Последняя электричка. Фантастич. роман. Гл. 3

Глава 3.

...В первую ночь я так и не уснул. Сусанна-полуночница, несмотря на страшную пургу, попросилась на улицу, и там, видимо, среди своих друзей да подруг осталась, хотя я несколько раз звал ее. Ходил по комнатушке, как сомнамбула. Все время меня одолевали нехорошие мысли. Разве что понемногу печку подтапливал. И книжку не читал, и телевизор не включал... Один — одинешенек, и всю ночь... Садился в кресло, то ли дремал, то ли не дремал... Два раза даже ложился на диван в прихожей, но сон не шел, хоть ты ему что! На меня ночью словно неизвестные напустили некий мистический туман или что-то подобное. Но кто это сделал и зачем? Я кому-то не угодил? Или всё намного проще — просто надоел?
Сидя в кресле, я думал и думал о том, что остался один. Видимо только поэтому я не мог долго уснуть ночью. Которая казалась мне самой длинной за всю прожитую мной жизнь… А, может, всё это мои мозги, которые уж очень шустро начинают «выветриваться», и уже никогда не станут такими, какие были в юности и первой зрелости? Да, я не такой уж дебил, но почему-то начинаю замечать за собой, что порой, сидя на диване или в кресле у выключенного телевизора-инвалида, о чем-то думал-думал, и вдруг забыл, о чем именно. Быть может, это начало старческого маразма, или уже далекое его продолжение?
Я даже испугался своих дум. Нет, так нельзя! О каком таком старческом маразме я думаю? Незачем. Незачем! Хотя, откровенно говоря, я стал замечать за собой странности. Но это так, к слову. В это же время подумалось, что я так и не заметил, что лет мне настолько прибавилось, и я все больше и больше вспоминаю и о детстве своем, и о юности, возмужании, которые тоже прошли опять же незаметно…
Да нет, все нешумно пролетело, словно и не было ничего… Хотя в моей памяти все, как на ладони. А, может, все: и детство, и юность, и зрелость, и так далее, продолжаются, но уже для другого меня, живущего за столько лет позади от меня теперешнего. И, возможно, все мои, как и я когда-то в детстве мчатся вперед,  чтобы по-возможности, увидеть меня уже пускай и стариком, но еще при деле…
Уже наступило несмелое, снежное утро. Оно было так себе. В комнате было холодно и тоскливо. Направился в спальню. Решил разбудить жену, которая уже «заспалась», но остановился на пороге  — вспомнил, что нет ее в доме. Ведь она еще позавчера уехала к дочери. Обещала приехать домой вчера к обеду. Обещала, но не приехала. Ни в обед, ни вечером, ни даже сегодня утром. А ведь могла приехать...
Глянул на часы. Было десять с хвостиком утра... или дня, как там про это время говорят... Да, Лида могла приехать домой девятичасовой электричкой.
Что же там такое, сверхординарное случилось? Неужели снова с коллекционными молотками или бутылками зятя чего? Дом обвалился? Или электричка, в которой ехала Лида к дочери, ушла под откос? Да нет, про аварию электрички по телевизору сообщили бы… Это раньше, о таком не сообщали… Хотя, почему  я так уверен? Телевизора утром я так и не включал…
Вспомнил о телефоне, который все время молчал. Взял мобильник и снова машинально натыкал номер жены. Спустя пару секунд бесстрастный женский голос сообщил, что данный номер «не обслуживается».
Вот те на! Я перед этим пополнил счет на ее мобильнике, поэтому…
«Не обслуживались», как ни странно, и все другие номера, которые были «забиты» в моей мобилке. Даже тот, случайный, на который вчера вечером мне ответила незнакомка…
Подумал о том, что, возможно, я выговорил на своей мобилке все деньги, вот ее и заблокировали. Ан, нет! Проверил. На счету осталась еще солидная сумма…
Положив телефон на столешницу, вскипятил в электрочайнике воду, насыпал в чашку растворимый кофе, из хлебницы достал зачерствевшую, но, слава Богу, не заплесневевшую краюху белого хлеба. Отрезав ножом ломтик, из холодильника достал кусочек сыра. Так и позавтракал.
Выходить из дома не хотелось, но нужда заставила. Взял оставшийся ломоть хлеба  — хоть хлебушком покормить Рекса. Тот,  понятно, кормежку принял, но так взглянул на меня, что мне стало не по себе. Словно Рекс хотел сказать, «Что же ты, хозяин, меня только сухим хлебом решил попотчевать? А где же горяченькое «первое» и «второе»?  Я, конечно, ничего не сказал Рексу — на этот раз обойдется и без «горяченького». Заодно в обратной ходке прихватил из поленницы штук восемь заснеженных поленьев.
Пришлось еще раз выскочить на улицу, открыть сарай и из него взять дровишек помельче да посуше на растопку. Сусанны до сих пор нет.
Вскоре в печи заполыхало, а в комнате запахло дровами, и сразу же из духовки пошел теплый душок. Да и у меня на душе немного потеплело. Хотя все равно ее скребли  «черные кошки». Ведь что-то случилось ТАМ!!!
Жены нет, и весточки тоже...
Как я уже говорил, утро это было так себе, а день вообще, ненормальный какой-то. Весь день ходил сначала по дому, а потом и по двору, как неприкаянный... Затем вышел со двора. Зашел к одному соседу, что через дорогу от нас, к другому: никого. Да и на заснеженной улице пусто — ни следа. Словно к этому дню все куда-то разъехались, или... поумирали.
Мне показалось, что мозги мои набекрень. Это же надо, никого за день я так и не увидел. Я дважды подтапливал печку, потом, одевшись потеплее, снова выходил на улицу. Куда все подевались? Поселок действительно словно вымер. Ни тебе его хозяев, ни живности, ни собак, ни кошек... Никого... Да и снег нигде не расчищен…
Уже начинало вечереть. Почти четыре часа. Летом — дня, зимой  —  вечера. В последний раз решил пойти к восьмидесятилетнему Константину Константиновичу. Уж он никуда не сунется. Вот уже пять лет из поселка ни ногой. Его весной, летом и осенью всегда можно застать или на огороде за прополкой с женой Анной Ивановной, или у ульев с пчелами, или на винограднике, а в такую погоду, как сейчас, конечно же дома за чтением очередного детективного романа. Константин Константинович раньше работал участковым, а теперь майор полиции давно на заслуженном отдыхе...
Чтобы сократить путь к дому Константина Константиновича, свернул за угол и, проваливаясь в снег по колено, я наконец-то добрался до его дома. Но и здесь меня ждало разочарование: на двери в дом Константина Константиновича висел огромный замок. Я даже опешил — такое за столько лет видел впервые.
Понятно, было чему удивляться. Вот после этого меня едва не перекосило, да и ум за разум действительно едва не споткнулся.
Я круто повернулся и по своим следам быстро пошел по пустой стылой улице, решив как можно быстрее оказаться дома.
Белый снег с редкими вкраплениями некоей синевы, что ли, обиженно поскрипывает под ногами. Холодновато. Снега много, очень много. К урожаю в следующем году? Еще не запогодилось. Солнце никак не продерется через густую пелену устрашающих туч, что несутся в вышине куда-то на север. Иду сперед. Ни звука, кроме поскрипывания, похрустывания под ногами и шуршания, когда нога по колено, а то и выше проваливается в нанесенные кучугуры снежных переметов. И куда иду? Понятно, что домой! Однако, зачем вышел из дому полтора или два часа назад? Или, может, кто-то выгнал меня в холод? Сидел бы у теплой печурки. Все понятно! Надоевшее одиночество…
Неужели все люди покинули наш дачный поселок и село? И не только люди, но и животные. Но когда и зачем? И я остался в поселке один одинешенек? Но ведь это… Это какая-то непонятка… Не может такого быть потому что быть не может…
Я подошел к своей калитке, открыл. Рекс (ба! хоть одно живое существо, оказывается, еще есть в поселке, кроме меня) ныряя в нетронутый у конуры снег, с радостным повизгиванием бросился ко мне. Два раза, по привычке негромко брехнул — свои, и сразу ласкаться. До этого он в стылой конуре с трудом глодал кость. Ну, что же, он тоже практически беззубый старик, как и я. Большие кости ему уже не по зубам...
Приласкал псину, медленно поднялся по ступенькам в дом. 
Печка еще горела. Правда уже не горела, а в ее нутре дотлевали головешки. Огонь практически потух. Я думал, что чурочки уже не загорятся, но ошибся: сначала от них  пошел слабый, несмелый дымок, затем они споро вспыхнули. Кошка Сусанна таки куда-то запропастилась. Или тоже в неведомые края вслед за всеми сбежала?
Не раздевался. Почему-то сильно сушило во рту. Хлебнул теплой воды, затем вышел к поленнице, занес охапку холодных, заснеженных поленьев, снова подбросил парочку во всепожирающее нутро печки, вскипятил на плите чайник, налил кипятка в чашку, бросил в нее ложечку растворимого кофе, чуть-чуть сахара, медленно выпил. Будто бы немного полегчало, но все равно словно из подворков шел какой-то непонятный, туманный страх: «Да что же это такое происходит? С поселком ли, со мной случилось что? Глухая тишина вокруг. Даже мыши не шуршат. Только в печи начало споро потрескивать»...
Поздний обед своими «походами» пропустил. Не заметил, как подкрался и поздний вечер, быстро превратившийся в почти что ночь.
Опустился в кресло у печи, прикрыл глаза... Нет, не уснул и не задремал, просто прикрыл глаза...
Показалось, что где-то у забора тявкнула соседская собака. Наш Рекс ни гу-гу. Видно, посапывает у себя в конуре, сны о юности своей досматривает, вот и опоздал он со своим лаем. Хотя, я не прав. Рекс у нас ушастый, раньше всех собак брешет, пускай и надсадно, простужено... Значит, мне почудилось?
Неужели Лида, слава Богу, вернулась? Или хоты бы… кошка Сусанна. На них Рекс и взаправду лаять не будет. Чужой — да, но не Рекс. Он, подлиза, сразу, хоть и на ноги немного упал, кинется «обниматься», «прижиматься». Он долго будет выказывать свою привязанность, любовь свою, что ли. Ну, может, по привычке и пару раз сбрехнуть. Но это он делает не всегда.
Я открыл глаза. Поднявшись с кресла, подошел к окну, за которым уже совсем стемнело.
Ни зги.
Я смотрел в темень окна. Это была не обычная, а всепоглощающая тьма ночи...
...Нет, если бы вернулась Лида, она бы уже отворила калитку и стояла у порога. Видно, соседский пес сбрехнул просто со сна. И еще я про себя отметил, что появилась в поселке еще одна живая душа — соседский пес... Или мне показалось? Протопал к двери. На всякий случай, открыл. У двери — промороженная, вся заиндевевшая Сусанна.
— Где ж ты была, моя девочка?  — Тут же спросил я, чувствуя, как на душе потеплело.
Кошка сразу же проскочила в приоткрытую дверь, стряхнула с себя налипший снег и сразу же на свой коврик у плиты.
— Кушать будешь? — спросил я, как только закрыл дверь и прошел в комнату.
Кошка медленно, словно с неохотой, повернула ко мне голову и тихо-тихо мяукнула, мол, будет, чуть-чуть проголодалась. Затем Сусанна не спеша встала, нехотя потянулась и подошла к своей тарелочке, в которую я выдавил порцию ее любимых консервов. Ела не быстро, с «расстановкой», зная, что никто у нее порцию не отнимет. Доев, снова направилась к своему коврику у печки. Сначала не легла на нем, а села рядом и стала тщательно вылизывать себя — как же, чистюля. Затем разлеглась на коврике. Однако это продолжалось  недолго, поскольку увидела, что я прилег на диване. Тут же поднялась с коврика, подошла к дивану, пару раз мяукнула, словно спрашивая, «можно ли и мне на диван, к тебе?». Когда я пригласил ее, похлопав рукой по диванной подушке, тут же вспрыгнула на диван, затем полезла на меня, а поскольку я не противился ее «нахальству», сразу громко от удовольствия заурчала и начала свою ежевечернюю нежную, но основательную «когтетерапию»…
Чуть-чуть покалывало там, где оказывались ее коготки, но было приятно. Я едва не уснул, но затем, отодвинув с груди Сусанну, встал и снова подошел к темному окну, выглянул в него, словно мог что-то там увидеть. Действительно, ничего не увидел кроме сплошной темени. Затем вернулся от окна к печке, в которой еще недавно полыхали поленья. Открыл конфорку. Внизу на колосниках еще оставался несмелый жар. Поленья прогорели, но от печки еще споро шло тепло. Не обжигающее, как раньше, но приятное, неназойливое.
Решил больше не топить, лишь прикрыл плотнее вьюшку, чтобы не уходило в трубу лишнее тепло. Оставил лишь крохотную щель, чтобы угарные газы не заполонили в доме.  Вернувшись к столу, взял мобильник. Он был немой. Мне никто не звонил, да и я теперь не мог позвонить — видно где-то произошел сбой в системе, или отключили из-за бешеной пурги вышку с трансляторами.
Зажег свет, и тут же краем глаза в комнате я неожиданно увидел никуда не спешащего мышонка и… Сусанну, которая не ловила его, а ленивым взглядом наблюдала за ним со своего коврика, мол, живи, малец, на улице-то холодно… Это было что-то новое… Ну ладно, оно у Сусанны пройдет. Значит, наелась по самое во! Больше за мышонком и Сусанной не наблюдал — сами разберутся.
Поужинал. Сварганил немало — четыре куриных яйца в сковородке на масле, да с солеными огурчиками. Хлеба, правда, свежего нет. Но это мелочи. Выпил кофе с печеньем. Думал почитать — не лезет чтиво. Включил телевизор — на экране всякая дребедень, разве что «Лебединого озера» нет, как в СССР во времена ГКЧП. Выключил. Чем заняться? Ложиться спать — рано. Сидеть у печки? Тоже не хочется... Вымыл посуду. Включил точило, поточил ножи. Выключил... Смазал машинным маслом, в который раз, уже наточенные пилы, рубанок и секатор... Побрился бы, но брился я только по утрам. Вот сегодня такое утро было…
Что же делать? Сусанна была в «отключке», мирно посапывая на диване, мышонок куда-то подевался, или наша охотница все-таки схарчила его...
Взглянул на часы. Девять двадцать вечера. Снова подошел к окну, выглянул. На улице действительно ни зги, лишь видно, как пролетают у самого стекла, вырываясь из темени и споро сигая в нее же, крупные снежинки. Жена уже давно должна вернуться из города от дочери, но ее все еще нет.  Что-то случилось? Но что? Там, у дочки? У Лиды сердечко? Ведь ей-то уже под семьдесят! Но мне бы давно уже сообщили, если что не так. Хотя, как? Телефон немой. А ехать... 
Всё, решил! Раз гора не идет к Магомету, значит, Магомет должен идти к горе! Еду сам. Понятно, автобусы уже все давно ушли, если им позволили сотрудники жезла. Оставались только электрички. На электричку в десять с копейками вполне успеваю... Мне нечего тут делать одному. Разве что кормить кошку Сусанну да красавца Рекса. И всё! Почему-то подумалось, что я никому больше не нужен. Просто отжил своё, пора и честь знать! Да нет, пока еще не отжил! Хочу еще пожить! И чем дольше, тем лучше… Как сказал очень давно один писатель *  я нынче «островок в море безразличия»…
*Станислав Лем «Возвращение со звезд».
Возможно поэтому я уже не сомневался: надо ехать!