Безысходность порождает веру

“Безысходность порождает веру в Бога, но иногда безысходность порождает погибель, и вечный погибель, например суецид, - так думала Нина Витальевна в такт стучащим колёсам, она лежала на нижней полке поезда, которая едет в Уфу. Она не могла долго уснуть, хотя весь вагон давно уже спал. Нина Витальевна теперь размышляла над рассказом путницы, которая ещё вчера не была ей знакома. Та спала на второй полке и негромко храпела. Нина Витальевна продолжала размышлять, - безысходность привела эту женщину в финскую церковь, хотя её крестил православный батюшка-поп. Безысходность может быть погибелем вечной души. Это зависит от выбора; поверить ли человек в Бога или пойдёт за дьяволом? Господь знает всё наперёд и не отдаёт дьяволу тех, которые придут веру в Бога. Избранным даёт время и случай поверить в Бога. Господь испытывает людей, и если человек, несмотря на трудность испытания, пойдёт за Богом, то Он облегчит его страдания и мучения. Грех есть страдания, скорбь, болезни и мучения. Зачастую мы сами продливаем свои страдания и болезни, вместо того, чтобы покаяться пред Богом и не делать больше грех. Но мы продолжаем грешить и сами расхлёбываем последствия греха. “Иди и не греши...” говорит Господь, - Нина Витальевна продолжала размышлять, повернувшись на другой бок, - а мы грешим и ещё оправдываем себя, мол, мы человеки - слабое существо. “Чужая душа - потёмки” и как можно судить других. Судить других или осуждать - это грех, а грех есть страдания, скорбь и мучения, а может быть и смерть - смерть внезапная. И перед Богом грех - эта непроницаемая стена между Богом и человеком. Грех - это духовная смерть и если человек не успеет покаяться, пока жив, и на земле, то после его ухода в Бога, Господь не услышит и не увидит его. И тогда душа человека пойдёт в ад, на вечное мучение”
Так думала теперь Нина Витальевна, в такт стучащим колёсам. Она не могла уснуть. Многие в вагоне храпели, а она не переносила храп. Нина Витальевна продолжала думать; “Человек, когда рассказывает о себе, может и приукрасить события в пользу себе, и рассказывает так, как ему выгодно и то, что только себе выгодно, очернив других. Он хочет возвыситься над другими. Как говорится “у кого что болит, тот про то и говорит”.  Все любят, когда их слушают и понимают. Немногие любят сами слушать и понимать других. У всех очень разные чувства и эмоции. ”Да, права эта женщина “чужая душа - потёмки”, и Людмила, так называлась её путница,, так явно рассказывала о себе, что Нина Витальевна теперь всё это представляла ясно.
Людмила со смехом говорила: “откуда я знаю правильно ли меня крестил поп-православный батюшка. Ведь, тогда церковь ещё гнали и попов гоняли. Тот поп до того, как крестить меня, набрался самогона. До меня он крестил пол-деревни и даже, говорят, в одной избе уронил ребёнка”.
Людмила видела в Нин Витальевне понимающего и мудрого человека. Она продолжала рассказывать,
- Так что я пришла в церковь с уверенностью, что меня надо правильно перекрестить, но там меня не перекрестили, а я только прошла катехизацию. Мне пастор сказал, что в этой церкви не перекрещивают, что это оскорбление и недоверие к Богу, потому что я уже крещённая, если у меня есть крёстная.
Этот откровение Людмилы было вчера. Она говорила,
- Я не буду рассказывать о других, а расскажу о себе.
 Это на вопрос Нины Витальевны, как ты православная пришла в лютеранскую церковь.
Людмила не совсем молодая женщина, но, она уже столько пережила, когда рассказывала о себе. Она немного волновалась.  Только вот так в дороге, когда едешь далеко и в путнице видишь понимающую тебя женщину можно доверить всё, что накопилось на душе. Незнакомый, но понимающий и мудрый человек, который едет стобою на поезде в одном купе никому и никогда не расскажет, потому что уедет дальше и больше никогда не встретится, и может даже забудет или вспомнит, как прошедшее.
Да, Нина Витальевна умела слушать и понимать людей. Она была верующей, всё время читала Слово Божие. И чем дольше она читала Его, она больше и больше умудрялась. Нина Витальевна была благодарна Богу за это. Она никогда никого не осуждала и никому не мстила за обиды, а предоставляла это Богу. Она желала всем только добра. Нина Витальевна молилась за многих людей, и многие доверяли ей свои тайны. Вот и Люда вчера доверилась и рассказывала о себе,
- Я хочу рассказать, как я пришла в церковь. Туда меня привела  безысходность, - она немного помолчала и продолжала говорить, - Да, в основном, конечно, была безысходность, и полная пустота души; во -первых, у меня умерла мать , но эта была последняя капля, а до этого я разочеровалась в семейной жизни.
Муж мой меня унижал и оскорблял при любом случае, так как я была из провинции, а он коренной петербуржец и часто подчёркивал это своё превосходство, считая себя умнее провинциалов и культурнее их. А я была провинциалка, да ещё к тому же не русская. Я - мордовка, - уточнила Люда. Она рассказывала дальше, - он не хотел жениться на мне. Но я была здоровая и нетронутая, как говорится “чистая”. Я была моложе его на четырнадцать лет. Он хотел поиграть со мной и бросить, а я влюбилась в него и желала создать с ним семью.
 Такое было моё воспитание, - говорила Людмила, - если доверилась мужчине, то только для того, чтобы жить с ним и в дальнейшем создать с ним семью, родить от него ребёнка. Я забеременила и он, как благородный человек, женился на мне, а потом упрекал меня всю семейную жизнь, что он поступил благородно. Да, и потом наша совместная семейная жизнь была так себе. Он часто унижал меня и мог убить словом. Мне было обидно, но я терпела ради дочери. Да, муж мой знал слова и “в карман не лез”. Он был начитанный, - грустно рассказывала Людмила.
- Но я любила его и родила ему дочку, очень похожую на недавно умершую его мать.
Людмила отвлеклась и долго смотрела в окно.
В вагоне было тихо, они были одни, так как, семейная пара, ехавшие с ними в Рузаевку, ушла к своим знакомым в седьмой вагон и Люда снова рассказывала,
- Да, я родила ему двоих детей, дочку и сына. Я ждала благодарности, но вместо благодарности, я получала всякие оскорбления, например такие; “мордва хуже цыган” или “мордва щи лаптем едят”. А потом, когда дочке было три годика, он всегда подчёркивал пред ней своё превосходство и унижал меня перед ней. Но я не могла тогда развестись. Это было бы позор для моей мордовской семьи. Меня воспитали совсем по-другому, чем его, петербуржца. Да, конечно, он любил дочку и носил на руках, играл с ней, и всячески демонстрировал её ум и талант. Он подчёркивал всем знакомым, что такая талантливая и умная девочка, может быть, только его дочечка. Он готов был посадить её на стол, на красивую тарелку и даже молиться на неё. Я была как служанка в его доме и гувернантка его дочери. И всякую мою оплошность он не прощал, а говорил дочке: “Это может происходить только с нашей мамой!”
Людмила рассказывала дальше, немного смущаясь, она колебалась, стоит ли рассказывать интимную жизнь этой женщине. Но потом, видимо решила, что Нина Витальевна тоже женщина, и понимающая женщина. Она может дать ей мудрый совет. Людмила смущённо говорила,
- Со мной же он только изредка был ласков, особенно ночью, когда ему нужен был секс. Это происходило всё реже и реже, и почти прекратилось. Он уже на стороне находил себе утешенье.
Потом, чтобы укрепить семью я родила сына, и мне, казалось, что, если я ему родила двоих детей, то он должен был благодарен мне, а получилось наоборот, он больше и больше удалялся от меня. Теперь я была гувернантка его двоих детей. Я была прачкой, кухаркой и воспитательницей его детей. Мне некогда было следить за собой и приукрашивать себя для него. И за это он меня, почти, ненавидел, И он это даже не скрывал, а всегда подчёркивал, что он достоин гораздо лучшей женщины. Но я тоже не уступала ему, и в карман за словами не лезла. Я говорила ему в ответ со смешком, на его, “на меня смотрят молодые красавицы”, а я в ответ: “конечно, смотрят, как из тебя песок сыплется”. Это его очень оскорбляло, и у нас возникал очередной скандал, или же он стоит и мажется кремом перед зеркалом говоря мне: “О. какой я был красивый, ты и не представляешь”, а я ему: “а мне достались остатки былой роскоши”. Теперь я понимаю, что я сама разрушила своё семейное счастье. Всё-всё в семье зависит от женщины, от её терпения, а я не была терпеливой, и не сумела дать то, что ему нужно. Я не следила за собой и не любила его, как должно и это была большой моей ошибкой.
  Но я думала, что если родила детей, то уже заслужила сверх-благодарности. О, какая я была дура!
Так Людмила каялась и вздыхала.
- Ладно тебе вздыхать, - утешала её Нина Витальевна, - теперь уже поздно каяться, не надо будоражить себя, что прошло, то прошло!.
Потом Людмила продолжила свои воспоминания о муже,
- Когда он говорил, что это его дети, я, конечно, была против этого, и говорила в ответ ему, что это и мои дети. Конечно, я ревновала его и закатывала скандалы, и это тоже была моей ошибкой, - говорила Людмила грустно.
 Нина Витальевна заметила её замешательство и колебание стоит ли это рассказывать незнакомой женщине, что она не рассказывала никому, Потом видно, Людмила решилась и рассказывала,
- Однажды я изменила ему с молодым и красивым. Я была молодая и здоровая, а природа требовала своё. Да, это было против мордовских правил и обычаев. Это случилось, как-то нечаянно. Моё увлечение было совсем недолгим. Потом мне было стыдно, но я утешала себя тем, что я молодая и здоровая, а организм требует своё, и что я не могла идти против природы.  Когда я стала верующей, я не один раз за это каялась.
Как бы оправдываясь Люда говорила,
 - Я была доверчивая и не скрыла факт измены от мужа, а мой муж не простил меня, и мы развелись. Он оторвал от меня моих детей и пригрозил, что, если я подам на суд, то он меня лишит родительских прав, как гулящую. Сам же он изменял так, чтобы “комар носа не подточил” - рассказывала Людмила, - а потом,  я попала в больницу, видимо, на нервной почве. У меня стало расти ребро (шейный позвонок или ребро Ц-7) . При операции я видимо бессознательно была с Богом, а потом, много позже в церкви, “Это” проявилось под тихую музыку. Я видела, как мы с Христом плыли, или же, “парили” в небесной святости. Там была несказанная чистота. Я была со своей прекраснейшей Любовью и испытала такое блаженство, что земное “счастье” по - сравнению с “Этим” будто что-то тусклое, не совсем чистое, и, даже, серое, запачканное.
- Да и что такое земная любовь? - вопросительно смотрела она на Нину Витальевну, ожидая ответ. Та ответила,
- Земная любовь - это страсть или временное чувство, а может быть, болезнь. Её хватает только на три-семь лет, а потом, если не развод, то привычка, должность вместе растить детей, а потом внуков.
Но ты начала рассказывать о своём видение. Какой Он - Христос?
- О, Он Самый-Самый Прекрасный! Нет слов, чтобы описать Его, - сказала Людмила, полностью уходя в себя, и улыбнулась. Она говорила, немного помолчав и чему-то улыбнулась. Она говорила, - я начала описывать своё видение и продолжу,
- Там, где я была с Христом, времени, как здесь, на земле не было, и не было понятия веса, как здесь на земле. Мы были легче пушинок и мы с Богом плыли или парили по чистоте и святости. Это длилось, может несколько минут, а может вечность. Врачи говорят, что клиническая смерть продолжается 5-7 минут. Но мне казалось, что мы с Христом парили вечно в “Той” чистоте. Не было у нас тело и ног тоже не было, но руки и головы были, это я помню. Я всё помню так, как будто Это происходило минуту назад, и я снова переживаю Это, когда кому-то рассказываю, а рассказываю Это только немногим верующим людям. Но неверующим, когда рассказываю, у меня начинает болеть голова. Я давно уже поняла, что Господь не хочет, чтобы я Это рассказывала кому попало. Люди очень разные. Одни засмеют и примут меня за сумасшедшую, -
 Людмила немного помолчав рассказывала дальше,
- За нами был след, может быть его можно сравнить со следом реактивного самолёта в голубом небе. Было ли то небо или же пространство голубое, или небесного цвета, или же прозрачное, я не могу сказать, но то, что я была прозрачная, я уверенна.  Людмила рассказывая волновалась, - она говорила,
- Женское любопытство заставило меня обернуться и посмотреть, с кем это мне так хорошо? То что я увидела не описать земными словами, скажу только со мной была прекраснейшая Любовь. Руками Своими Он не касался моей руки, но я заметила, что Его пальцы были тонкие, длинные ... и узкая ладошка, которая была сверху вровень с моей ладонью. Люда видно было Люда волновалась и рассказывала прерывисто, уйдя в себя. Она  описывала это своё видение, как бы видя его и теперь. - - У Него, говорила она, - развивался голубой плащ или накидка, хотя там и не было ветра. Впрочем, - говорила Люда, - это лишь жалкое описание. Я ещё раз повторюсь, что земными словами то моё видение, не описать и не рассказать, и на земле нет красок, чтобы изобразить то, что я видела, она говорила волнуясь, - я готова за то моё видение отдать с радостью остаток жизни.
- Ну а как всё-таки, как ты пришла в эту церковь, - снова повторила свой вопрос Нина Витальевна, после недолгого молчания.
Но Людмила будто этот вопрос и не слышала. Она вздохнула и продолжала рассказывать,
- А потом у меня начались дьявольские искушения. Я всё перетерпела; и голод и холод, но осталась верна Богу - своей Любви. Я ходила по-прежнему в церковь и молилась, то есть разговаривала с Любимым.
- Да, дьявол противится всякому человеку и не захочет своего раба отпустить к Богу, - сказала Нина Витальевна, - он жестоко искушает человека на пути к вере в Бога.
- Но человек, который искренне любит Бога, будет идти к Нему, несмотря на всякие козни дьявола,- в ответ сказала Людмила и продолжала говорить, - когда-то в книге “Скорбь сатаны” я прочитала, что, когда Господь сотворил человека, сатана тогда ещё был ангелом света, он сказал Богу: “я всяко буду искушать человека, чтобы он не пришёл к Тебе”, на что Бог ответил: “Человек добровольно придёт к Мне, несмотря на твои искушения”.
- Ну вот, -сказала Людмила с улыбкой, - я хотела рассказать, как пришла в церковь, а рассказала о своём видение и о том, как человек идёт ка Богу.
Людмила на минутку задумалась, потом продолжала рассказывать о том, как происходит служение в её церкви. Нина Витальевна не перебивая, слушала рассказ Людмилы, а та продолжала рассказывать,
- А в церковь я пришла не случайно, меня привела туда моя крёстная. Это тоже была воля Господа. Женщина, которая крестила меня, привела меня в дом Божий, - Привела ли? - спросила Людмила себя и сама себе отвечала,
- Это не совсем так. А было вот как, мы с ней долго искали церковь святой Марии. Кого бы мы не спрашивали на Невском проспекте, никто не знал, где эта церковь. А тогда мы с крёстной заблудились в центре Петербурга. Мы много прошагали, и очень устали. Потом всё-таки кто-то подсказал нам, что это напротив Д.Л.Т и мы нашли церковь святой Марии.
- Где эта церковь? - спросила Нина Витальевна.
Людмила сказала,
- В бывшем доме природы. Я была там не раз со своими детьми на всяких выставках, но а теперь это здание , как и при царях, по-прежнему была лютеранской церковью.
Но, а тогда, когда мы с крёстной искали её была среда, а богослужения были только по-воскресениям и по-праздникам.
Моей крёстной надо было уехать в среду в свой Саранск, на работу, она была врачом, и она попросила меня сходить и разузнать о церкви Найти пастора Арво Сурво, так как её об этом попросил её сын Андрей. Он был прихожанином лютеранской церкви в Саранске. Тогда церковь была малая, и, даже её нельзя было назвать церковью, а были там несколько человек и богослужения проводил дома пастор Арво Сурво. Это нынешний пастор этой церкви святой Марии в Петербурге. А в Саранске он учился в университете на финско-угорском факультете. Он образовал там, в Саранске малую церковь, и Андрей, сын моей крёстной, был среди прихожан той малой церкви. А когда моя крёстная уехала, она оставила мне бумагу - разрешение посетить библиотеку Салтыкова - Щедрина, потому что, только там была нужная книга по её специальности. Конечно, я пошла в библиотеку, хотя не имела высшего образования, туда только можно было попасть с разрешением тем, у кого было высшее образование, - уточнила Людмила и продолжала рассказывать, - но у меня было разрешение крёстной, и меня туда впустили без слов. Я шла по библиотеке и удивлялась тому, сколько в ней отделов и книг. Мне казалось, что там миллионы или миллиарды книг.
Я вдруг подумала “Кто-то ведь, знает всё, что написано в этих книгах, не читая их, и это Кто-то есть Высший разум”.
Я не знаю сама, почему я так подумала тогда, но эта мысль была ясной, словно кто-то шепнул мне. Я взяла какую-то книгу и читала невнимательно, думая о той мысли.
А после чая Людмила продолжила свой рассказ,
- В воскресенье я пришла в церковь святой Марии. Арво Сурво, узнав, что я мордовка, немного удивился, что мой троюродный брат Андрей по-прежнему ходит в церковь в Саранске и эта малая церковь, созданная им, возросла.
А тогда, когда я пришла в церковь, был кануне Рождества. Там, как раз была праздничная трапеза, и нас всех финно-угров, после богослужения пригласили к столовую. Меня удивило то, как много прихожан в этой церкви. Было тридцать или сорок столов. Десять столов, сдвинутые вместе, там где сидели финны, десять столов занимали только русские прихожане, а мы финно-угры все остальные столы. Нас было много, может быть сотня или триста человек, не помню сейчас, но я помню, что было много разной пищи на столах и это было в годы, когда в магазинах были страшные очереди за какой-нибудь пищевой продукции. А после трапезы все пели и славили Бога. Я заметила, что в глазах Арво Сурво была искренняя Божья любовь. Он мастерски играл на гитаре и пел песни на разных языках. Он пел по-фински, по-цыгански, по-эстонски и по-мордовски. Позже я узнала, что он знает семь языков, и то, что он полностью посвятил себя Богу. И впервые, после того, как я уехала из дома, я почувствовала себя в “своей тарелке” будто я снова дома в своей большой семье и все люди были мне родные.
Людмила вздохнула и с сожалением сказала,
- Но праздник кончился, и мне надо было идти “на чужбину”, ведь там были мои дети и семейные обязанности, и я была ответственная перед семьёй.
 Тогда я поняла, что за многие годы, у меня появилась отдушина.
По - воскресениям я с радостью ходила в церковь, несмотря ни на что, - рассказывала Люда, - о, Боже, сколько я натерпелась от своего мужа! Он говорил всякие гадости. Он говорил, что я бросаю детей и думаю только о себе, но это было неправдой, я уходила всего на два часа, а перед тем готовила еду, убиралась, стирала и гладила и у меня был во всём порядок. Так было всегда. Но мой муж привык, что я молюсь только на него, а тут какой-то незнакомый Бог. Муж мой “вставлял палки в колёса”, и говорил всякие непотребные речи, но он ничего не добился. Конечно, он привык к тому, что я только его служанка, и он не мог за это простить меня, и всегда твердил мне, что Бога выдумали люди, и я пожалею, что бросала его детей. Детей я не бросала, еды, приготовленной мною было полный холодильник. Я заранее убиралась, в квартире была чистота, но мой муж всегда находил какую-то причину и пытался не отпускать меня в церковь, но я несмотря на его брюзжания уходила.
Людмила замолчала, потому что пришли соседи, которые ехали с ними до Рузаевки. А потом, было не до откровенности. Семейная пара всегда находилась в вагоне. Потом была суета, приготовление ко сну.
А, когда соседи сошли в Рузаевке, Людмила начала собираться, потому что, скоро надо было и ей выходить и через несколько минут был город Саранск, где ей надо было сойти.
 Когда Нина Витальевна осталась в вагоне одна, она ещё долго размышляла и вспоминала рассказ женщины Людмилы, которая пошла в церковь от безысходности, и стала очень верующий.
Нина Витальевна думала: “ Да, к сожалению люди приходят к Богу от безысходности, а надо прийти к Богу до того, когда эта безысходность наступит. Надо бы всем прийти к Богу в раннем детстве, тогда не было бы страданий и болезней и не было бы многих пролитых слёз и, никакого горя бы не было, и никаких мучений и никакой скорби”.