Пташка. Бал-маскарад

Трудно представить себе более не подготовленных к балу-маскараду людей, чем представители 21-го века! Двести лет назад преддверие сего действа вызвало бы радостный трепет молодых и не очень сердец в предвкушении танцев, флирта разной степени легкости, и точно доставило бы удовольствие от выбора нарядов и украшений.

У нас же, чем ближе была дата, тем истеричнее становилось состояние.

Сначала мы чуть не свихнулись все разом и каждый по отдельности, когда решали, кто кем будет на празднике. Сошлись на том, что дамы и кавалеры решают это самостоятельно и предстают друг перед другом уже непосредственно на балу. Единственное, с чем никто не спорил, так это что все воспользуются помощью Элины, точнее, ее знакомого костюмера в городском драматическом театре. Хохот стоял такой, что, казалось, лес переставал шуметь, когда мы в лицах начали представлять, как мы ввалимся все четверо в ателье, таща ворох цветных тряпок, с просьбой быстро, очень быстро сшить нам карнавальные костюмы для четверых взрослых! Взять костюмы напрокат – прекрасное решение!

Лина тут же, не теряя времени, набрала номер служителя, а точнее, обслуживателя Мельпомены. Из динамика грянул такой мощный бас, что мы в один миг замолчали и не издали ни звука до конца диалога. Теперь все задумались, что за Бармалей нас встретит, и можно ли будет высказать обладателю такого голоса свои пожелания или совсем наоборот – отказаться от чего-то…

Я смотрела на Тимофея и гадала, кем оденется он. Стала мысленно примерять на него разные костюмы… нет… не получалось… Ни один образ не соответствовал, ни один костюм не надевался… махнув мысленно рукой на бесперспективные попытки, я попыталась «увидеть» Ивана… Фантазия явно тормозила!

А я? Кем оденусь я? В один миг захлестнувшая волна паники бросила меня в жар, да так, что это заметили друзья.

- Ташенька, ты чего? Ты так боишься? Я – Джек Воробей и не дам тебя в обиду никому! – у Ивана получилось и пафосно и ласково одновременно.

- Вань, ты знаешь, сколько там будет Джеков, да еще и Воробьев? На целую корабельную команду зомби! – рассмеялась Элина. – Пташка, не волнуйся! Мы себе такие костюмы изобретем – все попадают! – она легко обняла меня за плечи. – Не дрейфь, прорвемся!

Тимофей смотрел на меня и молча улыбался. И мне страстно захотелось выбрать себе образ, чтобы у него дух захватило! Пусть бал превратится в сказку, волшебную, незабываемую! Еще не зная, кем оденусь, я уже видела некоторые детали своего туалета, которые будут обязательно!

Устав от разговоров и споров, еще не желая разъезжаться по домам, мы спустились с веранды. Было почти десять вечера, но небо пока не почернело, звезды казались крошечными и были высоко. Пик соловьиных трелей остался позади, но, видимо, остались среди птиц не допевшие, и ночь звучала нежно и прекрасно.

Сразу за верандой начинался… не знаю, как это определить – парк, но в нем не было высоких деревьев, по периметру росли туи, а на площадке – то ли кустистые деревья, то ли древовидные кусты. И ровный ковер травы, которую в свое время Лина с Чеславом привезли в нашу страну из-за границы.

А еще качели!!! И не одни! Разные! Я всегда любила качаться, а в детстве еще и петь! Думаю, именно из-за моей любви к бесконтрольному пению дедушкину вишню не трогали птицы – я успевала их распугать до созревания урожая.

Петь я сейчас не собиралась, а вот к качелям рванула, как будто если не успею, они растворятся в пространстве. Вслед только услышала приглушенное «куда?», даже не поняв, от кого.

Я выбрала высокие качели и мгновенно взлетела, легко оттолкнувшись от земли! Восторгу не было предела! С высоты полета увидела, что Элина и Ваня устроились на покачивающимся диванчике чуть в стороне, продолжая что-то негромко обсуждать. Тимофей, облокотившись на стойку качелей, провожал глазами мои взлеты. И улыбался своей неповторимой улыбкой. Улыбалась и я – от восхитительного чувства невесомости, от чудесного летнего вечера, пахнущего цветами, лесом, травой и немножко любовью. Мне хотелось обнять весь мир! Но я помнила – петь нельзя! Друзей жалко…

- Пташка! Лети ко мне! - голос Тима звучал так тихо, что я его чуть расслышала. Еще не решив, накаталась уже или хочу еще, я стала тихонько притормаживать ногами.

- Уговорил, лови! – и я спрыгнула с качелей в сильные руки, оказавшись в их кольце, почувствовала себя счастливой. От избытка эмоций закинула голову вверх и протянула руки к звездам. Не знаю, чем объяснить такой порыв, да и надо ли все объяснять?.. Он, помня, как я люблю небо, просто держал меня в объятиях, не мешая восторгам.

- Наташенька, милая! Я просто пьян от тебя! Ты мой… ты моя… бехеровка!

От неожиданного сравнения я оставила попытки вырвать парочку звезд с небосвода на память и в упор посмотрела в сияющие напротив глаза

- Ты серьезно? А это хорошо, что я… бехеровка?..

- Милая! Это чудесный напиток! – голос Тима звучал слегка взволнованно, и я не понимала, он возбужден мною или торопится объяснить свой необычный комплимент. – Знаешь, у нее неповторимый вкус, совсем как у тебя! Чуть сладковатый и вместе с тем горьковато-терпкий. Изысканный! И цвет у нее солнечно-золотистый. Я тебя такой всегда в мыслях вижу – солнечно-золотистой! Как апельсин с корицей! И… и состав Бехеровки является одной из самых больших тайн… совсем как ты, моя девочка!.. – Он сгреб меня в охапку, прижал к себе так крепко, что хрустнуло где-то внутри и, как мне показалось, треснуло снаружи.

- Я тебе верю, Тим, - мой голос из недр его объятий звучал глухо, но счастливо. – Можно мне уже немножко подышать?

Не отвечая, он переместил руки и поднял меня вверх. Наши глаза оказались на одном уровне… Серо-зелено-карий ураган смел на своем пути все мысли без разбора – здравые и не очень, его и мои, а поцелуй унес ощущение реальности в заоблачные дали. Все вокруг смазалось и исчезло – парк, качели, дом и даже Вселенная со звуками ночи и звездами в небе. Реальными были только мы, наши губы и тела…

Но нам это только показалось на краткий миг – реальными были Элина с Ваней, которые до чего-то договорились и им надоело вяло покачиваться на диванных качелях.

- Таша, Тим, вы идете?

- Милая, ты чувствуешь горечь моих рук?

Сегодня, похоже, был день открытий, во всяком случае, для меня.

- А почему – горечь? Они горькие? Я должна это почувствовать? Прости… - я помотала головой и пряди волос коснулись щеки Тимофея. Он немедленно поймал их губами и легонько потянул к себе. – Отдай! – я отобрала у него себя. – Почему горечь?

- Да не горькие, чудище ты мое! Не горькие, а горячие! Горечь рук! Ну, это же так логично!

Ой, ну, конечно логично! Вот прям так и вижу толковый словарь Ожегова – там русским по белому так и написано «горечь – это когда горячо, а когда горько – это свадьба».

- А как тогда? – Тимофей наклонил голову к плечу и столько в его глазах было лукавства и довольства собой, что мне стало все равно, как там правильно пишут в словарях. Пусть будет горечь!

- Хорошо, горечь так горечь! Тем более, я не знаю, как сказать правильно одним словом, - рассмеялась я. – Но вот еще вопрос – а чудищем ты меня почему назвал?

Мы уже стояли не одни, рядом прислушивались к нашему диалогу друзья, Иван улыбался во все лицо, а Лина, услышав мой вопрос, замерла, приподняв вопросительно бровь – это было только ЕЕ слово! Только ОНА так называла меня! А Тимофей-то как его услышал?..

- А помнишь, мультик такой был, советский еще, новогодний. Там чудище-снежище было, песенку пело на утреннике с малышней. Милое такое! Я не знаю, само так получилось, что ты чудище. Потому что милая! А что, тебе не нравится? Я тогда не буду!

Мы с Элли посмотрели друг на друга. Подруга уже не ломала бровь, а улыбалась и еле заметно мне кивнула.

- Мне нравится, Тим… мне нравится… Пусть будет чудище.

Мы толпой двинулись в дом, мужчины собрались уезжать, а я осталась – дома меня никто не ждал, а в такую славную ночь не хотелось оставаться одной.

Не прошло и получаса с момента их отъезда, как мой телефон звякнул смс-кой, без сомнения от него: «Доброй и сладкой ночи тебе, моя нежность! Прими мои крылья в качестве одеяла! Нежное дыхание на ушко, как колыбельную. Я буду рядом охранять твой покой. Сладких снов!»

Мы с Линой разошлись по душевым комнатам. Я долго стояла под ласковыми струями, наслаждаясь потоком, вспоминая прошедший день. Наконец, завернувшись в полотенце, я босиком прошлепала в комнату в Элине. Она как раз выключила воду и через секунду вышла ко мне.

Не перестаю восхищаться своей подругой! Мягкие, но четкие и выразительные формы, налитые груди с темными небольшими кружками, в центре которых – соблазнительные сосочки, откликающиеся на ласку, крепкое тело, ровная упругая слегка смуглая кожа, гибкие волнующие движения – она не оставляла равнодушным никого. И я не была исключением!

Элли вышла из душа, проигнорировав полотенце, совершенно обнаженная во всей своей притягательной сексуальности. Не знаю, как бы на моем месте реагировал мужчина, а у меня завибрировало все. Подруга, заметив мое волнение, лукаво улыбнулась через плечико и отвернулась, якобы испытывая острую необходимость расчесать волосы именно сейчас. Игра! Каждый раз неожиданная и непредсказуемая! Но такая сладкая!

Лина стояла вся покрытая жемчужными капельками. Как было этим не воспользоваться?..

Я опустилась на корточки и слизнула первую каплю воды с ее колена, потом вторую… Не прикасаясь руками… давая почувствовать только точечную ласку, нежность и – я улыбнулась, вспомнив сегодняшнее открытие Тимофея – горечь моего язычка. Третья капля, четвертая… Лина замерла, казалось, она даже не дышит. Она слушала свои ощущения… А я продолжала высушивать крохотные жемчужинки с ее роскошного тела, постепенно поднимаясь по спирали выше. Дойдя до лобка, я не остановилась, даже не замедлила движение, зато добравшись до попки, неожиданно оставила след от поцелуя на ягодице, заставив любимую вздрогнуть и слегка выгнуться от возбуждения. Я продолжала. Но капли стали высыхать на горячей коже, и я уже просто целовала прекрасное тело моей нимфы, выпрямившись во весь рост.

Руки Элины, легко порхая, гладили мои плечи и спинку, тыльной стороной ладони проходили по груди и соскам, по шее, поднимая волосы, и снова опускаясь на плечи. Так мы стояли, лаская друг друга, пока в комнату через открытое окно неожиданно не влетел ночной мотылек. Я, взвизгнув, бросилась в сторону, Элина, пораженная моим совершенно ирреальным страхом перед безобидным насекомым, бросилась его выгонять… Эта бледная пакостная моль сломала такой момент! Я шлепнулась на кровать со слезами на глазах.

Мотылек был выдворен на улицу, Элли, обернувшись и увидев меня в слезах, сидящую на краю постели, растерялась.

- Пташка, ты чего? Ты так испугалась? У тебя фобия? Милая, что с тобой?..

От ее нежного внимания слезы потекли по щекам.

- Не фобия у меня… Я терпеть не могу бабочек! Ночных! Они похожи на недовылупившихся гусениц – толстые, мохнатые и с крыльями. Фу! Я и дневных могу только видеть, а в руки противно брать, у них лапки цепкие, как липкие! Бррр!!! А эта… она просто все испортила!!!

Элли тихонько засмеялась, целуя меня, куда попало – в макушку, в шею, в плечи:

- Испортила, говоришь? Я сейчас все исправлю! Будет еще лучше! Обещаю!..

Последнее слово прозвучало на низком регистре и с таким чувством, что у меня перехватило дыхание. Я подняла на подругу глаза в мокрых ресницах и встретила пылающий взгляд, внизу живота стало тяжело и сладко, а еще немножко тревожно, как перед прыжком с высоты. Я медленно легла на спину, увлекая Лину за собой. Или это она меня бережно уложила?.. Это было неважно…

Обняв ладонью мою грудь, она обхватила губами сосок и втянула в себя, буквально создав вакуум. Выпустив из губ, она прикусила его зубками, обвела язычком и снова втянула. Свой стон я услышала, как будто со стороны. Второй рукой она гладила мои вытянутые за головой руки, прошлась по второй груди, слегка только ущипнув пуговичку соска, по животу, почти грубо сгребла лобок, тут же отпустив и отправившись путешествовать тонкими пальчиками по истекающей соком плоти.

Я была на самом краю Вселенной, на грани отрыва, но мне так хотелось продлить это сладкое ожидание! Лина, не выпуская из ладони мою грудь, наклонилась так, что ее губы оказались прямо над лобком, и она, раздвинув лепестки, нежно на них подула. Сдерживаться больше было не в моих силах, и я разрешила себе все. Сладкие спазмы один за другим буквально сотрясали тело! Сквозь закрытые веки сотни тысяч сверкающих сполохов рассыпались вокруг! И снова! Дыхание остановилось на вдохе, наверное, надо было выдохнуть, но я забыла, как!..

И вернуть его в ближайшие минуты вряд ли было возможно! Я почувствовала пальцы Элли внутри себя – и спереди и сзади. Всего несколько движений, нежное давление на тонкую перегородку – и я снова не здесь! Меня уносит каскад сладких волн! И где-то далеко, очень далеко я слышу долгий стон… А очень близко – шепот: да, моя девочка, да! Да! ДА!

Поцелуи по всему телу! Нежные! Страстные! Горячие! Едва уловимые! Оставляющие розовые пятнышки! Легкие! Разные, но такие сладкие!!!

Когда я смогла, наконец, вернуться в реальность и сфокусировать взгляд, я увидела мою любимую подругу – Элли лежала рядом, дыхание ее еще не восстановилось после оргазма. Легкий укор совести в эгоизме я проигнорировала с большим успехом. Элиша повернула ко мне пылающее лицо и улыбнулась:

- С возвращением, милая!

- И Вас, сударыня!

- Чудище ты мое!

Мы засмеялись. Не в силах двигаться, так и лежали, а темнота летней ночи уже начала расплываться, за тонкими гардинами небо на востоке приобрело сиреневый оттенок, который уверенно сменялся розовым. Скоро рассвет. Но мы его не видели, улетев каждая прямиком из космоса в собственные сны.

****************************************************

Визит в костюмерную театра стал незабываем! В назначенный день и час нас никто не встречал, но и не задавал вопросов, куда идем и к кому. Подруга уверенно шагала по закулисным лабиринтам, я – за ней, с восторгом вдыхая неповторимые запахи сцены. Я впервые была в таком необычном месте и мне хотелось все увидеть, все запомнить.

Огромная двустворчатая дверь оказалась заперта, на стук с той стороны загремел уже знакомый бас: иду-иду, открываю! Я сделала шаг в сторону, встав за плечо подруги. Обе створки двери распахнулась и… и я не увидела никого… Но бас, в котором теперь слышались игривые модуляции, радостно рявкнул:

- Элишка, радость моя! Пришла! Красавица моя! Слава Вселенной – вспомнила обо мне!

Причем, ударение в имени подруги было неожиданно сделано на первом слоге.

- А кто с тобой? Кого ты там за плечом прячешь?

Мне пришлось сделать шаг вперед и губы мои сами разъехались в улыбке – перед нами стоял обладатель этого самого зычного голоса, мужчина, возраст которого я бы определила «50+», а рост «150-». Казалось, он в плечах был шире, чем в высоту. Но в первый же миг это перестало иметь значение, поскольку в его улыбке было столько обаяния, легкости, принятия и искренней радости, что не ответить на нее смог бы разве что неодушевленный предмет. И если он и был Бармалеем, то точно нетипично добрым.

Глядя на него во все глаза и улыбаясь, как рождественская матрешка, я не знала, что сказать. А он легонько рукой отодвинул Лину, взял меня за руки, развел их в стороны и совершенно бесцеремонно рассматривал меня, не переставая улыбаться.

- Здравствуйте… - неуверенно проблеяла я.

- Ах, какой голос!!! Элишка, ты мне фею привела?

- Знакомься, Борис, это моя… - подруга не успела договорить, как он перебил.

- Вижу, милая, что твоя!

Тут я ожила, наконец, и уже нормальным голосом представилась:

- Наталья!

- Ого! Не фея ни разу! Я бы сказал… - он поискал слово, нашел и с непередаваемым лукавством выдал: - Королева! Она у тебя королева!

Я хмыкнула, иронично сложив губки и приготовившись пикироваться, взглянула на подругу. Она совершенно серьезно, без тени улыбки, переводила взгляд с Бориса на меня и обратно. Поскольку мне было не очень понятно, как себя вести, я сочла за благо промолчать.

В этот момент несостоявшийся Бармалей резко развернулся и пошел вглубь помещения, мы расценили это, как приглашение следовать за ним.

Это было, как путешествие в сказку! Впереди и в стороны, насколько хватало глаз, стояли стойки с одеждой, да не просто, а начиная от космических скафандров до каких-то невесомых лоскуточков, вроде, даже с крылышками. Ну, понятно, почему у мужика феи в голове!

- Элишка, я понял, что вас ждет бал-маскарад. И что хотят дамы? Есть пожелания?

- Борис, сердце мое, мы очень надеемся на твою помощь – лучше тебя такие вопросы никто не решит!

Он наклонил лохматую голову к плечу и молча стал переводить взгляд с одной на другую. Мы тоже молчали. Наконец, он что-то про себя решил, резко развернулся на девяноста градусов и помчался с невероятной скоростью по проходу между вешалками. Мы неслись следом, было немного таинственно и чуть-чуть смешно, «как всадники Апокалипсиса» - мелькнуло в моей голове.

Минуты через полторы мы куда-то примчались, и я снова испытала сказочное потрясение – нас окружали стойки с одеяниями из тончайшего шелка, шифона, батиста и прочих струящихся и летящих тканей.

- Тебя, мой свет, я точно знаю, во что одеть, - басом промурлыкал Борис-Бармалей. – Ты будешь непревзойденной Королевой Осени! – Не глядя, он протянул руку куда-то в недра шелестящего разноцветия и выудил на свет нечто цвета чайной розы с золотистым отливом. – Добавим аксессуарчиков пару килограмм и будет тебе счастье, а мужикам на балу капец! – Он засмеялся удивительным низким смехом, глядя на слегка растерянное лицо Элины.

- Я пошутил! Украшения будут весить меньше!

- Спасибо, Борис, теперь я совершенно спокойна! А что для Пташки?

- Пташки? Ты зовешь ее Пташка? Очаровааательно! – протянул он. И снова как будто покатал во рту «Пташка… Пташка…», отрывисто деля слово на слоги.

- Итааак… займемся нашей Пташкой! – ему определенно нравилось играть с моим именем. – Ее королевским величеством…

- Ээээ… Брис… Вы уверены, что?.. – я не видела себя в образе самодержавной особы.

Но Борис понял суть вопроса горазда глубже.

- Девочка моя, ты королева – это бесспорно! Но и королевы бывают разные – грозные, авторитарные, мужиковатые даже, а бывают нежные, кроткие, веселые и сексуальные. Так что не спорь, я стольких королев одевал… и раздевал! – он снова сотряс воздух громовыми раскатами смеха, так, что мы оглохли на несколько мгновений.

Элли тихонько мне кивнула, одобряя выбор своего странного приятеля.

- Сейчас, мои несравненные королевы, я позову ваших камеристок, и они помогут вам облачиться в новые наряды, дабы мы могли убедиться воочию в правильности совершенного выбора.

Витиеватость и напыщенность фразы он сгладил обаятельнейшей улыбкой и стал звонить кому-то по мобильному. Буквально через минуту возле нас материализовались две дамы постбальзаковского возраста, поздоровались и молча замерли в ожидании распоряжений начальника. Тот не спешил, что-то прикидывал, раздумывал, смотрел вдаль и шевелил губами. Это могло быть забавно, если бы не сосредоточенное выражение его лица. Наконец, решение было принято, и он принялся на каком-то тарабарском языке давать указания своим помощницам, те записывали в крохотные блокноты, висевшие у них на поясах на тонких ремешках.

Я не рискну даже попробовать повторить те термины и названия, которые дождем лились в эти записные книжки. Оставалось полагаться на вкус и опыт театральных профессионалов.

- Крошки мои, - Борис явно жил театром. – Я вас оставляю в надежных руках. Как только будете готовы, прошу ко мне откушать кофею. – Он попрощался коротким кивком головы и мгновенно исчез, будто растаял.

- Ты такого кофе никогда и нигде не попробуешь! Это нечто! – Элина коротко вздохнула и вопросительно посмотрела на наших новых спутниц. – Каковы наши действия?

- Прошу за нами, - отозвалась та, что стояла ближе ко мне.

Следуя за дамами, мы довольно скоро миновали ряд коридоров со множеством запертых дверей. «Если бы и хотела, назад дороги не нашла», - подумалось мне и тут же вспомнилась фраза из любимого кинофильма «Ну, кто так строит!»

Поднявшись на второй этаж, нас с Элли развели по разным грим-уборным, провожавшие нас дамы тоже разделились.

Ах, что это было за место! И пахло так чудесно! Нет, не парфюмом, хотя и им тоже, а историей, приключениями и авантюрами.

Не буду описывать процесс переодевания, а точнее сказать, преображения – все равно передать словами это в полной мере невозможно. Моя, как сказал Борис, камеристка по имени Злата в своей жизни переоблачила, похоже, не одну тысячу непонятливых особ. Она не ждала, пока я сама соображу, куда нужно просунуть голову или продеть руки. Ловко поворачивая меня в разные стороны, приговаривая певучим голосом какие-то поощряющие словечки, ей удалось сначала раздеть меня почти донага за считанные секунды, оставив стоять посреди комнаты в одних тоненьких трусиках и босиком.

Затем начался обратный процесс – на меня надевали, застегивали, шнуровали, завязывали, прикалывали и даже в одном месте пришили. В начале я даже спрашивала – а что это? а это? а вон то? Злата называла, но уже после пятого ответа все эти мудреные словечки смешались в моей голове, оставив смутно знакомые «корсет» и «корсаж», и я замолчала.

В самом начале, как только мы вошли в грим-уборную, моя помощница спросила, хочу ли я наблюдать за всем в зеркала или увидеть уже результат. Я выбрала последнее, и во время всего процесса перевоплощения думалось «я буду приятно поражена или расстроюсь от увиденного?». Кто ж тогда знал…

Наконец Злата отошла на пару шагов, оглядев меня с ног до головы, еще что-то поправив и расправив, широким жестом фокусника (я бы сказала – крестной феи… или это Борис был феей… феем…) раскрыла створки зеркал.

Первое, что я увидела, было отражение синего неба. Но через мгновение я поняла – не неба… Это было мое платье! Небесно-синий атлас с жемчужной вышивкой переливался и играл сотней оттенков от молочно-белого до лазоревого! Тончайшие кружева на рукавах и декольте подчеркивали гладкость кожи обнаженных плеч, которые вдруг приобрели какое-то перламутровое свечение.

Из стопора меня вывел мягкий голос Златы:

- Позвольте?..

Она надела мне парик, имитирующий высокую прическу с локонами, цвет которых удивительно совпадал с моим собственным.

- Будут еще украшения в прическе, веер, сумочка на талию…

Злата говорила еще что-то, а я не могла оторвать глаз от собственного отражения… Высоко поднятая корсетом грудь, тонкая талия, глубокое декольте… Именно те детали, о которых я мечтала в ночном парке у качелей! Ай, да Борис! Браво!

- Злата, вы волшебница! Как у Вас все это получилось? – Мне хотелось обнять ее, но я не посмела, боясь измять такое чудесное платье. – А моя подруга готова? Можно мне показаться ей? А ее увидеть?

Было видно, что даме мой восторг пришелся по душе, она улыбнулась еле заметно и закивала – да, готова, да можно.

С Элиной мы встретились в коридоре. Сказать, что я была поражена, это ничего не сказать! Она была окутана волнами ткани настолько тонкой, что, если бы там не было ста слоев, подруга казалась бы обнаженной. Эта струящаяся пена цвета чайной розы оставляла открытым одно плечо и была перехвачена под грудью шелковой лентой. По рукам и прическе вились плети растений со множеством листьев всех оттенков осени.

Мой образ, я видела, тоже произвел на Элину впечатление. Пару минут мы молча рассматривали друг друга и восстанавливали дыхание, а потом синхронно присели в реверансе.

- Приветствую Вас, Ваше Величество!

- Рада видеть Вас, госпожа Королева!

Наши камеристки были очень довольны своей работой, нашим восприятием, а в итоге, еще и чаевыми, которыми Элли щедро наградила дам. Пообещав помочь нам в обратном преображении перед уходом, они удалились, сказав, в какой комнате нас ждет Борис.

Наш благодетель, видимо, предупрежденный умными дамами, уже колдовал над кофе. Когда мы вошли в его кабинет, он не упал в обморок, как мне представлялось, не выразил восторг исконно русским матом. Он поклонился нам! Поклонился так, как в наше время могут только артисты, ловко проделав замысловатые па ногами и сдернув с головы несуществующую шляпу, перья которой промели дорожку у наших ног. Мы же склонились в реверансе.

Он смотрел на нас горящими глазами. Нет, не банальное вожделение заставило их пылать – он был Пигмалионом, а мы – его Галатеями. Пару часов назад в двери театра вошли две среднестатистические женщины неопределенного возраста, а сейчас перед ним стояли королевы!

- Леди, вы очаровательны! Прошу! – Широким жестом он указал на диван, судя по всему, какой-то там эпохи, поскольку весь в бархате и золотых виньетках. Понятно, что реквизит, но красиво и, как оказалось, еще и удобно.

Мы не сразу рискнули усесться… Даже подруга, всегда смелая и лишенная всякой жеманности, и та неуверенно сделала шаг в сторону дивана и остановилась.

- Борис… прости… но в этих одеяниях…

- Голубушки мои, а как вы собираетесь ваш бал маскарадить, если даже присесть страшитесь? – Его бас грохотал над нашими головами, разве что молнии не сверкали. Да уж… прибавил оптимизма…

Но Бармалей и сам понял, что мы не актрисы и не умеем вживаться в образ с одного щелчка, и сменил тактику.

- Вы, ваши величества, представьте, что у вас таких нарядов – сотни две. Одно испортили – вместо него два принесут. Я вас уверяю, ничего трагичного не случится, даже если вы сейчас прольете на ваши юбки мой кофе. – Он помолчал секунду. – Но не советую… кофе уж больно хорош! А одежки… поверьте, душеньки, нет такого пятна, которое наши мастерицы свести не смогут. Так что – усаживайтесь поудобнее, а я за вами, величества вы мои ненаглядные, поухаживаю! Сливки? Сахар?

Мы так дружно замотали головами, что Борис разразился новыми раскатами хохота.

- И правильно! Кофе сластить да белить – только портить!

Теперь, когда мы, преодолев самих себя, сидели на самом удобном диване, какой только можно вообразить, я почувствовала аромат кофе. Да, такого я не слышала никогда! В него вплетались тысячи каких-то ноток и ниточек.

- Специи? – невольно вырвалось у меня.

Борис хмыкнул:

- Специи, голубка! А какие – догадаешься?

- Корица?

- Ну, это непременно! Классика! Дальше!

Я уже всерьёз, стараясь не угадать, а услышать, стала перечислять:

- Ваниль. Кардамон. Анис. Гвоздика.

На каждое название Борис кивал огромной головой, и улыбка его становилась все шире.

- Возможно, черный перец. Я не слышу его запах, но предполагаю, что он есть. Все. Больше ничего не могу услышать…

- Молодец, девочка! Ты только один ингредиент не услышала – апельсин.

- Я его явственно слышу, но не думала, что он в кофе, думала, он в качестве десерта…

- В кофе, именно в кофе. Но хватит теории! Переходим к дегустации!

Мы получили черный густой напиток в крохотных чашечках из обожженной глины. Осторожно обмакнув в него губы, я облизала их, пробуя новый вкус. Борис внимательно смотрел на нас обеих, ожидая реакции. Сделав крохотный глоток обжигающего кофе, я поняла, что жизнь отныне не будет прежней!

- Дорогой, такой напиток не пьют… - Элли осторожно поддерживала чашечку снизу ладошкой. – Его вкушают, мой друг! Ты кудесник! Я даже не буду просить рецепт… все равно чтобы создать такой шедевр, надо знать парочку заклинаний, передающихся по наследству…

- Причем, заметьте, моя королева, по мужской линии. – Борис был явно доволен столь высокой оценкой своих стараний. – И верно, не спрашивай о рецепте, лучше почаще приезжай, а я тебя буду угощать. Тебя и твою очаровательную спутницу. Натали, а Вам нравится?

- Я молчу не потому что у меня нет слов… Как говорил мой дедушка – я язык проглотила. Борис, а ведь и сами кофейные зерна явно не из супермаркета за углом?

- А как же, алмазная донна! В корень зришь, моя девочка! Зерна мне привозит друг из Бразилии.

- Донна Роза д’Альвадорес, тётя Чарли, вдова дона Педро, бразильская миллионерша? – рассмеялась Элина. Она явно знала некоторые факты из личной жизни своего приятеля.

- Она не тетя Чарли, - мужчина нагнул голову, как будто собирался бодаться.

- Значит, все остальное протеста не вызывает? Да ладно тебе, Борис! Нормальная она! И тебя любит! А ты зачем-то в святую невинность поиграть решил.

- Ага! Нормальная она! А почему тогда не хочет ко мне переехать насовсем? Значит, не любит! – подняв голову и посмотрев на Лину взглядом обиженного ребенка, он опомнился, что разговор зашел слишком далеко в присутствии постороннего – меня. Замолчал, выпил свой кофе одним большим глотком и блаженно зажмурился.

- Значит, душеньки-голубушки, ваши королевские величества, вам понравилось?

Мы почти синхронно повторили его глоток, прикончив кофе, дружно закивали – да, понравились, еще как!

- Берем?

- Да, да, конечно!

Обсудив все организационные вопросы с датами и ценами, мы собрались уходить, но подруга задала нашему нерешительному в любви Бармалею вопрос, который и меня волновал.

- Борь, а Тимофей с Ваней звонили?

- И звонили, душа моя, и приезжали. Мы их тут порадовали, кофеем напоили и на волю отпустили.

- Так они экипированы?

- А как же! По полной!

Элина помолчала несколько секунд и решилась спросить:

- А кем они будут на балу?

- Ах, вон ты чего! Не скажу, ласточка, и не пытай! Вам о них не скажу, а им о вас промолчу. Не обессудь, красавица! – И он снова загрохотал своим необычным смехом.

- Вообще-то, я другого ответа и не ждала… но попробовать стоило, - Элина обворожительно улыбнулась и развернулась к дверям, где нас уже ждали камеристки.

В последний момент я рискнула:

- Борис, простите, а можно еще вопрос?..

- Да, моя фея! Если ты не попросишь выдать чужие тайны…

- Попрошу, только не чужие, а Вашу… Скажите, а апельсин в кофе… это как? Я слышу его запах, но я не поняла…

Он подошел ко мне так близко, что я слегка испугалась, что своим вопросом переступила черту дозволенного. Все-таки я его сегодня первый раз в жизни вижу, как и он меня… мало ли как человек отреагирует. Но ничего страшного не произошло. Несколько секунд Борис смотрел на меня снизу-вверх, потом взял мою руку, утопив ее в своих ладонях, и подержав пару мгновений, поцеловал.

- Алмазная донна, я использовал сок апельсина, когда кофе начал подниматься в джезве. Немного, не больше одной унции. – Он снова поднес мою руку к губам и отпустил.

Все немного опешили от такой сцены, а я решила, что про унцию лучше сейчас не спрашивать, Гугл мне в помощь.

Борис оглянулся:

- Элишка, береги ее! Она и впрямь фея… - И сменив тембр голоса закончил: - Аудиенция окончена. Всем спасибо. Все свободны.

Нестройного прощания он, кажется, уже не слышал.

Нас быстро вернули в прежний вид, дав некоторые рекомендации непосредственно к балу, и, как выразился наш неповторимый Бармалей, выпустили на волю.

- Элиша, что это было?

- Пташка, ты о чем? О платьях? Или о Боре?

- Ну, с платьями более-менее понятно. Невероятная удача, что мы можем воспользоваться театральными костюмами. Я о Борисе…

- Он классный! Я его давно знаю, они с Чеславом дружили… Боря актер, дипломированный и неоднократно награжденный, но мягкий и абсолютно не способен к интригам. А актерская среда – тот еще клубок. Назрел конфликт и все закончилось плохо, его избили, теперь у него провалы в памяти, и он не способен запоминать большие тексты… В быту это не мешает, но путь на сцену ему заказан – было пару конфузов. Из театра уйти не смог, нашел себя в качестве костюмного гуру. И по совместительству - кофейный бог. А еще он лет двадцать влюблен! – тихонько засмеялась Лина. – И дама его сердца – такая же нерешительная особа. Вот и живут в мечтах и в самолетах.

Мы молча шли к машине, каждая переживала по-своему события прошедшего дня. А назавтра посыльный принес мне посылку и букет голубых ирисов. В пакете была чашка из обожженной глины ручной работы, из такой же я пила удивительный кофе в гостях у Бориса. Записки не было.

****************************************************

Наступил день бала. Мы с Элишей сотни раз пытались представить Тимофея и Ивана в маскарадных костюмах, но тщетно. То нам казалось, что именно этот образ выберет кто-то из них, но проходил день, а порой, и часа хватало, и становилось понятно – нет, не то… Интрига закручивалась, мы тонули в любопытстве, а мужчины молчали, как будто вообще разучились говорить.

Но осталось всего двенадцать часов, и мы всё узнаем!

Утро выдалось поистине бешенным! Я успела принять душ и сделать глоток кофе из моей новой чашки от Бориса, как пришло сообщение, что такси ждет. С мокрыми волосами, без макияжа, едва ли не в халате, я влетела в машину и назвала адрес. Подъехав к театральному входу, увидела Элину, выходящую из своей машины почти в таком же виде – волосы влажные, лицо чисто умытое. Наши дамы-помощницы просили привезти себя в первозданном виде. Они же нас и встретили, удовлетворенно закивали, убедившись, что мы в точности выполнили их инструкции.

Поднявшись на второй этаж, мы разделились и отправились в те же грим-уборные, в которых проходила примерка костюмов. Помахав подруге рукой, получив в ответ нежную улыбку, я отдалась во власть моей камеристке. Снова ритуал обнажения, затем много разных незнакомых предметов туалета, и вот я стою посреди комнаты, а Злата придирчиво осматривает, все ли сидит как надо, не морщинит ли, не грозит ли отвалиться в самый неподходящий момент. Небесно-голубое платье удивительно мне к лицу – я и сама это вижу, в этот раз я гораздо увереннее, больше нет ощущения громоздкости и чужеродности, я рада ему, как другу. Корсет высоко поднял грудь, тонкие кружева пенятся вокруг обнаженных плеч, тугая шнуровка подчеркивает талию – об этих дамских уловках шестнадцатого века совсем не обязательно знать никому, но насколько же они придают уверенности и помогают держать осанку!

Но на этом перевоплощение не заканчивается – в комнату входит еще одна дама, чтобы сделать мне прическу. Накинув мне на плечи шифоновую пелерину, она начинает колдовать. Увидев через пару часов результат ее усилий, я просто не могла вымолвить ни слова – это был шедевр из локонов, завитков, нитей жемчуга, атласных лент и сверкающих камней! Как бы скептически я не относилась к украшениям с искусственными камнями, здесь все было очень гармонично и просто изумительно мне шло!

На смену талантливой цирюльнице пришла гример. Из ее рук вышла совсем другая женщина – уже не Пташка и даже не Натали… Это была… королева! И прав был Борис – моя королева не была деспотичным тираном, а самой нежностью и любовью. Чувственный изгиб влажных розовых губ, блеск ореховых глаз, трепет длинных густых ресниц, тонкий румянец бархатных щечек, постоянная готовность улыбаться и целовать – все располагало к игре, флирту, любви. А ажурная маска добавляла таинственности и подогревала интерес.

Я была полностью готова к вечернему путешествию.

- Пока Вы ожидаете свою подругу, Борис приглашает Вас выпить кофе в его кабинете, - почему-то с поклоном произнесла Злата.

Честно говоря, от ее склоненной головы мне стало нехорошо, и настроение чуть не обрушилось, но в этот момент она подняла на меня взгляд, и я увидела смеющиеся глаза и радостную улыбку.

- Наталья, это же театр! Мы все здесь играем, кто на сцене, кто за кулисами! Да и Вам сегодня весь вечер, а то еще и ночь, играть! А Вы так реагируете! - она тихонько рассмеялась.

- Да, Злата, Вы правы – я еще не вошла в роль. Торжественно обещаю – играть весь вечер! – Я шутя подняла руку в пионерском салюте. – Всегда готова!

- Будьте готовы! – советский призыв в обратном порядке звучал еще забавнее. – Вы помните, где кабинет Бориса? Хотя по запаху найдете, - рассыпался ее дробный смех. – Счастливого вечера, Ваше Величество!

- Спасибо огромное, Злата, Вам и вашим коллегам! До встречи! – Я отправилась искать в лабиринте коридоров комнату, откуда летел волшебный аромат.

Борис встретил меня своим неповторимым басом:

- Пташка! Моя ж ты голубушка! То есть простите великодушно дурака, Ваше Величество!

Я присела в реверансе, а он ловко станцевал свой поклон, взмахнув плюмажем на несуществующей шляпе.

- Кофе, сударыня? Или чего покрепче? Я бы очччень рекомендовал! Исключительно для флеру и блеска глаз! Исключительно!

- А знаете, Борис, не откажусь! Только, если можно, с маленьким кусочком хлебушка…

- Душа моя… А кроме этого маааленького кусочка хлебушка, о котором Вы так трогательно просите, сегодня что-нибудь кушали? Признавайтесь-ка, душенька!

Господи, что это был за человек! Сколько в нем было теплоты, нежности, заботы. искренности и радушия! И совершенно не страшно, а даже немножко весело было признаться, что нет, не было у ее величества в бытность с утра Пташкой ни-фи-га.

Бармалей не стал охать и ахать, махать крыльями и занудствовать, а просто подошел к стоящему в нише холодильнику и … и чудеса стали твориться сами собой! На столе из ниоткуда возникли канапе с паштетом, овощная и мясная нарезка, сырная тарелка и корзинка с хлебом, в которую я немедленно запустила лапку. Салфетки, вилки и тарелки, похоже, сконденсировались из воздуха.

- Борис, Вы волшебник! А еще Вы спаситель голодных королев! – Я старалась говорить медленно, внятно и, по возможности, не плюясь – удержаться от мягкого пористого ломтя хлеба мне не удалось.

- Голубушка, это Вы так голодны?

- Это я так хлеб люблю! – я почти не лукавила. Я правда очень люблю хлеб – и вкус его и запах, но не всякий. А этот был абсолютно восхитительный! Как было удержаться?

- Понятно, - пробурчал Борис таким басом, что слышно было, пожалуй, в соседних комнатах.

Без стука открылась дверь и вошла… нет! вплыла Королева Осень, сказочно прекрасная и таинственно загадочная! Тонкие нежные волны окутывали ее невесомой дымкой, длинные шелковые волосы струились по спине и плечам, переливаясь каким-то неземным светом, бросая отблески на ветки и листья, коими были увиты обнаженные руки, шея, венчая голову подобием короны. Маска не могла скрыть блеск глаз, улыбка довершала образ.

Мы замерли в созерцании явившейся нам неземной красоты, но Элине хотелось вербального выражения восторгов.

- Что застыли, господа? Ужель я не прекрасна? - произнесла она ледяным голосом и добавила нормальным: - Ну, отомрите уже! Как вам, а?

Борис мгновенно встал в позу и продекламировал:

Королева у нас есть,

Что не можно глаз отвесть.

Днем свет божий затмевает,

Ночью землю освещает -

Месяц под косой блестит,

А во лбу звезда горит.



- Борь, не слишком вольное обращение с классиком, а? – засмеялась Лина.

- Нормально, он не обидится! Сам женщин любил - так что поймет! Вы, мои королевы, сегодня все же будьте осторожны. Бал балом, но придурков везде хватает, - он тяжело вздохнул и отвернулся. Но лишь на миг. И снова стал радушным и заботливым хозяином.

Через полтора часа мы на лимузине карете крайслер (Борис расстарался: «Как это королевы поедут по городу лично за рулем?») прибыли на бал. Водитель в черном костюме с золотыми пуговицами подал руку в белой перчатке, помогая выйти. Конечно, мы привлекли внимание! Ах, как было волнующе приятно! А вечер только начинался!

Огромные колонны дворца первой половины прошлого века были украшены гирляндами огней, цветами и бог знает, чем еще! Высокие потолки залов на первом и втором этажах венчала богатейшая лепнина в лучших традициях сталинского ампира, музыка где-то на втором плане создавала настроение, все было торжественно, сказочно и обещающе.

Коньяк, выпитый нами по настоянию Бориса-Бармалея, помог преодолеть скованность первых минут, мы не спеша дефилировали по залу на первом этаже, раздумывая, не подняться ли на второй в экскурсионных целях. Тут Элина совсем не по-королевски толкнула меня локотком:

- Смотри, твое величество! Уж не наши ли?

Я проследила взглядом – нас достаточно откровенно рассматривали два весьма неординарных персонажа. А уж вместе они смотрелись и вовсе потрясающе! Дело в том, что один из них, худой и высокий, был Айболитом, а второй, ростом еще выше и при этом шире в плечах, был, не больше не меньше, Петром Первым!

Оба заслуживают хотя бы короткого описания!

Айболит явно был стилягой – узкие брючки едва доходили ему до щиколоток, в начищенных штиблетах, в медицинском халате кипенно белого цвета, на шее, чтоб уж точно никто не сомневался в его врачебной принадлежности, фонендоскоп, заправленный в нагрудный карман с соответствующим образу красным крестом, закатанные рукава открывали крупные волосатые руки. Медицинская шапочка, тоже ослепительно белая, круглые очки в тонкой металлической оправе, марлевая повязка, выполняющая роль маскарадной маски. Но это же не утренник в детском садике! И просто так костюм Айболита не интересен – слишком стерилен! Но вот алые капли крови на воротнике, на одном из карманов и на подоле халата, как будто случайно не замеченные, очччень освежали образ! И как вишенка на торте – в ногу Айболита вцепилась кошка, всеми четырьмя лапами накрепко повиснув на брючине доктора. Она настолько была реалистична, что только подойдя вплотную, можно было понять, что это игрушка.

В какой, интересно, постановке участвует такой Айболит?.. Не в детской же… - подумалось мне. – Или это импровизация нашего кофейного гения?

Петр Первый, а это несомненно был он, стоял, важно отставив ногу и опираясь на трость. В небесно-голубом кафтане, роскошно отделанном позументом и галунами, расшитом золотыми и серебряными нитями, с рукавами, завернутыми наверх по европейской моде того времени, красных шелковых чулках, туфлях на каблуке с серебряными пряжками и в шляпе с перьями.

Не иначе, как Борис Эрмитаж ограбил… А хоть бы и так! - мелькнуло в моей голове, но я не стала делиться мыслями ни с кем. Мне слишком нравился громогласный властелин закулисья.

Эта эффектная парочка наблюдала, как мы приближаемся, и их улыбки делались все шире – у русского царя откровенно расплывались губы, а у Айболита глаза превратились в две счастливые щелочки.

Мы присели в реверансе, царь склонился, метя перьями пол дворца, а доктор попытался пожать нам руки – он же советский, да еще и работа со зверьем, откуда у него манеры…

Весело пикируясь, мы все вместе подошли к небольшой сцене, где устроители бала собирались приветствовать гостей. Прозвучала небольшая речь о целях, благородстве, бескорыстии, благотворительности и программе праздника. Все чокнулись шампанским и, открывая бал, зазвучал божественный Венский вальс незабвенного Иоганна Штрауса, на танцполе закружились пары.

- Госпожа королева, позвольте ангажировать Вас на тур вальса? – Петр Первый протянул мне руку.

- Да, Ваше Величество, с удовольствием!

Мы летели по залу, и толпа расступалась перед сверкающим голубым вихрем! Было волшебно, внутри меня пульсировало счастье, а снаружи обнимал самый желанный мужчина! Было ощущение, что я не касаюсь туфельками пола! Ах, как быстро закончилась мелодия! Я не успела насладиться полетом!..

- Моя королева, Вы обратили внимание, что музыка живая – музыканты на балконе!

Оркестр заиграл вальс из кинофильма «Маскарад», и снова мы летели сверкающим ураганом, забывая касаться пола. Потом был нежный вальс цветов Чайковского.

Бал набирал обороты, не было скучающих, кто не танцевал, тот беседовал, многие гуляли по парку вокруг дворца, в сиянии множества фонарей и гирлянд. Мне казалось, я танцевала со всеми мужчинами в зале, видела мелькание одеяния Королевы Осени – она тоже пользовалась успехом и не стояла в ожидании приглашения.

Тимофей, он же по совместительству царь всея Руси, порой выходил на улицу покурить. Это было для меня новостью – я не знала, что он этим увлекается, ни разу не видела его с сигаретой. В какой-то момент я пошла с ним подышать воздухом летней ночи и увидела, что он курит трубку (ну, прям, царь-царь!), почувствовала необычный аромат, крепкий, мягкий и глубокий. Это было так волнующе, возбуждающе, что я не удержалась и, встав на цыпочки, коснулась его губ.

- Черный капитан произвел на Вас впечатление, моя королева? Captain Black – он это умеет!

- Да, Ваше Величество, произвел. Но ему далеко до впечатления, которое Вы производите на меня!..

Тимофей удивленно посмотрел на меня сверху вниз, видимо, определял степень участия алкоголя в таком признании, но судя по выражению лица, остался доволен увиденным. А мне было настолько легко и хорошо, что казалось, будто весь мир создан для меня одной! Волны счастья и радостного волнения, ожидания волшебства были настолько явственными, что я не сомневалась в появлении чуда.

- Моя королева хочет еще танцевать?

- Ваша королева хочет еще шампанского, а потом – да! – танцевать!

- Желание Вашего Величества – закон для меня!

- Только закон?.. – Я изобразила разочарование, надув губки. – Наши желания не совпадают?..

Мгновенно отреагировав, Тимофей обнял меня за талию, увлек подальше от посторонних глаз и стал неистово целовать, время от времени отрывая от земли в порыве страсти. Я отвечала не менее горячо, голова кружилась, каждая клеточка тела пульсировала счастьем!

- Пташка, королева моя! Ты просто фантастически прекрасна! – Он нарисовал поцелуями дорожку от одного плеча до другого. – И светишься перламутром! Ты моя драгоценность! Тысячу раз я грезил тобой, поминутно проходя наши шаги и разговоры. Ещё не совсем осознавая желанности наших встреч. Ты ворковала своим неповторимым голосом, а он, голос, приводил меня в трепет! Никогда не забуду твое настроение в день знакомства. Но ведь помню с первых минут нашего общения, что я был тебе интересен. Наша встреча в тот вечер пролетела, как шелест ветра. Потом как волшебный салют! Нежность! Страсть! Ночное небо и золотой месяц в развале туч!!! И все оковы сняты! Остались только нежность и любовь!!! Я счастлив, моя трепетная девочка!

Его шепот, кольцо рук, горечь губ (пусть горечь! не стану спорить!), запах табака, незнакомый, чарующий, возбуждающий и обещающий! Все, чего мне хотелось, чтобы исчезли вдруг все люди, и мы остались одни в этом дворце, звучала бы музыка, а вместо сотен гирлянд – миллионы звезд в ночном небе.

- Ваше Величество, моя королева, я хочу ловить каждый твой вздох! Пробежать по тебе пальцами, как по клавишам волшебного рояля, извлекая музыку нежности и страсти! Губами обжечь тебя от кончиков пальцев ног, и выше, выше… пробегая по нежнейшему бархату ножек, неумолимо приближаясь к заветному треугольнику! И вот он у меня! Он мой! Трепетный, нежный, влажный от возбуждения! Твоё тело поёт под моими руками! Бьётся в судороге страсти! Ты обовьешь меня собой! Я проникну в тебя! Нежно! Мощно! И как заключительный аккорд - твой стон! И сладкий поцелуй! Поцелуй нежности, поцелуй любви, поцелуй счастья!!! И я хочу этого прямо сейчас! Сию минуту!

Я молчала. Что можно было ответить? «Я тоже»? «Давай»? «Подожди и все будет»? Не думаю, что он ждал моего ответа, скорее, реакции. А вот она-то как раз была! Я хотела его с такой силой, что телу было больно. Посмотрев в его глаза снизу-вверх, я вдруг решилась! Взяв его за руку ледяными от возбуждения пальцами, я совершенно серьезно спросила:

- Ты мне доверяешь?

Ставшая неким кодом фраза произвела эффект ядерного взрыва – так вспыхнули и засветились его глаза! Пальцы сжали мою руку, едва не ломая, и я услышала севший от волнения голос:

- Да, моя нежность!

Не зная, в общем-то, куда, не имея точного (и не точного) плана, я неслась по парку, петляя по тропинкам, как будто заметая следы, определив для себя ближайшую цель – найти неосвещенное место. Почти в самом конце лабиринта из живой изгороди я нашла то, что искала – крохотная беседка, полностью увитая плющом, была, видимо, забыта устроителями и теперь манила абсолютной темнотой. Хвала тебе, Вселенная, за понимание и отклик!

Мы стояли в самом центре под куполообразной крышей, тесно прижавшись, не чувствуя всех этих килограммов шелков, атласа, украшений и лент, молча, вдыхая запах, наслаждаясь этой степенью близости, не спеша, как гурманы. Медленно и почти синхронно мы подняли руки, обнимая друг друга, пока еще едва касаясь… Будто сами собой, без нашего участия, наши губы соединились… Это был даже не поцелуй… это были ласки – мы ласкали губы друг друга, властно отбирая, нежно обводя языками, легонько прикусывая и перебирая… Я не берусь сказать, как долго мы так дразнили сами себя, но в какой-то миг едва ли не со стоном мы ушли друг в друга, буквально сплетаясь телами, руками, губами.

Время остановилось… воздух не кончался так долго, как мы этого хотели… Когда вернулись в реальность, оба задыхались от страсти.

Да, Тимофей был, не в пример мне, сильнее. Я готова была отдаться ему немедленно – стоя, сидя, лежа – не имело значения! Но он, слегка отстранившись, провел пальцами по кромке декольте, медленно отодвигая пену кружев, так медленно, что меня стала бить легкая дрожь желания! Его пальцы прошлись по ложбинке между грудей, вернулись на линию декольте, взлетели по шее к затылку. Обеими руками он зажал мой затылок, властно притянул и снова – долгий глубокий сладкий обессиливающий поцелуй…

- Художник… Ты снова рисуешь меня… Рисуй… Пожалуйста!..

Ноги мои подкашивались, и он почти держал меня, не давая мне упасть. Стараясь держать вертикаль, я вдруг решила – какого черта? Я не хочу правильно! Я хочу жарко!

Уперевшись руками в грудь Тимофею, мне удалось отодвинуть его от себя на дюйм, но мне хватило – я съехала по нему вниз, оказавшись внутри голубого атласного колокола собственной юбки. Эффектно получилось – заметил мой мозг где-то на периферии сознания. Я боялась, что мужской костюм будет так же сложно сконструирован, как дамский, но напрасно – пуговицы! нормальные человеческие пуговицы и никаких шнуровок и тому подобной допотопной ерунды! С ними я справилась, как говорится, одной левой. Тим понял цель моих маневров, застыл и, кажется, перестал дышать. Подняв глаза, я увидела, что он даже руки держал над моей головой, боясь опустить и коснуться.

Мои пальчики, всегда холодные от волнения, коснулись напряженной плоти… Хриплый вдох сверху, думаю, был одобряющим, но выяснять не стала. Контраст ледяного и раскаленного добавлял остроты ощущений. Мне безумно хотелось отдать всю мою ласку вкупе с любовью единственному мужчине на земле, который сейчас стоял, не дыша, передо мной.

Освободив от нарядных пут, одной рукой я плотно обхватила эрегированный член – пальцам моим не суждено было сомкнуться, другая рука мягко вобрала в себя яички, а губы коснулись открытой атласной головки. Нет, я тоже умею держать себя в руках… иногда… недолго… Но все же! Медленно, почти не размыкая своих губ, я провела язычком по уздечке вниз, лизнула, снова вверх. Услышав сверху низкий выдох, внутренне улыбаясь, вдохновенно продолжила.

Обводя язычком головку, я не забывала ласкать, перекатывать, массировать яички, пока тихонько, нежно. Мне захотелось исследовать языком канал, и я не стала себе отказывать в этом удовольствии, постепенно все глубже беря в себя мужскую плоть, отодвигая губами тонкую нежную кожицу с головки и всасывая, снова натягивала ее, повторяя свои движения, при этом не забывая рукой ласкать ствол, потирая и покручивая.

Выпустив член изо рта, я целовала его снаружи, добралась до лобка и утонула губами в изумительно пахнущих мягких завитках. Наигравшись с ними, я обняла губами яичко, слегка потянув его к себе, лизнула, поцеловала, потом второе.

Скамеек в беседке не было, Тимофей стоял, точнее, он старался устоять, но ровно не получалось – его пошатывало от возбуждения и испытываемых ощущений.

- Тим, встань к колонне, - моя фраза не сразу была услышана, но встав, наконец, устойчивее, опираясь на решетку стены и колонну, он немного расслабился. Я переместилась вслед за ним.

Он уже не думал, он только чувствовал и ощущал, руки держали мой затылок очень бережно, не мешая моим движениям и не командуя. Я же, снова завладев членом, сосала, лизала, прикусывала, то входя в ритм, то нарочно сбивая его. Дыхание Тима становилось все чаще и тяжелее, первые капли мужского секрета были у меня на языке.

- На-та-шень-каааа… - прозвучало так тихо и хрипло, что я с трудом расслышала. Не размыкая губ, не останавливая рук, я подняла глаза – он был в шаге от разрядки. – Ми-ла-яааа…

И я повела его к финишу! Сперма ударила в горло с такой силой, что голова моя даже чуть качнулась назад, но мне удалось не выпустить член из горячего плена губ. Еще толчок, и еще! И стон, больше похожий на рык животного, сильного и … и счастливого! Я почувствовала, как содрогнулось тело моего мужчины, как волной прошли по нему сладкие спазмы. Его пальцы сгребли волосы на моем затылке, плотно прижав мое лицо к себе и тут же выпустив, нежно погладили щеки, сойдясь под подбородком.

Наконец разомкнув губы, но не убрав пальчики, я посмотрела на него снизу-вверх, дождавшись ответного взгляда, игриво облизнула губки, промурлыкала:

- Всё!..

В долю секунды он, наклонившись, схватил меня, обняв за талию, оторвал от пола и стал целовать – сначала куда попало – щеки, волосы, нос, глаза, коснувшись губ, замер на мгновение, и с такой силой прильнул к ним, что мы оба покачнулись. Я испугалась, что мы упадем, вцепилась в Тимофея руками и обвила ногами, но он удержал нас.

- Девочка моя! Родная! Наташенька!..

Я не отвечала, только глубже зарылась в него, куда-то между шеей, головой и плечом, вдыхая самый родной запах на свете. Блаженная истома сделала меня в тот момент похожей на мягкую куклу, и в пустой голове веселилась одинокая мысль – я счастлива!

- Милая моя девочка! Я счастлив, что ты у меня есть! Я счастлив от того, что ты приняла мою нежность и ответила взаимностью! Счастлив, что могу целовать твои пылающие щёки и губы! Согревать твои озябшие нежные ручки своим дыханием! Обжечь сокровенным признанием, о котором ты давно знаешь - Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ!!!

А бал продолжался!

Тимофей выкурил еще одну трубку, и мы нашли в себе силы вернуться в зал. Мне все еще хотелось шампанского и танцевать!

Мелькнули развевающиеся одежды Королевы Осени… Где-то сбоку раздался голос Ивана и растворился в гуле праздника… Зазвучало что-то, очень напоминающее польку, и мы, не особо задумываясь о своей танцевальной квалификации, в обнимку понеслись в толпе танцующих по огромному залу.

Музыка резко смолкла и микрофон в центре зала объявил:

- Господа! Полночь! Снимаем маски!

С нескрываемым удовольствием и облегчением народ стал стаскивать маски, удивляясь, улыбаясь, разочаровываясь и вдохновляясь. Мы тоже сняли свои и стояли, глядя друг другу в глаза, не хотелось ни о чем говорить. Только смотреть и ловить золотые искры серо-зеленых, ставших такими родными, глаз.

Микрофон жизнерадостно рявкнул «Праздник продолжается!», оркестр грянул «Дунайские волны», и царь всея Руси в голубом камзоле подхватил австрийскую королеву в атласном платье того же оттенка и закружил по залу. До рассвета было еще далеко.