Рыба

                "РЫБА"          
   Тёплое весеннее утро тысяча девятьсот тридцать седьмого года. Савичев не спеша идёт на                службу.                "Счастье - это когда с удовольствием приходишь на работу и с удовольствием возвращаешься домой. Значит, я счастлив," - и на добродушном широкоскулом лице его загорается улыбка. Покачивая в такт шагам большим двухзамковым портфелем, то поправляя очки, то отбрасывая с высокого лба непослушные волосы, Савичев с наслаждением вдыхал аромат цветущих яблонь и весело поглядывал на прохожих с высоты своего немалого роста. Завидев впереди массивное здание родного треста и чувствуя, что служебные заботы вот-вот захлестнут его, он в последний раз торопливо перебрал в памяти события вчерашнего воскресенья. Торжественный семейный обед - с женой, сыном, дочкой... Острая ссора с женой, завершившаяся по необъяснимым законам природы жаркой вспышкой любви... И наконец, - традиционный турнир дворовых доминошников. С шутками-прибаутками, с обсуждением последних новостей - под акомпанемент доносящихся из окон окриков сердитых жён...
     Савичев любил эти воскресные турниры: здесь, в кругу доминошников, он получал хороший заряд положительных эмоций. Считаясь лучшим игроком во дворе, он к тому же обладал уникальной способностью: ловко придержав самые дефицитные кости, прикинув количество очков у играющих и сделав торжественную паузу, когда партнёры уже спрашивают с надеждой: "Едешь . что ли?" - он вдруг выставлял последнюю костяшку и объявлял: "Рыба!"  И всегда оказывался в выигрыше.
     "Ну рыбак!" - с завистью и восхищением кричали игроки за столом. "Король "рыбы"! - громче всех восторгался Фекленец , заядлый доминошник из соседнего подъезда. И Савичев с симпатией и благодарностью смотрел на этого жизнерадостного парня с рыжеватыми волосами, карими глазами, глядящими весело и открыто с безбрового лица, на его крупный подбородок, делающий его похожим на добродушного крестьянина...
     "Хорошие мужики у нас во дворе" - улыбнулся Савичев и , глянув на часы, ускорил шаг. И в этот момент на плечо его легла чья-то рука. Оглянувшись, он увидел незнакомого мужчину в френче и фуражке, который крепко взял его под локоть и отвёл в сторону. Затем он помахал перед носом Савичева какой-то книжицей и повлёк к стоящей поблизости "эмке". У Савичева перехватило дыхание, и он послушно сел в машину. Садясь вслед за ним, человек в френче решительно задвинул его вглубь машины, прижав к сидящему уже там мужчине в точно такой же одежде, что и первый. С этой минуты Савичев отчётливо ощутил, что он уже не свободен, что теперь он может делать только то, что ему разрешат...
     Через несколько минут они входили в здание городского НКВД.  У  Савичева отобрали портфель и гадко обыскали. Затем его впустили в узкий холодный кабинет с зарешёченным окном. Когда человек, сидящий за столом, поднял голову,  Савичев с удивлением узнал в нём Фекленца. Только теперь он был в форме, с ромбиками в петлицах. Пока поражённый Савичев соображал, что бы такое сказать, соответствующее необычной встрече, недавний партнёр окинул его столь холодным презрительным взглядом, что желание говорить что-либо мигом пропало.               
- Садись,   р- рыбачок! - приказал Фекленец, криво улыбаясь. Он встал из-за стола, несколько раз прошёлся по кабинету, затем резко остановился над Савичевым, твёрдым пальцем поднял его подбородок и , заглянув в очки ненавидящими глазами, произнёс:               
- Ну выкладывай, вражина, что вы там задумали со своим управляющим?
Савичев был потрясён разительной переменой старого знакомого. Мысли его беспорядочно метались. Он работал в тресте Наркомата путей сообщения, расположенном в центре их небольшого городка. Управляющим трестом до последнего времени служил Фёдор Аполлинарьевич Акулов, добрейший и честнейший человек. И вот недавно он исчез. Поползли слухи .что его взяли в НКВД. Значит, так и есть...
     - Говори, негодяй! Говори! - пальцы Фекленца больно впились в шею под затылком.               
" За что он меня так ненавидит?- пронеслось в голове Савичева. - Ведь только вчера мы сидели за одним столом, шутили, смеялись... А быть может, он действительно думает, что я враг? Надо объяснить ему , оправдаться..."
     - Клянусь, я ни в чём не виноват! - заговорил Савичев. Я не знаю , о чём вы... Я только выполнял свою работу...               
- Работу выполнял? - опять заглянул в лицо Фекленец. - Какую же это работу? Ту, что поручала тебе эта Акула?               
- Ну да, - подтвердил Савичев, - в том числе и Фёдор Аполлинарьевич. Он же мой начальник.               
- И что же он тебе поручал, паразит? - прокричал Фекленец, сжигая ненавидящим взглядом.  - Раскручивать гайки у рельсов, класть под них мины, когда идут правительственные поезда? Какие ещё диверсии вы там задумали?
     Савичев глядел на следователя в полной растерянности: неужели это тот самый симпатичный мужик. который много лет живёт с ним в одном доме , так же , как он, выносит по вечерам мусор , "стреляет" порой курево?...
     - Начальник твой, козёл вонючий, - кричал Фекленец, - давно уже во всём сознался. Он - главарь шайки , а ты , Гладких и Петровский - помощники. У-у, жиды проклятые! Дай вам волю - всех бы нас уничтожили.               
- Какие же мы жиды, - попытался возразить Савичев. - Особенно Фёдор Аполлинарьевич... И какие там диверсии... Смешно, право...               
- Смешно? - взвизгнул энкаведист. Сейчас тебе будет не до смеха! - и ткнул Савичева лицом в стол. Нос пронзила острая боль, кровь потекла по губе.
     - Сознавайся сейчас же! - кричал Фекленец , - не то я сгною тебя здесь! И тебя, и дешёвку твою и отродье твоё - всех! - Он схватил Савичева обеими руками за уши , уставился в глаза и продолжал орать: - Был заговор , вражина? Была группа?  Хотели пускать под откос составы с руководителями партии?               
Савичев с ужасом глядел на мучителя. Как он раньше не замечал, какое у него злое лицо?  "А может быть, в этих стенах все меняются? - пришла внезапная мысль. Быть может, и я ему кажусь совсем другим - преступником . врагом?..."
     Фекленец размахнулся и ударил кулаком в ухо.  Жгучая боль пронзила до самого мозга , в голове загудело. А следователь ударил ещё и ещё. Правое ухо уже больше никогда не слышало. У Савичева упали на пол очки , но он не решался нагнуться за ними. Его в жизни никогда не били. Нет , был один единственный случай. Лет десять назад, когда он был ещё совсем молодым, в городском парке на него напал пьяный мужик. Снял с Савичева очки , после чего тот уже ничего не видел вокруг , и жестоко избил, воспользовавшись его полной беспомощностью. Избил ни за что , просто так. Вот это сейчас и пришло на память. И Савичев беззвучно заплакал. От полной своей невиновности , от абсолютной беззащитности.
     А Фекленец не оставлял в покое , наседал и наседал. Снова схватил за уши , поднял голову. Савичев весь сжался. Энкаведист тряс его и орал:               
- Кретин! Акулов твой давно на Лубянке. Его расстреляют. Гладких и Петровский во всём сознались и спасли свои говёные жизни. И тебя, гада, заложили. Что , не веришь, падаль? - прокричал он , заметив сомнения в глазах своей жертвы. Он ударил по другому уху. - Сейчас я тебе докажу , негодяй! - порылся на столе, выхватил какую-то бумагу и бросил перед Савичевым: - Читай!               
Тот дрожащими руками поднял с пола очки и начал читать , выхватывая куски текста:  " Акулов организовал группу... Проведение диверсий против руководителей партии и правительства...Членами группы являлисть Петровский , Савичев..." Подпись Гладких и дата. "Позавчерашняя" , - прикинул Савичев . вспомнив , что Гладких исчез вслед за Акуловым.
     Ещё один удар обрушился на левое ухо Савичева , а вслед за этим перед ним лёг новый лист. Крупный красивый почерк Петровского. Слово в слово , будто под копирку. Под мышками побежали струйки пота:  непостижимо! Два человека: один - друг детства , другому Акулов дал рекомендацию в партию - и такое предательство ,такая клевета!               
А Фекленец уже тряс за волосы , заглядывал в глаза , словно рефери на ринге:  "Как самочувствие? Нет ли нокдауна?"
     - Теперь слушай меня , вошь ползучая , шипел энкаведист. - Помнишь . как соседа уволили с работы , а ты : "Жить стало лучше , жить стало веселее." Или собрались мы как-то всей компанией, чтобы отметить удачную игру , а ты : "Съезд победителей! Смотрите , чтобы не было головокружения от успехов." Кто тебе дал право так гадко использовать слова вождя? За одно  это , - продолжал Фекленец , - тебя можно ставить к стенке , а уж за заговор - просто вешать за я..."               
 Савичев сидел, опустив голову, подавленный этим потоком брани, побоев и несуразных обвинений. А Фекленец снял с него очки и с криком "Что вылупился, ублюдок!" - ткнул пальцем в глаз. Круги поплыли перед Савичевым, глазница наполнилась кровью.
     - Ты выйдешь отсюда калекой... если выйдешь когда-нибудь вообще! - кричал Фекленец, грозно нависая над ним. А Савичеву вдруг пришла мысль, что эта квадратная челюсть напоминает вовсе не добродушного крестьянина, а скорее жестокого боксёра... Мучитель тем временем отстранился от жертвы и замахнулся вновь. Савичев инстинктивно прикрыл лицо руками , а Фекленец , хохотнув, опустил кулак и положил перед ним лист бумаги , заполненный каким-то текстом, буквы которого расплывались перед слезящимися глазами пленника. Он различил только фамилии сослуживцев да страшные слова : "диверсии", "поджоги","взрывы"...
     - Нужен ты мне , рыбак вонючий! - орал Фекленец. - И подельщикам своим ты ни повредить , ни помочь уже ничем не можешь. Шкуру только свою можешь спасти , свою и семейки своей поганой. Подпиши и катись к чёртовой матери! - энкаведист  вложил в ладонь Савичева ручку , сдавил его безвольно ослабевшие пальцы , и тот , потеряв власть над собой , охваченный одним лишь желанием - прекратить этот кошмар , медленно расписался.               
- Вот и всё , - насмешливо произнёс Фекленец. - Как говорится, не долго мучилась старушка. И добавил жёстко: - Пока свободен. Понадобишься - вызовем.                На всю жизнь запомнил Савичев брезгливый взгляд , которым проводил его мучитель. Так смотрит , наверное, насильник на обесчещенную жертву...
     Выйдя из здания, он почти бегом миновал несколько кварталов и присел на скамеечке возле какого-то дома. Надо придти в себя , осознать , что же произошло? Его охватил ужас. За несколько часов какой-то монстр , бандит , провокатор -перевернул всё его представление о человечестве , растоптал его доброе имя , сделал предателем, изничтожил его! Как же он оказался так слаб?  Мыслил себя героем , мужественным человеком , порядочным  , наконец, а оказывается - мразь , слизняк. Нужно сейчас же вернуться , сказать , что его заставили , что он просто струсил , что всё это - неправда! Савичев кинулся назад , к зданию НКВД , взялся было за ручку двери , но тут же понял , что там над ним просто посмеются...
     Ноги не шли домой. Он не мог после случившегося показаться жене на глаза , и потом он там вновь мог  встретить этого оборотня. И Савичев решил пойти к матери, которая жила в маленьком домике на окраине города. Переночевал у неё ночь , потом ещё и ещё , да так и остался  там. Несколько раз приходила жена , звала обратно , но он , не в силах даже встретиться с ней, лишь передавал через мать , что не может вернуться. Кроме всего прочего , Савичев считал , что для семьи безопаснее , когда он находится вдалеке от неё : из памяти не уходили угрозы Фекленца.                Возникали мысли покончить с собой , но на это он так и не решился. Из треста он уволился и поступил работать в контору по благоустройству города.
     Савичев сильно изменился внешне : один глаз теперь почти не открывался , правое ухо не слышало и , разговаривая с кем-то, он вынужден был поворачивать к собеседнику здоровое ухо. Когда он брёл по улице - неимоверно согнутый , словно с перебитым позвоночником , соседи говорили: "Вон Сломаный идёт."  Так и прилепилось к нему это прозвище. Трудно было поверить , что ещё недавно этот человек занимал солидный пост , просыпался переполненный радостью , пел весёлые песни , неудержимо острил в присутствии хорошеньких женщин...
     Вскоре мать Савичева умерла. Он её очень любил , и горе совсем придавило его. Он стал непроходимо угрюм и нелюдим , делал лишь самое необходимое для жизни, а  остальное время неподвижно сидел у окна , подперев подбородок ладонями. В НКВД о нём будто забыли:  не арестовали , даже не вызывали больше. Савичеву же думалось порой : уж лучше бы посадили.
     Бежало время. И пришла война. Савичев было встрепенулся ,  бросился в военкомат , но медицинская комиссия не пропустила : полуглухой , полуслепой - куда вам... Узнав , что жена и дети эвакуировались , он раздобыл лапши , сухарей , соли и безвылазно сидел дома. Простучали пули по стенам домов , прогрохотали взрывы во дворах , продребезжали телеги по булыжной мостовой - наши отступили.               
 Потом снова : гул моторов , тяжёлая поступь шеренг , чужие отрывистые команды. Пришли немцы.  А через несколько дней в калитку постучали. Перед  Савичевым стоял пожилой солдат в бесформенной папахе , немецком кителе , красноармейских штанах и сапогах. В руках - винтовка с размозжённым прикладом. Видимо, полицай из местных. К тому времени у  Савичева кончились продукты , он голодал , поэтому фигура перед ним слегка покачивалась , небритое лицо перекашивалось.               
         - Ты что ли Сломаный? - спросил пришелец и , не дождавшись ответа, прокричал , словно глухому : - Держи повестку. И чтоб завтра был в комендатуре!  - сунул в руку лоскут серой бумаги и ушёл.
     На следующий день Савичев прошагал по улице  Розы Люксембург, потом по Карла Либкнехта , вышел в центр города и спросил у прохожих, где находится комендатура. Ирония судьбы : она разместилась в помещении его бывшего треста. Судьба и дальше насмехалась над ним : он был вызван в свой бывший кабинет. Постучавшись и заглянув в дверь , Савичев остановился поражённый. За столом сидел Некратов , бывший зампред горисполкома. Он сильно изменился. Похудел, лицо вытянулось , взгляд стал горящим , каким-то голодным. Некогда  длинные пышные усы , напоминавшие портрет над его головой в кабинете исполкома , теперь были подбриты с двух сторон , и их узкая щёточка перекликалась с другим портретом , висящим теперь на стене.
     - Савичев , дорогой! - хозяин кабинета поднялся из-за стола и радушно двинулся навстречу. Похлопал его по плечам , крепко пожал руку , несколько раз повторил : "Очень рад , очень рад" ,- и усадил перед собой.               
- Как живётся-можется? Как жена , дети? - сыпал он вопросы , не дожидаясь ответов. - А мы работаем с новой властью, - хихикнул Некратов. - Вы же понимаете . что это всерьёз и надолго? Надо жить , надо приспосабливаться. А вы что-то плохо выглядите. Наверно , худо питаетесь? Сознайтесь , когда в последний раз ели?               
Всё это время Савичев ощущал доносящийся из коридора  нестерпимо вкусный запах. Голова кружилась , но он старался не подавать вида. Однако Некратов всё понял.               
- Зиборов! - крикнул он и постучал в стену за спиной.  А когда в дверь просунулась голова вчерашнего посыльного , приказал: - Принеси чего-нибудь поесть. Живо!     Перед Савичевым появилась миска с жирным борщом , в котором колыхался увесистый кусок мяса. Он закрыл глаза и глубоко вдохнул густой аромат. Помимо воли взял  ложку и отхлебнул...               
- Так вот , Савичев  - долетел до него голос Некратова, - надо приноравливаться. Надо зарабатывать на борщок , ткнул пальцем в миску, - чтобы не сдохнуть, не сгнить безвестно в общечеловеческом месиве этой проклятой войны...  Некратов говорил и говорил : об ошибках коммунистов , о мощи  великой Германии... А Савичеву вспоминалась городская партконференция по поводу годовщины революции. Они тогда оказались рядом с зампредом горисполкома. Вместе стоя пели "Интернационал"...
     - Я служу начальником полиции ,- продолжал тем временем Некратов. - Беру вас к себе. - Знаю , знаю , что вы человек совестливый , - среагировал он на испуганный взгляд Савичева. - Будете выполнять самые безобидные обязанности : сторожевая служба , бумажная работа , что-нибудь на кухне... Никаких погромов , расстрелов , арестов - ведь так вы себе это представляли?               
- Не могу , опустив ложку , произнёс Савичев. - Я же русский.               
- И я русский , и Зиборов русский , - начальник полиции подошёл и положил руку на плечо. - И те, что угробили вас , сильного талантливого человека , тоже были русскими. Но жить-то надо!  И все эти русские сейчас под немцем. И есть только два варианта : либо сдохнуть , либо подчиниться. Однажды перед вами уже стоял подобный выбор , и вы приняли правильное решение...
     Ссутулившись больше , чем обычно , Савичев возвращался домой , неся в одной руке свёрток с первым немецким пайком , в другой - перетянутую ремнём связку : гимнастёрку , солдатские ботинки , пилотку. Где-то в глубине души ещё тлел слабый огонёк протеста против этой гадкой службы , но он скоро погасил его: "А-а, какая разница..."
     Некратов держал слово. Он давал Савичеву самые незначительные поручения : охрана комендатуры , разноска повесток , всякие хозяйственные работы. Правда, его обучили обращению с оружием. На всякий случай...               
 Жизнь тянулась скучно и монотонно. Но вот пришёл день , который круто повернул судьбу Савичева , напомнил самое дурное из прошлого и , как часто бывает, заодно и самое хорошее. В то утро , лишь только он явился в комендатуру , его вызвал Некратов.               
- Везучий вы , Савичев , приветствовал его начальник полиции. - Знаете , кого мы сцапали сегодня ночью? Ни за что не догадаетесь!                Савичев смотрел на него равнодушно.               
- Что вы всё глядите как больной кобель? - обозлился Некратов. - Радуйтесь : поймали того самого гада , который сломал вас в тридцать седьмом.               Савичев отвернулся и смотрел в окно.               
- Кстати, - Некратов бросил на него быстрый взгляд, - я забыл , как его фамилия?            
-  Не помню ,- инстинктивно солгал Савичев.               
-Приведите-ка сюда своего дружка , я с ним побеседую , - усмехнулся начальник полиции. - Он в сарае сидит , во дворе.                Савичев нехотя побрёл во двор. Предстоящая встреча нисколько  не радовала его.                У сарая прохаживался с ружьём Зиборов. Узнав , что пленника вызывает Некратов, он открыл двери сарая и крикнул : - Выходи , погань! В проёме показался босой человек в красноармейской форме , без ремня.Рыжеватые волосы , безбровое лицо , крупный подбородок... Он - Фекленец!  И с этой минуты что-то заныло в душе Савичева и больше не давало покоя.
     - Веди красноголового , - бросил Зиборов и протянул винтовку.               

Савичев вёл пленника по коридорам треста и думал : "Как странно оборачивается жизнь. Ещё недавно судьба моя была в руках этого человека , а сейчас он у меня на мушке. Нажму на курок и нет подлеца." Ему стоило немалых усилий сдержать себя.
     Он ввёл арестованного в кабинет Некратова , а сам вышел в коридор и замер у двери , затаив дыхание. Сперва был слышен только голос начальника полиции , потом заговорил пленник. Савичев повеселел : сейчас расколется. Но голос Фекленца звучал всё реже и реже , и вскоре вновь раздавались только крики Некратова. Потом послышались звуки ударов , стук падающего тела. Так длилось несколько часов :  крики начальника полиции , хлёсткие удары , стоны и снова крики. Затем Некратов открыл дверь и вышвырнул избитого пленника. Тот с трудом поднялся на ноги , метнул ненавидящий взгляд на Савичева , и , ощутив дуло под лопаткой , поплёлся в сарай.
     На следующий день Савичев вновь привёл Фекленца на допрос. Некратов на этот раз сидел у окна , а в его кресле развалился немецкий офицер. В углу , на диване , расположился ещё один , чином пониже, с чемоданчиком на коленях.
     И опять из-за двери доносились вопли пленника. Порой он что-то быстро говорил , но как ни напрягал слух Савичев , слов разобрать не удавалось. Боже, как ему хотелось , чтобы Фекленец " раскололся"!  Но он так и не смог понять , добились ли чего-нибудь немцы от энкаведиста.  Наконец, Некратов позвал Савичева.  Коверкая русские слова, начальник полиции сказал , обращаясь к старшему немцу:               
- Это есть хороший полицай. Он большой враг того красного, - ткнул в сторону окровавленного Фекленца.  - Савичев! - торжественно произнёс начальник полиции , - за примерную службу  вы награждаетесь самым ценным для солдата подарком , - Некратов взял со стола и протянул ему пистолет.  - Оружие принадлежало этому бандиту , - продолжал он , и вы сейчас пойдёте и застрелите его  из собственного пистолета.  - Зиборов! - крикнул Некратов за дверь , свяжи пленного!               
 Пока полицай выполнял приказ , Савичев бесцельно вертел в руках  пистолет. Тоскливые мысли одолевали его... А затем они шли через двор , за ворота , мимо берёзовой рощи с поникшими по-осеннему деревьями , спустились по тропинке в овраг - впереди растерзанный, босой , со связанными руками Фекленец , в нескольких метрах позади , с пистолетом в руке - Савичев. Он смотрел в узкий затылок пленника , на его торчащие клоками рыжие с проседью волосы и думал , думал...               
 "Будь ты проклят , энкаведист поганый!  Сколько раз я мечтал об этой минуте , и вот она настала , сейчас я застрелю тебя. Отольются тебе мои слёзы , отзовутся несчастья , отплатится моя загубленная жизнь. Всё справедливо."
     И вдруг мысли его приняли совершенно неожиданный  оборот. "Как же справедливо?  Да , действительно , он искалечил мою судьбу , лишил любимой жены , детей , дела , наконец. Но что сейчас произойдёт? Немецкий прихвостень , предатель расстреляет героя красноармейца! Один останется гордо лежать в овраге,  другой , втоптанный в грязь, пойдёт доживать свою дерьмовую жизнь.  Да будь я проклят , если это случится!  Лучше себя застрелить , чем доставить удовольствие этому гаду!  Да ,да , я застрелюсь!  Пусть Фекленец поймёт , что загубил мою жизнь. Он останется жить , и ему будет стыдно.  Только узнал ли он меня?"  Савичев пристальным взглядом окинул хромающую впереди фигуру : покатые плечи , кривоватые ноги , бессильно разжатые связанные за спиной руки - и стал медленно поднимать пистолет.                И тут пленник , будто услышав его безмолвный вопрос , обернулся и хрипло прокричал:               
- Я тебя тогда враз раскусил , вражина! Жалко , не добил только в тридцать седьмом!               
" Значит, узнал ,- обрадовался Савичев , объяснения не потребуются."  Вдруг новая мысль поразила его. "Да что я надумал! Разве этот подонок что-нибудь поймёт? Если бы он в Бога верил , тогда , может , совесть замучила , а так... Скажет : шлёпнул себя предатель , собаке - собачья смерть.  Ему и в голову не придёт , что это он меня предателем сделал. Нет , не так надо поступить. Может , поиздеваться над мерзавцем , покуражиться , как он надо мной? Нет , нет... Что же мне делать? - мучился Савичев. - Будь проклята эта жизнь . в которой не найдёшь выхода!"
     Услышав , что шаги за спиной затихли , Фекленец остановился. И тогда раздался выстрел. Уже падая , энкаведист с усилием обернулся. В этот миг прозвучал второй выстрел , и высокая фигура Савичева  стала медленно оседать на землю. Пистолет выпал из его руки.                Два человеческих тела лежали на траве головами в противоположные стороны ,словно кости домино.               
 Когда посланный проследить за казнью Зиборов сбежал в овраг  и склонился к умирающему Савичеву , то едва расслышал вылетевшее из его уст странное слово: "Рыба"...