Роковая кнопка

        Ему в который раз снился кошмарный сон, что он нажимает на роковую кнопку и рушится весь мир, а его засасывает в кружащийся вихрь, воронку, и уносит в пустоту, в кромешной тьме он зависал в небытие, и кровь «леденела в жилах», а сердце останавливалось. Он начинал стонать. И бесценное сокровище – вторая его половина, уже зная ишемические ночные приступы, осторожно будила его, растирая затёкшую руку. Пора было ему подумать об отставке. Годы и тяжкое «ярмо власти» давали о себе знать. Себе «на жизнь», «на смерть» он уже заработал; а также на несколько лет вперёд своим детям и внукам, - одним словом, их благополучное будущее, он обеспечил давно! И в том, что личные желания и инерция удерживали его у власти – виновата сила, неподвластная ему, сила притяжения кнопки, к которой только он мог дотянуться через многочисленные щупальца системы жизнеобеспечения. В равной степени её можно было назвать системой самоуничтожения. Было во всём этом что-то запретно – сладкое! Кнопка была, словно желанная женщина, с которой осталось лишь сорвать последний прозрачный покров, так манила к  себе и будоражила она его воображение! Хорошо, что роковая кнопка, сродни звонку с урока, повествующая о завершении мира, была не прямо под рукой в единоличном и единожды возможном использовании, после сладости коснуться которой, неминуемая казнь ждала не только приступившего запрет, но касалась всех и всего мира сего. Он знал, что стоило ему отдать приказ в микрофон, улавливающий тембр и интонацию его голоса, как сработает распознающее устройство, разложит пришедший сигнал на единички и нули, и кто-то невидимый и неузнанный, в продолжении его воли, наберёт комбинацию на компьютере, код – разместит в нужной последовательности определённые цифры и буквы; и нажатие последней клавиши будет означать конец всему живому. Определённым цветом роковая кнопка не помечена, но во сне она всегда видится ему красным кровавым пятном – пупырышком, расползающимся перед его тянущимися  к ней пальцами, то лужей крови, то чернильной кляксой; или выступающими пятнами пигмента на лице, почему-то  женском. И тогда хочется в бешеной ярости впиться в лицо ногтями. В этот момент он ожидал бы услышать с визгливым криком своей жены, тысячекратно повторенные и усиленные голоса всех женщин на земле. По Фрейду он вероятно должен был испытывать ненависть к женщинам. Между тем он  был примерным и заботливым семьянином, отцом, мужем, дедушкой. Чёрт возьми, может быть, ему стоило хоть раз изменить жене, может тогда проклятущий кошмар, оставил бы его, в конце концов. Тем паче, при его положении, деньгах, возможностях организовать это не доставило бы особых хлопот. Но государственные дела и незапятнанность репутации государственного деятеля и мужа, - подобное и в область его фантазий редко допускалось, - не позволили бы зайти ему столь далеко в непристойных статусу связях и поступках. Ну, уж и словечко пришло ему на ум препоганенькое – «государственный муж»! За границей подобная должность уже была утверждена для оплодотворения незамужних одиноких женщин. В таких случаях, государство брало некоторую часть забот о появляющихся детях «на свою шею». Из этого особо проворотливые женщины извлекали свою пользу – выгоду. По мнению его, так это просто завуалированные обман и распутство! Но известное древнее изречение: «Чего хочет женщина, того хочет Бог», - разрешило содержание за государственный счёт мужчин, особо влюбчивых и не особо щепетильных и разборчивых в связях, к тому же симпатичных, отобранных без «в/п»!  Появившимся новым положением были весьма довольны  и «папаши», и «мамаши» – это их освобождало от некоторых забот, давало большую свободу и самостоятельность, освобождало от многих щепетильных проблемных вопросов и поисков достойных партнёров, за которых им теперь не приходилось платить из своего кармана – за всё расплачивалось государство. Сама собой решалась проблема разводов, их стало значительно меньше, в равной степени, как и браков. Женщины уже не бросались безоглядно замуж, лишь бы выйти за кого угодно; что, в свою очередь, принудило многих мужчин укоротить личную  «свободу»; ведь женщины становились слишком разборчивыми, и росла вероятность остаться вовсе не востребованными женщинами. Они могли прожить, не работая, за счёт субсидий на своих зарегистрированных детей, находящихся под особой опекой государства. Последнее становилось весьма модным. И старая форма брака и семьи, таким образом, подверглась разрушительным тенденциям Запада! - «Чёрт возьми!..  мужчины, если подумать, уже переставали играть решающую роль главенства не только в семье, но и в мире!» - Миром, всё в большей степени, правили женщины! Над ними уже не тяготела мораль старого общества; детям ничто не угрожало; а мужчины стали чем-то вроде  либо бесплатного, либо, что ещё лучше, хорошо оплачиваемого приложения, рабом у её ног, ублажающим все её капризы и прихоти. – «Ты уже, вроде, как второй сорт, а им и работать не надо! Рожай себе да рожай! А ты гробь на них свою драгоценную жизнь! Ты им и нужен, только пока на них гробишься да деньги приносишь. А будут у них деньги и власть, они заведут себе молодых крепких «браватиков - накроватников», волонтёров – гимнастов и эквилибристов, поэтов и артистов! А ты уже  им будешь  карман набивать, чтобы они же у тебя  же твоих женщин запросто брали!.. Нет!..  пока он жив, он не допустит такого позора для мужчин! Вот почему мужья так ненавидят любовников! То, что мужьям достаётся шишками и рогами, эти вертопрахи походу хапают, по верхам, и всегда в выигрыше!.. Нет, на вверенных ему рубежах никаких других «государственных мужей» он не допустит! Тогда уж не он ими командовать будет, а они его посылать подальше! Но это всего лишь, пока он у власти! Рано или поздно, но ему придётся оставить свой пост, и тогда неминуемо рубежи будут сданы каким-нибудь другим, думающем иначе, чем он «политиком»!» - Он привык думать о себе в третьем лице. – «Он достиг в этом мире всего, что можно было достичь! Стал президентом большой державы! Дальше только сумасшедший мог пожелать стать императором всего мира!.. Чего можно ещё желать?..»
 Во снах он желал только одного – нажать на кнопку!.. Он даже не знал, как она выглядит эта не помеченная ничем, или всё же чем-нибудь помеченная запретная роковая клавиша…  с которой началась бы новая какофония звуков, название которой «Армагеддон», но уже некому было бы сочинить  «Реквием», а эпилогом стал бы предсказанный пророками «апокалипсис»…