Часть 2, Иди через лес... Пролог

  Запасной огонь, часть 2, Иди через лес         

                «Я пойду за тобой, я буду искать тебя всюду,
                До самой до смерти…»
                («Сплин», «Иди через лес…»)


                ПРОЛОГ

Без Ди, без Женьки, без единой весточки извне – к этому она стремилась изначально. Вдвоём, с сыном, в окружении благоговеющих лаконов, готовых броситься выполнять любое распоряжение и желание… Королева! Мать будущего Короля!

Но – последующие годы, после ухода Ди,  вновь изменили Дину.

Если раньше она с восторгом бралась за кисти и мелки, чтобы запечатлеть красоты, не тронутые коростой и ржавчиной цивилизации, удивлялась каждому новому уголку, то теперь, глядя с сыном на жаркие краски «бабьелетнего» вечера, на заснеженные просторы и причуды изморози и инея, на туманную завесу после тёплого дождя или игру кристаллов на скалах, освещённых восходящим светилом, ставя в вазу огромный душистый букет или отбирая для Дина необычайно крупное и красивое яблоко, она просто любовалась  ими. Любовалась молча и сосредоточенно, зная, что это никуда не уйдёт и всегда будет при ней. Что никто не покусится на это торжествующее великолепие. Что она – единолично или с сыном - будет любоваться этими охряными дубами, золотыми липами, шафранными клёнами, румяными осинами, волнами осеннего огня, обегающего холмы и предгорья, лежащие в объятиях прохладной озёрной синевы и чистого неба, которое бороздили только птицы, и сегодня, и через год, и год за годом, всю оставшуюся жизнь. Долгую и кристально чистую, ибо здесь нагрешить она не могла. Но – не было ли грехом само бегство?

И она перестала рисовать природу – она была, есть и будет, изменчивая, многообразная, и всё же изученная до мелочей. Что картина на стене, что вид из башни – они едины. Пустой пейзаж без живого человеческого существа стал ей пресен, скучен и холоден. Теперь Дина устроила галерею портретов. Она рисовала Ди и Женьку по памяти.

- Это – папа, это – друг! – объясняла она Дину.

Ничего, у Далаянцев он научится чувствовать Мир и не будет себя ощущать так одиноко, как она. И тогда эти картины и наброски скажут ему куда больше! Дина вспоминала мать, отца, русоголового Витюшку – «бабушку, дедушку и братика» - и рисовала их. Только мужа Дина не вспоминала. Его не существовало во Вселенной Миров. Её Витюшка не имел отца. Зато Дин, выплывший из её лона в бережные руки Джонатана Ди, имеет отца, и Дина не позволит ему об этом забыть!

Она без конца делала портреты сына, одухотворяющего любой интерьер или пейзаж, заставляя их звучать иначе, приобретать новое эмоциональное наполнение. Она писала Далаянцев и «лисичек» лаконов – иномирцев, оказавшихся лучшими соседями, чем соплеменники в родном Мире. Она начала вспоминать старых друзей и сослуживцев – среди них, оказывается, были замечательные люди, которые стремились помочь ей от чистого сердца.

Память Дины оказалась поистине совершенна и неисчерпаема! Постепенно она стала выкапывать оттуда и совершенно невообразимые образы. Когда-то виденного бомжа, группу грибников в вагоне электрички, влюбленную парочку, вереницу дошколят в сопровождении воспитательницы, подвыпивших туристов, выпускников, гуляющих в парке, любопытных и въедливых старичков на лавке у дома, вредную и вечно раздражённую бухгалтершу, усталого и пришибленного начальника, нахальную цыганку с младенцем, пьяньчужку у ларька и просто спешащую или гуляющую толпу…

Дина помещала их то в родной интерьер, то – в чуждый им, но родной для себя. То есть, как бы звала к себе в гости, и словно слышала восхищённые или завистливые ахи и охи.

«Ах, какой дом! Ты всё-всё сама?», «Динка, ты гениально выглядишь – просто вундеркинд красоты какой-то! Тебе бы в топ-модели!», «Ах, с ума сойти, живые иномирцы!», «Твои картины созрели для выставки, тебе срочно надо к нам, в Салаховскую Галерею – там тебе место!», «Ай-яй-яй, какой чудный мальчик! Динка, это твой сынишка? Ты молодчина, в одиночку растишь…», «А кто папа? На кого-то он очень похож, очень известного – на кинозвезду?», «Как его зовут? Дин? Это в честь кого - себя, любимой? Ха-ха…», «А что ты кушаешь? Это твоя кладовая? Ой, как вкусно! И что, никаких диет и врачей – просто залезаешь в озеро? Вечная жизнь на вечном курорте, ха-ха…», «А твой мужчина это ценит? Ну да, мужчина, не одна же ты здесь живёшь, не притворяйся!..»

Потом и эта полоса себя исчерпала. Дина стала сочинять, с бесконечной фантазией, и Миры, и иномирцев, словно писала гигантский, неисчерпаемый фантастический сериал – и как Дин обожал эти рисунки!

 - Когда-нибудь он посетит и эти Миры, и мой родной Мир, – мечтала Дина. – Надеюсь, что он не осудит его.
Что бы это могло значить?

Неужели её снова потянуло в этот гигантское, бестолково орущее и суетящееся без толку скопление, нечто, напоминающее муравейник, но влюблённое только в себя. Где даже природа воняет бензином, где каждый живёт лишь для того, чтобы заявить о себе громче соседа, а то и пройти по нему, не заметив этого – как произошло с ней и её родными.

Вспомни – пустые вечера у безликого телевизора, выматывающая работа, далёкая от творчества, очереди у кабинета врача, призрак уродливой и больной старости, беспомощность перед лицом хамства и насилия. Вспомни, как в минуты помрачения, после выписки из больницы, тебе думалось, что жизнь никчемна и лишена смысла, что ты живёшь ни для кого и ни для чего.

 А здесь, когда прошла эйфория новизны, в тревожном ожидании беременности? Что тебе думалось? Что ты скоро наскучишь Женьке, и он уйдёт с головой в свою музыку, этот вечный праздник, и больше не появится. Что твои картины никто и никогда не увидит. Что в твоём доме никто не появится с радостным возгласом:  «Привет!». Что тебе никогда не образовать единого целого с Далаянской общиной и не создать своей, и остаться чужой и бесплодной в чужом, ненадёжном Мире.

И тогда зачем ей её вечная молодость и сила, если ими не с кем поделиться? Зачем нужна красота, если её некому оценить и некому о ней рассказать? Красота сама по себе бессмысленна и, обращённая сама на себя, теряет свойство быть красотой. Вспомни, как ты устала вести разговоры с деревьями и травами, птицами и ящерками. Устала спрашивать совета у собственного дома и не получать ответа, глушить тоску тяжёлым трудом и мечтать о бутылке вина, или лучше водки. Устала видеть спрятанный взгляд молчаливых Далаянцев, погружённых в непонятные мысли, от которых порой становилось так неуютно.

Сколько сил и времени потребовалось тебе, чтобы забыть приметы прежнего Мира и той жизни. Ты ожила, ты не одинока, и вот – старая жизнь снова позвала тебя? Ди сумел-таки тебя убедить? Ди…Зеленоглазый идол тысяч фанатов. Каково тебе сейчас? Появилась ли творческая злость? Такая же, как у неё – сейчас? Творческая злость… Чёрт возьми – она стала думать так же, как он.

Спаси, мой мальчик, мой сын, моя единственная радость, спаси и сохрани от этой тяги, нового безумия!