать по-другому: текст плотный, всё живо, интересно..."

Случилось это в коченёвскую пору учительства. Тогда-то Михаил Павлович замахнулся на... повесть из деревенской дореволюционной жизни, которую назвал "Невеста".

По завершении своего прозаического первенца переписал его Михаил Павлович печатными буквами на одной стороне листа общей тетради в клетку и поехал на суд в Новосибирск.

В "Сибирских огнях" его встретил В. И. Непомнящих, который после окончания Иркутского университета в 1931 году перебрался в Новосибирск. Михаил Павлович знал его по стихам, а теперь вот смог увидеть живого.

Василий Иннокентьевич принял рукопись от автора и сказал, что передаст её литературному консультанту, а за результатом посоветовал заглянуть дней через пяток.

Выждав положенный срок, Михаил Павлович вновь появился в редакции журнала. Непомнящий позвонил, и минут через десять прибежал литконсультант  Сергей Баранов с общей тетрадкой Кубышкина. И вот что он сказал начинающему автору: "Сколько я здесь работаю, - ничего лучше этого через мои руки не проходило. Полностью гарантировать не могу, но на девяносто процентов даю гарантию: будет напечатано!"

Это был первый, найденный на сегодняшний день, отклик на произведения нашего писателя и поэта. Хоть и не письменный, но всё же!..

Немного погодя подошёл к ним и сам редактор журнала Вивиан Азарьевич Итин и прервал романтические восторги самым прозаичным вопросом: "Зачем же Вы так, печатными буквами-то? Напишите просто, мы перепечатаем на машинке, заключим с Вами договор... Вот допишите конец и приезжайте..."

Данный факт встречи проливает свет на датировку первого крупного прозаического произведения Кубышкина, которое было написано не позднее 1935 года, так как в 1930-1932 и в 1935-1937 годах "капитаном" журнала "Сибирские огни" был Высоцкий Анатолий Васильевич.

(Лет через сорок вот какие воспоминания оставил Михаил Павлович об авторе "Страна Гонгури", не только одном из первых редакторов журнала "Сибирские огни", но и о человеке, который, как утверждает Игорь Маранин, подарил нашему областному центру имя... Новосибирск: "Чёрный, лицо ассиметричное, говорит медленно, движется медленно. Он перелистывает мою тетрадку, там сторчку прочтёт, там две...").

На этом предварительные смотрины "Невесты" завершились!..

Сам молодой автор был восхищён: "Вот как! Это переходило все мои ожидания! Я просто охмелел! Вышел, а на улице конец марта, с крыш течёт, из-под колёс автобусов летят брызги, текут ручьи, а по тротуарам идут прохожие, на ангелов похожие".  Признайтесь, кто из начинающих не переживал подобного восторга, когда ему неожиданно улыбался зайчик удачи, когда на твои творческие потуги вдруг да и обратили внимание те, что рангом повыше!

Но через четыре месяца, в августе, Кубышкин получил отрезвляющую рецензию: "Сергей Баранов переоценил Вашу рукопись, написав Вам, что она сделана более, чем на "хорошо". Это несколько не так. Писать Вы, безусловно, можете в Вашей рукописи есть определённо хорошие места, яркие описания и сцены, но в целом рукопись далека от того, чтобы говорить о напечатании её в "Сибирских огнях". И напрасно Вы начинаете с повестей. Горький прав, когда он советует начинать с маленьких рассказов. Желаю творческих успехов. А. Коптелов".

С 1939 по 1941 год Михаил Павлович трудился корректором, литературным сотрудником и ответственным секретарём в редакции районной газеты "К новым победам" в поселении Коченево.

Осенью предвоенного года, когда редактор (шли хлебозаготовки) уехал в глубинку сельского района, а его заместителя на месте не было, , Кубышкин, оставшись в редакции один, самостоятельно выпускал очередной номер газеты. В основном всё шло хорошо, но на третьей полосе дело застопорилось, затянулось... На ней был помещён материал о доярке, которая много надоила. Был её портрет и даже фотография молочной фляги, но всё равно оставалась площадка величиною в пол=ладони, которую нечем было заполнить, ибо не имелось никакого подходящего письма от селькоров.

Уже начали ворчать наборщики и печатник. Напряжение ожидания стало переходить в стадию раздражения... Тут-то и проявилась поэтическая сноровка Михаила Павловича, который, в каких бы условиях ни находился, где бы ни был, всегда складывал, рифмовал почти ежедневно.

Вот и в данный критический момент он подошёл к печатной машинке и настучал экспромтом стишок "Старый дед сидел на печке..." Неважно какой, лишь бы заполнить место и чтобы он имел хоть отдалённое отношение к этой доярке и к статье о ней... Всего шестнадцать строк!

-Ну, вот вам, набирайте скорей и печатайте! - протянул Михаил Павлович листок с текстом наборщикам...

И никакого значения не придал этой пустяковине и даже забыл о ней. Да и помнить-то тут было нечего!

Прошло восемнадцать лет. И уже в Болотном среди газет попался однажды Кубышкину этот стишок, и что-то зацепило, потянуло автора к нему, и стало писаться радостно, легко, свободно...

Таким образом обыкновенный тихий родничок в благодатную минуту вдохновения и проложил русло поэмы о народных мечтаниях, чаяниях "Кисельные берега".

В конце 1940 года, когда журнал "Сибирские огни" возглавлял Савва Елизарович Кожевников, человек светлой Души и доброго сердца, Михаил Павлович был приглашён на конференцию молодых писателей, которая организовывалась в областном центре.

В ходе этой конференции Кубышкин озвучил своё новое произведение. Рассказ всем участникам понравился. Анна Ивановна Герман, которая на Новосибирском радио работала литературным редактором детской редакции, повела более удачливых в творческом отношении авторов в радиостудию. Было их человек пять. И все они читали отрывки из своей прозы по радио. Среди них был и Михаил Павлович.

Окрылённый подобным успехом, он вернулся домой и с таким воодушевлением писал продолжение рассказа, что повествование на глазах через пару недель превратилось в повесть. Его с готовой уже рукописью вызвал А. Л. Коптелов и весь день в присутствии автора читал страницу за страницей, делая замечания, заменяя неудачные слова...

После встречи с Афанасием Лазоревичем Михаил Павлович устранил указанные огрехи. И когда новая рукопись была готова, он вновь пожаловал в журнал "Сибирские огни", в редакции которого и состоялась его первая встреча с Саввой Кожевниковым. И началась спешная работа по подготовке данного произведения к печати. 

При редактировании повести "Осиновый кол" Савва Елизарович разговаривал с автором как с равным. "Это меня удивляло и радовало, - вспоминал Михаил Павлович позже, - он писатель, знавший Лидию Сейфуллину, видевший Максима Горького, говорит со мною как с равным..."

И подобное человеческое, доверительное отношение было у Кожевникова-редактора не только к одному Кубышкину. Об этом свидетельствует и заведующий отделом критики, заместитель главного редактора журнала "Сибирские огни", более двух десятков лет проработавший в данном периодическом издании, Николай Николаевич Яновский: "Помню: пришёл в "Сибирские огни" трудиться один начинающий критик. "Ну-с, - сказал ему Савва Елизарович, - давайте поработаем в одной упряжке". И сразу сократилась дистанция между опытным писателем и начинающим, возникло доверие, установилось равенство, подкреплённое затем заботой о жизни и творческом росте этиого человека... Он был щедр, открыт и умел верить людям!"

..."Осиновый кол" понравился не только одному Савве Елизаровичу, но и сибирским писателям, которые дали высокую оценку этому произведению. А один из них, старейший прозаик, при обсуждении прямо сказал, что в нашей литературе ещё не было книги, где бы крестьянин-бедняк преподнесён был читателям таким крупным планом. К маю 1941 года повесть в семь печатных листов была вычитана, выправлена и готова. Двадцать шестого июня её должны были сдать в набор, но двадцать второго числа на сонные мирные города посыпались фашистские бомбы...