Не ужились

У нас была бабушка, Екатерина Ивановна, милая добрая старушка. Очень верующая. Сходит в церковь на службу, вернется домой просветленная-просветленная, с лица аж свет струится.   Бабушка простая, какая-то домашняя, «пирожковая». И от морщинок на лице добро исходило. Начнет рассказывать про житие какого-нибудь святого – прослезится непременно. Слезки смахнет уголком платка и посмотрит ласково.
   Я не видел, чтобы она гневалась, раздражалась, кого-нибудь критиковала или сплетничала. Никогда. Только иногда рассердится на дедушку и скажет ему в сердцах: «Свинина рожа». И успокоится.
   Как-то мы поехали в Крым на две недели. А дома кот Миничка – домашний любимец. Черненький, а на грудке белое пятнышко.   Бабушка сразу же  согласилась принять его на время, потому что «божья тварь», куда ж ее девать?  Принесли кота, и он молнией спрятался под бабушкину кровать -  испугался. Мы подумали, что он привыкнет, и спокойно покатили к Черному морю.
   В день возвращения  беру сумку и еду  за котом. Прихожу – дверь открывает наша бабушка, лицо серое, усталое, растерянное, плаксивое. Оказывается, что Миничка первую неделю просидел под кроватью. Затем  стал вылезать за едой. Съест кусочек – и снова в укрытие. Но к себе не подпускал. А потом вдруг облюбовал полку, на которой рядами стояли иконы – святое место для бабушки. Залезет, уляжется и грозно смотрит вокруг. Как же молиться? Если бабушка подойдет, кот поднимался, выгибал спину и шипел по-змеиному. Нельзя же в самом деле бросать в него предметы, замахиваться тряпкой, ругаться громким голосом! За ним иконы!
   «Черт в нем», - заключила бабушка. – «Забирайте его!». Я никогда такой ее не видел. И властная, и гневная, и голос как будто вовсе не бабушкин.  Взял  кота – домой принес. Миничка несколько часов ходил за нами – от одного к другому, терся о ноги, пел кошачью народную песню, а глаза влажные были, словно плакал.  Мы потом подумали, что он угадал самое дорогое место для бабушки и таким образом протест выражал.