14 Четверг Уэстборн-Парк

      
        В старые добрые времена для слежки за подозрительной машиной нужно было минимум три автомобиля. Что позволяло не потерять цель и минимизировать риск засветиться.
        В настоящее время, с разрешения инспектора, вы просто подбегаете к интересующему авто и прикрепляете трекер к шасси. Он вдвое меньше спичечного коробка и стоит как недельный клуб на Ибице.

        Новый Ковент-Гарден в пять часов зимнего утра – это бетонная арена, полная света фар, дыма и криков. Грузовики, фургоны и погрузчики фыркают и рычат, въезжая и выезжая из погрузочных отсеков, в то время как мужчины в светоотражающих пальто и шерстяных шляпах сжимают планшеты и набирают свои мобильные телефоны неуклюжими пальцами в перчатках.
        Припарковать "Асбо" под навесом многоэтажной автостоянки было несложно. Так же как и пробраться сквозь снег к железнодорожным аркам, где все три транзитных фургона "Нолан и сыновья" ждали дневной погрузки.
        Фургон Кевина был самым старым и грязным. Он также находился в конце ряда, дальше всего от входа. Я закутался в куртку, натянул шляпу на уши и прошёл последние двадцать метров так беспечно, как только мог. Оказавшись в двух шагах от фургона, услышал голоса с другой стороны.

        – А если они придут искать? – я узнал жалобный голос Кевина Нолана.

        – Они знают твоё имя, Кев. Если захотят тебя найти, это не станет для них проблемой, – произнёс более глубокий, спокойный голос. Друг Кевина, но скорее брат. – Лучше постарайся быть полезным.

        Я пощупал верхнюю часть трекера, проверяя, правильно ли она поднята, быстро наклонился и прикрепил его к шасси. Пальцы коснулись чего-то не должного там быть. Примерно тех же размера и формы, что и трекер.

        – Не понимаю, почему мы не можем забрать сегодняшние вещи у “Коутса и сына”, – бубнил Кевин. – Дэнни говорит, что они раздают их.

        Я вытащил второй предмет, это был другой трекер. Насколько я мог судить в темноте, такой же, как и мой. Сжав его в кулаке, быстро пошёл прочь.

        – Конечно, раздают, – возразил вероятный брат Кевина. – Их проверяют.

        Кто-то ещё проводил операцию на Ноланах? Внутренняя следственная группа проверяла Кевина Нолана и его семью накануне, и любая полицейская операция была бы отмечена. Может, это МИ-5?

        Были ли Ноланы частью какого-то подразделения активной службы Республиканцев-диссидентов, или частью цепочки поставок для них же, или наоборот – информаторами? Была ли права агент Рейнольдс – в убийстве действительно присутствовала ирландская составляющая?
        Я скрылся за грузовиком, ожидающим загрузки.

        "Нет, – думал я, – трекер всё равно был бы отмечен". – Не в последнюю очередь потому, что старший инспектор Сиволл был одним из самых уважаемых и грозных офицеров в столичной полиции, и лишь полный глупец попытается обойти его.

        Я достал фонарик и осмотрел трекер. Он был во всех отношениях идентичен моему и, вероятно, куплен из того же онлайн-каталога. Не хотелось открывать его – он так  же отслеживался, как шариковая ручка. Я достал ключи и нацарапал крошечный крестик на корпусе между магнитиками, глубоко вздохнул, чтобы успокоить нервы, и пошёл обратно к отстойному фургону Кевина Нолана.

        Следовало вернуть трекер на место и забрать свой, чтоб его не нашли хозяева первого. Подойдя к фургону, я не услышал никаких голосов. Подумав, что все на складе, я наклонился, вернул трекер на место, снял свой и направился к задней части фургона, когда двери там с грохотом распахнулись.

        – Обязательно вычисти этот чёртов фургон, – это был вероятный брат Кевина. Я застыл, что было глупо и подозрительно. Фургон покачнулся, кто-то забрался внутрь. – Неудивительно, что они недовольны. Дай мне метлу.

        – Это не из-за фургона, – глухо прозвучал голос Кевина. – Они думают, что должны получать больше.

        – Они получают ровно то, за что платят, – сказал второй голос. – Всё по-честному.

        Всегда рискованно иметь план, на нём зацикливаешься, даже когда все идёт наперекосяк. В мой план входило засунуть трекер под заднюю часть фургона. И я ждал ухода Кевина и его друга, рискуя быть обнаруженным. Насколько это глупо?   
   
        Я присел на корточки, установил трекер перед аркой переднего колеса и небрежно пошёл прочь. Это было не столь хорошо и безопасно, как в задней или средней части, но магниты держались вполне приемлемо.

        Мы с Лесли тщательно выбрали место на четвёртом этаже автостоянки. Там  собирались установить на треногу камеру с телеобъективом и иметь прямой обзор  “Нолана и сыновей” – лишь бы не замёрзнуть до смерти и не забыть принести треногу. Асбо был явно единственным автомобилем в этом ряду с работающим двигателем.

        – Всё в порядке? – спросила Лесли, когда я с удовольствием забрался в тёплый салон.

        – Не совсем, – я рассказал о втором трекере. Потом выудил термос, ещё один антиквариат “Безумия”, цилиндр цвета хаки размером с гильзу от снаряда, и налил себе кофе. Лесли тоже скептически отнеслась к слежке контрразведки за нами, но по другим причинам.

        – Зачем им следить за нами? Позвонили бы и спросили. Если же МИ-5 захотела что-то узнать, она обратилась бы в CTC, он позвонил бы нам и спросил, – недоумённо сказала она. – Думаю, это ФБР.

        – ФБР могла спросить Киттреджа, а он – нас, – возразил я, блаженствуя в тепле.

        – Но мы могли не сказать Киттреджу. Не говоря уже о том, что агент Рейнольдс нарушила правила, следуя за тобой, – Лесли замолчала, а я замер с чашкой кофе на полпути к губам.

        – Тогда иди, – сказал я.

        – Почему я?

        – Потому что в прошлый раз я ходил. И ещё не согрелся.

        Лесли зарычала, но вышла из машины и, пока я допивал кофе, проверила, нет ли жучков. Не прошло и двух минут, как она вернулась с другим таким же GPS-трекером. “Вуаля”, – сказала она и положила его мне на ладонь. Оболочка замёрзла, должно быть, его прикрепляли целую вечность.

        – Это Рейнольдс, – сказал я.

        – Или кто-то ещё. Кого мы не знаем.

        Я покрутил прямоугольную коробочку в руке. Похоже, трекер был настроен как наш, и запрограммирован на отправку сигнала с началом нашего движения. Если  отключу его сейчас, оператор не заметит этого, пока не проверит его рабочее состояние.

        – Мне его поджарить? – спросил я.

        – Нет.

        – Молодец. Если мы его уничтожим, то раскроем себя, но если сохраним, можно будет давать ложную информацию. К примеру, установим трекер на нашу машину и отправим их в погоню за дикими гусями. Или используем его, чтобы установить жало...

        Лесли фыркнула. “Мы полицейские. Помнишь? Не шпионы, не под прикрытием,  мы проводим законное расследование. Оно разрешено на уровне ACПO. Мы хотим, чтобы они следовали за нами, и мы могли идентифицировать их, вызвать подкрепление и арестовать. В комнате для допросов узнаем, кто они такие, чьим адвокатом окажутся”.

        – Мой способ веселее.

        – Твой путь сложнее, – Лесли сунула палец под край маски, где зудело. – Я скучаю по времени, когда была настоящим копом.

        – Сними её. Здесь тебя никто не увидит.

        – Кроме тебя.

        – Я привыкаю. Это начинает становиться твоим настоящим лицом.

        – Не хочу такое лицо, – прошипела Лесли.

        Я установил чужой трекер под Асбо, и мы сидели в гробовом молчании, пока фургоны "Нолан и сыновья" загружались и уезжали. Наконец Кевин отлучился. Вернулся, как ни странно, не с мусорными пакетами, а с аккуратно загруженными на погрузчик поддонами. Его клиенты действительно получали сегодня хорошие вещи. Я выпрыгнул из Асбо, сделал несколько снимков длинным объективом и нырнул обратно.

        – Включи трекер, – сказал я.

        Лесли открыла ноутбук и наклонила его, показывая, что устройство уже активировано и посылает сигнал каждые пять секунд. Я выехал задним ходом с парковки и направился к съезду. С трекером не нужно топтаться у цели, но и слишком удаляться не след – вдруг они сделают что-то интересное.
   
        Рассвет очистил небо, осветил пятнистый снег и подмёрзшую слякоть. Лесли и я инстинктивно присели, когда фургон Кевина Нолана прогромыхал мимо. Проследив, по какой дороге он свернул на Девять Вязов, последовали за ним.

        Всё было очень мило, но мне хотелось иметь на заднем сиденье кирку – просто ради традиции. “Культурное оружие”, – произнёс я вслух.

        – Что? – спросила Лесли.

        – Имей полиция культурное оружие, – пояснил я. – Типа палаша или ассегая – то была бы рукоять кирки.

        – Почему бы тебе не заняться чем-нибудь более полезным? – И не спускай глаз с машин с дипломатическими номерами.

        Мы подъезжали к мосту Челси-бридж, который, несмотря на всё своё бело-голубое очарование дорожных фонарей, имел ширину всего в три полосы. Даже две, не считая автобусной. Хорошее место для пробок.

        Все дипломатические автомобили имеют особые таблички, указывающие статус и гражданство, для удобства террористов и потенциальных похитителей. Я заметил тёмно-синий "Мерседес" последней модели с табличкой "Д" и прочитал код.

        – Сьерра-Леоне, – уточнила Лесли, и я почувствовал себя патриотом.

        – Помнишь все коды наизусть?

        – Нет, – ответила Лесли. – В Википедии есть список.

        – И какой код для США?

        – От 270 до 274.

        – Она не поедет на посольской машине, – сказал я. – Почему? Слишком заметно.

        Лесли не согласилась – я не понял всех последствий использования трекера, то есть: можно держаться достаточно далеко, чтобы быть незаметным, поэтому не имеет значения, какие у вас номера. Зато с дипломатическим номером агентше не пришлось бы платить за пробки или парковочные талоны, и было бы чертовски трудно арестовать её.

        – У неё есть дипломатический иммунитет?

        – Не знаю, можно спросить Киттреджа.

        – Лучше сейчас позвонить Киттреджу и сделать это его проблемой, – ворчливо сказала Лесли, проверяя ноутбук. – Куда он едет? – она наклонила экран, чтобы и я мог видеть – маленькие точки, отмечающие фургон Кевина Нолана, направлялись в Найтсбридж.

        – Кому здесь нужен фургон, набитый зеленью? – спросила Лесли. Рестораны в этом районе посылали своих людей в Ковент-Гарден за лучшими продуктами.

        – Везде непросто, – сказал я. Но наши опасения за вкусы дипломатов и олигархов оказались беспочвенными –  Кевин обогнул западный конец Гайд-парка и поехал по Бейсуотер-Роуд. Когда он снова свернул в переулок, я опустил ногу на газ и сократил дистанцию.
        Мы следовали за ним вдоль ряда обманчиво скромных террас, пока Лесли не сказала: “Останавливается. Ищи, где нам припарковаться”.

        Лондон в основном строился по частям, и если вы, как и я, немного разбираетесь в архитектуре, то можете увидеть, как первоначально разработчики построили ряд величественных особняков в стиле Регентства вдоль загородной трассы. Затем, по мере того как город безжалостно продвигался на запад, для нужной части рабочего класса  строились аккуратные викторианские домики с террасами.

        Кевин остановился перед эксцентричной террасой в поздне-викторианском стиле, состоящей из трёх домов, примыкавших к задней части Лондонской кирпичной торговой галереи 1930-х годов. Я воздержался от упоминания об этом Лесли, потому что обсуждение подобных вещей обычно раздражает её.

        – Вот куда прибыла зелень, – сказала Лесли.

        Кевин Нолан, сутулясь, обошёл фургон, открыл дверцы, взял первый из поддонов и направился к входной двери. Лесли подняла камеру и телеобъектив, и мы наблюдали в ноутбуке, как Кевин рылся в карманах брюк.

        – У него свои ключи, – удивилась Лесли.

        – Не забудь крупным планом взглянуть на поддон, – попросил я. – Хочу знать  поставщика.

        Мы смотрели, как он переправляет поддоны из фургона в дом. Войдя с  последним, он закрыл за собой дверь. Мы подождали пару минут, потом ещё немного.

        – Какого чёрта он там делает? – спросила Лесли.

        Я порылся в пакете с продуктами и обнаружил, что мы съели все закуски, кроме сюрприза Молли – сэндвичи, аккуратно упакованные в жиронепроницаемую бумагу. Я обнюхал их.

        – В этот раз не требуха? – спросила Лесли.

        – Думаю, спам (* консервированный колбасный фарш), – сказал я, вскрывая свёртки и поднимая верхний кусок домашнего хлеба. – Ошибся – спам, сыр и солёные огурч...

        – Он выходит, – прервала меня Лесли и снова подняла камеру.

        В дверях появился Кевин с потрёпанной картонной коробкой в руках. Тяжёлой, судя по тому, как он шёл. Фургон чуть опустился на заднюю ось, приняв её. Кевин немного отдохнул, тяжело дыша, прежде чем вернуться в дом. Через минуту-две вышел со вторым ящиком и загрузил его.

        Забавно, но следуя за кем-то в течение очень короткого периода времени, вы начинаете отождествлять себя с ним. Глядя, как Кевин, шатаясь, выходит из дома с третьей тяжёлой коробкой, я с трудом подавил желание выскочить из машины и помочь ему. По крайней мере, это ускорило бы дело. А так мы ждали и смотрели, как он выносит ещё две коробки. Лесли время от времени делала снимки, чтобы развеять скуку.

        К большому недовольству Лесли я доел сэндвичи с ветчиной, сыром и солёными огурчиками.

        – Собираешься остаток дня выдыхать это? – спросила она.

        – Это не зависит от меня.

        – Тогда открой окно.

        – Нет, вот что я тебе скажу. Слишком холодно, – выудив из бардачка освежитель воздуха в форме рождественской ёлки, я повесил его на зеркало заднего вида. – Вот и всё.

        От смерти или хотя бы серьёзной травмы меня спас Кевин, решивший именно этот момент  сесть в фургон и уехать. Мы подождали пару минут, затем отправились за ним.

        Следующая остановка Кевина была в пятнадцати минутах езды, по другую сторону Вестуэя, на последнем необорудованном складе во всём Западном Лондоне. На сохранившихся до сих пор деревянных воротах двойной ширины синяя когда-то краска выцвела до струпьев тёмно-серого цвета.

        Мы остановились, смотря, как Кевин вышел из фургона, протопал к воротам, отпер входную дверь и вошёл внутрь.

        – Мне это надоело, – сказала Лесли. – Давай войдём и всё обыщем.

        – Если позволим ему двигаться дальше, то оставим это место себе, хорошенько осмотрим всё, прежде чем кто-нибудь узнает.
 
        – Нужен ордер на обыск. А если подождать, пока малыш Кевин, в котором я вижу свидетеля вчерашнего нападения на кого-то, внесёт пару коробок, то мы просто будем расследовать его подозрительное поведение. И как только мы окажемся внутри...

        Она была права, и мы так и сделали. Когда Кевин открыл ворота и проехал на своём фургоне на склад, мы въехали сразу за ним. Он даже не заметил этого, пока не обошёл фургон, чтобы разгрузиться. “Это был не я”, – сказал он.

        – Чего не было? – спросил я.

        – Ничего.

        – Тогда что в коробках, Кевин? – спросила Лесли.

        Кевин открыл рот, чтобы снова сказать "ничего", но понял, что это слишком глупо даже для него.

        – Тарелки, – словно выплюнул он, и это оказалось правдой. Каждая коробка была полна тарелок, сделанных из того же твёрдого камня бисквитного цвета, что и чаша с фруктами в квартире Джеймса Галлахера, и осколок, убивший его. Но это было не всё.

        Погрузочный отсек представлял собой широкое двухэтажное помещение, занимающее центр склада. В дальнем конце ещё несколько деревянных грузовых ворот открывались прямо на служебную дорогу вдоль Гранд-Юнион канала. Справа и слева от входа в отсек располагались две кладовые, и ещё по две – на каждом этаже. Гниющие деревянные полки во всех кладовках, кроме одной, были завалены глиняной посудой.
   
        Оставив Кевина на милость Лесли, я побрёл по складу. В некоторых местах полки обвалились, образовав кучи из тарелок и блюдец, которые попадались и под ногами. В дальних комнатах я нашёл груды супниц и бульонных чашек, покрытых толстым слоем пыли, и полки в лохмотьях старой паутины. Входя в каждую комнату, я определённо слышал убегающих с моего пути крыс. В одной кладовке на длинной полке рядами выстроились солонки, словно армия миниатюрных далеков-полукиборгов, а на полке под ними – другая армия маленьких пьяниц в треуголках, Тоби-кувшинчики.
        Я вытащил несколько, чтобы рассмотреть поближе. Коснувшись их, почувствовал слабый всплеск вестигия – запах свинарника, а также пиво и смех. Лица на кувшинчиках слегка различались. Выходя, я чувствовал, как они пристально смотрят мне в спину. В другой комнате, среди чего-то похожего на ночные горшки и молочники, я обнаружил полку статуэток – моих старых знакомых богинь.

        Одна комната на первом этаже была частично очищена от полок и керамики. На их месте стояла завёрнутая в пузырчатую плёнку новенькая 15-киловаттная печь высотой с Лесли. Вокруг выстроились другие упаковочные ящики, полные печной фурнитуры и мешков с таинственными цветными порошками, которые оказались ингредиентами для изготовления различных типов керамических глазурей.

        Я подумал о Джеймсе Галлахере и его новообретённом интересе к керамике. Такая печь обошлась по меньшей мере в пару тысяч фунтов, и отдел убийств в первую очередь отметит такие расходы. Так же, как и расходы на аренду склада как студии.

        – Откуда всё это взялось? – спросил я Кевина.

        – Что это? – даже внутри Кевин не снимал капюшон, словно боялся, что без него мозги вылетят из ушей.

        – Керамика. Та, что вы пытались продать торговцам на "Портобелло".

        – Отсюда, не так ли? – сказал он.
 
        – Не с Московской дороги?

        Кевин бросил на меня осуждающий взгляд. "Вы следили за мной?"

        – Да, Кевин, мы следили за тобой, – сказала Лесли.

        – Это нарушение моих европейских прав человека.

        Я посмотрел на Лесли – нельзя же быть таким глупым? Она пожала плечами. Лесли гораздо более низкого мнения о человечестве, чем я.

        Я указал на печь. “Чьё это?”

        Кевин равнодушно взглянул на неё и пожал плечами. “Понятия не имею”.

        – Ты когда-нибудь замечал, что здесь происходит что-то странное? – спросил я.

        – Например?

        – Не знаю. Призраки, таинственные звуки – странная фигня?

        – Не совсем.

        – Пора звонить Сиволлу, – сказала Лесли. Мы усадили Кевина на край загрузочного поддона печи и отошли, чтобы он не слышал.

        – Есть ли здесь что-нибудь, что он захочет узнать? – спросил я.

        – Орудие убийства может быть отсюда. Пусть старший инспектор решает, о чём  хочет знать.

        Я кивнул, она была права, но я подумал – возможно как раз сюда ходил Джеймс во время своих отсутствий. Он был студентом, зато его отец богат. “Хочу поговорить с сенатором, – сказал я. – Может быть, он заплатил за всё это”.

        Лесли напомнила, что маленькая мисс ФБР, вероятно, уделяет большое внимание любому  посещению Ноланов, так что я позвонил Киттреджу: “Ты нашёл свою заблудившуюся овечку?”

        – Почему ты спрашиваешь? – спросил скрытный ублюдок, как и все они во время Холодной войны.

        – Возможно, её видели в Лэдброк-Гроув, – предположил я. – Просто хотел посоветоваться с тобой, прежде чем тратить на это время.

        – Она вернулась в бункер. С девяти утра.

        – Это отель, верно? – спросил я, прекрасно понимая, что он говорил о  другом.

        – Гросвенор-сквер, – устало сказал Киттредж, имея в виду американское посольство.

        Я искренне поблагодарил его. СТС отвечала за охрану посольства, включая любые тайные двери. Раз Киттредж сказал, что Рейнольдс внутри, значит так и есть.

        – Сидит перед ноутбуком и смотрит, где мы ездим, – сказала Лесли.

        – Это хорошо. Если я оставлю трекер с тобой, она ничего не заподозрит.

        Найти сенатора было достаточно легко. Я позвонил Гулид – она наверняка знала, где находятся родственники.

        –  Мы в доме на Лэдброк-Гроув, –  сказала Гулид.

        Я оставил Лесли нянчиться с Кевином и вызвать подкрепление, сам же через десять минут был на месте.   Сенатор выглядел обычным человеком в дорогом костюме. Он сидел за кухонным столом с бутылкой виски и пластиковым стаканом.

        – Сенатор? – спросил я. – Можно вас на пару слов?

        Он посмотрел на меня и поморщился – я решил, что это самая вежливая его улыбка. Чувствовался запах виски.

        – Пожалуйста, детектив, присаживайтесь, – сказал он.

        Я сел напротив, он предложил выпить, но я отказался. В удлинённом лице с отсутствующим выражением угадывалась боль в напряжении вокруг глаз. Его каштановые волосы были аккуратно подстрижены на консервативный косой пробор, зубы белые и ровные, а ногти наманикюрены. Он хорошо сохранился – отполированный и ухоженный, как старинный автомобиль.

        – Как я могу помочь вам? – поинтересовался он.

        Я сразу спросил, покупал ли он или кто-нибудь из его знакомых печь и сопутствующее оборудование.

        – Нет. Это важно?

        – Пока не могу сказать, сэр. Ваш сын имел доступ к независимому источнику дохода – возможно, к целевому фонду?

        – Да, даже несколько. Но все они были проверены, и ничего не было взято. Джимми всегда был очень самостоятельным.

        – У вас было много контактов?

        Сенатор плеснул виски в пластиковый стаканчик. “Почему вы спрашиваете?”

        – ФБР, похоже, обеспокоено тем, что Джеймс мог оказаться в неловком положении – в политическом плане?

        – Знаешь, что мне нравится в англичанах? – спросил сенатор.

        – Чувство юмора?

        Он холодно улыбнулся, чтобы я понял – вопрос был риторический.

        – Ты не избиратель, – сказал он. – Здесь нет никаких общественных лидеров или лоббистских групп, готовых залезть ко мне в задницу, потому что кто-то где-то пошутил или просто обмолвился. Если я, гипотетически говоря, назову тебя англичанином или ниггером – что бы тебя больше оскорбило?

        – Он был помехой?

        – Знаешь, почему ты уклонился от ответа?

        “Потому что я профессионал, – подумал я. – Потому что провёл пару лет, разговаривая с угрюмыми пьяницами и агрессивными магазинными ворами и людьми, которые просто хотели, чтобы кто-то кричал, что мир несправедлив. И фокус в том, чтобы просто продолжать задавать вопросы, на которые тебе нужны ответы, пока, наконец, жалкие маленькие подонки не угомонятся”.

        Иногда приходится валить их на пол и сидеть на них, пока не станут вменяемыми. Но сейчас это маловероятно, учитывая, с кем я разговариваю. “Каким образом он мешал вам?” – гнул я свою линию.

        – Вы не ответили на мой вопрос.

        – Вот что я вам скажу, сенатор. Расскажите мне о сыне, и я отвечу.

        – Я первый спросил, – по-детски возразил он. – Ответьте на мой вопрос, и я расскажу о сыне.

        – Если вы называете меня ниггером, то говорите как расист-американец, – сказал я. – Англичанин же всего лишь шутливое оскорбление. Вы знаете обо мне недостаточно, чтобы оскорбить меня как следует.

        Сенатор долго смотрел на меня, и я засомневался, не слишком ли я умничал. Но потом он вздохнул и взял свой стаканчик.

        – Он не был помехой, не для меня – начал он. – Хотя, быть может, он так и думал.  – Я заметил, что он смакует виски на языке, прежде чем проглотить. Он отставил стакан, нормируя себя – я узнал поведение моего отца. – Ему нравилось быть здесь, в Лондоне. Говорил, что город существует вечно. – “На всю глубину”, – как-то сказал Джеймс.

        Его глаза на мгновение расфокусировались, и я понял, что сенатор был феноменально пьян.

        – Значит, он с вами общался?

        – Я бы хотел разговаривать еженедельно, он же звонил примерно раз в два месяца. Как только ваши дети закончат среднюю школу, это часто лучшее, на что можно надеяться.

        Когда вы в последний раз разговаривали с ним?

        – На прошлой неделе, – рука сенатора дёрнулась к виски, но он остановил себя. – Я хотел узнать, вернётся ли он на каникулы.

        – Приезжал?

        – Нет. Сказал, что нашёл что-то, был возбуждён. Обещал в следующую встречу  свести меня с ума.

        Копы постарше всегда учат: не слишком увлекайся своими пострадавшими. Расследование убийства может длиться недели, месяцы или даже годы, и в конечном счёте жертвы не хотят сочувствия. Компетентность – вот, что ты должен им.

        Но кто-то же ударил Джеймса в спину. Отец в горе и недоумении. И это мне  совсем не нравилось. Задал ещё несколько вопросов, касающихся картин его сына, но было ясно, что сенатор скорее снисходит до меня, чем заинтересован. Гулид, наблюдавшая с другого конца кухни, дала понять выражением лица, что обычные вопросы уже все заданы, и мне лучше заткнуться, если нет ничего нового, и оставить беднягу в покое.

        Лесли позвонила, когда я шёл к машине: “Ты знаешь этот дом?”

        – Какой?

        – Куда Кевин доставил свою зелень.

        – Да.

        – Тот, где он собрал всю посуду. Та самая посуда, несколько тонн которой мы только что нашли.

        – Дом у Московской дороги? – недоумевал я.

        – Этого дома не существует.