Глава 7. Терзания неугомонного Прокопыча

Фарос и Листопада (роман).

Глава 7. Терзания неугомонного Прокопыча.

Из всех слов, употребляемых российскими знаменитостями, самое любимое «народ». Ведь от него произошло высокое звание «народный».

=

Здравствуйте. Меня Максимилианом Прокоповичем зовут. Можно звать просто: Прокопыч. Будем знакомы.
Вон там, на пригорке, мой дом. Нет, не тот, что с вензелями, башенками, крутыми машинами и охраной во дворе - в том доме живёт главный архитектор города - а рядом, на котором косые синие двери.
Заглядывайте ко мне в гости - квартира № 6, не перепутайте. Да, вы же не знаете, кто я такой. Профессия моя не просто нужная, а героическая - дворник я.
Вот вы смеётесь, а зря. Зимой надо снег раскидать? Надо. Иначе машины и люди не пройдут - завязнут. Летом от песка не знаешь куда деваться. А ещё надо убрать с тротуаров мусор, покидываемый некоторыми «культурными» гражданами… Может, вы кое-чего не замечаете, а я всё вижу. Люди, особенно это касается пожилых, ухитряются найти на дворе самый скользкий пятачок, хотя, казалось бы, уж каждый сантиметр песком посыпал. Если с крыши свисает метровая сосулька, можно подумать, что прохожему человеку только её в жизни и не хватало - подойдёт ближе, снизу вверх внимательно посмотрит, потом головой покачает, вздохнёт и дальше идёт. Истинно говорю, нервы дворнику надо иметь крепкие, холёные, как свежие берёзовые ветки в метле.
Да плюс за озорными ребятами, вроде Бориски с пятого этажа, надо присмотреть - кому захочется этим делом заниматься, кроме Прокопыча? Недавно был случай. Убираю я снег, от работы аж чертыхаюсь - накануне прошла метель, снега намело по пояс. Бориска же, главный заводила в доме, в тот момент проходил мимо меня. Остановился, загляделся, а потом просит:
- Максимилиан Прокопьевич, разрешите мне лопатой поработать.
От такого обращения я едва сдержался и чуть не выронил из рук рабочий инструмент: шутка ли, всё Прокопыч да Прокопыч, а тут такое уважение. Но я про себя покумекал и, не подав вида, отвечаю:
- И рад бы дать, да нельзя. Работа тонкая, почти ювелирная - не каждому можно доверить. А знаешь ли ты, Борис Сергеевич, что мы участвуем в конкурсе на лучший двор? Придёт комиссия, станет сугробы линейкой замерять. Если выявится отклонение от нормы, вся работа насмарку.
- Так я же аккуратно буду убирать, не пожалеете, - не сдаётся тот.
Долго мы с мальчишкой препирались. Наконец, я уступил. Потом пришёл ещё один дворовый хулиган. Через полчаса снег на дворе убирала уже целая ватага.
Чтобы парни из-за лопаты не рассорились, я их вначале выстроил в очередь; но потом рассудил: негоже молодой силе без дела сидеть -  кому песок выдал, кому метлу. Засиял двор - не узнать.
После того случая мои помощники прониклись порядком - больше сами не мусорили и не позволяли соседским мусорить у нас. Но особенно довольна была учительница литературы из школы напротив.
- Нам, педагогам, - говорит, - у вас, Максимилиан Прокопьевич, можно поучиться передовым воспитательным навыкам. Всё верно делаете, как по книге американского писателя Марка (и фамилию его называет - то ли Пен, то ли Фен)… Наверное, американец Марк писатель хороший - жаль, не расслышал фамилию этого уважаемого человека. Ну, ничего, потом спрошу. А может, его по телевизору покажут.
Надо сказать, пацаны пришли мне на помощь вовремя - со снегом в этом году у нас просто беда; порой так навьюжит - не знаешь, как управиться. Организовал было общество по добровольной помощи в уборке, но у жителей вдруг обнаружилась куча болезней: язва, остеохондроз, склероз, свинка...
Правда, народ в целом у нас неплохой, сочувствует мне. Давеча жилец признался:
- В воскресенье, пока жены нет, решил я от «нечего делать» рюмочку опрокинуть. Мне больше одной никак нельзя - спортивный режим. Налил, выпил, взглянул в окно и - не поверишь, Прокопыч - потом целых два часа смотрел, словно завороженный на то, как ты снег убираешь. И наверное, ещё бы столько же у окна простоял. Только не смог - не сумел я заставить себя спокойно смотреть на твои мучения, прослезился. А потом всё ж не утерпел: махнул рукой на приличия вместе чёртовым режимом и …вторую рюмку за тебя выпил.
Не совру, последний раз, когда я, нагруженный рыболовными снастями, возвращался домой, соседи, с трудом передвигавшиеся по узкой снежной тропинке, протоптанной после большого снегопада, встречали меня как высокого гостя. Мужики жали руку и доставали из тайников «беленькую». Женщины радовались не меньше мужчин - кое-кто до слёз! Так-то вот. Недавно прикинул: если мне не на пару-тройку дней отлучиться, а смотаться недельки на три - четыре, это сколько ж я радости доставлю моим милым соседушкам!
Жильцы в нашем доме друг на друга не похожи, можно даже сказать, уникальны - ну, то есть у каждого своя дурь в голове. Вот, например, на одной площадке второго подъезда квартируют двое одиноких мужчин: причём, первый жилец очень толстый, а второй, наоборот, тонкий. Последний - студент. С девушками у молодого человека дела обстоят хорошо - дружба горячая. А вот в отношении денег достижения скромные; даже местная живность в лице тараканов нашего «тонкого» навещает редко по одной простой причине: перекусить у него нечем, ибо сам хозяин квартиры тощ, как таракан. По дорогам жилец не ходит - летает, но всё равно ничего не успевает, так как занят, чем угодно, только не учёбой. Словом, вполне нормальный российский студент.
«Толстый» - банкир. Зарабатывает много, на улицу выходит редко, всё больше катается на машине. А если показывается, то ходит тяжело, с трудом, особенно когда тащит здоровенную сумку с продуктами.
Соседи говорят, что студент и банкир друг друга терпеть не могут. Когда встречаются, здороваются исподлобья, мимолётом: «Здрась...», а потом разбегаются в разные стороны, как в море корабли.
Со мной оба антагониста общительны - любят ходить ко мне в гости. Но чтобы не встретиться в квартире № 6 со своим ярым соперником, предпочитают строго определённые дни недели: толстый выбрал себе вторник и четверг, а тонкий - понедельник, среду и пятницу.
О чём говорю с ними?  Банкир, обратив однажды внимание на мои запасы лука в кладовке, решил, что в капроновых чулках я храню валюту. Поэтому первым делом советует, в каком банке выгоднее её - валюту то бишь - на сегодняшний день обменять. Правда, в конце концов, разговор с толстым банкиром сводится к лекции на тему «как правильно выстроить финансовую систему в стране». Эк ведь разойдётся - не остановишь; под горячую банкирскую руку кто только ни попадает: и я, и бедный беспутый студент. Но особенно не позавидуешь министру финансов.
А студент, когда в гости приходит, почти ничего не говорит - больше на чай с вареньем налегает.
Разные они. Вот только от общения с банкиром и студентом понял я одну вещь: завидуют они друг другу. Не может толстый без тонкого жить, а тонкий - без толстого.
Да и вообще, как себя ни обманывай, не способны люди обходиться друг без друга. Какими бы ни были они: мужчинами или женщинами, богатыми или бедными, детьми или в возрасте, знаменитыми или неизвестными. Пропади на недельку те, кого мы прилюдно ругаем - и наступит на земле великая скука. Не приведи, господи. Эталон, понимаешь, жизненный из вида исчезнет…

=

Здравствуйте, уважаемый товарищ писатель. Простите за беспокойство, но вновь взяться за ручку меня заставили обстоятельства. Не могу молчать. Хочу покаяться.
Год назад нашёл чью-то рукопись. Следовало бы сразу поискать её хозяина и вернуть. Но меня словно чёрт попутал - решил почитать, сделать замечания.
А надо Вам сказать, я тоже люблю сочинять. Написал пару-тройку рассказиков и свои каракули случайно вложил в найденную мной рукопись. В качестве закладки.
Однажды решил сделать в доме уборку - в квартире накопилось много чужих вещей, хозяева не объявляются, а квартира моя не склад. Много в тот день чего выбросил, но когда черёд дошёл до рукописи, остановился. Рукопись - это ж святое, ей положено согревать людские души, а я её под стакан с горячим чаем!
Собрал я найденные бумаги в пакет и отнёс в издательство. Решил: раз кто-то из писателей потерял, там автора найдут быстрее. Но свою писанину я, старый дурак, из чужой рукописи не вынул - забыл!
Если в издательстве не разберутся и книжку напечатают с моими непутёвыми каверзами, нехорошо получится: про писателя все будут думать, будто он это сам сочинил. Ох, срамота на седины мои!..
Ну, да ладно, всё это мысли вслух - не берите в голову. Так на чём я остановился? Ах да, хочу покаяться.
Когда в предыдущем письме к Вам я говорил, что моя профессия дворник, не верьте: враньё это. Призвание - вот настоящая профессия человека. Призвание - это любовь не по расчёту; это то, к чему хочется душой прикоснуться, прикипеть; а грязных мусорных бачков душе касаться ни к чему.
Народ меня жалеет, сочувствует:
- Как ни посмотришь на тебя, ты, Прокопыч, всегда бодр и весел, а ведь судьба твоя нелёгкая. Да хоть бы пожаловался кому, что ли...
Жаловаться? Вот так сказанули, господа! Прикажете на свою судьбу заявление писать или как?
Ладно, не буду томить: настоящая моя профессия - миротворец. Потому что всех мирю, конфликты улаживаю, споры гашу… Но если в доме совсем уж тихо, то остаюсь де-факто без любимой работы - и тогда очень огорчаюсь.
Недавно я снова поволновался: шутка ли, остаться без любимого дела. Вот эта история.
Живёт у нас на втором этаже семья Бойцовых. Большая - из шести душ. Муж с женой, два сына да дочь. Плюс кошка. И вот - надо же такому случиться - затянуло нашу образцовую семейку в гнилое болото, засосало: теперь каждое воскресенье они устраивают показательные «дискуссии» на весь дом. Даже кошка в такие минуты от хозяев не отстаёт: завывает, словно её режут. По поводу чего, спросите, они спорят? Имеется повод. Нет, их боевая фамилия тут ни при чём - просто все Бойцовы, кроме дочки, партийные, но в партии вступили разные!
А тут довелось мне в середине недели гулять под их окнами. Такого страстного диспута даже я не припомню: звон посуды стоит, крики на два квартала в округе слышны… Остановился я узнать, в чём у них политические разногласия: мне по статусу и призванию положено знать всё. Причина оказалась такой же простой, как брошенная на асфальте бумажка: последний беспартийный человек в семье - любимая дочь - тоже записалась в партию! В какую из партий, выяснить не успел: из окна вывалилось два горшка с цветами, один угодил мне в голову. Но главное всё же успел понять: дочь выбрала для себя такую партию, в которой не состояли ни родители, ни старшие братья. Выходит, беспартийной в семействе осталась только кошка.
Весь вечер на моём лбу ныла шишка, но… Моё настроение было великолепным - душа пела и плясала. Я вновь чувствовал себя нужным и незаменимым.
В воскресенье залепил шишку пластырем, подстригся, надел чёрный костюмчик, натёр до блеска ботинки. Сижу, жду, пока меня позовут. Пока сидел, уснул. Потом проснулся, взглянул на часы - ого, уже обед, а наверху всё ещё тихо! Тогда сообразил: наверное, вся семья уже переругалась и в полном составе разъехалась по разным углам. Что ж, потерпим - куда они денутся без меня.
Всю неделю я почему-то плохо спал. Снотворное не помогло, пришлось обратиться за помощью к соседке - экстрасенсу Евгении Коршуновой. Та обычно свои ладони к голове приложит - и человек моментально успокаивается. Но со мной ей пришлось повозиться: хлопотным я оказался клиентом, невнушаемым. На следующий день снова бессонница… В конце концов, не выдержал я нервного напряжения и сам напросился в гости к Бойцовым. Встречу назначили на следующий выходной в два часа.
Нового воскресенья я дождался с превеликим трудом.
Вошёл. Семён - хозяин то есть - пригласил меня за большой обеденный стол; остальные четверо расселись вокруг. Вежливые такие, улыбаются. Всем хорошо. Кроме меня.
Не по себе мне: стол удобный, стул вроде бы мягкий, а не сидится и всё тут!
Э, нет, дорогие вы мои, думаю, так дело не пойдёт, надо бы ситуацию обострить, заикнуться про политику. А то, получается, зря я сюда пришёл.
Вспомнил про последние жаркие баталии в Думе, про пенсии, про зарплаты врачей с учителями… А моим «скандалистам» хоть бы что: слушают, а рта не раскрывают!
Тогда вытер я пот со лба и решил выложить свой главный козырь. Про Ирак. Долго ораторствовал, даже язык онемел. Спасибо Семёну: он ладонь свою мягко так поднял, чтоб я больше не усердствовал, и говорит:
- Извини, Прокопыч, не предупредил: у нас семейный договор. За обедом про политику ни слова, все разговоры «на потом». Чем говорить, лучше поешь - видишь, суп совсем остыл. Давай, наяривай ложкой. Кстати, как твоё здоровье? Бледный какой-то. Спишь плохо? Ссадины на лице... Кто это тебя так «разукрасил»? Может, тебя обижает кто? Если студент с банкиром, только скажи - мы тебя с ними помирим вмиг…
Я от такого поворота едва не упал со стула - это кого мирить? Меня?! Главного миротворца?!
А хозяин продолжает как ни в чём ни бывало:
- Ты, Прокопыч, наверное, так рассуждал: раз у «верхних» тишина, так не случилось ли с ними чего? Молодец, уважаю. И за это раскрою тебе секрет, как мы научились ладить в доме. Всё дело в мебели. На стол погляди внимательно.
- А что, стол как стол. Новый. Испанский. Из вятской древесины.
Про дерево я добавил для солидности, чтоб перед людьми не прослыть невеждой.
Хозяин же на стол указывая, словно не слышит моих слов:
- Скажи, Прокопыч, ты когда-нибудь слышал о «Памятке начинающему политику»? Нет? Тогда возьми, почитай - занятная штука, книга вредных советов. Вообще, там много чего написано, но основных правил три.
Первое.
«Не вздумай опускаться до сути проблемы - гляди на окружающих свысока. Снизу вверх плевать - себе дороже, а сверху вниз - совсем другое дело».
Второе правило.
«Если от серьёзного разговора уйти никак нельзя, помни: главное в дискуссии - тембр голоса, который должен перекрывать речь твоего оппонента. К аргументам соперника не прислушивайся - прислушивайся к собственному рейтингу, он важнее».
И третье - самое важное - правило.
«Свои обещания до дела не доводи, не надрывай сердце - на всех его не хватит. Поговорил - забыл. Не тот политик у нас считается успешным, кто много сделал для людей, а тот, кто добился политического долголетия».
Так ты говоришь, Прокопыч, что мой стол сколочен из вятской древесины? Может быть, и из вятской - не в том дело. Круглый он. Только за круглым столом люди могут беседовать, как равный с равным. Вот мы купили круглый стол, вечером расселись за него; не успели оглянуться - а первое правило из Памятки уже забыто!
Когда первое правило пройдено, самое время взяться за второе. Для всех членов семьи мы рассчитали регламент: говори пять минут и ни минуты больше; потом слово дай следующему по направлению часовой стрелки. Иному постороннему наши новые порядки могли бы показаться дикостью, но нам они нравятся, мы к ним привыкли.
…Поняв, что с примирением членов семьи Бойцовых я опоздал, меня охватило уныние. Жаль: как замечательно всё начиналось, а круглая глупая деревяшка хорошее дело испортила.
Но подавать в отставку с почётной должности миротворца не буду - рано. И что мой авторитет когда-нибудь придёт в упадок, не беспокоюсь. Слабо нашему брату, россиянину, преодолеть правила, записанные в «Памятке начинающему политику». Особенно третье, любимое чиновником. В самом деле, не для того чиновник создан, чтоб на простых людей работать.
И не допустит жизнь, чтобы в народе стёрлась память о нас, благородных подвижниках и великих миротворцах.
А пока, как говорят, оставайтесь с миром.

Покаявшийся грешник Прокопыч, временно безработный.