Привет из прошлого

Давно замечено, что всякое увлечение, всякое любимое дело - как наркотик, затягивает человека полностью, и невозможно бросить; снова и снова человек тянется к своему делу.
Вот и Борис Петрович Ветров, профессор минералогии, давно уже на пенсии, да куда же денешься от своих кристаллов? Вся квартира заполнена книгами и минералами, они везде – в книжных шкафах и полках, на антресолях и ящиках на полу, в прихожей и на балконе. А на письменном столе стоит бинокулярный микроскоп, и Борис Петрович давно уже разглядывает какой-то прожилок в полированном срезе камня. Что-то не похоже ни на что знакомое; может, новый минерал? Надо бы потом сделать геохимический и спектральный анализы. Неужели мы тогда пропустили, проглядели неизвестный минерал? Ведь этот образец ещё с якутской экспедиции двадцатилетней давности. Он повернул образец по-другому и снова стал настраивать микроскоп. Рядом стоит кружка с недопитым чаем, печенье.
Идиллию нарушил звонок в дверь. Борис Петрович открыл, на пороге соседка сверху, давняя приятельница Елена Михайловна.
- Здравствуйте, Борис Петрович! Я Вас не отрываю от дел, а то у меня к Вам вопрос есть?
- Что Вы, сударыня, проходите, не здесь же нам разговаривать.
Прошли в его кабинет, сели.
- Леночка, может, чаю?
- Можно и чаю, не откажусь.
Она с интересом смотрела на образцы, лежащие на столе, в серванте и на подоконниках. Не первый раз бывала здесь, и всякий раз любовалась.
- Завидую Вам, Борис Петрович, Вы всегда в своём мире, и этот мир так прекрасен, такой интересный.
- Да, пожалуй, мне в жизни повезло. Как ещё в детстве увлёкся этим, и вот уже всю жизнь занимаюсь ими, и до сих пор удивляюсь и восхищаюсь.
- А я ведь к Вам пришла с вопросом как раз по Вашей части. Моя родственница Даша недавно похоронила свою бабушку, и в её вещах нашла коробку с украшениями. Никогда раньше об этих вещах не слышала, что это и откуда – неизвестно. И куда обратиться с этим, для оценки, тоже пока не знает. Не могли бы Вы посмотреть, что это, какие там камни, и что со всем этим можно сделать?  Она достала из сумки плоскую шкатулку из потемневшего дерева, открыла.
Шкатулка сделана именно под эти украшения: в специальных вырезанных углублениях на тёмно-коричневом бархате лежит роскошное колье, по сторонам его – серьги, кольцо, браслет и брошь. Жёлтый металл оправы, крупные синие, красные, ярко-жёлтые камни в окружении мелких бесцветных сверкающих камушков; всё очень красиво, изысканно, с большим вкусом.
Шкатулка ещё издаёт своеобразный запах; похоже, её очень давно не открывали.
Борис Петрович внимательно осмотрел украшения, вздохнул. Дама с нетерпением посматривала на него, ожидая его суждений.
- Ну, что скажете, профессор?
Борис Петрович грустно улыбнулся: - Вам привет от Иозефа Штрасса!
- От кого?! Я не знаю такого…
- Зато я знаю. Сейчас расскажу. Вы располагаете временем?
- Сколько угодно.
- Итак, в конце восемнадцатого века австрийский мастер Иозеф Штрасс придумал особое стекло.
За счёт добавки в него окиси свинца это стекло после огранки давало очень красивую игру света, а внесение различных окислов металлов придавало стеклу самые разные цвета. Вообще, надо сказать, мастерская огранка сказочно преображает даже самое обычное стекло. Можно из кусочка оконного стекла огранить вставку, и она будет поражать своей дивной красотой.
И вот в мастерской у Иозефа Штрасса наладилось производство огранённых вставок из такого стекла. Они сверкали всеми цветами, восхищали своей красотой, и по фамилии их создателя стали называться стразами. Вскоре секреты этой технологии стали известны и другим, и стразы научились делать в Чехии, Германии, России. Они использовались для производства бижутерии, как дешёвая имитация природных самоцветов.
Надо сказать, эта идея – подделывать драгоценные камни – возникла ещё в древние времена, и ничто так охотно не подделывали, как самоцветы. И то сказать: например, из коровьей шкуры не сделаешь соболью шубу, из карася не получится сделать осетра, а из стекляшки сделать самоцвет можно. И поэтому ещё в Древнем Риме цветными стёклышками нередко имитировали самоцветы в украшениях. Или так делали: дорогой камень подменяли гораздо более дешёвым; в общем, ловчили как могли.
Итак, представим теперь гранильную мастерскую девятнадцатого века. Хозяин привёз со стекольного завода здоровенные поленья цветных стразов: ярко-синий для сапфиров, кроваво-красный для рубинов, ярко-жёлтый для гелиодоров, фиолетовый для аметистов, зелёный для изумрудов. Один мастер на дисковой пиле режет их на заготовки, несколько подмастерьев гранят из них простые по форме камушки, они потом пойдут на дешёвые колечки для деревенских девок, на ярмарке всё разберут. А вот здесь, в уголке, старый бородатый мастер гранит сложные по форме, разные по размеру вставки. Это – особый заказ, и делает его лучший мастер.
Дело вот в чём: живёт некая княгиня Марья Ивановна; денег у ней немеряно, и она не отказывает себе в удовольствиях, щеголяет в роскошных украшениях. А где-то рядом живёт другая дама, жена какого-нибудь коллежского регистратора, и лишних денег в семье уж точно нет. Но она женщина, и вполне понятно её желание выглядеть не хуже Марьи Ивановны, её женское самолюбие, её тщеславие никуда не денешь. Но денег нет на настоящие украшения, и тогда она заказывает ювелиру пышную, яркую подделку; скажем так, бижутерия на заказ.
Оправа из позолоченной латуни, а все эти «самоцветы» - искусно огранённые разноцветные стразы. Выглядят очень роскошно, а стоят недорого.
Какова судьба у всех этих камушков? Дешёвенькие девичьи колечки с ярмарки имеют недолгий век, никто их особо не хранит; всякий знает, что на ярмарке это куплено за гроши.
И другое дело – такой вот индивидуальный заказ. Его носила когда-то прабабушка, которая его и заказывала, потом её дочка, внучка, правнучка и так далее. И сегодня его хозяйка уже не знает его истории, и свято верит, что это сокровище. Если бы Вы знали, Леночка, сколько раз мне приходилось вот так же определять такие «самоцветы», и нередко их обладательница мне не верила: - Не может это быть подделкой, ведь это сделано ещё в девятнадцатом веке!
- Да-а, в девятнадцатом веке люди все были исключительно честными, и никто никого не обманывал. Золотой век! Сударыня, да ведь самоцветы начали подделывать с глубокой древности, с античных времён.
- Да Вы знаете, что эти украшения носила ещё моя пра-прабабушка, ну не могла же она носить бижутерию?!! Значит, такой Вы специалист…
Честное слово, Леночка, мне так жалко всегда говорить эту грустную правду, но что поделаешь, врать не хочу. Потом эта обиженная дама может обращаться к каким угодно экспертам – ответ будет такой же. Другого ответа быть не может…
Самоцветы подделывали всегда, а что уж сегодня творится – смех, да и только!
Леночка, случалось Вам видеть на Птичьем рынке ряд, где камнями торгуют?
- Видела не раз, но сама пока ничего не покупала.
- И очень правильно делали, умница. Знаете, можно провести такой эксперимент: побывайте в Алмазном фонде, в Оружейной палате, где хранятся царские регалии, убранства всяких митрополитов, подарки иноземных королей, и постарайтесь запомнить цвет бирюзы, которой они украшены. А после этого поезжайте на Птичий рынок и сравните: здесь бирюза намного ярче!
Значит, либо царям не доставалось самой лучшей бирюзы, либо на Птичьем рынке бирюза подкрашена анилиновым красителем! (Впрочем, часто это и по составу не бирюза, а совсем другие минералы).
А ещё мне однажды принесли роскошный кусок янтаря с комаром внутри; это был просто музейный экземпляр, редко такой можно увидеть, я долго им любовался. И лишь когда я стал его обрабатывать, по запаху почуял неладное: янтарь при обработке пахнет каким-то лекарством, а этот пахнет пластмассой. Оказалось, он сделан из эпоксидного клея, а куплен был на Птичьем рынке.
Я сразу прикинул: он стоил 25 рублей, из одной упаковки эпоксидки таких выйдет три штуки, а сама упаковка стоит около двух рублей. Посчитайте, насколько выгодно – два рубля превратить в 75, с минимальными затратами труда и времени.
Кстати, мой знакомый ювелир рассказал, как он с женой был на Птичьем рынке.
Прошли весь каменный ряд, и тут вдруг стоит ещё один мужичок, такого помятого вида, и держит один лишь камень, больше у него ничего нет. А камень – роскошный уральский малахит, великолепного качества, с кулак величиной. Спрашиваю цену, а он – червонец. Десять рублей!
Я сразу понял: дураку достался случайно, он ему не знает цены, думает – авось на литр водки выйдет! Если бы он сотню спросил, я бы сразу дал, не торгуясь, этот камень стоил гораздо больше, а тут – червонец! Пока я доставал деньги, камень в руках крутила жена, разглядывала, потом отдала продавцу. Я ему протягиваю деньги, а он на моих глазах завернул малахит в газетку и подал мне.
Кладу добычу в сумку, застегнул, и мы пошли. Потом уже в метро мы решили посмотреть его, развернули и ахнули: булыжник, совсем не зелёный, и только размер совпадает – с кулак!
Спрашиваю у жены: - Ты в руках держала, какой был камень?
- Малахит роскошный, яркий, узорчатый.
Как он сумел подменить – непонятно. И ведь тонкий психолог: если бы он на сотню меня надул, тут в милицию побежишь, а из-за червонца не пойдёшь, плюнешь и махнёшь рукой. А он в течении дня не раз его продаст, тем и живёт. Ловкость рук!
Да и в былые времена на Птичьем рынке любили и умели надуть, и не только с камнями.
В том же благословенном девятнадцатом веке, когда, если верить некоторым, все были невероятно честными, в Москве жил один богатый чудак. Текстильные фабрики приносили ему огромные барыши, и он увлёкся коллекционированием редких птичек. Никаких денег не жалел!
И вот в погожий летний день он со своим слугой, верным Прошкой, поехал на Птичий рынок, где он был завсегдатаем. Идут по птичьим рядам, и вдруг – своим глазам не поверил: в клеточке сидит пара пичужек невероятных цветов, красота неземная, и совершенно ему неизвестные, нигде в книгах не встречал таких.
- Что это у тебя, любезный?
О-о, барин, это редчайшая африканская кивикама. Здесь они молчат, потому как обстановка им непривычная, а вот дома, в тихой обстановке так поют – куда там нашему соловью!
- И сколько ты за них просишь?
Когда торговец назвал цену, рядом стоящие мужики ахнули: цена породистого рысака!
- Да ты не сдурел ли, любезный? Я ведь серьёзно спрашиваю, чего же шуткуешь? – рассердился покупатель.
- Никаких шуток, барин. Эта птичка и там, в Африке, огромная редкость, а ведь её нужно и поймать, и привезти за тридевять земель, так чего удивляться? Как говорится, не покупай, коли не по карману.
Барин пробовал сбить цену, да куда там, ни копейки не уступает. Азарт сделал своё дело: огромные деньги были уплачены, и Прошка бережно понёс клеточку.
Дома насыпали им самого разного корма, но пичуги сидят нахохлившись, и ничего не клюют. Может, у нас слишком душно? Поставили им миску с водой – пичуги оживились, стали плескаться, встряхиваться, брызгаться. Но вода почему-то окрасилась, а пичуги вскоре превратились в обыкновенных мокрых московских воробьёв…
А Прошка вскоре ушёл от своего барина и открыл свою торговлю, и где только деньги взял, шельмец? Позже он стал одним из богатейших московских купцов. Вот тебе и честнейший девятнадцатый век!..
Елена Михайловна грустно улыбнулась: - Придётся огорчить Дашу. Ну что же, как говорится, не жили богато, так нечего и начинать! А Вам спасибо за консультацию. Интересно у Вас здесь; сколько прекрасных камней, да если ещё и с прекрасным рассказчиком – это дивное сочетание!
Они тепло попрощались, и профессор снова сел за микроскоп – вернуться в свой мир.