Дед

Дед.

Ему хорошо за семьдесят. Наверное, больше. Приличные джинсы сидят по-стариковски, на голове бейсболка, поверх которой надеты наушники. Шнурки на хороших, но растоптанных ботинках не завязаны. Потом, когда мы уже поняли, что к чему, вагон попросил меня перевести ему это. Он отмахнулся, типа, сам знаю. Такой вот дед. В поезд Архангельск - Москва его посадила молоденькая девочка, хлопнула по плечу и сказала на хорошем английском: «Удачи Вам». Дед кивнул. Спортивную сумку с не отклеенной самолетной багажной биркой он нес сам. Бирка, как и сама сумка, была явно давнишней — видать, после самолета он потаскал ее еще по разным местам. Дед бросил сумку на нижнюю полку купе и вышел в коридор. Сел на откидной стульчик. Билет у него был на верхнее место. Тетка из купе сказала деду - «Убрал бы баул вниз-то!» Дед пожал плечами. «Не слышит... Уши-то свои сними, что-ли?»
Я уже забыл, что в поездах бывают такие вагоны — из того самого ностальгического советского прошлого, ГДР-овские, с мягкими полками и лесенками, неработающими розетками и сортиром системы прямого падения на рельсы. На окнах были постсоветские наклейки: «Вагон не оборудован кондиционером. Соответствует классу обслуживания». Нет, одну работающую розетку я в вагоне нашел, когда сообразил, что наушники у деда не просто так, что это слуховой аппарат. А отчаянно мигающая лампочка — настоятельное требование его подзарядить. Но предложить это сделать в сортире системы прямого падения я не решился, из сострадания, скорее, не к деду, а к остальному вагону. Еще какое-то время ушло на объяснение попутчикам, что не надо требовать от него их снять, ибо тогда он и вовсе ничего не услышит.
По-английски вагон не говорил, от слова «совсем». Возможно, что кто-то, кроме меня, мог еще объясниться на этом языке, но, понимая всю глубину ответственности, тщательно шифровался, так что все восемь часов совместного пути я был с ним один на один. Вернее, один на один с вагоном был дед, а я - между ними. Проводница знала по-английски два слова - «tea» и «cofee», дед знал по-русски три: «кушать» и «чуть-чуть». По-английски дед тоже говорил неважно, поскольку был немцем. Впрочем, возможно, оттого, что он уже вообще говорил неважно. А разряженный слуховой аппарат заставлял его говорить еще и тихо, что мне все время приходилось наклоняться к нему ухом и переспрашивать.
На самом деле, было бы неправдой сказать, что ничего в этом поезде с советских времен не изменилось. Я вот отчетливо помню, что на Северной железной дороге не было вагонов-ресторанов, но зато там были буфеты — часть купейного вагона была отдана под торговлю нехитрой снедью, со стоячими столиками по периметру.. Сейчас там этого нет, а право накормить путника передано в руки проводников. На просьбу из всех трех известных деду слов, проводница искренне предложила ему поднос со всеми имевшимися в доступе припасами — печеньками, чипсами и набором различных бич-пакетов типа «Ролтон». Дед повертел их в руках, на одном из них обнаружил слово «beef» и радостно закивал. Потом покрутил пакет в руках и недоуменно посмотрел на меня. «Надо залить кипятком», - сказал я. Проводница кивнула: «Надо подождать, титан еще не согрелся». Я перевел деду. Проводница сказала: «Давайте пакет, я заварю и Вам принесу». Я перевел. Дед пожал плечами и положил «ролтон» на нижнюю полку. Соседи по купе уже поняли, что к чему, убрали дедову сумку в багажник и постелили постели, в том числе и деду. Предложили ему сесть на нижнюю полку, прямо на бельё, но он наотрез отказался. Так и просидел на откидном стульчике все восемь часов своей дороги, лишь на час в середине вскарабкавшись на верхнюю полку. Где-то через час пути он снял свои башмаки и остался в носках. Так и пошел босиком в туалет. Проводница в ужасе попыталась его остановить, но он пожал плечами. Впрочем, потом он ни разу туда не ходил, возможно, потому, что он не только помнил ГДР, где был сделан этот вагон, но помнил и то время, когда никакого ГДР не было. Так в носках и вышел на перрон на Обозерской, где меняют локомотив, а поезд стоит полчаса. «На станции-то есть кафе?» - спросил он меня. Я оглянулся и пожал плечами. Там была масса ларьков-магазинчиков, но кафе я не увидел. Впрочем, в ларьках продавали пирожки и прочие котлеты, так что я радостно сказал деду, что тут он может что-нибудь купить. Дед пошел в магазин и вышел оттуда с двумя порциями мороженого. Одно мороженое развернул, а второе попробовал вручить проводнице, но та смущенно отказалась. Дед пожал плечами. Когда мы снова тронулись, я спросил у деда, куда же он едет. Он снова пожал плечами. Я спросил у проводницы, до какой станции у него билет. «До Коноши», - ответила. Вагон загалдел. И вправду, зачем преклонных лет немцу в Коношу? Разве, пересесть на другой поезд... Если кто не знает, Коноша — узловая станция на Северной железной дороге. Ветка из центра разделяется тут на две: одна идет строго на север, в Архангельск, а другая — на северо-восток, в Сыктывкар и Воркуту. А зачем еще ехать из Архангельска в Коношу?
- Это он в Шиес едет! - воскликнула хором половина вагона.
- А что, правильно! Пусть увидит настоящую Россию, - ответила вторая половина. Весь вагон одобрительно закивал.
Когда поезд пришел в Коношу, я вышел вместе с ним. «Так куда же Вы все-таки едете?» - спросил я его, оставшись с ним наедине. «Я немец», - ответил он, - «Я должен проехать по всей России». Он помолчал и добавил: «Должен. Но я очень устал. Мне нужна гостиница, на два или три дня». Я спросил у патруля, есть ли в Коноше гостиницы. «Комната отдыха на вокзале», - ответили они. Мы пошли на вокзал, и я снял деду комнату на двое суток. Вопрос служащей о том, что она может предложить отдельный номер или место в двух- или трехместном номере, я переводить не стал. Дед попытался заплатить карточкой, но в комнате отдыха Коношского вокзала карточки не принимали. В зале ожидания был банкомат, и я подвел деда к нему. Но тут объявили мое отправление. Так что я похлопал деда по плечу и искренне пожелал ему удачи. Ну, как та девочка, что посадила его в поезд в Архангельске.
Когда я вскочил в вагон, проводница посетовала: «Ну как так можно отправлять старика одного, да в незнакомой стране?» «Его никто никуда не отправлял», - ответил я. «Нет, но его же кто-то посадил в поезд?» «А кто-то помог выйти в Коноше». Проводница задумалась. «Нет. Тогда как можно одному ездить по России, не зная ни слова по-русски?» «А как можно в 21-м веке работать проводницей, не зная ни слова по-английски?» Впрочем, мы расстались друзьями. Даже кофе она мне настойчиво предлагала. Но я так и не научился переваривать растворимый кофе, поэтому всегда вожу с собой свой, заварной. А бойлер согрелся, да.
ПС. Про Шиес. Я встречался с разными людьми в Архангельске, бизнесменами — действующими и упавшими, чиновниками, работающими и бывшими. Давно я не видел такого единства во мнениях. Не встречался только с теми, кто решения принимает. Интересно, они понимают, какого джина они выпустили из бутылки? «Они не понимают, что это не Болотная»,- сказал мне каждый - действующий и упавший, работающий и бывший. Не понимают.