Вдул

Винцехруст сидел и корпел над аналитической статьёй, написать которую ему поручил сам главный редактор известного интернет-издания "Немезида". С изданием, офис которого уютно расположился в столице одной из колоний бывшей советской империи, Винцехруст подживал уже третий год. Задания выполнял чётко, слыл исполнительным и немного косоглазым пареньком непонятной национальности с расплывшейся ещё в детстве жизненной позицией и сороковым  размером обуви. Бог наградил его не совсем спецкоровской фамилией, а именно - Лгунов, но потасовав немного гласные и согласные, он, не стыдясь, прислонялся к унтер-офицерским нашивкам, отчего фамилия приобретала смысл, и подписываться ею было намного приятнее и краше. Псевдо имя Иван намекало на то, что перед вами свой в доску парень. Его Винцехруст не любил, но терпел. Статью он писал вместо штатного кинокритика издания, отбывшего в краткосрочный отпуск в только ему известном направлении.

В настежь открытое окно периодически долетал детский визгливый до тошноты голос, нещадно зовущий кого-то на дворовую площадку.

— Ииигорь! Ииигорь! Ииигорь!

Эти слова не вызывали ничего кроме овального образа Губермана, великого поэта с печальными глазами, читанного накануне. Далее мысли Винцехруста, отталкиваясь от овала, текли примерно в таком направлении. Родился Губерман седьмого июля в Харькове, городе, расположенном в тысяче восьмистах тридцати двух километрах от Потсдама. В Потсдаме, в свою очередь, недалеко от Сан-Суси в семье военных,  родился будущий герой его статьи известный видеоблогер Дудь. Фамилия героя была неинтересна и стояла в одном семантическом ряду с такими как Дикань, Темь, Лифарь, Швець, Брыль, Ведмидь, Староконь, Коваль, Рудь, Жмудь, Друзь и Скрыль. Осветить нужно было последний ютубовский выпуск программы Дудя  – "Вдуть", посвященный черкесской кинематографии, поднятой в очередной раз на щит благодаря питерскому режиссёру и педагогу Сокурову, преподававшему когда-то в Нальчике. Сделать статью надо было за один вечер и ночь.
 
— Дудь никогда не был черкесом,— начал Винцехруст, косясь на открытое окно, взывающее к Игорю, — совсем наоборот, он принадлежал, и очень гордился этой принадлежностью, к трудолюбивой, всегда достигающей определенных высот народности, справедливо ставящей себя в один ряд с великими нациями мира сего.
 
— И это мое оценочное суждение, — поспешил добавить Винц, подстраховываясь от всякого рода неприятностей, связанных с употреблением слов «нации» и «народности».

— Дудь был признан великим интервьюером, так же, как Кличь – великим боксером, Прокофь – великим композитором, Довжень – кинорежиссёром, А Хрущь и Брежнь – великими генсеками.

Генсеками-гомосеками. Губерман не отпускал. Внезапно набежала непрошеная слеза, как отклик на оригинальность, тонкое владение словом и недооценённый ум Винцехруста. Слезы появлялись часто и также быстро высыхали, подчеркивая сентиментальность и ранимость спецкора.

— И хотя все они достигли определенных высот, стали известными и популярными людьми, веяло от их творчества  какой-то тоской и скукой. Обуславливалось это тем, что, несмотря на высокий профессионализм и достижения, представителям этой многочисленной народности не дано было просечь фишку или попросту понять до конца природу выполняемых ими манипуляций. Это, как достичь в своем развитии очень высокого потолка и упереться головой в железобетонное перекрытие, неся его на своей башке оставшуюся жизнь. И примеры приводить не надо, в кого не ткни - нет фишки.

— Та же участь постигла и нашего героя. В Черкесию, а конкретно в Кабардино-Балкарию он приехал уже с плитой, бережно придерживаемой обеими руками. Главным персонажем кинематографического выпуска Дудя был выбран некий Кантемир – ученик того самого Сокурова. К своим двадцати семи годам он снял уже два фильма. Характерно, что оба были засвечены на кинофестивале в Каннах в программе "Особый взгляд". Оба были посредственны, а их успех иллюстрировал умение автора находить нужное место в нужное время, только и всего. Заметим, что единственным и недосягаемым гением из представителей северо-кавказского кинематографа на все века останется шамхал Тарковский, продолживший и углубивший, придуманный соплеменником Дудя Александром Довженко, "поэтический кинематограф". Остальное – ерунда и недоразумение.

— Ииигорь! Иииигорь! — пищал мальчик за окном. Пришлось лезть в Гугл и смотреть, не Игорем ли был Довженко?

— На протяжении всего видеоблога Кантемир великолепно играет роль скромного, немного уставшего гения, охаживаемого заботливым продюсером Фридманом - Роднянским периодически появляющимся, как чёрт из табакерки, с комментариями о молодом даровании. А как же Звягинцев, ещё один гений российского кинематографа, мечтавший снять фильм о блокадном Ленинграде на деньги Фридмана? Кантемир, благодаря молодости, шустрости или чему-то ещё, опережает его и снимает фильм, но о послевоенном Ленинграде с несколько странным названием "Дылда", и почему не "Балда"? Опередив именитого коллегу, он вместо него срывает очередной куш в  Каннах в виде приза ФИПРЕССИ и приза "Особого взгляда" за лучшую режиссуру. Звягинцеву остается изучать свои шпоры, испачканные "левиафанами" и "нелюбвями". Впрочем, оба "канновца" стоят друг друга так же, как нынешние, политизированные Канны стоят их. Нынешние Канны, перебрав все ирано-сиамские задворки, наконец-то дали и нашим братьям по призовой ветке. Свой приз Кантемир заслужил невинным убиением мальчика  на первых минутах "Дылды" и красно-зелёной, перетекающей друг в друга "вермееровской" цветовой тягомотиной в оставшееся время. Но не Канны, как даёт нам понять Дудь, являлись лучшей наградой для режиссёра. Да и вообще, кто такие эти ФИПРЕССИ? Лучшей наградой было бы признание его, как режиссёра, самим Сокуровым. А Сокуров молчит и не только не признает, но и в немногочисленных интервью задвигает Кантемира на задний план.

Винцехруст закрыл ноутбук и, потягиваясь, подошёл к окну. В очередной раз он доказал и себе, и всему миру, что может писать не только о похоронном бизнесе, но и о бывших футбольных обозревателях. Темнело...

Казалось, Москва спала, но в это самое время Аннушка уже понесла литровку с подсолнечным маслом в сторону метро "Цветной бульвар"; полицай Акбарушка, не оставляя отпечатков пальцев, фасовал в пакетик мефедрон; злобные молодые тетки с "Дождя" искали отмороженных дядек на роль понятых; министр репетировал перед зеркалом речь о снятии с должностей двух генералов, а копирайтеры придумывали слоган, начинающийся с "ЯМЫ", не подозревая, что "ЯМА" в буддизме – бог смерти, властелин ада и судья загробного царства.
 
— Неплохо получилось. Совсем в духе Антона, — подумал спецкор. В очередной раз навернувшаяся слеза пробежала до уголка губ.

— Ииигорь! — Винцехруст свесился с подоконника и заорал в темнеющий внизу двор.

— Да пошел ты нааа...! — эхом, "по-губермановски", отозвался двор.