Скромный герой

       Я вошла в чистый дворик частного дома, где на меня  дружелюбно посмотрела огромная овчарка. Что делать? Идти дальше или ждать, когда меня заметят? Постучала в окно, громче, ещё громче… Собака повела ушами и завиляла мохнатым хвостом. Но не залаяла и с места не сдвинулась.  На пороге дома показалась хозяйка. Пожилая, с палочкой, она улыбнулась незнакомому человеку  и сказала, что меня ждали. «Какая приветливая, добрая женщина!»- подумала я. Мы вошли в дом. 
          Мне  очень хотелось  познакомиться с человеком, который знает, что такое война. Каков он? Что расскажет? Как отнесётся к моему  появлению? Что вспомнит о тех  страшных сороковых годах? Как ему живётся сегодня в нашем, таком сложном мире?
          В светлой комнате - простая мебель. Диван, телевизор, трюмо, цветы на подоконниках. Я тоже держала гвоздики в руках.  Николай Михайлович Орлов вышел  из соседней комнаты. Невысокого роста, седой, в коричневом костюме с медалями. Светлоглазый. Пригласил присесть на диван. Расспросил, кто я  и откуда. И стал отвечать на мои  вопросы. Мне  его рассказ показался очень интересным.  Пожилой человек  просто говорил о   себе и о войне. Волнение почти не было заметно. 
          - Родился  я в селе  Николаевка Песчанокопского района 16 декабря 1927 года. Трудные были годы. Всё перенёс до войны: и холод, и голод. Семья – то небогатая у нас была.   Думали, вот настанет время, будет всё в стране хорошо, учиться  пойду, получу профессию. Но война нарушила все планы. Я в 1944году, когда мне было  17 лет,  по комсомольскому набору  был призван в ряды Советской Армии и стал курсантом  пятой стрелковой роты второго учебного стрелкового батальона.
         Минуту помолчав, продолжал:
- Учебно - стрелковый  полк входил в состав  Львовского военного округа и в 1945 году  дважды участвовал в боевых операциях по ликвидации националистического подполья. Прочёсывали местности, задерживали и передавали органам НКВД членов  националистических группировок, которые убивали наших людей без суда и следствия.  Нёс службу заслона, а при обнаружении банд принимал участие в  их ликвидации.  Боязно было. Но мне помогали держаться старшие товарищи. Многие тогда погибли от рук врагов. Полк наш  участвовал в боевых операциях вблизи населенных пунктов Магеров, Шостаки, Борки Львовской области.
          Обучали нас и разминированию вод Балтики.Ленинград  оставался блокированным со стороны моря.  К западу от города колыхалось огромное минное поле с несколькими миллионами тонн взрывчатых веществ.  Но мы этого тогда ещё не знали. В Финском заливе  линии минных заграждений состояли из нескольких рядов в "шахматном" порядке. Были среди них и мины с ловушками.  Все они  имели разные углубления — от двадцати  сантиметров до двух  метров.
    "Окно в Европу" немцами было забито тщательно и с выдумкой. Мины сбрасывали даже с немецких самолётов,  а балтийская штормовая погода увеличивала количество свободно плавающих мин, поэтому они  рвались и в тралах, и под кораблями, увеличивая счет боевых потерь Великой Отечественной войны в кораблях и людях. Мы должны были в кратчайшие сроки обеспечить безопасность судов и подводных лодок. Не хватало тральщиков.  Они были нужны, как воздух. В годы блокады строительством  были заняты практически все судостроительные заводы Ленинграда. Трудно даже представить, как работалось этим людям.
 И нам было  нелегко: особо учиться  некогда. Да и мины  немецкие попадались с секретными зарядами. Как-то  обнаружили стоявшие на глубине менее метра мины, соединенные целой сетью стальных тросиков. Если такой тросик зацепить винтом катера или просто веслом, то сразу последует взрыв, хотя сама мина может плавать в нескольких метрах.
Смертельным холодом тянуло от снарядов. Отойти бы задним ходом... Но не для этого выходят в море минёры. Катер застопорил ход, и его стало медленно относить в сторону. Что делать? Выход нашел наш  старшина. Он быстро сбросил робу, схватил подрывной патрон, поджёг бикфордов шнур, повесил патрон себе на шею и крикнул командиру катера:
- Готовьтесь отойти!
          Николай Михайлович достал из кармана платок, вздохнул и прерывающимся голосом продолжал тихо:
      - Из 25 человек  моей команды  до конца войны дожили только двое. Но никто не струсил.  Шли на задания, как в последний бой,  личным героизмом показывая любовь к Родине. Уничтожение мин велось постоянно, и в период войны их было уничтожено немало.
        А  день Победы встретил я  в Кенигсберге. Какая радость нас переполняла! Я тогда впервые видел, как плачут мужчины, мои товарищи по оружию.  В городе – весна, теплынь. Солнце. Жить хотелось. И как обидно было терять друзей  и после этого радостного события. Ведь море не разминируешь в один день…
         Находился  я на военной службе до 1951 года.  И только потом приехал домой. Надо было восстанавливать разрушенное войной хозяйство страны...
        Я смотрела на пожилого человека, которому было почти 88 лет, и удивлялась тому, что не растратил он на войне свою доброту и щедрость души, что способен в героическом   подвиге видеть только долг перед Родиной, что  может    молодому поколению  показать пример мужества и отваги.
      Спасибо Вам за это, дорогой  Николай Михайлович!
Сколько трудных дорог пришлось вам пройти! Сколько радости и горя, жгучей ненависти к врагу и светлой любви к Родине было в вашем сердце!
Давно  прогремели победные залпы салюта  тысяча девятьсот сорок пятого   года, года Победы.
        Родина, народ всегда помнят о Вашем подвиге во имя свободы, во имя жизни на земле. Память сердца никогда не забудет имена наших отцов и матерей, братьев и сестёр, сыновей и дочерей, друзей и подруг, которые своей жизнью заплатили за эту мирную тишину, эти песни и счастливое детство.
      На прощание я подарила ветерану  красные цветы, символ нашей Победы, а Николай Михайлович  поблагодарил  за беседу и позволил  его  сфотографировать.