Загадочный мольберт или рисунки жизни. Архив-2

Часть 2

1

Уже вторую ночь Марица проводила в каком-то странном полузабытье, как будто в пограничном состоянии между сном и бессознательностью. Она была одновременно и у себя дома, то есть, на самом деле, в съемной квартире, и в маленьком домике дяди Михая и тети Лилии, и еще в каких-то совершенно незнакомых местах.
Девушка опять легла спать очень поздно, фактически все время от момента расставания с Кларой Николаевной и до глубокой ночи проведя за мольбертом. Что происходило с ней за период, когда она стояла с кистью в руках перед холстом, Марица уже не могла вспомнить. Она словно теряла часть своего сознания, всю силу своей воли, все другие стремления, целиком и полностью погружаясь в процесс написания картины. Это был словно какой-то наркотик, невероятным, незримым образом попавший в её кровь и заставлявший часами стоять возле холста, нанося на него краски. Она отрывалась от своего занятия всего дважды, да и то, на очень небольшой срок – один раз, чтобы попить травяного чая, второй раз, чтобы быстренько принять душ. Причем, второй раз это было уже за полночь, и она уговорила себя оторваться от картины только для того, чтобы хоть немного взбодриться, ибо уже чуть ли не падала от усталости. Усталости не только и не столько физической, сколько моральной или, даже можно сказать – душевной.
И действительно, в тот момент, когда она самозабвенно, а с другой стороны, словно скованная неким внутренним приказом, писала картину, в её душе возникал некий странный диссонанс. Как будто в её сознании проявлялось присутствие кого-то еще, кого-то бесконечно чужого, далекого от всего, что волновало, и было близко девушке. Её пальцы уже начинали терять чувствительность, она ощущала немалую боль в суставах, все сильнее затекала спина от продолжительного стояния перед мольбертом почти без перерывов. Но как будто этот некто, незнакомый и чужой, заставлял её продолжать писать, диктуя образы, нашептывая формы, подсказывая цвета красок.

Закончила картину Марица, как и в прошлый раз, около трех часов ночи, всего на полчаса раньше, чем во время прошлого сеанса. Да и получилось это, скорее потому, что сегодня она начала писать картину почти на полтора часа раньше. И в тоже время, уже приближаясь к завершению всего процесса, ей никак не удавалось ухватить общий сюжет изображения. Но, с другой стороны, она видела, а вернее, подсознательно чувствовала, что на холсте снова имеется немало лишних, чужеродных деталей, явно отсутствующих в реальном мире, который вроде бы описывала картина. Однако, как и в прошлый раз, закончив работу, девушка оказалась настолько вымотанной, что не могла даже воспринимать рисунок полностью, и при взгляде на него, различала только бесформенные цветные пятна, начинавшие быстро расплываться перед глазами. Ночью у неё хватило сил лишь на то, чтобы убрать краски и вымыть кисти, а сам мольберт с картиной так и остался стоять посреди комнаты. Сама же девушка, кое-как добравшись до кровати, провалилась в очень тяжелый, сумрачный и, в тоже время, прерывистый и неглубокий сон, похожий на то состояние, характерное для больных с очень высокой температурой.

Правда, на сей раз она проснулась от звонка будильника, причем от первой побудки, от трелей старого будильника, оставленного хозяевами квартиры. Поэтому мелодию будильника сотового телефона, Марица встретила уже на ногах, хотя и нельзя было сказать, что уже полностью проснулась. Скорее она все еще продолжала находиться в том странном полузабытьи, в котором провела большую часть ночи. Кое-как справившись с подавленным состоянием, Марица заправила постель и проделала весь необходимый утренний туалет, и посмотрев в зеркало отметила про себя, что выглядит так, словно протанцевала всю ночь в каком-нибудь клубе.

- Нет, надо с этим заканчивать, - пробормотала она, глядя на свое отражение в зеркале, - а то такие типы, как Эдик начнут думать, что я всю ночь тусила в злачных местах и занималась черт знает чем.

После приведения своего внешнего вида в относительный порядок, девушка буквально заставила себя позавтракать. Заставила, потому что аппетита не было абсолютно никакого, что в общем-то было ожидаемо, «при таком-то внешнем виде», - как мелькнуло в голове у Марицы.
Наконец, завершив все дела на кухне и в ванной комнате, Марица вернулась в комнату, где начала одеваться для выхода из дома. Сбросив домашний халат, она вдруг обратила внимание, что от него, равно как и от хлопчатой футболки и бриджиков, в которых спала, идет отчетливый запах красок, которыми писала картину. Это было более чем странно, ведь в ночное белье она переоделась лишь уже ложась спать, да и халат у неё висел в тот момент в коридоре. При этом все остальные вещи, навроде того же покрывала на кровати или висевшего здесь же костюма для выхода, продолжали пахнуть как обычно, и к их привычному запаху аромат странных красок совершенно не примешивался. Немного подумав над очередной странностью, Марица решила пока не забивать себе голову, а начала одеваться.
Стоит заметить, что она снова, как и в прошлый раз, все это время совершенно не обращала внимания на картину, написанную вчера. Возможно, этому способствовал страх, имеющийся где-то внутри сознания девушки, страх того, что она увидит нечто странное и даже страшное на картине, написанной в состоянии, когда она не полностью контролировала себя.

Лишь приведя прическу в порядок и надев костюм, в котором ходила в Академию, Марица решилась-таки взглянуть на свое творение, предусмотрительно развернутое вчера в противоположную от кровати сторону. И снова то, что она увидела на полотне, поразило её до глубины души. Причем, даже более того, новое изображение взволновало и встревожило её еще больше, чем в предыдущий рисунок. Встревожило уже потому, что на сей раз, на картине имелись не просто абстрактные и необычные объекты и предметы, но и вполне узнаваемые образы людей и некоторых вещей. Некоторое время Марица смотрела на это изображение и как будто пыталась отгородиться от него. Да, она понимала, что именно там было нарисовано, она начинала узнавать некоторые знакомые лица и предметы, но некоторое время никак не хотела признаться себе, что это все происходит на самом деле, а не снится ей во сне.

- Нет, если я не пойму, что происходит, я, наверное, сойду так с ума, - пробормотала девушка, отшатнувшись от картины нервным шагом так, словно отступала от какого-то гадкого и опасного животного, - надо кому-то показать все это.

Голос её при этом сильно дрожал, да и где-то внутри себя девушка тоже ощущала какую-то странную дрожь. Причем сейчас она начинала понимать, что это ощущение было ей чем-то знакомо. И она вдруг вспомнила, откуда это ощущение, что нечто похожее уже было с ней когда-то. Такие же ощущения были у неё в тот момент, когда в О-ске, прямо из галереи, где она занималась рисованием, её буквально вытащил какой-то человек, представившийся близким другом дяди и, посадив в машину, увез в небольшой домик в глухом лесу. Там, в маленькой избушке лежал в тяжелом состоянии еще один близкий друг её дяди, и там же была жена другого их старого товарища. Ей рассказали тогда, что возвращаться домой нельзя, потому что все родственники Марицы погибли, а сестра находится в плену у какой-то секты. Точнее сказать, тогда она поняла, что это секта, и лишь потом, когда Аурелия освободилась с помощью Константина, девушке рассказали, что те, кого она считала сектантами, были, на самом деле, пришельцами из другого мира, пытавшимися подчинить себе всех людей. Вот в тот момент, пока она сидела в домике, пребывая в тревожном ожидании, у Марицы было точно такое же чувство. И это очень тревожило её, хотя она и знала, что Константину тогда удалось полностью разрушить все планы пришельцев и люди были вне опасности.

В конце концов, девушка пересилила себя и отвернулась от картины, сцепив пальцы рук так крепко, что самой стало больно, после чего она вышла из комнаты. Надев в коридоре туфли, она подошла к входной двери и, не оборачиваясь, вышла из квартиры.
Спускаясь по лестнице в подъезде, она почти физически ощущала напряжение внутри себя, и лишь после того, как вышла на улицу и прошлась несколько десятков метров под лучами утреннего солнышка, это ощущение начало постепенно отпускать её.
Но образ второй, написанной на этом мольберте картины, все еще отчетливо стоял перед её глазами.

На рисунке вновь немалое место занимали виды О-ска, но теперь в них странным образом вплетались и некоторые виды улиц того города, где Марица находилась сейчас. При взгляде на изображение создавалось впечатление, что два города как будто сливаются друг с другом, и улицы одного города пересекаются с проспектами другого. На картине было очень много полутонов, каких-то неясных, полупрозрачных образов, из-за чего все изображение на картине казалось каким-то размытым.
На сей раз Марица использовала несколько иной набор красок, но в целом в картине все равно преобладали желтовато-коричневые и оливковые цвета.
Странным образом на хорошо знакомых улицах старого провинциального О-ска появлялись предметы из города, где Марица училась сейчас.
На той улице, которая была так хорошо знакома девушке, и которая вела к картинной галерее, где она провела сотни часов, была ясно видна вывеска магазина «Дьюти-фри», возле которого произошла неприятная встреча с двумя типами на джипе. Но Марица отлично помнила, что в О-ске никогда не было подобных магазинов.
Зато на той улице, которая примыкала к Художественной Академии, почему-то располагались знакомые Торговые ряды, стоявшие в О-ске на берегу реки. Причем изображения Торговых рядов, как будто проступали сквозь очертания домов улицы города, в котором Марица находилась сейчас.

В еще одном углу картины девушка с изумлением увидела хорошо знакомую фигуру Клары Николаевны, которая указывала рукой куда-то в сторону одного из озер О-ска, тоже присутствующего на картине. А чуть в стороне от неё, ближе к тому же озеру, она заметила фигуру какого-то человека, и с изумлением узнала в нем сына Клары Николаевны, хотя видела его лишь несколько раз в жизни, и то лишь на фотографиях, которые с трепетом показывала соседка.
В противоположном углу картины, Марица с еще большим удивлением увидела фигуру Константина, мужа Аурелии, который стоял, повернувшись боком к зрителю, но все равно хорошо узнаваемым. Вместе с ним стоял еще кто-то, и вероятно это был какой-то Костин знакомый, но вот кто именно это был, рассмотреть не получалось – он стоял на картине спиной.
На вокзальной площади О-ска, а точнее прямо на фасаде здания вокзала, явно просматривалось полупрозрачное лицо Эдика, которое выглядело одновременно и насмешливым, и грустным. А чуть в стороне от него, прямо сквозь изображение здания Художественной Академии проступало лицо Вероники, только было оно сильно постаревшим, словно девушка разом перенеслась лет на пятнадцать, а то и на все двадцать в будущее.
Кроме этого, на картине имелось и несколько неопознанных деталей, как и в прошлый раз ничего не говорящие Марице, но она хорошо помнила, что подобные неизвестные образы внезапно оказывались вполне материальными и даже осязаемыми в её реальной жизни.
Одной из таких деталей был странный, весьма изящный осветительный фонарь, стоявший почему-то под наклоном. А неподалеку от него, как будто проезжая по одному из переулков О-ска, был изображен какой-то транспорт, похожий на трактор. И в кабине этого трактора даже кто-то сидел, но когда Марица попыталась рассмотреть водителя, то оказалось, что вместо лица у него стилизованное изображение сердца.
И, наконец, в самой верхней части картины была нарисована грозовая туча, из недр которой вырывались два столба света, словно кто-то засунул в это черное облако два прожектора.
В общем, картина получилась еще более сумбурной и непонятной, чем в прошлый раз, и Марица все отчетливее понимала, что это не просто странные образы, а какие-то, то ли предупреждения, то ли намеки о грядущих событиях.

 Она настолько увлеклась подобными размышлениями, что чуть было не пошла своим обычным маршрутом. Но вовремя спохватилась, вспомнив и предупреждения вчерашнего мужчины, который вступился за неё на улице и советы Клары Николаевны, после чего быстро повернула назад. Вернувшись на один квартал, к ближайшему перекрестку, девушка быстрым шагом направилась по боковой улице в сторону центра. Путь ей предстоял неблизкий, но прикинув время, она поняла, что вполне успеет добраться до того места, где уже можно будет сесть на автобус.

По этой улице Марица ходила лишь однажды с тех пор, как переехала в этот район города, но знала, что выходит она почти в то же место, что и проспект, по которому ходили троллейбусы. Улица эта была куда более тихой, нежели один из центральных проспектов, здесь не ходил общественный транспорт, да и личных автомобилей было в несколько раз меньше. Хотя последнее обстоятельство могло бы даже удивить, зная стремление немалого числа автомобилистов объезжать пробки именно по таким, боковым улицам. Однако машин тут было совсем немного, и это даже удивляло девушку поначалу. Но через некоторое время она присмотрелась к местной архитектуре и сразу же переключила свое внимание на неё. В отличие от проспекта, по которому она обычно добиралась до места пересадки, здесь была совсем малоэтажная застройка, причем преобладали дома, построенные явно не позднее начала шестидесятых годов прошлого века. Этот район города, оказавшийся практически неизвестным Марице, оказался столь похожим на О-ск, что вызвал у девушки что-то вроде легкого приступа теплой ностальгии, и она даже сбавила шаг, с удовольствием рассматривая невысокие, трех и четырехэтажные домики, отштукатуренные и окрашенные в разные цвета.
У девушки даже немного улучшилось настроение, ведь получалось, что изменение маршрута привело её к весьма приятному и уютному району города, в котором она ранее, к своему стыду, никогда не бывала.

А вскоре выяснилась и причина, по которой на улице было так мало транспорта. За три квартала от центра города эта улица превращалась в пешеходный бульвар, засаженный деревьями, кустарником и с множеством цветочных клумб и розеток. Здесь же стояли очень изящные скамейки с ажурными спинками, которые, несмотря на утреннее время, отнюдь не пустовали. Вероятно, бульвар был любимым местом многих жителей окрестных кварталов, потому что прогуливающихся и отдыхающих на скамейках было немало.
Это открытие еще больше подняло настроение Марице, которая дала себе слово прийти сюда под вечер, а быть может, и встретиться здесь с кем-то из знакомых ребят, скажем, с теми же Михаилом и Ниной. И даже то обстоятельство, что теперь ей нужно несколько раньше выходить из дома, воспринималось не с такой неприязнью, ведь идти приходилось по столь живописной местности. Марица даже подумала о том, что стоит прийти сюда с альбомом для рисования и сделать кое-какие наброски.

И в этот момент, отвлекая девушку от приятных мыслей, где-то недалеко заревел двигатель трактора. Хотя может, это был вовсе и не трактор, но такие звуки у Марицы почему-то всегда ассоциировались именно с дорожной или строительной техникой. Звук этот показался девушке каким-то особенно неприятным, и почему-то в её сознании снова начали крутиться мысли вокруг очередной написанной прошлой ночью картины. Теперь Марица была уверена в том, что случилось это под влиянием необычного мольберта, найденного когда-то на пепелище родного дома. И чем ближе слышался звук, тем отчетливее становились подобные мысли. Марица даже несколько замедлила шаг, подумывая – не свернуть ли ей в ближайший переулок и не вернуться ли на проспект. Но тут же отбросила эти мысли, как очередной приступ малодушия и подсознательного страха.
Здесь, всего в паре кварталов от центра города, бульвар становился шире, а вот зеленых насаждений на нем стало меньше. Зато между изящными лавочками с ажурными спинками появились осветительные фонари весьма необычной формы, в которых девушка с удивлением узнала тот столб из своего рисунка, который она написала почему-то наклоненным.

Теперь можно было увидеть и источник громкого тарахтящего звука, который был почему-то неприятен Марице. В полусотне метров от того места, где она сейчас находилась, велись какие-то ремонтные работы, там стоял экскаватор, а рядом с ним и трактор с ковшом. Вокруг этих двух машин суетились несколько рабочих в оранжевых жилетках и пара человек в цивильной одежде. Чем конкретно занимались там ремонтники, было непонятно, да Марице и не хотелось узнавать, поэтому она прибавила шаг, чтобы миновать место, вызывающее у неё дискомфорт.
Здесь, ближе к центру города, на бульваре было значительно меньше народу, да и контингент отдыхающих несколько изменился. Если ранее скамейки были заняты мамочками с колясками, пенсионерами – любителями утренних прогулок, то в этом части бульвара большинство составляли молодые люди – студенты или школьники. Впрочем, говорить о большинстве было бы не совсем корректно – народу тут было совсем немного.

В этот момент на том месте, где производился ремонт, что-то загрохотало, а потом начали гомонить рабочие. Марица обернулась назад и увидела, что экскаватор заработал своим ковшом, а несколько рабочих подошли ближе к яме и что-то там обсуждают. Потом один из людей в гражданской одежде обернулся и крикнул что-то тем рабочим, оставшимся стоять на прежнем месте. Один из рабочих, самый пожилой по внешнему виду, кивнул головой и полез в кабину стоявшего неподалеку трактора. Через мгновенье шум на стройплощадке многократно усилился от заработавшего двигателя трактора, и Марица собралась уже было продолжить свой путь, но что-то задержало её, как будто кто-то внутри неё заставил остаться на месте и смотреть на ремонтные работы.

Трактор, тем временем, начал потихоньку отъезжать от места, где работал экскаватор и выехал ближе к центру бульвара. Один из рабочих пошел следом за трактором, что-то крича трактористу, но тот, как будто не слышал и продолжал двигаться в том же направлении. Рабочий начал кричать громче, прибавив при этом шаг, и было слышно, что он явно окликает тракториста по имени. Но тот, то ли просто не слышал, то ли решил не отвлекаться, все продолжал отъезжать на тракторе к центру бульвара, приближаясь постепенно к тому месту, где стояла Марица.
В голове у девушки мелькнула странная мысль и она, повернув голову, посмотрела чуть в сторону. В десятке метров от неё, стоял один из тех изящных осветительных фонарей, изображение, одного из которых она подсознательно поместила на свою картину.
Ремонтник, который кричал трактористу, теперь уже просто бежал за строительной техникой, а следом за ним теперь бежал и один из тех людей в цивильном, что были вместе с рабочими. А Марица вдруг совершенно отчетливо увидела, что тракторист в кабине своей машины совсем не управляет ею. Он сидит в какой-то расслабленной позе, как будто спит на ходу. Было хорошо видно, как одна его рука болтается вдоль тела, словно это конечность тряпичной куклы.

Несколько следующих секунд для Марицы прошли, как будто во сне и ей показалось, что это все длилось, по меньшей мере четверть часа. Трактор врезался в тот фонарь, стоявший совсем близко от девушки, и тот начал клониться в её сторону. Марица смотрела на изящную опору с плафоном наверху, которая почему-то ужасно медленно клонилась в её сторону, и не могла сделать ни шагу. Даже более того, она почему-то совершенно не могла пошевелиться, застыв словно изваяние.
В этот момент рабочий, догоняющий трактор, все-таки настиг его, на ходу открыл дверцы и влез внутрь. Почти сразу после этого двигатель трактора заглох.
Марица стояла, совершенно остолбенев и глядя прямо перед собой, а всего в полуметре от неё, на уровне головы висела ажурная «шляпка» фонаря. При этом вокруг неё, по крайней мере ей так показалось, стояла мертвая тишина.
Мужчина в сером костюме, подбежавший ближе, что-то говорил, а девушка просто молча кивала в ответ, даже не понимая того, что от неё хотят.
Потом мужчина в цивильном обернулся в сторону трактора, спрашивая о чем-то рабочего, возившегося внутри и еще одного подбежавшего к ним человека, с чемоданчиком с красным крестом на боку, в руках.
И только сейчас звуки внешнего мира внезапно вернулись к ней.

- Надо срочно скорую! – прокричал в ответ мужчина с медицинским чемоданчиком, стоявший возле кабины трактора. – У Ефимыча, похоже, инфаркт случился.

Марица отвернулась и медленно, на ногах, которые стали совсем деревянными, пошла прочь от этого места.
А перед глазами у неё стояла то место на картине, где был изображен трактор, в кабине которого было нарисовано сердце.

2.

Марица стояла возле лестницы главного холла Академии и отстраненно-равнодушным взглядом смотрела на портрет того человека, чье изображение она нарисовала на той, первой своей картине. Теперь она уже знала, что человек этот был некогда, более полутора столетий назад, одним из главных меценатов губернии, очень много сделавший для местных художников и музыкантов. Об этом ей, а также Михаилу с Ниной, присутствующим здесь же, поведала вездесущая Вероника, которая как обычно узнавала все раньше и знала лучше других. Вот и сейчас она, как всегда, улыбчивая и оживленная, расцеловалась с Ниной, а затем с Марицей, почти не заметившей этого условного поцелуя, послала воздушный поцелуй Михаилу и тут же заговорила обо всех новостях сразу. Наверное, она никогда не бывала в плохом настроении, по крайней мере, хмурой Марица не видела её ни разу. Обычно вид жизнерадостной Вероники сам по себе уже поднимал настроение, но сейчас Марице был как-то не до того, к тому же, увидев подругу, она почти сразу вспомнила свою вторую картину. И вид сильно постаревшей, какой-то изможденной девушки моментально встал у неё перед глазами, мешая реальному восприятию.
Михаил и Ниной о чем-то разговаривали с оживленной Вероникой, иногда обращаясь и к Марице, но та, иногда отвечала односложно, а то и просто кивала головой, наверное, часто невпопад.
Наконец, Вероника посчитала, что выложила все новости, а может, увидела еще кого-то, потому что, послав трем однокурсникам еще один воздушный поцелуй, мгновенно умчалась куда-то по лестнице.

- Вот уж человек-оркестр, да еще и генератор бодрости в одном лице, - послышался голос Михаила, который притворно отдувался при этом, - но когда с ней долго общаешься, то это начинает утомлять.

- Ну, если считать, что десять минут — это долго, то конечно, будет утомлять, - чуть насмешливо ответила Нина, которая затем повернулась к Марице и покачала головой, - ну и ну, Марийка, эта картина тебя точно с ума сведет, надо с этим что-то делать.

- Что, верно, то, верно, - поддержал её Михаил, - случай более чем странный, ведь это уже однозначное предвидение – трактор сшибает фонарь, потому что у тракториста случается сердечный приступ, не мудрено, что такое совпадение выбивает из колеи.

- Знаете, а я ведь не все вам рассказала о своей картине, - несколько виноватым тоном проговорила Марица, бросив взгляд в ту сторону, куда умчалась Вероника, - просто случай с трактором произошел с самого утра, и поэтому показался столь значимым, но на новой картине имелись и другие предметы, имеющие отношение к моей жизни и к моему окружению.

Марица замолчала, уставившись невидящим взглядом куда-то в стену. Михаил с Ниной озадаченно переглянулись, а затем молодой человек с некоторым удивлением спросил:

- Ты, случайно, не нас имеешь в виду?

- Нет, вас на картине было, - глубоко вздохнув, покачала головой Марица, частично выходя, наконец, из своего оцепенения, - но вот Вероника там есть.

- Вероника? И что же там с ней происходит? – Михаил с Ниной внимательно посмотрели на подругу, причем от легкой ироничности молодого человека не осталось ни следа.

- Происходит? – немного подумав, переспросила Марица, все еще находившаяся в состоянии легкой прострации. – Да, ничего не происходит, скорее на картине имеется что-то вроде следствия того, что может произойти, быть может, даже не сейчас, и даже нескоро.

- Это ты что такое имеешь в виду? – поинтересовался Михаил, удивленно подняв брови.

- Да, понимаете, на картине я написала Веронику не такой, какая она сейчас, а такой, какой она будет, ну не знаю, лет может быть в сорок, - начиная немного нервничать, несколько резковато ответила Марица, - лицо у неё, как будто сильно постаревшее, даже не просто постаревшее, вот как сказать-то? Ну, как будто она не просто постарела, а долго болела что ли?!

- Странное предчувствие, - покачала головой Нина, и лицо её стало очень серьезным и даже немного печальным, - создается такое впечатление, что ты увидела даже не свое будущее, а будущее другого человека, - она помолчала еще немного, а потом спросила, - а не было ли там каких-то деталей, которые могли бы прояснить или указать на причины, из-за которых Вероника была такой?

Марица задумалась, вспоминая все детали и нюансы написанной ей самой картины, которые могли бы о чем-то подобном сказать.

- Нет, не помню ничего такого, - покачала головой она после минутного размышления, - хотя, возможно, я просто не обратила на что-то внимание, на этот раз я вообще написала на изображении очень много мелких деталей и других людей. Причем людей разных, и тех, кого я хорошо знала в недавнем прошлом, и тех, кого знаю только шапочно сегодня.

- Например? – с задумчивым видом и интересом во взгляде посмотрела на подругу Нина.

- Ну, например, на картине был сын моей соседки, Клары Николаевны, - внутри Марицы снова появилось какое-то странное раздражение, словно кто-то внутри неё не хотел, чтобы она рассказывала о содержании картины, словно это должно было оставаться в тайне, но девушка преодолела это странное чувство и продолжила, - а ведь сына соседки я видела только на фотографии. Затем, там был муж моей сестры, Константин, вместе с кем-то еще, но его я не рассмотрела.

- Черт, это какая-то невероятная загадка, - взъерошил волосы Михаил, - как было бы хорошо понять природу того, как все это происходит, тогда, быть может, мы бы узнали, чего можно ожидать от картины еще.

- Ну, это и ежу понятно, - пренебрежительно махнула рукой Нина, а потом снова посмотрела на подругу, - послушай, а ты все нам рассказываешь или нет? А то у меня такое впечатление, что с тобой еще что-то случилось?

- С чего это ты взяла? – Марица, конечно, могла бы рассказать и о вчерашнем происшествии с двумя громилами на джипе, но ей почему-то категорически не хотелось этого делать. Да и к картине это не имело никакого отношения, а после происшествия с трактором и фонарем девушка почему-то уверовала, что все более или менее значимые события в её жизни, так или иначе найдут отражение в тех картинах, которые она пишет на старом мольберте под каким-то гипнотическим воздействием.

- Ну, я конечно, знаю тебя не так давно, но у тебя такой вид, словно ты еще и чего то боишься, а судя по твоему рассказу о картине, ничего подобного на изображении вроде бы нет, - серьезным тоном произнесла Нина, и Марица подумала, что её подруге точно не откажешь в наблюдательности и проницательности.

- Я бы не хотела вас впутывать еще и в это, - как-то обреченно махнула рукой Марица, снова начиная смотреть не на приятелей, а куда-то в сторону, - но вчера, по дороге домой, как мне кажется, я влетела в серьезные неприятности.

- Хэй, красава! Какие люди и в институте! – раздался поблизости чей-то очень громкий и хорошо знакомый голос.

Все трое немедленно оглянулись и увидели подходящего к ним Эдуарда, который был со своим неизменным в последнее время спутником, Валерием. В тот день, когда они ездили на вернисаж, Валерий отсутствовал по какой-то личной причине, а вообще, они, как правило, всегда ходили вместе.

- Ну, как бы и тебе привет, - немного прохладно отозвался Михаил, слегка пожав плечами.

- А что это так невежливо с друзьями?! – картинно разведя руками, сделал удивленное лицо Эдуард.

- А кое-кто, по-моему, подзабыл, как нужно здороваться, - парировала Нина, - да и орать на всю Академию совсем не обязательно.

- Да, ладно вам, - снисходительно улыбаясь, ответил Эдуард, подходя ближе, и подставил Михаилу руку для хлопка, которую тот все-таки пожал привычным способом.
Валерий же не стал выпендриваться, а совершенно спокойно обменялся с Михаилом обычным рукопожатием. Эдуард, правда, сделал попытку чмокнуть Марицу в щеку, но девушка довольно решительно отстранилась, даже слегка оттолкнув его рукой:

- Между нами как бы ничего такого нет, чтобы лезть с поцелуями.

- Значит так даже? – лениво улыбнувшись, проговорил Эдик. – Ну, как знаешь, только смотри, не пожалей потом! – Он снисходительно посмотрел на Марицу, а потом повернулся к своему спутнику. – Ладно, Лерик, пойдем отсюда, нам тут не рады.

Валерий немного поморщился от такого обращения с собственным именем, но спорить не стал и, кивнув однокурсникам, последовал за Эдуардом.
Последний тут же переключил свое внимание еще на двух девушек, поднимающихся неподалеку по лестнице.

- А это, случайно, не та самая неприятность, о которой ты говорила? – Михаил кивнул головой в сторону Эдуарда.

- Эх, если бы это было так, я бы вообще нисколько не переживала, - глубоко вздохнув, ответила Марица, - это даже неприятностью не назовешь, так – досадное недоразумение. Тут дело совсем в другом.

Она замолчала, вспоминая ухмыляющееся, нагловатое лицо того верзилы, который вышел из магазина первым, а потом сел за руль. Его взгляд не сулил ничего хорошего, и без сомнения, притязания Эдика по сравнению с тем, что мог сделать с ней этот громила, выглядела невинной шалостью.
Нина с Михаилом терпеливо ждали, с пониманием поглядывая на подругу. И наконец, она решилась и рассказала им о происшествии с внедорожником на тротуаре, участником которого она стала вчера вечером.

- Ох, подруга моя, тебе точно больше всех надо, - всплеснула руками Нина после того, как Марица умолкла, закончив рассказ тем советом, который ей дала соседка, - ну вот какого же… ох, ладно, не будем, - она снова махнула рукой, - но я как-то не очень понимаю, ты что же, думаешь, что этот хрен моржовый на своем «бандитомобиле» будет тебя преследовать теперь?!

- Не знаю, - опустила голову Марица, - мне показалось, под конец, что он смотрел на меня так, словно хотел сделать что-то очень нехорошее.

- Ну, да брось, у них у всех одно и то же на уме, - Нина презрительно скривила лицо и бросила быстрый взгляд на Михаила, посмотревшего на неё одновременно и укоризненно, и независимо, - а что, не так что ли?!

- Я ничего, я не спорю, - сразу же примирительно поднял руки вверх Михаил, - как скажешь, скажешь – не буду ничего такого!

- Вот же чума, и ты туда же, - Нина, казалось, желала просверлить своего кавалера взглядом, но тут же опомнилась и снова повернулась к подруге, - да не расстраивайся ты так, может он уже давно забыл о тебе?!

- Эх, не хотелось бы вас огорчать, - вмешался в разговор, ставший сразу серьезным Михаил, - но такие гопники редко что-то забывают.

- Да уж, умеешь ты успокаивать и утешать друзей, - с явным неудовольствием произнесла Нина, снова бросая на кавалера уничижительный взгляд.

- Не надо Нина, он ведь прав, - мягко, но решительно проговорила Марица, - я и сама это чувствую, и тот мужчина, что заступился за меня, тоже это почувствовал, и Клара Николаевна.

- Ладно, посмотрим, что-нибудь да придумаем, - постаралась говорить как можно спокойнее Нина, - вон у Вероники полгорода в знакомых ходит, наверняка есть кто-то и в правоохранительных органах.

- Я знаю, что у Валерки, который сейчас подходил, - наморщив нос, добавил Михаил, - кто-то из родственников, вроде бы – двоюродный брат, работает в Следственном комитете.

- Ну, вот видишь, есть и у нас кое-какие связи, - пыталась ободрить подругу Нина, - так что, не раскисай, придумаем, как выбраться из такой ситуации, а сейчас пошли на лекцию, время как раз подходит.

И с этими словами она первой двинулась в сторону лестницы, ведущей на второй этаж, где располагались аудитории. Михаил кивнул Марице, приглашая её пойти вперед, и девушка не заставила себя ждать, после чего молодой человек двинулся следом.

Первые две пары лекций прошли в обыденном ключе, без каких-либо происшествий, и Марица начала даже понемногу успокаиваться после того, что произошло сегодня утром. Ей в голову пришла даже, как ей сначала показалось, удачная мысль – попробовать найти, через Костю, конечно, кого-нибудь из тех, кто помогал им в О-ске. В том городе, где девушка училась сейчас, как ей подумалось, она вряд ли нашла бы человека, воспринимающего её серьезно и способного реально помочь. Конечно, Михаил с Ниной без вопросов будут рядом, но они могли помочь скорее морально, а вот в деле с мольбертом ей требовалась помощь другого рода и помощь серьезная. Причем, очень желательно, помощь человека, знающего и не боящегося аномалий.
Правда, почти сразу она опять подумала о том, что для этого нужно было обращаться за помощью к Константину, поскольку только он знал тех людей, с вместе с которыми одолел пришельцев из другого мира. Даже с тем лесничим, бывшим хорошим знакомым дядя Михая, Марица была почти незнакома, и в этом случае тоже нужно было обращаться за помощью к сестре. Под конец лекции, которую она в основном пропустила мимо ушей, девушка уже почти приняла решение позвонить сестре и рассказать ей обо всем.
Но потом вновь подумала о том, что она пытается спрятаться за старших и не хочет решать свои проблемы сама. Подобные мысли настолько утомили и издергали девушку, что она чуть было не решилась на то, чтобы уйти с последней лекции и пойти домой. Но все-таки удержалась от этого не самого разумного шага, заставив себя пойти на последнюю пару.
И здесь, перед самым занятием, девушка стала свидетелем еще одного происшествия, которое тут же напомнило ей о картине. Правда, поначалу ничто не предвещало подобного.

В тот момент, когда студенты уже входили в аудиторию, Вероника, шедшая чуть впереди, вытащила из сумочки мобильный телефон и приложила к уху. Лицо её, бывшее поначалу оживленным и веселым, с каждой секундой разговора становилось все более серьезным и сосредоточенным. А под конец беседы, длившейся около минуты, внешний вид однокурсницы стал совершенно растерянным и даже каким-то болезненным. Она швырнула телефон в сумку, что-то небрежно бросила на ходу двум приятельницам, с которыми разговаривала до звонка и быстро подошла к педагогу, уже занимавшему свое место в аудитории. Сказав ему несколько слов, после которых преподаватель понимающе кивнул головой, девушка почти что бегом бросилась вон из аудитории. При этом на ней буквально лица не было, а преподаватель смотрел вслед с немалым сочувствием.

- Что это такое-то? – Нина удивленно оглянулась на дверь, в которую только что вылетела Вероника. – Никогда её такой не видела.

- Да, ей позвонил вроде бы кто-то, - пожала плечами одна из девушек, разговаривавшая с Вероникой перед лекцией, - она толком и не сказала ничего, только бросила быстро, что у неё какие-то проблемы дома.

- Хм, проблемы дома? – пробормотала Нина с озадаченным видом, а потом повернулась к Марице. – Она же вроде твоя землячка, из О-ска приехала?

- Да, это так, - подтвердила девушка, в душе которой начали появляться смутные, но какие-то неприятные подозрения, - правда до этого мы не были знакомы, даже, насколько помню, ни разу не встречались в О-ске.

- Здесь-то у неё только дальние родственники, - с сомнением проговорила Нина, - может что-то случилось в О-ске?

- Не знаю, у меня сейчас там никого не осталось, - покачала головой Марица, вдруг почувствовавшей внутри весьма неприятный холодок, очень быстро превратившийся в захватывающий всю душу, леденящий холод.

- Ладно, потом узнаем, а то препод уже смотрит на нас, как на коллекторов, - кивнув головой в сторону кафедры, сказал Михаил, и девушки двинулись к своим местам.

В течение лекции у Марицы никак не выходило из головы то лицо Вероники, которое появилось на картине в результате её очередного неосознанного приступа художественного вдохновения. Или, как ей стало все больше казаться, чьего-то чужого творчества, а она была для него, так сказать, только инструментом или, быть может, проводником. И снова ей начало казаться, что было бы совсем неплохо поговорить с кем-то из друзей Кости и Аурелии, с кем они вместе участвовали в приключениях в О-ске. И вопрос был уже не столько в том, что она не может разобраться в своих проблемах сама, сколько в том, что вырисовывалась явная аномалия, объяснить которую смог бы только человек мало-мальски знакомый с такими вещами. А таких людей девушка знала только в окружении мужа сестры – Константина.

И уже после лекции, когда они, вместе с Ниной и Михаилом, выходили из Академии, подтвердились опасения насчет Вероники, а точнее насчет того предзнаменования, которое появилось как-то само собой на картине Марицы. Две девушки, которые сразу после лекции заходили по каким-то своим вопросам в деканат, принесли новость о том, что произошло у Вероники.

- Надо же, - возбужденным шепотом проговорила одна из этих девушек, обращаясь к своим однокурсницам, и этот шепот услышали и наши герои, - у Вероники-то, в О-ске, дом сгорел, а доме, как говорят, кто-то из семьи был.

- Какой ужас! – таким же возбужденным шепотом воскликнула подружка любопытной девушки. – Уже известно – кто это был?

- Пока нет, но вроде говорят, что мать её осталась жива, только в больницу попала с ожогами, - продолжала делиться «жареными» новостями студентка.

Но Марица уже не слушала болтовню своих однокурсниц. Снова впав в какое-то странное полузабытье, девушка отошла в сторонку и села на скамейку – все окружающее пространство завертелось у неё перед глазами, и она побоялась упасть. Михаил с Ниной что-то говорили ей, подойдя вплотную, но Марица не слышала их, а перед глазами у неё стоял портрет Вероники с лицом сорокалетней женщины, пережившей тяжелую болезнь. Теперь девушка поняла, почему фоном для необычного портрета был именно тот район О-ска, который она написала на картине – это был частный сектор в заречном районе, где проживала Вероника. И именно поэтому они никогда раньше не встречались – просто жили далеко друг от друга.
И что еще мог принести в жизнь Марицы и её окружения странный мольберт, то ли предсказывающий будущее, то ли как-то влияющий на него, было совершенно непонятно.

3.

На бульваре, который так случайно обнаружила сегодня утром Марица, во второй половине дня было ненамного больше народа, нежели утром. Вероятно, еще не все люди вернулись с работы, а у мамочек с детьми и пенсионеров было, вероятно, время тихого часа. Шум городских улиц центра города становился более глухим, оставаясь где-то позади.
А Марица, которую любезно согласились проводить до дома Нина и Михаил, медленно шла по бульвару, рассматривая последние осенние цветы на клумбах и в розетках, в изобилии расставленных между скамейками. Изящный фонарь, сбитый утром трактором, уже успели поставить на место, возможно, те же самые рабочие, но на нем, конечно же, осталась приличная отметина от удара. Сами рабочие еще присутствовали здесь, правда уже в меньшем количестве, что-то делая за кустами ближе к небольшому заборчику, за которым виднелись строения то ли детского сада, то ли какого-то детского центра. Ни экскаватора, ни трактора здесь у не было, вероятно, все что было нужно, эта специальная техника уже сделала.
Михаил с Ниной с интересом осмотрели фонарь, который чуть не упал на Марицу, и молодой человек сказал, что весьма странно, что опорный столб остался стоять в наклонном положении. При таком ударе он явно должен был бы вылететь из основания и рухнуть на землю. Быть может, таким образом, он хотел сказать, что Марице немало повезло, но это была не совсем удачная попытка, впрочем, он и сам это быстро понял, виновато покачав головой.

Погода, с утра радовавшая веселым солнышком, стала постепенно портиться, в небе появились темные тучки, которых, впрочем, пока было немного. Зато начал задувать довольно свежий ветерок и трое студентов, одетых довольно легко, сразу почувствовали на себе его не слишком вежливые прохладные прикосновения. Бульвар, который несколько часов назад, купался в лучах утреннего солнца и казался необыкновенно уютным и радостным, как-то сразу потускнел, и вид его пустых скамеек с ажурными спинками, все сильнее навевал грусть. Марица даже подумала, что её картина каким-то образом предсказала нынешнюю перемену погоды, имея в виду странную черную тучу в небе, из которой вырывались два столба света. В этот момент одна из тучек действительно закрыла на миг солнышко, и все предметы на бульваре сразу же окрасились в темные тона.
Марица заметила, что здесь, на удалении от центра города, стало совсем мало народа, хотя утром было наоборот – в этой части бульвара было более многолюдно. Наверное, контингент, посещающий бульвар, в разных его частях был разным, и время его пребывания здесь тоже разнилось.
Марице стало совсем грустно, и Нина, увидев такое состояние подруги, слегка приобняла её и проговорила негромким голосом:

- Ну, что ты, Марийка, ну ты же не виновата ни в чем. Все дело в твоем проклятом мольберте, ведь наверняка. Миш, ну скажи ты ей!

- Ну, а что, - пожал плечами молодой человек, явно не зная, как можно успокоить человека, находящегося в таком подавленном состоянии, - не сама же она все это выдумала, ведь до того, как ты достала мольберт из упаковки, ничего подобного не происходило?!

- Из упаковки, - рассеянно повторила Марица и вдруг остановилась, глядя куда-то в пустоту, - из упаковки, из упаковки.

- Эй, Мариш, ты чего? Что случилось? – Нина обеспокоенно тронула за руку застывшую, словно изваяние подругу.

- Из упаковки, - снова повторила Марица, а потом повернулась к приятелям и проговорила, начиная постепенно возбуждаться, - понимаете, я ведь всего один раз до этого видела мольберт без упаковки!

- То есть, ты ни разу его не доставала? – с удивлением глядя на подругу, спросила Нина.

- Вот именно! – уже довольно громким голосом, в котором, впрочем, не было даже нотки радости, воскликнула Марица. – Все это время, весь комплект, с красками и кистями, лежал в своей упаковке. А видела я этот мольберт только один раз – в тот момент, когда только нашла, тогда один из приятелей Кости помог мне достать его, а когда я посмотрела на него, мы сразу уложили его назад!

- А в тот момент у тебя не возникало никаких желаний начать немедленно писать картину? – спросил с немалым интересом Михаил.

- Я тогда была в таком состоянии, что вряд ли что-то могло бы меня заставить рисовать, - покачала головой девушка, - да и, находясь на развалинах, как-то трудно это сделать.

- Да уж, об этом я не подумал, извини, - немного обескураженно проговорил молодой человек.

- Странно другое, - задумчиво перебирая бахрому на своей сумочке, произнесла Нина, - странно, что тебе никогда не приходило в голову достать этот мольберт и рисовать на нем.

- Но, ведь у меня был мольберт, который мне подарили сестра с мужем, - возразила Марица, - а про этот я, можно сказать, моментально забыла, и вспомнила только в тот момент, когда нужно было ехать сюда. Да и взяла его так – на всякий случай, а получилось – создала себя кучу проблем.

- Ну, мне кажется, что лично ты тут совсем не причем, - после некоторого размышления ответил Михаил, - я думаю, что не столь важно – кто именно будет рисовать картины, используя этот мольберт, он все равно каким-то образом повлияет на того, кто будет стоять перед ним.

- Ну, вполне логично, хотя я не очень понимаю, на чем базируются такие смелые утверждения, - бросив взгляд на своего кавалера, с сомнением проговорила Нина, - но даже если имеются просто подобные предположения, то я бы, на твоем месте, недолго думая убрала бы сразу же, как придешь домой, мольберт обратно в упаковку.

- Да, наверное, это будет правильно, - кивнула головой Марица, немного оживляясь, но затем снова упала духом, - вот только боюсь, что эта странная штука не даст этого сделать – снова заставит рисовать. Ведь у меня вчера уже мелькнула мысль, что нужно просто убрать мольберт, правда после случая с этим джипом у меня это вылетело из головы.

- То есть, получается, что мольберт, а точнее, некое устройство, включившись однажды в работу с конкретным человеком, не отпускает его потом от себя?! – почесал затылок озадаченный Михаил.

- Да что тут рассуждать то?! – вдруг схватила подругу за руку оживившаяся Нина, - мы просто пойдем сейчас с тобой и сами уберем этот мольберт в упаковку, всего и делов-то! И не будет он больше тебе досаждать. Я бы его, конечно, вообще выбросила, а то может, в какую-нибудь лабораторию отнесла бы - пусть изучают, что это за штука такая. Тем более, что ты говоришь, что у дяди твоего были какие-то древние вещицы?!

- Да, были, - кивнула головой девушка, - кое-что он нам с сестрой даже показывал, но вот мольберта этого я никогда не видела.

- Так может потому и не показывал, что знал, к чему может привести его использование, а ведь ты уже с детства любила рисовать?! – подняв указательный палец вверх, многозначительно добавил Михаил. – Вот и разгадка – почему ты его никогда не видела!

- Ну, может быть и так, - чуть помедлив, задумчиво проговорила Марица, - а насчет того, чтобы убрать его, это идея, наверное, неплохая, но мне кажется, что с этим нужно повременить, пусть и ненадолго.

- Ну вот, это уже называется зависимостью, - с недовольством ответила Нина, - все-таки там, в красках явно присутствует какой-то галлюциноген, который к тому же еще и вызывает привыкание. Надо как-то избавляться от этого.

- Надо, но, пожалуйста, только не сейчас, - уже каким-то умоляющим голосом сказала Марица, повернувшись к приятелям, - мне кажется, что я должна нарисовать еще что-то, только пока не знаю, что именно.

Откуда у неё взялось такое чувство, девушка и сама не знала. Но именно в тот момент, когда она услышала о трагедии, произошедшей в семье Вероники, где-то в глубине души у неё появилось ощущение, что все происходящее не случайно. И даже то, что она именно в этом городе открыла упаковку с мольбертом, тоже не было случайностью. И теперь девушке казалось, что картины еще сыграют в её жизни весьма значительную роль.
Видимо на лице её отразилась такая гамма чувств, что Нина с Михаилом только с удивлением переглянулись, но не стали спорить.
Тем временем, они уже прошли весь бульвар, выйдя на ту тихую улочку, которая была застроена невысокими домиками, так напоминавшими Марице О-ск.
Погода в этот момент, видимо вспомнила, наконец, что уже середина осени, и окончательно испортилась. Солнышко теперь выглядывало из-за набежавших тучек лишь изредка, ветер становился все более свежим, и в воздухе отчетливо начала чувствоваться влага. Перемена погоды отразилась и на восприятии окружающего местности. Если утром трех и четырехэтажные домики, выкрашенные в пастельные цвета, подсвеченные ярким солнышком, выглядели весело и вызывали только приятные мысли, то сейчас, в наступившем сумраке, они смотрелись скорее, как выцветшая картинка в старой книжке.

Они прошли еще один квартал, когда Марица вдруг остановилась, как вкопанная. Его взгляд оказался прикованным к какой-то точке, расположенной на углу ближайшего перекрестка. Озадаченные Нина и Михаил подошли поближе, не понимая пока новую перемену настроения подруги, которая вроде бы постепенно успокоилась.
Но проследив за остановившимся взглядом девушки, и увидев стоящий на перекрестке черный внедорожник, сообразили, в чем дело.

- Это тот самый? – прошептала Нина на ухо подруге, подойдя вплотную к ней.

От сильного волнения Марица смогла только немного нервно кивнуть головой. Михаил с некоторым сомнением посмотрел на припаркованный автомобиль, а потом спросил:

- А может, это просто точно такой же? С чего ты взяла, что именно тот самый? Мало ли в городе таких Доджей?

- Нет, это точно тот самый, - прерывающимся шепотом ответила Марица, делая шаг назад, - у него сбоку, над передним колесом эмблема прилеплена была – серый череп и еще что-то такое.

- Хм, отсюда не видно, что у него на правом крыле виднеется, - все еще немного сомневаясь, ответил Михаил, а потом добавил, - подождите, я схожу, посмотрю, вроде как просто мимо пройду, а вы тогда лучше дворами проскользните.

- Да я ни за что на свете не пошла бы сейчас по улице мимо этой машины, - передернула плечами Марица, и было хорошо видно, что она нисколько не преувеличивает, ей явно становилось неприятно от одного вида этого автомобиля.

- Ладно, мы пройдем дворами, - Нина хоть и сомневалась немного в том, что Михаилу нужно проводить какую-то разведку, но немного подумав, она все-таки согласилась, - ты только не усердствуй слишком, пройди мимо и все, а то мало ли какие тараканы в голове в хозяев этой тачки.

- Не бойся, уж в драку я точно не полезу, - усмехнулся Михаил, - художник плоховатый спарринг-партнер для рэкетира.

- Кто-кто? – усмехнулась Нина, но Михаил молча указал им направление движения, а сам свободной, слегка расхлябанной походкой двинулся в сторону автомобиля.

- Ох, терпеть не могу, когда парни начинают перед девчонками «хвостом крутить», - недовольно проговорила Нина, двигаясь в сторону проулка и увлекая подругу за собой.

- Даже, если он делает это ради тебя и ради благого дела? – нашла в себе силы слабо улыбнуться Марица.

- Ох, и не говори, - махнула рукой Нина, - тогда и на себя злиться начинаешь.

И вскоре они уже вышли на дорожку, проложенную во дворах домов этого квартала.
Михаил, тем временем, постепенно приближался к автомобилю, вновь стоявшему на тротуаре. По всему было видно, что хозяин авто совершенно игнорирует все правила парковки, что только подтверждало догадку Марицы. Хотя, как считал Михаил, владельцы подобных автомобилей наверняка были во многом похожи друг на друга. Впрочем, таковое мнение было основано больше на рассказах других, поскольку сам он знакомых с автомобилями подобного ранга никогда не имел. Кстати сказать, на сей раз, водитель автомобиля сидел в машине, просто издалека, за тонированными стеклами, его не было видно. Видимо он ждал кого-то, оставаясь в машине, хотя никаких магазинов или офисов поблизости не наблюдалось.
Михаил, приняв независимый вид, развязанной, как ему казалось, походкой, приближался к внедорожнику. На правом переднем крыле его стал отчетливо виден рисунок, действительно представлявший собой череп, вокруг которого было свито этакое подобие венка. Только составлен этот венок был не из лавровых листьев, а их цепей, наручников и стилизованных кандалов.
«Характерный рисунок, однако», - подумалось молодому человеку, который проходя мимо, еще раз бросил взгляд на машину и на её водителя.
И как оказалось в следующую минуту, это был не совсем верный ход, ибо человек, сидевший на место водителя, вероятно совсем не дремал и не занимался каким-то делом, а внимательно следил за окружающей обстановкой.
Стоило только Михаилу бросить еще один взгляд на машину, как водитель открыл дверь и высунулся наружу:

- Тебе что… надо, щенок… сопливый!?

Сказано это было хриплым, даже скорее сиплым голосом, а внешность у водителя полностью соответствовала этому голосу. И как-то шутить в ответ человеку, который был на полголовы выше ростом и был, наверное, килограммов на тридцать тяжелее, Михаилу совсем не хотелось.

- Так, рисунок на крыле интересный, - потерев подбородок и делая вид, что ему действительно это интересно, ответил Михаил, - хочу себе такой на мопеде сделать.

- Ага, как же… - сплюнул на землю верзила, который видимо, не умел разговаривать без нецензурных выражений, - на мопеде… тоже мне, вали отсюда… малолетний, пока … не поотрывал!

- Премного благодарен за объяснения происхождения рисунка, - серьезно ответил Михаил, бросая взгляды по сторонам и ища возможные пути быстрого отхода.

- Что ты сказал… ублюдок?! – Верзила сделал угрожающий жест и шагнул вперед, но тут из ближайшего подъезда вдруг выпорхнула невысокая дамочка, разодетая, несмотря на осень и довольно теплую погоду, в меха, и верзила тут же перенес внимание на неё. Забыв сразу же, к счастью, про Михаила.
И молодой человек решил больше не испытывать судьбу, а быстрым шагом удалился, вскоре тоже оказавшись в тех же дворах, по которым перемещались Нина и Марица.

- М-да, тяжелый случай, - изрек он, когда они встретились с девушками, - похоже, что Марица совершенно права, рисунок именно тот, да и сам тип на машине, я уверен, тот же самый. Похоже, настоящий уголовник, хотя думаю, и не самого высокого ранга, оттого и гнет без конца пальцы веером.

- Ну вот, - снова упало настроение у Марицы, хотя оно и так было далеко не на высоте, - значит, он и здесь тоже бывает.

- Какую-то местную расфуфыренную дамочка ждал, - сообщил Михаил доверительным тоном, - похоже, из того же сорта людей, что и сам.

- Ну, ты прямо с первого взгляда разбираешься в людях, - фыркнула Нина, а потом повернулась к подруге, - ладно, это еще ни о чем не говорит, может он вообще сегодня здесь случайно оказался.

- Может и так, - как-то бессильно кивнула головой Марица, а потом посмотрела на приятелей, - ладно, ребята, мы уже почти пришли, дальше я и сама могу.

- Ты точно не хочешь, чтобы мы зашли? – пристально посмотрела на девушку подруга. – Не хочешь показать нам эти картины?

- Давайте не сейчас, - устало покачала головой Марица, а потом словно спохватилась, - вы только не подумайте, что я не хочу приглашать вас в гости, просто мне нужно немножко побыть одной.

- Ладно, мы все понимаем, - ласково погладила подругу по руке Нина, - ты звони, если что, да даже если просто захочешь помолчать вместе, все равно звони.

- Это точно, и помолчать тоже, - поддакнул Михаил, бросив искоса взгляд на Нину, но та ничего не сказала, продолжая глядеть на подругу.

- Спасибо вам, ребята, - ответила Марица, с благодарностью глядя на Нину и Михаила, - а завтра снова встретимся в Академии.

И с этими словами она развернулась и двинулась в сторону своего дома, уже видневшегося среди деревьев.
Как ни странно, но после того, как она осталась одна, волнения пошли у неё на убыль, видимо организм просто устал постоянно находиться в стрессе. А у самого подъезда девушка встретила улыбающуюся Клару Николаевну.

- Здравствуй, Марица! – приветствовала девушку соседка, и было видно, что её прямо-таки переполняет какая-то радостная весть.

- И Вам доброго вечера, Клара Николаевна, - отозвалась Марица, несколько удивляясь её счастливому виду, - я вижу, что-то хорошее случилось?

- И еще как случилось, - пожилая женщина, видимо от избытка чувств схватила девушку за руки и слегка пожала их, - сын мне позвонил, сам позвонил, мы долго разговаривали с ним.

- Ну, это же хорошо, - пробормотала в ответ Марица, не зная, что еще сказать, - а Вы все боялись, что он Вам не пишет и не звонит.

- Просто период у него сложный был, - продолжая улыбаться, говорила сияющая Клара Николаевна, - а теперь все норму пришло, и с женой он помирился, и работу новую нашел, даже с повышением, а главное – знаешь, куда его послали в командировку? В твой родной О-ск!

Клара Николаевна говорила еще что-то, продолжая радоваться положительным переменам в своей семье, но Марица уже не слушала её.
Перед глазами у девушки стояла та часть картины, на которой был изображен тот самый сын Клары Николаевны, причем изображен на улицах О-ска. Получается, что картина, то есть на самом деле – мольберт, мог предсказывать не только события негативного характера, но и положительного тоже. Тогда оставалось непонятным только одно – что же делал на картине Константин, муж Аурелии, и тот человек, вероятно, его приятель, который тоже присутствовали там.
И наспех попрощавшись с соседкой, Марица быстро взбежала по лестнице и открыла дверь квартиры.
Там она быстро разделась и, бросив сумки в коридоре, подошла к стоявшему в центре комнаты мольберту. Несколько минут смотрела на него, а потом, снова начиная впадать в какое-то странное состояние, сняла уже написанный холст и положила его на полку рядом с первым.
А затем достала еще один чистый лист и приладила его на поверхность для рисования.

4.

Как ни странно, но очередную ночь после написания третьей картины Марица провела намного спокойнее, нежели две предыдущие, хотя вымотал её процесс рисования ничуть не меньше. Как и в прошлые два раза, она возилась с картиной почти до трех часов ночи, практически не отрываясь от холста, и под конец буквально свалилась на кровать, совершенно обессиленная. И как обычно, вплоть до завершения работы, а вернее, до самого утра, девушка до конца не представляла себе, что же она изобразила на очередном полотне. Марица в очередной раз убедилась в том, что момент, когда она брала в руки кисть и клала первый мазок на холст, её сознание, словно частично отключалось, не позволяя оценивать всю картину в целом, и сосредотачиваясь только на деталях. Причем, детали эти тоже приходили словно извне, не имея отношения к мыслям самой девушки, но все они, в той или иной мере имели отношение к её жизни. Получалось так, что некто, или вернее, нечто, выуживало из памяти Марицы какую-то информацию, а потом, трансформировав её и дополнив какими-то действиями предсказательного характера, переносило с помощью частицы сознания девушки на полотно. Причем в это период, нечто, или некто полностью брал управление процессом на себя, и попытки прервать его, как попыталась было Марица, приводили лишь к серьезному головокружению, которое закончилось лишь тогда, когда она вернулась к рисованию.

Но, как бы то ни было, проснулась Марица все-таки сама, даже чуть раньше, чем прозвенел будильник. Сегодня её состояние не было таким разбитым, как в прошлый раз, хотя она по-прежнему ничего не помнила сюжете, сформированном на холсте вчерашним вечером, а затем ночью.
Как и вчера, девушка решила сделать все утренние дела, начиная от умывания и заканчивая завтраком и сбором на учебу, и лишь затем окинуть, так сказать, взглядом собственное творение.
Кстати, в связи с этим возникал еще один вопрос, а вернее – целых два. И первый из них заключался в том, что после написания картины тот некто, кто, возможно, управлял сознанием девушки, более никак не проявлял себя. Она могла вертеть картину как угодно и чуть ли не обниматься с мольбертом, но никаких ощущений, подобных тем, что были во время рисования вечером, уже не возникало. Второй вопрос заключался в том, что краски на картине как будто постоянно оставались слегка влажными, даже спустя двое суток после завершения. Марица убедилась в этом, когда осторожно потрогала поверхность самого первого холста, написанного ею, при этом сами краски нисколько не пачкались. Ни одни краски, с которыми ей приходилось иметь дело, такими свойствами не обладали.

Решив действовать в том же ключе, что и в прошлый раз, Марица вполне спокойно, по крайней мере внешне, привела себя в порядок, в очередной раз констатировав, что такие ночные рисования совсем не идут ей на пользу. Затем она быстро позавтракала, отметив про себя, отсутствие, как и в первый день, аппетита, хотя чувствовала себя более-менее сносно. И, наконец, надев часть наряда, в котором собиралась отправляться в Академию, девушка подошла к мольберту, все также возвышавшемуся в центре комнаты и посмотрела на изображение.
Нельзя сказать, что новая композиция на картине поразила девушку столь сильно, как и две прошлые, однако впечатление было немалым.
На сей раз на картине преобладали более темные тона, в основном вся цветовая гамма была скорее коричнево-оливковой, светлых оттенков было совсем немного.

Как и на прошлом изображении, на картине был нарисован О-ск, но теперь все действие разворачивалось в том районе, который был родным для Марицы. Она хорошо узнала те улочки с небольшими аккуратненькими домиками, по которым столько раз проходила в детстве и школьном возрасте. Воспоминания при виде этой картины, были столь яркими, что у девушки даже защемило где-то в груди, а на глаза навернулись слезы. Вид улочек, застроенных небольшими частными домиками, занимал значительную часть картины, но и на нем нашлись детали, которых точно никогда не было в О-ске. Во-первых, на одной из улиц, вместо одного из домов снова появилось стилизованное изображение того иероглифа, который был эмблемой проходящего в выставочном зале мероприятия. Причем располагался этот иероглиф на пересечении двух улиц – одной, на которой находился дом Марицы и Аурелии, и второй, на которой когда-то стоял дом, где дядя Михай и тетя Лилия жили еще до того, как удочерили двух сестер.
При этом на улицах присутствовали предметы, однозначно относившиеся уже к нынешней жизни девушки. На той улицы, где раньше располагался старый дом дяди Михая и тети Лилии, был четко прорисован черный внедорожник, причем он был помечен неким символом. Вероятнее всего, таким образом Марица конкретизировала, кому именно принадлежит этот внедорожник. На той же улице, где располагался разрушенный дом детства Марицы, был нарисован абрис лица какого-то человека, причем человек этот оказался помеченным странным символом, чем-то напоминающим иероглиф. Однако символ был все же другим, и в какой-то момент у девушки даже возникло ощущение, что она уже видела его когда-то. Но, к сожалению, ей так не удалось вспомнить, где и когда это было.

Как ни странно, но абрис лица неизвестного человека, однозначно мужчины, был прорисован и в другом углу картины, только теперь в меньшем размере. И здесь он соседствовал с вывеской над входом картинной галереи О-ска, хотя, конечно, по своему расположению в реальности галерея никогда не находилась в том месте, где оказалась на картине. Еще в одном углу картины был нарисован какой-то странный предмет черного цвета, неопределенной формы, и поначалу Марица подумала, что это опять тот самый внедорожник, но присмотревшись, поняла, что видит стилизованное обозначение обгорелых развалин некоего дома. Это можно было понимать двояко – и как воспоминание о разгроме собственного дома и как намек на тот пожар, что уничтожил дом Вероники.
В нижней части картины присутствовали некоторые детали из её нынешней жизни – скажем, скамейки с ажурными спинками, стоявшие на бульваре. Правда, на картине они почему-то расположились на той улице, что вела к Художественной Академии, хотя скамейки там имели совсем иную форму. А по обеим сторонам от этих скамеек были видны нарисованные довольно условно, но все же хорошо узнаваемые лица её однокурсников. С одной стороны это были лица Нины, Михаила и Вероники, а с другой – Эдуарда и Валерия.
И последним штрихом картины был троллейбус, идущий почему-то через мост в О-ске, причем шедший как-то странно, словно не катился по мостовой, а парил над ней.

Утешив себя тем, что никаких жутких вещей навроде лиц с пустыми глазницами на первой картине или черной тучи и постаревшей Вероники на второй, на этом изображении нет, Марица привычно взялась за мольберт, чтобы перенести его, как обычно в угол. И в первый раз за все время работы с ним, взявшись за боковые поверхности, вдруг ощутила довольно сильный укол в обе руки. Создавалось ощущение, что её ударило довольно приличным разрядом электричества. От неожиданности девушка даже отпустила мольберт, который ударился ножками о пол, пошатнулся, но не упал, оставшись стоять. Некоторое время девушка с удивлением смотрела на приспособление, а чуть погодя, снова попробовала осторожно взяться за него, теперь только кончиками пальцев. И снова довольно сильный электрический разряд заставил её тут же отпустить мольберт. Девушка даже слегка вскрикнула от довольно сильного щелчка по рукам.
Отойдя на пару шагов, она осмотрела мольберт со всех сторон, но не заметила никаких изменений в нем. И только тут вспомнила о времени, о том, что нужно бежать в Академию, тем более что день сегодня предстоял длинный – после занятий нужно было заскочить на работу и узнать насчет заказа. Бросив еще один взгляд на необычный предмет, в очередной раз немало удививший её, Марица схватила сумку и, быстро накинув куртку, выскочила за дверь.

Сегодняшнее утро разительно отличалось от ушедшего дня. Если, выйдя из дома вчера девушка с удовольствием подставляла лицо последним теплым лучам неяркого уже осеннего солнышка, то сегодня ей пришлось почти сразу накинуть капюшон, защищаясь от довольно резких порывов прохладного ветра. К тому же воздух был изрядно насыщен влагой и на все вещи, которых приходилось касаться рукой, казались мокрыми.
Такая погода совершенно не располагала к неспешным прогулкам, поэтому необходимость двигаться как можно быстрее, оказалась даже кстати. Улица, застроенная невысокими домиками, выкрашенными в разные цвета, сегодня казалось какой-то тусклой и неуютной, да и людей на ней практически не встречалось.
Возле того переулка, где вчерашним вечером был припаркован приснопамятный внедорожник, Марица заметно прибавила шаг, хотя похожей машины нигде не было видно, и успокоилась только тогда, когда вышла к пешеходной зоне бульвара. Непогода и здесь разогнала всех любителей утренних прогулок – на бульваре было почти пусто, лишь несколько собачников выгуливали своих питомцев, да вдалеке был виден одинокий любитель бега трусцой. Рабочих, занимавшихся ремонтом, тоже не наблюдалось – возможно, они закончили свою работу, а может непогода как-то повлияла и на них.
Приближаясь к тому месту, где на неё чуть не упал фонарь, сбитый трактором, Марица замедлила шаг, внимательно глядя на восстановленный столб. Кстати, народ в этом месте бульвара вообще отсутствовал, видимо из-за отсутствия поблизости жилых строений.

Где-то в стороне послышались чьи-то голоса, и Марица выглянула из-под капюшона, чтобы рассмотреть, кто это может быть. А когда увидела, то её словно окатила волна леденящего страха – чуть в стороне, там, где вчера работал экскаватор, два человека разговаривали на повышенных тонах. Оба они, вероятно, вышли из калитки в ограде неизвестного заведения, которое вчера Марица почему-то приняла за детский сад. Двое мужчин, один из которых был одет в хороший, дорогой костюм, а второй – в кожаную куртку поверх толстовки, о чем-то яростно спорили, не обращая внимания на сильные порывы ветра и намечающийся дождь. Самым неприятным было то, что на кожаной куртке второго мужчины был нарисован тот же знак – череп с цепями и наручниками, что и на внедорожнике, встреча с хозяином которого совсем не входила в планы девушки. С замиранием сердца Марица присмотрелась получше и в то же мгновенье её словно обожгло – в кожаной куртке и был тот самый тип. И сейчас он о чем-то яростно ругался с человеком в костюме.

Марица медленно, словно во сне, отвернула голову от двоих спорящих и на негнущихся ногах, стараясь двигаться как можно спокойнее и увереннее, пошла прочь. Она отошла метров на десять, когда ругань позади неё стала намного громче – знакомый хрипловатый голос перешел на крик, после чего девушка услышала позади себя торопливые шаги, приближающиеся к ней. От неожиданности Марица чуть не бросилась бежать, но вовремя спохватилась, понимая, что так только привлечет к себе внимание и постаралась идти так, как шла раньше. Через несколько мгновений мимо неё неровной походкой быстро прошел, почти пробежал тот самый тип в кожаной куртке с нарисованным черепом на спине. Уголовный субъект ругался на ходу самыми отборными нецензурными словами, видимо в споре с неизвестным в костюме он оказался проигравшим.
На девушку, бредущую по бульвару, в накинутом на голову капюшоне он не обратил никакого внимания – ему просто было не до того, чтобы смотреть по сторонам. Вскоре он исчез в каком-то проулке впереди, а Марица почти до самого конца бульвара шла на почти негнущихся ногах, боясь поднять голову, чтобы открыть лицо под капюшоном. Совет, данный Кларой Николаевной и неизвестным мужчиной по поводу изменения маршрута, оказался бесполезным – громила бандитского вида, вероятно, имел в этом районе какой-то серьезный интерес, поэтому часто болтался здесь.

Лишь выйдя на проспект, несмотря на непогоду заполненный людьми, девушка немного расслабилась, и откинула, наконец, капюшон, чтобы было удобнее смотреть по сторонам. Оказавшись в автобусе, который, к счастью, подошел почти сразу же, она села возле окна и долгое время смотрела назад, в сторону бульвара.
А когда автобус, проехав три остановки, свернул с проспекта на другую улицу, ведущую в сторону Академии, Марица увидела необычное зрелище, вызвавшее в памяти некоторые образы со своей последней картины.
На этой улице располагался областной цирк, который, впрочем, почти никогда не работал. Причиной тому была необходимость капитальной реконструкции здания, а денег на неё все никак не находили, поэтому артисты местной труппы почти все время проводили на гастролях. Помещение же самого цирка изредка использовалось для каких-либо мероприятий городских властей, хотя в этом случае чиновники рисковали тем, что на головы посетителям могли свалиться куски штукатурки. Вот и сейчас в здании цирка, судя по всему, собирались проводить какое-то увеселительное мероприятие.
А возле входа в здании размещался огромный транспарант, а вернее, даже что-то вроде инсталляции. В конструкцию входило нечто вроде стилизованного ажурного моста, чем-то живо напомнившего один из мостов О-ска, по которому, вероятно, должен был двигаться макет троллейбуса. Однако в настоящий момент конструкция была незакончена, и троллейбус как бы висел в воздухе, словно паря над импровизированным мостом. Получалось, что именно эту инсталляцию и изобразила Марица на своей картине, но какое отношение это имеет к её жизни, было совершенно непонятно.

Автобус проехал дальше, а сама Марица, несколько подивившись появлению столь странного объекта на своей картине, уже больше не смотрела в окно.
А в тот момент, когда автобус уже скрылся за поворотом, приближаясь к Художественной Академии, из главного входа здания цирка вышло два молодых человека, которые оживленно о чем-то разговаривали.
И если бы сторонний наблюдатель увидел сейчас этих молодых людей, то был бы поражен сходством одного из них с абрисом лица, изображенного Марицей на своей картине. Молодые люди поговорили о чем-то, а затем сели в один из припаркованных тут же автомобилей, после чего тронулись в том же направлении, куда автобус увез нашу героиню.

До своего альма-матер Марица добралась без приключений, отметив по дороге, что подготовка к выставке, в которой предполагалось участие гостей из Поднебесной империи, идет полным ходом. Теперь транспаранты и рекламные щиты на трех языках – русском, английском и китайском висели чуть ли не на каждом окрестном столбе. Хотя центральное место во всех этих рекламных плакатах по-прежнему занимал огромный иероглиф, вывешенный над центральным входом выставочного центра. Только теперь он висел в обрамлении примерно двух десятков осветителей разных цветов, которые, вероятно, должны были создавать особый колорит транспаранту в вечернее и ночное время.

Недалеко от входа в Академию, Марица еще издалека заметила Нину и Михаила, стоявших вместе с другими однокурсниками и что-то обсуждавшими. Но тема для беседы, судя по всему, не была связана с учебой, и явно была не слишком веселой. Это было хорошо заметно по серьезности лиц молодых людей и практически полному отсутствию активной жестикуляции. Заметив Марицу, Нина помахала ей рукой, и девушка направилась к своим.
В компании, как она заметила, была Зоя и еще две девушки из их группы, присутствовал так же Валерий, хотя почему-то без своего обычного спутника Эдуарда, а также еще один молодой человек, по имени Станислав. При приближении Марицы, Нина с Михаилом отделились от общей компании и пошли ей навстречу.

- Здравствуй, подруга, - каким-то необычно серьезным тоном приветствовала Марицу Нина, чье выражение лица было сегодня каким-то грустно-озабоченным, да и открытое обычно лицо Михаила, казалось сумрачным и серьезным.

- Здравствуй Нина, привет Миша, - поздоровалась Марица, вопросительно посмотрев на приятелей, - как я понимаю, произошло что-то не слишком хорошее?!

- Да уж куда хуже, – пробурчал Михаил, как-то странно махнув рукой.

- Представляешь, оказывается у Вероники, кроме матери и младшего брата, вся остальная семья погибла на пожаре, - прерывающимся голосом проговорила Нина, - дом сгорел почти дотла, одни головешки остались. Да и мать с братом спаслись еле-еле, и сейчас в больнице в тяжелом состоянии.

- У вас там, в О-ске, больница-то есть современного уровня? – снова пробурчал Михаил, бросив на Марицу взгляд исподлобья.

- Больница у нас неплохая, - как-то растерянно ответила Марица, перед глазами которой стояло изображение развалин дома, напоминавших кости какого-то черного скелета, - только врачей не хватает, хотя с ожогами, наверное, в областной центр увезут.

- Говорят у них не ожоги, а сильное отравление угарным газом, - сообщила Нина, качая головой, - пожар, как ни странно, начался с комнаты, где жила Вероника, только она ведь пустая стояла, и как там только что-то воспламениться могло?

- Ну, как, как, - пожал плечами Михаил, отвечая на вопрос подруги, хотя спрашивала Нина все-таки у Марицы, - короткое замыкание в проводке случилось и все дела.

- Так кто же в той комнате что-то включал-то? – с укоризной посмотрела на кавалера Нина.

- Да может, просто где-то забыли свет выключить, - продолжал рассуждать вслух Михаил, не обращая внимания на интонации в голосе подруги.

- Подождите, - остановила спор приятелей Марица, - а как же тогда сама Вероника, где она сейчас?

- Уехала в О-ск, вместе со здешними родственниками, - ответила подошедшая Зоя, - надо же как-то решать вопросы с домом, да и за матерью с братом ухаживать.

- Мы тут решили скинуться немного, кто сколько может, - добавил подошедший следом Станислав, - все-таки какая-никакая, но помощь будет, ты будешь участвовать?

- Конечно, какой разговор? – машинально проговорила Марица, в душе которой царило какое-то опустошение, а из головы все не выходили те странные образы, которые она написала на своих картинах.
Её мучила страшная мысль, что может быть, эти картины были не просто предчувствиями, но и пробуждали какие-то силы к тому, чтобы воздействовать на жизни людей. И если это было так, то получалось, что она сама была причастна ко всем этим ужасным вещам, пусть и невольно, но все же причастна.

- Разве можно оказаться равнодушным к такой трагедии? – каким-то сухим, одеревеневшим голосом, произнесла она, посмотрев на Станислава.

- Еще как можно, - поморщившись и потерев переносицу, ответил Станислав, - господин Елецкий категорически отказался сдавать деньги, а с него взяли пример еще две девицы с нашего курса.

Елецкий была фамилией Эдуарда, и он, кстати говоря, уже не первый раз отказывался от участия в тех мероприятиях однокурсников, где предполагались общие финансовые траты.

- Как-то совсем не удивительно, - саркастически заметил Михаил.

- Ладно, занятия-то никто не отменял, а мы и так уже опаздываем, - махнул рукой Станислав, - после пар соберемся и соберем деньги, а потом через Зою передадим оставшимся родственникам.

И с этими словами студенты двинулись ко входу учебного заведения. Марица шла в хвосте группы, продолжая размышлять о том, не были ли эти странные картины не просто отражением тех событий, которые только должны были произойти, или рисунки все-таки как-то провоцировали их.

5.

Сразу после занятий Станислав и Зоя, взявшие на себя организацию помощи Веронике, провели что-то вроде небольшого собрания, где было решено, какие суммы будут собраны с каждого, а также, каким образом эти деньги можно было передать пострадавшим. В обсуждении не участвовали, как можно было догадаться, Эдуард, и теперь уже три девушки однокурсницы, а еще, как ни странно, Валерий, до начала занятий бывший совсем не против сбора средств. Видимо за время лекций Эдуард успел основательно прочистить мозги своему приятелю и теперь тот пошел на попятную.
Однако остальные студенты решили не обращать внимания на «раскольников» или «отщепенцев», как назвал их Михаил, и приступили к сбору средств. Пока набрали не слишком много денег, но поскольку в такого рода помощи не отказали бы и ребята с других факультетов, то предполагалось, что удастся собрать вполне приличную сумму.

После окончания собрания полученные средства были переданы Станиславу и Зое, которых назначали ответственными за это дело, после чего студенты потянулись по домам. Отправились в сторону автобусных остановок и Марица с Ниной и Михаилом. К своему удивлению они заметили у входа в Академию, а вернее, чуть дальше – возле областного историко-краеведческого музея, околачивающихся тут же Эдуарда и Валерия. Что заставило двух приятелей остаться возле Академии и дожидаться окончания собрания студентов, было непонятно, ведь сами они не собирались как-то участвовать в помощи.
Наши приятели решили не обращать на «отщепенцев», используя выражение Михаила, никакого внимания. И Михаил же, видимо вспомнив о странных аномальных происшествиях, происходящих с подругой, спросил, наконец, у Марицы, как у неё дела с мольбертом и написанием картин. Нина, дой сего момента целиком поглощенная мыслями о страшной беде, случившейся в семье Вероники, тоже заинтересованно посмотрела на подругу.
Марица немного поколебалась, а затем рассказала о том, что произошло вчера вечером, начиная от встречи с Кларой Николаевной и заканчивая очередным наваждением с написанием картины под влиянием неведомой силы. Затем рассказала о том, что увидела на очередной картине утром и, напоследок упомянула вскользь о том, что стала свидетелем очередного скандала с участием уже знакомого громилы. Того самого, кто грозился разобраться с ней, но сегодня утром, к счастью, не узнал.
Так, за разговорами приятели неспешным шагом двигались в направлении музея и, находящегося напротив него Выставочного центра.

- Однако странности с картинами не прекращаются, - констатировал Михаил, внимательно выслушав рассказа Марицы, - и это может говорить о том, что мольберт, а точнее некое необычное устройство, вот бы понять, что это такое, выполняет некую определенную программу.

- Ну, ты и сказал, - с недовольным видом ответила Нина, видимо еще не полностью переключившись от того, что случилось с семьей Вероники на рассказ Марицы, - какая же тут может быть программа?

- Хм, это сложно сказать, - пожал плечами Михаил, - но очевидно же, что все сюжеты на картинах крутятся как вокруг нынешней жизни Марицы, так и периодически дают какие-то отсылки к её недавнему пошлому.

- Знаете, а я, наверное, согласилась бы с Мишей, - сказала после некоторого раздумья Марица, - конечно, насчет прошлой жизни трудно что-то сказать, мне кажется, подобных знаков все же маловато, но то, что мольберт постоянно дает какие-то предсказания насчет моей нынешней жизни, даже сомнений нет. Хотя меня начинает страшить другое.

Она замолчала, подумав на мгновенье, стоит ли рассказывать о своих предположениях приятелям. Уж очень странной и неприятной получалась в этом раскладе её собственная роль.

- Что другое? – внимательно посмотрела на подругу Нина.

- Мне начинает казаться, что это я провоцирую своими картинами некоторые вещи, которые происходит затем в реальной жизни, - потупив взгляд, тихо ответила Марица.

- Вот еще, тоже мне придумала?! – даже с каким-то негодованием воскликнула Нина. – Каким же образом ты можешь на что-то влиять, если сама постоянно попадаешь из-за этих картин в неприятные ситуации? Как будто ты враг самой себе?!

- Но, может быть, я делаю это неосознанно? – робко ответила Марица, бросив печальный взгляд на приятельницу, и глубоко вздохнула.

Нина покачала головой и выжидательно посмотрела на Михаила, ища поддержки у него.

- Ну, я не думаю, что своим написанием картин, тем более, в бессознательном состоянии, ты формируешь какое-то изменение в реальной жизни, - поспешил на помощь своей даме молодой человек, - я думаю, что это все-таки что-то вроде футур-прогноза, хотя и в такой странной форме.

- Бросаться непонятными словами было совсем не обязательно, - фыркнула Нина, недовольно передернув плечами, а потом снова повернулась к Марице, - еще раз говорю тебе – не придумывай того, чего нет. Хотя разобраться бы с этим делом стоило более серьезно, с подключением специалистов, а еще лучше было бы взять, да и выбросить этот мольберт куда подальше!

- Ох уж эти женщины, вечно стремятся что-то выбросить, навести только им понятный порядок, - послышался неподалеку знакомый голос Эдуарда.

Оглянувшись назад, трое студентов увидели подходящего к ним однокурсника, который, к слову сказать, было уже один, видимо Валерий куда-то отлучился.

- А может, иногда стоило бы не выбрасывать, а попробовать перевоспитать? – Небрежно-развязанным тоном произнес Эдик, с легкой усмешкой глядя на Марицу.

- Что перевоспитать? – вежливым тоном осведомился Михаил, с невинным видом посмотрев на однокурсника. – Приспособление для рисования?

Нина весело поглядела на своего молодого человека и прыснула от смеха. Несмотря на свое настроение, и так уже упавшее ниже плинтуса, улыбнулась и Марица, бросив благодарный взгляд на Михаила. Эдуард, казалось, и глазом не моргнул, словно не заметив иронии однокурсника.

- Я вот все размышляю о том, что, постоянно строя из себя неприступную крепость, девушки порой лишают себя массы приятных впечатлений, - продолжал с важным видом разглагольствовать Эдик.

- С какой это стати, лицезрение весьма нахальных типов начало приравниваться к приятным впечатлениям? – язвительно проговорила Нина, беря Михаила под руку.

Но Эдуард и эти слова пропустил мимо ушей, сосредоточив все свое внимание на молчавшей Марице:

- Конечно, юные девы всегда ждут от своих кавалеров каких-то ярких поступков, неожиданных сюрпризов. Но для того, чтобы кавалер мог проявить себя, его, по крайней мере, не нужно отталкивать.

Марица не стала отвечать и на эту сентенцию назойливого поклонника, продолжая медленным шагом двигаться в сторону входа Выставочного центра. Уже был хорошо виден транспарант с огромным иероглифом, висевшим над входом. Возле самого входа были в изобилии припаркованы автомобили всех марок и расцветок, похоже, что какие-то мероприятия здесь уже начались. Нина с Михаилом, чуть отстав от подруги, рассматривали рекламные вывески, а Эдуард, тоже двигаясь на удалении в несколько шагов, разговаривал как бы сам с собой, обращаясь, однако, именно к Марице.
И в этот момент откуда-то сбоку вдруг послышался хорошо знакомый девушке, и ввергнувший её в ступор, сипящее-хрипящий голос:

- Так, так, молодая строптивая … кобылка снова попадается нам на пути!

Марица стиснула до боли кулачки и зажмурила на мгновенье глаза. Ей ужасно захотелось оказаться сейчас в каком-нибудь другом месте. Затем она все же заставила себя открыть глаза и бросить взгляд по сторонам. Нина с Михаилом уже заподозрили что-то неладное и быстрыми шагами приближались к ней. А вот Эдик… Эдик посмотрел на подходящего медленной, вразвалочку, походкой верзилу, на котором была все та же куртка с черепом, что была на нем утром, и… сделал вид, что он сам по себе. Марица умоляюще посмотрела на него, но на лице Эдуарда уже был скучающий отсутствующий вид, он отвернулся и неспешно пошел прочь.

- Эй, гражданин хороший, полегче на поворотах! – предупредительным тоном проговорил Михаил, стараясь говорить более низким и внушительным голосом.

Нина быстро посмотрела вокруг, надеясь найти кого-то, кто мог бы прийти к ним на помощь. Но, как назло, народу в сквере почти не было, а возле входа в Выставочный центр было полно подъезжающих и отъезжающих машин, шум стоял изрядный, поэтому крики о помощи вряд ли кто-то услышал бы. И верзила это прекрасно понимал, что явственно читалось в его взгляде. К слову сказать, очень быстро выяснилось, что он был здесь не один – буквально через несколько секунд к нему присоединился тот тип, который присутствовал при разборках возле магазина.

- Ты смотри, Муха, - обратился к напарнику верзила, - для нас сразу две цыпочки имеются, - он скабрезно осклабился, совершенно откровенно раздевая взглядом Марицу, - только чур, эта – моя.

- Да мне нас..ть, Череп, - флегматичным тоном ответил Муха, который и в прошлый раз не проявлял большой активности, - какая на… разница, кому… рвать.

- Это ты четко заметил! – Загоготал верзила, которому очень шла его кличка – Череп, подходя к Марице вплотную. – Берем … цыпочек и за город, а?!

- Ты бы руки убрал! – тихим, но очень твердым голосом проговорил Михаил, вид которого, однако, не был столь уверенным.

Нина схватила подругу за руку и, с ненавистью глядя на двух громил, сказала громко, и отчетливо выговаривая каждое слово:

- Никуда. Мы. С вами. Не поедем! Проваливайте!

Оба громилы подошли совсем вплотную, и выражения их лиц не предвещали ничего хорошего.
Главный вход Выставочного центра оказался у них за спиной, и своими фигурами они загораживали его для девушек. Михаил же, стоявший чуть сбоку, тоже не видел, что творится возле парковки центра, ощущая в этот момент одновременно и решимость, и страх.
А на парковке в этом время появились три молодых человека, в двух из которых можно было узнать тех людей, садившихся утром в автомобиль возле здания цирка. А третий из этих молодых людей был одет в некое подобие камуфляжной формы. Все трое о чем-то переговаривались друг с другом, и было похоже, что человек в камуфляже провожает двоих своих знакомых. Первые двое собрались уже садиться в машину, как вдруг мужчина в камуфляже вдруг обратил внимание на то, что происходит в сквере, после чего сразу же сказал об этом своим товарищам. Последние отвлеклись от посадки в автомобиль и тоже внимательно посмотрели на небольшую компанию, стоявшую в сквере в двух десятках метров от них. Затем один из двух молодых людей, присмотревшись внимательнее, что-то сказал своим спутникам, после чего все трое быстрым шагом двинулись в сторону наших студентов, оказавшихся в крайне неприятной ситуации.

Тем временем, верзила по прозвищу Череп положил руку на плечо Марице, и девушка резко отшатнулась в сторону.

- Ты это, давай, отвали! – резко выкрикнула Нина, и эти слова, услышанные молодыми людьми, идущими с парковки, словно подстегнули их, потому что они сразу прибавили шаг.

- Курица, замолкни! – каким-то сухим, но очень неприятным голосом проговорил Муха, протягивая руку в сторону Нины, но получил неожиданный отпор от Михаила, которого громилы, похоже, даже не брали в расчет.
Михаил резко отбил руку Мухи в сторону и нанес, было, удар в лицо уголовнику, но увы, на самом деле, лишь попытался это сделать, поскольку драться практически не умел. А вот Муха, похоже, умел прекрасно, потому что каким-то ленивым движением уклонился и столь же неторопливо и хлестко влепил студенту такую пощечину, от которой тот покачнулся и чуть не упал.

- Мозгляк, б…ь, - процедил сквозь зубы Череп, оглядываясь на Михаила, и снова собираясь схватить Марицу за куртку, но не успел.

Какая-то неведомая сила вдруг развернула его на сто восемьдесят градусов, а потом уронила на землю. Муха тоже вдруг отлетел на пару метров в сторону, хотя на ногах все же удержался.

- Что за б…ство? – Череп, казалось, был так удивлен, что даже не сразу понял, что же случилось.

А Муха оказался более сообразительным, резко развернувшись в сторону.
И сам собрался было нанести удар тому человеку, который оттолкнул его, но на сей раз столкнулся с тем, кто имел отличные представления о рукопашном бое. И в следующий момент рука громилы внезапно оказалась вывернута под таким углом, что в ней что-то весьма ощутимо хрустнуло, а сам он получил такой удар в солнечное сплетение, что рухнул на колени, согнувшись почти пополам.
Череп пытавшийся подняться с земли, получил еще один чувствительный удар в ухо и снова завалился на плитку, которой был выложен сквер.

- Да я … тебя…  - посыпался с земли поток ругательств, хотя подниматься на ноги громила теперь не спешил, предпочитая делать вид, что окончательно повержен.

Нина с Михаилом с удивлением и некоторым недоумением смотрели на трех молодых людей, по возрасту лет тридцати с небольшим, весьма неожиданно пришедшим к ним на помощь. Марица словно во сне смотрела на того человека, который отшвырнул Черепа в сторону, а затем заставил его прижаться к земле, и никак не могла вспомнить – где она его уже видела.
У молодого человека было тонкое, немного смугловатое лицо, в котором было что-то восточное. В этом плане он чем-то немного смахивал на Эдика, только в отличие от последнего, которому во внешности не хватало мужественности, лицо этого молодого мужчины носило на себе печать внутренней силы и уверенности в себе.
Кое-как придя в себя после неслабого стресса, Марица проводила взглядом ковыляющих Черепа и Муху, которые, отойдя на приличное расстояние, начали грозить местью и ругаться последними словами. Но как только двое из трех молодых людей, пришедших студентам на помощь, двинулись в их сторону, бравада громил мгновенно испарилась, и они предпочли ретироваться.
А к Марице, наконец, вернулась способность слышать и осознавать действительность.

- Вы не помните меня? – словно в полусне, как будто откуда-то издалека слышались слова молодого человека, стоявшего перед девушкой. – Я – Ринат, друг Кости, мужа Вашей сестры! Я был на их свадьбе, а еще раньше, мы встречались с Вами в О-ске, когда помогали Вам после разрушения дома.

- Ринат, друг Кости, - немного растерянно проговорила Марица, но тут видимо сильный стресс потребовал дать выход накопившимся эмоциям, и девушка с громкими рыданиями бросилась на грудь слегка оторопевшему мужчине, - как же хорошо, что Вы здесь!

А Нина с Михаилом, а вместе с ними и двое товарищей Рината, с немалым удивлением смотрели, как девушка плачет, уткнувшись в грудь молодого мужчины, чуть растерянно поглаживающего её по голове.