Не забывай

Детство в Петербурге (Ленинграде)
Не забывай
В четвертый класс я пошла на Фонарном переулке, школа стояла на углу Мойки и мяч с нашей школьной спортплощадки иногда падал в воду. Когда мы выбегали на переменках на улицу, краем глаза видели Исаакиевский собор и площадь с памятником императору Николаю Первому. Местоположение школы было никак не связано с составом учеников или учителей. Это был обычный район центра Питера, почти все жили в коммуналках и были одинаково бедными. Но социальные различия были очень даже заметны. В то время касты создавались не фирмой, изготовившей одежду, а языком и поведением, количеством прочитанных книг и просмотренных спектаклей. Впрочем, никаких претензий мы друг к другу не имели. Дети дворничихи татарки Фатимы чувствовали себя не менее счастливыми, чем дети инженеров и научных работников. Просто наши орбиты не пересекались. Хотя в 8 классе, когда девочки уже носили неудобные жесткие как панцирь советские бюстгалтеры и пользовались ватками, завернутыми в бинтик (прокладок в СССР никто не знал) в меня влюбился наш второгодник Боря Михайлов, рослый белобрысый мальчик, явно пролетарского происхождения. Где бы я ни находилась, постоянно чувствовала  взгляд его бледноголубых глаз, полных немого обожания.
Надо заметить, что подростком я была некрасива и чувствовала это. Лицо у меня было худеньким и длинным, тонкие ноги и бледная кожа дополняли портрет петербургского заморыша. Даже очень густые и длинные волосы не помогали. Коса у меня была такая толстая, что тетки в бане, куда мы раз в неделю ходили с мамой, ахали и смотрели, как мама ее заплетает. Но я была очень спортивная и волевая. Три раза в неделю меня водили на балет в знаменитую студию Молодяшина во Дворце Культуры Первой Пятилетки, который недавно снесли в угоду нарядному, оранжевому внутри, чуду хай тека – новому Мариинскому театру. У Молодяшина была железная дисциплина, по два-три часа мы делали большие батманы и плие. Его жена, маленькая сухая старушка, настоящая балерина в прошлом, била нас довольно больно палочкой по ногам, когда мы недостаточно выпрямляли колени или не подбирали попу. Я и по сей день чувствую удары этой острой палочки, когда у меня что-то не выходит. К тому же папа научил меня грести на весельной лодке и правильно плавать.

К учебе я относилась довольно пренебрежительно, хотя в целом справлялась, зато читала запоем. Два предмета всегда вызывали мой интерес и в них я была одной из лучших – физкультура и литература. Например, я первая из девочек влезла по канату под потолок нашего высокого спортивного зала. Мои сочинения часто читали вслух.
Все эти достижения не оставили бедного Борю Михайлова равнодушным. К тому же, к пятнадцати годам я внезапно поправилась и похорошела. Очевидно подействовал бабушкин рацион из жареной картошки на сливочном масле, грибного супа и изумительных сырничков с изюмом и ванилью. Больше бабушка, прошедшая блокаду и работавшая всю жизнь старшей медсестрой, ничего готовить не умела. Итак, розовая и плотненькая девушка с длинной косой через плечо – это модная тогда прическа «прощайте, голуби», уже не походила на тощенькую Норку-Корку, страдающую от насмешек еще и из-за своего имени.
Боря Михайлов учился из рук вон плохо. Может быть, это была не его вина, просто родители, пьющий отец и замученная жизнью мать, совсем им не занимались. Он был самым высоким мальчиком в классе и довольно красивым, с правильным римским носом и большими глазами, но печать происхождения его портила. Не понятно, в чем это выражалось, какой то неправильный тон речи или движения. Все усилия советской власти стереть эти различия, многопоколенный тренд людей образованных от «простого народа» не удался тогда. Может быть, теперь, когда электронные игрушки всех уравнивают, это получится. Не знаю.
Боря был влюблен «безмолвно, безнадежно». Он даже не пытался подойти и поговорить со мной, а только издалека следил за мной глазами. И тут вдруг наша классная руководительница, математичка Анна Ивановна, объявила, что мне поручается с ним заниматься и «подтянуть» его хотя бы до какого-то троечного уровня. Возможно, она что-то заметила, потому что Боря, сидевшей на первой парте, куда всегда сажали самых плохих учеников, все время сидел в полоборота и смотрел на меня, а я сидела на последней. Кстати, мне это очень нравилось. Там можно было под партой книжку читать. Я и сейчас, если меня не вынуждают вылезать вперед, стараюсь забиться в дальний угол.
Не могу сказать, что Боря или я этому обрадовались. Любовь на расстоянии – это одно, а вдалбливание алгебры с геометрией – совсем другое. Теперь нам приходилось оставаться после уроков в школе. Он меня к себе не приглашал, да и мне не очень хотелось знакомить его с бабушкой, приводить за мой старинный письменный стол, стоявший в комнате у мамы, где я с удовольствием клала под учебник какую-нибудь интересную книжку и читала вместо делания уроков.
Но теперь в наших отношениях появилась некоторая интимность,  усилившая прежде виртуальную связь.
Ты будешь сегодня со мной заниматься? – спрашивал Боря и я невольно должна была назначить ему свидание. Все это привело к тому, что Боря осмелел и уже как бы нацелился на более близкие контакты. Мне это немножко нравилось и немножко раздражало. С одной стороны, все же приятно, что из всех девочек выбрали именно тебя, а не признанную красавицу Таньку Варенникову, похожую на девочку Мальвину из фильма «Буратино», картинно хлопающую голубыми глазками на круглом кукольном лице.
С другой стороны, Борька никак не вписывался в мой образ мысли и жизни, с круглогодичным абонементом в Мариинский театр, посещением филармонии с папой доктором наук и экскурсоводческим кружком, который вел наш милейший учитель рисования, одноногий ветеран войны.
Борька был дворовый парень с Мойки, может быть, при очень большом желании, можно было его пигмалионить, но в большинстве случаев это безнадежно.
Но роман наш все же потихоньку развивался, подогреваемый Борькиными успехами в учебе, он очень старался.
Тут наступило Восьмое марта, великий праздник всех российских девушек и дам. Учительницы получили поздравления от директора. В классах и на улице пахло свежей мимозой.
Борька пришел в школу с букетиком фиалок и преподнес мне духи «Не забывай», хит того времени. Это было не все: в руке он держал билеты в кино, кажется, это был суперромантический фильм «Человек Амфибия». В кино Борька смущенно и робко пытался взять меня за руку, но я сочла это уже чрезмерным.
На следующий день в классе начался бунт против нашей с Борькой смелости. Все девочки устроили мне абструкцию и перестали со мной разговаривать, а только шипели как змеи. На Борьку смотрели с неприкрытой ненавистью и возмущением.
Как ты могла с ним пойти в кино! – шипели подружки. Сейчас это кажется невероятным, но в те времена нам не разрешалось ничего. Нельзя было отрезать челку и тоненькое бабушкино серебряное колечко на моем пальце послужило поводом для вызова к директору.
Не знаю, чего было больше в этом скандале, зависти, ханжества или все же ощущения, что мы с Борькой – не пара.
Только отношения наши после этого прекратились. Я пошла с моими элитными друзьями после 8 класса в математическую школу на Театральной площади (тогда все собирались быть инженерами, но только не я, это было просто за компанию). Борька, кажется, нигде больше не учился и мне показалось, что я видела его в том же дворе на Мойке, когда приезжала с моим шофером Сашей и московскими заказчиками расселять очередную коммуналку.
29.05.2019
Испания