Главка нового романа 076 - 27. 06. 2011 Москва

27.06.2011 Подмосковье - Москва
      «Журналист сравним с травоядным животным, в силу профессии вынужденным писать о хищниках, поэтому, чтобы остаться в живых и не быть сожранным, ему надо писать осторожно и приятно для своего героя. Иногда он, правда, нападает, но, как правило, тогда, когда позади него стоит тот самый хищник, которому он служит»
      Сегодня понедельник. С утра я вдруг вспомнил о своей книге, награжденной «Золотым пером России», о том, как купил на полученную премию три больших серебряных бокала, о которых когда-то мечтал, представляя, как буду пить из них вино, словно дворянин царской России. Возможно, именно гонка за этим серебром и привела меня к нынешним проблемам, потому что в книге «Холодный путь к старости» я назвал реальных людей смешными именами, иронично описал реальные нелицеприятные события, происходившие в городе. Вспомнился апрельский телефонный разговор с Ириной Павловной на берегу Иртыша в момент ледохода.
      - Я вот, что думаю относительно ваших проблем, - как всегда заинтересованно и проникновенно сказала она. – Может, они, наконец, прочитали вашу книгу «Холодный путь к старости»?
      - Так уже четыре года прошло с ее выхода, - напомнил я.
      - Ваши герои люди занятые, а тут сели и прочитали, наконец, что вы там о них написали…, - сказала Ирина Павловна. – Вот они вам и оформили проблемы…
      За воспоминаниями я позавтракал тем, что было в александровом холодильнике, а затем по грунтовой ухабистой дороге, тянувшейся мимо дорогущих коттеджей салтыковских москвичей, пошел на остановку электрички до Москвы. Добрался до Москвы без проблем и направился в Союз журналистов России, в тот самый, что на Зубовском бульваре, где, как журналист, я надеялся у высокопоставленных коллег найти помощь и поддержку в своей непростой ситуации. Дорога сложилась хорошо, по пути, недалеко от офиса Союза журналистов России, в подземном пешеходном переходе я купил удачнейшую телефонную сим-карту: удачнейшую и по экономным тарифным планам и потому что - без паспорта. Москва оказалась сущей находкой для человека в федеральном розыске.
      Союз журналистов встретил меня тишиной длинного, как переход в иной мир, коридора, снабженного множеством дверей. Я продлил международную карточку журналиста, сам не знаю зачем, по возросшей в два раза цене, по пятьсот рублей. Вернулся в коридор, на стене нашел свою фотографию среди множества лауреатов «Золотого пера», засмотрелся на остальные фотографии, выискивая знакомые лица, как вдруг услышал за спиной шаги и краем глаза ухватил серый пиджак непонятно по каким приметам знакомой мне фигуры.
      «Богданов, председатель Союза журналистов», - радостно подсказало сердце, но разум подсказал потянуть паузу и не бросаться на председателя, как голодный невоспитанный бездомный пес на кусок мяса. На мое счастье Богданов не торопился уходить. Он зашел в рядом расположенный кабинет, дав мне на выходе возможность подойти и обратиться:
      - Всеволод Леонидович, здравствуйте. А я тут стою, фотографии разглядываю, и слышу ваш голос...
      - Здравствуй, как твои дела? - спросил Богданов, подойдя ко мне, и по-дружески пощупав-пожав мою руку, не сжав кисть, а именно пощупав-пожав руку в районе локтя.
      - Мои книжки-то дошли? - спросил я самое важное о последней своей книге «Эффект безмолвия».
      - Да, я уже прочитал, - ответил Богданов. - Прочитал и как ты меня изобразил.
      Я предпочел не обращать внимания на последнее замечание председателя, поскольку его впечатление могло быть не в мою пользу. Богданов не заставил меня подыскивать варианты продолжения разговора, а взял инициативу на себя:
      - У меня сейчас важная встреча, я ухожу до конца дня. А нам надо бы встретиться, чай попьем.
      - А когда можно с вами встретиться? - спросил я.
      - Давай, подходи, - оптимистично предложил Богданов на ходу.
      Этот ответ из-за неопределенности предложения я расценил, как попытку дружественно распрощаться под имитацию назначения встречи, потому как: «первая заповедь снабженца: пообещать», - так говаривал ныне покойный брат моей жены Борис, бывший главным врачом больницы в маленьком нефтяном городе Муравленко.
      - Назначьте время и день, когда подойти, - с мягким требовательным оттенком произнес я, следуя за ним.
      - Давай, подходи, поговорим, - продолжил гнуть линию Богданов уже на улице, готовый уйти к своему служебному автомобилю, напоминающему джип Кукевича, первого заместителя начальника департамента информации и общественных связей всего Ямала из Салехарда, которого в своей книге «Эффект безмолвия» я назвал Кукишевичем. Кукевич был таким же высоким чиновником слова, как мой московский друг Александр. Страшный человек, если не друг. Меня это сходство насторожило, и я перешел в наступление.
      - Когда? Завтра, послезавтра?
      - Завтра не получится, - через мгновенье раздумья сказал Богданов. - Приходи послезавтра, в среду - с утра. Чаю попьем.
***
      Богданов уехал, а я ушел не сразу, вернулся в Союз журналистов и нашел Павла Гутионтова – одного из секретарей, в книге «Эффект безмолвия» названного Дантовым. Нашел я его в его же кабинете. Гутионтов был по-прежнему солнечным, хотя и обросшим небритыми черными лучами не менее чем трехдневной щетины.
      - Здравствуйте Павел Семенович, - произнес я приветствие, предварительно, на всякий случай, сверив свою память с надписью на табличке его кабинета.
      Мы коротко переговорили о моих проблемах, а в ходе беседы я с удовлетворением заметил на переднем ряду его книжной полки свою последнюю книгу. Гутионтов не заставил себя уговаривать, не сослался на дела, а тут же повел меня к юристу Союза журналистов. Там я получил обещание о составлении письма о моей проблеме и направлении его от имени Союза журналистов Генеральному прокурору России.
***
      Далее я направился в торговый центр «Горбушка», располагавшийся неподалеку от станции метро «Багратионовская», именно там продавалась нелицензионная правовая система «Гарант», которую я, когда бывал в Москве, покупал уже в течение многих лет для своей журналистской работы. Сейчас она мне была нужна, куда более, чем раньше: требовалось узнать все новые правовые акты, касавшиеся инкриминированного мне уголовного дела. На втором этаже, сразу за эскалатором, на привычном месте нашел Павла, которому предварительно позвонил по телефону, полученному от него еще при первой встрече. Высокий, крепко сложенный, лысый - он был заметен издалека.
      - Все меняется, кроме Павла, - сказал я, подойдя. - Гарант ныне почем?
      - Две тысячи, - сообщил Павел.
      - Давай за полторы, - предложил я, чувствуя, что Павел завысил цену.
      - Тысяча восемьсот.
      - Тысяча пятьсот.
      - Тысяча шестьсот.
      - Хорошо…
      Но найти любимый мною сотовый телефон-книжку Нокиа Е-90, который я любил использовать для набора текстов, в этот день я не сумел. Это был в своем роде единственный телефон, имевший удобную для подушечек пальцев обычную клавиатуру. Его не было на всей «Горбушке», а новые модели коммуникаторов были для меня неработающего и дороговаты и неудобны своей сенсорной системой набора текста.
      Мысли почему-то устремились в московский ГУМ, расположенный на Красной площади, где я бываю регулярно при посещении Москвы. Я люблю там посидеть, перекусить. В теплое время года – на Красной площади в открытом кафе с видом на Кремль. В холодное время года - в закрытом кафе на мостике третьего этажа ГУМа, где под зонтами установлено не меньше десятка столиков на четверых, с прострельным широким видом вниз на торговые площадки ГУМа и на такие же мостики, где праздно ходит народ.
      Это кафе внутри ГУМа по нахождению своему не меняется уже много лет, а вот по названию: то «Ростикс», то «Сбарро», то «Столовая номер», а теперь итальянское кафе, где в этот раз я угощался пиццей «Четыре сыра», картофелем по-деревенски с обжаренной куриной грудкой и поллитровым стаканом пива «Сибирская корона». Над всем этим буржуазно-довольным миром царствовала умиротворяющая музыка, похожая на ту, что издавал когда-то оркестр Глена Миллера, но с тем отличием, что средь  музыки этой слышались песенные слова на русском языке. Именно эта музыка мне и запомнилась в первую очередь и кажущееся ощущение пустоты ГУМа, и всех его торговых залов, чего на самом деле и в помине не было. Странно. Личное сыто-довольное равнодушие, прекрасная цивилизованная устрашающая пустота.
***
      По возвращении домой к Александру, я рассказал его сыну Мите о своей встрече с Богдановым и о назначении нового свидания. Митя спросил:
      - А они вас не сдадут властям?
      - Это было бы здорово: Союз журналистов России продает своего журналиста, - ответил я. – Но ничего исключать нельзя. Богданову проблемы с правом не нужны, тем более из-за журналиста из какого-то малоизвестного города.
      Александр по возвращении тоже сказал, что это было бы через чур, если Богданов решится на предательство. И по этому поводу можно было быть совершенно спокойным, если бы российская журналистика и собственно все гуманитарные науки не прошли «Сталинскую школу фальсификаций», о которой, после отстранения от власти, обиженный Лев Троцкий подробно написал в данной своей книге:
      «Да об отношениях Ленина и Троцкого врали много. Но разве можно тогдашнее кустарное вранье сравнить с тем, которое теперь правильно организовано в общегосударственном и в международном масштабе?». 
      Журналисты – это те, кто умеет врать, изощренно и весело, искренне веря, что говорят правду! Поэтому мне более следует опасаться за исполнение их обещаний в помощи, которые они мне дали. Учитывая, что обещания я получил не от простых журналистов, а от чиновников, то тут «слово должно быть заверено подписью и печатью», - писал Михаил Генин.

На фотографии коридор Союза журналистов России в Москве на Зубовском бульваре.