Я иду по Уругваю...

Тридцать пять лет назад поэт Александр Городницкий написал текст песни «Я иду по Уругваю», который начинался и завершался куплетом:

Я иду по Уругваю
Ночь – хоть выколи глаза.
Слышны крики попугаев
И мартышек голоса.

Речевая несуразица главной строчки была, возможно, основной причиной славы этого стихотворения. Говоря современным языком, фраза стала мемом, угасающим, но возгорающимся вновь. Время шло, а переделки всё появлялись и появлялись. Теперь, по прошествии лет, можно подытожить и сравнить, и даже счесть лучшей, пожалуй, что такую:

Я иду по Уругваю,
Ночь – хоть **ем глаз коли.
Вдруг волчара выбегает,
Хвать меня за костыли.

Неизвестность кромешной ночи и человеческий страх перед силами природы переданы, пожалуй, лучше, чем в оригинальном тексте. Присутствует и укор автору: мартышки в Уругвае не водятся, как и волки. Попугаи, вроде, встречаются, но кричат ли они по ночам, большой вопрос: удавы известны своей молниеносной атакой. Да, и бай-бай нужно тем, кто днём глаз не смыкает.

Только, вот, зачем герой идёт на костылях? Можно было подлечиться, прежде чем в Уругвай рвануть. Или это приветствие от местных жителей?

Возвращаясь к оригинальному произведению, вспомним, что поэты за железным занавесом часто творили из головы. Не так уж и многим, как Высоцкому или Евтушенко, посчастливилось объездить полмира. Ножкинский «бразильских болот малярийный туман» тоже плод воображения, а не воспоминания. В отличие от Серебряного века, когда путешествовать и даже подолгу жить за границей среди русских поэтов считалось нормальным, и только, пожалуй, Светлов высосал свою «Гренаду» из пальца.

Успех стиха определяет дальнейшую судьбу его переделки. Чем он краше, тем лучше получается и его поэтическая производная. Попробуем в этом убедиться. Переделываем оригинальный текст:

Я иду по Уругваю,
Ночь – хоть выколи глаза.
Амазонки выбегают –
Хвать меня за торбаза!

Торбаза это унты. Не такие, в которых Громов с Чкаловым через полюс в Америку летали, а мы с друзьями детства ходили на подлёдный лов. А такие как у коренных дальневосточных народов: настоящие, сплошь меховые, – всем унтам унты! Но что я в Уругвае в унтах делаю? Что-что, иду! Ну, не совсем по погоде: шёл в Чегдомын, а попал в Уругвай. Но торбоза всяко лучше многочисленных переделок про… тормоза. Так прямо и писали: «хвать меня за тормоза». А где у человека тормоза? Ну, кроме головы?

И, опять-таки, амазонки. Что они делают в Уругвае? Они же древнегреческие. Но будь даже с берегов Амазонки, всё равно далековато, прямо как от Москвы до Владивостока. Хотя кто амазонкам рамки ставить не побоится? Заблудились, например, и поблудить решили. Ну, хорошо, амазонки перебор – можно заменить на «индианки».

Хотя, неважно, амазонки, там, или индианки, зачем они меня за торбаза хватают? Растяжечку хотят сделать? В самаконасену поставить?

То ли дело продолжать совершенствовать не оригинал, а лучшую переделку:

Я иду по Уругваю,
Ночь – хоть **ем выбей глаз.
Индианки выбегают
И берут меня пять раз!

Вульгарно? Пожалуй, что да. Пошлятинка. И почему непременно пять раз? Можно заменить на «берут на раз». Сходу, то есть. К тому же приходится отказываться от филигранной второй строчки лучшей из переделок. Тогда вернёмся к ней и сгладим:

Я иду по Уругваю,
Ночь – хоть **ем глаз коли.
Индианки выбегают
И давай со мной шалить!

Есть самые разные направления развития: юлить, молить и проч. Для мазохистов и драмолюбов, любителей переживать собственные ничтожество и смерть, можно менять на «в меня палить», «меня валить» или даже «смолить» паяльной лампой.