«Что ты здесь делаешь?»
Она пожала плечами. Безмолвный человек стоял перед ней, своими мыслями пробираясь в ее разум.
Он хотел узнать что-то.
Она стиснула зубы и взглянула прямо ему в глаза. Он порывисто отвернулся и зашагал прочь.
Теперь она стояла одна посреди пустоши, где легкий ветер обвевал ей ноги и холодной змеей скользил меж деревьев. По краям торчали огромные обгоревшие обломки бывших великолепных зданий. От них исходило зловоние копоти. Словно некий титан, забавы ради, поднес к ним большую спичку — и они мигом вспыхнули, не успев даже заняться как следует.
Люди. Там были люди.
Она с усилием вытолкнула из легких воздух. Дышать было тяжело.
Много людей.
Что ж, сегодня она постарается об этом не думать. Но не так уж легко забыть о том, что ты осталась одна в исполинском городе.
- Эй! Есть здесь кто-нибудь? - воскликнула она, стараясь перекричать свой страх.
«Ни-будь… не...будь...не будь!» - устрашающе пророкотали развалины.
Она ступала босыми ногами по голой земле. Земля была мягкая — пепел от сгоревшей травы приятно щекотал ступни. От чудом уцелевших на краю города деревьев ложились длинные кривые тени. Когда она наступала на них, они убегали. Передвигались на несколько шагов назад или вперед и ложились снова.
Тени чураются выживших.
Путь ей преградил большой валун. На вершине его сидел крупный нахохлившийся воробей. Он с подозрением взглянул на нее.
- Куда идешь? - хрипло прочирикал он человечьим голосом.
Она остановилась. Сказала:
- Не знаю. Мне налево или направо?
- Скорее всего, прямо, - отвечал он. - Только ты туда не попадешь.
Он чуть подвинулся, и она увидела, что в одной лапке он сжимает нож. Настоящий, хорошо заточенный кухонный нож. И на нем блестит кроваво-красный след.
- Ты убьешь меня? - совершенно спокойно спросила она, выпрямившись и скрестив руки на груди.
- Придется, - произнес он задумчиво. - Знаешь, я взял этот нож у человека, который запер меня в клетке. Он держал меня там, боясь, что я вылечу и отомщу ему. Но однажды он оставил клетку открытой…
- Но ведь я не запирала тебя в клетку! - возразила она.
- А что мешает тебе это сделать? - он склонил немного голову набок. - Положим, не запрешь. Но ведь ты можешь проголодаться, а поесть тебе негде. Ты убьешь меня камнем или придушишь. И полакомишься мои мясом.
- Я могу есть землю, - гордо сказала она.
- А-а-а… - он дико захохотал (вы когда-нибудь слышали, как воробьи смеются?) и направил на нее нож. - Кто бы мог подумать! Ну, так жри землю! Жри, говорят тебе! Жри! Тоже мне, высокоразвитая тварь!
Она послушно наклонилась, зацепила ногтями комочек земли и засунула в рот. Пахнуло мягким и влажным, и склизкая полоска зацепила зубы — похоже, ей попался дождевой червь. Ничего. Она слышала по новостям, что насекомые — источник белка, их даже в шоколад иногда добавляют. Это невкусно, но можно потерпеть.
Она постепенно втягивается и зацепляет еще один. И ест, и жадно пережевывает, и глядит жадными, голодными глазами на вооруженную птицу. Воробей от растерянности роняет нож. Она кидается на него, прижимает телом к земле, сворачивает шею и обдирает перья. А затем, как хищник, пожирает еще теплую, трепещущую тушку птицы…
Уши внезапно заполонила изысканная токката Баха*, и Мэй проснулась. Все еще не очнувшаяся от муторных снов, которые частенько виделись ей по ночам, она посмотрела на часы. Семь пятьдесят. О боже. Спасибо, что не восемь, одернула себя она.
Первое, что она сделала — быстренько подбежала к громогласному будильнику и вырубила его без промедления. Соседи пребывали далеко не в восторге от музыкальных вкусов Мэй. Вечно жаловались, будто она заставляет их слушать немыслимое старье. На работе классику тоже не одобряли, поэтому вечно приходилось гулять в наушниках.
После этого девушка помчалась в ванную.
- Две минуты сорок секунд, самый быстрый режим! - крикнула она. И тут же изо всех скрытых отверстий на потолке начала струями извергаться вода. Одновременно с приемом душа Мэй успевала чистить зубы и мыть голову. Через две минуты и сорок секунд датчики автоматически отключились, и вода утекла через специальную сетку на полу, точно ее никогда здесь и не было. Заработали автоматические сушилки, не допускающие переувлажнения воздуха.
Выскочив из ванной, девушка побежала обратно в комнату. За пятнадцать секунд натянула блузку (хорошо, что на молнии, с пуговицами мучиться не надо), еще быстрее надела брюки и завязала галстук — белоснежный в бледно-голубую полоску — знак фирмы. Потом придала своему лицу приветливо-услужливое выражение рядового работника пиццерии, у которого должна быть отмерена точная доза терпения на каждого клиента. Эта растянутая неестественная улыбка очень шла ее рафинированному азиатскому личику, в отличие от коллег-европеек. А значит, заказчики будут больше ей доверять.
Она не красилась — да и зачем? Это ведь лишняя трата времени. К тому же сейчас пошла мода на экологически чистый образ жизни. В мире, где даже автомобилисты отказались от бензина и ездят на электричестве, девушкам краситься не пристало.
За последние три года редкие посетители вторгались в ее привычный распорядок дня. И Мэй уж точно не ожидала, что, открыв дверь, получит прямо в руки визитную карточку того самого заведения, где она работает. Вручил ее некий мужчина с головой, обвязанной полотенцем. Он не сказал застывшей в дверях девушке ни слова, а просто развернулся и пошел дальше по коридору.
Мэй, впрочем, нисколько не удивилась — с ней всякое могло случиться. Она перевернула карточку. На гладкой поверхности было четко отпечатано:
Пиццерия Olivia
нЕвЕроЯтно вкУСная пицца ЖДет вас!!!
Заманчивое предложение — скидка 50% на пиццу «АссолЬ» с томатом и зеленью
только сегодня!
позвоните нам.
Далее шел телефон. Но Мэй уже поняла, что не в нем вся соль. Шевеля губами, как несмышленыш, она пыталась сложить отдельные буквы в слова.
Я уже здесь.
Сквозь восковую улыбку вежливости продиралась настоящая — непокорная, влажная, щекочущая губы, сладковатым привкусом разливающаяся внутри. Мэй спрятала визитку в карман брюк и поспешила к лифту. Там ей пришлось подождать, поскольку лифт был трёхкамерный и мог вмещать несколько групп людей с каждой стороны. Но вот наконец он тронулся и понёсся вниз, постепенно набирая скорость.
Соседи Мэй — те самые, что не любили классическую музыку — проснулись не в пример ей раньше.
Ульрика Фергюсон, среднего роста женщина с высветленными волосами, запахнувшись в домашний халат и надев пушистые тапочки, прошла в смежную со спальней комнату, где глава семейства уже с полчаса методично выстукивал по клавиатуре и неистово щелкал мышью. Любящая супруга вначале смерила его презрительным взглядом, а потом не менее презрительно проскрипела:
- Доброе утро, Йон.
Супруг ограничился недовольным мычанием: что-то вроде «мол, доброе-то оно доброе, но только не дело это — от работы отвлекать». Ульрика обреченно закатила глаза и пошла будить маленькую Ингрид.
Дочь ей удалось поднять лишь к семи тридцати. В семь тридцать пять она ее накормила и поела сама, потом накрасилась, оделась, причесалась и вышла из дома. Ровно в семь сорок восемь она села в свой электромобиль и укатила на работу. В восемь Ульрика была на рабочем месте, как всегда без опозданий.
Йон Фергюсон продолжал сидеть за компьютером.
Фергюсону недавно исполнилось тридцать. В нашем мире никто не стал бы удивляться взрослому состоятельному мужчине, проводящему у компьютера чуть меньше, чем всю жизнь. За эти долгие годы Йон успел приобрести прогрессирующую близорукость, неоспоримо полезное умение слепого набора букв на клавиатуре, сварливую жену и двух детей — девочку Ингрид четырех лет и ультрасовременный персональный компьютер Саншайн Сенсейшн 35-ой модели. Следует сказать, что компьютер Фергюсон любил больше. Он отличался послушанием, никогда не просил есть, не ныл по любому поводу, а еще это был его товарищ по работе, с помощью которого он заколачивал немало денег. За практическую полезность умная машина удостоилась даже приема в семью — Йон усыновил компьютер, и тот получил соответствующий документ, в котором напротив названия модели значилась фамилия хозяина.
Йону было тридцать. Однако он почти совсем не помнил своего прошлого. Оно ему представлялось полуфантастической программой, от которой он навечно потерял ключ. Его голова до такой степени забита всякой информацией, что он порой забывает собственное имя. Какие уж тут воспоминания…
- Папа!
Опять эта мелочь притопала. Честно, Йон даже не сообразит, откуда она появилась в доме. Вроде было все тихо-мирно, и вот вам здрасте среди ночи. Нет, сама девчонка ничего, только болтает многовато.
А еще она бессовестно похожа на свою мать.
- Папа, поиглай со мной!
С какой стати, спрашивает себя Йон и, стиснув зубы, с остервенением утыкается в экран. Родили, понимаешь, ему ребенка, о котором он не просил, а он должен с ним играть. Возмутительно.
Из соседней комнаты раздался дикий кошачий вопль. Ну конечно, кто бы сомневался. Ульрика забыла покормить кота.
Вскоре в обиталище Йона неторопливой походкой вплыл и сам виновник непоправимого скандала — толстый рыжий кот Фамильефошорьяре, или Кормилец. Заметив Ингрид, он прищурился и попытался было дать задний ход, но девочка радостно кинулась к нему:
- Фами, Фами! А ты со мной поиглаешь? Пожа-а-алуйста! - несчастный кот вытаращился на Йона умоляющими глазами.
Но хозяин его мольбам не внял.
Он вбивал в поисковике «клетки для котов, которых мучают дети».
«Почему дети мучают животных».
«Если ребенок мучает домашнее животное, вырастет ли из него психически неуравновешенная личность».
«Успокоительные для детей и котов».
И прочее, и прочее.
Параллельно в другом окне Йон собирал информацию о неком субъекте по имени Альберт Шпалис. Кто он такой — Йон понятия не имел. Ему заказали — он и ищет. Значит, «небесным людям», что сидят там наверху, это жизненно необходимо. Понадобилась же им в прошлый раз полная анкета о Зиро, их соседе с семидесятого этажа (он пропал в мае, и до сих пор от него ни слуху ни духу, а в его квартиру вселилась веселая компания электроманов), так он ее им предоставил.
Странные они, эти «небесные»*. Вечно им нужно обо всем знать. Может, оттого, что высоковато живут, у них завелись подобные глюки. А может, они кого-нибудь боятся.
Кого они могут бояться — Йон никогда не задумывался.
Во всяком случае, не ему это знать.
Днем ранее на семьдесят первый этаж вселилась семья Дерикрава. Замужняя пара из Радиограда выглядела смущенной и малость напуганной — еще бы, попадание в высокотехнологичные джунгли многим давалось нелегко.
Женщина, как заметил консультант по жилищным вопросам Юлинский, была ухоженной и довольно красивой. Модная стрижка, качественная одежда, миленькая сумочка из искусственной кожи, любезность вкупе с на диво хорошо поставленной речью — одним словом, он бы с легкостью принял ее за коренную жительницу Мегаполиса, если бы доподлинно не знал о ее происхождении. А вот ее муж совсем другое дело. Точно из Азилума недавно вылез. Небритый, угрюмый, в странной одежде, смахивающей на мастерски сшитые лохмотья… Дикарь, да и только. И говорил он на удивление усталым голосом, хриплым таким, и кашлял надсадно, чем невыразимо раздражал Юлинского.
В общем, консультанту этот тип не понравился сразу, поэтому все свое внимание он устремил на обворожительную рыжеволосую радиоградку. Благо что ничего не отвлекало Юлинского от подобных поползновений. Рядом с супругами, правда, крутился какой-то чернявый мальчишка — не то ребенок, не то родственник, но Юлинский особо не обращал на него внимания.
- Итак, - воодушевленно завел он, - вы находитесь в жилом мегакомплексе «Адронитис». Согласно последним статистическим данным, наш мегакомплекс является одним из самых комфортных в городе. В каждой квартире имеется встроенная система Смарт Хаус*, которая позволяет вам тратить меньше усилий для обеспечения необходимых условий жизни. Наши роботы сварят вам кофе, пока вы читаете книгу или с удовольствием расслабляетесь в специальном массажном джакузи…
- Надеюсь, в ванной не установлены скрытые камеры? - скептически поднял бровь чернявый.
- Что, простите? - повернулся к нему Юлинский.
- Умолкни! - грубо осадил мальчишку дикарь.
Жена мягко улыбнулась, пытаясь разрядить обстановку, и такой маневр дался ей превосходно. Юлинский с удовлетворением отметил, что зубы у нее белоснежные, а прикус почти идеальный. Для консультанта это всегда значило немало, так как в недавнем прошлом ему приходилось работать стоматологом.
«У нее зубы Венеры». - зачарованно подумал Юлинский, имея в виду, конечно, не древнеримскую богиню, а новейшее изобретение инженеров Мегаполиса — совершенную во всех отношениях женщину-робота Venus_320KT. Теперь Юлинский полностью уверился в том, что сей технологический шедевр возник благодаря именно таким женщинам, как Моника. Да, он назвала ему свое имя. Да, она даже записала его номер телефона. И подобные знаки доверия лишь подкрепили его вдохновение и раздули его до поистине пугающих размеров. Юлинский вручил новым жильцам ключи от квартиры с электронным кодом. Его лекция по описанию внутреннего убранства длилась целых полчаса. Она бы растянулась на час, тем более что Юлинский в течение своих красноречивых излияний глаз не отводил от прекраснейшей Моники. Однако в тот самый критический момент (муж-дикарь, к слову, на явный флирт смотрел сквозь пальцы) вмешался давнишний проклятый мальчишка:
- Слушайте, гражданин, у нас времени-то не вагон, имейте в виду! Мы во всем разберемся сами, уверяю вас. Так что давайте наш подарок к новоселью и отчаливайте.
Юлинского от такой бесцеремонности аж перекосило. Он покраснел и кинулся за спасительным взглядом красотки. Но та вмиг обернулась предательницей: ее холодный неприступный вид абсолютно не располагал к приятному завершению разговора. Эта неожиданная перемена изрядно огорчила его, и он струхнул перед чудаковатой троицей.
- Что ж, - отозвался он хиленьким голосом, - тогда приятно вам устроиться. Я от лица компании поздравляю вас и вручаю особенный подарок за наш счет…
Дрожащими руками он вынул из пакета, который принес собой, небольшую черную коробку. Мальчишка тут же проворно выхватил коробку у него из рук и унесся в гостиную. Дикарь мрачно пробурчал:
- Спасибо за услуги. Мы...очень рады.
- Да, да, - вторила ему Моника. - До свидания.
Юлинский чуть-чуть помялся, затем через силу выдавил:
- Счастливого новоселья. Благодарю за то, что обратились к нам.
- Видерзен*! - цинично проорал ему вслед несносный мальчишка.
Юлинский ушел с гадливым чувством, словно у него украли какую-то ценную мелочь. Он немного постоял на лестнице, прислушиваясь к звукам в квартире. Уловив мелодичный голосок Моники, он сдержанно выругался сквозь зубы и почти бегом бросился вниз.
Едва только за Юлинским захлопнулась дверь, Моника эмоционально высказала свое мнение о нем:
- Отвратительный тип! Животное! Нет, ты видел, как он ел меня глазами? Это возмутительно!
- Угу… - откликнулся погруженный в себя Канаев. В данный момент он был весьма далек от земных радостей и чаяний, а уж тем более от причитаний Моники.
«Кто эта особа и что ей от меня надо?» - мучительно вертелась в его голове одна и та же мысль.
- Чтобы мужчина так смотрел на женщину в нашем цивилизованном обществе! Позор! Я в суд на него подам!
- За оскорбление взглядом? - иронично вопросил вернувшийся из гостиной Шпалис. - Не советую, знаете ли. Здесь повсюду счетчики.
- Какие счетчики? - заинтересовалась Моника.
Шпалис уставился на нее с презрительным недоверием.
- Вы что, не знаете, что за всеми жителями Мегаполиса установлена слежка? Каждый ваш шаг записывают. Каждое ваше слово уже хранится в специальном аудиофайле. Каждое ваш действие под контролем «небесных людей».
- Значит, они слышали, о чем я сейчас говорила? - ужаснулась Моника.
- Нет, к счастью. Я отключил системы слежения в этой квартире.
Моника облегченно вздохнула.
- Но среди нас есть предатель.
- Кто?! - хором воскликнули Егор и Моника.
- А чего вы на меня смотрите? - возмутился Шпалис, в руках у которого был распакованный «дар компании» - ультрабук двадцать первого поколения Автотроникс. - Вон, на него полюбуйтесь, - и он развернул к зрителям вышеупомянутый подарок.
Ультрабук представлял собой две тонкие, как лист картона, соединенные друг с другом половинки. На одной половинке (нижней) располагалась электронная клавиатура, на другой разместился сверхчувствительный экран, а как раз посередине, над самим экраном — три камеры, одна центральная и две боковые.
- Вот эти две, - Шпалис указал пальцем на боковые, - бесполезны, как перерезанный провод. Созданы исключительно для видимости. То есть — муляж. А вот это… - палец переместился на центральную, - это…
- Настоящая веб-камера! - выкрикнул Егор, подхватившись со своего места.
Шпалис рывком схлопнул обе половинки.
- Тсс… Откуда вы знаете? - больше испуганно, чем раздраженно прошептал он.
- Постойте, скажу. Она соединена с сервером координаторов там, наверху, и передает им конфиденциальную информацию о пользователях…
- ОТКУДА ВЫ ЗНАЕТЕ? - настырно переспросил Шпалис, старательно выделяя каждое слово.
Егор остановился. Потер ладонью переносицу и озадаченно уставился на оппонента. У того, казалось, скоро зрачки из радужек выскочат — настолько они расширились. Мускулы на его лице судорожно подрагивали. Словно он готов в любой момент кинуться на любого.
- Я? Смешной вопрос. Я ведь был одним из них.
Шпалиса точно ошпарило. Он отступил на два шага назад. И уже с такого безопасного расстояния осмелился придирчиво рассмотреть Егора.
- Так вы из «небесных»?!
- Да. Теперь уже бывший. Я не проработал на этом посту и года. А в чем дело?
Шпалис отчаянно боролся со свалившейся на него ошеломляющей новостью. После краткого выдоха послышалось тихое «Упс...» и последовало отступление еще на два шага.
- Альберт? - обеспокоенно окликнула его Моника.
Он поднял голову. На его лице играла (или, скорее, медленно извивалась) вымученная улыбка, с помощью которой он пытался придать себе нарочито беспечный вид.
- Оу? Я о’кей. В смысле, все в порядке! Земля не упала, и мы целы. Все хорошо!
Возникла довольно долгая пауза. Шпалис нутром почуял, что его заверения звучат откровенно фальшиво и неубедительно.
- Я тут подумал… Почему бы вам двоим не сходить куда-нибудь, развеяться, поесть? Привыкнуть, так сказать, к местным особенностям? М? Хотя бы ради меня?
- Ради тебя сходить в кафе? - Моника удивленно изогнула нарисованную бровь.
- Ну да, да! Я даже не буду отягощать вас своим присутствием. Не буду мельтешить перед глазами. Пожалуйста!
- Прямо золотой ребенок… - саркастически заметил Егор.
- А ты как же, Альберт? - снова встревожилась девушка. - Ты ведь с утра ничего не ел!
- Пф, проблема тоже мне! Закажу пиццу. Здесь минимум пятнадцать пиццерий, и все к моим услугам! От голода не помру. Ну, чего вы стоите, идите давайте скорей! Идите! - заторопил он их, подталкивая к выходу. - И зверушку заодно по дороге отдадите в ветеринарку, - он достал из-за пазухи и сунул Егору мокрый съежившийся комок перьев. - Пятый этаж. Не благодарите.
Под напором Шпалиса сдался бы кто угодно. Егор с Моникой не стали исключением. Правда, они целую вечность отнекивались и вяло сопротивлялись, что невероятно бесило их общего знакомого.
В конце концов дверь за ними закрылась.
Спустя долю секунды в нее прилетела одна из телевизионных колонок.
На электронных часах высветилось 12:00 — время обеда. Йон, равнодушно взглянув на зеленые цифры, не мешкая выкинул их из памяти. Он мог по целым дням не принимать пищи.
Другое дело Ингрид. Если ее не покормить, начнется вой напополам с визгами, а потом еще Ульрика вернется домой и начнет скандалить, все уши прожужжит этим своим ненавистным «тыжеотец». Поэтому Йон неохотно отвлекся, чтобы нажать крайнюю левую клавишу на панели управления.
Послышался своеобразный звук, возвещавший об активировании режима Электроняня. Котообразная тварь жалобно мяукнула и за две секунды перестроилась в домашнего робота. Она вытянулась в полный рост (ее конечности имели свойство удлиняться, достигая полутора метров в длину, поскольку состояли из нескольких гибких сегментов, подобно паучьим лапкам) и на мини-колесиках, которые выпустились из «лап», как когти у настоящих кошек, покатилась на кухню. Там она открыла холодильник, положила нужные блюда в микроволновую печь, залила воду в электрочайник. Помыла посуду. Полила растения на подоконнике. Подмела пол. До блеска отполировала все горизонтальные поверхности.
Тем временем запищала микроволновка. Робот вынул оттуда согретую еду и разложил на столе как полагается — столовые приборы на салфетках, сами тарелки на мягких подкладках.
Из электрочайника столбом повалил пар. Робот отключил его и приготовил чай. В чашку Йона сыпанул целых три ложки сахара. Достал печенья и мармелад.
На кухню притопала Ингрид. Она изумленно созерцала то священнодействие, что творилось перед ней — робот готовил человеческую еду. Девочка набралась смелости и негромко постучала по пластмассовой ноге.
Робот нагнулся к ней.
- Фами, - прошептала девочка, - можно, я отнесу папе чай?
- Нель-зя, - бесстрастно выговорил робот.
- Почему?
- У-па-дешь и ра-зо-льешь.
- Я не лазолью, Фами! Я аккулатно! Ну, пожалуйста!
- О-то-йди с до-ро-ги… - неумолимо проскрежетала машина.
Ингрид вздохнула и нехотя уступила ей дорогу. Робот покатился в комнату Йона, поставил ему на стол чашку, из которой он за день ни разу не отхлебнул, и вновь трансформировался в домашнего любимца. Пластмассовый скелет покрылся искусственной шкурой.
Пообедав, Ингрид пошла в игровую и от нечего делать включила телевизор.
На известном научно-политическом канале транслировали передачу «Тайное наследие».
«В современном мире человеку приходится поглощать огромное количество информации. Чем больше мы узнаем, тем больше у нас возникает целей, тем уязвимее мы становимся. Мы настолько увлечены тем, чтобы добиться денег, славы, свободы, профессиональных высот, что совсем не замечаем, как некая таинственная сила управляет всеми нашими помыслами и самой жизнью. Кто они — эти существа? Каково их происхождение? Большинство жителей нашей планеты называют их инспираторами...»
«Они обладают возможностями, непостижимыми для разума обычного человека. Некоторые специалисты полагают, что они ведут свое происхождение от рептилоидов».
- Егор! Боже мой, вот вы где. Я вас повсюду ищу. Что вы…
Не договорив, Моника замерла, словно пригвожденная к месту, перед бесконечно длинной лентой из телевизионных экранов. Эта лента растянулась по всему периметру пятого этажа, и не существовало угла, откуда бы на вас не глазело жабообразное лицо ведущего с нависшими жирными складками на лбу и мясистым носом. Создавалось впечатление, будто его взгляд не наталкивался на невидимую преграду между ним и его зрителями, а как бы проходил сквозь нее, проникая в вашу душу и выскребая оттуда самое сокровенное.
«Неопытный человек никогда не поймет, что перед ним инспиратор. Однако есть несколько надежных признаков, позволяющих без труда вычислить подобных людей».
Ладонь Моники легла на плечо Егора. Он хотел обернуться, но зачарованный голос девушки едва слышно шепнул ему на ухо, обжигая горячим дыханием:
- Слушайте, слушайте. Это очень важно. То, что вы узнаете, вы сможете передать вашим детям, и тогда мы все будем сильнее перед лицом общей опасности!
- Какой еще опасности? - не понял Егор.
- Тсс! Слушайте, говорю вам!
«Во-первых, обратимся непосредственно к названию одной из крупнейших группировок инспираторов. Думаю, наши телезрители не раз слышали о ней. Так вот, konukawata в переводе с языка маори означает «платиновый». Было бы непростительной ошибкой думать, что это лишь случайное совпадение. Инспираторам отнюдь не откажешь в практичности и изобретательности, поэтому каждое наименование, связанное с ними, имеет крайне глубокий смысл.
У нас в студии сегодня бакалавр Университета Высшей Конспирологии Дариуш Грэд. Скажите, Дариуш, правда ли, что все инспираторы с рождения носят в своем теле вживленный кусочек платины?»
Егор резко шарахнулся от экрана. К нему оборотились сотни лиц. Некоторые из них сочувственно улыбались ему, другие с испуганным выражением, как одуванчики на ветру, качались туда-сюда, туда-сюда… На третьих явно читалась вежливая злоба пополам с лютым презрением. И у всех у них присутствовала одинаково заторможенная, загипнотизированная, тупая маска — вытаращенные глаза и немного приоткрытый рот. Они походили на аквариумных рыб, которых человек за стеклом потревожил стуком. Малая часть людей на этаже, как заметил Егор, вообще не потрудилась оторваться от экранов и с тем же немым выражением внимала потокам ахинеи, что извергал из себя одиозный ведущий. Пока они жадно льнули к нему, чуть ли не целуя, умоляюще складывали руки, неистово мотали головам, соглашаясь с каждым сказанным словом, Егор вдруг увидел очевидное. Даже странно, как он раньше пропускал через себя эту грубо-цветистую ложь, разукрашенную псевдонаучными фактами так обильно, что она походила на шоколадный пломбир, густо обсыпанный орехами. Разумеется, никакого пломбира и в помине не было — от него осталась одна деревянная палочка, не очень-то приятная на вкус. Но им палочка заменяла все. Они обсасывали ее в надежде заполучить райское наслаждение, а обнаруживали лишь горечь. Однако это их не останавливало. Они грызли, щелкали зубами, откусывая от воображаемого пломбира громаднейшие куски, и все никак не могли насытиться. Нравится им эта палочка, а попробуй отбери — на-ка, вцепятся зубами, точно голодные азилумовские псы, на клочки истерзают.
«Существует расхожее мнение, что инспираторы тесно связаны с государственными структурами, наподобие американской мафии 50-х годов ХХ века. Столь опрометчивое утверждение не основывается на каких-либо фактах и, соответственно, является не более чем мистификацией. Мы настоятельно не рекомендуем нашим зрителям верить бездоказательным слухам, а также различным сомнительным публикациям со сторонних сайтов. Помните: велика вероятность их распространения самими инспираторами с целью скомпрометировать и опорочить честь нашего правительства. Будьте бдительны, уважаемые зрители, не поддавайтесь их гнусным уловкам. А чтобы защитить свои данные от взлома или иных посягательств со стороны киберпреступников, мы советуем вам установить новейшее программное обеспечение О.мега7.2. Оно уже доступно на официальном сайте. Ни в коем случае не используйте копии с подозрительных ресурсов. Напоминаем, что сетевое пиратство карается статьей номер 134 Уголовного кодекса Евразийского государства «О незаконном копировании лицензионных продуктов»…
- Моника, мы должны уйти отсюда, - полубессознательно зашептал Егор, дергая девушку за руку.
С ней происходили те же неотвратимые метаморфозы: лицо обмякло, глаза загорелись восхищением, нижняя челюсть опустилась вниз, приоткрыв тоненькую беловатую полоску зубов и розовеющее нёбо. Она казалась ему умной и рассудительной. Сейчас же его сомнения, отчетливые до отвращения, демонстрировали ему совсем другую картину. Экран творил с ней пугающие вещи. В тот момент она абсолютно ничем не отличалась от бедных недалеких жителей Азилума, когда они искренне, от чистого сердца глотали нескончаемую демагогию Шпалиса.
- Моника!
- Прекратите, - она высвободила свою руку из его цепкой хватки. - Вы мешаете мне слушать! Эту программу у нас смотрят даже маленькие дети.
- Дети? Ну да, дети очень заинтересованы в бредовых конспирологических теориях Мега-ТВ, - нервно усмехнулся он.
Внезапно в черной глубине разразился лязгающий хор, и со всех экранов разом пропало изображение. Теперь от них шарахнулась уже целая толпа. Люди изумленно, злобно и немного растерянно смотрели на пустые экраны. Они не понимали, что происходит.
Секунд через пять изображение вернулось. Но никто и не подумал успокоиться, потому что вместо лица известного конспиролога на экранах возникла фиолетово-желтая спираль. При взгляде на нее людям казалось, будто она сама собой начинает вращаться. Это пугало и завораживало.
Из динамиков раздался сильно измененный мужской голос:
- Салют! Я в курсе, что для вас очень важна вся эта дичь, но мне тут в голову залетела кое-какая заморочка. Может, кто из вас ее отгадает?
Люди сбились в кучу и взирали на экран уже почти что с первобытным ужасом. Никто не решался даже открыть рот, не то что заговорить.
- Хм. Ну, молчание — знак согласия, насколько я понимаю. Тогда вот вам загадка. Почему человек, бегущий по соломинке над пропастью, никогда не упадет? Обратный отсчет, Фридрих!
На экране высветилось: 01:00.
Еще через секунду: 00.59.
- Потому что соломинка бесконечна? - неуверенно предположил Егор.
- Принято! - гаркнули по ту сторону экрана. - Надо же, амигос, в вашем строю находятся здравомыслящие люди. Степень вашей безнадежности не сто процентов, как я думал, а девяносто девять и девять десятых. Все, Фридрих, закрываем эфир! На сегодня им хватит.
Спираль исчезла, и через короткое время на экраны вернулась любимая программа мегаполисовцев. Ко всеобщему негодованию, ведущий произнес всего лишь две фразы:
- Итак, несмотря на случившееся только что досадное недоразумение, мы надеемся, что сумели дать нашим зрителям максимально объективную и полезную информацию. До встречи, дорогие зрители, берегите своих близких!
На этом программа закончилась. Егор хотел было с облегчением вздохнуть, но вовремя почувствовал: за слишком открытое выражение собственных эмоций он рискует схлопотать от разъяренных жителей Мегаполиса по первое число.
- Форменный беспредел! - возмущался один из наиболее видных людей из толпы (судя по костюму — местный предприниматель, то бишь компаньеро, как их тут кличут). - Когда наши службы уже переловят этих инспираторов?
- И не говорите… - вздохнул поддержавший беседу деловой, но подающий надежду юнец, сразу после происшествия уткнувшийся в дорогущий смартфон. - Я считаю, необходимо предпринимать более эффективные меры по вычислению опасных хакеров и их обезвреживанию. Физические лица тоже должны активно участвовать в подобных мероприятиях, а юридическим следует перечислять средства в Фонд по борьбе с киберпреступностью.
- А без толку, гражданин, без толку! - заорал второй компаньеро, с малиновым галстуком на шее. - Я вон туда лично сколько денег вбухал — и что?! Взломы продолжаются! Уже и на телевидение лезут! Обнаглели капитально! Этого гада — как его там? Главаря их...
- Вертиго*, кажется, - робко подсказала ему рядом стоящая пенсионерка.
- Так вот, этого самого паршивца два года поймать не могут. Специалисты хреновы! Небось, из бывших учителей информатики таких набирают. Да поставьте меня на их место, я бы этого Вертиго за патлы бы приволок в одиночный изолятор!
Толпа зашумела. Возражения деловитого юнца потонули в громком ропоте сторонников второго компаньеро. Отдельные кружки спорили, будет ли усилена безопасность на федеральных каналах после казуса с Мега-ТВ. Поговорив и поспорив немного насчет мер, принимаемых правительством в нынешнем году, толпа постепенно рассосалась.
Местный ветеринар, работавший по совместительству директором крупнейшего в «Адронитисе» зоомагазина, осмотрел Птица самым тщательным образом и в конце вынес неутешительный вердикт:
- К сожалению, он получил слишком сильные повреждения. Переломана половина костей, очень большая кровопотеря. Задеты многие внутренние органы. Нет, он не проживет и часа, это я вам как врач говорю.
Еще живой Птиц полетел в мусорную корзину. Оттуда вскоре послышался придушенный писк.
- Вообще, знаете, я своим постоянным клиентам категорически не советую заводить живых животных. Время, деньги, нервы — вот чего они требуют, а в наше время далеко не каждый способен пожертвовать ими ради какой-то милой мордочки. Взгляните лучше вон на тех чудных созданий!
Ветеринар махнул рукой по направлению к полке, где стояли клетки с робомалиновками. Невооруженным глазом их, казалось, невозможно отличить от настоящих. Они точно так же прыгали и заливались мелодичными, правда несколько однообразными голосами.
- Очаровательные малютки. Уж куда лучше, чем этот комок перьев. Кстати, на перья у людей сейчас часто аллергия. А тут — практично, удобно, современно! Никакого мусора, никаких болезней и прочих проблем. Вдобавок вы получите приятный бонус — эта птичка запрограммирована на варку свежего кофе по утрам…
Последовательное описание ветеринаром преимуществ птицы-робота было прервано восторженным визгом Моники:
- Ой, какая прелесть! Сколько стоит?
Ветеринар не растерялся:
- В начале осени у нас действует небольшая скидка — пятнадцать процентов на всю продукцию. Так что стоимость выходит всего три тысячи за штуку. Возьмите, не пожалеете.
Егор встревожился. Мягким движением он отстранил Монику и быстро выговорил:
- Спасибо за рекомендации, конечно, но мы не собираемся ничего у вас покупать. Всего хорошего.
Моника вначале обомлела, но потом, когда ее настойчиво взяли за руку и попытались увести, энергично запротестовала:
- Нет! Мы не уйдем отсюда, Егор, пока ты не купишь мне хотя бы одну птичку. Слышишь? Хотя бы одну! Я, между прочим, имею право на нормальную обеспеченную жизнь. Я тоже хочу свежий кофе по утрам и купальник, как у Глории Чайльд из рекламы «Джентль Февер»*! И, так как кофе ты варить не умеешь, а купальник приобрести не в состоянии, то купи мне птичку. Я хочу просыпаться под звуки весеннего леса!
- Дорогая, - примиряющим тоном произнес Егор, изо всех сил стараясь сохранить терпение. - Пойми, я ценю твое право на комфорт, но оно резко расходится с моими убеждениями. Поэтому извини, милая, но здесь мы НИЧЕГО покупать не будем.
Егор подозревал в себе отсутствие дипломатических талантов. Однако, когда обиженная Моника осыпала его градом упреков и едва не попала каблуком ему по колену, Канаев совершенно ясно это понял. Он был готов капитулировать перед рассвирепевшей «супругой», приняв все ее условия — от первого до последнего…
Обстоятельства решили за него.
- Простите, - обратился к Егору мужчина с удивительно знакомым лицом, - вы не могли бы заводить свои перепалки где-нибудь в другом месте? А желательно у себя дома. Пойдем, Неолина.
Он взял под руку молоденькую девушку с татуировкой на плече и зигзагообразными локонами около висков, и вместо с ней гордо удалился.
Егор глядел им вслед, словно узрел самого Карманьяка во плоти.
- Ну чего встал столбом?! - фыркнула Моника. - Забыл человеческий язык?
- Это был мой начальник… - ошеломленно выдохнул Егор.
Моника ахнула.
- Так иди извинись перед ним! Ты же в его присутствии оскорбил женщину!
Она просчиталась. Думала, что Азилум не способен изменить человека.
По крайней мере, столь явно.
Раньше бы Егор побежал сломя голову, догнал начальника, раскланялся перед ним, извинился всеми существующими и несуществующими словами и купил бы его спутнице флакончик туалетной воды последней модной марки.
Сейчас Егор просто сказал:
- Думаю, он переживет.
Мэй Сонг по долгу службы приходилось иметь дело с разными клиентами. Одни отменяли заказ еще до того, как он бывал доставлен, другие старались всучить ей сказочные чаевые. Но такого, чтобы клиент на протяжении почти получаса держал ее на пороге своей квартиры, до сегодняшнего дня не было.
Заказчик оказался на редкость подозрительным типом.
- Да поймите же, - в тысячный раз втолковывала ему она, - я не адепт Вечного Разрушения, не сектантка, не робот-убийца и уж тем более не агент Всемирной Службы Безопасности. Я просто принесла вам поесть.
- Все вы просто, - хмуро отреагировал насмешливый голос за дверью. - А с чем пицца хоть?
Мэй вздохнула.
- С тем, что вы заказывали — моцарелла и грибы.
- Неплохо, неплохо. От отравления грибами можно в больницу загреметь на неделю…
- Мы используем исключительно свежие ингредиенты! - с заметным раздражением воскликнула она.
-…а если ядовитые, так вообще через двое суток откинуться.
Мэй вынула из сумки, больше похожей на почтовую, пышную кипу разноцветных бумаг, с блистающими печатями и кудрявыми росписями, и принялась показывать каждый документ скрытой камере, расположенной над дверью. Она соединялась практически с любыми компьютерными устройствами, поэтому хозяин квартиры мог видеть все, что происходило на его лестничной площадке, и днем и ночью.
- Сертификат соответствия. Лицензия на использование редких животных и растений в алиментарных* целях. Положительное санитарно-эпидемиологическое заключение. Официальное разрешение на реализацию продуктов, содержащих готовое мясо, рыбу или ракообразных, моллюсков и прочих морских беспозвоночных. Очередное санитарно-эпидемиологическое заключение, также положительное. Лицензия на легальное использование сои без указания ее содержания в продуктах питания…
- А вон та визитка, которая у вас в нагрудном кармане?
Мэй растерянно полезла во внутренний карман.
- Эта? - она вытащила замусоленную карточку.
- Да-да. Проходите.
Автоматическая дверь, когда ей дали положительный сигнал, сама отъехала в сторону, и Мэй, на всякий случай озираясь по сторонам, вошла в прихожую, оттуда — в кухню. Не найдя в этих комнатах никаких признаков жизни, она заглянула в гостиную.
В гостиной на диване, скрестив ноги, восседал Шпалис и с совершенно детским восторженным выражением бороздил просторы виртуального космоса.
- Как думаешь, - спросил он, азартно пощелкивая мышкой, - кто победит: я или эти безмозглые стражи, не умеющие даже управлять своими звездолетами?
- Альберт, нас взломали.
- Невозможно. Я собственноручно разрабатывал защиту для нашей Базы… - он чуть наклонился, прищурился и с удовольствием выпустил залп по вражескому кораблю. Корабль разлетелся на запчасти.
- Я же говорил — куда им против меня, у них опыт максимум триста пятьдесят, а у меня тысяча плюс…
Необыкновенно яркая вспышка на миг озарила бледное лицо Шпалиса и со стремительностью метеора потухла. На дисплее отобразился безвременно погибший корабль, над которым плавала светящаяся надпись «Империя Хартум уничтожила ваши войска».
- Да чтоб вас черные дыры поглотили и выплюнули где-нибудь в другой Вселенной, конченые вы идиоты! - вскипел он. - Ты видела? Нет, ты видела? Они меня атаковали из засады!
- Ты же сам, по-моему, так делал, - возразила Мэй.
- Мне можно! Я магистр Второй Космической Республики! Святые драконы, Мэйсон, это ужасный день…
- Мне жаль, - сказала она, нисколько не обидевшись на то, что ее имя было исковеркано в лучших стандартах английского произношения*.
Шпалис откинулся на спинку дивана, три раза глубоко вдохнул и на четвертом вдохе спросил:
- Говоришь, меня еще и взломали?
- Нас взломали, - уточнила она. - Двадцать седьмого августа произошла атака «небесных» на наш сервер. Утекли приватные файлы. То есть, иными словами, им стала известна часть сведений о тебе и еще о кое-ком из наших. В данный момент на тебя составляется полное досье с указанием фактов из биографии и основных примет.
Шпалису ударило в голову изобразить вопль загнанного в угол кота; позже он передумал, сообразив, что на этот отчаянный шаг у него нет ни сил, ни вдохновения. Поэтому он просто впал в уныние. Получилось, видно, не очень натурально, так как бдительная Мэй спустя минуту добавила:
- Что будем делать?
- Во-первых, давай сюда коробку.
Девушка и глазом не успела моргнуть, как коробка с пиццей, которую она до того держала в руках, перекочевала на колени к Шпалису.
Мэй ответила взглядом, полным сомнения.
- А что? У меня стресс! На меня навалилось слишком много всего. Сначала я теряю лучший звездный корабль Межпланетного альянса, потом какие-то гады из ВСБ лезут в прекрасно разработанную Базу данных и сливают инфу обо мне в сеть… Нет, наоборот! Взламывают раньше, чем я теряю корабль. И...или нет.. Вот видишь, я даже начинаю путать последовательность событий! Что дальше? Я забываю собственное имя, цели в жизни и сваливаю в Австралию? Короче: если хочешь, чтобы я предложил хотя бы один вариант решения нашей проблемы, рецепт прост. Оставь меня в покое и дай мне пожрать в одиночестве!
Мэй с любопытством наблюдала за Шпалисом, поглощающим пиццу крупными кусками с истинно гурманским наслаждением. При этом половина грибов по малопонятным причинам оказалась на полу. Сыр уже остыл, поэтому испачкаться им даже теоретически было крайне сложно. Но не для Шпалиса — спустя пятнадцать минут ему пришлось отдирать со своей толстовки намертво приклеившиеся капли. После них остались хорошо заметные жирные пятна.
Девушка отреагировала на это безобразие весьма скептически:
- Как я вижу, творческий процесс уже пошел?
Шпалис еще немного пожевал, после чего изрек:
- Передай Ламмероузу, что я улажу это дело. Сегодня или завтра — не имеет значения. Я привез с собой вирус. Мы его запустим ровно в девятнадцать ноль-ноль по местному времени.
- Я смотрю, ты времени не терял, - снисходительно заметила девушка, сложив руки на груди. - Наши уже перекрыли все каналы. Но приблизительно процентов пятнадцать информации точно у них.
- Отберем, - мрачно и решительно отозвался Шпалис, в очередной раз обратившись к своему бездонному рюкзаку. Из одного кармана он извлек затейливую коробочку, в каких обычно хранят украшения, и открыл ее.
- Вот! - он торжественно поднес к ее носу крупную серую флешку, на которой белым фломастером был выведен набор неких цифр и латинских букв. - Одна эта вещь моментально изменит расклад дела в нашу пользу. Это тригга, флеш-носитель вместимостью несколько десятков терабайт. На нем вирус, который я разработал, плюс место для информации, что мы собираемся выкачивать из секретных отделов ВСБ. Я купил его у радиоградца, а уж такие ребята знают, чего предлагать. В их городке даже камни транслируют новости…
Она единым духом прервала нескончаемый поток словоизлияний:
- Я передам.
- Ну и славненько. Не забудь, пятая дверь от лифта.
Внимательные раскосые глаза остановились на нем с явным неверием.
- Только не говори мне, что успел перезнакомиться со всем этажом. Вы же приехали только вчера.
- My God*, Мэйсон, у меня было целых двадцать восемь часов, чтобы завязать контакты чуть более чем с двумя десятками человек! Не думаешь ли ты, что я упустил такой шанс?
- Конечно нет. Ты всегда любил поболтать.
- Зато я выяснил, что на этаже из наших проживаешь только ты и Ламмероуз. Остальные раскиданы по «Адронитису». Наша соседка слева — милейшая женщина, флористка, у нее целая орава внуков, и все сплошь кактусы. Наши соседи справа отказались со мной разговаривать, но у них точно есть кот и еще какой-то ребенок. В следующей квартире живешь ты, потом парочка безумных геймеров, играющих в свои чертовы видеоигры с шести утра до трех часов ночи, потом девушка с розовыми волосами...впрочем, я не уверен, что она девушка, потом еще какие-то местные фрики. И да, наш самый близкий сосед работает в ВСБ, и мне почему-то никто об этом не сказал.
Мэй инстинктивно почуяла в последней реплике Шпалиса скрытый намек и с ходу заявила:
- Ты о Егоре? Да, он восемь лет проработал в Службе, но месяц назад был снят с должности в связи с утратой доверия.
- Снят, значит… - задумчиво повторил Шпалис. - И все-таки странно…
- Что ты сказал? - немедленно осведомилась она.
- Ничего. Мне бы держать его в поле зрения, знаешь. А то вроде с виду он безопасен, но кто его разберет.
Она с таинственной улыбкой, в свою очередь, вручила ему пластиковую капсулу, в которой был заключен с виду непонятный предмет — очень маленький, круглый и плоский.
- Портативное устройство слежения. Маячок. Прикрепляется к одежде или к коже человека, самостоятельно устанавливает соединение с ближайшими электронными девайсами. Вычислить по нему местонахождение человека легче легкого.
- Ну ты даешь, Мэйсон! - восхищенно выговорил Шпалис, принимая из рук девушки драгоценный подарок. - Вечно у тебя находится где-нибудь что-нибудь полезное.
- Это не я. Это Зурамба. Ему скажи спасибо. Кстати, что у тебя за странная штука в прихожей? - обернувшись на пороге, поинтересовалась она.
- Ты о Несторе?
- По-моему, обычный шкаф. Такую мебель, конечно, сейчас не производят, ему уж лет пятьдесят, не меньше, но…
- Его зовут Нестор Дерикрава, - зло отрезал он, оторвавшись от ценного приобретения. - И в моем присутствии не смей называть его иначе.
- Хорошо. А что на нем за пятна? Плесень?
- Вроде того.
- А можно посмотреть?
- Смотри. Надеюсь, он не возражает там. Правда, Нестор?
Ответом ему была гробовая тишина.
- Вот видишь, он не против, - удовлетворенно заметил Шпалис, вновь погруженный в созерцание маячка.
И пока он вертел его так и этак, разбирал и собирал вновь, копался в ультрабуке, Мэй старательно соскребала складным ножом зеленые наросты с отсыревших деревянных боков шкафа. Тончайшие пластинки, очень похожие на морские водоросли, она поместила в пузырек, который всегда носила с собой, а тот уже положила в сумку.
Мэй Сонг испытывала врожденную тягу к естественным наукам вообще и к биологии в частности. Родители не смогли заглушить в ней этот интерес даже зачислением в спецшколу для обслуживающего персонала. Она обожала рассматривать под микроскопом срез картофеля и находила в этом занятии захватывающее приключение, путешествие в мир, где все состоит из клеток, микроскопических ядер и мутных вакуолей. В спецшколе у Мэй, как ни странно, нашлись единомышленники (к счастью, родители о них так и не узнали), поддержавшие в ней разгорающееся влечение к естественным наукам. Совместными усилиями им удалось скопить ей на микроскоп, который Мэй прятала от родителей в ящике письменного стола. Позже, когда девушка устроилась на работу в пиццерию «Оливия», то и там она умудрилась разыскать горстку союзников. Это были серые, неприметные человечки, но внутри у них клокотала та же неугасимая страсть к природе и ко всему, что к ней относится. Им говорили: хотите глядеть в микроскопы — идите в лабораторию. Ну, или на худой конец, в больницу. Однако скрытые естественники продолжали глядеть одним глазом в микроскоп, левой рукой разливая химические реактивы, а правой помешивая суп в кастрюле. К людям такого сорта как раз и принадлежала Мэй.
После несостоявшейся покупки Моника решила таки урвать свою долю наслаждений на сегодня и завела Егора в ближайший ресторан. Сперва Канаев оторопел, увидав россыпь космических грибов, греющих спины под плоскими электрическими лампами. Это был типичный «модный» ресторанчик, оформленный в духе господствующего в Мегаполисе ультраминимализма*. Между грибовидными столиками бодро разъезжали официанты-автоматы, предлагающие посетителям различные блюда. Посетителей, к слову, оказалось немного: пятеро состоятельных компаньеро, один пришел с женой, второй с подругой, а остальные трое задумчиво курили электронные сигареты, собравшись вместе за столиком в углу.
Егор с Моникой устроились неподалеку от них. Молниеносно подкатил автомат и любезно произнес:
- Добро пожаловать в арт-ресторан «Галор»*. Что будете заказывать?
Егор впал в легкое замешательство.
- А что есть? - спросил он наконец.
- Сегодня у нас в меню следующие блюда: яблочный салат, филе трески с ванилью, классический бефстроганов, острый томатный сыр, жареный мармелад, зефирно-сливочный десерт с добавлением лука и чесночной шелухи, халва с включениями Oryctes nasicornis* (фирменный рецепт, излюбленная пища наших постоянных клиентов), а также элитная новинка — змеиное вино с лавандой…
Егор ошарашенно взглянул на Монику.
- Куда ты меня привела? - наклонившись, спросил он у нее.
Та отмахнулась со скучающим видом, бросив уже привычное:
- Ты ничего не понимаешь!
Затем она наклонилась к автомату и шепнула, почти не разжимая губ:
- Принесите нам суп из кальмаров, как у вон той женщины за девятым столиком, салат, как у мужчины за седьмым. И одну электронную сигарету, пожалуйста.
- Заказ одобрен, - прострекотал автомат. - Будете оплачивать сразу или после доставки?
- После. Если можно, конечно.
- Спасибо за ваш заказ, - автомат крутанулся на своих четырех колесиках и покатился прочь.
Моника удовлетворенно откинулась на спинку стула, с видом превосходством окинув взглядом присутствующих. Одна из женщин ответила ей не менее вызывающим взглядом. Моника в ответ улыбнулась и со снисходительным кокетством поправила выбившуюся из идеальной прически прядь. Женщина, совершенно сраженная подобным нахальством, отвернулась к своему спутнику и завела с ним оживленный разговор, бросая по временам полные ненависти взгляды на неожиданную соперницу.
Моника уже праздновала маленькую личную победу, но в этот момент ее спустил с небес на землю холодноватый вопрос Егора:
- И сколько все это будет стоить?
Моника сразу же поджала губы.
- К твоему сведению, я заказала самые модные блюда!
- Я и не сомневаюсь, дорогая. Просто пойми, что у меня не столько денег, как у тех, что сидят за соседними столиками.
- Боже, отвратительная мелочность! - воскликнула она. - Деньги в наше время — ничто, запомни хорошенько. Эпоха затяжного капитализма канула в лету. В семейных отношениях важна прежде всего любовь! Ты должен быть готов в любой момент пожертвовать деньгами ради любимой женщины, причем сделать это где угодно — в ресторане, кафе, в бассейне, транспорте…
- Моника, у меня нет денег, - отчеканил он, особенно напирая на слово «нет». Она пренебрежительно вздернула подбородок.
- Действительно нет? Ты позоришь меня, милый. Ладно, у меня есть кредитная карта, мы выдадим ее за твою, и ты оплатишь наш заказ. Идет?
Не дожидаясь от него согласия, Моника вновь принялась рассматривать публику. Егор уныло скорчился в углу. В его голове бродили невеселые мысли.
«Ей плевать даже на то, что у меня нет денег и не могло быть денег, пока я сидел месяц в этой паршивой дыре, которую какому-то извращенцу вздумалось назвать городом! Нет, правильно. Ее заботит лишь одно: сумею ли я оплатить заказ в ресторане, не уронив при этом ее чести. Ее заботит, успеет ли она перепробовать все «модные» блюда. То есть те самые, что едят господа за соседними столиками. Они — законодатели пищевой моды. Ей кажется, она переплюнет их, если хотя бы попробует все то, что едят они. Ну и ну. Куда я попал?..»
Он ощущал, как что-то с каждой секундой настойчиво внедрялось в его память, разрушая не только мысли, но и желание думать вообще. Он прислушался. Уши назойливо сверлила непривычная музыка — тоже, как догадался Егор, «модного» направления. Она состояла из резких электронных битов, перемежающихся редкими вставками человеческого голоса, обработанного на компьютере. Целиком же все это звучало фальшиво и наигранно, точно мальчишка-озорник дул в пластмассовую трубу. Неестественно искаженный голос — бесполый, высокий, визгливо-ломкий на переходах, лишенный любых интонаций или оттенков, издавал краткие гласные — нечто среднее между «а» и «о», спустя секунду опять сменяясь безжалостно четким ритмом, без остановки бьющим по нервам.
Егору неожиданно вспомнилась абсолютно другая музыка — та, которую он слышал в покинутой квартире азилумовской высотки. Сначала она вступала тихо, неуверенно, затем постепенно разрослась и заслонила этот писк гипертрофированной мыши. Насыщенные, глубокие аккорды зазвучали у него в голове и плавно слились в далекую, старинную, но удивительно знакомую мелодию. Она плыла медленно и величаво, вызывая со дна давно утонувшие размышления, воспоминания, образы, чувства: он почти полностью растворился в ней.
Теплый ветер дохнул на него; он увидел поле, залитое солнечным светом, бескрайнее поле, на котором вместо пшеницы зеленели поросли дикой травы. По полю разбросаны домики — ветхие, маленькие, обвалившиеся — но не такие, как в Азилуме. В них еще жили люди. Он понимал это так ясно, словно иначе и быть не могло. Они жилые, несомненно: вон, над одним струйкой вьется дым, второй прикорнул в зарослях, а на окнах у него занавески. Они чистые, с вышитыми голубыми лилиями. У третьего около крылечка протянулась цепочка следов, совсем-совсем свежих.
И всюду музыка — с тихой торжественностью ее подхватывают невидимые птицы, насекомые и мелкие зверьки, прячущиеся в зарослях. Убаюкивающим шепотом шелестят травы. Безграничный небесный свод, аркой изогнувшийся над необыкновенным краем, ласково гудит, отражая все звуки и составляя из них единственную в мире, неповторимую и никогда не повторяющуюся гармонию…
Вдруг перед самым носом Егора раздался щелчок, вернувший его в реальность, где звучала пластмассовая мелодия. Он выпрямился и оглядел все вокруг блуждающими глазами. Моника сердито выговаривала ему:
- Дорогой, приди же наконец в себя. Нам уже четверть часа назад принесли заказ. Вот твоя сигарета. Ты курить умеешь?
- Электронные — нет, - рассеянно отозвался Егор, взяв протянутый ему предмет.
- Чего от тебя и ожидать! - раздраженно молвила она и обратилась к автомату:
- Сколько мы должны?
- Две тысячи двести пятьдесят пять единиц по курсу местной валюты. Либо двадцать пять информационных единиц, - протрещал он без малейшей запинки.
- Отлично. Платит мой муж. Вперед, Егор!
- Я?..
Кредитная карта, исполосованная хитрыми знаками, задрожала в неверной руке. Егор понятия не имел, как обращаться со странной штуковиной, по воле случая попавшей к нему в руки.
- Переверни ее и вставь в распознаватель тем концом, где напечатан номер! - оглушил его обжигающий шепот Моники.
Пока ему удалось засунуть карточку в распознаватель, он весь покрылся липким потом. Сидящие за соседними столиками люди глазели на него с робкой опаской.
Он поднял голову. Зашевелил губами — верно, пытался сказать им что-нибудь: дескать, не обращайте на меня внимания, я вам не скульптура в музее. Однако здесь его огорошил официант — противным металлическим голосом, пробиравшим до мурашек:
- Сожалею, но номер карты не совпадает с вашим зарегистрированным номером в Базе данных. Попробуйте обратиться в ближайшее бюро регистрации. До свидания. Наша компания желает вам приятного дня.
- Как?! - отчаянно выкрикнула Моника, моментально позабыв о приличиях. - Это ведь моя карта! Там записан мой номер. Я — гражданка Мегаполиса!
- Сожалею, - упрямо повторил автомат.
- Что же...как оно… Получается, теперь мы не сможем оплатить заказ?! - повернулась она к Егору.
Он пожал плечами, бросив с тупым равнодушием:
- Похоже, что так.
- Нет! Невозможно! Куда вы?! - надрывно воззвала она к автомату, который отодвинулся от их столика и преспокойно покатился к следующему. - Я всю жизнь мечтала пообедать в этом ресторане!
- Ну, уймись, дорогая. Ты ведь в нем почти пообедала, - с сухой иронией заметил Егор. Моника метнула в него гневный взгляд.
- Ты не понимаешь! Я, может, больше сюда и не попаду ни разу! Здесь готовят еду для избранных, самые экзотические и качественные блюда…
- Насчет качества я бы поспорил.
- Что? О чем ты? - недоуменно переспросила Моника.
На весь ресторан раздался душераздирающий вой. Незнакомка, спутница солидно одетого компаньеро, внезапно вскочила, завертелась на месте, как волчок, одновременно пытаясь прикрыть ладонью лицо. Но тщетно: посетители «Галора» уже разглядели — малахитово-зеленое пятно расползалось от прямого аристократического носа на щеки, скулы, лоб, подбородок, губы; лицо хорошенькой девушки буквально за несколько секунд превратилось в устрашающую, затянутую зеленой тиной морду невиданного создания. Лишь глаза, в которых замер в оцепенении леденящий ужас, сохраняли еще человеческое выражение.
- О Господи… - потрясенно вырвалось у Моники. - Пойдем отсюда, слышишь? Пойдем!
Егор не трогался с места. Он наблюдал, как богатый посетитель пытался увести девушку, как она с воплями отмахивалась от него, схватила сумку, сдернула ее со стола, на ходу разбив дорогой смартфон, и пулей вылетела из ресторана. Остальные не подумали задержаться — заведение опустело.
Спустя полчаса весь «Адронитис» заполнили тревожно мигающие машины-санитары и люди в белых халатах с надписью «санобработка».
- В мегакомплексе «Адронитис» свирепствует эпидемия неизвестного происхождения. На сегодняшний день зафиксировано 37 случаев заражения. Природу возникновения данной болезни выяснить пока не удалось. Медики дали ей неофициальное название «ложная ветряная оспа» за очевидное сходство с другим заболеванием. Интернациональное правительство в лице его председателя, главы интеркорпорации «Декой» Ричарда Карманьяка, надеется на принятие соответствующих эффективных мер. Администрация «Адронитиса» строжайше не рекомендует жителям мегакомплекса выходить из своих квартир даже в светлое время суток во избежание заражения. На всей территории мегакомплекса «Адронитис» сейчас проводятся необходимые меры по дезинфекции помещений. Все кафетерии, рестораны и иные пищевые заведения закрыты; доступ к ним ограничен из-за подозрения в распространении возбудителя заболевания».
Ульрика, чувствуя стремительно нарастающее раздражение, отвернулась от телевизора и заткнула уши. Да, нечего сказать, прекрасные утренние новости, подумала она. Не хватает только чашки кофе и поджаренных тостов для ощущения полнейшего благополучия. У нас все хорошо. Просто чудесно!
Настолько, что взрослый адекватный человек не имеет возможности выйти из собственной квартиры. Стоило тридцати семи недоумкам заразиться какой-то дрянью, так теперь о них трещат по всем федеральным каналам. А владельцы этих самых каналов, наверное, полагают, будто ей приятно выслушивать такое сразу после завтрака.
У нас все хорошо. Лучше и не бывает.
А ей придется сидеть в четырех стенах вместе с вечно хнычущей девчонкой и мужем-технократом*, который только и умеет, что колотить по клавиатуре…
- Мама, можно мне выйти? - послышался жалобный детский голосок.
Ульрика скривилась, словно съела лимон целиком, и направилась в прихожую (она же — рабочий кабинет Йона).
Ингрид гипнотизировала взглядом дверь.
- Мама, можно мне выйти? - повторила она.
- Нет, доченька, нельзя, - со стальной ласковостью заметила Ульрика.
Йон, ссутулившись, механическими движениями отбивал на клавишах привычный ритм. Кажется, он не слышал ни слов дочери, ни ответа жены: в нем глубоко пустила корни потребность работать не отрываясь, и он ради нее пожертвовал всеми первичными инстинктами. Вот уже два дня он не ел, не пил, ничего не слышал и не видел, кроме неизменной клавиатуры, мыши и светящегося монитора: они заменяли ему пищу, сон и близких.
Ульрика впилась ехидными глазами в его напряженную спину, уже мысленно представляя на ней табличку: Йон Фергюсон. Великолепный работник, плохой муж и отвратительный любовник.
- Но я и так никогда не выхожу отсюда! - Ингрид ударилась в слезы.
- Ну, прекрати, - сквозь зубы скрипуче проронила Ульрика.
- Мама, мамочка… - всхлипывала малышка.
Ульрику внезапно осенила блестящая идея. Она присела перед дочерью на корточки и обратилась к ней с истинно материнской нежностью:
- Не расстраивайся, девочка моя. Скоро мы обязательно уедем отсюда, слышишь? Нас никто не задержит, не остановит. Мы уедем в прекрасные края, далеко-далеко — на юг!
- Как птицы? - плаксиво выговорила Ингрид.
- Да, да! Улетим, как птицы. Мы найдем себе новый домик и будем в нем жить. И никогда больше не вернемся в этот глупый город, никогда!
Слезы у Ингрид высохли. Она смотрела на Ульрику доверчиво и радостно, а при последних словах матери и вовсе едва не захлопала в ладоши.
- А папу мы с собой возьмем?
Ульрика нахмурилась, продолжая гладить девочку по светлым волосам.
- Зачем нам папа? Я о тебе позабочусь.
Ингрид съежилась под материнскими руками, как будто ее внезапно окатило ледяным дождем.
В наступившей тишине четко отдавались торопливые удары Йона по клавиатуре да слышалось нарочито громкое мурчание Кормильца.
Из внутренних переговоров инспираторов (секретные материалы)
- Вы чего там, все позасыпали, что ли?
- Нет, а есть причины не спать в одиннадцать часов ночи?
- Есть. И знаете какие? Срочное собрание Интернационального правительства.
- А, эти… Эш, ты сегодня явно спать не собираешься.
- Ребята, у него ночной спектакль намечается, а он нам даже приглашения не разослал, представляете? Как-то по-свински с твоей стороны, а?
- Вообще-то я в курсе, что вы не откажетесь сегодня поразвлечься и без напоминаний.
- Это да. Давай, врубай!
- Пардон, но за прослушку у нас ответственный Хани.
- Хантер! Поднимайся, кому говорят. У нас тут эфир вовсю, а ты…
- А я не спал. Честное слово, не спал. Сейчас. Свяжусь. Я. Подождите секундочку.
- Секундочка уже прошла.
- Да ладно тебе, Зарумба, хватит тиранить парня.
- Свяжется он, говорит же…
- Тсс… Тихо!
- Ну?!
- Тише, вам говорят!
- Я вообще молчал, между прочим.
- А кто тогда сказал «ну»?
- Я. У нас голоса одинаковые. Мы вербальные близнецы.
- А по-моему, он просто изменил голос Элайком.
- Но-но, Бен, это секретная информация! Прикинь, вдруг нас ВСБ прослушивает, а ты им палишь мою программу!
- Так, если вы сию же секунду не заткнетесь…
«Мы открываем наше внеочередное заседание минутой молчания в память о здравом смысле, который, увы, наши граждане, как существа по-прежнему довольно примитивные, часто теряют в критических ситуациях...»
- Началось! Во как завернул. Это он о людях так?
- О своих подчиненных. Но помолчать не мешало бы.
«Итак, сегодня мы собрались в этом зале для обсуждения неожиданно возникшего, но оттого не менее неприятного события — заражения в секторе F.»
- Так-так. Какое еще заражение?
- Эш, мы все хотели тебе рассказать…
- Да, хотели рассказать, только времени не было…
- Времени, значит, не было. Ну что ж. Теперь я узнаю все подробности от нашего уважаемого пресс-секретаря. Так сказать, из первых уст.
«Сектор F, где расположен очаг распространения заболевания, всегда отличался относительным спокойствием. Поведение его жителей было весьма стабильно и предсказуемо».
- Ага, ничто не предвещало…
«Первый случай заражения был зарегистрирован в арт-ресторане «Галор» на пятом уровне мегакомплекса «Адронитис» приблизительно в одиннадцать тридцать по местному времени. Затем последовало еще около 52 инцидентов, причем у всех пострадавших (позже они были доставлены в больничный корпус №102) медики отметили характерный симптом — позеленение верхнего слоя кожи, или эпидермиса; в особо тяжелых случаях позеленение затрагивает также некоторые внутренние органы...»
- О Боже.
«Примечательны две вещи, первая: все заражения произошли в торговых точках, в местах большого скопления народа; второе: пострадавшие не жалуются ни на продолжительные головокружения, ни на тошноту, ни на жар, ни на общее ухудшение состояния — то есть, по сути, отсутствуют следы собственно болезни, а если точнее, пищевого отравления, которым наши медики пытаются объяснить внезапную вспышку странной эпидемии».
- Держите меня. Ребята, это дежавю, не иначе.
- В смысле?
- Когда я жил в Азилуме, я этим заразился.
- И?!
- Жив, здоров, разговариваю с вами. Только тогда я весь пятнами покрылся, как наркоманский леопард. Знаете, я думаю, здесь отчасти замешан Нестор.
- Нестор?
- Его шкаф.
- Отлично, валим все на шкаф.
- Кто тронет Нестора — будет иметь дело со мной, запомните!
«А теперь мы подходим к самому щекотливому вопросу, порожденному этой удивительной болезнью: возникла ли она по чистой случайности, или же это тщательно спланированная диверсия, и субъекты, осуществившие ее, использовали доселе неизвестное биологическое оружие?»
- Вот мне тоже стало интересно. Друзья, я понимаю, мы с вами негативисты, нонконформисты, скандалисты, подпольные вредители и террористы — но не до такой же степени! Совесть надо иметь, в конце концов…
- Эш, не психуй.
- Вы еще не видели, как я психую!
- Вот и не начинай, ладно? Мы тебя целым коллективом просим.
- Коллективом они просят! А коллективно мне рассказать, чего вы там натворили, не? Язык не двигается, что ли?
«Двадцать шестой отдел Всемирной Службы Безопасности, специализирующийся на раскрытии гипотетических заговоров против государства, утвердил наиболее возможным второй вариант развития событий, и в доказательство своей теории предоставил 70-страничный доклад, в котором последовательно и обоснованно излагаются факты, напрямую говорящие об участии в данной диверсии определенной группы кибертеррористов, больше известной под названием «Конукавата». В докладе подробно сообщается о том, что инспираторы (члены вышеуказанной группировки) могли тайно занести на территорию Мегаполиса О. малоизученный вирус. Также возможно, что перед запуском возбудителя заболевания они тщательным образом обработали его, чтобы повысить его в выносливость и выживаемость в городских условиях...»
- Да-да, все так и было, ребят. Зуб даю. Только вирус я занес немного другой. Но не в этом суть.
- На самом деле, по-моему, виновата я.
- Мэй?!
- Я соскребла с Нестора немного той плесени, чтобы исследовать ее попозже. Но потом я встретилась с Лорой — она работает в «Галоре». Мы посидели, попили чай вместе...в-общем, она спросила про пузырек, в котором я хранила кусочки плесени...ты знаешь, Альберт, она ведь тоже интересуется естествознанием. Я отдала ей пузырек на время. А она...наверное, случайно разлила его. Или добавила, как секретный ингредиент. Не знаю точно.
- Угу. Секретный ингредиент. Хоть бы у меня спросили про побочные эффекты.
- Прости, Альберт. Мне правда жаль.
- Да что я! Теперь мы вдобавок еще и биологическое оружие используем. Пора доставать из запасников нашу новейшую неуправляемую ракету и лететь прямиком на Юпитер.
- Лучше на Плутон. Тут в последнем выпуске «Тайного наследия» заявили, что мы плутонианцы.
- Неплохая идея. Всегда мечтал побывать на Плутоне.
«В целях проверки данной теории, претендующей на правдоподобность, мы подвергли одного из пациентов принудительной эвтаназии и вскрыли тело для детального изучения пораженных участков организма».
- Рехнулись они там, что ли?!
- Рядом с такими людьми я прям начинаю ощущать, как градус моей нормальности зашкаливает…Слушайте, похоже, это они с Плутона, а не мы.
- Я не понимаю. Я НЕ ПОНИМАЮ! Фридрих, а ну-ка отруби на время эфир.
- Зачем?
- Неохота ранить ваши уши.
- Да ладно, тут все свои. Потерпим.
-
- Ладно, я даже не буду уточнять, что это значит.
- И не надо. Поехали дальше!
«Результаты оказались ошеломляющими. То есть, строго говоря, их не оказалось совсем...»
- Кто бы сомневался.
«...но именно такой поворот событий наши эксперты ожидали меньше всего. По всей видимости, террористы разработали очередной метод скрытия следов собственных злодеяний...»
- Где наша Нобелевская премия за разработку методов сокрытия собственных злодеяний? Мы их уже, наверное, с сотню напридумывали! Предлагаю вынести этот вопрос на повестку дня.
- Одобряю. Пусть Ламмер за нас подпишется, он же юрист.
- Вот не надо мне тут! Я еще не доучился даже.
«В частности, следствие принимает во внимание факт недавнего проникновения в эфир одного из самых известных инспираторов по кличке «Вертиго». Предположительно эти два события могут быть связаны».
- Да, это было здорово. Вы бы видели их лица! Ради такого зрелища стоило трясти Фридриха. Кстати, а где Фридрих?
- Его уволили. На всякий случай.
- Что, прямо так и написали?!
- Да. Но он уже сегодня вечером устроился в какую-то левую редакцию, верстает там обложки...при деле, короче, человек. Поэтому отвлекать мы его не хотим.
- А под нас копают все-таки, коллеги.
- Ничего. В запасе еще есть Комбо триста двадцать четыре Икс.
- Пришелец с неубиваемого флеш-носителя, да. Я его уже пустил в свободное плавание. Посмотрим, на что способны эти радиоградские штучки…
- Альберт, с кем ты разговариваешь?
Капризно-требовательный тон Моники заставил его вздрогнуть. Сердце колотилось, как сумасшедшее. Он медленно оглянулся на дверь.
- Если ты ничем важным не занят, то дай мне, пожалуйста, ультрабук.
Шпалис соскочил с дивана и, подойдя к двери, толкнул ее ногой. Дверь открылась.
Картину, представшую его вниманию, нельзя было назвать слишком привлекательной. Моника сидела на краю кровати и зевала от скуки. На другой половине кровати расположился Егор, чья угрюмая физиономия не давала простора для фантазий. Ему, по-видимому скучать не приходилось — по крайней мере, пару минут назад точно.
При виде Шпалиса Моника вся засияла, словно рождественская елка, своей ослепительной улыбкой, которая так поразила консультанта по жилищным вопросам Юлинского и к которой Шпалис остался совершенно равнодушен.
- Наконец-то ты пришел! - обрадованно заявила она.
Он скептически поднял одну бровь, будто сомневаясь, однако ничего в ответ не произнес.
- Ты не представляешь, насколько ужасно я себя чувствую! Запереть человека в четырех стенах, перекрыть ему живительный кислород общения — это бесчеловечно! Мне скучно, Альберт.
- Сочувствую, - сквозь зубы проронил Шпалис, - но никак помочь не могу.
Улыбка, не сходившая с лица Моники, приобрела умоляющий оттенок.
- Можешь, Альберт, если отдашь мне ультрабук на минутку.
Егор развернулся, и из его рта неуклюжим сипением вывалилось: «Не надо… Нет».
Шпалис заколебался.
- Зачем он тебе?
- Я хочу скачать книгу. Уже так давно ничего не читала! То работа, то эти утомительные командировки, - она устало приложила ладонь ко лбу. - Я хочу культурно обогатиться, наконец! Неужели в нашем закоснелом обществе я не имею на это право?
- Ладно-ладно, не бастуй, - Шпалис плюхнулся рядом с ней на краешек кровати. - Диктуй название.
- «Угадук».
- Многообещающее название. Автор?
- Глызкая Тына.
Шпалис, как видно, изо всех сил пытался держать серьезную мину, но в последний момент его пробило на смех. Моника тут же вскинулась:
- Что смешного?
- Я ее запомню. Обязательно запомню, - пообещал Шпалис.
- Это он, Шпалис. Это мужчина!
Шпалис на время даже печатать перестал.
- Канаев, они меня убивают, - шепотом, чтобы не услышала девушка, проговорил он.
В ответ измученным шелестом донеслось:
- Аналогично…
- Нашел, кажется, - после нескольких минут молчания объявил Шпалис.
Моника заглянула ему через плечо.
- Наконец-то! Вот: «Идсер лыхчах стыньуп, л ивомзашуслв ойзнон аюрк, баягижо оинг и спеск, лидроб, захядвыв, йынаярпеникн аягбнде Угадук».
Егор тихонько слез с кровати и направился к двери.
- Ле шно, жеу навдо, ан незя хыдота, тодаку ан Дзапа, - восторженно читала Моника, глядя в негаснущий монитор. - Ле шно а чилрик: «Ятабьр, ятабрь, чавме вы риолбис янем? О, ятабрь!»
Дверь оглушительно хлопнула. Шпалис, недолго думая, всунул ультрабук Монике и со скоростью вспугнутого оленя побежал догонять первую жертву современного искусства.
Оставшись одна, обиженная девушка громко высказалась им вслед:
- Вы ничего не понимаете! Это самый популярный автор в трех электронных библиотеках! Он выпускает бестселлеры мирового значения!
Впрочем, она была натура отходчивая и горевала недолго. Вскоре, положив ультрабук на колени и облокотившись на спинку кровати, она погрузилась в причудливый мир загадочного Угадука.
Тем временем в соседней комнате Егор отходил от потрясающего воздействия очередного бестселлера маэстро Тыны.
- Не могу я так больше… Скажите, Шпалис, неужели подобная белиберда здесь считается высоким искусством? - мучительно повторял он.
- Конечно. У местных эта, как вы выразились, белиберда носит наименование языка Ходжера*. Недалеко ушел от нашего бредыка, зато обертка вполне достойная. Не разбираетесь вы в модных течениях, Канаев.
- И вы туда же!
- Да шучу я. Хотите бальзам на душу?
Егор оживился моментально.
- Выпить мне предлагаете?
- Чтоб вы знали, Канаев, я патологически не выношу спиртного, - Шпалис принялся копаться в своем знаменитом рюкзаке, который по приезде был довольно беспардонно свален в угол и забыт. Теперь же его хозяин судорожно шарил в нем рукой, доставая по очереди то зажигалку, то погрызенный обрубок карандаша, то складной нож, то целую пачку зубочисток; наконец, из одного бокового он выудил старенький исцарапанный плеер и пару наушников. По мнению Егора, этим достижениям цивилизации могло быть не меньше десяти лет — срок, по современным меркам, неподъемный.
- Держите, - Шпалис вставил ему в ухо один из наушников.
Егор сначала недоумевал, а потом, когда в ухе зазвучало: «Если ты собрался в Сан-Франциско», уже ни о чем и не спрашивал. В тающих солнечных бликах перед ним всплыло необозримое поле…
На сей раз Егору привиделось, что он идет по полю мимо затерявшихся в густой траве, низкорослых домов, все вперед и вперед, подчиняясь лишь неясному голосу внутреннего чувства. Он понятия не имел, куда идет; цель его движения оставалась скрыта в утренней дымке предрассветного тумана.
Постепенно на горизонте начал вырисовываться темный силуэт человека. Егор внезапно понял: его влекло к этому человеку. Он не знал его, хотя что-то в его фигуре показалось ему знакомым. Как бы то ни было, человек на горизонте ни разу не шелохнулся, а продолжал стоять неподвижно, будто бы врос в землю.
Когда до незнакомца оставалось менее десяти шагов, Егор неожиданно замер на месте. Невиданное влечение ослабло, едва не исчезло. Теперь его почти пугала эта неестественно ровная, прямая, суровая спина, обтянутая темной тканью пиджака. Страх незаметно перерос в открытую неприязнь.
«Зачем он стоит тут, и с какой стати я пришел к нему?» - озлобленно думал он.
«Что будет, если он обернется? Что я смогу ему сказать? Небо смыкается. Дышать трудно. Зачем я пришел сюда? А, песни… Они поют, только я ничего не разберу, ни строчки…»
Он назло себе попытался окликнуть незнакомца. Тот не обернулся.
«Может, он не поворачивается, чтобы я не увидел его лицо?»
Страх вновь возобладал над рассудком, сменив слепую ярость. Егор отступил — сначала сделал шаг, за ним второй, а потом в беспамятстве рванулся назад, бежал долго сквозь цепкие заросли, споткнулся — упал, завалившись на спину, и закрыл лицо руками…
Вспухшие слезящиеся глаза открывались с трудом, но Егор все равно распахнул их.
Оказывается, он заснул прямо на полу, прислонившись к холодной стене. Рядом в той же позе обнаружился Шпалис — маленький, скрюченный и блаженно улыбающийся под игравшую в наушниках латиноамериканскую песню.
Егор чуть наклонился, запуская пальцы в спутанную теплую шапку кудрей, стараясь нащупать то место, откуда торчал тонкий провод. Чудом не коснувшись кожи, он вытащил наушник из уха Шпалиса и вставил его в свое левое.
Затем он попытался как можно тише покинуть комнату. Проскользнул мимо спальни, где восторженный голос Моники вычитывал избранные места из бредовой книги. В прихожей толкнул дверь и вышел.
«Адронитис» сейчас напоминал мертвый муравейник: пустые, бесконечно-длинные, вычищенные до блеска коридоры, на стенах — электронные табло, на сорока трех языках возвещавшие, что «Выход нежелателен и/или запрещен. Ведется санобработка». Предупреждения сопровождались показом пугающих фотографий пострадавших — зеленые лица, до предела расширенные зрачки… Егор, зябко поводя плечами, прошел мимо них к лифту. Наугад ткнул первое пришедшее на ум сочетание цифр. Лифт плавно повез его вниз — на двадцать девятый этаж.
На двадцать девятом его не ожидало ничего нового. Те же пустые, гулкие коридоры, то же молчание за закрытыми дверями. В наушниках у него играло «Где-то там, в далекой комнате, жил-был странный-престранный старик...» . Он проходил мимо десятков совершенно одинаковых, похожих друг на друга как две капли воды дверей, и в конце концов остановился возле одной из них, под номером 3006 А. Ладонью надавил на электронный звонок.
С той стороны послышался деликатный кашель, затем — топот. Дверь аккуратно приоткрылась. Из квартиры высунул нос пожилой, но чрезвычайно оживленный мужчина в белом халате, с едва тронутыми сединой висками и живыми сверкающими глазами. Он деловито оглядел Егора с ног до головы.
- Здравствуйте. Вы ко мне? - безо всякого удивления поинтересовался он.
- Да, пожалуй… - кивнул Егор.
- Пожалуй? То есть вы не уверены? - его интонации выдавали в нем англоязычного эмигранта. Шпалис говорил куда лучше; но Шпалис был начисто лишен этой особой изысканной вежливости, которая даже сильный акцент умудряется обращать в экзотическое достоинство.
- Нет, не уверен, - со вздохом отвечал Егор. - Я вообще уже ни в чем не уверен, - добавил он.
Хозяин квартиры отошел в сторону, давая Егору пройти и добродушно повторяя:
- Что ж, если так, заходите… Заходите, не бойтесь. Заходите… Чаю попьем. Я как раз надумал заваривать… Заходите…
Дверь за спиной Егора бесшумно закрылась.
Редкое спокойствие в квартире Дерикрава держалось недолго. Стоило Монике заподозрить своих сожителей в чрезмерно усердном соблюдении священного «Не беспокоить», как мгновенно разразился скандал, жертвой которого оказался не вовремя попавший под горячую руку Шпалис.
- Куда ты его дел?! - вопила разъяренная женщина, порываясь замахнуться на него пультом от телекома (новейшего гибрида телевизора и компьютера, в современных комплексах подобные технические гомункулы устанавливались в каждой квартире).
- Можно подумать, ты о нем так уж сильно заботишься, - критически отозвалась «жертва», отбегая на порядочное расстояние. - И вообще, перестань делать вид, будто мы его потеряли навсегда.
- Мы его потеряли, Альберт! - Моника воздела руки к потолку. - Подумай, мы не знаем, где он, что с ним, жив ли он!
Шпалис вдруг сделался необычайно серьезным и, кашлянув, произнес:
- Можно узнать. Но для этого нужен ультрабук.
- Зачем? Мы ведь просто можем позвонить в Бюро пропавших*, назвать его приметы, выяснить…
Наткнувшись на пристально-суровый взгляд Шпалиса, она умолкла.
- Тащи его сюда, - его губы едва шевелились, а голос стал, как при чревовещании, утробным и страшным. - Немедленно.
Моника покорно отправилась в спальню за «Автотрониксом». Спустя минуту Шпалис уже шустро колотил по клавиатуре, переходя на какие-то, одному ему известные, ссылки.
- Что ты делаешь? - поинтересовалась Моника.
- Пытаюсь связаться с нашими.
Она затихла, а потом подняла на него полные страха огромные глаза.
- А кто такие «наши»?
- Наши — это наши. Ты их не знаешь.
- Альберт, мне кажется, ты связался с плохой компанией… - встревоженно заявила она.
- Возможно. Но менять что-то уже слишком поздно, - с чудовищным равнодушием заключил он и продолжал как ни в чем не бывало пялиться в монитор.
Моника схватила его за руку:
- Нет, стой! Скажи мне, насколько все плохо?
- Очень плохо, Моника. Клинический случай. И, кстати, я умею печатать всеми десятью пальцами, а в данный момент ты уменьшила мою производительность ровно на половину. Умоляю тебя, верни мне мои пятьдесят процентов.
Пронзенная внезапной догадкой, Моника выпустила его ладонь. Глаза у нее сделались стеклянными. Странная улыбка застыла на ее губах.
- Ты...ты из этих? - вопросила она срывающимся голосом.
- В смысле — из этих?
- Ты прекрасно знаешь, о ком я говорю! - она перешла на шепот.
- Понятия не имею.
- Эти...стервятники, пожравшие наше благополучие, потомки рептилоидов, тайно захвативших нашу планету! Они готовят против нас восстание!
Он замолчал, потом нахмурился, прикидывая что-то в уме, потом поманил ее пальцем. Она наклонилась к нему так близко, что ощутила на своем лице его прерывистое дыхание.
Он сказал:
- Моника, не надо было пить тот чай.
И опять повернулся к экрану.
Но она от него не отстала:
- Альберт, очнись! Они тебя используют в своих грязных целях, а после выкинут тебя на обочину жизни нищим душой и телом!
- Да прекрати ты, нормальные у меня друзья… О, он в три тысячи шестой.
- Ты следишь за ним?
- Я всего лишь прикрепил к нему маячок. Так, три тысячи шестая, это двадцать девятый вроде. Моника, давай сюда трансмиттер, я ухожу.
Спустя минуту он уже завязывал шарф.
- Куда? - спохватилась Моника.
- На поиски Егора, конечно. Мне нужен тяжелый предмет, которым не жаль раза два хорошенько вмазать в стену. Есть у нас такие?
Внимание Шпалиса привлекла книга в черной обложке, с сияющей золотой буквой М на переплете. С тех пор, как они переехали в «Адронитис», Моника держала Книгу Мира в непосредственной близости от себя — на журнальном столике, где, заваленная прочими газетами и книгами (они лежали здесь больше для красоты: «с бумаги» в Мегаполисе давным-давно отвыкли читать), имела шанс остаться незамеченной. Однако сегодня ей не повезло. Шпалис решительно направился к столу с явным желанием ее присвоить.
- Отлично подойдет, - заметил он, оглядывая книгу со всех сторон самым тщательным образом.
- Руки прочь! - взвизгнула Моника, точно у нее отбирали сумку среди бела дня. - Это, между прочим, древняя реликвия, призванная пролить свет на загадку происхождения человечества! Это — Книга Мира!
Его брови медленно поползли вверх.
- Серьезно? Я думал, это руководство по вязанию круглых подставок для чайников.
Он взял книгу за нижний правый угол и потянул на себя. Обложка снялась легко, как колпачок с ручки. Под ней оказалась другая, сверху донизу покрытая фотографиями разноцветных шерстяных клубков и столовых приборов, а в центре красовалась надпись: «Фитцджеральд Лэйн. Руководство по вязанию круглых подставок для чайников. 1001 способ создания модных аксессуаров своими руками».
Шпалис несколько раз демонстративно помахал ею в воздухе.
- Кстати, ты умеешь вязать?
- Нет… - упавшим голосом призналась она.
- Тогда тебе и не нужна эта книга. Хм, надеюсь, старик Фитцджеральд не обидится на меня за то, что я использую его творчество таким варварским способом? Прости, но все ради Канаева.
Моника усиленно глотала воздух, точно рыба, вытащенная из воды. В один миг она состарилась на десять лет: ее совершенно не украшали обвисшие волосы и сгорбленная спина.
- Значит, никакой книги...и не было, да? - пролепетала она, готовясь утопиться в припадочной агонии отчаяния.
- Нет, - абсолютно спокойно ответил он. - По-моему, тебя просто обдергали.
- Что? - она непонимающе обратила к нему свое напряженное лицо.
- Ну, обсчитали. Ощипали, причесали, крутанули, накололи. Обманули, короче. К слову, если придерживаться логики твоей любимой конспирологии, то тебя намеренно устранили из Мегаполиса. Выдумали какую-то там книгу с каким-то несуществующим содержанием, и ты на это клюнула. Затем оставались сущие мелочи — удалить твой индивидуальный номер из базы данных Мегаполиса. Элементарно! Злодейский план раскрыт, героиня уходит на покой.
- Я не хочу уходить… - страдальчески исторгла она. В ее бесконечно грустных глазах на миг промелькнул проблеск надежды, она с усилием схватилась за него — и пала на колени перед изрядно удивленным всем происходящим Шпалисом.
- Альберт, прими меня в свой штаб! Я знаю, вас много, вы сражаетесь за справедливость и честь в нашем несовершенном государстве!
- Да-да. Мы благородные потомки рептилоидов. Что дальше?
- Пожалуйста, прошу тебя. Я буду бороться, бороться до конца, я буду верить, я буду раз за разом жертвовать собой во имя высшей цели! Я…
- Стоп. Я ничего не решаю. Я лишь один из надцати членов нашей группы. Чтобы принять тебя в штаб, я должен получить согласие всех до единого. Если они согласятся, ты проходишь. Если они не согласятся даже при условии, что я соглашусь, то тебе к нам дорога закрыта. Навсегда.
- А если бы ты был главным, ты бы меня принял?
- Эм...нет. Категорически нет.
- Почему?!
- Потому что в нашем трудном деле бесполезны чересчур экзальтированные особы с пониженной социальной ответственностью.
- Да как ты...Как ты смеешь? Оскорбить меня…
- Это не оскорбление, а констатация факта. Всего хорошего.
Ее лицо преобразилось в сюрреалистичную картину: узкий искривленный овал с глубокими до черноты провалами изумленных глаз и рта. Она согнулась, будто ее ударили в живот, скрутилась вся и бессмысленно гипнотизировала захлопнутую прямо перед ее носом дверь.
«Сейчас же нельзя выходить.» - напомнила себе Моника. «Куда он, в таком случае, собирается?»
...Снова перед ним маячит прямоугольная спина в обтягивающем черном пиджаке. Маячит неотвратимо и ненавистно, точно тягостная обязанность. Подойти, окликнуть — то, на что он надеялся?
Травы шуршали, ползали у его ног, словно живые, удерживая, не допуская его до запретной черты. Но ему надо было поставить точку. Узнать или потерять. И от этого «надо» не сбежать и на край света.
Егор шагнул еще один раз — последний и отчетливо прокричал:
- Кто ты?
Краткий вопрос зазвенел в теплом воздухе.
Незнакомец в черном обернулся.
- Шпалис?
Собственной персоной. Только очень уж худой и будто постаревший минимум в два раза. Черная одежда, черная от ботинок до шляпы, и такого же цвета трость, на которую он опирался. Круги под глазами стали гораздо глубже; истончилась кожа, заострились скулы. Лишь глаза, напротив, не выцвели, а наполнились горьким ехидством и еще больше потемнели.
Егор сначала опасался с ним заговаривать, тем более что Шпалис смотрел на него искоса, склонив по-птичьи голову вбок и одним свои видом насмехаясь над ним.
Однако, подумав хорошенько, все же решился:
- Как вы здесь оказались? Где мы?
- Канаев, я вам не Всемирная сеть, - услышав этот неизменный брезгливый голос, Егор убедился, что с его оппонентом все в порядке. - Выберите один вопрос, и я вам на него отвечу.
- Ладно. Так где мы?
- Стоим на земле. Разве у вас были в этом какие-то сомнения?
Егор почувствовал, что его начало донимать привычное раздражение. Было понятно, что и в том измерении, куда он попал, характер Шпалиса нисколько не улучшился.
- Шпалис, я имею в виду то место, где мы находимся. Все, - он обвел руками круг, - целиком. Как оно называется?
- Оно никак не называется. Дались вам эти названия! В конце концов, отсутствие названия не отменяет факта существования самого места.
- Я всегда думал наоборот.
Он пренебрежительно хмыкнул, раздавив концом трости нераскрывшийся бледный бутон.
- Что вас сюда привело? - поинтересовался он.
Егора огорошили его слова. Действительно, зачем он здесь? Но если он очутился в определенном месте в определенное время, то в этом определенно есть некий смысл, иначе с чего бы?
- Не знаю точно, - замявшись, произнес он. - Очевидно, музыка.
Шпалис искривил губы.
- Не только. Как сопутствующий элемент — возможно, но основное… - он на минуту задумался, вычерчивая тростью линию на полегшей траве. - Вы что-то здесь ищите, Канаев, - заключил он, поднял голову и столкнулся с озадаченным взглядом.
- Что?
- А кто ж вас знает, - флегматично откликнулся Шпалис. - Я вам в голову не залезу. Наверное, что-нибудь сверхважное.
Егор попытался ухватиться за смысл.
- Нет… То есть — да. Важное. Мне не нравится мир, в котором я живу.
- Ну-ну, - он хищно вытянул шею в предвкушении подробностей. - И чем же он вас не устроил?
- Он...ненастоящий. От земли до неба — все ненастоящее, понимаете? Мы живем в коробке с прорезанным окном. Все: женщины, мужчины, дети. Стоит кому-то высунуться из окна чуть больше положенного, как его толкают — и он разбивается вдребезги.
Шпалис глядел на него, практически не мигая. Егор уже научился различать подобные взгляды: они почти всегда значили вызов или иронию.
- Другими словами, мне кажется, что реальность, в которой я нахожусь, гораздо реальней той реальности, откуда я пришел.
- Другими словами, - сухо заметил Шпалис, - вы оправдываетесь.
Егора пронзило; он неверяще уставился на своего оппонента.
- Вы хотите сказать…
- Не хочу сказать, а говорю прямо: вы оправдываетесь. Кто вы? Вы — несчастный квазифилософ. Таких сейчас много. И они совершенно бесполезны. Молотят языком хуже, чем я, а результатов еще меньше.
- Вы преувеличиваете, Шпалис.
- Я высказываю свое мнение! И неважно, что меня с утра укусила муха.
- Поэтому вы злее обычного?
- Рядом с вами доброта не выживает, Канаев. А по поводу вашей реальной реальности скажу вам, что она не более чем галлюцинаторная экзистенция, порожденная вашими же пятью чувствами под действием психотропных веществ, вколотых вам насильно для потери осознания материальной действительности. Проще говоря, мы в шкафу.
- В Несторе? - изумленно переспросил Егор. - Но...как это возможно?!
- Точнее, мы с вами находимся во внутренней части шкафа, которую мое воображение достроило до полноценной живой системы.
- То есть… - мучительно обгладывая вертевшуюся на языке мысль, проговорил Егор, - мы в вашей башке.
- Да, - невозмутимо подтвердил Шпалис, - можно и так сказать.
Егор оглянулся вокруг. Ветер безмятежно покачивал колоски дикой пшеницы и тонкие влажные стебли других трав; из ниоткуда вместо щебета беспокойных пичуг лилась незнакомая, но завораживающая музыка. Инди, кантри — Егор не знал мудреные названия этих жанров, зато отлично понимал, что в Мегаполисе подобную музыку не оценили бы. Объявили бы: «слишком сложно для публичного восприятия», и диджеи разом вычеркнули бы ее из всех плейлистов на радио, в клубах и кафе.
- Интересный у вас мир, - задумчиво выдал Егор. - Я всегда думал, что ваша голова набита какой-нибудь сияющей чепухой вроде цветных конфетти вперемешку со швейцарскими ножами… Это здесь вы прохлаждались, пока я с ума сходил в Азилуме?
Шпалис кивнул, опираясь обеими руками на воткнутую в землю трость.
- Вообще-то я никуда не уходил. Просто забрался в шкаф и сидел там.
- Вас не было в шкафу.
- А вы проверяли?
На миг обретенная ниточка уверенности вновь оборвалась.
- Ну...н-нет...не помню, - пролепетал Егор.
- Вот видите. То есть, вы утверждаете, что я не сидел в шкафу, в то время как у вас нет никаких доказательств этого. Зато то, что я из шкафа вышел — неопровержимый факт.
Егор уперся ногами в землю, будто она была готова провалиться под ним. В висках гудело; апогей подкрадывался опять, на сей раз свирепый и неумолимый, как грохочущий водопад.
- Да ладно вам, вы обо мне еще и не такое узнаете, - заявил Шпалис и направился к ближайшему возвышению, на котором стоял один из покосившихся, но вполне опрятных домов. - Не отставайте! - бросил он через плечо Егору, на секунду обернувшись.
Егор попытался тоже сдвинуться с места. Странное дело — он заранее знал, что у него это не выйдет. И вправду: он делал миллиметровые шажки, точно на его ногах висели тяжелые гири. Если же он выставлял ногу подальше, чтобы широко шагнуть вперед, то ее сводило болью, как при судороге.
- Подождите! - крикнул он Шпалису.
Он его не услышит. Конечно же, не услышит. Егор замер.
Внезапно пейзаж вокруг него подернулся рябью, подобно отражению, и начал таять; иллюзию поглотила сплошная темнота бессознательности. Она окружила Егора со всех сторон, с фантастической быстротой подбираясь к жалкому клочку почвы, на котором он стоял.
Последнее, что он успел подумать, задрав голову высоко в небо, было:
«А месяц здесь какой-то чудной. Как Чеширский Кот без улыбки. Чего это он лежит на боку? Мы что, в южном полушарии, что ли?..»
- Видите ли, мой милый, в последнее время я страдаю от невыносимого одиночества. Здесь столько развлечений, что за ночь не успеваешь познать их все — а наутро снова один. К тому же они до тошноты однообразны и затрагивают только самые низменные человеческие потребности. Не хватает некой изюминки, легкой импровизации для доставления удовольствия людям интеллектуальным. К тому же мой протеже (я вам уже о нем рассказывал) исчез несколько лет назад, и до сих пор о нем ничего не известно. Так что не не с кем даже завести нормальную беседу…
- Мне очень жаль, но не могли бы вы меня отпустить? - нетерпеливо возразил Егор.
Он сидел в кресле, чрезвычайно напоминающем средневековое орудие пыток. Его руки были прикованы к подлокотникам железными фиксаторами. Точно такое же орудие, размером побольше, плотно обхватывало его шею, прижимая ее к спинке кресла. Четыре массивных стальных кольца давили на ноги, вынуждая Егора все время держать их согнутыми в коленях, чтобы причинить себе как можно меньше боли. От долгого сидения в одной позе затекла спина, отяжелели мышцы, но стоило подвинуться хоть на сантиметр — и в тело безжалостно впивался холодный металл.
В голове у Егора смутно шевелилось понимание того, что, возможно, ввалиться в квартиру совершенно незнакомого ему человека было слишком уж опрометчиво. Хозяин квартиры — доктор Рид, как представился он сам, расхаживал вокруг своего пленника, со старческой болтливостью жалуясь ему на скуку, одиночество и хронический ревматизм. Впрочем, говорил он интересно, довольно живо, а некоторые его фразочки можно было смело включать в карманный словарь афоризмов. Егор с удовольствием послушал бы его в другой ситуации, только не сейчас, когда ему систематически готовилась участь «развлечения» для умственно одаренного клиента.
- Отпустить? - Рид весело присвистнул, с удивлением покачав головой. - Что вы, что вы! У нас целая ночь впереди, а вы — чудесный собеседник. Малость отличаетесь от стандартного экземпляра Человека Современного, он же Виртмэн, умением поддержать разговор и неуместными ностальгическими фантазиями. Мне это в вас нравится. Таких оригиналов сейчас днем с огнем не сыщешь.
- А просто поговорить мы не можем? Без кресла? - понадеялся Егор.
Рид взглянул на него, будто на умалишенного.
- Меня не устраивает ход ваших мыслей, - заявил он после длительной паузы. - Давайте так: я говорю, вы слушаете. О’кей?
Он взял со стеклянного стола вещь, которую Егор своим затуманенным сознанием идентифицировал как особо изощренную версию обычного кляпа. По сути, это была двусторонняя пластина. Одна ее сторона, внешняя, оставалась гладкой, а внутреннюю сплошь усеивали острые мелкие шипы. Пластина крепилась к голове жертвы при помощи ремешков и в процессе использования совершенно лишала ее возможности говорить. При малейшем движении язык сразу наталкивался на колючую преграду; кроме того, шипы довольно неприятно давили на десны, сдирая их до крови. Поэтому жертва предпочитала молчать, дабы хоть как-нибудь избежать серьезных травм.
Примерив это садистское приспособление на Егора, доктор Рид радостно потер руки.
- Превосходно! Чувствую, нас с вами ждет долгий разговор…
Однако поговорить с безмолвным пленником доктору все-таки не удалось. За его спиной тяжелый предмет со свистом врезался в лампу. Лампа закачалась, ее неверный свет в панике запрыгал по стенам.
Рид обернулся — и увидел робкую, крошечную тень, стоявшую возле дверного проема. Доктор прищурился, из всех сил пытаясь рассмотреть непрошеного гостя. Когда лампа вновь пришла в нормальное положение, то есть начала висеть строго перпендикулярно полу, отбрасывая бледные резковатые лучи, высветив носатый профиль с утомленными припухшими веками, доктор Рид всплеснул руками.
- Неужели… - прошептал он с пораженным благоговением. - Мальчик мой… Эш… Ты вернулся!
Шпалис, заняв относительно безопасную позицию у выхода, потупил глаза и потихоньку раскачивался туда-сюда на носках ботинок — явный признак нервозности.
- Да, я вернулся, - подтвердил он обыденным тоном, без капли ридовского энтузиазма. - Но я к вам пришел не чаю попить, учтите.
- Ах, Боже мой, как ты вырос! - продолжал восторгаться Рид, пропустив мимо ушей или попросту не желая слушать слов своего «протеже».
Егор посмотрел на Шпалиса, которого при его росте не спасали даже каблуки, и подумал, что у доктора вдобавок к десятку психических расстройств имеется неиссякаемый запас сарказма. Шпалис воспринял этот выпад спокойно: в последний раз перекатившись с пятки на носок, он попросил наивным голоском мальчишки-первокурсника:
- Отпустите Егора. Пожалуйста.
Тут уж удивились оба: доктор Рид, потому что у него отбирали крайне ценную игрушку, а Егор — потому, что Шпалис впервые назвал его по имени.
- Эш, что это значит? - грозно вопросил Рид. - Кто он тебе?
- Мы коллеги, - нахально соврал Шпалис.
- А! И где же вы с ним работаете, интересно?
Шпалис многозначительно указал на потолок.
- Вон там.
Доктор внезапно побелел и затрясся.
- Мальчик мой… - донеслось слабым шепотом. - Я же не знал.
- Теперь знаете.
Шпалис шагнул вперед. За его спиной толпились другие тени. Выйдя на свет, они оказались людьми, чьи лица были скрыты под масками. Сквозь непроницаемо-черную ткань мерцали лишь глаза — внимательные, любопытные и холодные.
- Доктор, - сказал Шпалис, - выбирайте. Либо вы добровольно возвращаете нам Егора Александровича, либо мы посылаем сигнал.
«Послать сигнал» в просторечии означало нажать на кнопку, которую устанавливали по приказу «небесных людей» в квартирах мегакомплексов. Если хозяева квартиры не соблюдали определенных правил, предписанных властями, то любой жилец или посетитель мог без зазрения совести нажать на эту кнопку и вызвать вооруженный отряд «небесных».
Едва заметив, как его подопечный занес руку над роковой кнопкой, доктор истошно завопил:
- НЕТ, Эш!!! No, no, no! Отойди от нее, прошу!
- Отпустите Егора, иначе они узнают, что вы самовольно отключили автонаблюдение в своей квартире, - настаивал Шпалис, пока его тонкие пальцы задумчиво оглаживали пластмассовый пузырь, вскочивший на ровной поверхности — нарыв на упоительном благополучии маниакальной натуры.
«Зараза, он еще и шантажист». - пронеслось у Егора в голове.
Выражения лица доктора Рида менялись, словно у многоликого демона, которого опытный маг подвергает нестерпимой пытке: в лихорадочном танце дергались уголки рта и кожа на лбу, волосы вставали дыбом, ноздри хищно раздувались и опадали. Внезапно он опять подскочил к стеклянному столу, судорожно пошарил по нему и вытащил штопор.
- Нажимай, мальчик мой, - с горькой улыбкой обратился он к оцепеневшему Шпалису. - Жми, не бойся! Я убью себя раньше, чем ты вызовешь их.
Он приставил штопор себе к виску.
- Видит Бог, здесь человеку не дают даже застрелиться. Я умру, как законченный псих, со штопором в мозгах.
Затравленно переводя взгляд с доктора Рида на Егора, Шпалис опустил руку.
- Ладно, давайте просто попьем чаю, - миролюбиво предложил он.
- Не получится, - тяжко вздохнул Рид.
- Почему?
- Мирно — не получится, - пояснил доктор. - Эш, мальчик мой...я заминировал чайник.
- Что ж вы сразу-то не сказали! - громко процедил Шпалис, кинувшись обратно в коридор.
Через две секунды в соседней комнате грянул взрыв. Доктор Рид невозмутимо кивнул, прибавив:
- Итак, Создания больше нет — значит, и Создатель должен умереть.
И без колебаний всадил штопор себе в голову. Его никто не смог остановить: слишком неожиданно все случилось.
Из разгромленной кухни выполз немного подкоптившийся, но вполне живой Шпалис.
- Что тут творится? - осведомился он.
Выхватив из общей сумятицы лежащее на полу тело доктора, Шпалис внезапно умолк. То, что с ним стряслось дальше, не поддавалось никаким описаниям: набор сумбурных, дерганых, нервических телодвижений, которые продолжались с минуту, после чего Шпалис рухнул на пол и заревел. Именно заревел, а не заплакал — хотя и ревом это можно было назвать с натяжкой. Тягучие и надрывные, повторяющиеся с четкой периодичностью звуки могли напугали бы любого. Они походили на стоны раненого животного и менее всего — на плач.
Егор смотрел на эту картину с содроганием, ненавидя свое вынужденное бессилие. Но вот он услышал долгожданное щелканье отстегиваемых фиксаторов, а вместе с ним осторожный шепот:
- Вы только не рассказывайте никому.
С другой стороны — снова шепот, только потоньше:
- Вы нас не видели, понятно?
- Вообще! - перебил его первый шепот.
- Ни в коем случае!
- О нас ни слова.
- При «небесных» тем более!
- Мы просто мимо проходили.
- Ага. Семь человек. Все поголовно — случайные свидетели. Поняли?
- Да понял я, понял! - с досадой отмахнулся Егор, порядком одуревший от сонма сбивчивых голосов, лезущих отовсюду, точно кусачие комары.
Вдруг они расступились. Девушка в маске, с воткнутым в волосы высушенным цветком аниса, приблизилась к Егору и на слегка ломаном русском произнесла:
- Позаботьтесь о Шпалисе. У него сейчас, - она запнулась, уловив пристальный взгляд Егора — он следил за тем, как скорчившееся тельце оторвали с пола и подняли за руки два человека из отряда, - трудные времена. Но он отойдет, он выдержит.
- Тогда позвольте встречный вопрос: почему бы вам самим о нем не позаботиться? - отрывисто бросил вслед уходящим инспираторам Егор.
Они обернулись к нему в явном недоумении.
- С чего это? - холодно спросила та самая девушка.
- Вы же его товарищи, да?
- Мы… - заговорила снова та девушка, с цветком в волосах, - мы не способны ему помочь. Обычно мы помогаем друг другу, но сегодня исключительный случай. Сегодня только вы можете вернуть его. Послушайте, - она понизила голос до шепота, - мне недавно снился сон. Сожженный город — наш город — пустой. Совсем пустой. И я одна там. Мне кажется, это предзнаменование. Пожалуйста, позаботьтесь о нем. Мы будем благодарны вам до конца нашей жизни…
- Вы что, все еще здесь? - очухавшийся Шпалис поднял голову. - Вы бессмертные, амигос? Проваливайте давайте отсюда, живо! Быстрее! Когда заявятся «небесные», они вам все пути перекроют!
Семеро гуськом потянулись по коридору и выскользнули из квартиры. Уходя, кто-то из них все-таки нажал на кнопку.
Квартира покойного доктора Рида вряд ли видала на своем веку такое количество народа. Полицейские, агенты ВСБ, судмедэксперты, санитары — все они мелькали перед глазами Егора, все задавали ему вопросы, на которые он едва мог отвечать. Около него жался Шпалис, ощетинившийся и злой.
«Точь-в-точь пес, потерявший хозяина. Сейчас как цапнет кого-нибудь». - думал Егор.
Явная неприязнь к происходящему сменилась на лице Шпалиса ледяной вежливостью, когда к ним подошел один из «цивилов».
- Извините за доставленные неудобства, но вам придется пройти с нами, - сообщил он.
- Да-да, разумеется… - согласился Шпалис. - Подождите две минуты только, я скоро вернусь.
И ушел. Егор осторожно последовал за ним, и в итоге оказался в небольшой комнате, по виду напоминавшей нечто среднее между компьютерным кабинетом и анатомическим театром. Все стены были изрисованы и покрыты разнообразными надписями. Одна из них, намалеванная ярко-красным маркером, сразу приковала внимание Егора: ALL YOU NEED IS TO CEASE TO BE*. Чуть пониже поместилось изображение черной снежинки, вписанной в круг.
С потолка на кусках изоленты свисали диски — настоящие диски, каких Егор не видел уже лет десять (просто уму непостижимо, где Рид раздобыл такое старье). Все шкафы и полки, прибитые к стенам, были завалены всяким хламом, в основном отслужившими свой срок деталями компьютера. Сам компьютер, кстати, расположился тут же — у единственного окна и, насколько Егор мог судить, ему также перевалило за десяток. Однако выглядел он отлично, вполне современно. У Егора закралось подозрение, что делали это чудо техники вовсе не на территории интеркорпорации «Декой», а, скорей, где-нибудь в «Икигоми»*.
- Чего дежурите на пороге, заходите, - донесся до него голос Шпалиса. - Это моя детская.
Шпалис усердно копался в ящиках компьютерного стола. Выудив смотанный бинт, он закатал рукава джемпера и снял перчатки.
- Что вы делаете? - не без интереса осведомился Егор.
- Повязку меняю, - сквозь зубы произнес тот, и Канаев остолбенел, увидев, что руки у Шпалиса до самого локтя перемотаны посеревшими бинтами. Он начал разматывать их. Когда обнажилось скрытое под бинтами, Егор с трудом удержался от вскрика.
- Вы хотели узнать, почему я всегда ношу перчатки? Смотрите, - Шпалис поднял вверх ладони.
Его руки словно состояли из двух частей. Первая, от плеча до локтя, была покрыта гладкой светлой кожей, нежной, как у ребенка. Зато дальше, от локтя до кончиков ладони, пузырился сморщенный, бугристый, мертвенно-серого оттенка покров, похожий на рыбью чешую. Ладони привлекали ужасающей асимметричностью: все пальцы были разной длины, и каждый имел индивидуальный дефект — искривление, узловатость или сплюснутую форму. Некоторые были лишены ногтевой пластины. Они росли довольно беспорядочно, наподобие частокола; тыльную сторону ладоней обвивали толстые пучки синих вздувшихся вен. Это были руки старика, странным образом очутившиеся на теле юноши.
- Да, они не мои, - убежденно заявил Шпалис, отрезая ножницами кусок бинта нужной длины. - Мне их вживил доктор Рид. Кажется, это был подарок на мое семнадцатилетие. Я сбежал от него тогда.
- А...ваши прежние руки...вы их повредили? - Егор уже крепко пожалел, что задал такой вопрос.
Шпалис покачал головой.
- Нет, с ними как раз все было в полном порядке. Просто в одно прекрасное утро я проснулся с чужими руками. Я не испугался, конечно. Доктор Рид объяснил мне, что пересадил их мне от какого-то своего пациента-карлика, который накануне умер от передозировки элениума. Кажется, он болел артрозом. Я спросил у Рида, где мои руки. На что он ответил… - Шпалис вдруг заговорил более низким, вкрадчивым голосом, передразнивая покойного, - «Мальчик мой, ты задаешь слишком много вопросов!»
Егор от неожиданности ухватился за дверной косяк, чтобы не упасть.
- Я всегда задавал слишком много вопросов, - продолжал меж тем его собеседник. - Я был неудобен для него, да. Он-то воображал себя всемогущим. Ему даже удалось остановить мой рост. Систематическое недокармливание, искусственная бессонница, таблетки… Сначала я думал, что это витамины, и он мне так говорил. Постойте, да вот они, - Шпалис вынул из ящика пластиковую прозрачную бутылочку, наполненную обыкновенными с виду белыми капсулами. - Канаев, вы знаете, что это?
- Могу только предполагать…
- Метилфенидат, более известное название — риталин, стимулятор центральной нервной системы. Официально запрещен на территории интеркорпорации «Декой» и Атлантической Федерации. Передозировка вызывает конвульсии, тахикардию, депрессию, эпилептические припадки, наркотическую зависимость и еще около двадцати побочных эффектов. При приеме его детьми наблюдается замедление роста в среднем на два с половиной сантиметра. Как вы понимаете, в моем случае, учитывая все сторонние факторы, Рид смог добиться потрясающих результатов. Я перестал расти в одиннадцать лет.
Обмотав вторую руку, Шпалис отрезал бинт и убрал моток обратно в ящик. Егор пристально следил за его движениями.
- А ваши родители...они не возражали против подобных экспериментов?
- Своих родителей, - отвечал Шпалис, с трудом натягивая перчатки, - я в последний раз видел в шесть лет. Как раз тогда мы только-только переехали в Сан-Франциско, и у меня начались тики — возможно, на нервной почве. Я вообще раньше был на редкость впечатлительным. Родители повели меня к доктору Риду — в то время он представлялся лучшим детским психотерапевтом в штате Калифорния. Он осмотрел меня и сказал, что необходимо комплексное лечение. Это значило лишь одно: я должен на несколько дней остаться у него. И вот тут-то, Канаев, я почуял неладное.
Шпалис с трудом натянул перчатки на свежеобмотанные ладони и аккуратно спустил рукава.
- Но что может сказать ребенок? Мама, папа, уведите меня из дома этого дяди, он страшный? Согласитесь, не аргумент. Я остался, а спустя три дня узнал, что мне некуда больше идти. Мои родители пропали без вести. Сейчас я склоняюсь к мысли, что их заказали.
Егор почувствовал, как его пальцы медленно соскальзывают с полированного дерева, и сумел выговорить два звука, сложившиеся в тихое:
- Он?
Шпалис задумчиво кивнул.
- Скорее всего. Знаете, есть такое, когда людей убивают и после тайно хоронят, чтобы не нашли. В этом деле главное — иметь обширные, налаженные связи с мафией или хотя бы с проверенным агентством киллеров. У Рида не было недостатка ни в тех, ни в других. Но доказательств никаких нет. Поэтому я верил ему.
Шпалис задвинул ящик и отступил к стене. Над его головой зеленела острым росчерком написанная в явной спешке фраза: If time is merciful to you, everything will be alright. Sh.&B. R.I.P*.
- Рид оформил надо мной опекунство. Моя многочисленная родня пробовала было протестовать, но он их быстро заткнул. Не буду говорить, какими способами — грохнетесь еще в обморок, чего доброго… Так вот. Через год после того, как я перестал расти, старика прижали спонсоры. Он им там не доплатил приличную сумму, по-моему. В Сан-Франциско мы оставаться больше не могли, поэтому переехали в Мегаполис.
- И чем же он здесь занимался?
Шпалис исподлобья взглянул на своего оппонента.
- Да тем же, что и в Сан-Франциско. Предлагал людям квалифицированную психологическую помощь, а после усыплял и использовал для собственных экспериментов.
- Каких?
Однако «час откровения», похоже, подошел к концу. Шпалис угрюмо отрезал:
- Вам совсем необязательно об этом знать.
Егора лавиной накрыл неожиданный приступ ярости. Во мгновение ока Шпалис оказался притиснут к раскрашенной стене, и дрожащий от негодования и злобы голос его противника прошипел в опасной близости:
- Развязали язык, а потом на попятную, да, Шпалис? Интересная тактика, очень интересная. Вся ваша братия так и поступает… Ну, рассказывайте, чего вы замолчали? Он же убить вас хотел, этот Рид, он вас использовал, как подопытного кролика! Или вам такое нравится? Расскажите мне, Шпалис, расскажите, или я из вас душу вытрясу!
Шпалис поднял на него глаза.
- Я не буду на него стучать, и точка, - твердо выговорил он.
Егор от столь напористой категоричности даже растерялся.
- Ну, хотите, я сам в полиции повторю вашу историю?
Он оскалился.
- Если вы, Канаев, хоть словом заикнетесь им о Риде, я воткну вам нож в спину.
Егор ошеломленно уставился на своего оппонента.
- Шпалис… - не отдавая себе отчета в собственных действиях, Егор принялся ласково гладить взъерошенные темные кудри человека напротив. - Я не могу понять… Вы защищаете этого маньяка-доктора, который сломал вам жизнь, уничтожил вашу семью, проводил чудовищные опыты на людях. Но тот, кто покрывает злодеяния другого, и сам неизбежно становится злодеем, сообщником злодея. Подумайте об этом!
- Мне плевать.
Его слова, ледяные и хлесткие, точно пощечина, единым махом перечеркнули всю воспитательную тираду Егора. Канаев, начисто упустивший контроль над происходящим, стоял, раскрыв рот.
- Мне плевать на вас и на ваше мнение. Слышите? - с холодным презрением повторил Шпалис. - Доктор Рид не маньяк, он мой покровитель, второй отец — и он умер сегодня. Но если вы, Канаев, начнете перемывать ему кости в присутствии «небесных» и полиции, я сделаю то, что должен сделать. И меня никто не остановит! Уберите руки, - приказал он, скривившись.
Егор отшатнулся от него. Шпалис вышел из комнаты, напоследок одарив оппонента испепеляющим взглядом.
Егор остался один в пустоте.
Гнетущая тишина давила на него, ему казалось, что она вот-вот сломает его. Он пригнулся. Мощная волна прошла мимо, не задев его. И он, облегченный, выпрямился, отряхнулся и шагнул к столу. Резко выдвинул друг за другом несколько ящиков, лихорадочно пошарив в каждом, вытащил из последнего с десяток флешек. Он взвесил их на руке, усмехнулся и сунул в карман.
Задвинув ящики, он как ни в чем не бывало покинул комнату.
Знаменательные события в наших краях редки, но если и наведываются, то синхронно и сразу всей шумной компанией. Трагически-нелепая смерть Джона Рида неожиданно дополнилась гораздо более приятным событием — отменой карантина в «Адронитисе».
«Сегодня, наконец, настал первый рабочий день после длительной эпидемии «ложной ветряной оспы». Интернациональное правительство в лице его председателя Ричарда Карманьяка поздравляет граждан Мегаполиса О. с преодолением этого тяжелого испытания. А теперь наш канал по традиции передает слово самому непосредственному участнику данных событий».
На экране появилось идеальное до кончиков бровей лицо Великого Человека.
«Дорогие жители, гости и друзья Мегаполиса! Мы сердечно благодарим всех вас за то, что вы оказали нам неоценимое содействие и своевременную поддержку в эти трудные для нас времена. Благодаря вам мы пережили кризисный период с минимальными потерями. Пусть в вашем доме всегда будут мир и здоровье, пусть ваши дети растут достойными гражданами, преданными идеалам интеркорпорации «Декой». Не забывайте, что наша общая цель…»
Ульрика, заслушавшись, случайно ткнула кисточкой от туши себе в глаз и не упустила случая открыто позлословить:
- Урод гладкий, когда ж ты уберешься уже со своим дебильным сочувствием! Набить тебе твою пластиковую рожу мало! Лживая тварь!
Она и не подозревала, что в этот замечательный день решилась ее судьба.
В то время, когда она, торопясь на нелюбимую работу, ехала в лифте, ее мужу на электронную почту пришло персональное письмо с логотипом «Декоя». Йон без малейших колебаний открыл его. К письму был приложен невероятного объема документ. Йон, зевая, пролистал его вниз и поставил галочку напротив слов: «Я принимаю условия договора».
...Ульрика спустилась на первый этаж. Автоматические двери раздвинулись перед ней, пропуская ее на стоянку электромобилей. Там она с легкостью отыскала свою машину. Сев в водительское кресло, она попробовала включить сенсорный дисплей управления. Он тревожно замигал красным, а через секунду и вовсе погас. Ульрика принялась раздраженно тыкать во все кнопки подряд…
...Рывок, похожий на резкий старт. Машину подбросило вверх и, прокрутив раза три в воздухе, разнесло на мелкие куски. Запахло жженым пластиком и паленой шерстью.
...Ингрид подошла к отцу, который неистово выбивал на клавиатуре нескончаемую череду цифр и букв. Помявшись, девочка нашла в себе силы робко пробормотать:
- Папа, а где мама?
Он на минуту оторвался от обвившей его своими щупальцами виртуальной реальности и наклонился к дочери. Его блуждающий взгляд немного напугал ее.
- Мамы больше нет, крошка. Но не бойся. Я о тебе позабочусь.
Под столом громко урчал кот.
В полицейском отделении их продержали около шести часов. Продержали бы еще дольше, если бы по пути в участок стражи порядка не натолкнулись на оказавшегося неподалеку дружка Шпалиса.
Это был пружинистый, вертлявый молодой человек с чистыми голубыми глазами и рыжим хохолком на лбу. Его сходство с попугаем еще более подчеркивали пестрые джинсы, застарелым эхом вызывавшие в памяти эпоху шестидесятых, беззаботных хиппи и граффити в трущобах. Откуда он их откопал — оставалось только гадать. Как и старомодные ботинки с острыми, загнутыми кверху носками.
Весь его вид в целом не внушал доверия, но стоило вам заговорить с ним, как через минуту вы уже бывали убеждены, что более честного, искреннего молодого человека не встречали никогда в жизни. Он был болтлив — но болтлив в меру, и своей болтовней усиленно старался создать о себе максимально благоприятное впечатление.
- Ваш приятель? - осведомился Егор, когда заметил судорожные перемигивания обоих инспираторов.
- Да как вам сказать… - скучающе и даже несколько высокомерно отозвался Шпалис, поспешив стереть с лица компрометирующую его улыбку. - Собственно, мы с ним даже не знакомы…
- Но знаете друг друга, - уточнил Егор.
- В наш компьютерный век нет ничего невозможного, Канаев!
В это самое время молодой человек вынул из кармана электронное удостоверение, подошел к старшему из «цивилов» и официальным тоном заявил:
- Прошу прощения, мое имя — Бенджамин Ламмероуз, я адвокат задержанных. Разрешите сопровождать их на допросе?
«Цивилы» дали добро, после чего всех троих провели в отделение.
Нормальный допрос продолжался два часа. Говорил в основном Егор. Конечно, под беспощадным надзором своего оппонента он не упомянул ни слова ни о докторе Риде, ни о его практической деятельности. Кстати, «цивилы», вопреки всем ожиданиям, никуда не убрались, а продолжали стойко нести охрану у входа в комнату. Это насторожило подозрительного Шпалиса.
«Стоят. Зачем стоят? Ну сделайте милость, ребята, ну уходите! Что вам тут надо? Абсолютные пустяки — проткнул человек башку штопором, захотелось ему, ну… К чему шумиху устраивать, непонятно».
Он беспокойно ерзал на скамье, грыз ногти, слюнявил волосы, рыскал взглядом по непроницаемо суровым физиономиям «цивилов». Внезапно его осенило.
«А ведь и правда, что им здесь? Вот Ламмер с нами, потому что он должен нас отмазать. А кого они поддерживать собираются? Ох, не нравится мне все это, не нравится...»
С такими мыслями он дожил до второй части программы, наиболее тягомотной. Началась она с того, что до сих пор сидевший скромно в уголке Ламмероуз вдруг поднялся, приосанился и принялся неумеренно сыпать цитатами из Конституции и Уголовного Кодекса, пытаясь при этом каждое предложение худо-бедно увязать с существующим положением дел. Егор узнал о себе поразительно много нового: оказывается, он никогда не торговал оружием, не производил наркотики, ни разу никого не убил и даже не ограбил, любил детей и вообще был вполне добропорядочным гражданином.
Шпалис, привыкший к вывертам коллеги, лишь втайне посмеивался; зато Егор ясно чувствовал очередное приближение апогея. Полицейские сидели, как пришибленные; молодцы из «Цивил Контроллер» переглянулись и двусмысленно покачали головами.
Терпения блюстителей закона хватило ровно на четыре часа. Кончилось все представление тем, что проводивший допрос следователь рассыпался в извинениях перед арестованными, и их вместе с неожиданным защитником любезно вытолкнули вон.
- Вот непруха, - вздохнул Ламмероуз. - Я же им не успел про самое интересное рассказать, про киднеппинг*.
- Ламмер, я думаю, что к твоему рассказу о нашей безграничной любви к детям уже нечего добавить, - осадил его Шпалис.
- Эш, ты сердишься? Надеюсь, я не сильно приукрасил…
- Нет, что ты. Я люблю детей. Особенно до пяти лет. Особенно детей енотов. Канаев, что с вами?
Егор выглядел точь-в-точь как человек, с которым скоро случится сердечный приступ. Он смотрел в никуда, ходил с трудом — вернее, волочил ноги, а правой рукой держался за горло.
Едва увидев его состояние, Шпалис мгновенно оценил обстановку и стал прощаться:
- Похоже, нам пора. Ламмер, чуть не забыл: передай всем нашим, чтоб на всякий случай паковали вещи. Дело пахнет вынужденным побегом.
Ламмероуз успокаивающе хлопнул его по плечу.
- Эш, ты же знаешь наших — у них вещи всегда запакованы.
- Я и говорю, на всякий случай, - предупредил Шпалис, подхватывая Егора. - Мало ли…
На этой ноте они расстались. Ламмероуз поехал на седьмой этаж в надежде перекусить, а Шпалис потащил Канаева к ближайшему пуфу, которых в коридорах «Адронитиса» было, к счастью, немалое количество.
- Да что с вами творится, вы мне можете объяснить? - сердито шепнули Егору на ухо, когда его полуживое тело водрузили на мягкую поверхность. Водрузили, надо сказать, не совсем вежливо и ласково. К тому же сыграла свою роль разница в размерах: пуф был коротковат, из-за чего Егор умещался на нем только до поясницы. Остальные части либо висели в воздухе, либо лежали на полу.
Долго терпеть такое неудобство не хватало сил — Егор резко сел, поморщившись: головная боль дала о себе знать совершенно не вовремя.
- Я устал, - сказал он. - Наверное, просто устал. Шпалис, не мельтешите перед глазами, сядьте куда-нибудь… Черт, курить как хочется…
Шпалис торопливо пошарил в карманах куртки и извлек из одного пачку сигарет, из другого — зажигалку. Егор вырвал у него из рук оба этих спасительных предмета, чиркнул зажигалкой и затянулся. Напряжение ослабло, улетучиваясь в воздух вместе с сизоватым дымом.
- Полегчало? - встревоженно спросил Шпалис.
Кажется, впервые в его речи не улавливалось иронических намеков, и Егор вдруг осознал, что он все это время сидел рядом — хмурый, серьезный и при всем при том пуще прежнего напоминавший нескладного подростка. После происшествия в квартире Рида малейший налет элегантности (если он и был) покинул Шпалиса: на брюках красовались выжженные дыры и затяжки, а внизу штанины напоминали сбившийся комок перьев.
«Типичный Шпалис». - подумал Егор. «Щеголять такой рваниной в общественных местах и не замечать этого… Боже, какой он все-таки странный».
Его взгляд перескочил со Шпалиса на сигарету, которую Егор сжимал в собственных пальцах. И тут он подумал о другом.
- Шпалис, вы что, курите?
Тот выдал просто образцовое возмущение:
- Конечно, нет!
- А откуда тогда сигареты?
- Позаимствовал у старого знакомого в Азилуме.
- Угу. И зачем они вам?
- Ну, не для того, чтобы курить. Для других дел.
- Для каких еще «других дел»?
- Слушайте, чего вы мне допрос устраиваете? - Шпалис аж подорвался с места.
- Я несу за вас ответственность, Шпалис, - отрезал Егор, выпуская струю дыма, и как бы невзначай добавил:
- Мне за вас повышение обещали.
- Какое еще повышение?
- Не берите в голову.
- Я хочу знать! - настаивал он.
- А почему вас так это интересует? - спокойно парировал Егор.
Шпалис хотел было заговорить, но потом опасливо прикусил язык.
- Вот видите, совсем необязательно вам знать обо мне чересчур много.
- Вам тоже, - буркнул в ответ Шпалис.
Егор еле слышно усмехнулся.
Забавно наблюдать за человеком, когда ты на шаг впереди него.
Мимо них по коридору пронеслась стайка девиц с изумрудно-зелеными лицами, в прозрачных пелеринах, накинутых на смуглые плечи. Их смех казался отзвуком загадочного будущего.
- Они больны...этим? - вздрогнул Егор, вспоминая телерепортажи об эпидемии «ложной ветряной оспы».
- Не-а, - улыбнулся Шпалис. - Хотя отчасти вы правы. Это мода сейчас такая — красить лицо и руки, типа ты заболел. Некоторые особо одаренные все тело мажут зеленой краской.
- И вы считаете это красивым? - перебил его Егор, докуривающий сигарету.
- Я считаю это глупым, если хотите знать.
Егор затушил сигарету, бросил ее в урну и встал.
- Ладно, пойдемте. Семь часов. Представляю, что Моника нам устроит.
- Что она нам может устроить? - отмахнулся Шпалис. - Не смешите меня! Ну, покричит немного и успокоится, дел-то…
- Пароль! - выставила им условия дверь, как только Егор протянул руку к электрическому звонку.
Оба опешили. Шпалис — потому, что вообще не ожидал подобного поворота событий, Егор — потому, что ожидал, но до последнего надеялся, что эти события повернутся в благоприятную для него сторону.
- Моника, я в курсе, что ты веришь всем конспирологическим заговорам подряд, но не до такой же степени! - удивился Шпалис.
- Пароль, - женский голос был неумолим.
Егор тщетно попытался воззвать к благоразумию девушки:
- Моника, мы не знаем пароля. Откуда мы можем его знать, если ты установила его до нашего прихода?
- Тсс, Канаев, - восторженно прервал его Шпалис, склонившись к автоматическому полю для ввода пароля, - здесь четыре знака. Беря в расчет то, что у нас имеется десять цифр и двадцать специальных символов, то...хм, выходит довольно неплохо.
- Сколько?
- Шестьсот пятьдесят семь тысяч семьсот двадцать возможных вариантов.
- Вашу ж мать, а! - не вытерпел Егор.
- Моника, Моничка, Моня… - с поразительной нежностью зашептал Шпалис, склонившись над встроенным в дверь микрофоном. - Моника, пустите вы нас, пожалуйста! Я вас уверяю, мы ничего преступного не замышляем и никаких провокаций не готовим.
- Откуда я могу это знать?
- Моника, что вы… Если бы мы реально что-то замышляли, мы бы не стояли, как два идиота, возле собственной квартиры, пытаясь убедить вас открыть нам дверь.
Егор нервно вышагивал туда-сюда, засунув руки в карманы пальто.
Шпалис, вдохнув побольше воздуха, рявкнул в микрофон:
- Миссис Хоран! В коридоре прозябают ваш законный муж и не менее законный племянник. Вам не стыдно?
- Нет! - выкрикнул женский голос по ту сторону двери. - Потому что вы не мои настоящие родственники! Ложь, все ложь, куда ни посмотри!
- Моника, что случилось? - без обиняков поинтересовался Шпалис.
- Они меня обманули. Ты был прав, Альберт.
- В каком смысле?
- Семейства Мелроуз не существует! Я навела справки. Фамилия Мелроуз вообще нигде не числится! Зато в сегодняшней новостной ленте я наткнулась на статью. Она называлась «Успешное завершение операции «Бархатная Роза»».
- Ну и что?
- На английском название этой операции звучит как Mellow Rose.
Шпалис задумчиво почесал подбородок.
- Определенно, в этом есть какая-то закономерность…
- Особенно если брать во внимание тот факт, что раньше я входила в Эй-Ай-Би!
Егор перестал мерить шагами коридор и, развернувшись на девяносто градусов, вперил свой взгляд в дверь.
- О чем она? - не понял он.
- Эй-Ай-Би (AIB) – Ассоциация Независимых Блоггеров, - пояснил Шпалис. - Британская организация, распалась полгода назад. Ее сотрудники занимались тем, что выпускали статейки с критикой в адрес правительства и отдельных вышестоящих лиц. О-о, это же все объясняет…
Егор прервал его рассуждения вслух одним-единственным вопросом:
- А мы-то тут причем?
Шпалис пожал плечами:
- Не знаю. Моника, чем перед тобой провинился Канаев?
- Он работал в ВСБ! - мрачно сообщил голос из микрофона.
- Но он же на данный момент там не работает, - возразил Шпалис.
- Откуда ты знаешь? Взгляни ему в глаза! Кому известно, о чем он думает сейчас?
Шпалис медленно повернулся и столкнулся взглядом с двумя нацеленными на него маленькими, черными, хищно блестевшими зрачками. Радужка вокруг них словно налилась свинцом и излучала теперь холодноватое мерцающее сияние. Шпалиса внезапно охватила неконтролируемая паника; он провел кончиком языка по пересохшим губам, слегка ослабил кольцо шарфа и хрипло выдавил:
- Канаев, чего вы на меня так смотрите?
Егор молчал, плотно сжав челюсти. Зато резкий голос Моники звенел в остывшем воздухе, как будто неуклюжий некто без остановки бил чайные чашки:
- Может быть, в мыслях он взращивает самые грязные фантазии? Вдруг он вовсе не тот, за кого себя выдает? Ты считаешь его другом, подпускаешь к себе так близко, а он в один день впивается зубами в горло и выпивает тебя до капли. Что ты сделаешь, Альберт? Как ты поступишь, если это окажется правдой?
Шпалис намертво вцепился в дверную ручку, продолжая испуганно глядеть на своего оппонента. Егор также не отрывал от него глаз. И никто из них не трогался с места.
- Моника, - полузадушенно шепнул Шпалис, - не доводи меня до обморока. Открой!
Он едва не грохнулся на пол, когда дверь резко дернули с той стороны. На пороге стояла Моника, раскрасневшаяся от слез и гнева.
Шпалис исподтишка подтолкнул локтем застывшего Егора:
- Канаев, идите на кухню, приготовьте омлет, а я тут пока улажу.
- Почему омлет? - недоуменно спросил Егор.
- Ну, это простейшее из блюд, которые я не умею готовить. Давайте, не тормозите.
Егор нехотя поплелся на кухню. Нарезая лук, погружая пальцы в мягкую теплую плоть помидоров, он краем уха улавливал раздражающе-тонкий, визгливый писк, доносившийся из телекома:
- Приветствуем наших маленьких телезрителей! Сегодня с вами, как всегда — веселый щенок Батти и кошечка Мурли. Они расскажут вам о том, почему не следует есть яблоки с дырочками.
Егор скосил глаза на экран. На экране творилась невообразимая свистопляска: двое взрослых людей, мужчина и женщина, одетые в уродливые и до предела примитивные костюмы собаки и кошки, кривлялись, тыкая лапами в нарисованный на белой доске круг, в котором отдаленно узнавалось яблоко. Через пять минут к ним присоединился немного придурковатый парень — он изображал червяка, похожего скорее на мягкую плюшевую трубку с двумя торчащими вверху бугорками.
Егор смотрел на все это представление, как послушный ребенок — не издавая не звука, а затем в его мозгу что-то щелкнуло. Он швырнул стеклянную миску на пол. Она разбилась вдребезги. Дальше на пол полетела доска, та самая, на которой он разделывал овощи. Лопаточка, вилки, ложки, сковорода — все бросилось в одну кучу, и когда «цивилы» ворвались в кухню, они увидели страшную картину.
Весь в каше из осколков и мятых помидоров, с куском салата, прилипшим к носу, Егор катался по полу кухни и орал как резаный:
- Ненавижу вас! Вас всех! Вы придумали эту систему! Я ненавижу вас и того идиота, которым вы каждый раз тычете мне в лицо! Он — и впрямь Великий Человек...и Величайшая Мразь! - Егор захохотал, когда его схватили и, грубо прижав грудью к полу, обездвижили. - Что, не нравится? Небось каждый вечер оргии устраиваете с его портретом? Ха! Тешите себя мыслью, что этого никто не знает, и впихиваете свои гнилые мыслишки в детские телепередачи!
Крепкая ладонь зажала ему рот. Он яростно сопротивлялся; глаза у него бешено вращались, точно у безумного; на губах появилась пена. Внезапно Егор ощутил, как его укололи куда-то в область шеи — видимо, сильнодействующее снотворное: спустя всего пару секунд он обмяк, глаза застлала мутноватая пелена. Сон забрал его.
Проснулся Егор уже в изоляторе. Это была абсолютно пустая комната, наглухо закрытая — ни окон, ни дверей, и вдобавок неосвещенная. Егор не знал, на каком этаже он находится, но предполагал, что на каком-то из верхних: либо на девяносто восьмом, либо на девяносто девятом. Здесь располагался закрытый сектор — секретная тюрьма, куда помещали инакомыслящих, которые еще представляли некую ценность для Всемирной Службы Безопасности. Попасть сюда значило избежать гибели, но подвергнуться взамен таким пыткам, что в конце «счастливо спасенный» начинал жалеть о своем спасении.
Егор прислушался. Гробовая тишина. Темно и тихо. Словно в океанских неизведанных глубинах. Никто его отсюда не вытащит. Никто. Ему лишь предстоит погружаться все глубже и глубже, пока когда-нибудь он не достигнет дна…
Неожиданный луч слепящего света прорезал мглистую завесу. Одна из стен оказалась экраном.
Дыхание у Егора сбилось, и в груди часто-часто забилось сердце. С огромного белого поля на него взирал Великий Человек.
В темном рве безысходности торжественно воссиял его лик. Мудрый его взгляд пронизывал Егора насквозь. Он смотрел через него, видел затеваемые против него крамольные планы, все непозволительные мысли. В четко обозначенных, выразительных бровях, в мелких морщинках возле глаз и губ, даже в слабо видимых залысинах чувствовалась невероятная сила, мощь народного диктатора и безграничная доброта. Егор вдруг вспомнил, как обозвал это прекрасное создание мразью, и уши у него позорно запылали от стыда, точно два факела. Пред ним был не человек — Бог, небесное существо, милостиво спустившееся из собственных сверкающих чертогов в царство тьмы и холода, несовершенства и несправедливости. Изогнутые насмешливо губы его внезапно шевельнулись; Егор жадно вытянул шею, не желая упустить ни слова.
- Говори, сын мой, - этот голос показался ему громом, родившимся в вышине туч.
Он бросился на колени; он рыдал, моля о прощении; он был готов поклясться в чем угодно, совершить что угодно, хоть сквозь землю провалиться — лишь бы заслужить крохотную частичку благоволения этого человека, которого земляне почитали как своего наставника и единственного правителя.
- Встань! - прогрохотал голос над его головой.
Он не спеша поднялся на ноги.
Лицо Великого, смотревшего на свое порочное дитя, исказилось и посыпалось, как сыпятся спичечные колодцы, стоит на них подуть шаловливому ребенку.
Вслед за лицом выкрошился и белый фон. На безбрежно-черном пространстве выплыла ярко-красная надпись: Total Error*.
Егор отступил назад.
- Нет, - пролепетал он в ужасе. - Не может быть…
- Вообще-то может, - запротестовал надтреснутый голос.
Изображение вновь восстановилось. Однако теперь на белом фоне выделялась в несколько раз увеличенная голова Шпалиса.
- Я думал, вы раньше догадаетесь.
- Подождите… - Егор все еще не мог оправиться от пережитого потрясения. - так это просто…программа?
- Разумеется. Очень старая программа, ровесница Всемирного пакта. Была создана примерно в то же время.
- Но кто тогда управляет корпорацией?
Экран замигал. Вместо Шпалиса на нем появилась хрупкая девушка с восточными чертами лица. По голосу Егор узнал в ней таинственную незнакомку с цветком аниса в волосах, которую он встретил в тот вечер в квартире Рида:
- Заместители Карманьяка. Их у него около двадцати. Это руководители наиболее крупных отделов ВСБ, а также известные компаньеро — члены Интернационального правительства. У них в подчинении все ключевые отрасли политики и экономики. Их имен никто не называет, но это очень влиятельные люди.
Девушка на экране уступила место чернокожему парню с жестким ежиком топорщившихся волос.
- В мире существует семь международных корпораций. «Декой» - одна из них. Еще на заре ее образования эти люди наняли целую группу лучших программистов Евразии и с их помощью разработали проект «Персонификация власти». Целью данного проекта являлось создание виртуального образа человека, которому мог бы доверять среднестатистический сотрудник корпорации. И он вскоре был создан.
Экран в очередной раз мигнул; Егор увидел знакомое веснушчатое лицо Ламмероуза.
- Да запуска программы интеркорпорацией руководил — или, вернее сказать, представлял ее интересы — специальный человек, обученный правительством. Его имя уже точно нельзя указать: оно благополучно похоронено в архивах. Но мы убеждены, что его звали Ричард Йоханн ла Тонн Карманьяк.
Появилось пятое лицо — молодая женщина со светло-каштановыми волосами и узким, как прорезь в копилке, ртом.
- Когда проект «Персонификация власти» был приведен в действие, настоящий Карманьяк стал им не нужен. Они выбросили его, точно старую рухлядь — проще говоря, сослали в Азилум. Кстати, ему вроде пророчили смерть от шкафа, но это уже немного другая история…
Раздался щелчок, словно кто-то переключил канал. На экране возникли девушка и парень, похожие друг на друга как две капли воды. У них даже голоса были почти одинаковые:
- Настала иная эра. Многие пункты, утвержденные во Всемирном пакте, особенно те, что касались прав и свобод человека, были вычеркнуты и забыты. Последовали запреты на сокрытие информации личного характера, на бесконтрольное копирование и распространение любых файлов, на закрытый профиль в социальных сетях. Расформированы организации, выступавшие против официальной точки зрения — Ассоциация Независимых Блоггеров в Великобритании, Оппозиционный Союз во Франции, журналистский клуб «Белое перо» в России. Кольцо сжималось все сильнее, рамки становились жестче. Зато для сотрудников спецслужб устанавливались новые льготы и разрешения: в частности, в перечень разрешенных действий входила круглосуточная слежка за рядовыми членами корпорации и их семьями.
- Знаете, к чему мы катимся? - спросил у Егора сменивший близнецов на экране пухлощекий серьезный парень в очках. - Я говорю — у нас образовалось полноценное тоталитарное информационное государство. По всем признакам выходит так. Но ни один из тех, кто заседает в Интернациональном правительстве, вам этого не скажет.
Егор чувствовал себя так, будто его поместили в камеру со льдом. Разум отказывался принимать смысл произнесенного; лица на экране расплывались, оборачиваясь в его воспаленном сознании жуткими, но неотвратимыми призраками. Пересилив себя, он сказал:
- Я понял. Но кто вы такие и как вы все это узнали?
- Нас называют по-разному: инспираторы, киберпреступники, адепты Вертиго, потомки инопланетян. На самом же деле мы просто люди, которые помнят.
- Помнят что? - переспросил Егор.
- То, как оно было тогда. Прежнюю жизнь. Их обещания подарить нам свободный и счастливый мир. То время, когда человек способен был безо всякой опаски выразить свое мнение.
- Мы помним прошлое, которое они у нас отняли и запретили о нем говорить. Они сказали:«История была одной грандиозной ошибкой». И все поверили этому. Все, кроме нескольких сотен человек на планете.
- Мы существуем для того, чтобы свидетельствовать об их обмане. Люди слишком легко позволяют себя одурачить. Мы расскажем все.
- Мы расскажем людям о том, что их президент — не более чем миф, как и все, чем они регулярно зомбируют население. О том, что Всемирный пакт не есть точка отсчета жизни человечества, что каких-то двадцать лет назад в мире существовало большое количество разных стран, каждая с собственным прошлым, традициями, языком и культурой.
- Мы расскажем им обо всех секретных проектах, поддержанных Интернациональным правительством. О городе, который они обещали сделать столицей мира, а превратили в помойку, где держат неугодных им людей в плену. Об убийствах инакомыслящих среди бела дня на оживленных улицах. Об отношении к арестантам. О неумеренной слежке и всестороннем контроле. О старых пластинках. И еще много о чем. Мы все расскажем!
В камере вновь повисла удручающая тишина. Егор теперь решительно уперся обеими ногами в землю и смело глядел на периодически мигавший экран. В последний момент на нем снова появился Шпалис.
- Послушайте, - с расстановкой вымолвил Егор (обращаясь, кажется, только к нему), - мне симпатичны ваши идеи. Да и сами вы, как личность… впрочем, уже неважно. Но какая разница, кто управляет нами — программа или живой человек? Бардака в любом случае будет не меньше, а если дело касается человека, то он непредсказуем: репрессии там начнет или переворот устроит. Программа к таким неожиданностям не способна. Она всегда символизирует стабильность и одновременно технический прогресс — чем не выгодное положение? Лично я бы предпочел, чтобы мной управляла программа. Что касается свобод...их же вообще не существует. Понятие абсолютной свободы несет в себе исключительно вред — это разброд и шатания, это беспредел. А если абсолютная свобода неприемлема, зачем же создавать иллюзорную, относительную свободу? Чтобы в конце концов разочароваться или прийти к разрухе? Нет, мне не нужна свобода. И права мне ваши не нужны. Человек должен иметь право рождаться, жить и умирать — это естественно, это природное. Но все остальное пора бы запретить. Да, пора бы. Мне очень жаль, Шпалис, что до сих пор находятся люди вроде вас и ваших соратников, которые стремятся к недостижимой свободе. Хотя я и восхищаюсь вашей смелостью...но вы напрасно рискуете.
Наступила пауза. Задержавшийся на экране Шпалис согласно кивнул:
- Я уважаю ваше мнение. Оставайтесь при нем. Надеюсь, Канаев, что наши пути больше никогда не пересекутся.
Он захлопнул крышку ультрабука и отложил его в сторону. Стянул с кровати лежащий рядом рюкзак, накинул его на плечи. В прихожей окинул мимолетным взглядом отразившуюся в зеркале сонную физиономию. Открыл шкаф и шагнул в темноту.
Он шел долго — но знал, что внутри шкафа время течет медленнее. Наконец впереди показались два разветвляющихся коридора. Один был короткий, а второй длинный. Недолго думая, он выбрал короткий.
В конце коридора обнаружилась дверь. Он толкнул ее и оказался в просторном кабинете, в котором не было ничего, кроме железного стола, стула и кресла. В кресле, прямо напротив двери, сидел человек. Настольная лампа была развернута таким образом, чтобы весь свет падал на вошедшего, а лицо сидящего оставалось в тени.
Человек в кресле казался очень высоким. Он сидел, положив сцепленные замком руки на стол.
Шпалис окинул взглядом помещение, в которое попал совершенно случайно и, как видно, не к добру, после чего негромко поинтересовался:
- И что это значит?
- Я вас поймал, Шпалис, - в безудержном азарте заявил Егор. - Или Вертиго — как мне лучше вас называть?
Откинувшись на спинку кресла, он с удовольствием разглядывал своего оппонента. Шпалис был бледнее обычного, хмурил брови и изредка покусывал тонкие губы, наверняка для того, чтобы скрыть волнение. Но сохранение самообладания в критических ситуациях — явно не его сильная сторона. Егор в душе даже умилился подобной уязвимости.
- Ну, что же вы? Садитесь. Я ждал вас. Вы же хотите узнать, как здесь оказались?
Он уселся на стул и, немного ссутулившись, вздернул подбородок. Яркий свет настольной лампы бил ему в глаза; он прищурился.
- Итак, пункт первый: февраль этого года. Организованная преступная группировка взламывает архивы Всемирной Службы Безопасности. Утекают гигабайты конфиденциальной информации, пострадала репутация более чем четверти высокопоставленных чиновников «Декоя». Атака проведена с поразительным мастерством и предельной осторожностью. Многочисленные попытки вычислить инициаторов оказались провальными. И тогда мы поняли, что имеем дело с противником абсолютно другого уровня. Не горстка неудачников, решивших прославиться, а целая система, имевшая свои цели и видевшая результат, к которому стремится. Когда произошли повторные атаки в конце февраля и в марте, мы окончательно убедились, что правы.
Шпалис чуть склонил голову набок, прислушиваясь с напряженным вниманием.
- Здесь наступает пункт второй — непосредственно сама операция. Одним из ее инициаторов и главных исполнителей был я, тогда еще никому не известный рядовой агент ВСБ. Кстати, в награду за вашу поимку я теперь возглавляю подотдел по борьбе с киберпреступностью. Но это так, к слову.
Вначале мы прощупали почву: задержали несколько десятков человек, бывших под особым наблюдением, и тщательно допросили. Двое или трое из них признались в принадлежности к группировке инспираторов. В будущем они стали для нас ценнейшими информаторами.
«Они в соседней камере сидят». - едва не сорвалось у Егора с языка, однако здравый смысл возобладал-таки над желанием поязвить. Внутренне Канаев испытывал необъяснимую стойкую неприязнь к этим людям.
«Стукачи чертовы, - со злостью думал он, - твари». Хотя разумом понимал, что по-другому они не поступили бы: допросы — это вам не дружеские посиделки в кафе. Тут могут вырвать показания вместе с выбитыми зубами. Но проклятое подсознание в последнее время почему-то вращалось в одну конкретную сторону, будто стрелка компаса, неизменно подталкивая его к совсем уж абсурдным заключениям.
- Таким образом, еще до нашего знакомства в Азилуме я знал о вас все. Мы могли бы накрыть вашу компанию шесть месяцев назад в Мегаполисе, но загвоздка состояла в том, что у вас не было постоянного места жительства. Вы регулярно меняли адреса. То вас видели возле отеля, то вы околачивались неподалеку от парка. Ваши единомышленники проделывали то же самое. Нет, вас надо было ловить на открытом пространстве, и ловить так, чтобы вы ни о чем не догадались.
Шпалис почти не двигался. В полутьме четко обозначились его чудовищные подглазья. Из-за них его лицо казалось утомленным и угрюмым.
Выдержав паузу, Егор с отвращением заметил:
- Прекратите пить эту дрянь.
- А? - слабо встрепенулся Шпалис.
- Дешевый кофе с сахарином. Вы его литрами в себя вливаете. А еще засиживаетесь до утра за компьютером и не соблюдаете режим дня. Вы потрясающе неправильный человек, Шпалис.
- Не отвлекайтесь. Рассказывайте дальше.
У Егора появилось гадливое ощущение, словно он теряет контроль над происходящим. Сосредоточившись, он смог продолжить:
- У информаторов я выяснил ваш номер телефона. Правда, дозвониться до вас было нелегко.
- Так это вы мне звонили? - удивился Шпалис.
- А вы и не догадывались… - с видимым торжеством и какой-то едва уловимой тоской произнес Егор.
Шпалис пожал плечами:
- Да мало ли самоубийц — звонить мне в три часа ночи?
- Тем не менее вы не спали в столь поздний час, Альберт Романович. Я услышал ваш голос и почти сразу определил, что вам довелось пожить не только в Америке.
- Что, я так плохо говорю по-русски? - он сардонически вскинул одну бровь.
- О, как раз наоборот. Русским вы владеете в совершенстве. И вот это-то странно. Но есть и другое: ваш акцент. Он не похож на акцент типичного англоговорящего. Он более…как бы получше выразиться...славянский, что ли. Если вы понимаете, о чем я.
Шпалис хмуро кивнул.
- Потом я узнал, что ваши родители — выходцы из России, после вашего рождения переехавшие в Хорватию. В Америке вы очутились, когда вам исполнилось шесть лет.
Ну, к делу. Я позвонил вам и договорился о встрече. В тот же вечер меня арестовали якобы по обвинению в предательстве интересов корпорации. Однако это была лишь уловка. Я знал, что вы последуете за мной хоть на край света.
- Откуда такая уверенность?
- Потому что я до мелочей изучил ваш характер, Шпалис. Вам звонят редко, в основном ваши так называемые коллеги, и если вам позвонит посторонний человек с предложением о встрече, вы как минимум захотите его увидеть. Меня отправили в Азилум — вы последовали за мной. Спустя некоторое время мы встретились. Пока вы знакомили меня с прелестями местной жизни, я наблюдал, сопоставлял, запоминал и делал выводы. Разумеется, наряду со мной в городе присутствовали и другие агенты ВСБ.
- Вот почему у меня было чувство, будто за мной следят.
- И давно? - обеспокоился Егор.
- Еще когда за едой ходил. Дерьмовая у вас конспирация, надо сказать… - издевательски протянул он, сверкая щелью меж передних зубов.
Егор грозно выдвинулся вперед. Их глаза встретились. Шпалис усмехался ему в лицо.
- Зараза, - процедил Канаев.
- Вы так часто говорите мне это, что я скоро начну принимать ваше обращение за комплимент.
Язвительные слова отрезвили Егора; он вновь спокойно уселся на место.
- На чем я там остановился? Ах да, на знакомстве. Я втерся вам в доверие (за историю с табуреткой приношу искренние извинения — порыв души, ничего не поделаешь). Вы приняли меня за единомышленника и решили показать меня своим коллегам, что было для нас крайне нежелательно. Здесь я тоже все предусмотрел: за время вашего отсутствия на сервер инспираторов была совершена ответная атака. Никаких корыстных целей мы не преследовали: это был отвлекающий маневр. Всю необходимую информацию, напоминаю, собрали еще на первом этапе. Но для маскировки, конечно, дали приказ обработать полученные данные. По приезде вы занялись исключительно собственными проблемами и забыли обо мне.
- Не совсем, - хитро отозвался тот.
- Если вы о маячке, то я обратил на него внимание, когда шел к вашему покровителю. Дохлый номер. От старика я узнал много крайне любопытных фактов; он оказался болтлив и охотно распространялся о своем ненаглядном «протеже», то есть о вас. К тому моменту, как явились вы со своим героическим отрядом, передо мной уже развернулась практически полная картина вашей жизни. Хотя, признаюсь честно, ваше откровение тогда стало для меня сюрпризом. То, что он держал вас на риталине и морил голодом, мне было известно, но вот… - взгляд Егора скользнул чуть ниже. - Положите их сюда, на стол.
- Зачем? - буркнул он, не отрывая горящих глаз от своего оппонента.
- Вы должны делать все, что я вам приказываю.
Он нехотя выпростал руки из карманов.
- Без перчаток.
Шпалис стянул их и бросил на пол. Егор с величайшей осторожностью взял замотанные ладони в свои и стал рассматривать. Шершавые бинты покалывали кожу.
- Вам больно? - спросил он, с нажимом проводя большим пальцем по тыльной стороне изуродованной ладони.
Шпалис помотал головой.
- Нет. Три года же прошло. Оно уже...срослось.
- Он записывал все операции и заставлял вас просматривать их. Видеозаписи на флеш-носителях он поручал хранить вам. Живописные там были картины...хе-хе...слабонервных бы инфаркт хватил сразу. И пикантные эксперименты присутствовали, к слову. Так что, Шпалис, после этого вы продолжаете настаивать на том, что ваш доктор — не конченный псих и ублюдок?
От мгновенного удара Егора спасла выработанная годами скорость реакции — он задержал миниатюрную перебинтованную руку в миллиметрах от собственного носа.
- Тише-тише. Я не желаю вам зла, поймите наконец.
Он вырвался и опять сунул руки в карманы.
- Я помочь вам хочу, слышите?
- Вы мне никто.
- Мне жаль вас, Альберт.
Шпалис шмыгнул носом и отвернулся.
- Продолжайте, - глухо донесся до Егора его голос.
- Пункт третий, заключительный: развязка. Вы попытались встроить в нашу базу данных комплементарный вирус нового поколения. Но мы его вычислили и уничтожили. Тут вы поняли, что ваша игра закончена, и начали готовиться к побегу. Чтобы задержать вас, была разыграна старая комедия на новый лад: меня снова арестовали, на сей раз за проявление открытого неуважения к власти. Вы, как истинный товарищ, не могли оставить меня в беде — и примчались сюда на крыльях ветра. Но я захлопнул дверцу: птичка в клетке.
- Птичка в клетке… - машинально, будто под гипнозом, повторил Шпалис.
Егор наклонился к нему, оперевшись руками об стол.
- Довольно остроумная комбинация, не находите? В конце концов я добился своего. Вы сидите здесь, передо мной. Вы целиком в моей власти.
- Но я не подчиняюсь вам, - холодно отозвался Шпалис.
- О да, ваша гордость для меня — серьезное препятствие. Но чтоб вы знали, Шпалис, любую гордость можно удовлетворить. Сколько вам требуется?
- Требуется чего? - он поднял брови в явном выражении недоумения.
Егор ухмыльнулся:
- Денег, Шпалис, денег. Или чего вы там хотите? Власть, престиж, хорошо оплачиваемая работа. Что вам нужно?
- Ничего.
Все-таки ударил, поганец — мысленно, правда, но Егору и того хватило. Обладающий железной выдержкой Канаев готов был прихлопнуть своего оппонента здесь и без промедления. Но, усилием воли напустив на себя маску притворного равнодушия, он проскрипел:
- Уточните-ка.
- Мне ничего от вас не нужно, - прозвучал ответ.
Егор неторопливо поднялся с кресла, обошел стол и приблизился к Шпалису. Тот по-прежнему сидел неподвижно, смотря опустевшими глазами куда-то в стену.
- То есть, я правильно понимаю, вы отказываетесь у нас работать? - переспросил Егор.
- Да.
Чересчур дерзко, даже вызывающе. Егор ощущал, как в нем волной вскипает неутолимый гнев. Сдерживаться уже было очень тяжело. Он зашел Шпалису за спину и, растопырив большие и указательные пальцы обеих рук, обхватил его шею. Шпалис от неожиданности дернулся, попробовал глубоко вдохнуть, но Егор только сильнее сцепил пальцы.
- Опрометчивое решение, Шпалис, - прошипел Егор в самое ухо своего пленника. - Вы совершаете ошибку. Здесь никто не говорит «нет».
- А я скажу! Потому, что не хочу работать с такими, как вы!
Одну руку Егор убрал, другой же несильно сжал острое плечо и развернул Шпалиса к себе.
- Послушайте меня хоть в раз в жизни, прошу вас. Вы умный человек, Шпалис, вы талантливый программист. Вам двадцать лет, а что такое двадцать лет? Молодость, активность, новые перспективы, возможность самореализоваться. Неужели вы хотите убить эти годы, скитаясь, как бродяга, и принося вред своими бессмысленными взломами?
- Хочу. Из принципа.
- Ох уж мне эти ваши принципы! Рискуете из-за пустых идей… - вся злоба Егора вдруг улетучилась, стоило ему в упор взглянуть на своего противника.
«На него же рука не поднимается». - с досадой подумал Канаев.
- Вовсе не пустых. И вам отлично это известно! - хакер вздрогнул, когда Егор пригладил ему встрепанные волосы на затылке. - У людей должна быть частная жизнь, личное пространство. Вы не сможете следить за ними вечно!
- Вот как, вы — идеалист, - любуясь им, промолвил Егор. - Мальчик надежды… А так умело прятались в шкуре циника! Вам это не идет.
- Я вас ненавижу, - тихо выпалил Шпалис; ресницы у него дрожали. Слышно было, что он давно мечтал сказать такое, поэтому в искренности слов сомневаться не приходилось.
У Егора все словно переломилось внутри. Это было тяжелее боли, тяжелее предательства, тяжелее всего, что вообще существовало и могло существовать в мире. Дороги назад нет.
- Ненавидите?! - Егор грубо схватил его за подбородок, вынуждая Шпалиса смотреть ему в глаза. - Чем же я заслужил вашу непримиримую ненависть? Я просто выполнял свою работу! Чем, скажите мне, чем я хуже вашего мерзавца Рида, ваших родителей-бестолочей, которые добровольно оставили своего сыночка наедине с добрым доктором, этих Грейса и Таккера, продавших вас, как только представился случай, и еще тысячи людей, которых вы должны ненавидеть больше меня? Чем я хуже их?
- Вы притворяетесь спящим.
Егор растерянно выпустил его.
- Где? - задал он наугад вопрос.
- В полете. Когда вы упадете, вы поймете это.
Егор снова наклонился к нему — близко-близко, настолько, что два прерывистых дыхания слились в одно.
- Я расположен к вам, Шпалис. И чтобы вы окончательно убедились в моем расположении, я засажу вас в специальный изолятор, где есть только пол, потолок и стены. Ни мебели, ни окон, ни ламп, слышите меня, Шпалис? Если вам вдруг захочется вздремнуть, то вас будут будить самими жестокими способами — от музыки, раздирающей уши, до оглушительного грохота. Вас будут держать на чистой воде, никакого хлеба. Зато однажды в вашу одинокую обитель наведаются гости. И живого места после их посещения вы на себе не найдете — я вам это гарантирую!
Камера, куда Егор привел своего пленника, с первого взгляда походила на гостиничный номер: резные деревянные шкафчики, журнальный стол, небольшая аккуратная кровать в углу, обои, шторы на единственном окошке — все было окрашено в нежные пастельные оттенки от персикового до светло-коричневого. Пол устилал пушистый белый ковер. У западной стены стоял торшер, украшенный затейливым рисунком из сплетающихся птиц. На стене, возле кровати, висело зеркало.
- Хм. Это и есть тот ужасный изолятор, о котором вы мне рассказывали? - скептически вопросил Шпалис, оглядываясь вокруг.
- Впечатляет, да? Это камера для особо опасных преступников. Отсюда вам ни за что не сбежать.
Шпалис подошел к окну и распахнул его.
- М-да… Ну хоть решетки имеются, а то чувствуешь себя, как в каком-нибудь отеле. Признайтесь, долго вы ползали перед высшим начальством, чтобы выбить мне такую роскошь?
У Егора под кожей заходили желваки — настолько сильно он стиснул зубы.
- Не обольщайтесь. Ради вас я не стал бы пачкаться. И, кстати, забыл сообщить: все ваши друзья в данный момент на свободе, арестованы только вы. Вы один!
- Прискорбно.
Шпалис сидел на полу, скрестив ноги в неуклюжих грязных ботинках, в рваных брюках, в майке, испещренной жирными пятнами (куртку он оставил на их бывшей квартире), и весь его вид являл собой поразительный диссонанс в спокойной, уютной обстановке комнаты. Он выглядел, как аляповатая, наспех сделанная ваза, которую случайно водрузили в круг изящных безделушек. Это сочетание показалось Егору невыносимо вульгарным, оскорбляющим чувство прекрасного; он отвел глаза.
- Вы бы хоть причесались, - тихо посоветовал он Шпалису. - И да, здесь есть ванная…
- Сам вижу, - откликнулся тот, заглядывая в другую комнатку, целиком обложенную белой мраморной плиткой. - Ух, ничего себе! Воображаю, что вы там про меня наплели вашему Рутеру.
Егор сердито треснул кулаком об стену.
- Вы уже и про Рутера знаете!
- Ну...имею представление, так сказать. Когда мы с ребятами Базу взламывали, про него много интересного всплыло.
Егора пробрала легкая дрожь — не то от ветра, ворвавшегося в раскрытое окно, не то от какого-то труднообъяснимого волнения. Он поежился и крикнул Шпалису:
- Ладно, приведите себя в порядок, а я скоро вернусь.
Он вернулся часов около двенадцати. С собой принес огромное плоское блюдо, накрытое платком.
- Здесь немного еды, - пояснил он, ответив на удивленно-робкий взгляд. - Не оставлять же вас голодными. Видите, мы не настолько бесчеловечны, как вы нас представляете.
Егор поставил блюдо на тумбу возле кровати, где сидел Шпалис, и попутно достал из кармана кусок плотной черной ткани.
- Но есть одно условие.
Повязка легла на глаза, безжалостной прохладой отсекая видимый мир.
- Скорее, даже два.
Еще движение — и мир запахов тоже оказался вне зоны доступа. Нос зажала специальная прищепка.
- Что ж, приступим. Откройте рот.
Иссохших губ коснулся холодноватый металл пинцета. На язык легло что-то рыхлое и размякшее от жидкости.
- Как вы думаете, что это? - зашелестел рядом вкрадчивый голос.
Он задумчиво дотронулся кончиком языка до аморфной набухшей массы. Чуть-чуть сладковатое. Пористое. С округлыми гладкими семенами внутри.
- Вероятно, фрукт или...овощ?
- Угадали. Какой именно? Три попытки, Шпалис.
Водянистый кусок толкнулся о зубы. Однозначно что-то сочное, но не имеющее ярко выраженного вкуса.
- Тыква?
- Промах.
Теплая липкая влага медленно растекалась во рту.
- Может быть, кабачок?
- Мимо, мимо! Последняя попытка.
Растерзанная мякоть неспешно заползла в горло. Сглотнув, он откинулся на спинку кровати и победно выдохнул:
- Огурец. Это было просто.
- Я и не сомневался, Шпалис. Поэтому подготовил для вас задания посложнее. Открывайте рот.
Он послушно разомкнул челюсти.
- А вы меня не отравите?
- Хотел бы, да вы слишком ценный кадр. Начальство не позволит. Итак, ваш вердикт?
На языке расцвел целый спектр разнообразных ощущений. Острое. Жгучее. Волокнистое. Пряное. Суховатое. Слишком много — невозможно определить точный вкус. А есть ли он? Может, вместо продукта питания ему подсунули рубленый пластик, напичканный ароматизаторами?
- Похоже на рыбу.
Сверху гаркнули:
- Напрягите мозги! - и стальные лапки пинцета болезненно ущипнули за кончик носа.
- Ауч! Вы там поосторожней. Ну, не знаю. Тогда мясо.
- Близко, близко… А конкретней?
- Канаев, вы совсем спятили? Как я могу определить вид мяса, если даже не способен прочувствовать его вкус?!
За этим почти открытым сопротивлением последовал удар. Потом второй. Били как-то снисходительно, словно дворнягу за погрызенный ботинок, и вот это-то было до боли обидно. Лучше бы колотили в полную силу. Хоть и больно, зато не так унизительно.
- Суджук*. Шпалис, вы что, никогда не ели суджук?
- Ни разу в жизни, представьте себе.
Смех — трескучий, колкий, разлетающийся искрами по всей комнате.
- Если будете хорошим мальчиком, обещаю кормить вас деликатесами с собственной кухни. Главное, не расстраивайтесь. У вас осталось достаточно попыток для улучшения своих навыков. Надеюсь, вы используете их с умом…
После повышения Егора бывшие сослуживцы начали относиться к нему с завистливым почтением. Пока что в новой должности Егор увидел лишь один плюс — возможность укрыться от слащаво-угодливых взглядов за стенами личного кабинета. Но даже там ему не давали насладиться блаженной тишиной. Звук вызова, протрещавший с настырной резкостью, показался Егору настоящим кощунством.
Звонил Рутер.
- Егор Александрович, добрый день. Не отвлекаю?
- Да нет… - вяло отозвался Канаев, царапая ногтем по сенсорной панели «Автотроникса». Не такого, как то старье, что им выдали на бывшей квартире — тридцатое поколение, пять камер и усовершенствованная клавиатура. Конечно, ему далеко до ментального компьютера, или инстанча, который уже вовсю используется в Атлантической Федерации, но тоже ведь не последнее слово техники.
- Тогда позвольте поздравить вас с повышением. Вы проделали большую работу по обезвреживанию опаснейшего врага Мегаполиса. Кстати, как он там?
- С сегодняшнего дня Альберт Шпалис находится под полным моим контролем. Вы не поверите, но он превзошел все ожидания. У него исключительные способности, и если применить их на практике, то нашей корпорации грозит значительное усиление.
- О, это замечательно. Вы уже дрессируете его?
Егор усмехнулся про себя. «Дрессировать» - надо же, слово какое подобрал. Точно Шпалис — не человек, а зверушка из цирка.
- Между прочим, хочу вас предупредить. Только что звонили из восемнадцатого отдела. Получены результаты изучения его психотипа.
Егор встряхнулся и жадно прильнул к телефону.
- Послушайте, общие заключения: холерический тип*, склонен к вспышкам немотивированной агрессии и частым сменам настроения. Импульсивность и непредсказуемость поступков сочетается с неожиданно хорошей способностью к логическому мышлению. Скрытый социопат. Кроме того, имеет ряд специфических фобий, таких как спектрофобия и демофобия*.
Его речь внезапно перекрылась каким-то неясным шумом, но Егор уже успел потерять к нему интерес.
- Я это к чему… - пробившись наконец сквозь словно ниоткуда возникшую помеху, заявил голос Рутера. - Будьте к нему помягче. Поменьше силовых методов, побольше психологического давления.
- Да-да, благодарю вас, - скучающе протянул Егор (впрочем, не утратив привычной осторожности). - Постараемся. Я оповещу вас о результатах немного позже. Сейчас еще, сами понимаете…
- О чем и говорить! Конечно, нужно время. Мы вам доверяем, Егор Александрович.
Канаев раздраженно отключил вызов.
Мы вам доверяем. Самая лживая фраза, которую ему доводилось слышать за девять лет работы. Здесь никто никому не доверяет по-настоящему. Даже тот, кого ты считал другом, мог в любую минуту настрочить на тебя донос.
Благо что у него нет друзей. Есть коллеги. Однако с ними тоже следует держать ухо востро. Пожалуй, его постоянная отсидка в кабинете выглядит более чем подозрительно.
«А и фиг с ним». - с философским спокойствием подумал он и, откинувшись на спинку вращающегося кресла, стал постукивать пальцами по сенсорной клавиатуре. Отыскал папку, упрятанную за толстую броню собственноручно установленной защиты. Открыл ее.
В папке хранился единственный файл — фотография. Егор жестом развернул ее на весь экран.
Фотография была сделана в одном из тех городишек, где полным-полно узких тенистых улочек и диких ив с тонкими, печально повисшими ветвями, и которых уж, верно, не существует больше.
...Гранитная лестница сходила вниз. На ней, обнявшись, стояли двое — мужчина и женщина, оба молодые, жизнерадостные и улыбающиеся. Они отличались друг от друга так сильно, как только могут отличаться два человека, но одновременно ощущалось в них нечто общее, единое, навсегда связавшее их невидимой, неосязаемой нитью.
Мужчина был довольно высок, светловолос, с аристократическими чертами лица: выпуклый лоб; точеные, жестко очерченные скулы; прямой нос; почти незаметная линия плотно сжатых губ; темно-карие, глубоко посаженные глаза. Изящество и легкость сквозили и в его аккуратных, ровных, длинных пальцах, которые более всего походили на пальцы музыканта, нежели программиста, кем в действительности являлся мужчина с фотографии, и в его худой жилистой шее, и в самой стройной, вытянутой фигуре, будто стремившейся все время вверх — к небу. Можно было представить, что в жизни этот человек ходил, не касаясь ногами земли.
Его спутница казалась полнее и приземистей, хотя, в сущности, нисколько не уступала ему. Ее красота была иная: она выражалась главным образом в гармоничности, в плавности, простоте. Ее смуглое лицо, обрамленное шелковисто-черными густыми прядями, доходившими ей до пояса, излучало мягкую, теплую, тихую грацию. Необычайно женственное, оно приковывало к себе внимание с первого взгляда. Между тем черты его отнюдь нельзя было назвать красивыми, по крайней мере, с точки зрения канонов красоты. Их посчитали бы чересчур резкими, чересчур острыми; особенно нос, который выступал вперед изогнутой дугой, почти орлиный, с грубо вырезанными ноздрями. То же самое относилось и к ее фигуре: линия плеч, пожалуй, несколько неровная, бедра широковаты, шея коротковата и практически скрыта за ниспадающими волнами длинных волос. Но эти несовершенные детали сочетались в ней с какой-то непостижимой искусностью, рождавшей в плену зыбко-млеющих теней стройный силуэт девушки-ребенка — непосредственного, порой капризного, но всегда мечтательного и оживленного. Мужчина рядом с ней скорее напоминал бледного призрака; она своим присутствием как бы возвращала его в этот мир, где сияло солнце, и запах земли не был столь мучительно-горек. Их руки соприкасались; в глазах у обоих отражалось пока еще смутное, неосознанное чувство счастья.
«Неужели это и есть родители Альки?» - пронеслось в голове у Егора. Ему вспомнилось несуразное, обезображенное двумя огромными синяками лицо Шпалиса. Быть того не может. И все же с трудом он заставил себя признать: на фотографии, добытой им из архивов ВСБ, запечатлены никто иные, как Роман Шпалис и Вероника Берберян.
У Егора сжалось сердце. Сейчас они улыбались ему с фотографии, точно живые, но он доподлинно знал, что в живых их нет уже четырнадцать лет.
«Если время будет милостиво к вам, то все образуется… Покойтесь с миром».
Теперь он понял, что означала та надпись в квартире Рида.
Покойтесь с миром.
Их убили, едва они успели насладиться своим хрупким, шатко выстроенным благополучием. Убили и закопали в землю. Ему недавно исполнилось двадцать девять. Ей не было и двадцати пяти.
Ни один человек в мире не знает, где их могила.
Покойтесь с миром…
Егору подумалось, что будь он на месте Шпалиса, он бы не смирился так легко с гибелью собственных родителей. Непременно нашел бы тех, кто это устроил, и перестрелял бы. Всех до единого.
Но неожиданно голос пробуждающейся совести ехидно шепнул ему:
«Родителей? А они у тебя разве были?»
Что за глупости, конечно, были, здраво рассудил он. От кого-то же он появился на свет.
Он попытался вызвать в памяти их лица. На мгновение вспыхнула мимолетная искра, озарив покинутые лабиринты давних воспоминаний — и сразу померкла. Все его детство не умещалось в рамках, отведенных для мыслей каждого честного сотрудника корпорации «Декой», поэтому он просто выкинул его за ненадобностью. Его родные остались где-то там, за границами его понимания, за которыми лежал далекий, необозримый космос. Он никогда не спрашивал о них. Для него они были мертвы.
Шпалису повезло больше. Он хоть помнит своих родителей. И любит их, наверное, до сих пор. А они его любили? В душе у Егора явственно зрело глухое, нехорошее чувство, похожее на ревность. Разумеется, любили. Родители же вроде должны любить своих детей?
Стоило ослабнуть крепко скрутившемуся узлу в груди, как Егор одним движением закрыл файл и вышел из системы. Прикрыл глаза, стиснув ладонями виски. Перед его мысленным взором неизменно представали две фигуры — мужчины-призрака и женщины, державшей его за руку. Теперь ему казалось, будто они глядят на него с жалостью, но без малейшей тени упрека, так что в свое оправдание ему даже пришлось пробормотать, трясясь, словно в лихорадке:
«Я не причастен к этому. Меня вынуждают, понимаете? Я не хотел издеваться над ним...У меня просто нет выбора!»
Однако выражение их лиц не изменилось.
«Ты лжешь.» - точно говорили они.
Егор судорожно ухватился за край стола. Нет, не надо. Он так скоро с ума сойдет. Нужно успокоиться. Хватит с него этой идиотской ностальгии, этих реминисценций. А то пойдут еще разговоры… Все, баста. Закончили.
...Стальные прутья решетки сдавливали пространство до крошечной клетушки в конце коридора. Воздух, сырой и тяжелый, окружал со всех сторон, не давая нормально вздохнуть. Не способствовали этому и обхватывающие тело крепкие веревки. Его потрудились связать, пока он спал. И не разбудили ведь — вон какие заботливые.
Глава самих заботливых сидел прямо напротив него, за пределами камеры, держа на коленях навороченный ультрабук, с наушниками в ушах, к чему-то внимательно прислушиваясь. Лицо довольное, точно морда у кота, который сметаной обожрался. Музыку, наверное, слушает. Хорошую.
В отличие от него, который вынужден уже на протяжении получаса терпеть режущую слух лабуду, лившуюся из динамиков на высокой частоте:
«Мы должны обезопасить себя от любых вооруженных конфликтов посредством их разжигания на чужой территории. Нашим гражданам необходимо уяснить, что, согласно известной поговорке, «тот, кто хочет мира, обязан готовиться к войне», и это наш ответ консервативной группе сотрудников интеркорпорации, выразившим протест в связи с недавним инцидентом у берегов острова Мейнленд…»
Спину прошил достаточно ощутимый разряд тока — он выгнулся назад, задыхаясь. Боли не было, разве что заворочался в желудке муторный комок тошноты. Минуты через две его отпустило.
«Напоминаем, в прошлую пятницу возле Шетлендского архипелага*, официально принадлежащего интеркорпорации «Декой», пограничными войсками был потоплен пассажирский лайнер «Дон Норд», державший курс в Норвегию. Судно, на котором в общей сложности находилось триста двадцать семь граждан Атлантической Федерации, пересекло границу без какого-либо предварительного оповещения. Наши военные сработали оперативно и профессионально, предотвратив возможное посягательство на прибрежные территории».
Конечности покалывало. Тысячи микроскопических иголочек впивались в кожу, а в определенный момент одна из них будто превращалась в наконечник копья и вонзалась так, что ему впору было вопить до хрипоты и дергаться до потери пульса. Однако он упорно молчал, лишь иногда крупно вздрагивая, чем доставлял несравненное удовольствие сидевшему по ту сторону решетки Егору. Начальник подотдела по борьбе с киберпреступностью занимался исключительно тем, что молча пялился на арестанта, трепыхавшегося в сети электродов, как карась в неводе. По лицу Егора блуждало странное, размытое выражение, нечто среднее между холодной непроницаемостью и наркотическим трансом.
Настигнувшие шторм,
Настигнувшие шторм;
Мы знаем, где наш дом,
Плутая в море зол…
На сей раз он постарался на славу: музыкальный ряд, по его мнению, идеально накладывался на визуальный. Страх, боль, ненависть, ребра, проступающие под слипшейся от пота майкой, побелевшие ногти, напряженно впившиеся в спинку стула, - и шум волн, дивный далекий голос со старой записи. Егор считал себя эстетом.
Жаль, что подобное зрелище не может длиться вечно.
- Ну ладно. Хватит с вас.
В квартире, где они раньше жили втроем под вымышленными фамилиями, ничто не напоминало о Шпалисе. И все-таки за ужином Моника не удержалась от очередного скользкого намека:
- Милый, как приятно, когда рядом с нами нет посторонних!
Егор зловеще хмыкнул, доедая вчерашний суп.
- Кого ты имеешь в виду под «посторонними», интересно знать?
- Ради Бога, не сердись, я ведь просто…
- Единственная посторонняя здесь — ты. Я разрешаю тебе жить в собственной квартире, спать со мной, изображать добропорядочную жену перед соседями. Ты плохо справляешься со своими элементарными обязанностями, Моника. Слишком позорно даже для такой пресмыкающейся дуры, как ты.
Она потрясенно молчала.
- Убирайся отсюда.
Он не бил ее. Она закатила ему целую сцену. Выла, рыдала, колотилась об стены, чуть не задушила себя проводом от электрообогревателя. Кончилось все тем, что он выставил ее за дверь. Тогда она попыталась выломать дверь чемоданом, куда он запихнул ворох ее вещей. Пришлось вызывать полицию. Явились полицейские. Бесцельно провозившись с ней, не добившись ничего уговорами и вразумлениями, оглушили ее резиновой дубинкой по голове и отнесли в отделение.
Спустя пару часов она летела срочным рейсом в Бирмингем.
...Ему снился сон. Самый разгар февраля, цветут бамбуковые рощи. В рощах летают разноцветные попугаи и бродят фантасмагорические твари, навроде слонов с восемью ногами.
Очнулся он от этих радужных видений вечером следующего дня. В его камере воцарилась непривычная темнота: шторы были задернуты, свет потушен. Поднимаясь, он чуть не стукнулся лбом об журнальный столик, невесть как возникший поблизости.
- Вы бы ложились на кровать, Шпалис. А то на полу спать жестковато, и дрянь всякая потом чудится.
- Насчет дряни вы прямо в точку. Но после вашей «щадящей» версии электрического стула полежать на полу — как заново родиться.
- Какой вы злопамятный!
- Не, с памятью у меня плоховато. Я даже не помню, что сегодня за число.
Егор глядел на него сверху вниз. Он был в свежестиранной, ослепительно белой рубашке, гладко причесанный, выбритый — ни дать ни взять холеный джентльмен на приеме. Терпкий запах дорогого одеколона обдал Шпалиса; он чихнул, не уделив должного внимания последовавшему вслед за тем ответу Егора:
- Двадцать первое. Воскресенье.
- А. Торжественная дата. Годовщина, свадьба, похороны?
- Игра.
В его глазах загорелись искорки интереса.
- Вы пришли сюда играть? Со мной?
- Как видите, - сказал Егор, пододвигая к нему поближе доску с небольшими углублениями, похожими на соты. В «сотах» сидели фишки — плоские и круглые, с одной стороны окрашенные в черный цвет, а с другой в белый. - В число моих функций, если их можно так назвать, входит развлечение вас с целью…
- Усыпления бдительности? - наобум ткнул он.
- Не угадали. Впрочем, все равно. Эта игра — испытание. У вас нет выбора.
Шпалис сел, скрестив ноги по-турецки, и с любопытством уставился на необычную доску.
- Итак, поскольку вы новичок, объясню правила. У каждого из нас есть по тридцать две фишки. Главная цель любого игрока — «зажать» ряд фишек противника между двумя своими, после чего все фишки, находящиеся в данном ряду, переходят в ваше полное распоряжение. Ходить разрешается как угодно, «зажатый» ряд может быть как горизонтальным, так и вертикальным, и диагональным. Запомните, делать ходы проще с углов. Побеждает тот, чьих фишек на доске к концу игры оказывается больше.
Он слушал, по старой своей привычке наклонив голову вбок, словно впитывая слова сидящего напротив.
- Ах да, чуть не забыл… - рука Егора потянулась к тумбе, где стоял огромный бокал с плескавшейся в нем изумительно красивой голубоватой жидкостью. Канаев переставил его на стол, поближе к своему оппоненту. - Для вас дополнительное условие, Шпалис. После каждого хода вы должны отпивать ровно один глоток из этого бокала. Легкий выигрыш я себе обеспечил, правда?
- Посмотрим, - нахмурился Шпалис, сосредоточенно корябая ногтем столешницу.
Его напряженное до крайней степени лицо понравилось Егору. Наклонившись к нему, Канаев мягко заметил:
- Да что вы, ей-Богу, будто последний раз живете. Подозреваете меня вечно в чем-то, а знаете, каково мне? Я ведь мучаюсь из-за вас…
- Так-таки и мучаетесь? - со злой иронией переспросил Шпалис.
Егор резко помрачнел.
- Давайте начнем.
Шпалис сложил руки на груди и в ожидании взглянул на него.
- Первыми ходят черные, Шпалис. Ваш ход.
Помедлив, Шпалис с опаской пригубил жидкость из бокала, затем взял ближайшую фишку и поставил ее на доску, накрыв короткий ряд противника, стоящий из трех белых фишек. Егор снисходительно улыбнулся краешком губ, удачно вклинил свою фишку между двумя рядами черных и обратил в белое аж шесть фишек.
- Почему вы не хотите с нами работать?
- Я вам уже говорил.
- Вы такой человек, который на один и тот же вопрос способен дать два совершенно разных ответа. Теперь я желаю услышать второй.
После неудачного хода оппонента Егор забрал у него еще четыре фишки.
Шпалис поднял голову. Обычно его взгляд, когда ему приходилось смотреть на собеседника, не останавливался на его лице, а бегал туда-сюда — вниз, на стену, чуть выше, рождая неприятное подозрение о липком лукавстве и уклончивости; сейчас же он впервые глядел вперед твердо и прямо, и Егор на собственной шкуре ощутил, как тяжел этот взгляд. Он пронизывал, принижал, пригибал к земле.
«Опасный все-таки, зараза». - подумал Канаев, чувствуя даже некое подспудное восхищение. Так на него никто никогда не смотрел.
- Второй ответ… - морщась, Шпалис слегка наклонил бокал. - Второй ответ вам нужен. А его просто не существует.
Внезапным ловким маневром он отвоевал у Егора диагональный ряд из семи белых.
- Или у вас другие сведения?
- Да будет вам известно, что на данный момент мой восемнадцатый отдел занимается разработкой версии, согласно которой вы и ваши соратники получали помощь из-за рубежа.
Шпалис презрительно скривился, вновь принявшись за искрящийся напиток.
- Это вы так деликатно намекнули на мою связь с Атлантической Федерацией*?
- Заметьте, очень логичную связь. Вы ведь прожили около пяти лет в Америке — неопровержимый факт, верно?
- Ну и что? - Шпалис впал в минутное раздражение, тесня белые партии к краям доски. - Воображаете, что стоит оказаться в Калифорнии, и вас сразу же подхватят спецслужбы и предложат кучу долларов за взлом евразийских серверов? Мы туда перебрались втроем — ни работы, ни жилья, под боком родственники, да у них своя жизнь давно, и нафиг мы им сдались. Или вы полагаете, что десятилетний ребенок в состоянии связаться с президентом Атлантики?
- Вы могли связаться с ними уже в Мегаполисе. Границы между корпорациями весьма условны, особенно в сети, и вы воспользовались этим. Они вас соблазнили чем-нибудь — к примеру, крупными денежными выплатами, а вы…
- Угу, кинулся к ним в объятья и с радостной готовностью предложил свои услуги, - хмыкнул Шпалис. - Как вы откровенно мыслите на чужой счет, оказывается.
- Я вас оскорбил? - тревожно поинтересовался Егор, едва успевающий отбиваться от наседающих на него черных фишек.
- Нисколько. Вы всего лишь аккуратно допустили, что я продаю себя направо и налево, как последняя международная проститутка. Ну, как я могу обидеться? - его изощренные издевательства, кажется, жгли его самого изнутри; он выплевывал их с тягостной горечью, будто бы харкая кровью.
- В любом случае, мы только предположили… И потом, это ведь нормальная практика.
При очередной попытке отхлебнуть из бокала Шпалис отчаянно закашлялся. Его темные глаза, уже немного затуманенные, впились в собеседника тем же тяжелым, испытующим взглядом.
- Вы серьезно? Торговать собой — нормальная практика? По-моему, вы малость запутались в нормах морали!
- Вам ли рассуждать о морали… - невольно сорвалось с языка у Егора яростным свистом.
Шпалис удивленно замер; его оппонент, почти захлебываясь смутными отрывистыми предложениями, горячо зашептал ему на ухо:
- Вы же продались им полностью, да? Телом и душой! Вы — грязное, порочное существо, абсолютно лишенное всяких понятий о чести, гнусный и развращенный вирус общества, его гниль. Все одно, на кого работать, лишь бы платили! Паршивец, а не согласитесь ли вы работать со мной? Я вам заплачу, о, щедро заплачу, гораздо больше, чем эти ваши заморские свиньи, больше и лучше! Знаете, как это раньше говорили… - он зашелся в безумном хохоте, - ...есть с золотых тарелок? Так вы будете есть с золотых тарелок! Я вас заставлю. Соглашайтесь, черт возьми! Соглашайтесь поскорее и не пудрите мне мозги вашими «принципами»! Какие принципы могут быть у мальчишки, выращенного психопатом?! Ну же… Шпалис…
Неожиданное возбуждение улеглось и сменилось иссушающим бессилием. Егор опустился на пол и, обхватив голову руками, просидел в таком положении минуты три. После чего осмелился посмотреть в глаза своему оппоненту. Тот сидел неестественно прямо, сосредоточив свое внимание на доске. До крови искусанные губы его шевелились в неясном шепоте.
- Мне вас жаль, - услышал Егор и почувствовал, как в лицо ему бросилась краска. Он сбивчиво произнес:
- Я… Простите, Шпалис. Я не всегда контролирую себя…и этот бред, что я вам наболтал… Это все из-за нервов…
- Да я так и понял, - застенчиво улыбнулся его противник, обнажив мелкие острые зубы. - Кстати, Канаев, ваша карта бита.
С такими словами он перевернул остававшиеся на поле белые фишки, и доска точно вмиг потускнела. Егор молчал, тупо оглядывая опустошенный бокал, на дне которого сверкали две-три синеватые капли.
- Как вы...вы ведь пьяный должны быть! - потрясенно пробормотал Егор.
- А я и пьян, - отвечал он, с трудом поднявшись на ноги. - Не видите, что ли — на ходу вырубаюсь. Редкостная дрянь, где вы только достали такую!
- Испанский абсент, элитная партия. Специально для вас добыл. Четверть зарплаты спустил на эту, как вы выразились, «дрянь»…
- Полагаете, я благодарить вас должен?
Егор украдкой вздохнул. Несносный характер Шпалиса вылезал наружу даже теперь, когда язык у него заплетался, а колени так и норовили подогнуться. Беседа с ним выматывала хуже любых испытаний. Нормальный разумный человек давно бы бросил все эти пустые разговоры — но проблема Егора заключалась в том, что ни нормальным, ни разумным он себя больше не считал. Он был как адреналинозависимый: чем рискованнее и злее казалась очередная словесная баталия, тем насыщеннее было удовольствие, которое он испытывал. Ужасно неправильно — Егор знал это. Но ничего поделать с собою не мог. Его тянуло вниз, он медленно падал с закрытыми глазами, не видя, где кончается небо и начинается земля.
Шпалис еще старался выговаривать какие-то слова, однако с каждой минутой его речь угасала, превращаясь в сплошное месиво нераздельных звуков. И вот восемьдесят процентов крепости сделали наконец свое дело: лидер инспираторов рухнул на пол и почти сразу уснул. Егор бережно, пытаясь не создавать лишних звуков, перенес его на кровать и накрыл одеялом, а затем так же бесшумно удалился.
По временам Егор будто бы задумывался над собственными действиями, но надолго его не хватало. Тогда он начинал проявлять грубейшее равнодушие ко всему на свете: не отвечал на звонки, ходил, как сомнамбула, не разбирая дороги и помыслов, которые его направляли на эту дорогу. В сущности, он был слеп — имея способность видеть, напрочь забывал о том, что вокруг существуют другие люди.
На сей раз эта безвольная слепота привела его в печально известный бар «Буковая ветвь». В узких кругах любителей нестандартных развлечений он считался «кулпойнтом», то есть фантастическим местом. Общая атмосфера в «Буковой ветви» и впрямь отдавала чем-то очень далеким от реальности: в радужных лучах софитов, отраженных зеркальными стенами, плясали диковинные существа, похожие на сказочных фей. Ярко выраженная андрогинность в их облике подчеркивалась карнавальным макияжем и тонкой полупрозрачной одеждой, сквозь которую их тела просвечивали, точно бледные призраки. Лица у всех были абсолютно идентичны: треугольные, с мягкими очертаниями маленького подбородка, с выщипанными до последнего волоска бровями, и — огромными глазами миндалевидной формы; цвет их варьировался от густо-фиалкового до лимонно-желтого благодаря специальным линзам-хамелеонам, которые этим существам приходилось носить постоянно. На лбу у каждой из «фей» красовалась надпись, выведенная светящимися красками: “Rent Me*”.
«Ну и ну, - размышлял Егор, потягивая виски со льдом, - до чего технологии дошли. Проститутки среднего рода. Забавно. Зато и выгодно: подходят клиентам с любыми предпочтениями. Но здорово же их перекроили! Сложно поверить, что как минимум половина из них в прошлом была мужиками».
Он выпивал уже третий стакан. После шестого к нему начали ластиться подозрительного вида субъекты. Один, особенно нахальный, разукрашенный не хуже «фей» и с бархатным ремешком на шее, хрипло прошептал:
- Слышь, парень, если ты ищешь кого-нить понадежней на ночь, возьми лучше меня, а не вон тех шлюх, - он махнул рукой, указывая на танцующих. - Они кинут, проверено. Им бы поразвлечься только.
- Спасибо, обойдусь, - Егор отвернулся и стал рассматривать щуплого подвижного брюнета, сидевшего неподалеку возле барной стойки. Вероятно, ощутив на себе пронзительный взгляд, незнакомец развернулся, заставив Егора оцепенеть от суеверного ужаса. Пальцы его сдавили стакан с такой силой, что он едва не лопнул в руке. Жалкие крохи самообладания завертелись в бешеном вихре неконтролируемой паники.
«Проклятье! Что он здесь делает? Он же…»
В паре метров от него Шпалис преспокойно курил кальян, с удовольствием затягиваясь и выдыхая молочно-розоватый дым.
- Как это понимать? - взволнованно бросил Егор, подойдя к нему.
Шпалис томно прищурился.
- Да вот решил понаблюдать, куда нынче ходят одухотворенные, высокоморальные люди. Чудное заведение. Я смотрю, вы здесь пользуетесь успехом.
Егор почувствовал, как руки сами собой непроизвольно сжимаются в кулаки.
- Вы меня слышите, Шпалис? Я спрашиваю: как вы здесь оказались?
- А вы полагали, что меня удержат стены вашей тюрьмы? - с неподражаемым ехидством вопросил он. - Как бы не так! Материальные границы для меня — пыль. Что такое стены? Просто кирпичи, наваленные в строго установленном порядке. Что такое замки? Просто схемы, к которым рано или поздно отыщется ключ. Я представляю, что нет ни замков, ни стен — ничего, кроме индивидуального сознания. И вот я перед вами.
- Невозможно… - покачал головой Егор. Осушил стакан и с грохотом поставил его на стойку. - Невозможно! Вы не человек, Шпалис, вы… - тут его взгляд случайно скользнул по зеркальной поверхности, где отражалась вся вакханалия, щеголявшая пестрыми тряпками и матовыми лицами фей-куртизанок. Гладкая глубина зеркала не выхватила лишь одного — скептически изогнутой, как вопросительный знак, фигуры Шпалиса.
- Вы не отражаетесь в зеркале! - в смятении произнес он.
Шпалис только усмехнулся.
- Ах, это? Ну да, есть кое-какие побочные эффекты…
Егор принялся лихорадочно вынимать из памяти замшелые, дикие, но по-прежнему грозные образы, будоражившие фантазию людей сотни лет назад.
- Нечисть! - вылетело у него прерывистым выдохом.
Шпалис снисходительно заулыбался.
- Вам надо лечиться, - сказал он, выпуская из рта клубы тошнотворно-сладкого дыма. Они образовали плотную завесу. Когда она растаяла, Егор с крайним изумлением обнаружил, что место рядом с ним пустое.
Он вдруг заметил, что люди недоверчиво косятся на него и до неприличия громко шушукаются по углам. Кто-то ткнул в него пальцем, истерически засмеявшись. Кто-то схватил его за руку, и в следующий миг он ощутил влажное прикосновение мокрых губ. Егор с отвращением стряхнул с себя льнувшую к нему «фею» и поспешил покинуть бар.
Было около девяти часов утра. Егор вдохнул полной грудью прохладный, чистый воздух, не отдающий человеческим потом и прочими малоприятными испарениями, на секунду задумался, а потом решил пойти в парк.
Строго говоря, парк возле «Адронитиса» условно назывался зеленой зоной, и это определение подходило к нему гораздо лучше. Он состоял из аккуратно подстриженного газона, кольцом окружавшего мегакомплекс, второго кольца из пышных тенистых деревьев, нескольких лавочек — и все. Однако то немногое, что горожане в обиходе называли парком, имело образцово ухоженный вид, подвергаясь круглосуточному наблюдению со стороны организаций, ответственных за порядок. Мусор тут сложно было найти даже с лупой — дорожки всегда тщательно вычищали и вдобавок мыли по ночам, деревья подстригали «в соответствии с установленными нормами», призванными доставить посетителям эстетическое наслаждение, листья вовремя убирали.
«Азилум», - пришло на ум Егору, когда он прогуливался по зеленой зоне. Он сразу же поразился этому сравнению и посчитал его оскорбительным для целого Мегаполиса. В самом деле: сравнил муравейник с дворцом. Полным кретином нужно быть, чтобы такое ляпнуть. Заработался он, наверное.
В голове зашумело; количество выпитого наконец дало о себе знать. Егор прислонился к дереву, пытаясь унять внезапно пробудившуюся боль. Его окликнули:
- Мужчина, вам плохо?
Он обернулся. На скамейке перед ним сидела молодая темноволосая девушка, довольно симпатичная, как успел отметить Егор.
- Нет, спасибо, - ответил он, почувствовав облегчение, - я в полном порядке. Не выспался сегодня, вот и…
- Все мы не высыпаемся, - серьезно сказала девушка. - Проблема века. От этого и стрессы, и головные боли. У вас очень утомленный вид.
Он сел около нее на краешек скамьи и осторожно полюбопытствовал:
- Вы врач?
- Пока учусь. Медицинский институт Адлера-Сеченова, третий курс.
- Неплохо, неплохо. У вас сейчас перерыв?
- Да, «окно» между парами. Поэтому я пришла сюда. Здесь очень красиво, правда?
- Конечно, - машинально отозвался Егор, не отрывая глаз от шеи девушки.
«Красный, - безотчетно повторял он про себя, - красный, красный».
Она беспечно поправила его. Глянула вдаль, вздернув хорошенький носик. И затем снова устремила взгляд в немеркнущий экран смартфона, не переставая теребить нежными пальцами алую полоску шелковой ткани.
Егора мутило. С трудом ему удалось вымолвить:
- А вы не зайдете ко мне? Я тут недалеко живу, вон в том корпусе, на семьдесят первом.
- Только ненадолго, - предупредила девушка. - Мне через полчаса уже нужно быть в институте.
Он горячо уверил ее, что много времени не займет. В конце концов она согласилась. Он привел ее в свою квартиру, встретившую их удручающим молчаливым холодом. При всех недостатках Моники, она имела способность создавать некое подобие уюта в ограниченном пространстве, и сейчас Егор вдруг пожалел, что так опрометчиво избавился от нее. Хотя, пожалуй, при нынешних обстоятельствах она бы ему только помешала.
Он предусмотрел все: пропустив девушку вперед, зашел за ней и запер дверь изнутри. Дальше прихожей он ее не пустил.
- Вы разве не угостите меня чаем или кофе? - она подняла брови в легком недоумении.
- У меня нет на это времени, - отрывисто возразил он. - Я сейчас должен быть на работе. Если вы не желаете, чтобы данные о вас утекли в открытый доступ, отдайте мне сию же секунду то, чего я заслуживаю.
Она вздрогнула, отступив на шаг назад.
- И что же вы хотите?
Он указал рукой на ее горло.
- Ваш шарф. Отдайте мне его.
Она стояла как громом пораженная.
- Зачем вам мой шарф?
- Не спрашивайте. Просто дайте мне его.
- Я не могу отдать вам вещь, которая принадлежит мне. Я купила ее на собственные деньги!
Он угрожающе подступился к ней.
- На деньги собственной матери, хотите вы сказать? Пальто на вас дрянное — такое продается в любой захудалой лавочке. Туфли подделаны под замшу, но в действительности это фальшивка, сшитая из искусственного велюра скверного качества. Сумочка — та же история, только с поправкой на кожу. А вот на шарфик вы родительских сбережений не пожалели: натуральный шелк, модный цвет. Очевидно, вы не местная жительница, приехали из какого-нибудь небольшого провинциального городка в Мегаполис, чтобы найти себе подходящую партию — богатого мужчину, чтобы он содержал вас и ваших родителей до старости. Вы вопьетесь ему в хребет и станете высасывать из него все соки, требуя дорогих вещей и элитных удовольствий. Он бросит вас, не в силах терпеть эти измывательства, и вы придете к тому, с чего начинали.
Она трясущимися руками сдернула с себя шарф и всунула ему в руки, а затем отвернулась к стене и разрыдалась. Ее плечи судорожно подрагивали; она закрывала лицо ладонями.
- Теперь вы меня отпустите?! - послышалось между душераздирающими всхлипываниями.
Он в восторге смотрел, как изгибы глянцевитой ткани лениво перетекают в ломких лучах светодиодов.
- Ступайте. И постарайтесь никому не рассказывать о нашей встрече. В противном случае нас с вами ожидает крупный разговор.
…Тело пронзает насквозь ледяная игла, и жгучий холод разливается по сосудам вместо теплой животворящей крови. Сон разрывает в клочья; он пытается кричать — крик утопает в вязкой преграде, напоминающей жидкое стекло. Он пытается дышать — ровно, часто — в глотку забивается вода. Распахнув глаза, цепляется за бортики ванны, тянется, тянется, тянется вверх в бессознательных немых конвульсиях...а наверху — тьма...мимолетные проблески света...и опять тьма. Он ненавидит эти сгущающиеся сумерки, подло прикрывающие собой гибельную пропасть, обрекающие его на неминуемую и страшную борьбу. Вот он уже почти увидел свет. Однако силы его иссякают, и он погружается на дно, и бьется, и вырывается, стараясь укусить человека, который склонился над ним, как стервятник, жаждущий его кончины…
- Хватит! Хватит! Достаточно! - выкрикнул Егор.
Шпалиса вытянули из ванны и с силой швырнули на пол.
- Можете быть свободны, - с начальственной интонацией объявил Канаев.
Они ушли — две серые тени, мелькнувшие и исчезнувшие по велению руки Старшего.
Шпалис сидел на кафельном полу, вымокший до нитки (его окунали прямо в одежде), мрачный и жалкий. Сквозь потемневшую майку отчетливо вырисовывались острые ребра. С лица его градом лилась вода; и все оно, угловато-костистое, с обтягивающей скулы кожей, в ореоле отяжелевших от влаги и слипшихся косм, казалось воплощением трагической неудачи. Глаза, почти черные от злости, сверлили Егора затравленным взглядом.
Канаев не сразу решился приблизиться: от этого ожесточившегося создания можно было ожидать все, что угодно.
- Шпалис, - тихонько позвал он, - как вы?
- У-уч-читыв-вая т-то, ч-что м-меня в-вытащили и-из постели в т-такую рань и п-пытались утопить…
Нет, его не уймешь. Егор с досадой прикусил губу. Если у Шпалиса достает духу болтать даже в такой унизительный момент, существует ли вообще рычаг, нажав на который, он получит полный моральный разгром своего упорного противника? Канаев уже начинал опасаться, что нет. Плохи тогда его дела. Он-то ведь посулил Рутеру неслыханно щедрый подарок: менее чем за неделю превратить буйного хакера в деятельного программиста, квалифицированного сотрудника интеркорпорации «Декой». Плакало его дальнейшее повышение и солидная премия. Да что там премия! - целовать ножки начальству надо будет, если жив останется. Рутер человек практичный, но вспыльчивый, а другие начальники еще и похуже будут. Ах, если бы…
Егор на секунду замечтался и не заметил, как Шпалис удрал и забился в угол. С большим усердием он его оттуда выковырял и, завернув в полотенце, понес обратно в комнату. Шпалис брыкался, как сумасшедший. Кокон из полотенца хоть и стеснял его движения, однако лидера инспираторов это нисколько не смущало. Он успевал в то же время без зазрения совести честить своего мучителя на дичайшей версии бредыка:
- Мявглый вы дамстард, кондескар! Рэтхар! Фаряб!
Кто такой «фаряб», Егор уточнять побоялся. Несмотря на яростное сопротивления, Шпалис в конечном итоге был водружен на кровать.
- Переодевайтесь, - коротко приказал Егор, кивнув на лежащий рядом с ним комплект одежды.
- Вы издеваетесь? - завопил Шпалис, в негодовании уставившись на старомодный пиджак из тяжелой черной материи, такого же цвета рубашку с длинными манжетами, изукрашенными кокетливыми узорами, и черные брюки. - Что это за траурное рококо?
- Уж получше ваших драных джинсов.
- Они не драные, они к жизни приспособленные! А в этой кружевной наволочке ни повернуться, ни сесть, ни вздохнуть!
- Не забывайте, что вы находитесь в пыточном изоляторе повышенного комфорта, - парировал Егор, наблюдая за тем, как его оппонент с кислой миной натягивал на себя, чуть ли не рвал изящные вещи. Притом он не переставая ворчал:
- Смотрите, страсть к роскоши в нем проснулась! Интеллигенция в тридцать пятом поколении! В кого вы меня превращаете, а?
Невзирая на все его протесты, в этом костюме он казался возмутительно хорош собой. Сочетание меловой бледности с черной тканью и кружевами придавало его лицу оттенок какого-то тайного благородства, утонченности, изысканности. Длинные манжеты прикрывали худые запястья, делая акцент на кисти. В особенности выделялись паучьи пальцы; но даже их безобразность не портила общего очарования. Брюки, которые Егор умышленно заказал на размер больше положенного, свободно, немного мешковато болтались на коленях и доходили до самых ботинок. Ботинки заслуживали отдельного внимания: блестяще-черные, остроносые, на низкой платформе (Егор подумал, что семь сантиметров лишней высоты для Шпалиса будет перебор — зазнается, чего доброго), с элегантной шнуровкой крест-накрест. Егор долго искал такие, не один сайт перерыл, зато результаты, безусловно, оправдывали затраченные усилия. Перед ним стояло живое воплощение его лучших снов. Он до мелочей воскресил в памяти тот достопамятный день, когда ему впервые привиделось Поле Свободы. Да, все было в точности как сейчас — человек в черном костюме, свет, льющийся словно из ниоткуда, и он… Впрочем, не хватало единственной маленькой детали. Егор вложил в руку Шпалиса черную же трость с серебряным набалдашником.
- И не вздумайте ничего вякнуть, - шепотом предостерег Канаев.
Тот лишь хмыкнул ехидно:
- Да куда уж мне в ваши эстетические каноны…
Егор легонько подтолкнул его в спину.
- Ну, идите, посмотритесь в зеркало.
- Зеркало? - голос его затух, сделавшись бесцветным и чамрочным; Шпалис долго топтался на месте, мялся, попробовал даже ступить назад.
- Совершенно верно. Или вы боитесь?
- Нет.
- Вот и замечательно. Идите! Я думаю, полюбоваться на себя никому не помешает.
Егор внимательно следил за тем, как его оппонент медленно, воробьиными шажками подходит к зеркалу, висевшему над кроватью. Видно было, что держаться ему стоило громадных усилий: то и дело его рот кривился в пароксизме нервного ужаса. С волос его до сих пор капала вода, и тянувшийся за ним мокрый след оставлял впечатление чего-то гнетущего, мерзкого, неизбежного.
Вот Шпалис уже менее чем в метре от западной стены; он замечает краешек мелькнувшей в прозрачной бездне клочка одежды. Его одежды, догадывается он спустя долю секунды. А может, и не его — кого-то третьего, засевшего здесь, в этой комнате, неизвестно зачем. И чем ближе он подходил, тем яснее вырисовывались в зеркале искаженные, обманчивые контуры твари, засевшей внутри. Она карикатурно передразнивала все его жесты, походку, любые перемены в его состоянии.
Она не имела, казалось, ни собственного тела, ни вообще материального выражения, а жила за счет хозяина, как паразит, подпитываясь его энергией и принимая его облик. Он попытался дотронуться до нее. Если бы это был человек, он ощутил бы тепло человеческой кожи. Но его пальцы натолкнулись лишь на прохладную поверхность зеркала. Тварь тоже протянула ему руку, симметрично отображая его движение. Ему почудилось, что она хочет утянуть его на ту сторону. Он положил ладонь на зеркало, и вдруг тварь злорадно улыбнулась ему.
Прозрачная поверхность подернулась дымкой и начала расплываться; его ладонь, до этого лежавшая на стене, внезапно провалилась внутрь. Она будто продиралась сквозь упругую массу. Он засунул туда вторую руку, и ее постигла та же участь.
Оглянувшись, он заметил, что его окружали сплошные зеркала, и во всех отражалась отвратительная физиономия твари. Она смотрела на него изо всех углов разом, насмешливо кривляясь. Перед ним развертывалась целая галерея глумящихся, полузвериных, чудовищно бессмысленных физиономий, которые поминутно то щелкали, то подмигивали, то искривлялись в невообразимых гримасах и в конце концов бесследно исчезали. Однако на смену им появлялись новые — еще более пугающие и глупые. От них нельзя было отвернуться, нельзя было ускользнуть: они плотным кольцом сомкнулись вокруг него.
Он беспомощно поднял вверх руки, пытаясь хоть как-то защититься от неведомых существ, своими химерическими улыбками настойчиво въедающихся в душу и мозг. Но некуда было скрыться от них — вездесущие, они заполоняли собою все пространство, не давая ни малейшего шанса опомниться или сохранить рассудок…
Когда он открыл глаза, то услышал растерянный голос Егора:
- Вы отражаетесь в зеркале!
Это прозвучало полуутверждением, полусомнением. В него затесалась даже некая нотка негодования — мол, я-то был уверен, а вы…
- А что я? - задал он вполне закономерный вопрос. - Не человек, что ли?
- Нет, и я уже однажды вам это говорил… - от охватившего его волнения Егор счел нужным осторожно опуститься на край кровати, возле распластавшегося на спине Шпалиса. - Правда, я полагал, что доппельгангеры* не отражаются в зеркалах.
- Очень интересно. Значит, думаете, я ваш темный двойник?
- Убежден. Это из ряда вон, я знаю, но иного объяснения вашим...кхм...особенностям я найти не могу.
- Каким особенностям?
Егор подскочил чуть ли не в бешенстве.
- Притворяться вздумали?! Я о той чертовщине, которая вокруг вас творится, Шпалис! Вы проходите сквозь стены, вы оказываетесь там, где по логике вещей не можете находиться! К примеру, где вы были сегодня в три пятнадцать по местному времени?
- Спал. Как все нормальные люди. Ваш абсент меня вырубил часов этак на десять.
Егор отшатнулся. Мысли, до этого ворочавшиеся бесформенным клубком, обрели наконец четкую структуру. Но изъян, не дававший ему покоя, никуда не делся, а вклинился между стройными рассуждениями и расстроил всю картину.
- Послушайте, признайтесь честно. Вы никогда не посещали бар «Буковая ветвь»?
У Шпалиса стал такой вид, точно его вываляли в грязи.
- То есть… - он сорвался на тихий фальцет, - по вашему мнению, человек вроде меня может позволить себе запросто пойти в этот притон?
- Не пойму, что вас так задевает. Обычное место для проведения досуга.
- Вы это серьезно сейчас? - он измученно откинулся на спинку кровати и сел, согнув ноги в коленях. Глаза его из-под взлохмаченных косм глядели на Егора с жалобной надеждой. - Господи, скажите мне, что вы в очередной раз прикалываетесь.
- Напротив, я серьезен как никогда.
- Хм. Тогда все гораздо хуже, чем я полагал.
- Почему?
- Спрашиваете! - он скривился, гадливо оттопырив нижнюю губу. - Этот бар...он же кишит всякими извращенцами!
- Они не извращенцы, Шпалис.
- Хорошо, - упрямо отозвался тот. - Индивидуумы с ярко выраженными девиациями вас устроит?
- Что за предубеждения?
- Не предубеждения, а нормальная человеческая реакция. Вы бы тоже поосторожней по таким местам шарились, Канаев. А то мало ли…
- Другими словами, - нетерпеливо перебил его Егор, - ночью вы все время находились в камере, я правильно вас понял?
- Да.
Тут Егор впервые заподозрил неладное. Если Шпалис все время был на месте, с кем в таком случае он разговаривал в «Буковой ветви»?
«Мне, наверное, все-таки необходим отдых.» - подумал он, выходя из камеры. «А то с ума скоро сойду, в самом-то деле! Вот еще чего не хватало».
Прошло несколько дней, в продолжение которых весь подотдел по борьбе с киберпреступностью жужжал, как встревоженный улей, на разные лады обсуждая странное поведение собственного начальника. Разумеется, за глаза и шепотом — чтобы критику не уловили специально установленные всюду аудиошпионы. За Егором стали замечать необычайную нервозность, необщительность и угрюмость. Он раньше был скуп на слова, но в последнее время это проявлялось особенно резко. Он забывал (или не хотел?) здороваться и прощаться, по целым часам просиживал в своем кабинете, рявкал на тех, кто осмеливался войти к нему без доклада, спал мало и, по слухам, пристрастился к спиртному. Что до частной жизни, здесь досужие вымыслы принимали совсем уж фантастическое направление: поговаривали, будто бы Егор регулярно приводил к себе на квартиру молоденьких девушек. Что конкретно он с ними проделывал — оставалось загадкой, но одна из них впоследствии пыталась заявить в полицию. Впрочем, ее заявление незамедлительно признали заведомой ложью; дело вскоре замяли. Существенно важного узнать не удалось. Лишь проскочили мельком две строчки из репортажа начинающего журналиста о «мелких серийных кражах» и затерялись в ворохе утренних новостей.
А в агентурной среде тем временем проскользнула новая будоражащая сплетня. Секретарша Канаева, малосимпатичная девица с вялым и невыразительным лицом, сообщила об увиденных ею женщинах, которых Егор приводил в кабинет в рабочее время. Подотдел страшно переполошился: принялись выдвигать теории , могущие повергнуть в шок человека несведущего. Но ни единая и близко не стояла от истины.
Однажды к Егору явилась неожиданная гостья. Канаев только-только переступил порог своего кабинета, вертя в руках простенькое обручальное кольцо, последнюю свою добычу, воровато оглядываясь по сторонам, и тут заметил, что за его столом, чинно выпрямившись, сидит знакомая черноволосая девушка с китайскими глазами. Цветка аниса в ее волосах уже не было: они были аккуратно подобраны в пучок и сколоты на затылке. Одетая в невзрачную серую тунику и светлые джинсы, она практически сливалась с обстановкой кабинета, призванной поменьше отвлекать своего обитателя.
- Добрый день, - произнесла она совершенно невозмутимым однотонным голосом.
- Здравствуйте. Мэй Сонг, кажется?
- Верно. Я пришла к вам поговорить насчет Альберта.
Егор сел напротив нее, стремясь унять неудержимо колотящееся сердце.
- Шпалис в полном порядке. Хотите убедиться сами? Я позабочусь, чтобы вас отвели к нему.
- Не стоит, - она небрежно махнула рукой, словно речь шла о пустяковом предмете. - Я нисколько не сомневаюсь в правдивости ваших слов. Вы ведь на хорошем счету у компании и лично у Эдуарда Робертсона.
- Кого? - он пристально поглядел на нее, припоминая. - Ах да, новый президент.
- Очень неплохая версия. Артикуляция только малость подкачала.
- Неужели?
- Да, - закивала она. - Но народ доверяет ему даже больше, чем предыдущему. Все мы, знаете ли, не без недостатков. У кого глаз дергается, а у кого и мысль не поспевает за речью… Бывает.
Она с минуту помолчала, после чего удивительно внятно проговорила:
- Итак, я здесь, чтобы задать вам вопрос. Учтите, я задам его единственный раз, и от вашего ответа на него зависит, каким образом повернутся события в дальнейшем.
- Что вы имеете в виду? - он недоверчиво прищурился.
- О, вы наверняка понимаете меня. Если нет, то обязательно поймете потом. Я спрашиваю у вас: согласитесь ли вы на добровольной основе отпустить Альберта Шпалиса, закрыть дело инспираторов и стереть все сведения о них из Базы данных интеркорпорации «Декой»?
- Невозможно, - почти сразу выдал он. - Ваши...ваши требования завышены, госпожа Мэй. Мы и так сделали послабление вам и вашим соратникам, задержав лишь Шпалиса. Он социально опасный тип, к тому же психически больной. Его необходимо изолировать от общества.
- Вы отлично знаете, что это неправда, - отрезала она. - Шпалис не безумнее, чем мы с вами. Если, конечно, не считать за безумие наличие собственного мнения.
Егор сжал кулаки до хруста.
- Вы передергиваете факты, - как можно спокойнее заявил он. - Вам известно, что никакого «мнения» у Шпалиса нет. Он, повторяю, болен, и пока вы и те, кто за вами стоит, не усвоят этого, конструктивного диалога у нас с вами не получится. Так что передайте своим хозяевам…
Он, не договорив, достал из-под стола большую клетку с воробьем и поставил ее перед Мэй.
- Это отказ?
- Категорический, - победно ухмыльнулся Егор.
- Хорошо. Ладно, - она медленно поднялась с места. - тогда нам придется принять решительные меры.
Он вскочил. Умоляюще протянул к ней запотевшие ладони:
- Постойте… Поясните! Кто вас спонсирует? Какую цель они преследуют?
Она остановилась и развернулась к нему. Руки ее были враждебно сложены на груди; голос — само презрение под скорлупой нарочитой вежливости:
- А вот этого, Егор Александрович, - холодно сказала она, подчеркивая каждое слово, - вы никогда не узнаете.
Они глядели друг на друга; Егор ощутил сухость в горле и попробовал заговорить — вместо слов вышло еле слышное сипение:
- Как...и когда это случится?
- Как обычная операция — быстро и безболезненно. Вы заснете, а проснетесь — и все уже готово.
- Ясно, - вздохнул он, покачав головой. - Спасибо вам. Да, спасибо. Теперь идите. Мне нужно побыть одному.
После «купания» в ледяной ванне Шпалис подхватил простуду и слег. Позже выяснилось, что у него ангина. Она лишила его голоса: вскоре он смог говорить только хриплым натужным шепотом, путая слова, с жутким акцентом, так как больше не заботился о качестве сказанного, стараясь лишь, чтобы его услышали. Нельзя сказать, что это обстоятельство огорчило Егора: наоборот, временная слабость противника раззадорила и раздразнила его, как голодного, которому швыряют крошку хлеба, а ломоть не дают. Он принялся откровенничать с ним, порой впадая даже в подобие дружеского расположения, влекущего за собой чересчур настойчивую заботу: он поил его водой с ложечки, несмотря на то что Шпалис был вполне в состоянии самостоятельно держать стакан, обтирал ему лицо влажным полотенцем, расчесывал волосы, приносил кое-какие лекарства, обезболивающие, снотворное, притянул даже древний проигрыватель с пластинками. Шпалиса эта забота возмущала не меньше, чем прежняя жестокость. Он угадывал за ней хитро продуманный план. И чем тщательней Егор пытался заглушить в нем подозрения, тем буйнее они разрастались в душе заключенного.
Первое, что бросилось Егору в глаза, когда он вошел в камеру, был Шпалис, лихо управляющийся с сенсорной клавиатурой его старого «Автотроникса». Егор припомнил, сколько нервов извел ему накануне своенравный хакер, наотрез отказавшись пользоваться любой техникой из Мегаполиса. А тут — гляньте-ка, с этой самой техникой забавляется вовсю, весь экран уже пальцами истыкал.
«Паршивец». - мрачно подумал Егор, разглядывая своего оппонента. Тот на него даже внимания не обращал. Только минут через десять нехотя вскинул глаза и осведомился:
- Чего вам, Канаев?
Вместо ответа Егор кинул ему черный пакет. Шпалис неторопливо отложил в сторону ультрабук и занялся содержимым пакета. В нем оказались обычные женские безделушки, как-то: серьги с фальшивыми изумрудами, обручальное кольцо, серебряный браслет, чулки, колье и шелковый красный шарф. Лицо Шпалиса сначала исказилось очевидным смятением, а затем на нем отразилось с десяток многозначительных улыбок, по которым Егор с внутренним ужасом догадался, что заключенный мысленно прокручивает все возможные версии того, как женские вещи могли оказаться в руках у мужчины. Стремясь прервать готовый вот-вот извергнуться поток издевательских реплик, Егор быстро проговорил:
- Молчите и слушайте сюда. Эти вещи принадлежали женщинам. Имена их известны. Вы сейчас взломаете Базу данных и вытянете оттуда абсолютно всю информацию, какую найдете. А потом скажете мне, что у них общего. Три часа вам хватит?
- Вполне.
Наблюдать за занятым Шпалисом было вдвойне приятно. Во-первых, потому, что этот строптивец вынужден выполнять все его указания, вплоть до самых нелепых; во-вторых, когда он бывал занят, то свой острый язык держал за зубами, что входило в весьма краткий перечень его неоспоримых достоинств. Покорность и молчание подчиненных агентов удручали Егора. Покорность и молчание Шпалиса доставляли ему ни с чем не сравнимое удовольствие. Честно говоря, он и затеял-то все это представление главным образом для того, чтобы созерцать, как его оппонент сосредоточенно хмурит брови, беспокойно ерзает на месте и пытается извлечь какую-то информацию из кажущегося бессмысленным набора знаков.
- Диктуйте имена, - выпалил он спустя некоторое время.
Егор, не переставая усмехаться про себя, надиктовал ему шесть имен и фамилий девушек, которые он знал наизусть. Шпалис без промедления вбил их в строку поиска в архиве Базы данных и вышел на шесть совершенно разных на первых взгляд биографий.
- Каковы результаты? - самодовольно поинтересовался Егор. Результаты, надо сказать, его занимали мало — гораздо сильнее его впечатлило то, как вдруг искривился подвижный тонкий рот на осунувшемся лице, точно от боли, а затем сжался до такой степени, что под кожей отчетливо проступила линия челюсти.
Шпалис оторвался от экрана.
- Эти женщины, - с расстановкой проговорил он, - очень молоды, им всем от двадцати до двадцати пяти лет. Никаких сходств по национальному, религиозному, географическому признаку я не обнаружил. Девушки вращались в различных кругах, имели разные вкусы и увлечения. Но, кроме возраста, их объединяло еще кое-что…
Он сел, откинувшись на подушки.
- Они все рано умерли. Одна за другой. И все естественной смертью.
- Вы понимаете, к чему я веду? - в предвкушении выдохнул Егор, наклоняясь к нему.
Он глухо засмеялся; темные глаза его заискрились, и мелькнул в них какой-то лихорадочный отблеск.
- Клянусь миром, вы упали, Канаев.
Егор почувствовал внутри предостерегающее трепыхание, словно воздух в легких внезапно кончился, и тут же спросил:
- Откуда?
- А помните, я вам говорил? Вы тогда разозлились, обругали меня. А я ведь прав оказался, чертовски прав…
- Хватит пудрить мне мозги, скажите четко и ясно, что вы имеете в виду!
Он упорно молчал. Егор порывисто вытащил сигареты и закурил, пытаясь успокоиться. Спина взмокла от холодного пота, руки дрожали. Табачный дым повис в воздухе густым серым облаком.
- А знаете, Шпалис, я ведь и в самом деле тяжесть на себе ощущаю. Как будто камнями набитый хожу, и так погано, и с каждым днем все хуже… В последнее время гадость всякая сниться начала. Вы в основном. Прошлую ночь привиделось, что мы с вами в Азилуме, в той высотке, помните? Я безоружный, а вы по мне, по живому, пулеметную очередь выпустили. Кровищи было — вся стена забрызгана, в потеках, кишки, грязь… И небо красное, как кровь… и спичками всюду пахнет.
Он вдруг замер, задумчиво мусоля сигарету в пальцах.
- Вещий, значит, сон. Убейте меня, Шпалис.
И он выудил из кармана большую стеклянную колбу, набитую чем-то вроде коричневой трухи.
- Узнаете?
- Нестор, что они с тобой сотворили! Я думал, хоть тебя они не тронут, а они взяли и… Но ты прожил долгую, яркую жизнь, много видел (даже, верно, слишком много), многое испытал. Ты был хорошим другом — и лучшим гражданином Мегаполиса, которого я знал. Ты перенес на своем веку огромное количество природных катаклизмов, ты перенес Всемирный пакт и раздел Земли — и не потерял ни единой крупицы мужества. Ты был благороден, смел, открыт и честен — и эти качества унес с собой в могилу… Что ж, надо думать, там для них найдут должное применение. Воздадим хвалу безвременно ушедшему нашему товарищу: пусть небо над его головой не меркнет ни-ко-гда! Трижды ура.
- Шпалис?
Человек со спутанной черной копной волос медленно и печально поднял голову. В его страдальчески изломанных бровях читалась вселенская скорбь.
- Канаев, - торжественно молвил он, - прошу вас, не нарушайте моего уединения…
- Какое к чертовой матери уединение?! Вы пятнадцать минут причитаете над пеплом от сожженного шкафа!
- А может, мне так надо? - не убавляя меланхолического величия в голосе, отозвался тот. - У него и родственников-то нет, к вашему сведению! Сирота. Кому его поминать, кроме меня?
- Я не уверен, что он вообще нуждается в похоронных речах!
Шпалис гневно поджал губы.
- Сердца у вас, Егор Александрович, нет. И-изверг! - и он отвернулся, всхлипывая.
- Да ладно вам, - примирительно произнес Егор. - Хотите, я его лично закопаю в горшок с землей, а вы туда что-нибудь посадите? Говорят, на золе комнатные растения хорошо растут.
- Это не зола, Канаев.
Он стоял теперь рядом и глядел на Егора снизу вверх — утомленный, жалкий, взлохмаченный — совсем как тогда, в Азилуме, трогательно прижимая к груди колбу с пеплом.
- Это его прах. И если уж хоронить, то хоронить на исторической родине.
- А где он был...произведен? - осторожно спросил Егор.
- В Мельбурне. По крайней мере, мне так азилумовцы рассказывали. Туда и поеду.
Егор растерянно уставился на него. Разрозненные кусочки мозаики никак не желали складываться в цельную картину.
- Мельбурн. Да ведь это в Австралии! Постойте, а как же вы туда доберетесь? Разве под конвоем…
Лицо Шпалиса озарила слабая улыбка.
- Да я и сам дойду, спасибо. Долечу. Первым рейсом, в четыре часа… Вы мне пишите, если что… Я редко заглядываю в электронный ящик, но если вы вздумаете мне написать, то я, так и быть, изменю своей привычке.
Он направился к противоположной стене, но напоследок обернулся.
- Вы на меня не злитесь? - с надеждой спросил Егор.
Шпалис ласково покачал головой.
- Нет. Он вас простил. И я...прощаю вас тоже. Farewell*.
- Фарэвелл, - Егор нарочно повторил это слово на русский манер и снисходительно заметил:
- Шпалис, вы иногда бываете просто недопустимо сентиментальны.
- Нет, я нормальный,- тихо возразил он.
Всходило утро; первый луч солнца проник в комнату, подсветив метавшиеся по комнате остатки сигаретного дыма. Стены на миг стали прозрачными, будто в аквариуме. Шпалис шагнул вперед — и они поглотили его. Он исчез навсегда, не сохранив после себя ничего, что могло бы свидетельствовать о его прежнем присутствии в этой роскошной тюрьме.
Егор с трудом очнулся от сна-наваждения, встревожившего его своей невероятной правдоподобностью.
На часах было девять. Телефон разрывался на части от истерических звонков.
- Алло? - сонно бросил в трубку Егор.
Голос Рутера на другом конце насмешливо прокаркал:
- Доброе утро, Канаев. Проснулись, надеюсь? Очень хорошо. Теперь, будьте добры, выслушайте меня как можно внимательнее. Ваша квартира под прицелом. Через три минуты сюда прибудет специальный отряд Цивил Контроллер. Эти люди прекрасно вооружены, поэтому не вздумайте сопротивляться.
- Минуту! А что со Шпалисом? - взволнованно крикнул Егор. - Бога ради, умоляю, скажите, что с ним?
- Видите ли, обстоятельства дела немного поменялись. И, увы, не в вашу пользу…
Это походило на бесконечный ночной кошмар. Его кинули в одиночный изолятор, словно отъявленного преступника, и там оставили до утра. Но утро не принесло ему облегчения.
Все воспоминания, связанные у Егора с неожиданным позорным арестом и дальнейшими судебными разбирательствами, растянулись в длинную цепочку спонтанных, плохо состыкованных между собой фактов, перемежавшихся черными пятнами беспросветного существования в изоляторе. Эта крохотная комнатушка, казалось, состояла лишь из заплеванных стен и грязного пола, где невозможно было даже прилечь — неистовые вопли тюремщиков и громыхающая музыка неизменно будили его. В общем, условия здесь были точно такие, как он описывал их Шпалису. Ему хватило всего нескольких дней пребывания в изоляторе, чтобы превратиться из здорового мужчины в бледную тень. Сослуживцы делали вид, будто не узнают его. Рутер пронзительно-гнусаво надрывался в суде:
- Ваша честь, я осознаю свою вину в полной мере, но прошу учесть смягчающие обстоятельства! Если я и виноват, то только в том, что позволил врагу корпорации внедриться в безупречно отлаженную систему правопорядка. Мы не смогли учуять этого хищника, медленно, но настойчиво, исподволь прогрызающего броню надежности, которую воздвиг наш Президент. Мы проглядели его — хотя он копошился у нас под носом, точно навозный жук, совершая свои грязные дела и даже не боясь справедливой кары за собственные отвратительные преступления!
«Какой слог… Шпалис бы оценил». - подумывал про себя усмехающийся Егор. Вот, кстати, и о нем говорят. Ну-ка, послушаем-послушаем…
- Они с этим хакером были заодно, это же кристально ясно! Он в него клешнями вцепился, нянчился с ним, кормил, абсент ему покупал (дорогой, примите во внимание, ваша честь). Изводил на подлеца отечественный продукт! Да я на жену свою столько не тратил, сколько он на этого диссидента проклятого!..
Он не помнил, о чем его спрашивали; на все обвинения он отвечал скованными кивками, изредка — беспомощным смехом, внутренне ощущая, как пробил дно и продолжает падать дальше. Инспираторы, дрожащие огни Мегаполиса, лицо матери Шпалиса, мерцающее в потустороннем ореоле, Азилум, мусорные дороги, запах спичек и влажной земли — голова его гудела от назойливых ассоциаций, лезущих в уши, глаза, проникающих в мозг, мелькавших перед ним в однообразном хороводе.
В его камере был установлен маленький телеком, из которого круглые сутки вещал немолчный глас Президента. Всегда — таращился ли он сквозь набухшие, отяжелевшие веки на потолок, отдирал ли с остервенением засохшие гречневые зерна со дна немытой алюминиевой миски, предпринимал ли попытки прилечь, оперевшись на прутья решетки — он постоянно слышал этот голос. Он говорил ему, что теперь все будет хорошо. В Мегаполисе нет несчастливых. Всем в городе обеспечиваются равные комфортные условия проживания. Все имеют право на выражение собственного мнения. У всех есть возможность выбора. Наша общая цель — сплотиться и двигаться вперед к будущему, где восторжествует абсолютное благополучие, основанное на последних технических достижениях и информационной свободе.
Егор в ответ на такие речи только усмехался. Теперь он слишком хорошо знал, чего стоило это будущее. И ведь странно — раньше у него случались краткие проблески разума: почему же он не ухватился за них, отчего не стал вникать в сложнейшую цепь противоречий, выстроенную исключительно для отвлечения внимания, точно ширма, прикрывающая самые бесчестные поступки? Егор долго размышлял над этим. Может, у него не хватило духу переступить через свои убеждения? То есть не свои, конечно, а подмененные чужими заботами на некий суррогат, который кажется человеку правильным, пока он не распробует его…
Кого он боялся? Рутера? Интернационального Правительства? Карманьяка? Или, очевиднее всего, себя.
А разве может человек бояться себя? Каким же омерзительным чудовищем должен быть этот человек, если он, заглянув внутрь себя, содрогался бы от ужаса… Что в нем? Что в нем такого схожего с этим чудовищем?
«…тот, кто покрывает злодеяния другого, и сам неизбежно становится злодеем, сообщником злодея». - прозвучали в его голове его собственные слова, сказанные Шпалису. Он уже знал, безошибочно предсказывал тогда, что дверца клетки скоро захлопнется. И вот теперь он сам оказался в клетке. За что? Разве он совершил что-либо плохое? Разве он убил, украл, предал или надругался над кем-нибудь? Разве на его совести лежат многочисленные преступления, как у других, которые сидят за железной решеткой?
«Вы оправдываетесь, Канаев».
Егор стиснул зубы и помотал головой. На глазах у него выступили слезы ярости.
«Вы оправдываетесь».
Первые две недели он провел в полнейшем беспамятстве: знал и не осознавал, понимал и не хотел верить. Все события, проходившие в это время, оставляли в его мозгу лишь смутный отпечаток.
На третью впервые наступило просветление. Оно позволило ему увидеть вокруг себя четкие картины происходящего и относительно трезво оценивать свое положение. Егор стал хватать куцые обрывки информации, попадавшие к нему через телеком. Новости были самые разнообразные, часто нисколько не волновавшие его; но порой встречались среди них вполне достойные хотя бы элементарного внимания. Так, он выведал, что Шпалис благополучно перебрался в Мельбурн. Ходили слухи об участии в его освобождении богатейшего семейства Евразии — Понтедра, родственников небезызвестного Марио, с которым Шпалис якшался в Азилуме.
Будто бы как раз они щедро заплатили руководству ВСБ, и те немедля предприняли ответный шаг: выпустили хакера, а на его место водворили ни о чем не подозревавшего Егора по обвинению в «злоупотреблении служебными полномочиями» и «содействии врагам корпорации».
Однажды, примерно на шестнадцатый день заключения, он увидел по телекому пожилую пару, которая давала интервью какому-то ушлому корреспонденту. Женщина с пучком седых волос на голове восклицала надтреснутым, дрожащим голосом:
- Боже мой, вы не представляете… Мы и подумать не могли, что из нашего сына вырастет такой мерзавец!
- Он был очень милым послушным мальчиком, - добавлял мужчина в летах, но еще достаточно крепкий. - Всегда вовремя выключал компьютер. Не засиживался у друзей, не брал чужие вещи, а в школе числился одним из лучших учеников, особенно по Основам Информационных Технологий. Учитель даже планировал записать его на специальные курсы по повышению навыков управления электронными устройствами…
- Да, но теперь он оказался неблагодарным подонком — и довольно! - гневно отрезала женщина.
Корреспондент обратился к мужчине:
- Александр Вячеславович, как вы думаете, что толкнуло вашего сына на преступление против корпорации?
Мужчина растерянно уставился на него.
- Понятия не имею, - с трудом выговорил он.
- А для меня все очевидно! - вновь вмешалась женщина. - Мы давали ему слишком много свободы! Естественных прав человека для него было бы более чем достаточно, как я считаю.
Егор смотрел на нее в упор, слышал в ее голосе отголоски собственных убеждений, но никак не хотел принимать то, что люди, отвечавшие корреспонденту — его родители. Он не помнил своих родителей, как оказалось, не помнил совсем: даже лица их представлялись ему каким-то далеким туманным бредом. Но эти люди, от которых веяло чужеродностью сквозь экран телекома, просто не могли быть его родителями.
Будучи прекрасно осведомленным о мистификациях на телевидении, он страстно хотел верить в то, что все интервью — продуманный психологический ход, примененный для его окончательной деморализации. Конечно, эти люди приглашены специально, вопросы и ответы сгенерированы и заранее записаны в каком-нибудь официальном документе, скрепленном подписью Рутера или другого начальника, и весь спектакль спонсирован лично президентом корпорации Эдуардом Робертсоном.
Егор зло засмеялся; он почувствовал, как от его догадок повеяло прежней легкой параноидальностью типичного сотрудника корпорации «Декой». Ужасные враги, плетущие козни за спиной; неслучайная цепь фатальных событий; ожесточенная кампания травли… Нет, с ними покончено, пожалуй, навсегда. Стоит наконец заставить себя признать это.
Все настоящее. Все. И никто ни в чем не виноват, кроме него. А он до сих пор продолжает принимать ложь за правду, а правду за ложь.
- Наши дети — наше будущее, - степенно и твердо произнесла его мать. - Я же, к моему глубокому сожалению, не смогла подарить корпорации достойного будущего. Да, признаю, что мой сын — негодяй и разрушитель общего благополучия, к которому неустанно стремятся все жители Евразии! Надеюсь, что к нему применят самое жестокое наказание, какое существует в нашей Конституции. И это будет справедливо!
Егор горько улыбнулся ей.
«Вот и конец.» - подумал он.
«Дорогой друг!
Если ты когда-нибудь прочтешь это письмо, не забудь вспомнить, что его автор в тюремных условиях малость повредился рассудком, так как называть вас другом, мягко говоря, не совсем корректно. Да что уж там: вы, Шпалис, порядочная сволочь…
Не обижайтесь, Альберт Романович, умоляю вас, ибо это — доказанный факт. После недавних событий я уверовал в него окончательно.
Знаете, как все странно устроено: двадцативосьмилетним идиотам вроде меня, промахнувшимся на выполнении служебных обязательств, дают пожизненный срок, а двадцатилетних счастливчиков вроде вас вытаскивают богатые покровители. А кстати, между нами, чем вы так заинтересовали эту мафиозную семейку? Неужели своими невероятными способностями портить любой удачно задуманный план?
Кто вы есть — сегодня для меня главный вопрос; над ним я размышляю уже целый час, вместо того чтобы приняться наконец за еду. Кормят здесь какой-то бурдой, слабо напоминающей нормальную кашу. Ну да ладно, я отошел от темы.
Итак, я задал себе вопрос: кто вы есть? Или ты? О, Шпалис, как же я косноязычен… Типичный недуг современного человека — вы же простите мне его, правда?
Так вот, Эш, вы — страшное существо, не иначе как проклятый призрак, присланный назло мне из прошлого. Моя вина в том, что я доверился вам. Будете смеяться? Тогда смейтесь на здоровье: я до сих пор вам доверяю. Окончательно свихнулся, да… И причина моего сумасшествия — вы, Шпалис. Если б не вы, мне бы жилось полегче, но…
Какой бред я несу. Простите еще раз, если вам приходится это читать.
Альберт, я всегда думал, что смогу избежать судьбы того бедняги из Азилума. Оказывается, все мы к этому идем. Такая нелепая смерть — и к чему? Мне надо было заранее задать себе этот вопрос. Прежде чем сорваться со шкафа, я должен был сказать только одно слово: НЕТ. Выбейте его у меня на лбу большими буквами, выжгите каленым железом — я все равно не вникну. Ибо не хочу верить, что жизнь моя окончена так же бессмысленно, как у К.
Пожалуйста, не спрашивайте меня ни о чем, Шпалис, я пока не в состоянии отвечать. Лучше расскажите мне, как вы там живете? Энжел наверняка с готовностью приняла вас в свое царство, и вы там в роскоши купаетесь. Хотя роскошь, насколько я могу судить, совсем не для вас. Скорее, вы сидите сейчас где-то на берегу Тихого океана и думаете, как ловко вы сумели провести хронического неудачника. Что ж, признаю, это мой грандиозный epic fail*. Но и вы тоже не особо радуйтесь. Если я каким-либо случайным образом отсюда выйду, то берегитесь: я до вас доберусь в любой точке мира, где бы вы ни прятались. Тем более я знаю, куда вы направитесь после Австралии (задерживаться в ней надолго для вас чересчур рискованно) — в Калифорнию. В Сан-Франциско проживают ваши родственники со стороны матери. Весьма предсказуемый шаг.
Я уже вижу ваше вызывающее упрямство — как вы скептически поджимаете губы и щурите глаза. Уверяю вас, вы так и сделаете, и нечего убеждать меня в обратном.
В последнее время меня стали преследовать удивительно однообразные сны (возможно, я рассказывал вам про них): будто я стою посреди огромного пшеничного поля, которое к тому же еще и поет, а вы стоите поодаль, на самом-самом конце, и я пытаюсь докричаться до вас. Но вы не оборачиваетесь — никогда.
...Вы добить меня решили, Шпалис? Почему даже во снах вы испытываете мое терпение? Или вам мало того, что по вашей вине я лишен свободы физически, так вы душевную у меня желаете отнять?
Безыдейный фанатик, да на что тебе такие жертвы, у которых ни совести, ни чести, а одна голая преданность, проклятая зависимость, грузом положенная на его плечи, дабы он тащил ее беспрерывно день и ночь, день и ночь… И чтоб задохнулся однажды, не выдержав издевательств, пока в него кидают камни и пускают ему кровь. А ради чего? Не выпустить своей ноши, не дать подумать другим, что ты слаб, как они. Пока у тебя есть относительная власть — другие боятся тебя. Но утех, кто выше, есть власть абсолютная; и стоит тебе возразить держателям этого абсолюта, как ты теряешь все. Слышите, все! Даже то, что предопределено человеку природой. Они обирают тебя, перечеркивают твою биографию и на чистом листе пишут «виновен». Какая исключительность, какие права? Теперь ты пыль, ничтожество, и единственное, что удерживает тебя на краю пропасти — это осознание, что тот, кто содействовал твоему падению, до сих пор жив и, слава Богу, здоров…
Высокопарно, да? У вас научился, Шпалис. В общем, полная чушь. Главное, помните тот месяц, ну, который вверх тормашками-то висел? Так луну видно только в Южном полушарии. Мне вот интересно, вы уже тогда знали, что удерете в Мельбурн? Если да, я раскусил вас еще раньше. Однако распространяться не буду, иначе, чего доброго, навлеку на себя ваш беспощадный сарказм.
Объясните, объясните, объясните мне, Шпалис, как я мог допустить такую глупейшую ошибку, столь тщательно продумав все заранее? Что за ровное место, на котором я постоянно спотыкаюсь? Куда ведет дорога, на которую я не смог даже ступить ни разу?
Прошу прощения — меня трясет. Возможно, простыл. Температура невысокая, но лихорадит по ночам, и горло болит. А вы сами, Шпалис? Наверное, выздоровели уже. Не думайте, я не беспокоюсь, просто любопытно стало. Но если вдруг докопаюсь, что вы не принимаете лекарства, сбегу отсюда специально, чтобы вбить в вашу безалаберную голову мысль о необходимости своевременного лечения. И это, черт возьми, не жестокость, а забота, потому что сами вы о себе позаботиться не способны. Знаю я вас, Шпалис. И да, перестаньте пить копеечный растворимый кофе. Покупайте хоть раз в неделю обычный! Вы умный взрослый человек, а ведете себя, как ребенок, ей-Богу…
Послеобеденное время подходит к концу, поэтому и мне пора заканчивать. Я написал вам мало, очень мало, гораздо меньше того, что у меня скопилось; но и этого хватит. К чему вам, молодому и свободному, читать наспех сочиненные бредни теперь уже бывшего агента ВСБ? Вы уяснили мое положение. Ничего иного я от вас не требую.
Вероятнее всего, мое письмо перехватят. Но мне пока не хочется об этом думать. Мне нужно, чтобы вы прочитали его. Просто прочитайте.
С уважением,
Ваш враг и единомышленник Е.А. Канаев.
21. Токката Баха - имеется в виду знаменитая Токката и фуга BWV 565, одно из самых известных произведений немецкого композитора.
22. "Небесные" (они же "цивилы") - сотрудники службы "Цивил Контроллер" (Гражданский Контролёр), осуществляющей слежку и управление за всеми жителями Мегаполиса. Аналогичные службы имеются и в других городах на территории "Декоя".
23. Смарт Хаус (англ. Smart House) - современная система по управлению зданием, предоставляющая возможность управлять и оптимизировать все происходящие в здании процессы.
24. Видерзен (образовано от искаженного немецкого словосочетания Auf Wiedersehn) - до свидания.
25. Вертиго - в переводе с английского и латыни vertigo буквально означает "головокружение". Также этим словом обозначается особое состояние человека, при котором он теряет ориентацию в пространстве и начинает испытывать чувство, будто бы земля вращается прямо у него под ногами.
26. Имя Мэй Сонг при произношении его на английский манер звучит примерно как "Мэйсон" из-за того, что конечное сочетание букв [нг] в английском и некоторых других языках превращается в носовой согласный [н].
27. My God - англ. "Боже мой".
28. Ультраминимализм - стиль, преобладающий в современном Мегаполисе. Выражается в упрощении форм и отказе от претензий на глубокий смысл и художественную ценность.
29. "Галор" в переводе с латыни означает "изобилие".
30. Oryctes nasicornis - латинское название жука-носорога.
31. Технократ (в Мегаполисе) - приверженец абсолютной власти технического прогресса во всех сферах общественной жизни.
32. Язык Ходжера - искусственный язык, созданный неизвестным шотландским учёным. "Ходжер" образовано от слова hodge (с англ. hodge-podge переводится как "мешанина", "бессмыслица"). Несмотря на это, язык Ходжера всё-таки выглядит более упорядоченным по сравнению с бредыком: слова в нём образуются при помощи перестановки слогов и букв в реальных словах; например, "ятабрь" в переводе на реальный язык означает "братья".
33. Бюро пропавших - специальная организация, занимающаяся розыском пропавших без вести граждан.
34. All you need is to cease to exist. - Все, что тебе нужно - это перестать существовать (англ.).
35. "Икигоми" - одна из семи мировых корпораций, включает в себя большую часть Азии: Китай, Японию, Малайзию, Тибет и др. Основной конкурент "Декоя".
36. If time is merciful to you, everything will be alright. Sh&B. R.I.P. - Если время милостиво к вам, то все будет хорошо. Ш&Б. Покойтесь с миром. (англ.)
37. Киднеппинг - похищение детей с корыстной целью, часто для вымогания денег.
38. Total Error - Общая ошибка (англ.)
39. Суджук - сухое мясо со специями, как правило, говядина.
40. "Атлантическая Федерация" - ещё один серьезный конкурент "Декоя", международная корпорация, включающая в себя США, Канаду, Мексику и некоторые островные государства, расположенные в Атлантическом океане.
41. Холерический тип (холерик) - тип человеческого темперамента, отличающийся резкими перепадами настроения, вспыльчивостью и нервозностью.
42. Спектрофобия - боязнь зеркал.
43. Демофобия - боязнь больших скоплений людей.
44. Шетлендский архипелаг - группа островов, расположенных возле Шотландии.
45. Rent Me - купи меня, арендуй меня (англ.).
46. Доппельгангер - в романтической литературе - темный двойник человека, олицетворение его отрицательных качеств. По некоторым поверьям, доппельгангеры не отражаются в зеркалах и не отбрасывают тени.
47. Farewell - Прощай (англ.). Устаревшее слово, использовалось в основном в английской поэзии.
48. Epic fail - Полный провал, конец (англ.)
Сорваться со шкафа. Часть 2. Мы из прошлого
© Copyright: Мора Тори, 2019
Свидетельство о публикации №219062901285
Свидетельство о публикации №219062901285
Рецензии