Загадочный мольберт или рисунки жизни. Архив-1

Часть 1

1

Наверное, почти каждый человек, по собственному желанию или волей случая переехавший на новое место жительства, да еще в другой город, первое время волей или неволей, постоянно вспоминает свою прежнюю жизнь. Для кого-то это становится чем-то вроде отвлечения от вполне естественного стресса, возникающего в совершенно новой, незнакомой обстановке. Для других, этакой отправной точкой для дальнейшего движения вперед, оттолкнувшись от которой нужно стремиться к новым горизонтам. Кто-то вспоминает о прошлом периоде жизни и о старом месте жительства с теплой ностальгией, а кто-то наоборот – желает поскорее забыть неприятные моменты. Хотя, порой бывает и так, что, пережив весьма негативные, даже болезненные моменты в своем прошлом, человеку никак не удается забыть его, и память то и дело возвращается к ушедшему времени.
Для пожилых людей смены обстановки обычно даются тяжелее, поскольку привязанность к месту и к людям с возрастом чаще начинает возрастать, да и нет юношеского желания постоянно менять обстановку.
Однако далеко не все молодые люди воспринимают такие переезды положительно, причем даже те из них, которые дают немалые преимущества. И тут дело не в том, что это воспринимается отрицательно, скорее – просто выбивает из привычной колеи, устоявшегося, хорошо знакомого ритма жизни. Ведь и у некоторых молодых людей характер больше склонен к стабильности, какой-то размеренности.

Вот и у приехавшей учиться в художественную Академию в Большой город из провинциального О-ска девушки с редким именем Марица, возникла проблема адаптации на новом месте. Что самое удивительное, проблема сия возникла не сразу, в первые дни пребывания девушки на новом месте. Как раз первые два или даже три месяца пролетели для Марицы практически незаметно.
Новые знакомства, новые впечатления, новые знакомства, какие-то новые интересы – поначалу все это выступило в роли этакой блестящей мишуры, ярким мерцанием отвлекшей девушку от неких глубинных, потаенных мыслей, изредка возникавших в душе. Но, со временем, когда первые впечатления стали привычными и уже не будоражили воображение, не заставляли сердце биться чаще, Марица стала все чаще вспоминать свой родной дом, место, где прошло детство, учеба в школе, а затем в лицее искусств.

Стоит заметить, что О-ск, расположенный на берегу трех живописнейших озер, не был на самом деле, родным городом Марицы. Они вместе со старшей сестрой Аурелией переехали туда, когда были совсем маленькими. Родились они в Молдавии, от чего и носили такие, не совсем привычные для российской глубинки имена. Впрочем, назвать это переселение переездом, было бы неправильно, поскольку фактически это было бегством.
Жила семья в Приднестровье, отец был лесничим, хотя последнее время работал в сельском хозяйстве, а точнее в садоводческом комплексе. Мама была сельской учительницей. Всю жизнь они прожили в своем небольшом поселке, не выделяя какой-то национальности, считая всех людей равными друг другу. И когда началась заварушка в начале девяностых, отец Марицы и Аурелии не смог остаться в стороне и встал в ряды тех, что пытался защитить свою землю от вторжения агрессоров, желавших построить «Великую Молдавию» и очистить от «некоренных народов». Желание отца было твердым, а авторитет в своем районе он имел очень большой. И агрессоры, приходившие из-за реки, не простили этого соплеменнику, не пожелавшему разделить мир на свои и чужие народы.
А потом… Потом было бегство из фактически разгромленного поселка и поспешный переезд в О-ск к родственникам отца, давно проживавшим там. Увы, но мать двух маленьких девочек, так и не смогла пережить смерть горячо любимого мужа и умерла после двух инфарктов, оставив дочерей на попечение дяди Михая и тети Лилии.
И эти люди, к сожалению, лишенные радости отцовства и материнства, сумели не просто вырастить своих племянниц, но и дать им все то тепло, которое получают дети от любящих родителей. И Аурелия, и Марица отлично знали, что дядя Михай и тетя Лилия не были им родителями, но ценили и любили их, как родных отца и мать. И когда дядя и тетя погибли в прошлом году во время схватки с неведомыми пришельцами из другого мира, для девушек это было страшным ударом.
Они же оставались в этом мире совсем одни.

Конечно, друзья дяди Михая, такие же лесничие, как он сам, сделали все, чтобы девушки не чувствовали себя брошенными или в чем-то обделенными. Они нашли и кров, и приют, и могли рассчитывать на искреннее гостеприимство сколь угодно долгое время, однако для девушек, уже потерявших в детстве родителей, новая потеря стала очень сильным потрясением.
Впрочем, Аурелии, как считала сама Марица, было намного легче, ведь она во время жестокого противостояния с пришельцами встретила своего суженого – настоящего, единственного и неповторимого. И он действительно был таким, каким видела его сестра. Тут Марица была готова признать почти безоговорочно, что Константин – именно тот человек, который и был нужен Аурелии. Но с другой стороны, именно это обстоятельство заставляло младшую сестру грустить еще сильнее, ведь у неё пока не было молодого человека, да и сестра собиралась замуж, и поэтому вскоре после тех невероятных событий ( произошедшее описано в романе автора «Чужое противостояние») уехала с Константином в его родной город.
Про Марицу они, конечно, тоже не забыли – почти сразу же они пригласили к себе, и она какое-то время даже жила вместе с ними в Костиной квартире.
Однако бесконечно так продолжаться не могло, да и Марице нужно было учиться дальше. Она ведь не просто окончила лицей искусств, она была художницей и художницей, по отзывам даже многих однокурсников-коллег, очень одаренной. Однако в наше время, как известно, далеко не всегда для одаренного человека бывает открыта дорога к признанию, если у него нет какой-либо протекции. Так было и раньше, но настоящий размах это явление приобрело именно в последнее время. Но отступать от своей мечты Марице не хотелось и она решила продолжать учебу, пусть даже не в престижном столичном учебном заведении.
 Но в городе, где проживал Костя, не было высшего учебного заведения такого направления. Поэтому Марица подала документы в Художественную Академию в соседней области, центром которой был город-миллионник. Хотя девушке не хотелось расставаться с сестрой и её, теперь уже мужем, Константином, но все же нужно было строить свою жизнь, и она решилась.

И вот уже почти три месяца, как она жила в этом новом городе, в котором и знакомых у неё фактически не было. До поступления в Академию она знала здесь лишь одну девушку, приехавшую сюда из О-ска и учившуюся в том же учебном заведении, только на курс старше. Девушку звали Вероника, и ей было несколько легче, чем Марице, поскольку в городе проживали её дальние родственники, сдавшие ей имеющуюся свободную квартиру за очень умеренную плату. Вероника, будучи девушкой довольно компанейской, поначалу предложила Марице снимать эту квартиру на двоих, все-таки это было легче для обеих, да и жить вдвоем, как-никак веселее. Однако этому резко воспротивились родственники Вероники, посчитав, что подруги немедленно начнут водить к себе молодых людей и устраивать шумные вечеринки. И от такого варианта проживания в новом городе Марице пришлось отказаться. Как студентке, сумевшей попасть на бесплатную форму обучения, ей полагалось общежитие, но посетив его всего лишь раз, Марица решила поискать съемное жилье. Конечно, какого-то дохода у неё не было и, хотя она собиралась найти какую-либо работу, тем не менее, все расходы по съему жилья и оплате минимального набора жизнеобеспечения взяли на себя Аурелия и Константин. Марице очень не хотелось обременять сестру и её мужа, и так посвятившим ей немало времени, но они оба и слышать не хотели о каких-то возражениях. Константин вполне неплохо зарабатывал, да и Аурелия давно устроилась на работу, поэтому пара имела доход, позволяющий помогать родственнице.
И все же через некоторое время Марице, не без помощи всей той же компанейской Вероники, удалось найти работу, причем, в какой-то мере, работу по специальности. Её взяли нештатным дизайнером-оформителем в одно из рекламных агентств города. С одной стороны тут сыграло роль, что рисунки Марицы и её творчество в целом понравились главному дизайнеру агентства, а с другой – то, что первый заместитель агентства был близким родственником Вероники. В общем, как обычно, знакомства сыграли свою роль.
По договору Марица должна была появляться в офисе агентства не реже двух дней в неделю, а остальное время могла работать дома. Что вполне устраивало девушку, получившую возможность уделять достаточное время обучению в Академии.

Что касается личной жизни, то немного стеснительная и привыкшая к размеренной и очень спокойной жизни в О-ске, Марица, не слишком активно пыталась завязывать новые знакомства, да и шумные тусовки никогда не привлекали её. В целом, все её общение, если исключить преподавателей и однокурсников вуза, ограничивалось довольно узким кругом людей, в основном на работе или теми, с кем ей приходилось постоянно встречаться в повседневной жизни.

Как ни странно, но она смогла подружиться с одной из соседок по подъезду, пожилой уже женщиной Кларой Николаевной. Женщина жила одна, дети её давно выросли и теперь проживали в столице, лишь изредка навещая мать. Конечно, были у неё подруги и среди женщин своего возраста, но жили они достаточно далеко, поэтому и встречались они весьма нечасто. И потому, появление в их подъезде скромной, но весьма начитанной девушки, не чуравшейся общества человека намного старше себя, даже в какой-то мере обрадовала Клару Николаевну. Она частенько приглашала Марицу к себе на чай, и они вели долгие и неспешные беседы, а Клара Николаевна рассказывала интересные и необычные истории из своей жизни.

Конечно, весьма привлекательная молодая девушка не была обделена вниманием молодых людей, как в Академии, так и на работе, да и на улице тоже. Однако завязывать знакомства на улице было для неё совсем непривычно, а среди коллег по работе почти не было людей близкого возраста, тем более неженатых. Однокурсники, в большинстве своем, казались ей немного легкомысленными и развязанными, правда, и не все.
С небольшой группой студентов, учившихся в параллельных группах, у неё нашелся общий интерес, хотя даже не столько в искусстве или свободном времяпровождении, сколько в плане интереса к тайнам различного рода, необычным исследованиям, аномальным явлениям.
В этой компании было всего две девушки, и Марица стала третьей, а также пятеро молодых людей. Конечно, появление новой особы противоположного пола немедленно вызвало у местных ребят вполне понятный интерес личного плана, но выделять кого-то из них особенно, Марица пока не могла.
Хотя, двое из этих ребят, Михаил и Эдуард проявляли к ней весьма немалый интерес. Правда, интерес этот был скорее не конкретным, а обычным юношеским влечением к представителю прекрасного пола вообще. Михаил был прост в общении и держался всегда открыто и свободно, без каких-то заморочек. Был в довольно симпатичным, сероглазым парнем с темно-русыми волосами, но все же внешность его была, скорее неприметной. Эдуард же любил изображать этакое неприступное величие, выглядевшее как неприкрытое высокомерие, что порой производило отталкивающее впечатление. Хотя человеком был весьма начитанным и интеллектуально развитым. И по внешнему виду мог дать сто очков многим молодым людям, будучи сильно похожим на известного голливудского актера Киану Ривза. Марице не хотелось давать никому из них какую-то надежду, однако и вести совсем уж монашеский образ жизни, было, наверное, тоже не совсем правильно. Поэтому девушка время от времени посещала мероприятия в небольших компаниях, с участием кого-то из двух молодых людей, но чаще в более широкой компании. Обычно к ним присоединялись девушки – Зоя, единственная из всех живущая в этом городе, и Нина, которая, судя по всему, была весьма неравнодушна к Михаилу. Девушки тоже были разительно не похожи друг на друга внешне – Зоя невысокая, миниатюрная, очень подвижная шатенка, Нина же была девушкой светловолосой, с хорошей фигурой и довольно высокого роста. Но настолько, насколько они были несхожи внешне, настолько же сходным характером обладали.

Вот и в этот день, они возвращались впятером с одного из вернисажей, организованного областным департаментом по культуре. На вернисаже выставлялись работы тех художников, окончивших в прошлые годы, ту же Художественную Академию, где учились сейчас Марица и её приятели. Выставка была вполне приличной, немалое число картин вызывали искренний интерес, и возвращались домой студенты уже ближе к вечеру. Перед тем, как окончательно начать расходиться, посидели немного в кафе, а затем отправились всей компанией провожать сначала Зою, а затем, живущую дальше всех Марицу.
И разговор, как-то сам собой, от выставки и от чисто художественной тематики перешел к необычным событиям, происходившим в жизни молодых людей.
Первой рассказывала Нина, поведавшей о нескольких случаях, когда в деревне у родственников ей пришлось столкнуться с какой-то неведомой сущностью, которую деревенские жители называли жихарями и востухами. То есть, попросту, разновидностью домовых. Некоторое время все живо обсуждали эту тему, причем Эдуард отнесся к рассказу Нину весьма скептически, апеллируя к неграмотности и суевериям деревенских жителей. В то время как Михаил, возможно из симпатии к Нине, поддержал её, начав размышлять о многообразии неизученных форм жизни на Земле. Марица слушала с интересом, хотя в спор не вступала, все еще погруженная в воспоминания о вернисаже, вспомнив почему-то свой разрушенный дом в О-ске.

Затем разговор перекинулся на случаи наблюдения НЛО, о которых начал рассказывать Михаил, что снова вызвало немалое количество скептических замечаний Эдуарда, и некоторое время молодые люди пикировались между собой, приводя разнообразные аргументы.
Собственно, спор закончился в том момент, когда приятели подошли к перекрестку улиц, одна из которых вела к жилищу Марицы, а вторая – к дому, где проживала Нина. Поскольку было похоже, что симпатия у Нины и Михаила может быть взаимной, они постарались отделиться от общей компании, как бы предоставляя Эдуарду возможность поухаживать за Марицей. Последняя не то, чтобы была против, скорее из всех молодых людей, бывших в компании, Эдуард был бы отнюдь не в первых рядах тех, с кем она предпочла бы встречаться. Однако резко отказывать молодому человеку девушка не хотела и, попрощавшись с Михаилом и Ниной, они двинулись в сторону дома Марицы.
Некоторое время разговор не клеился – Эдуард, видимо не был готов к столь неожиданному повороту событий, а Марице как-то не хотелось проявлять инициативу. Некоторое время они шли в тишине и лишь на подходе к дому, где жила девушка, Эдуард несколько невпопад спросил её:

- А скажите, Марица, в Вашей жизни были какие-либо необыкновенные истории, какие-то необычные встречи?

- Ого, как долго Вы собирались с мыслями, чтобы продолжить разговор об аномалиях, - улыбнулась девушка, все еще немного погруженная в свои мысли, - но, если уж Вы решили снова поговорить об этом, наверное, в жизни почти каждого человека случалось что-то подобное.

- Ну, я не совсем об этом хотел спросить, - немного замявшись, ответил Эдуард, который в большей мере имел в виду встречи личного плана, однако теперь нужно было как-то выкручиваться из того положения, в которое попал, и он продолжил уже в другом ключе, - я вот слышал, что у Вас в О-ске была какая-то очень необычная история?!

- Да? И от кого же Вы это слышали, если не секрет? – спросила несколько удивленная Марица. – Это довольно личная история, и мне, честно говоря, не хотелось бы обсуждать её со всеми подряд.

- Прошу прощения, - сразу же сдал назад Эдуард, поняв, что выбрал не лучший вариант завязывания разговора, - слышал что-то подобное от Вероники, Вы же, вроде бы, потеряли близких в той истории?!

- Ох уж эта Вероника, - вымученно улыбнулась Марица, в душе которой снова начали подниматься черные тучи тоски от потерь, - хороший человек, но язык без костей. К сожалению, я действительно потеряла там очень хороших, родных мне людей.

- И что, совсем никого и ничего не осталось? – совсем уж растерянно спросил Эдуард, из которого напрочь испарилась вся его бравада и самоуверенность.

- Ну, почему же, осталась сестра, муж сестры, - с грустью покачала головой Марица, - а что касается остального…

Тут она замолчала, как будто погрузившись в себя, словно вспомнив что-то очень важное, очень нужное, что какое-то время назад было забыто.
Девушка быстро повернулась к молодому человеку и быстро произнесла, глядя немного в сторону:

- Вы простите меня, Эдуард, мне нужно срочно домой, я вспомнила кое-что, что… а впрочем, это уже не так важно. В общем, простите меня еще раз, давайте встретимся теперь послезавтра, в Академии, не возражаете?

- Да нет, не возражаю, - пробормотал Эдуард, выглядевший несколько ошеломленным, - послезавтра, так послезавтра.

Марица кивнула ему головой, а потом повернулась и быстрым, легким шагом, едва касаясь земли, помчалась в сторону своего дома.
Не то, чтобы её очень сильно задели слова молодого человека, который так неловко пытался упрочить знакомство, просто она действительно вспомнила об одной вещи, которая осталась от той жизни, что была у неё в О-ске.

- Однако эти провинциалки невесть, что о себе воображают, - немного обиженно пробормотал Эдуард, глядя вслед девушке, - однако фигурка у неё все же что надо, пожалуй, нужно продолжить сближение. Может и правда, просто стесняется сильно.

Взбодрив себя такими словами, молодой человек еще раз посмотрел в сторону переулка, где исчез силуэт девушки, пожал плечами и пошел в сторону перекрестка.

2.

Марица взбежала по лестнице подъезда на четвертый этаж и торопливо открыла дверь. Он всегда поднималась и спускалась только по лестнице, хотя в доме имелся лифт. И дело было даже не в том, что девушка боялась замкнутых пространств, скорее она считала некоторой нелепостью и проявлением лени нежелание подняться или спуститься всего лишь по семи пролетам лестницы.
Время было еще не совсем позднее и можно было бы зайти к Кларе Николаевне – пожилая дама, работавшая некогда педагогом в техникуме, а затем, после новомодного переименования, в колледже, обычно засиживалась допоздна. Благо теперь её источником дохода помимо пенсии было репетиторство, которое позволяло существовать вполне безбедно, даже не обращаясь за помощью к детям. Да и побеседовать со своей юной соседкой Клара Николаевна была всегда не против, найдя в девушке понимающего и благодарного слушателя.

Однако сейчас все мысли Марицы были заняты другим. Неуклюжая попытка Эдуарда перевести знакомство в более близкую плоскость, пробудила в девушке кое-какие воспоминания. И эти воспоминания разгорались в её душе все ярче, тем более что один из предметов из прошлого она взяла сюда, в город, где училась. Этот предмет был одним из немногих вещей, оставшихся от приемных родителей после того, как их дом был практически полностью разрушен выходцами из другого мира. (см. роман автора «Чужое противостояние»).
Она держала его при себе и пока жила после случившегося у друзей в О-ске, и потом, когда переехала к сестре Аурелии. Взяла с собой и позже, отправляясь учиться в Художественную Академию. Но за все это время так ни разу не воспользовалась этим предметом, имевшем самое прямое отношение к предмету её учебы и к таланту и увлечению всей жизни.
Буквально ворвавшись в квартиру, даже не успев как следует отдышаться, Марица бросилась к стенному шкафу и, выбросив оттуда всю висевшую там одежду, выволокла наружу большую и плоскую картонную коробку, перевязанную бечевой. После чего попыталась сорвать бечеву руками, но та никак не желала поддаваться, узлы были крепкими, и Марица бросилась на кухню – за ножницами.
Несколько решительных движений и вот куски бечевы уже слетели на пол.
Марица, поджав губы и с трудом сдерживая волнение, буквально раскидала картонную упаковку во все стороны.
И теперь перед ней, источая какой-то странный, ни на что не похожий запах, стоял старый мольберт. А к нижней части его был прицеплен ящик с кистями и красками.

История появления этого мольберта с красками и кистями была весьма необычной. Дело в том, что Марица никогда не видела этого мольберта в доме дяди Михая и тети Лилии, а ведь она прожила в нем почти пятнадцать лет своей жизни. Более того, она отлично помнила, что ни дядя, ни тетя никогда не увлекались живописью, хотя хозяин очень искусно вырезал по дереву. Будучи маленькими детьми, они с сестрой облазили весь дом своих приемных родителей и побывали, казалось, в самых потаенных его уголках, но никогда не натыкались ни на что подобное.
И вот - тот страшный момент, когда они с сестрой, её мужем, тогда правда только женихом, Костей, и двумя его друзьями – Никитой и Ринатом, стоят возле еще дымящихся развалин их бывшего родного дома. Пожарные уже уехали, причина пожара и разрушения дома тоже была всем предельно ясна. И оставалось только попытаться спасти то целое, что может быть осталось из на этом пепелище. Марица хорошо помнила, что Аурелия тогда держалась очень стойко, уронив слезы всего лишь пару раз, в отличие от младшей сестры, которая ревела в три ручья. Быть может старшая сестра хотела таким образом как-то ободрить младшую, а может, близость любимого человека придавала ей силы.

В общем, почти все время, проведенное друзьями на развалинах, пытавшихся найти уцелевшие вещи, Марица просидела на соседском участке и проплакала. И побывала девушка на пепелище лишь под самый конец, когда все что можно было выгрести из-под обломков уже лежало в машине, которую пригнали дальние родственники. Тогда обе сестры еще раз, уже вдвоем обошли остатки дома, в котором прожили столь длительное время. И Марица, повинуясь какому-то безотчетному интуитивному чувству, полезла зачем-то в ту яму, образовавшуюся на месте лестницы, которая ранее вела в погреб.
И к всеобщему удивлению, наткнулась там на эту картонную упаковку, в которой оказался совсем не тронутый огнем старый мольберт, а вместе с ним и краски с кистями. Она помнила, что Костя, будущий муж Аурелии с каким-то странным интересом осмотрел мольберт, а затем пристально посмотрел на Марицу. Девушка тогда не придала этому никакого значения, хотя позже Костя пару раз спрашивал её, каким образом она почувствовала, что в яме что-то есть. Но Марица и сама не смогла бы объяснить – откуда у неё взялось это безотчетное чувство, однако мольберт не стала выбрасывать, и повинуясь возникшему чувству почти никогда с ним не расставалась.

И вот сейчас, когда с тех пор прошло уже больше года, воспоминания снова отчетливо всплыли в её мыслях, словно щелкнул какой-то выключатель и некто дал команду, что Марица должна достать мольберт.
Некоторое время девушка стояла и смотрела на это приспособление для рисования, которое явно было весьма почтенного возраста. В какой-то момент она даже подумала, что сей мольберт служил еще художникам позапрошлого, девятнадцатого века. Откуда у неё взялось столь странное чувство, она не понимала, но ей казалось, что ощущение это сродни чувству, посетившему её некогда на пепелище родного дома.
«Странно», - подумала девушка, - «я ведь считаю себя художником, это идет из глубины души, и мое стремление писать картины не ослабевает ни на мгновенье, от чего же я никогда не пробовала писать на этом мольберте?»

Она отступила от установленного посреди комнаты мольберта на несколько шагов и мысленно задала себе этот же вопрос еще раз. И, как в первый раз, не смогла найти ответа на него. Как будто весь этот год с небольшим, пока мольберт был у неё, просто не пришло время, когда девушка может попробовать на нем свое искусство. А сейчас, по некоей неведомой причине это время пришло.
Марица снова подошла к мольберту вплотную и стала рассматривать его, однако, по какому-то возникшему внутри убеждению, не включала верхнюю яркую люстру, а оставила лишь бра и тот свет, что лился из коридора. В тускловатом свете мольберт казался сделанным из красного дерева, хотя девушка понимала, что это только её личное восприятие. Никаких надписей, клеймо или штампов на мольберте не было, и после некоторого размышления она пришла к выводу, что вполне может быть, эта конструкция была штучной работой какого-то мастера. Странно, конечно, что в таком случае на нем не было личного клейма, но Марицу это сейчас мало волновало.
 К тому же, от мольберта шел какой-то странный запах, который девушка сначала никак не могла опознать, но затем, в памяти её всплыло посещение мастерской, где изготавливались музыкальные инструменты ручной работы. И там стоял именно такой запах – запах обработанной древесины и специального клея. Откуда мог взяться такой запах у старого мольберта, много лет пролежавшего неизвестно где, было неясно, и девушка продолжила свои изыскания.

Теперь она обратила внимание на кисти и краски. Первые однозначно были выполнены из высококачественного натурального материала – уж в чем, в чем, а в этом она, как художник разбиралась прекрасно. Даже более того – столь качественный материал кисти она вообще видела в своей жизни один раз – у одного из старых маститых художников, приезжавшего в О-ск писать местные озера. Осмотрев кисти, Марица пришла к выводу, что когда-то, но очень давно этими кистями работали, но за последнее время они явно простаивали без дела.
После этого девушка переключила свое внимание на краски, рассыпанные в небольшие стеклянные банки, которые, в свою очередь, были завернуты в коричневую маслянистую бумагу. Подобную бумагу Марица тоже видела только в самом раннем детстве. Похоже, что краски тоже были старые, из натуральных материалов, которые полагалось перед использованием, что называется – перетирать.
Открыв одну из таких баночек, девушка с изумлением различила одновременно несколько запахов, которые явственно чувствовались в этой упаковке. Тут был и запах гречишного меда, и запах полыни, и запах пересушенной под солнцем соломы и что-то еще, что Марица не смогла угадать. Некоторое время девушка с изумлением принюхивалась, а потом поднесла баночку поближе к свету, чтобы лучше рассмотреть цвет этой краски. И снова удивлению её не было предела – краска эта, казалось, весьма значительно меняла свой цвет в зависимости от того угла, под которым на неё падал свет.
Она казалась то янтарного цвета, то кораллово-охряного, то цвета сердцевины спелого грейпфрута. Ничего подобного девушка никогда не видела. После первой она взяла вторую баночку и попробовала открыть её.
И снова запах, идущий из упаковки, поразил её – в этой баночке явственно чувствовался какой-то цветочный аромат, к которому примешивалось что-то вроде запаха мускуса, только тоньше и легче. И эта краска при рассмотрении её на свету, тоже играла различными оттенками светло-коричневого цвета – от насыщенного бежевого до кофейного.

Девушка собралась уже открыть третью упаковку, как в дверь вдруг позвонили.
Сама не зная почему, Марица засуетилась и начала быстро убирать баночки обратно в тот ящик, прицепленный к нижней части мольберта. Потом схватила мольберт и начала искать глазами, куда его можно поставить. В дверь позвонили еще раз, и девушка не нашла ничего лучшего, как поставить мольберт за занавески возле балконной двери, а потом пошла открывать.
В принципе это было ожидаемо, но на пороге стояла Клара Николаевна. В другой раз Марица с радостью бы пригласила соседу к себе, но сейчас у неё было такое чувство, что ей обязательно нужно было побыть одной и попробовать заняться этим мольбертом, столь терпеливо ожидавшем такой немалый срок.

- Марица, дорогая, вечера доброго тебе, - ласково проворковала соседка, не входя, а словно вплывая в прихожую квартиры девушки, - я видела из окна, как ты чуть ли не бегом бежала домой, и подумала – не случилось ли чего?

- И Вам вечера доброго Клара Николаевна, - стараясь говорить как можно вежливее и спокойнее, ответила девушка, хотя в глубине души её все сильнее росло странное, будоражащее нетерпение, - просто какое-то настроение такое возникло, очень захотелось домой, да и какие-то личности на машинах с тонированными стеклами, там, на выезде со двора болтались, - девушке было не слишком приятно врать своей соседке, с которой она была в хороших отношениях, но вдаваться в длительные беседы ей сейчас совсем не хотелось.

- Ну, надо же?! – всплеснула руками Клара Николаевна, делая шаг в сторону комнаты. – Опять какие-то сомнительные компании у нас во дворе появились? Да, молодым девушкам нужно быть осторожнее, а то ведь сейчас могут и машину затащить. Вот в мое время не было столь экстравагантных и нахальных способов познакомиться, а сейчас – совсем ни стыда, ни совести нет.

- Да, я знаю, слышала про такие случаи и всегда бываю осторожной, - торопливо согласилась Марица, лишь бы не дать повода для соседки для очередного длительного и нравоучительного воспоминания, - извините, Клара Николаевна, я устала очень, а мне еще хотелось душ принять!

- Да, конечно, Маришечка, - проворковала соседка, как будто слегка принюхиваясь, - я пойду, а ты отдыхай, у нас еще будет время поговорить, - она сделала пару шагов в сторону входной двери, а потом повернулась, - а что это у тебя за запах такой странный?

- Ах, этот, - небрежно махнула рукой Марица, - так мы на вернисаж ходили и там можно было попробовать поработать с необычными красками, которые делаются на основе чисто растительных компонентов, а эти запахи, вы же знаете, порой так впитываются.

- Да, действительно, некоторые растения обладают очень устойчивым запахом, - со знанием дела кивнула головой Клара Николаевна, и наконец-то, видимо удовлетворив свое любопытство, покинула квартиру Марицы.

Закрыв за ней дверь, девушка с огромным облегчением выдохнула и посмотрела в зеркало, висевшее на стене.
Оттуда на неё взглянули какие-то грустные, и в тоже время наполненные лихорадочным блеском, большие темные глаза, которые сейчас, в тусклом свете включенного в коридоре ночника, очень сильно выделялись на чуть смугловатом лице девушки.
Некоторое время Марица смотрела на себя в зеркало, словно не узнавая, а затем буквально бросилась в комнату – снова доставать мольберт.
Почему она так долго тянула все это время?
Почему даже не попробовала снять с мольберта упаковку?
Эти вопросы начинали удивлять даже саму Марицу, но она не находила на них ответа, да и был ли смысл его искать, если мольберт, вот он – стоит по середине комнаты и буквально просит, чтобы на него повесили холст и начали писать.
Девушка начала открывать банки с красками одну за другой, а затем задумалась – когда-то она читала о том, как правильно готовить подобные краски к работе, но сейчас это почему-то выветрилось у неё из головы. Некоторое время она мучительно пыталась вспомнить, как же происходит этот процесс, но потом решила – пусть пойдет так, как пойдет. Она быстро вытащила из папки в шкафу лист бумаги, и хотела было начать прикалывать его к мольберту, но тут обнаружила, что на устройстве нет ни единого следа подобного прикалывания. Получалось, что все те, кто пользовался мольбертом до неё, а им однозначно пользовались – об этом говорили маленькие пятнышки краски по углам рамки, никогда не прикалывали листы.

Некоторое время Марица стояла в растерянности, а потом решила просто положить лист бумаги на полотно рамки. Сама не зная почему, словно некий внутренний голос подсказал ей это, она взяла и приложила лист бумаги в центр рамки. И к её немалому удивлению лист так и остался висеть на почти отвесной поверхности, даже и не думая сползать или отваливаться.
Но задумываться над этим ей было некогда, она вытащила все краски, одну за другой и с деловитым видом начала готовить их к работе. И лишь тогда, когда приготовление в значительной мере было проделано, она, с удивлением глядя на плод своего труда, вспомнила, что никогда и ничего о подобном способе не читала. Откуда в её памяти всплыло знание о подобных вещах, было непонятно.
И снова у девушки не оказалось ровным счетом никакого желания разбираться с тем, что произошло. Мольберт с холстом стояли перед ней, краски были готовы, так что же мешало начать ей творить?
Конечно же, ничего, и девушка с вдохновением начала писать.

Казалось, никогда она еще не творила столь вдохновенно, как будто и в самом деле летела на крыльях фантазии и желания писать. И главное, она словно не чувствовала никаких ограничений, смело смешивая краски в таких пропорциях, которые ранее показались бы ей совершенно невозможными и даже противоречивыми. Мазки ложились на холст решительно и очень уверенно, и в каждый конкретный момент именно так, и в таком порядке, как и представлялось в воображении девушки.
Если ранее Марица порой откладывала свою работу на день, на два, а то и на три, не видя тех нюансов, которые должны бы завершить композицию, то сейчас она, не зная усталости, четко видела все то, что должно было оказаться на холсте.
Никогда она еще не писала так быстро и когда она с немалым удивлением осознала, что картина фактически закончена, то часы на стене показывали время три часа ночи. И только сейчас Марица, оглядев свои перепачканные краской руки, и бросив взгляд на часы, а затем на темное окно, поняла, что очень устала.
На завтра, а вернее, уже на сегодня, у неё было запланировано посещение Академии, но лишь для того, чтобы узнать расписание некоторых занятий, а затем нужно было ехать на работу и получать новое задание. Поскольку необходимости вставать слишком рано при таком раскладе не было, у девушки появлялась возможность как следует отоспаться. Что было совсем не лишним, ибо столь вдохновенное и непрерывное написание картины в течение почти восьми часов, совершенно вымотало её. И поняла это Марица только сейчас, когда работа над картиной была уже закончена. Сил у неё уже ни на что не осталось и, выключив свет в комнате, а затем в коридоре, она быстро приняла душ, после чего, так и не включая освещение, рухнула в лишь частично разобранную постель.

Утром она проснулась, когда солнышко уже вовсю светило в окно и, с трудом приподняв голову, поняла, что пропустила все звонки будильника. Приложив немало усилий, чтобы подняться с кровати, Марица ощутила немалую тяжесть во всех частях тела и какую-то странную ломоту, как будто начинала заболевать гриппом. Сон у нее был очень глубоким, но каким-то тяжелым и сумбурным, девушка никак не могла вспомнить, что же ей снилось, хотя все время казалось, что снилось что-то очень важное, что нужно обязательно вспомнить. Обычно она никогда не ложилась спать так поздно, и нынешнее свое состояние списала исключительно на незапланированное полуночное творчество.
Кое-как заправив совершенно растерзанную постель, Марица отправилась в душ, под которым долго стояла, меняя воду с прохладной на очень горячую. После контрастного душа ей стало немного полегче, а утренний кофе довершил возвращение организма в более-менее нормальную колею. Времени до того, как нужно было ехать в Академию, было не так много, и поэтому Марица решила посвятить его приведению в порядок самой себя, а постель и разбросанные вокруг стоявшего в центре мольберта вещи, оставить на вечер.

Уже практически одевшись и закончив собственный туалет, девушка быстро сбегала на кухню, чтобы допить остатки кофе, а затем вернулась в комнату и наконец, отдернула шторы, до сей поры бывшие закрытыми.
Яркие лучи солнца ворвались в комнату девушки, и сразу превратил сумрачно пастельные краски в яркие и радостные. Но от столь яркого света у Марицы почему-то сразу начала сильно болеть голова, а во всем теле снова появилась ломота. Слегка задернув шторы, она повернулась к картине и, бросив на неё мимолетный взгляд, застыла в изумлении.
В тот момент, когда девушка была целиком поглощена процессом написания, она как-то не совсем воспринимала тот образ, который представляло изображение в целом. Быть может, это произошло из-за очень сильного волнения, связанного с воспоминанием о том, каким образом был найден этот мольберт. А быть может, как-то подействовал на неё тот тончайший аромат, что источали банки с красками, в которых, возможно, присутствовали некие токсичные галлюциногенные вещества. А сейчас, поутру, это действие прекратилось, и Марица взглянула на рисунок с другой стороны.

Но, как бы там ни было, то изображение, что она увидела на картине, привело девушку в полное замешательство. Все полотно было выполнено в желтовато-коричневых и оливковых тонах, с небольшими примесями серого и голубого оттенков. Картина представляла собой вполне знакомый образ – вид на одно из озер, которые были расположены возле О-ска. Но вот некоторые элементы, присутствовавшие на изображении, вызывали у Марицы подлинное изумление и даже страх.
Скажем, тот берег озера, в реальности был покрытый лесом, где располагалось и местное лесничество, на её картине был огорожен некоей зубчатой стеной, которая сплошь состояла из каких-то бесплотных человеческих лиц с пустыми глазницами. На другой стороне озера, там, где начинались невысокие скалистые горы, все было исчерчено какими-то желтыми линиями, которые образовывали некий необычный рисунок, чем-то похожий на сложный иероглиф.
И, наконец, с той стороны, где располагалась набережная с гостиницами и яхтными стоянками и лодочными станциями, возвышалась какая-то странная, полупрозрачная конструкция. Эта конструкция чем-то напомнила девушке огромную сказочную голову, о которой говорилось в поэме Пушкина «Руслан и Людмила».
Некоторое время девушка с недоумением смотрела на собственное произведение, все сильнее погружаясь в какое-то задумчивое созерцание. Из подобного состояния её вывел только телефонный звонок. Марица машинально ответила на вызов – это оказался её непосредственный руководитель по работе, уведомивший девушку, что на сегодня она может быть свободна, поскольку заказчик перенес время встречи на неделю.
Вежливо поблагодарив начальника и отключив телефон, девушка отошла к дивану и присела на него. Затем спохватилась и посмотрела на часы – время визита в Академию уже было просрочено, однако надежда на получение консультации еще оставалась. Поэтому Марица подхватила собранную ранее сумку и выбежала из квартиры, решив оставить вопрос выяснения произошедшего на вечер.

3.

Путь от дома Марицы до того места, где располагалась Художественная Академия, был неблизким и занимал обычно не менее часа. Девушке нужно было пройти на соседнюю улицу до троллейбусной остановки, проехать семь остановок, затем пересесть на автобус, после чего проехать еще такое же количество остановок. За те три с небольшим месяца, которые девушка провела в городе, маршрут стал для неё настолько привычным и обыденным, что она практически не обращала внимание на все то, что происходит вокруг, погружаясь во время поездок в транспорте в себя.
Вот и сегодня, хотя выход из дома произошел почти на два часа позднее обычного, она привычно дошла до троллейбусной остановки и, посмотрев по сторонам, приготовилась ждать.
Первый троллейбус, подошедший к остановке через минуту, был неподходящего Марице номера, но вдалеке уже маячил другой, поэтому она не стала отходить от края дороги, чтобы зайти, в случае чего, первой. Следующий троллейбус как раз подошел к предыдущей остановке, метрах в трехстах от того места, где стояла девушка, и в этот момент светофор открыл движение с прилегающей улицы на перекрестке неподалеку.
Машины с той улицы начали выезжать на перекресток, часть из них проезжали насквозь, другие поворачивали направо. Большая часть из них благополучно завершила свое движение до того момента, как светофор снова стал красным.

А затем немного задумавшаяся Марица услышала рев мотора и резкий скрип тормозов. Она подняла глаза и увидела летящий буквально на неё фургончик «Газель» с какой-то рекламой на борту. Судя по всему, он вывернул с прилегающей улицы слишком поздно, в тот момент, когда движение по главной дороге уже началось и оказался практически на пути летевшего на большой скорости джипа, мелькнувшего где-то сбоку. Чтобы увернуться от столкновения, водитель фургончика резко вывернул руль вправо, и его машину занесло, потащив в сторону троллейбусной остановки.
Марица как завороженная смотрела на приближающийся автомобиль и время для неё как будто остановилось. Все вокруг вдруг стало ужасно медленным, движения машин тягуче-спокойными, а пешеходов – практически незаметными. Шум городских улиц как будто угас, словно все пространство вокруг накрыли толстым слоем войлока.
Девушка на мгновенье закрыла глаза, почему-то представив, что летит куда-то вниз, навстречу остроконечным скалам. И вдруг…
Резкий хлопок ветра обдал её лицо, она открыла глаза и увидела, как фургончик, водитель которого сумел-таки отвернуть от остановки, проскользнул всего в метре от неё. Позади послышался облегченный вскрик-выдох стоявших неподалеку людей, а затем Марица, повернувшая голову, рассмотрела то, что было нарисовано на борту грузовичка.

Это была реклама какого-то оптового торгового центра, и в нижней части картинки были нарисованы какие-то коробки, пакеты и прочая упаковка.
А вот в верхней…
В верхней части, видимо изображая большое количество людей, пришедших за покупками, олицетворяемых коробками и пакетами, были нарисованы этакие лица-смайлики.
Но, то ли изображение частично выцвело от времени, то ли такова была задумка художника, но выглядели эти лица, как группа странных, фантастических существ с пустыми глазницами.
Водитель фургончика, высунувшись из двери, что-то кричал ей, может ругался, а может спрашивал – все ли в порядке, но Марица не слушала его.
Перед глазами девушки стояла её картина, на которой, на берегу озера была изображена стена, состоящая из массы одинаковых человеческих лиц с пустыми глазницами.
Картина, которую она нарисовала вчера вечером под влиянием какого-то странного напора нахлынувших на неё эмоций.

Полного осознания произошедшего у девушки пока не наступило, однако уже было понимание, что такое совпадение, если и было случайностью, то случайностью весьма необычной. Эта мысль настолько поглотила Марицу, что она так и застыла, как изваяние, пропустив, конечно, и подошедший троллейбус. Опомнилась она лишь тогда, когда где-то неподалеку громко просигналила машина и тогда девушка вздрогнула и посмотрела по сторонам. И только тут сообразила, что нужный ей троллейбус уже ушел, и его хвост виднелся далеко впереди. Покачав головой, девушка вздохнула и приготовилась ждать следующего, с сожалением понимая, что в Академию она уже опаздывает.

Дальнейший путь практически до самой Академии прошел без приключений, и Марица начала постепенно успокаиваться, хотя произошедшее, откровенно говоря, никак не выходило у неё из головы. Каким образом она смогла написать вчера на картине тот образ, появившийся в реальности только сегодня, было непонятно. Конечно, все могло оказаться намного проще –даже отбросив простое совпадение, можно было предположить, что Марица не так давно видела подобный фургончик, и рисунок на его борту так запал ей в голову, что она изобразила его на картине. Однако девушка, как не напрягала память, но так и не смогла припомнить, что видела подобную рекламу вообще, а не только на борту фургончика.
Выбравшись из автобуса, подъезжавшего к бульвару, на котором находилась Академия, Марица двинулась через сквер в сторону своего альма-матер. Пройти нужно было всего один квартал и здесь девушка, как обычно, замедлила шаг. Район, где располагалось учебное заведение, изобиловал интересными и красивыми зданиями. Здесь был расположен и областной драматический театр, и здание филармонии, и главный зал областного выставочного центра. Здесь же располагался и центральный историко-краеведческий музей, и один из кинотеатров.

Проходя по бульвару и рассеянно глядя по сторонам, Марица продолжала размышлять об утреннем происшествии, а еще о том необычном старом мольберте, буквально заставившем её писать картину чуть ли не всю ночь. Сколько себя помнила девушка, никто и никогда в их доме не писал картины, разумеется, кроме неё самой. У Марицы некогда имелся собственный мольберт, с немалой любовью и огромным старанием выполненный талантливыми руками дяди Михая. К величайшему сожалению, тот мольберт погиб во время разгрома дома, совершенного пришельцами из другого мира. И тут Марица подумала, что вероятнее всего и взяла этот странный и совсем незнакомый мольберт в качестве подручного средства для продолжения занятий. Ведь в противном случае, ей нужно было срочно покупать новый. Однако потом, по какой-то причине о старом мольберте как-то забылось, и Константин с Аурелией купили Марице другой, вполне современный. Который девушка благополучно забыла у них и пользовалась до недавнего времени мольбертом, позаимствованным у однокурсницы Зои

В этот момент мысли девушки были прерваны какими-то громкими звуками, доносящимися со стороны выставочного зала. Бросив взгляд в ту сторону, Марица увидела красочные транспаранты и панно, приглашавшие на о вновь открывающуюся выставку. Судя по всему, эта выставка представляли какие-то восточные компании, возможно, находящиеся в той китайской провинции, с которой у области был подписан, как об этом жужжали все местные СМИ, договор о долгосрочном сотрудничестве. Выставка, открывалась только завтра, как это можно было понять из вывесок, а сегодня на фасаде выставочного зала вывешивали рекламно-пригласительное панно размерами почти в половину передней части здания.
И тут девушка снова замерла, остановившись, как вкопанная.
Центральное место на этом панно занимал огромный символ какого-то иероглифа, и этот символ что-то поразительно напоминал. Пару секунд девушка внимательно смотрела на это изображение, а потом вся внутренне сжалась и ахнула – это был тот самый иероглиф, который она изобразила на своем рисунке на заднем плане, в районе гор.
И если случай с условными изображениями человеческих лиц еще можно было списать на случайность, то иероглиф на панно, вывешенное только сегодня, никакой случайностью объяснить было нельзя.
С минуту примерно Марица стояла, вперив взгляд в этот иероглиф, который и изображен был светло-желтой краской на фоне стилизованного изображения гор. На мгновенье ей показалось, что у неё что-то не в порядке с психикой, а еще очень захотелось позвонить старшей сестре и её мужу. Зная их серьезный и рассудительный характер, девушка ни на мгновенье не сомневалась, что они обязательно поддержат её, все объяснят и придут на помощь.
Но затем она отбросила эту мысль. В конце концов, она уже взрослая и вполне самостоятельная, чтобы без конца искать помощи и защиты у сестры. А кроме этого, случившиеся совпадения спонтанным сумасшествием уж точно нельзя было объяснить, тут нужно было серьезно и обстоятельно разобраться со случившимся. Но для этого нужно было попробовать поговорить с кем-то о произошедшем. И этот кто-то должен быть хорошо знакомым человеком, и в тоже время будет относительно неплохо разбирающимся во всякого рода аномалиях. Конечно, можно было бы обратиться к тому же Эдуарду.
Но Марица мгновенно представила реакцию молодого человека на её рассказ и его понимающую ухмылку, говорящую о том, что девушка таким образом пытается подбивать клинья после того, как сама вроде дала от ворот поворот.
Нет, для такого дела требовались люди менее заинтересованные, и Марица решила поговорить об этом с Михаилом и Ниной, благо они тоже должны были присутствовать сегодня в Академии.
И с этой мыслью девушка решительно направилась вперед, в сторону видневшегося в просветах между деревьями здания учебного заведения.

Уже подходя к проходной Академии, Марица вдруг вспомнила, что забыла дома пропуск.

- Да что же такое-то? – с огорчением и даже какой-то обидой проговорила девушка, роясь в своей сумочке. – Прямо чудеса какие-то происходят с этим мольбертом, никогда же не забывала!

Но поскольку возвращаться домой было уже поздно, оставалось одно – идти в бюро пропусков, благо паспорт у Марицы все-таки был с собой. На крыльце главного входа Академии, как обычно было немало студентов, но девушке сейчас нужно было к служебному входу, находящемуся за углом. Пройдя вдоль фасада здания Академии, она завернула за угол и буквально столкнулась с Эдуардом и еще одним их сокурсником, Валерием.

- Ого, какая приятная встреча! – как будто обрадовано и немного удивленно воскликнул Эдуард. – Никак не ожидал увидеть Вас сегодня в нашем заведении, Вы же вроде бы обещали появиться здесь только завтра?

- Ну, так мне нужно только узнать изменения в расписании, - стараясь говорить как можно спокойнее и даже немного небрежно, ответила девушка, - вчера же предупреждали, что некоторые лекции и семинары будут перенесены.

- Точно, было такое, - кивнул головой спутник Эдуарда, Валерий, - у нас же начали готовиться к крупному мероприятию, посвященному работам художников девятнадцатого века, связанных с нашим городом. Я видел, как в деканате вывешивали списки.

- Правда? Вот и хорошо, - обрадовано кивнула головой Марица, - значит, не нужно будет никого ждать, и вполне успею заскочить потом на работу.

- Не просто должно быть, без поддержки одной молодой девушке в чужом городе? – каким-то вкрадчиво проникновенным тоном начал Эдуард.

- Непросто, - стараясь выдерживать непринужденный тон, ответила девушка, - но, я как-то справляюсь, да и сестра мне всегда может помочь.

- Вот как? У Вас есть сестра? – с живым интересом осведомился Эдуард. – И она тоже художница? Почему же я её никогда не видел?

- Вообще-то она рассказывала про свою сестру, - с легкой иронией проговорил вмешавшийся в разговор Валерий, - ты, как обычно, пропустил это мимо ушей.

- Моя сестра – историк литературы по образованию, - спокойно сказала Марица, бросив быстрый благодарный взгляд на Валерия, - просто она замужем и живет в соседней области.

- Ну, понятно, - сразу поскучнев при упоминании о наличии у сестры мужа, проговорил Эдуард, а потом снова нацепил на лицо дежурную улыбку и спросил девушку, - так, может, Вас подвезти потом до работы?

- Благодарю Вас, Эдуард, но я вполне могу добраться сама, - сделав неопределенный жест рукой, ответила девушка, и сделала шаг по направлению к бюро пропусков, - а сейчас, извините, мне нужно идти.

После этих слов она кивнула, а затем быстрым и решительным шагом направилась к двери служебного входа.
Молодые люди некоторое время смотрели ей вслед, причем взгляд Эдуарда выражал одновременно и пренебрежение, и иронию, и даже какую-то легкую обиду, а взгляд Валерия был задумчиво-заинтересованным.

- Ишь ты какая, - с недовольным видом произнес Эдуард, повернувшись к приятелю.

- Какая такая? – усмехнулся Валерий, ответив спокойным и слегка насмешливым взглядом.

- Слишком много в себе понимает, провинциалка недоделанная, - скривив физиономию, проговорил Эдуард, - чего корчит недотрогу?

- А ты бы хотел, чтобы все девушки к тебе в объятия с первого слова падали? – снова усмехнулся Валерий. – Так тогда нужно и знакомства заводить с соответствующим контингентом, вон таких – возле выставочного центра скоро будет пруд пруди.

- Ничего, мы еще посмотрим, кто и кого, - недовольно пробормотал себе под нос Эдуард, а затем решительно пошел в сторону входа в Академию.
Валерий пожал плечами и двинулся за ним.

Марица, тем временем, дошла до входа в бюро пропусков и вошла внутрь, и тут её ожидало разочарование – кабинет самого бюро был закрыт, видимо, обе сотрудницы куда-то отлучились. Некоторое время она с огорчением смотрела на запертую дверь, а потом в коридоре появился пожилой мужчина, вероятно из административно-хозяйственной службы.

- Что-то случилось? – с сочувствием спросил он, глядя на расстроенную девушку.

- Да я пропуск сегодня, как назло, забыла, - почти, что простонала Марица, опустив голову, - а тут, еще и в бюро пропусков никого нет.

- Так они все отправились на переоформление документации, - сочувственно глядя на девушку, объяснил пожилой сотрудник, - все же к мероприятию готовятся, буквально на ушах стоят. Ну, прямо цирк какой-то.

Марица слабо улыбнулась, услышав от пожилого человека выражение «стоять на ушах», а потом вздохнула и посмотрела на него вопросительно:

- А когда вернуться, они, конечно, не сказали?

- Ну, с какой это стати они будут передо мной отчитываться, - усмехнулся пожилой мужчина, а потом спросил девушку, - а Вам, собственно, что в институте нужно было?

- Да я хотела изменения в расписании узнать, - немного обреченным голосом ответила Марица, в глубине души удивляясь самой себе за такое притворство, - вдруг завтра пропущу что-то.

На самом деле, она могла вполне без проблем отложить выяснение этого вопроса и на завтра, но оказавшись возле бюро пропусков, уже как-то не хотелось отступать.

- И всего делов то? – снисходительно покачал головой служащий. – Давай я тебя через служебный вход до секретариата провожу, там списки эти точно есть, только и выходить тебе здесь придется, а то нам обоим влетит за такое самоуправство.

- Да, конечно, я выйду здесь, только посмотрю расписание, - кивнув головой, с благодарностью посмотрела на собеседника Марица.

Мужчина повернулся и двинулся вдоль коридора, а девушка заспешила за ним. В торце мужчина открыл с помощью кодового замка одну из дверей, пропустив в неё и Марицу. Затем они поднялись по узкой лестнице и оказались возле еще одной двери с кодовым замком, но и здесь мужчина набрал код и впустил девушку во второй коридор, в конце которого и находился секретариат. Марица как-то уже бывала здесь, просто никогда не доходила до той двери, через которую они сейчас вошли. Да это было и не нужно, поскольку обычно она пользовалась главным входом.

- Я здесь подожду, - махнул рукой служащий, - а ты списки посмотри, да возвращайся.

- Спасибо, я быстро, - кивнула головой девушка и легкими шагами проследовала в сторону секретариата.

Проходя мимо бокового коридора, ведущего, как было известно всем студентам, к главному холлу, Марица увидела, как двое рабочих выносят из подсобного помещения какой-то стенд. В самом конце коридора другая группа рабочих что-то монтировала, работая перфоратором, а может и еще чем-то. Там же, неизвестно, для каких целей, на полу стояла довольно мощная лампа, освещавшая конец коридора ярким света.
И в какой-то момент, рабочие, несущие стенд, повернули его поперек коридора, и стенд оказался подсвеченным сзади сильным светом лампы.
Марица, на мгновенье задержав взгляд, обомлела – стенд оказался портретом какого-то бородатого мужчины, по виду явно из прошлых времен. Он не был художником, иначе девушка немедленно узнала бы его, вероятно, это был какой-то местный меценат, покровитель искусств. Яркий свет лампы подсветил портрет, видимо написанный на тонком холсте сзади и изображение теперь, казалось, словно висело в воздухе.
Но самое главное – именно это лицо Марица изобразила на своем рисунке, оставшемся сейчас на мольберте в её съемной квартире.

Девушка несколько секунд стояла, не двигаясь, с изумлением глядя на этот портрет, и опомнилась только когда рабочие унесли его куда-то в сторону главного холла. Не зная уже, что и думать, она чисто машинально прошла до помещения секретариата и постучала в дверь, после чего, не дожидаясь ответа, вошла.

- Вам чего девушка? – оторвав взгляд от монитора, довольно неприветливо спросила немолодая дама в очках, которую Марица ни разу не видела в институте.

- Мне бы изменения в расписании, - немного растерянно пролепетала Марица.

- А-а, возьмите, там копии на столе лежат, - буркнула дама, указав куда-то в сторону и снова уткнувшись в монитор.

Девушка подошла к указанному столу и действительно обнаружила там несколько распечатанных экземпляров таблицы с изменениями расписания. Взяв один из них, девушка повернулась, чтобы поблагодарить даму в очках, но та даже не отреагировала на робкое «Спасибо» со стороны Марицы.
Было ясно, что посетительница для неё почти что пустое место, поэтому Марица не стала больше задерживаться и выскочила из кабинета. Задержавшись еще раз возле коридора, где увидела портрет неизвестного, она вздохнула, вспоминая лицо, изображенное на её картине, а потом быстро прошла к приоткрытой двери в конце, где ждал пожилой мужчина, любезно пропустивший девушку внутрь.
Еще раз поблагодарив его, Марица быстро выскочила на улицу, остановившись в нескольких шагах от входа. Все эти странные совпадения, начиная от фургончика и заканчивая портретом неизвестного мужчины, совершенно выбили её из колеи. Каким образом на картине появились образы, которые девушка до сей поры никогда не видела, было совершенно неясно. С чем это может быть связано – с каким-то изменением в её психике, на которую повлияли необычные краски или, быть может с какими-то необычными свойствами мольберта – эти вопросы вертелись в голове Марицы, но она не находила на них ответа.
И продолжая оставаться в глубокой задумчивости, девушка двинулась в обратный путь, к автобусной остановке, чтобы отправиться теперь в сторону работы.

4.

Марица уже прошла половину расстояния от Академии до автобусной остановки, когда её кто-то окликнул по имени. Повернувшись на голос, она увидела Нину и Михаила, сидевших на скамейке напротив здания историко-краеведческого музея. Однокурсники призывно помахали девушке рукой и она, чувствуя необходимость поговорить с кем-то о случившемся, решительно направилась к ним.
Когда она подошла ближе, и Михаил и Нина поднялись, приветствуя её, Марица подумала, что ни Эдуард, ни знакомая по О-ску – Вероника, никогда бы не проявили подобную вежливость.

- Привет, Марийка, - сказала Нина, обнимая подругу, - ты что-то, как будто не в себе, на тебе прямо лица нет!?

- Привет, Нина, - немного рассеянно ответила Марица грустным тоном, а потом кивнула стоявшему рядом Михаилу, смотревшему на неё с сочувствием и интересом.
То, что у двух её друзей явно завязывались личные романтические отношения, девушка, конечно заметила, и в другой момент это наверняка бы огорчило её, но сейчас Марицу больше заботили совсем другие мысли.

- Ту в Академию ходила? Узнавала про изменения в расписании из-за выставок? Что-то сказали в деканате? – Нина внимательно посмотрела в глаза подруге. – Или вчера Эдик себе что-то лишнее позволил?

- Я не была в деканате, - все так же несколько рассеянно ответила Марица, глядя вдоль улицы на здание выставочного зала, на фасаде которого явственно просматривался тот иероглиф, таинственным образом появившийся на её картине, - а Эдик? Ну, что Эдик – он, как обычно, в своем стиле, но это все ерунда.

- Так, так, - Нина переглянулась с Михаилом, который едва заметно пожал плечами, - я так понимаю, что ты не очень спешишь?

- Ну, мне надо на работу заехать, узнать – нет ли новых заказов, - Марица, наконец, оторвалась от созерцания иероглифа и посмотрела на приятелей, - но это совсем не к спеху.

- Вот и хорошо, что не к спеху, - деловитым тоном проговорила Нина, хватая подругу за руку, - пойдем-ка, посидим немного в зеленом кафе, вон там, возле музея, расскажешь, что у тебя произошло.

И она настойчиво потянула приятельницу в сторону указанного кафе. Михаил отобрал у Марицы её пакет, затем подобрал сумку Нины со скамейки, и все трое отправились к заведению общественного питания.
На самом деле, Марице было бы желательно прибыть на работу хотя бы до двух часов дня и времени у неё было не так и много, однако сейчас у неё появилась настоятельная потребность выговориться, и девушка подумала, что если она чуть-чуть задержится, то в этом не будет ничего страшного.
Усевшись за столиком кафе, Нина деловито заказала три чашки кофе с мороженым, после чего внимательно посмотрела на задумчивую и немного расстроенную подругу и решительно произнесла:

- А теперь выкладывай, что же все-таки стряслось, а то у тебя вид такой, словно кто-то умер?!

- Я даже не знаю, как обо всем случившемся рассказывать, - все также растерянно развела руками Марица, - мне и самой кажется, что это прямо-таки наваждение какое-то, и если кому-нибудь расскажу об этом, то сочтут, что у меня крыша поехала.

- Послушай, а тебе не могло это все присниться, под влиянием наших вчерашних разговоров? – недоверчиво посмотрела на подругу Нина.

- Эх, - горестно вздохнула Марица, - знаешь, наверное, я даже рада была бы, если всё действительно оказалось так – ну переутомилась немного, вот и начались видения, но в том-то все и дело, что мне это не привиделось.

- Знаешь, а давай ты все-таки не будешь решать за других, что они скажут и что подумают, - твердым, но в тоже время очень спокойным тоном произнес Михаил, решив вмешаться в беседу подруг, - ты расскажи все, как есть, все, как ты сама видишь, а мы уж решим, как нам к этому относиться!

- Ну, может быть, вы в чем-то и правы, - задумчиво покачала головой Марица, бросив взгляд на транспарант с иероглифом, хорошо видимый с того места, где они сидели, - помните, я рассказывала о том, что наш дом в О-ске, где я жила, был разгромлен, ну скажем, группой криминальных элементов?

- Да, помню такое, - кивнула головой Нина, - так значит, это все-таки связано как-то с твоей жизнью в О-ске?

- Может быть – да, а может быть и нет, - неопределенно пожала плечами Марица, глубоко вздохнув, - я сама пока не могу ничего понять. Но, собственно, вся история началась с того, что я вспомнила про старый мольберт, который привезла когда-то из О-ска.

Она немного помолчала, собираясь с мыслями, а потом рассказала, ничего не утаивая, все историю с необычной картиной, начиная от спонтанного написания её вчерашней ночью и заканчивая совпадения того, что было на картине, с событиями случившимися с ней уже сегодня утром. Нина и Михаил слушали очень внимательно, даже сосредоточенно, причем в их взгляде Марица ни разу не заметила ни тени иронии или какого-то нездорового скептицизма. Было видно, что её товарищи отнеслись к рассказу девушки весьма серьезно, и он немало заинтересовал их, хотя и озадачил одновременно. Когда Марица закончила рассказ, её товарищи некоторое время сидели молча. При это у Михаила вид был скорее задумчиво-заинтересованный, а вот Нина хоть и заинтересовалась рассказом, это было хорошо видно, но в её взгляде ощущалось и некоторое сочувствие своей подруге. За это время официант успел принести им и кофе и мороженное, но пока никто из приятелей не притронулся ни к первому, ни ко второму.

- Вот такая вот история со мной приключилась, - вздохнув, проговорила Марица, немного виноватым взглядом посмотрев на приятелей, - можете, конечно, считать, что я все придумала, но, поверьте, это все было на самом деле.

- Да, понимаешь, мы, конечно, знаем тебя не так много времени, - задумчиво проговорил Михаил, - но что-то мне кажется, что ты вряд ли смогла бы придумать такую историю, да и не видно ни малейшего повода – для чего тебе это.

- Да уж, если бы со мной такое приключилось, я бы тоже посчитала, что потихоньку схожу с ума или мне кто-то подмешал какой-то галлюциноген в кофе, - покачала головой Нина, - неудивительно, что ты находишься в таком состоянии.

- Ох, спасибо вам, что не сочли меня этакой обкурившейся, - с некоторым облегчением ответила Марица, - а то я уже даже не знала, что с этим делать, ведь носить это все в себе это слишком тяжко.

- Это как раз понятно, - кивнул с пониманием Михаил, помешивая ложечкой кофе в чашке, а потом зачерпнул мороженое, но не отправил в рот, а так и остался сидеть, глядя на тающее лакомство, а потом взглянул на Марицу и спросил, - а раньше ты этим мольбертом точно никогда не пользовалась?

- Да я уже говорила, - с легкой укоризной ответила девушка, - я как нашла его год назад на развалинах нашего старого дома, так с тех пор он и ездит за мной, но я его даже из упаковки не вынимала.

- А краски? – задумчивым тоном спросила Нина. – Краски тоже были вместе с мольбертом?

- Да, и краски, и кисти были упакованы вместе с мольбертом, - в голосе Марицы начали чувствоваться нотки отчаяния, - вспомнила про них только вчера вечером, и на свою беду – распаковала.

- Ну, хорошо, - кивнул головой Михаил, наконец, отправляя почти растаявшее мороженое в чашку с кофе, но затем откладывая ложку, - давай тогда припомним – не могли ли ты видеть рисунок на грузовике раньше, допустим где-то рядом с домом, или рядом с работой?

- Ты считаешь, что этот рисунок так сильно запал мне в душу, что я бессознательно перенесла его часть на свою картину? – даже слегка обиделась Марица, поджав губы.

- Ну, я не имел в виду конкретно это, - примирительно выставил руки перед собой Михаил, - я просто пытаюсь рассмотреть все варианты.

- Ну, допустим, что рисунок на грузовике я могла видеть раньше, точно так же, как портрет, который наблюдала в Академии, - уверенно возразила Марица, - но как тогда быть с этим иероглифом, - она повернулась в сторону выставочного зала, - уж он то, точно появился здесь сегодня первый раз.

- Да, плакат с иероглифом никак не укладывается в эту концепцию, - задумчиво пробормотал Михаил, наконец, вспомнив про кофе и отпивший немного из чашки, - с иероглифом не поспоришь.

- А с рисунком на машине ты собирался спорить? – с явным неудовольствием и укоризной посмотрела на него Нина. – Как будто Марице приятно выдумывать такие фейки, чтобы потом троллить ими друзей?!

- Ни в коем случае, - решительно возразил Михаил, - я просто хотел сказать, что иероглиф является главным подтверждением того, что рисунок Марицы является чем-то вроде предвидения грядущих событий.

- Да я и так это уже поняла, - нервно проговорила Марица, начиная впадать в этакое тихое отчаяние, - но из-за чего это происходит, и что мне теперь с этим делать?!

- Хороший вопрос, - пробормотал Михаил, задумываясь на несколько секунд, - причиной происходящего, тут, наверное, другого варианта быть не может, является тот самый старый мольберт, ну, может быть, еще и краски. А что с этим делать, прости, но тут я ничего советовать не могу, может просто принять это как данность, ведь ничего плохого, по сути, не случилось?!

- Ничего себе не случилось?! – вновь начала возмущаться Нина, бросив взгляд на подругу. – Марицу чуть не сбила машина, а ты говоришь, что ничего не случилось?!

- Но ведь мы знаем только о связи рисунка на боковой поверхности фургона и картиной Марицы, но не можем ничего сказать о том, что картина как-то спровоцировала дорожное происшествие, - покачав головой, возразил Михаил.

- Ну, может, я даже не знаю, - с некоторым сомнением проговорила Нина, начавшая понимать правоту Михаила, - то, что получилось своеобразное предвидение ситуации, конечно, весьма необычно, но в остальном ничего страшного не произошло. Может, стоит пока убрать мольберт и посмотреть, что будет дальше?

- Мне кажется, что убрать мольберт будет слишком простым решением, - покачала головой Марица, которая хоть и была весьма скромной девушкой, но внутренней твердости характера ей было не занимать. И в этом плане она была очень схожа со своей сестрой, которая, в свое время, весьма решительно вступила на очень рискованный путь, приведший её в результате к встрече со своим суженым.

- Я думаю, что нужно попробовать нарисовать что-то еще, а потом посмотреть, что из этого выйдет, - продолжала, тем временем Марица, - если никаких подобных случаев не произойдет, значит, нынешние события однозначно являются совпадением, если же опять проявятся подобные коллизии, значит все не так просто.

- Послушай, а когда ты писала картину, ты не пыталась осмыслить то, что рисуешь? – вспомнила, наконец, о чем хотела спросить Нина.

- Понимаешь, я ведь когда писала картину, видела перед собой только панормаму О-ска, а точнее – береговую линию одного из озер, - покачала головой Марица, - и ни о каких иероглифах или странных полупрозрачных портретах даже не думала. Как будто не видела в тот момент этих частей рисунка.

- В связи с этим возникает вопрос – а не мог кто-нибудь, пока ты спала, взять и дорисовать что-то на картине? – почесав затылок и бросив на Марицу немного виноватый взгляд, спросил Михаил.

- Ты намекаешь, что я кого-то приводила к себе домой? – как ни странно, но подобный вопрос, ранее непременно немало возмутивший бы девушку, сейчас был воспринят ею довольно спокойно. – Уж извини, что разочаровываю, но я не имею привычки водить к себе малознакомых людей.

- Прошу прощения, я был не прав, - виноватым тоном ответил Михаил, который выглядел немало обескураженным.

- А эта твоя соседка, вроде бы её Клара Николаевна зовут, она быстро от тебя ушла? – вспомнила очередной момент из рассказа Марицы Нина.

- Да, она и была у меня всего минут десять, не больше, я как-то не слишком вежливо с ней говорила, - Марица вспомнила, что до этого случая действительно никогда с пожилой соседкой в таком духе не разговаривала, - я так стремилась начать писать, что постаралась сплавить её, как можно быстрее.

- А до этого у тебя такого страстного желания писать после возвращения домой не возникало? – еще раз уточнил Михаил.

- Не возникало, - подтвердила Марица после нескольких секунд напряженного воспоминания, - но я и мольберт вчера вытащила из упаковки в первый раз. Причем задумалась о нем еще до того, как пришла домой – Эдик начал спрашивать меня о жизни в О-ске и я вдруг вспомнила, как мы с сестрой пришли на пепелище нашего старого дома.

- Ну, сильно сомневаюсь, что Эдик имеет какое-то отношение к этому делу, скорее это просто вызывало в тебе некие сильные эмоции, - немного подумав, ответил Михаил, - ведь мольберт, это одна из тех немногих вещей, которые сохранились после гибели твоих близких.

- Верно, у тебя просто всколыхнулись воспоминания о трагедии годичной давности, вот ты и захотела достать мольберт, - добавила с оживлением Нина, - просто взглянуть на ту вещь, оставшуюся от дорогих тебе людей.

- Вопрос в том, почему мне сразу захотелось писать, как только я достала мольберт? – покачала головой Марица, которая так и не прикоснулась ни к своему кофе, ни к мороженому. – К тому же я долгое время сомневалась, что мольберт принадлежал дяде Михаю или тете Лилии. Начала верить в это только когда переехала к Аурелии с Константином.

- Хм, интересно, - Михаил снова переглянулся с Ниной, - надо бы как-нибудь заехать к тебе – посмотреть на этот мольберт.

- Кстати, хорошая идея, - подхватила Нина и посмотрела на подругу, - надеюсь, ты не будешь против видеть нас у себя в гостях?

- Ты не думай, мы не с пустыми руками приедем, - поспешил добавить Михаил.

- Да могли бы даже не спрашивать, - слабо улыбнулась в ответ Марица, - я всегда буду рада видеть у себя хороших друзей, можете даже приезжать безо всего, я уж найду, чем вас угостить, - она достала мобильник и бросила взгляд на часы, - извините, ребята, но мне нужно заехать на работу, а вот, скажем, завтра вечером, я буду ждать вас у себя, если вы не против?

- Да, как скажешь, тем более что завтра у нас занятия, так что можем сразу поехать вместе, - уверенно проговорила Нина, поднимаясь, чтобы обнять подругу на прощанье, - заедем в магазин, купим чего-нибудь вкусненького, а потом поедем изучать твой мольберт!

- Согласна, - просто ответила Марица, и тепло попрощавшись с приятелями, вышла из летнего кафе, направляясь к троллейбусной остановке.

5.

К счастью, весь оставшийся день Марицы прошел без каких-либо эксцессов или новых аномалий. Она вполне благополучно добралась до рекламного агентства, где трудилась в качестве дизайнера на свободном графике. В офисе девушка очень продуктивно пообщалась, как с руководством компании, так и с непосредственным начальником. Это общение почти смогло отвлечь её от тех мыслей, что одолевали её, начиная с того момента, как она увидела утром собственную картину. Девушка даже подумала о том, чтобы остаться на работе до вечера, попросившись помочь кому-то из штатных сотрудников, но непосредственный руководитель вскоре уехал к кому-то из заказчиков, а без его согласия напрашиваться было немного неловко.
Поэтому Марица посидела еще немного, поговорив с девушками из административной группы на отвлеченные темы, а затем отправилась домой.
По дороге заехала в один из близлежащих супермаркетов, чтобы прикупить продукты на тот случай, если завтра нужно будет принимать гостей. Конечно, Марица была почти уверена, что Нина с Михаилом будут удовлетворены даже самым простым приемом, но ей очень уж не хотелось выглядеть впавшей в уныние и не способной заниматься домашними делами.

Супермаркет был расположен в трех остановках от дома, где жила девушка, поэтому оставшийся путь она решила проделать пешком, чтобы заодно и прогуляться немного. И находясь в квартале от своего дома, она стала свидетелем весьма неприглядного происшествия. Впрочем, происшествием его было сложно назвать, случай был достаточно заурядный для нынешнего времени, но тем не менее, весьма прилично зацепил Марицу, привыкшую к несколько иной культуре поведения.
Недалеко от того перекрестка, за которым, всего в сотне метров находилось жилище Марицы, возле небольшого магазинчика кто-то из современных «хозяев жизни» поставил свой черный внедорожник прямо на тротуар, практически перегородив выход из торговой точки. Девушке тоже пришлось почти выйти на проезжую часть, чтобы обойти стоящий джип, но она бы вряд ли обратила на такую мелочь значительное внимание, если бы не последовавшие за этим события.
Из магазинчика вышла пожилая женщина, которая своим внешним видом живо напомнила Марице одновременно и погибшую тети Лилю, и соседку Клару Николаевну. Девушка еще подумала о том, как же она сразу не обратила внимание на сходство своей соседки с теткой, некогда заменившей ей мать. Женщине, вероятно, нужно было в ту же сторону, что и Марице, но она попыталась пройти не со стороны проезжей части, а между стеной дома и стоявшим автомобилем. Она почти протиснулась в узкой щели но под конец не удержалась и зацепила сумкой крыло внедорожника, зацепила совсем не сильно, однако сигнализация у машины все-таки сработала.
От резкого свиста и визга сирены женщина даже вздрогнула, а потом зажмурилась, что было неудивительно – звук был очень громким и зазвучал крайне неожиданно, даже ушедшая вперед Марица была немного ошеломлена.
И почти сразу на звук сирены из соседнего магазинчика серии «Дьюти-фри», в последнее врем все чаще появлявшихся на улицах города, выскочили, один за другим два типа весьма характерной наружности.

- Эй, бабка! – каким-то хрипло-лающим, грубоватым голосом закричал первый из типов. – Что ты там возле машины трешься?! Давай, проваливай отсюда!

- Как Вы со мной разговариваете? – попыталась было возмутиться, немного пришедшая в себя женщина. – Я же, наверное, вдвое старше вас, а потом Ваша машина стоит на тротуаре…

Она не договорила, потому что вышедший первым верзила приблизился к ней вплотную и проговорил хриплым голосом:

- Ты что, тётка, совсем о…ла? Ты на кого… валишь? – наступая на слегка оторопевшую женщину, прохрипел верзила. Его напарник, бросив быстрый взгляд по сторонам, подошел ближе к нему.

- Вы что же делаете?! – не выдержав, крикнула Марица с возмущением, обходя машину и приблизившись к женщине, стоявшей почти лицом к лицу с двумя «хозяева жизни». – Все правила нарушили, да еще женщине угрожаете?!

- А это что за шалава сопливая вякает? – с удивлением оглянулся на напарника верзила, а потом с блудливо-нагловатым выражением глаз оглядел Марицу с ног до головы, и от этого взгляда у девушки возникло ощущения, что к ней за пазуху залезли грязными руками. – Тебе что больше всех надо?! А коли надо, так мы поможем этого надо получить?!

На его лице появилась сальная улыбка и он расхохотался. При этом смех его был похож скорее на ржание. Его приятель подошел ближе и проговорил негромко:

- Может возьмем её с собой? Для внутреннего прогрева средство есть, а для внешнего – как раз нету?!

- А что, з…сь, отличная идея, - смачно выругавшись снова захохотал верзила, вытирая руки о джинсы.

У Марицы невольно похолодело в животе, ситуация принимала совсем неприятный оборот, а кроме испуганной пожилой женщины рядом никого не было.
Но на её счастье, в этот момент в дверях того же магазинчика, откуда вышла пожилая дама, появилось сразу четыре человека, вероятно две супружеские четы, тоже пожилого возраста.
Один из мужчин, представительный, высокий и седовласый, окинул взглядом Марицу, пожилую даму и двух громил возле джипа и спросил строго:

- А что здесь, собственно, происходит?

- А тебе какое дело, папаша? – почти не оглядываясь процедил сквозь зубы верзила.

- Не надо хамить молодой человек! – Громким, уверенным в себе голосом произнесла спутница высокого, седовласого мужчины. – Вы не на конюшне!

Верзила с удивлением и явным намерением разобраться по-своему обернулся к тем, кто сделал ему замечания, но несколько осекся, увидев, что народу тут уже прилично. Он бросил взгляд на приятеля и тот едва заметно покачал головой.

- Ладно, - верзила сплюнул на асфальт, - некогда нам тут с быдлом разговаривать, у нас дела есть, а тебя, - он повернулся к Марице, - я запомнил, и за тобой теперь должок имеется, ты так и знай!

И с этими словами оба громилы забрались в джип и через несколько секунд, выбросив клубы дыма из выхлопной трубы и взревев двигателем, внедорожник съехал с тротуара и вскоре скрылся за ближайшим поворотом.

- Спасибо Вам большое, - негромко сказал Марица высокому мужчине, с трудом переводя дыхание, да и коленки у неё тоже слегка дрожали.

- Не за что, - слегка пожав плечами, ответил мужчина, - Вы смелая и хорошая девушка, но, быть может, зря связались с такими нелюдями, они действительно не из тех, кто прощает обиды. И на Вашем месте, я бы какое-то время не ходил по этой улице, они наверняка будут Вас искать.

И с этими словами и он сам, и все его спутники быстро перешли через дорогу и, забравшись в серебристый седан, умчались в сторону, противоположную той, куда уехали громилы.

- Я, пожалуй, тоже пойду, - тихо проговорила пожилая женщина, не глядя на Марицу, - спасибо тебе, дочка, вот только мужчина тот, наверное, был прав, поосторожнее тебе теперь нужно быть.

Марица только печально вздохнула в ответ, а потом двинулась в сторону дома, не глядя по сторонам и уставившись в землю.
Настроение, немного улучшившееся после посещения рекламного агентства, снова упало ниже плинтуса, поскольку к уже имеющимся проблемам добавилась еще одна, причем совсем не мистическая, а очень даже реальная.
На мгновенье у девушки даже появилось желание бросить все, что появилось у неё в этом городе и вернуться к сестре. Она знала, что Аурелия с Костей никогда не осудят её, не оттолкнут, примут и помогут в любой ситуации. И все же она постаралась подавить это, в общем-то, малодушное чувство, которое становилось бегством от проблем, пусть и очень серьезных. Однако без конца бегать от проблем в своей жизни, тоже было не совсем правильно. Эта мысль воспринялась Марицей настолько отчетливо, что она подавила в себе желание убежать, а спокойным и неторопливым шагом двинулась к дому. В конце концов, решила девушка, у неё уже имеются в городе вполне неплохие знакомые, и пусть не все из них, а только часть откликнулась бы на её просьбу о помощи, но даже это уже было бы совсем неплохо. Можно было рассказать о последнем происшествии Нине и Михаилу, на их искреннее желание помочь можно было точно рассчитывать, правда, девушка не очень понимала, что они могут сделать в такой ситуации. Можно было поговорить о последней встрече с типами на внедорожнике с Вероникой, у которой, по её словам, чуть ли четверть города ходила в знакомых.

Вот с такими мыслями Марица и подходила к своему дому, когда увидела идущую с противоположной стороны Клару Николаевну. Было видно, что пожилая женщина чем-то очень озабочена, видимо и она тоже столкнулась с серьезной проблемой, которую пока не могла решить.

- Доброго дня Вам, Клара Николаевна, - вежливо поздоровалась Марица, подходя к соседке, которая даже не сразу заметила девушку.

- А, ах, здравствуйте, Марица, - с некоторым запозданием, как будто не сразу восприняв приветствие девушки ответила соседка, поднимая глаза, - уже закончились занятия?

- Нет, Клара Николаевна, занятий у меня сегодня не было, перенесли часть лекций, я просто съездила в Академию, узнала об изменениях в расписании, а потом побывала на работе, - ответила Марица, внимательно глядя на задумчивое лицо соседки, - Вы простите меня за вчерашнее!

- За что вчерашнее, о чем это ты, душа моя? – немного грустно и в старомодном стиле ответила соседка, поднимая слегка удивленное лицо и глядя на девушку.

- Ну, вчера, когда Вы приходили ко мне, я как-то не очень вежливо встретила Вас, - немного помявшись ответила Марица, - просто, понимаете, один человек меня сильно расстроил, напомнив о том, что случилось год назад с моей семьей.

- Ну, о чем ты говоришь, Марица, - грустно улыбнулась Клара Николаевна, - я уже и не помню ни о чем таком, а от таких людей, которые вольно или невольно делают другим больно лучше держаться подальше.

- Да, наверное, Вы правы, - вздохнула девушка, снова замечая, каким грустным и задумчивым было лицо соседки, и после небольшой паузы спросила, - извините меня пожалуйста, но мне кажется, что у Вас что-то случилось?!

- Это так явно написано у меня на лице? – снова слабо улыбнулась Клара Николаевна. – Вот уж действительно, данный тебе совет сейчас пригодился бы мне самой, да вот только не во всех случаях это возможно сделать.

- Что-то с Вашей семьей? С сыном? – сочувственно посмотрела на соседку Марица.

- Да, неприятности у Владислава на работе и серьезные, - вздохнув ответила соседка, уставив взгляд куда-то в сторону, - на этой почве он и с женой почти поссорился, и категорически отказывается приехать ко мне, хотя уже полгода, как обещает.

- Мне очень жаль, Клара Николаевна, - потупив взгляд, проговорила Марица, - действительно жаль, я как-то плохо представляю себе, как можно поссориться с матерью, я и с тетей Лилией почти никогда не ссорилась серьезно, хотя и знала, что она мне не родная мать. Знаете, если Вам будет что-нибудь нужно, Вы говорите мне, не стесняйтесь, я помогу, сделаю, что в моих силах.

- Ты хорошая девочка, Марица, - покачала головой Клара Николаевна, и в уголках глаз её блеснула влага, - хотя тут вряд ли чем-то поможешь, но все равно – спасибо тебе.

- Давайте я хотя бы сумки Вам помогу донести, - предложила девушка, подходя ближе.

- Да мне и не тяжело, - слегка покачав головой, ответила соседка, - у тебя у самой вон – два пакета, да еще у одного – ручка почти оторвана.

- Ой, где? – с удивлением начала осматривать свою поклажу Марица. – И правда, почти оторвалась ручка, как же я не заметила-то? Наверное, все из-за этих противных типов на джипе!

- Каких типов на джипе? – Клара Николаевна уже повернулась в сторону подъезда, но тут остановилась и снова посмотрела на девушку. – Не про тот ли джип ты говорила мне вчера?

- Извините меня, Клара Николаевна, еще раз, - немного покраснев, ответила Марица, - но вчера я, как бы это сказать-то… ну, в общем, придумала машину с тонированными стеклами, совсем меня выбил из колеи этот мой однокурсник.

- Что же, бывает и такое, - кивнула головой соседка, - только лучше все же не стоит врать по таким пустякам, можно было бы и просто сказать правду, я ведь прекрасно понимаю состояние человека, когда у него эмоциональная подавленность. Но что же, в таком случае, случилось сегодня?

- Знаете, это, наверное, как наказание мне за вчерашнее вранье, - опустив глаза, проговорила девушка, и после некоторой паузы рассказала Кларе Николаевне о том происшествии, что случилось у неё в квартале отсюда, возле магазинчика.

- Да, ситуация не из приятных, - задумчиво сказала соседка после того, как выслушала рассказ девушки, - и может быть, с моральной точки зрения ты поступила правильно, заступившись за старого человека, но вот с прагматичной точки зрения такой поступок может принести тебе немалые проблемы. И в чем-то прав был тот пожилой мужчина, когда говорил, что тебе бы лучше не появляться в том квартале вовсе.

- Но это ведь тот квартал, в котором я живу?! – огорченно промолвила Марица, чувствуя какое-то опустошение. – Я могу, конечно, ходить по другому переулку, но мне все равно нужно выходить на проспект?!

- Ну, что же, знаешь, как говорят – береженого бог бережет, - с пониманием проговорила Клара Николаевна, беря девушку за руку и мягко увлекая её за собой к подъезду, - быть может стоит выходить из дома чуть раньше и ходить пешком к центру города.

- Это же почти полтора километра топать! – вырвалось у Марицы. – И так – каждый день! Ничего себе?!

- А тебе, можно подумать, уже почти шестьдесят, как мне?! – чуть насмешливо посмотрела на девушку Клара Николаевна. – Неужели так тяжело чуть больше получаса пройти пешком?

- Ой, Вы опять правы Клара Николаевна, - кивнула головой девушка, сокрушенно махнув рукой.

В этот момент они уже подошли к подъезду, и Марица остановилась, пропуская соседку вперед. Уже поднявшись на четвертый этаж на лифе – на сей раз Марица проводила соседку, Клара Николаевна посмотрела пристально на девушку и сказала:

- И знаешь, ни в коем случае не замыкайся в себе, знай, что можешь обратиться ко мне по любой проблеме, а вдвоем мы обязательно что-нибудь придумаем.

- Спасибо Вам, Клара Николаевна, - Марица была переполнена чувством благодарности к этой пожилой, и в общем-то малознакомой женщине, которая так живо восприняла её проблемы.

- Да, не за что пока, - подмигнула ей соседка, - иди отдыхай, а то на тебе лица нет.

И с этими словами она нажала кнопку своего этажа, после чего створки лифта закрылись.
Марица, почувствовавшая в душе некоторое облегчение, открыла дверь своей квартиры и вошла внутрь.
И первое, что она увидела, включив свет, был мольберт, по-прежнему так и стоявший посреди комнаты. А все пространство квартиры было заполнено запахом необычных красок, словно Марица и не проветривала все утро и не закрыла все банки наглухо, да еще и упаковала их в полиэтилен.
Поставив пакеты в коридоре, девушка осторожно подошла к картине и коснулась холста пальцами.
Утром она только смотрела на написанный ею пейзаж, и ей тогда показалось, что за ночь все краски высохли. Но сейчас ощущение было такое, что на пальцах её осталась слегка клейкая влага, словно краски были нанесены всего полчаса назад. Где-то внутри сознания девушки появилось какое-то странное чувство, которое медленно, словно вода, натекающая из узкой трубки в большой сосуд, начала заполнять её. Она смотрела на свою картину, на странную стену из человеческих лиц, на иероглиф на берегу озера и в голове её возникали странные образы, мелькали непонятные обрывки каких-то изображений. Иногда Марице казалось, что они что-то значат, что это картинки из её прошлой жизни в О-ске, но она не могла бы за это поручиться.

Медленно, словно во сне, она подошла к картине и сняла холст, после чего аккуратно положила его на кровать. Затем подошла к тубусу, в котором находились заготовленные листы для рисования и все в таком же состоянии, словно сомнамбула, прицепила новый, чистый холст на мольберт.
Некоторое время молча смотрела на него, а затем столь же медленно распаковала ящик с красками и начала готовить их к рисованию.