Смоленский мальчишка Иван

ВЛАДИМИР ЛЕВИТИН.
СМОЛЕНСКИЙ МАЛЬЧИШКА ИВАН.
И вот по Нью-Йорку холодному
А может быть по Лондону
Или по Мюнхену бродит он
Смоленский мальчишка Иван.
Иммиграция в США из Российской Империи (толи царской, толи большевистской), с 1917 по 1991 до самого распада Советского Союза, имела три волны. Первая волна состояла из беженцев от большевизма – «свергнутого класса», борцов против большевиков и просто тех, у кого хватило ума вовремя покинуть эту страну. Третья волна были мы, беженцы из того серого с красною полосой большевистского «рая». Но тут речь пойдёт о второй волне – «смоленском мальчишке Иване», которому повезло не быть выданным большевикам для расстрела или для страшных лагерей смерти. По меткому выражению Солженицына «не они предали родину, а родина предали их», бросив в немецкий плен, остерарбайтеры или просто, быть угнанных нацистами при отступлении. И, не проявив ни малейшей заботы об их судьбе. Те же из них, кому повезло не стать «жертвами Ялты», попали сначала в лагеря для перемещённых лиц,  откуда подавляющее большинство их перебрались в США, ибо ни одна другая страна не захотела их принять. По странному зигзагу судьбы мне довелось с ними пообщаться. Сейчас, из них не осталось почти никого: все они отдыхают в своих могилах на разных кладбищах нашего «большого Лос-Анжелеса». Но когда я прибыл в США в 1978 году, они были живы-здоровы и в полном расцвете сил. Получилось это так. Я работал вместе с неким Сашей Пашковским. Вот он и познакомил нас с Русской Православной Церковью на улице Оргайл в Лос-Анжелесе.  Была она церковью второй волны, хотя попадались и из первой, и из третьей, в основном, армяне. И там я познакомился со многими интересными людьми. Первым из них был этот самый Саша Пашковский. Он очень мало, можно сказать, почти ничего, не рассказывал о своём прошлом. По крупицам, я воссоздал приблизительную картину, за достоверность которой я не ручаюсь, ибо это мои догадки. В начале войны он попал в плен и, скорее всего, оказался в рядах армии Власова. Как-то он сумел, до отступления немцев, вывезти на запад свою семью: жену и дочку.  Дочка его, в последствие, вышла замуж за еврея, чему он был «очень рад», хотя старался виду не подавать (впрочем, она с ним потом разошлась). Ему удалось избежать выдачи и добиться въезда в США вместе с другими «перемещёнными лицами». Работал он в этой фирме, как и я, чертёжником, и имел свой дом в городе Пасадена.
Следующей примечательной личностью был настоятель этого собора, тогда Отец (позже Владыка) Александр Милеант. Он жил при церкви с женой, которую все называли Матушка, и тремя детьми – Сашей, Таней и Володькой. От церкви, помимо жилья, он получал всего лишь шестьсот долларов. Этого на жизнь не хватило бы даже в то время. И Отец Александр работал в знаменитой Jet Propulsion лаборатории при Калифорнийском Технологическом институте – том самом месте, где создавались проекты американских космических аппаратов, математиком. И это он рассчитал орбиту космического челнока, сыгравшего большую роль освоение космоса, в частности доставки людей и грузов на орбитальную станцию. Он никогда не жил в России или в другой стране Советского Союза, а родился и вырос в Аргентине. Про себя рассказывал, что, будучи студентом, заболел туберкулёзом, тогда смертельной болезнью. И он дал обет Господу – если я выздоровлю, то стану священником. Господь ниспослал ему исцеление, и он выполнил свой обет. Об Отце (Владыке) Александре следовало бы написать отдельный рассказ, но наша тема не об этом, и я ограничусь лишь несколькими штрихами. Отец Александр родился и вырос а Аргентине, а посему, кроме русского и английского, в совершенстве знал испанский. Он никогда не был в России. Его знания в Православии не знали пределов. Нам он присылал свой листок-бюллетень, где обсуждались теологические вопросы. И, благодаря ему, Православный ритуал я знаю в совершенстве. В отличии от владыки другой такой церкви, на улице Фернвуд, который был непримирим к евреям и не принимал их в русскую школу (но после его ухода, это всё изменилось), он к евреям относился благосклонно и некоторые учились в его школе. «90% Закона Божьего составляет Ветхий Завет, одинаковый и для иудеев, и христиан». А молиться в их классе вместе с православными он не заставлял. Каждый год он ездил в Израиль. Как я это понимаю (не уверен, правильно или нет), его доктрина была: рано или поздно, евреи придут к Христу, а поэтому с ними надо быть терпеливыми и добрыми. Судьба этого великого человека сложилась трагично. Матушка от него ушла: у многих служителей культа (как и у детективов и военных) часто не складывается семейная жизнь, ибо они посвящают службе все своё время, а на жену и детей остаётся мало. Как православный священник, он не имел права жениться ещё раз, и вынужден был принять монашеский обет. Дочь его Таня, в возрасте сорока одного года, умерла от рака груди, оставив малого ребёнка. В церкви, против него началась какая-то (я и до сих пор не знаю за что) интрига. В результате его убрали, сделав епископом всей Православной Церкви Латинской Америки. Затем он сам заболел раком и, скончался после недолгой борьбы с  ним, не дожив и до шестидесяти лет. Вся наша семья присутствовала на отпевание.
Ещё одним интересным человеком был Борис Николаевич Г* (его вдова и сын живут тут, в округе, и я не считаю себя вправе называть его фамилию). Как и Отец Александр, он не был рождён и не жил в России, и тоже был математиком по профессии. Но работал он на разведку в качестве вольнонаёмного. Что он там делал, я не знаю, но очень много времени должен был находиться в Германии. Но, самое главное, что он был историк-любитель и для русской школы написал замечательный учебник истории России. События, со дня установления Руси до наших дней были описаны простым беспристрастным языком. В учебнике не было политики. Своего отношения в период после узурпации власти большевиками, автор не высказывал. Просто он их описывал, как есть, без комментариев. Я узнал от него много интересных фактов из русской истории, которых в учебниках, даже американских почему-то не было. Вот, например, русские пришли в то место, где они сейчас живут, из Индии. Кто бы мог подумать! Он был интеллигент до мозга костей, с ним легко и приятно было беседовать. Его сын Саша, Саша Милеант и Саша же, наш сын (который успел проучиться пять классов в советской школе) были в одном классе. Они долго потом общались и держат связь до сих пор, хотя прошло уже тридцать пять лет с тех пор, когда они учились в русской школе. Разумеется, все они посещали обыкновенную школу в будние дни. Когда зашёл вопрос об иностранном языке, наши дети сказали, что учат русский в субботней школе. Не поленились, поехали туда. Отец Александр показал им аккредитацию и дал необходимые разъяснения. И школу признали. Благодаря этой школе наша дочь может кое –как читать и писать по-русски. А вот знают ли американские школьники тот язык (обычно испанский), который они учили в школе – того я не ведаю. Правда, в Америке это не проблема: если надо, пошёл в колледже и выучил что хочешь.
Коля С* (его вдова до сих пор в округе) был «смоленский мальчишка Иван», в прямом смысле этого слова. Ибо был из Смоленска. В пятнадцать лет он попал в армию, и почти сразу же, в плен. Примкнул к власовцам, но работал у них шофёром грузовика. Ему повезло не быть выданным на верную смерть советским, и, вместе с «перемещёнными лицами» попасть в США. Здесь, они убирали апельсины за два доллара в неделю (тогда ещё в нашем Апельсиновом Графстве апельсины водились), но вскоре стали кто-кем – учёными, инженерами и техниками. Коля стал техником в нефтеперерабатывающей фирме. Зарабатывали все хорошо, а потом, при случае, купили очень дёшево (за сто тысяч) этот участок земли со строениями на ней, который и развили в Русскую Православную церковь. Причиной для устройства собственной церкви была в том, что аристократы из «первой волны» в церкви на Фернвуд относились к ним, выходцам из простого народа, высокомерно и пренебрежительно. Тут интересно отметить, большинство (не все, конечно) «первой волны», в своё время едва унёсшие свои жопы от большевиков, были уж очень-то «русскими патриотами» и пробольшевистски настроены. Возможно, они тоже, как и советские, считали «вторую волну» - «предателями». Да, «смоленский мальчишка Иван», ещё и одетый в добротные джинсы, куртку и туфли, с фотоаппаратом на шее, вдоволь побродил и «по Нью-Йорку холодному, а может быть по Лондону, или по Мюнхену…», особенно-то по последнему, ибо в Германии кончилась для них война, и начался путь в Америку. Но побывали они и на родине, которая вероломно предала их. Они на неё больше не обижались, а она на них тоже. По советским законам, если кто-то сумел продержаться пятнадцать лет, то, по сроку давности, он наказанию больше не подлежал. И хотя «измена родине» строку давности  не подлежала, бывших «изменников» негласно амнистировали и разрешили им посетить родные места. Коля побывал в своём Смоленске, встретился с родными, с которыми уже давно был в переписке. А Пашковский рассказывал, как его дочь Шура удивлялась: «Странно, как-то, что все вокруг говорят по-русски». Так что побывали везде, где хотели.
В церкви было спокойно и уютно. Кроме храма и домика настоятеля, были ещё кухня и помещение для школы. Был также своего рода дом для престарелых нуждающихся одиноких старых людей обоего пола. Этих было почти невидно. Было два садика – верхний и нижний по соседству с кухней. Тут были столы и скамьи, за которыми ели во время обеда, устраиваемого по очереди прихожанами. Деньги за обед шли в пользу храма. Я, обычно, сидел в нижнем из садиков, читая Библию. Вокруг сидели старики, которым тяжело было выдержать службу (они приходили под конец исповедаться или причаститься). Шёл неторопливый разговор о всяких и разных бытовых мелких мелочах, болячках (а о чём ещё в этом возрасте?), детях и внуках. И на какое-то мгновенье забываешь где. Словно сидишь ты в скверике, в какой-нибудь Березановке, посреди дедов, слушая и не слушая, о чём они там. Но вот мелькнёт понятное, но чужое слово – и иллюзия пропадает. Любимое выражения среди них было «Big deal! (Большое дело!)» Я его до сих пор тоже использую (Big deal –крокодил). Все в церкви знали, кто я такой, но относились ко мне благосклонно. Отец Сергий очень одобрительно относился к моему желанию изучить Библию, и многое объяснял. Кроме меня, были здесь ещё евреи из таких, как  моя, смешанных семей. Один раз, «зимой», в классах не разжигались печки. Меня попросили посмотреть. Как я понял, причина была в том, что прогорели термопары. Я попросил у Отца Александра гаечный ключ. Он открыл мне кладовку, где было полно всякого инструмента. По соседству с церковью был хозтоварный магазин, там я купил термопары и печки загорелись. В другой раз, попросили поменять сгоревшие восьмифутовые (2,4 м) лампы. Я сказал, что в мою машину они не влезут. «Вот тебе ключ от церковного автобуса». Я сел в него – батюшки светы! Как трамвай длиной и в зеркало заднего вида ничего не видать. Как я доехал туда и обратно – сам не знаю. Иногда был в кухне ланч. И Александр приходил. От читал перед едой «Отче наш» и вёл потом интересные беседы на теологические темы. Я спрашивал неясные места из Библии, и он разъяснял.
Дети выучились, но мы не теряли связи, ни с Пашковским, ни Колей и его женой, ни с Отцом Александром, ни с Борисом Николаевичем и их детьми. Как я с удивление обнаружил, что Вовка Милеант говорит по-русски, и, притом неплохо. В школе я от него ни одного русского слова не слышал. Коля много курил. Он был, как тут говорят chain smoker, то есть прикуривал следующую сигарету от предыдущей. Не знаю, поэтому или нет, но случился с ним рак лёгких и «смоленского мальчишки Ивана» не стало. Какая жалость! После ухода Отца Александра наши отношения с этой церковью, нет не прекратились, но сократились сильно. Потом нашли весьма интересные по архитектуре церкви в городах Окснард и в Сан Диего. Но будет это уже тема для совсем другого рассказа.
Июнь 2019.