Намордник

Голова раскалывается на части. Кажется, мои мозги вот-вот провернутся в черепной коробке. Такое ощущение, что кто-то всадил тебе в левое ухо крохотный перфоратор, и он омерзительно продолжает свое движение вглубь, пока ты не потеряешь рассудок. Насколько же противное чувство. Это не боль, нет, не боль. Одна из стадий безумия, чтоб его. Сверло тупое, но это ноющее ощущение чрезмерно острое. Так люди медленно сходят с ума. Именно так. Именно… Так… Глаза снова открылись. Да, я все еще здесь. Иногда тебе просто необходимо попасть на тот свет, чтобы банально выспаться.
Меня потряхивает в кресле, к которому я пристегнут ремнями. Я смотрю на красный огонек рядом с выпускным шлюзом. За бортом нашей коробки слышится легкий гул, но пока здесь спокойно. Мы тут напичканы в тускло освещённую жестянку словно кроты. И скоро нас выпустят рыть…

Кто мы такие? Обычно нас называют элитой, но на самом деле для всех мы здесь просто сборище наглухо отбитых отморозков. Просто отбросы, спины которых обычно ловят презрительные взгляды рядовых солдат. Они ненавидят нас всех. И мы это прекрасно знаем. Но стоит лишь раз посмотреть им в глаза, и ты поймешь, что если штаны их еще не намокли, то их слюнявые пасти уже подавились своими змеиными языками. Они боятся нас, здесь все нас боятся, но нам на это наплевать. Нам наплевать на все в этой жизни. Мы просто проклятый фарш - ни больше, ни меньше.

Когда командованию необходимо выполнить задачу, которую никто не может выполнить – они посылают нас. Не потому что мы «можем», а потому что мы делаем. По правде говоря, из нас тут никто в этой жизни особо ничего не может, ну разве что убивать. Поэтому мы и оказались здесь.
В наших жизнях нет цели, нет вектора, нет смысла, мы абсолютно никому не нужны и абсолютно ничего ни для кого не стоим. Просто суицидники, которые не задают лишних вопросов, и поэтому их щедро избавили от лишних вопросов в ответ. Мы всего лишь стая бешеных цепных псов, делающих свою работу, когда их спускают. Воплощение Цербера, холодного, всегда и везде лишнего. Ему больше нет места в жизни, кроме привязи. Именно поэтому кормят тут нас как свиней на убой. Повышенные жалования, пайки, лучше оборудование. Ни у кого в этой резервации больше нет такого мощного и экспериментального снаряжения. Почему? Да потому что мы здесь лабораторные крысы, когда ты сдохнешь – этому будут только рады. Слава великому избавлению. Дайте очистить этот постапокалиптический рай от его подноготной в нашем лице. Вы превратили всю Землю в бедлам, но таким сволочам, как мы, даже в этом уродстве места не будет. Ты – ходячая пуля. Твоя задача – шить плоть. Твое наследие – его нет. Гильза потеряется в грязи и всему от этого станет легче дышать. Ведь ты – оружие, причем опасное. Никому такое не по нраву, верно? Люди терпеть не могут подобного уродства и жестокости, вроде оружия. Именно поэтому они изобрели ядерные ракеты и перебили друг друга к чертям собачим, а когда их жалкие остатки выжили, они только и делают, что продолжают бойню за ресурсы на галактической свалке. Что же касается нас – идиотов, которые ненавидят тут все, наше место просто делать то, к чему у простых людей не хватит безразличия. За это нас и содержат. Ты набьешь свое брюхо туже, чем у остальных, а потом и умрешь быстрее, чем остальные. Тут несчастливы все, но ты сдохнешь сытым. Ты – элита, призрак, которого в этой жизни не было, но который полезен тем, что оставляет за собой след из вырезанных глоток врагов твоей резервации.

Мои глаза немного закатываются и позволяют туману в голове смешаться под тряску коробки. Смесь реальности, недосыпа, мигрени. Ты только не взбалтывай, я тебя умоляю – все и так уже взбито, перебито и смешано. Взгляд опускается на автомат, который лежит у меня на коленях. Ну а что? По факту – тоже своего рода пэйнкиллер. Сними предохранитель, приставь в упор и жми на спуск. Дешево, сердито, но шумно и пафосно. Мне не подходит.
Я поднимаю глаза. Смотрю на здоровенного парня, сидящего напротив меня. Его зовут Нэт. Понятия не имею на чем и где таких откармливают. Его плечи шире моих ровно вдове, обычно мы вешаем на него тяжелый пулемет и еще десять килограмм боезапаса, лишним никогда не бывает. Все свое жалование он спускает на содержание пары псов, которые составляют своего рода единственный приют на территории части.
Вообще у нас довольно разношерстная стая. Справа от Нэта сидит Хантер. Очень дерганый парень. Если ты незаметно подойдешь к нему со спины и стукнешь по плечу, он не испугается, его сердце сохранит такую же частоту ударов, но его тут же сорвет с места. Молись кому хочешь чтобы в этот момент твоя челюсть не была пробита его ножом. Об этом знают все, но однажды один придурок решил это проверить. Так у нас произошла одна не боевая потеря в части, а Хантера в наказание отправили одного на задание. Никакой карцер его не исправит. Они думали, что он там загнется, но он вернулся… Просто взорвал к чертям весь вражеский пост и вырезал треть личного состава. Теперь ты понимаешь, почему нас тут все ненавидят?
Рядом с Хантером сидит Лен. Спит, обняв свою винтовку. Его позывной - Часовщик. Лучше всех жмет на спуск, причем быстро и экономно. Еще одна заметка про него – он всегда в маске. То есть вообще всегда. Перед тем, как он стал снайпером нашего отряда, он получил ожог струей кислоты. Когда он был еще рекрутом, его куда-то там отправили, и теперь вместо молодого приятного парня мы имеем молчаливый кусок плавленого пластика. Зеркало не треснет, но улыбнуться его уже никто не попросит. Хочешь спать спокойно? Тогда не проси его снимать свою маску, приснится еще.
По правое плечо от меня сидит Герман. Вот он – реально жуткий тип. Почти гений, технарь до мозга костей. Вырубает турели, ломает противнику связь, выводит из строя магнитные щиты – лишь малая часть его функционала, причем не отрываясь от наладонника. Моя задача – его прикрытие, однако он успевает вообще все. Я до сих пор не могу понять, что он здесь забыл со своими мозгами ? Именно поэтому – это самый жуткий тип среди нас.
Что касается меня – мой позывной Берсерк. Этого больше чем достаточно. Я тут не затем, чтобы изливать тебе душу. И мы здесь совсем не семья, ясно? Лишь эффективная боевая единица. Никого ближе друг друга у нас нет, но тут просто наша жизнь. По ту сторону этого круга еще чужероднее. Все здесь чужое. И мы здесь тоже чужие.
Есть правда тут в части врач. Ее зовут Крис. Штопает нас как рваные тряпки. Походу единственная, кто знает, что мы тоже из мяса и кости. Поэтому я ей доверяю.
- Слушай, до меня тут дошло, что завтра вас посылают в центр бури, – сказала она вчера.
Для справки – буря ничего опасного собой не представляет. Ну, если ты сидишь в бункере. Обычный шторм из смеси радиации, песка, нестабильности, атмосферного перепада и целой кучи всякой псевдонаучной ерунды о которой я не имею особого представления.
- Я в курсе. Там склад, его оставят. Мы должны его занять.
- С таким давлением это равносильно выстрелу в голову, - с укором смотрит на меня, - опять не спишь?
- Музыку слушаю.
- Ты меня хоть раз послушаешь?
- Ну, я всегда стучусь в дверь твоего кабинета.
- И что с того?
- Обычно мы дверьми вообще не пользуемся, пробиваем дырку в стене.
- Очаровательно, - она ухмыльнувшись закатывает глаза.

Красная лампочка над выпускным шлюзом начинает интенсивно мигать и из шипящих динамиков раздается голос пилота:
- Боевая готовность три минуты, вход в зону бури.
Это значит, что нужно отстегнуть страховочные ремни и переместить карабин на страховочный трос сверху. Все это делается для того, чтобы мы тут друг друга не передавили при жесткой посадке. На моей памяти мягких посадок не было. Сейчас пилот активирует защитный экран, и нас тут начнет трясти как в стиральной машине. Если бы этого щита у нас не было, нас бы вообще раздавило. Спросишь, а что же тогда будет, когда мы выйдем отсюда? На земле зона давления гораздо ниже, поэтому наши костюмы вполне способны выдержать все это. Плюс к этому вчера нам выдали улучшенные респираторы «НП – 3». Расшифровывается как «Нейронный Противогаз Третьего поколения». Нейронный потому что работу фильтров этого респиратора обеспечивает специальный процессор. Короче говоря, хватит всяких подробностей, тем более я плохо во всем этом разбираюсь. Это задача ребят из технического отдела – рассказывать, что да как. Я просто называю его «Не Помри за три минуты». Прошлая модель всех устраивала, но когда техотделу нужно проверить свои самые печальные догадки, они обвешивают нас ими с ног до головы. Я отдаю приказ на построение в боевой порядок и натягиваю свой новый намордник.

- Тридцать секунд, - звучит голос пилота по рации.
Я подрубаю свой канал на передатчике.
- Герметичность шлема? - спрашиваю я у команды.
- Есть, - по очереди слышу ответ от каждого.
Замыкающий как всегда Лен.
- Пять секунд, - снова пилот, - четыре, три, две, одна.
Нас снова трясет, страховочный трос с карабином натягивается. Коробка упирается в землю, лампочка загорается зеленым, дверь выпускного шлюза открывается…
- Первый пошел… - докладываю я, держа автомат на изготовке, и быстро выхожу в запыленное пространство.
- Прямо чисто, – быстро окинув взглядом местность за синим свечением защитного поля, говорю я, - право?
- Чисто.
- Лево?
- Чисто.
- Лен?
- Замыкаю.
Сейчас защитный экран опустится, и мы останемся здесь одни. Пока эта штука активна, мы в полной безопасности. От жизни до смерти одна кнопка, на которую пилот скоро нажмет.
- Можешь уходить, - отдаю приказ пилоту.
- Вас понял.
Коробка поднимает за собой пыльное облако и, оторвавшись метра на четыре в воздух, резко набирает высоту, уходя вбок.
Защитный экран отключается.
Я смотрю на эти невероятной красоты всполохи радиоактивного неба над головой, делаю вдох сквозь свой намордник и понимаю – эта хрень совсем не фильтрует воздух.