Была пора - они любили,
но их злодеи разлучили...
Дж. Г. Байрон
- Так, Роберт, сегодня твои уши станут на пару дюймов длиннее, так как тянуть тебя за них мы будем ровно шестнадцать раз! - задорно воскликнул один из подростков. - Если ли желающие совершить это благородное дело?
И тут же послышалось несколько юношеских голосов, страстно желавших как следует потягать именинника за уши.
- Давайте-ка это сделаю я, - вдруг раздался голос старого лорда Рэндольфа Уилдсорда. - Давно-ка, сынок, я не таскал тебя за уши.
Толпа подростков, окружавших Роберта, почтительно расступилась перед мужчиной.
- Ах, отец, после вас мои уши станут совсем уж длинными, - не на шутку испугался бедный юноша, припомнив, как лорд Рэндольф, когда ему исполнилось одиннадцать лет, так потягал его за уши, что они у него болели до следующего утра.
- Что же ты, испугался, Робби? Дай-ка я тряхну стариной, - не унимался мужчина.
- Роб, не робей, с такими-то ушами ты уж точно расслышишь все слова нашего учителя мистера Лэдла, - подбодрил друга Альфред Бьютихилл.
Все мальчишки тут же прыснули со смеху.
- Ну, ладно, отец, - смиренно произнёс Роберт. - Но это в последний раз, когда я доверяю вам свои уши, после этого я и пальцем не позволю вам до них дотронуться.
Лорд Рэндольф, отдав свою трость одному из гостей, взялся за уши подростка и принялся тянуть их под громкий счёт всех тех, кто оказался поблизости. Вся толпа старательно и с азартом отсчитывала минувшие года Роберта, а тот стоял зажмурившись и корча рожицы, делая вид, что будто бы и вправду ему очень больно и совсем не до смеха. Тогда как всех остальных его ужимки просто веселили, и когда счёт приблизился к шестнадцати, все уже покатывались от хохота, держась за животы.
Мать именинника, леди Луиза, наблюдавшая за всем этим со стороны, тоже улыбалась. Однако её беззаботное веселье продлилось не более, чем минуту. Как только толпа друзей, окружавших её сына, расступилась вокруг него, она тут же перевела свой взгляд, который стал вновь озабоченным, на другого человека. Это был мужчина лет сорока пяти, неторопливо прогуливавшийся по аллеям парка Брайтвуд-холла (именно здесь было решено устроить пикник в честь дня рождения Роберта) под руку со своей женой и что-то ей рассказывающий, указывая то на дом, то на клумбы с нарциссами, пригретые ласковым апрельским солнцем, словно он был экскурсоводом. Его появление в доме стало неожиданностью для леди Луизы, так как она и предположить не могла, что её мужу придёт в голову идея пригласить его на день рождения её сына. Это было так некстати. Она не видела этого человека шестнадцать лет и не знала, чего стоит ожидать от него, потому и была столь напряжена. То, что он явился в Брайтвуд-холл вместе со своей женой, ничуть не успокаивало Луизу, и она старалась непрестанно держать его в поле зрения. Особенно ей становилось не по себе, когда мужчина несколько раз подходил к её сыну, чтобы о чём-то расспросить его, или поведать о годах своей молодости, когда он бывал довольно частым гостем в этом доме; теперь же, по всей видимости, его одолевала ностальгия.
Когда лорд Уилдсорд покончил с потягиванием Роберта за уши, Луиза подошла к своему мужу и отвела его в сторону.
- Мне кажется, эта было плохой идеей пригласить Джереми Уормишема в наш дом, - высказала своё мнение женщина с беспокойством в голосе. - Вы ведь знаете, что я никогда его не жаловала.
- Луиза, дорогая, к чему вспоминать былое? - беззаботно произнёс лорд Рэндольф. - Прошло шестнадцать лет. Люди меняются. Джереми давным-давно женат, у него четверо детей, и, судя по всему, его жена вполне счастлива с ним. Я уверен, что он давно уже не такой, как раньше. И потом, это Эдвард попросил меня, чтобы я пригласил к нам его сына. Ты же знаешь, что Джереми все эти долгие годы пребывал с семьёй в Индии, но теперь они вернулись в Лондон, так как было решено, что его старший сын должен получить образование в Итоне. Старик Эдвард очень рад тому, что его сын, которого он не видел столько лет, вернулся домой. И как же я мог отказать в просьбе своему другу? Да и по какой причине?
Однако слова мужа ничуть не успокоили Луизу. Да, Джереми Уормишем давно уже женат, однако она не верила, что за эти годы его характер слишком уж сильно переменился. Хоть с их последней встречи и прошло шестнадцать лет, однако могла ли Луиза позабыть о том, как яростно сверкали его глаза, когда он застигнул её врасплох в объятьях Дэвида, и его угрозы о том, что они ещё пожалеют. Да, после того случая Уормишем поспешно отбыл в далёкую Индию и вскоре женился там на дочери генерала. И Луиза все эти долгие годы почти что ничего о нём не слышала. Хотя первые месяцы она и жила в постоянном напряжении, ожидая, что вот-вот Джереми Уормишем воплотит свои угрозы в действие. Однако там, в Индии, молодой человек словно ушёл в небытие, и Луизе даже удалось забыть о его существовании и зажить своей прежней, беззаботной жизнью.
Но почему же теперь ей так тревожно на душе? Чего она так боится? Что Уормишем вдруг в разгар торжества решится обличить её перед всеми? Но с какой целью ему делать это теперь? Прошло столько лет. Если бы он хотел отомстить, то сделал бы это гораздо раньше.
Так пыталась успокоить себя Луиза, но всё-таки ей не удавалось сделать этого. Наверное, всё дело было в тех взглядах, которые Джереми Уормишем изредка бросал то на неё, то на её сына. Внешне он казался добродушным и приветливым, однако где-то в глубине его взгляда таилось коварство. Нет, Луиза не верила ему, как бы он не пытался ввести всех в заблуждение. Это был волк в овечьей шкуре, и с него не следовало спускать глаз.
И тут Джереми Уормишем бросил взгляд на жену лорда Рэндольфа и, увидев, что она, нахмурившись, смотрит на него, прямиком направился к её сыну Роберту и принялся что-то говорить ему. Джереми Уормишем улыбался и изображал из себя саму любезность, но Луиза посчитала нужным приблизиться к ним на такое расстояние, чтобы ей было слышно, о чём они говорят. Но до женщины долетели всего лишь безобидные фразы: Уормишем поздравлял Роберта с днём рождения и желал ему всяческих успехов в учёбе и на его дальнейшем поприще, которое выбрал себе юноша, пожелавший изучать юриспруденцию, чтобы затем предлагать полезные и справедливые законы. Роберт мечтал в конце концов быть когда-нибудь замеченным королём и стать не меньше, чем министром или советником короля. Планы его были дерзновенными. И у всех это вызывало одобрение, поэтому юношу всячески хвалили и поддерживали.
Роберт ответил на хвалебные слова мистера Уормишема привычной благодарностью, и мужчина, по-дружески похлопав его по плечу, вернулся к своей жене. Ничего необычного не произошло, и Луиза могла спокойно выдохнуть. Но она знала, что не ведать ей покоя до тех пор, пока Джереми Уормишем не покинет их дом.
Однако в конце концов Луиза, находясь в постоянном напряжении, не только из-за присутствия Уормишема, но из-за того, что она как хозяйка дома должна была следить за тем, что бы всё было в порядке: на столах, расставленных на газоне парка Брайтвуд-холла, не иссякала закуска и напитки, а гости не скучали и были всем довольны; в общем, она притомилась настолько, что решила передохнуть, и направилась к одной из беседок, чтобы хотя бы пару минут побыть в уединении и перевести дух.
Однако Луизе удалось побыть в одиночестве всего пару минут, а после она услышала приближающиеся шаги к беседке. Кто-то тоже, наверное, устав от суеты и веселья, решил побродить вдали от шумных гостей по аллее, скрытой полуголыми кустарниками. Женщине не хотелось, чтобы её обнаружили, и она спряталась за кустом роз, нависавшим над беседкой. Но вот наконец скрипящие по гравийной дорожке шаги достигли беседки и замерли. Затем кто-то вошёл в беседку, и Луиза увидела перед собой Джереми Уормишема.
- Миледи, - произнёс мужчина, улыбнувшись хозяйке дома самой слащавой улыбкой, на какую только был способен, - простите, что потревожил ваш покой, ведь, полагаю, что с намерением немного передохнуть вы скрылись от гостей в этой беседке.
- Совершенно верно, мистер Уормишем, - сказала Луиза с плохо скрываемым раздражением. - И, несмотря на то, что вы угадали моё желание, тем не менее всё-таки решили нарушить мой покой.
Нотки раздражения не смогли остаться незамеченными для мужчины и он сказал с сожалением:
- Мне жаль, что вы настроены ко мне всё также недружелюбно.
- Я не знаю с какими намерениями вы явились в мой дом.
- Я здесь прежде всего потому, что меня и мою жену пригласил ваш муж. Во-вторых, как же я мог упустить возможность взглянуть на вас после стольких лет разлуки - мне было любопытно. Поверьте, леди Луиза, мои намеренья самые безобидные.
- Что ж, я думаю, вы в полной мере смогли удовлетворить своё любопытство. Чего же ещё вам нужно, зачем вы последовали за мной?
- Мне захотелось поздравить вас с прекрасным сыном. Несмотря на то, что я так мало с ним знаком, мне показалось, из него выйдет очень достойный молодой человек, вы его прекрасно воспитали.
- Благодарю вас, но вы могли бы высказать своё мнение при всех, и совершенно необязательно было для этого выслеживать меня.
- Простите, не думал, что вами владеет столь дурное настроение. Однако не буду лукавить и скажу вам прямо, что я последовал за вами не только ради того, чтобы высказать комплимент вашему сыну, но и вам тоже. Разумеется, я не мог сделать этого в присутствии своей жены. Леди Луиза, вы не представляете, что почувствовал я, увидев вас вновь спустя эти шестнадцать лет. Все эти долгие годы вдруг превратились для меня в одно мгновенье, так как вы по-прежнему столь же восхитительны, как и тогда, в годы нашей молодости. Вы столь же стройны и столь же свежи, только стали ещё более женственны. И я вновь влюблён в вас, как тогда; моё сердце простило вам всё - и пренебрежение мною, и вашу измену. Луиза... - и Уормишем сделал несколько шагов к женщине.
Луизе показалось, что вот-вот мужчина вскинет руки, чтобы заключить её в свои объятья, и поэтому она, вскочив со скамейки, отпрянула от него.
- Мистер Уормишем, прошу вас, держите себя в руках! - строго произнесла она.
- Я смотрю, что вы ничуть не переменились с той поры, - сказал мужчина, задетый за самолюбие. - Ну неужели у меня нет ни малейшего шанса?
- У вас никогда его не было, - ответила Луиза.
- И что же вы скажете мне на это раз? Что вы верная жена? Как вы понимаете, на этот раз я не поверю этому аргументу. Кстати, он всё ещё здесь, ваш любовник, этот проходимец-секретарь, так ловко устроившийся в этом доме, и от которого вы родили своему мужу сына? Его ещё не прогнали? Бедный лорд Рэндольф! Как же вам и вашему любовнику удалось так запудрить ему мозги, что он ничего не видит и ни о чём не подозревает! Ведь у каждого, кто видел вместе вашего сына и его отца - секретаря вашего мужа, должны были возникнуть подозрения. Ведь они похожи как две капли воды! Неужто лорд Уилдсорд так слеп и ничего не видит, что творится у него под самым носом? Или он настолько сильно любит вас, что готов воспитывать и ублюдка?
- Да как вы смеете! - возмутилась Луиза и она замахнулась, чтобы влепить Уормишему пощёчину.
Но мужчина сумел упредить её намерение и, поймав руку Луизы перед своим лицом, крепко зажал её в своей.
- А вот это напрасно, - зло процедил сквозь зубы Уормишем.
- Убирайтесь, убирайтесь отсюда немедленно! - продолжала негодовать Луиза и с силой выдернула свою кисть из цепких пальцев мужчины. - Прочь из моего дома!
Но на это Уормишем лишь нагло усмехнулся:
- С какой это кстати? Меня пригласили сюда не вы, и поэтому я уйду отсюда, когда я сам захочу или меня об этом попросит ваш муж. И вы не будете указывать, что мне делать. Я смотрю, леди Луиза, что чувство благодарности вам вовсе не знакомо. Да вы должны валяться у меня в ногах потому, что я все эти годы молчал, хранил вашу тайну и не растрезвонил её по всему свету. И что же вместо этого? Вы оказываете мне столь нелюбезный приём. Видит бог, леди Луиза, сегодня я явился в ваш дом с добрыми намерениями. И мои поздравления по поводу вашего сына, которого вам, вопреки его испорченной крови, удалось так славно воспитать, были вполне искренними. Однако вы почему-то по-прежнему видите во мне чуть ли не исчадье ада. Так вот знайте, что эту попытку дать мне пощёчину, леди Луиза, я вам не прощу, запомните это. На этот раз вы так легко от меня не отделаетесь, - зловеще проговорил мужчина и, повернувшись на каблуках, зашагал прочь.
Когда Джереми Уормишем скрылся, Луиза, словно этот разговор отобрал у неё все силы, опустилась на скамейку. Её лицо было бледнее полотна, а взгляд застыл в одной точке. Однако виной тому были не угрозы мужчины, а его слова о том, что её сын слишком похож на своего отца, Дэвида. А вдруг это - очевидная правда, которую она до сели предпочитала не замечать. А вдруг ни для кого давно не секрет, что Роберт - сын секретаря её мужа.
От этих мыслей Луиза схватилась за голову. Она стала вспоминать, не слышала ли она когда-нибудь недвусмысленных разговоров, намёков или, того хуже, насмешек по этому поводу. Но, по правде говоря, она не смогла припомнить ничего подобного. Но, может, всё дело было в том, что просто все слишком деликатны. Все прекрасно понимали её положение: молоденькая девушка в семнадцать лет вышла замуж за старика, а рядом постоянно вертелся этот смазливый итальяшка, которого добродушный лорд Рэндольф повсюду таскал за собой. Кто бы устоял против такого соблазна? И общество простило ей такую интрижку, как простил её муж, хотя наверняка за спинами шептали бог знает что.
Но обиженный Уормишем мог запустить волну. Наверняка он начнёт распространять про неё самые грязные сплетни, и общество, повинуясь настроению нескольких слишком щепетильных людей, вдруг очнётся и подумает: как же так, Роберт Уилдсорд - наследник Брайтвуд-холла, хотя на самом деле у него нет на это никаких прав. И странно, сам лорд Рэндольф Уилдсорд предпочитает закрывать на это глаза, более того, он позволяет оставаться этому Флориани в своём доме! И наверняка найдётся горстка людей, которая возмутится всем этим и будет потрясать Библией, тыча пальцем в священное писание.
Тот страх, который овладевал ею уже однажды, когда Уормишем застал её в объятьях Дэвида, вновь обуял Луизу. Тогда Джереми Уормишем оставил их в покое и не воплотил своих угроз по неведомым им причинам. Но сейчас Луиза прекрасно осознавала, что во второй раз он уже не простит ей её пренебрежительного к нему отношения и тот тон, которым она говорила с ним.
Женщина больше не могла сидеть спокойно и, вскочив со скамейки, поспешными шагами направилась к столам, возле которых сновали гости. В первую очередь она принялась выискивать глазами сына. Однако он как ни в чём не бывало веселился в окружении своих друзей. Тогда Луиза стала искать фигуру Джереми Уормишема. Он уже стоял возле своей жены и что-то говорил ей, а затем, взяв её под руку, направился к лорду Рэндольфу. У Луизы замерло сердце, она вся превратилась в натянутую струну. Однако она увидела лишь, как Уормишем что-то сказал её мужу, затем супруги раскланялись с ним и направились в сторону своего экипажа. И тут Луиза поняла, что они уезжают. Что ж, это было вполне в духе Джереми Уормишема: не добившись своего, он тут же исчезал, и обычно на продолжительное время. Но будет ли так же на это раз?
Убедившись, что супруги Уормишемы уехали, Луиза направилась в дом. Она хотела найти Дэвида, чтобы пересказать ему свой разговор с Джереми Уормишемом. Женщина нашла Дэвида в кабинете. Он стоял у окна и наблюдал через него за своим сыном, праздновавшим день рождения. Однако, как только Луиза вошла в кабинет, и он увидел её расстроенное лицо, то понял, что что-то встревожило её.
- Луиза, дорогая, что-то случилось? - спросил Дэвид, подходя к ней.
- Это всё Джереми Уормишем! Я не смогла сдержаться, разговаривая с ним, и чуть не дала ему пощёчину.
- Что такого он сказал тебе?
- Поначалу ничего, он поздравлял меня с сыном, заверял в своих самых лучших намереньях. Но я не поверила ему, я слишком хорошо его знаю. Поэтому не смогла скрыть своего раздражения, когда говорила с ним. Попросила его покинуть наш дом, и он, разумеется, оскорбившись, тут же стал вести себя очень нагло. Принялся говорить всякие гадости, намекать на то, что якобы ни для кого не секрет, что Робби - твой сын, назвал его ублюдком. Конечно, я тут же попыталась дать Уормишему пощёчину! Что, разумеется, разозлило его ещё сильнее. Он принялся угрожать мне, как тогда, когда застал нас у озера, сказал, что не простит мне этого. И теперь я боюсь, что на этот раз он выполнит свои угрозы. Боже, и зачем Рэндольфу понадобилось присылать ему приглашение! Я чувствовала, что из этого не выйдет ничего хорошего. Мне не следовало разговаривать с ним, - сокрушалась Луиза, - но я не смогла, не смогла сдерживаться в его присутствии. Что же теперь будет?
- Успокойся, Луиза. Какой смысл Уормишему ворошить прошлое, спустя столько лет? Если он тогда ничего не предпринял, то не будет делать этого и сейчас. Да, он вспыльчив, но, вероятно, не столь злопамятен.
- Не знаю, Дэйв, не знаю, - качала головой Луиза: она не очень-то верила в благородство Уормишема. - Он сказал, что ты и Робби похожи как две капли, и что только слепой не может заметить этого. И что все и так всё знают, просто молчат. Скажи мне, это правда, что вы так похожи, Уормишем прав?
- Да, Робби в чём-то похож на меня, но и на лорда Рэндольфа он тоже похож, ведь он его дед. И если все молчат, то чего нам опасаться?
- Как ты не понимаешь? Я боюсь не за себя, не за тебя, а за сына. Уормишем прекрасно понимает, что для Робби узнать правду будет подобно катастрофе. Он самый уязвимый из всех нас, и, чтобы отомстить мне, Уормишем причинит боль нашему сыну.
- Луиза, думаю, тебе не стоит преувеличивать опасность. Ты знаешь, как Робби привязан ко мне. Если он вдруг и узнает, что его отец не лорд Рэндольф, а - я, то не думаю, что это настолько сильно огорчит его. Он узнает лишь то, что лорд Рэндольф ему не отец, а дедушка. И, может, так оно будет и к лучшему.
- Я понимаю тебя, Дэйв. Ты хочешь, чтобы твой сын знал, что его отец - ты, понимаю, что тебе тяжело относиться к нему, как к чужому. И это твоя боль. Но пойми: узнать, что ты сын секретаря не одно и то же, что узнать, что ты сын лорда. Если бы мой муж признал тебя, объявил бы тебя своим наследником, тогда это было бы совсем другое дело. Но боюсь, что он уже никогда не сделает этого, ведь теперь у него есть Робби. Если только ты сам не настоишь на этом.
- Ты знаешь, как я к этому отношусь, - ответил на это Дэвид и, тяжело вздохнув, обнял Луизу.
- Я напишу Уормишему письмо, - сказала женщина после некоторых раздумий. - Извинюсь перед ним за свою вспыльчивость. И пусть он, если хочет, казнит меня, но не Робби. Что ты об этом думаешь?
- Не думаю, что можно повлиять на Уормишема. Если он уже принял какое-то решение, то не изменит его.
- И всё-таки я попытаюсь.
- Хорошо, поступай, как считаешь нужным.
И пару дней спустя Джереми Уормишем получил это письмо от леди Луизы Уилдсорд. Когда дворецкий сообщил ему от кого письмо, подав его на подносе, Уормишем удовлетворённо усмехнулся. Взяв письмо, мужчина поудобнее уселся в кресле, положив ногу на ногу, заранее предвкушая то наслаждение, которое доставит ему чтение этого послания. Впрочем, ему и не надо было читать его, Уормишем и так знал, что там написано. Однако всё равно он вскрыл печать и принялся читать, смакуя каждое слово письма:
"Мистер Джереми Уормишем,
В этом письме я хочу извиниться перед вами за то, что вы, будучи приглашённым на день рождение моего сына, не получили того радушного приёма с моей стороны, на которое могли рассчитывать. Я сказала вам несколько резких слов, которых вы не заслуживали, и теперь прошу простить меня за то, что не смогла сдержаться. Однако надеюсь на ваше понимание и снисхождение (хлопоты, связанные с празднеством, достаточно сильно утомили меня и послужили причиной моего дурного настроения) и что вы отнесётесь ко всему произошедшему в тот день не более, чем как к недоразумению. Если же вы решите, что я не заслуживаю вашего прощения, то, ради бога, то наказание, которое, как вы считаете, я должна понести, пусть коснётся только меня. Ни мой муж, ни мистер Флориани, ни, тем более, мой сын ни в чём не виноваты перед нами. Умоляю вас всеми святыми, не губите жизнь моего сына. Ведь вы сами отец, и, безусловно, вы не пожелали бы своему сыну тех страданий, которые он мог бы испытать, узнав тайну своего рождения.
Леди Луиза Уилдсорд"
Пробежав письмо глазами, Уормишем злорадно ухмыльнулся. "Так вот как вы запели, испугавшись не на шутку, леди Луиза, - мысленно проговорил он. - Однако слишком поздно. В моей голове уже созрел план. И ничто меня не заставит отказаться от него, даже если бы вы, явившись ко мне, валялись бы у меня в ногах, предлагая взамен моей пощады своё тело. Нет, леди Луиза, вы заплатите мне за всё".
Уормишем сложил письмо, сунул его в ящик стола и закрыл на ключ. "Пусть полежит пока. Оно ещё мне её пригодится, как доказательство ваших грехов, леди Луиза".
Весело отпраздновав свой день рождения, которое совпало с каникулярными днями, Роберт вернулся на учёбу в Итон. И однажды вечерком он и его друг Альфред, который учился в этом же колледже, но на класс старше, решили прогуляться по улочкам города и выпить пива. Покинув двери колледжа, они свернули на одну из улиц, ведущих к их любимому пабу, как вдруг услышали, что кто-то окликнул Роберта:
- Роберт Уилдсорд, Роберт Уилдсорд!
Юноши обернулись и увидели джентльмена с копной кучерявых волос, тронутых сединой у висков, и который дружелюбно улыбался им. Робби тут же вспомнил, что этот человек был одним из гостей на его дне рождения и что он очень интересовался им.
- Вы помните меня? - спросил мужчина у юноши, подойдя к нему. - Я Джереми Уормишем, друг вашего отца, мы виделись с вами на прошлой неделе на вашем дне рождения.
- Конечно, мистер Уормишем, я помню вас.
- Очень рад, что повстречал вас здесь. Видите ли, мой сын Джеральд тоже учится в этом же колледже. И иногда я приезжаю в Итон, чтобы навестить его: он здесь учится только первый год и пока что не нашёл себе друзей. Он немного застенчив и ему трудно сходиться с однокашниками. Поэтому мне бы очень хотелось, чтобы вы, Роберт, и вы, Альберт, подружились с моим сыном и как бы взяли его под свою опеку. Вы два прекрасных молодых человека и, хотя я мало знаком с вами, но мне кажется, я не ошибаюсь на ваш счёт и думаю, что Джеральд мог бы взять с вас пример, как следует относиться к учёбе.
- Мы были бы очень рады подружиться с Джеральдом, - ответил Роберт, переглянувшись с Альфредом.
- В таком случае вы не могли бы завтра, ведь завтра воскресенье, навестить меня в гостинице. Мой сын как раз придёт ко мне туда на ужин, и я вас представлю друг другу.
- Хорошо, мистер Уормишем. Я и Фред придём завтра к вам в гостиницу.
- Вот и славно, - сказал Джереми Уормишем, довольно улыбнувшись. - Я и мой сын будем очень ждать вас к ужину. До встречи.
Затем мужчина и юноши раскланялись и пошли каждый своей дорогой.
Роберт и Альфред сдержали своё слово и навестили мистера Уормишем в гостинице на следующий день. Когда молодые люди вошли в номер, то увидели рядом с его постояльцем юношу лет четырнадцати, державшегося очень скромно. Мальчик имел очень большое внешнее сходство со своим отцом, и только волосы его были такими же тёмными и гладкими, как и у его матери - миссис Уормишем.
Джереми Уормишем радушно пригласил молодых людей к столу, где, казалось, было выставлено всё лучшее, что могло отыскаться в этой скромной итонской гостинице: буженина, паштеты, пирог с брусничным вареньем и даже бутылка вина. Представив своему сыну гостей, мистер Уормишем принялся нахваливать их, относя особенно лестные слова к Роберту Уилдсорду. Затем он выразил надежду, что юноши подружатся. На что Робби и Альфред, в свою очередь, выразили свою готовность, так как Джеральд им понравился, несмотря на то, что тот большую часть времени молчал. Но молодые люди решили, что ему просто мешает его застенчивость вступить с ними в оживлённый разговор.
Для того, чтобы Джеральд почувствовал себя более расслабленно, мистер Уормишем разрешил сыну выпить бокал вина. И действительно через несколько минут щёки подростка раскраснелись, и он принялся отвечать на вопросы двух юношей более развёрнуто, однако по-прежнему смущённо улыбаясь. Робби интересовался его успехами в учёбе, а Альфред его досугом, и оба они заверил Джерри, что готовы помогать ему во всём, чтобы его дела пошли более успешно.
Джереми Уормишем не вмешивался в разговор подростков, предоставив их самих себе; он сидел немного в стороне, подальше от свечей, словно бы предпочитая оставаться в тени. И на первый взгляд казалось, что его лицо не выражает никакого интереса к разговору. Однако более наблюдательный человек, если бы он смог заглянуть на самое дно души мистера Уормишема, увидел бы там целую гамму чувств: от живого интереса, интереса прежде всего к Роберту Уилдсорду, до злорадства и предвкушения. Иногда Уормишемом овладевало и сомнение, но это длилось не более чем несколько мгновений. Мужчина невольно симпатизировал отпрыску секретаря Флориани; он видел, что этот юноша наделён умом, целеустремлённостью, из него определённо выйдет толк, у него живой характер, искренние эмоции и он очень дружелюбно настроен к его сыну, хоть и видит того в первый раз. Но вся беда была в том, что в голове Уормишема уже давно созрел план мести, от которого ему было обидно отказываться, ведь он вынашивал его столько времени. И как же он мог лишить себя удовольствия понаблюдать за страданиями леди Луизы! К тому же мужчина считал, что для Роберта же будет лучше, если он выйдет из заблуждения по поводу того, кто же его отец на самом деле. И он, Джереми Уормишем, просто восстановит справедливость. Поэтому мужчину не мучила ни капля совести.
Когда же беседа между молодыми людьми начала затухать, отец Джереми наконец вступил в разговор. Он принялся справляться о здоровье лорда Рэндольфа, которому минуло уже семьдесят четыре года. На что Робби ответил, что здоровье его отца вполне сносно и только изредка его мучают приступы подагры и перебои в сердце.
- Я рад слышать, что лорд Рэндольф ещё достаточно крепок, - сказал Уормишем с притворной улыбкой. - До меня доходили слухи, что он по-прежнему очень уверенно держится в седле и не пренебрегает охотой.
- Да, это так, - ответил Роберт, гордясь отцом.
- Когда-то, ещё до моей женитьбы, мы довольно много охотились вместе с вашим батюшкой в лесах Брайтвуд-холла и перестреляли немало лисиц и зайцев, - пустился в воспоминания Джереми Уормишем и рассказал несколько охотничьих случаев.
Затем мужчина перевёл взгляд на своего сына и Альфреда и ему как будто бы показалось, что те заскучали, выслушивая истории давно минувших лет, о чём он и сказал.
- Роберт, пусть ваш друг и мой сын беседуют друг с другом о том, что им интересно, не стоит утомлять их историей вашей семьи. Мы же, если вы не против, давайте пройдём в другую комнату. Я бы хотел рассказать вам кое-что о вашей матушке, то, чего вы наверняка не знаете.
Робби был заинтригован, ему, безусловно, хотелось услышать что-то из прошлого своей матери, тем более, что с детства он ощущал дух какой-то тайны, нависавшей над Брайтвуд-холлом с самых первых дней его рождения. Он часто слышал, как его мать и отец или мистер Флориани иногда таинственно о чём-то перешёптывались, были какие-то недомолвки и недосказанность. Однако при появлении Роберта или других посторонних лиц, все эти таинственные разговоры тут же обрывались, а лица родителей принимали деланно беззаботный вид.
И тут мистер Уормишем собирается поведать ему что-то о прошлом его матери. Роберт интуитивно почувствовал, что то, что он может услышать, не предназначается для чужих ушей, и поэтому он с готовностью согласился проследовать в соседнюю комнату.
Там мистер Уормишем удобно уселся в кресло, закинув ногу на ногу, и принялся вспоминать день свадьбы леди Луизы, когда он впервые увидел мать Роберта.
- Она была так прелестна, так юна, совсем ещё девочка, - говорил Джереми Уормишем с ностальгией в голосе. - И мне казалось, что совершилось большая несправедливость, что она вышла замуж за лорда Уилдсорда, который рядом с ней смотрелся совсем стариком и годился ей в отцы. Простите, что я так говорю, но это правда. Все смотрели на вашу матушку, не отрывая взгляда, так она была хороша, и я в том числе. И могу вам откровенно признаться, что я увлёкся ею и очень сожалел, что судьба свела меня с ней, когда на её палец уже было надето обручальное кольцо. Мне казалось, что ваша матушка будет несчастна в этом браке, ведь, что скрывать, выходила она замуж без любви, по воле своей матери, бывшей на то время в долгах как в шелках. Но я ошибся, леди Луиза нашла себе отраду в ином, она нашла её в вас. Ведь я не ошибусь, если скажу, что ваша матушка любит вас больше, чем кого бы то ни было?
- Мне очень хочется надеяться на это. Но вы ошибаетесь, мистер Уормишем, полагая, что моя матушка не любит моего отца. Могу вас заверить в обратном, она любит его.
- Любит, конечно, но другою любовью, - возразил Уормишем. - Видите ли, Роберт, существует много видов любви. Что же касается вашей матери, то это скорее благодарность за то, что лорд Рэндольф позволяет ей жить в своё удовольствие, благодарность за то, что он бесконечно добр к ней и к вам. Лорд Рэндольф удивительно благородный человек. Как вы считаете, насколько вы схожи со своим отцом в чертах характера?
- Мне всегда очень хотелось быть похожим на своего отца, он мой идеал. Но, к сожалению, мне не хватает его выдержанности. Мой отец умеет рассуждать обо всём здраво, он миролюбив и снисходителен к людям. Я же порой бываю нетерпелив и вспыльчив, и мне трудно прощать своих обидчиков. И надо сказать, что мой характер удивляет многих и мне говорят, что я так не похож на своего отца. Да я и сам не понимаю, откуда во мне столько огня. Правда, миссис Бьютихилл, это мать моего друга Фреда, говорила мне, что я очень напоминаю ей характером свою бабушку-француженку мадам д'Этре.
- Да, это правда, - согласился Уормишем. - Я хорошо её помню. Она истинная француженка. Но вы совершенно не похожи на неё внешне. Зато вы очень напоминаете мне вторую вашу бабку со стороны отца, и внешне и темпераментом Я видел её всего один раз, тогда она была уже смертельно больна, но всё равно в её чёрных глазах всё ещё пылал тот огонь, который пылает теперь в ваших, и про который вы сами говорили. Да, вы очень на неё похожи. Только цвет глаза у вас такой же, как у вашей матери, такой же необыкновенной синевы. Кстати, вы никогда не интересовались своими предками? Не доводилось ли вам изучать их портреты, чтобы, например, понять, на кого из них вы более всего похожи? И вообще какие фамильные черты свойственны роду Уилдсордов и д'Этре?
- Да, в детстве, надо признаться, меня это очень интересовало и, когда мне было лет десять, я подолгу простаивал у портретов предков своего отца.
- И какие же выводы вы сделали?
- Что, увы, я мало похож на Уилдсордов. Но у меня совершенно не было возможности изучать портреты д'Этре.
- Могу вас заверить, что на них вы похожи ещё меньше. Вам не кажется это странным?
- Нет, так как из всех д'Этре я знаю только свою мать и бабку, род же их достаточно древний и восходит к герцогам Шампани.
- Конечно, и наверняка из них отыщется кто-нибудь с тёмными волнистыми волосами и римским носом, - с усмешкой сказал Уормишем. - Я дам вам совет, юноша, поизучайте как-нибудь ещё раз на досуге портреты ваших предков, иногда это занятие бывает очень полезным. Только на этот раз более внимательно. Пораспрашивайте о них у вашей матери и лорда Рэндольфа. И, возможно, вас ждёт открытие. У меня же есть кое-что для вас. Видите на столе эту шкатулку? В ней лежит одно письмо, которое может помочь вам в открытии некоторых тайн, которые вы наверняка пожелаете узнать, после подробного изучения портретов ваших предков. - И мужчина, открыв крышку шкатулки, извлёк из неё сложенный лист бумаги. - Возьмите его.
- Но я не читаю чужих писем, - произнёс с возмущением Роберт, не протянув руку за предлагаемым ему письмом.
- Оно вовсе не чужое. Разве вы не узнаёте почерк вашей матери?
Роберт нагнулся к листу бумаги и прочитал слова, написанные рукой леди Луизой на оборотной стороне письма: "Мистеру Джереми Уормишему."
- Как видите, письмо адресовано мне, и я разрешаю вам прочесть его. Однако обещайте, что сделаете это не раньше, чем когда вернётесь в Итон. Ну же, берите.
Подросток больше машинально, чем осознанно, взял письмо и сунул его в карман своего сюртука.
- Это всё, что я хотел вам сказать, Роберт. Благодарю вас и вашего друга Альфреда за внимание к моему сыну и надеюсь, что, несмотря ни на что, вы будете поддерживать с ним отношения. Теперь же нам пора к ним вернуться, - сказал Уормишем.
Спустя четверть часа Роберт и его друг покинули гостиницу и отправились пешком в сторону колледжа. Альфред, видя, что после разговора с Джереми Уормишемом юноша стал необыкновенно задумчив, спросил его:
- О чём вы разговаривали с мистером Уормишемом?
- Он нагнал тумана, - ответил Роберт. - Посоветовал мне изучать портреты моих предков.
- Зачем? Он усомнился в том, что ты плохо знаешь своё генеалогическое древо? - усмехнулся Альфред.
- Это был странный разговор. Сначала мистер Уормишем принялся вспоминать день свадьбы моей матушки с отцом. Затем вдруг стал спрашивать меня о том, на кого, как я считаю, я больше похож, на Уилдсордов или д'Этре. Я ответил, что все говорят, что касается моего характера, что во мне, безусловно, сильна французская кровь. На что мистер Уормишем возразил и сказал, что я очень сильно похож на свою бабку со стороны отца, то есть на леди Кэтлин, якобы во мне столько же огня, сколько было и в ней. Жаль, что я не был с ней знаком: когда я родился, она давно уже умерла.
- Странно, что мистера Уормишема это так интересует, - высказал своё мнение Альфред.
- Я такого же мнения.
Десять минут спустя Роберт и Альфред переступили порог камбуза колледжа и направились к комнате, которую они делили на двоих. В комнате они принялись снимать с себя верхнюю одежу, и тут Роберт, сняв с себя сюртук и повесив его на вешалку, вдруг вспомнил о письме, которое вручил ему отец Джеральда.
- Совсем забыл, мистер Уормишем дал мне одно письмо, которое моя мать написала ему, - и юноша вытащил из кармана сложенный лист бумаги. - Он сказал, что оно поможет мне ответить на вопрос, который должен возникнуть у меня после того, как я более внимательно изучу портреты своих предков.
Далее Роберт дождался, когда Альфред зажжёт свечи подсвечника, стоявшего на столе, подошёл поближе к свету и, раскрыв письмо, принялся читать его. И чем дольше он читал, тем сильнее его лицо выражало недоумение.
- Что там написано? - осторожно спросил Альфред, однако уверенный в том, что его друг не ответит на этот вопрос, так как видел, как сильно изменилось лицо молодого человека после того, как тот прочитал письмо.
И действительно, Роберт не спешил отвечать, словно раздумывал, стоит ли раскрывать содержание этого письма.
- Это очень странное письмо, Фред, - ответил Роберт после того, как прочитал его ещё раз. - В нём моя матушка извиняется перед мистером Уормишем за то, что оказала ему не очень радушный приём на моём дне рождении. Причём, вероятно, она чувствовала себя настолько виноватой перед ним, что буквально молит о пощаде. Но я не помню, чтобы в тот день между моей матерью и мистером Уормишемом происходила какая-либо ссора или нечто подобное. Почему она чувствует себя виноватой? Я хорошо помню тот день, мистер Уормишем был в прекрасном расположении духа и у него не должно было возникнуть никаких претензий по поводу того, что с ним обошлись как-то нелюбезно. Фред, может, ты заметил что-либо странное тогда?
- Нет, - пожал плечами его друг. - Однако я помню, что супруги Уормишем покинули Брайтвуд-холл самыми первыми, задолго до окончания праздника.
- Далее моя матушка пишет, что мистер Уормишем наверняка не хотел бы, чтобы его сын страдал, если бы узнал о тайне своего рождения. Ничего не понимаю, - произнёс Роберт растерянно.
- Может, ты что-то неверно понял? Неправильно разобрал слова? - предположил Альфред.
- На, прочти его сам, - протянул письмо юноша своему другу. - Я не в силах разгадать этот ребус.
Альфред взял листок и наклонился над подсвечником совсем близко, чтобы разглядеть каждую букву этого странного письма.
- Ну, что ты об этом думаешь? - спросил Роберт после того, как его друг прочитал письмо, и на его лице отразилось такое же недоумение.
- Я считаю... - тут Альфред выдержал паузу, словно размышляя, - я считаю, что тебе нужно выкинуть из головы всё, что написано в этом письме, Роб, а само письмо сжечь.
- Как сжечь?! Что ты говоришь?! - воскликнул Роберт, выхватывая письмо из рук друга, опасаясь, как бы и впрямь молодой человек ни поднёс бы его к пламени свечи, чтобы сжечь. - Мистер Уормишем сказал, что оно должно помочь мне ответить на вопрос.
- Роб, моё мнение таково, что это письмо имеет отношение только к твоей матери и мистеру Уормишему. Возможно, что это действительно всего лишь какое-то недоразумение, возникшее между ними, и оно наверняка в скором времени разрешится. И я не понимаю, почему мистер Уормишем отдал это письмо тебе.
- А как же его последние строки? - возразил Роберт и принялся цитировать: - "Умоляю всеми святыми, не губите жизнь моего сына. Вы сами отец, и не пожелали бы своему сыну тех страданий, которые он мог бы испытать, узнав тайну своего рождения". Тайну своего рождения, то есть, моего. Здесь речь идёт о тайне моего рождения, понимаешь, Фред?
- Роб, ну какие тут могут быть тайны? - пожал плечами Альфред. - Ты всё преувеличиваешь.
- Нет, Фред, я всегда знал, что есть какая-то тайна, о которой мои мать и отец шепчутся по углам, и очень заботятся о том, чтобы она не достигла моих ушей. И мистер Уормишем знает эту тайну. Вот моя матушка и боится, как бы он, держа на неё обиду, не разболтал бы теперь её мне. Мистер Уормишем посоветовал мне поподробнее изучить портреты моих предков, и я сделаю это в ближайший же уик-энд.
- Роб, поверь мне, что есть некоторые тайны, которые пусть лучше навсегда останутся тайнами, и не стоит их узнавать.
- И ты думаешь, что я смогу спокойно жить, зная теперь наверняка, что от меня что-то скрывают? Это касается моего рождения, Фред! Как можно постараться забыть об этом и делать вид, что я никогда не читал этого письма! Нет, я не успокоюсь, пока не выведаю всего. И если же мои отец и мать не захотят всё объяснить мне, то я явлюсь к мистеру Уормишему и заставлю его рассказать мне всё, что он знает.
Услышав это заявление своего друга, Альфред неодобрительно покачал головой. Он, как и Роберт, не знал, о какой тайне могла вестись речь, но понимал, что Уормишем вручил его другу ящик Пандоры, и что добром это не кончится.
В следующее же воскресенье Роберт отправился в Брайтвуд-холл, и, отобедав со скоростью солдата, которому через короткий срок предстояло вступить в бой, юноша отправился в галерею с портретами своих предков. Там он долго расхаживал перед картинами, задрав голову и тщательно вглядываясь в лица каждого из рода Уилдсордов, смотревших на него с холстов неподвижным взглядом, но ни с кем из них подросток не находил особо сильного сходства с собой. Когда же Роберт поравнялся с портретом леди Кэтлин Уилдсорд, то застыл перед ним, вглядываясь в каждую чёрточку лица матери лорда Рэндольфа. И чем дольше юноша рассматривал её портрет, тем больше ему казалось, что уж на свою бабку он похож меньше, чем на кого бы то ни было. Цвет её волос скрывал парик, однако у неё был курносый нос, круглый подбородок и серые глаза, а вовсе не чёрные, как сказал Джереми Уормишем. Странно, что мистер Уормишем вообще упомянул такую деталь, как чёрные глаза: ни у кого из его предков, судя по портретам, не было чёрных глаз. У бабушки же Мадлен, он точно помнил, глаза были синими. Откуда мистер Уормишем взял, что у его бабки леди Кэтлин они были чёрными? Впрочем, отец Джеральда сам упомянул, что он видел её всего один раз и, безусловно, он мог запамятовать такую деталь, как цвет глаз. Тем более, что мистер Уормишем мог видеть леди Кэтлин только в совсем юном возрасте, будучи ещё ребёнком, так как та давно уже умерла.
Роберт стал стараться припомнить, в каком же году умерла его бабка, для того, чтобы понять, сколько лет было мистеру Уормишему, когда он мог видеть её. Кажется, его отец говорил, что его матери было немногим более семидесяти, когда она скончалась от апоплексического удара. Затем Роберт произвёл в уме нехитрые расчёты и пришёл к выводу, что мистеру Уормишему в тот год, когда умерла леди Кэтлин, было не более двенадцать лет. И, безусловно, такая деталь, как цвет глаз постороннего ему человека, которого, к тому же, он видел всего один раз в жизни, не могла так цепко засесть в его памяти.
- Роберт, вот вы где, - вдруг услышал у себя за спиной юноша голос Дэвида. - Ваша матушка желает вас видеть. Вы так быстро покинули обеденный стол, что она не успела расспросить вас о ваших успехах в колледже.
- Хорошо, передайте ей, что я сейчас приду, - ответил на это подросток.
- Вас заинтересовали ваши предки? - спросил мужчина, заметив, с каким любопытством Роберт рассматривает фамильные портреты.
- Да, особенно леди Кэтлин. Один человек сказал мне, что я очень похож на неё. А вы как считаете, я похож на свою бабку?
Дэвид взглянул на портрет матери лорда Рэндольфа, затем на своего сына, словно бы сравнивая их, хотя ему совершенно незачем было делать этого, он и так знал, что Роберту мало что досталось от Уилдсордов.
- В вас течёт кровь не только Уилдсордов, но и д'Этре. И эти две крови так сильно перемешались в вас, что трудно сказать, на кого вы похожи больше, - ответил Дэвид. - Но кто вам сказал, что вы похожи на леди Кэтлин?
- Мистер Джереми Уормишем.
Услышав это имя, секретарь невольно вздрогнул.
- И ещё он сказал почему-то, - продолжил Роберт, - что у леди Кэтлин были чёрные глаза. Но ведь у неё не чёрные глаза, как вам кажется?
Дэвид опять взглянул на портрет матери лорда Рэндольфа.
- Да, судя по портрету, её глаза были серого цвета, - сказал мужчина.
- И художник не мог ошибиться, не так ли? Ведь если бы он всё же ошибся, то наверняка его заставили бы переделать портрет. Выходит, значит, ошибся мистер Уормишем, спутав леди Кэтлин с кем-то. Поэтому я и решил рассмотреть все фамильные портреты, чтобы понять про кого мистер Уормишем вёл речь. Но я не нашёл никого, у кого в нашем роду были бы чёрные глаза.
- Разве это так важно, у кого какого цвета глаза, - сказал Дэвид как можно более беззаботным тоном.
- Дело не только в цвете глаз. Просто, чем больше я смотрю на эти портреты, тем меньше я нахожу, что вообще похож на кого-либо из Уилдсордов. Зато мистер Уормишем с лёгкостью угадал во мне сходство с какой-то моей бабкой, у которой были чёрные глаза, и эти глаза как будто бы пылали таким же огнём, как у меня. И мне кажется это странным.
- Мистер Уормишем не может рассуждать об этом, так как ни с кем из Уилдсордов, кроме, разумеется, лорда Рэндольфа, не был знаком.
Далее Дэвид посчитал, что не стоит продолжать этот разговор с сыном и будет лучше ему покинуть его, пока Роберт не начал задавать те вопросы, на которые он не сможет ответить.
- Простите, Роберт, но мне нужно идти, - сказал он и поспешил к Луизе для того, чтобы сообщить ей о том, что её опасения, похоже, оказались ненапрасными: Уормишем затеял какую-то игру, пытаясь посеять в их сыне сомнения по поводу того, что он чистокровный Уилдсорд.
Оставшись один, юноша ещё какое-то время изучающе смотрел на портрет леди Кэтлин, и его лоб хмурился всё сильней. Но потом всё же он отправился в комнату матери.
Там подросток застал и Дэвида, стоявшего возле кресла, в котором сидела мать Роберта. И у секретаря и у матери были очень озабоченные лица, а женщина к тому же была смертельно бледна, так как, безусловно, закулисная игра мистера Уормишема очень сильно встревожила её.
- Робби, мистер Флориани сказал мне, что ты имел беседу с мистером Уормишемом. Когда это было, во время твоего дня рождения? - спросила она сына.
Луиза недоумевала, когда Джереми Уормишем успел посеять сомнения в душе Роберта, ведь во время его дня рождения она не спускала глаз ни с сына, ни со своего врага.
- Нет, мы с ним встретились позже, в Итоне, куда мистер Уормишем приехал, чтобы навестить своего сына. Его старший сын Джеральд тоже учится в этом же колледже, но на два курса младше. И мистер Уормишем хотел, чтобы я и Фред взяли его под свою опеку.
- Значит, мистер Уормишем нарочно приезжал в Итон, чтобы поговорить с тобой! - воскликнула Луиза.
- Нет, он приезжал к своему сыну, я ведь сказал об этом, - возразил Роберт. - Нас же, то есть меня и Фреда, он повстречал случайно на улице.
- Случайно, конечно же... И о чём вы с ним говорили?
- Он вспоминал былые дни, рассказал о дне вашей свадьбы с отцом. Говорил о вас с восхищением. Затем стал спрашивать меня, на кого, как я считаю, я больше похож: на Уилдсордов или д'Этре. И сказал почему-то, что я очень напомнил ему леди Кэтлин, вероятно, спутав её с кем-то.
- О чём-то ещё вы говорили с мистером Уормишемом? - с опаской спросила Луиза, ожидая услышать самое худшее, ведь от Уормишема не приходилось ждать снисхождения.
- Больше ни о чём, - сказал Роберт, сознательно не упомянув про письмо, которое дал ему мистер Уормишем, так как юноша предполагал, что мать, узнав об этом письме, потребует принести его, а затем сожжёт его. Но подросток не мог допустить, чтобы это письмо было уничтожено, ведь оно должно было помочь ответить ему на вопрос.
- Робби, пообещай мне, что в следующий раз, когда ты случайно встретишься мистером Уормишемом в Итоне или где-нибудь ещё, ты не вступишь с ним в разговор. И я запрещаю тебе дружить с его сыном.
- Но почему, матушка? Джеральд совершенно чудесный малый.
- Ты не представляешь, насколько мистер Джереми Уормишем опасный человек. Он причинил нашей семье уже немало бед. Поэтому будет лучше, если ты будешь держаться от него и членов его семьи как можно дальше.
- Зачем же тогда вы пригласили его на мой день рождения, если он так опасен? - спросил недоумённо Роберт.
- Мы приглашали его отца, мистера Эдварда Уормишема. Это он решил взять с собой своих сыновей, в том числе и Джереми, который долгое время жил в Индии и вернулся оттуда совсем недавно. Все думали, что старые обиды между нами позабыты. Но оказалось, что это не так. Джереми Уормишем, как был, так и остался злым, мстительным, лицемерным человеком, желающим всем зла. Его любимое занятие - ссорить между собой людей.
Однако объяснение матери не ввело Роберта в заблуждение, он понимал, что она опасается лишь одного, что Джереми Уормишем проговорится и скажет ему то, что от него, Робби, так тщательно скрывают все эти годы. Об этом говорили глаза женщины, наполненные страхом. И ещё он понял то, что его мать сама никогда не раскроет эту тайну, поэтому спрашивать её о чём-либо было бессмысленно, тем более в присутствии мистера Флориани. Поэтому юноша только сказал с лёгкой язвительностью в голосе:
- Мне кажется это странным, матушка. Зачем мистеру Уормишему причинять мне зло, когда он едва меня знает и я не сделал ему ничего дурного? Ничего не бывает без причины.
- Просто есть такие люди, дорогой, которые очень любят творить зло. Им не нужна для этого никакая причина. Просто таков характер человека. Вероятно, это доставляет ему удовольствие. Поэтому я прошу тебя не вступать более с мистером Джереми Уормишемом ни в какие разговоры.
- Но как я должен буду объяснить ему свой отказ?
- Просто скажи ему, что у тебя нет времени, что тебе нужно готовиться к занятиям. Кстати, как твои дела в колледже? - поспешила Луиза переменить тему.
Роберт принялся рассказывать о своих успехах, однако не так подробно, как обычно. Подростка задело, что мать не пожелала быть с ним откровенной и запретила ему дружить с Джеральдом, и сейчас ему хотелось как можно быстрее покинуть свою мать и остаться наедине с собой, чтобы поразмышлять. А поразмышлять ему, как он считал, было о чём.
В следующий раз Луиза увидела своего сына только за ужином, так как тот полдня просидел в своей комнате и отказался от верховой прогулки, несмотря на погожий денёк, чего раньше никогда не случалось.
Уединившись же в своей комнате, Роберт поставил перед собой зеркало и принялся тщательно изучать своё лицо, каждую выпуклость, каждую чёрточку, форму бровей, губ, линию носа, пытаясь найти в себе черты матери или отца. Но нет, на мать он вовсе не был похож, если не считать глаз. Что же касалось лорда Рэндольфа, то, пожалуй, у них была одинаковая форма лица. Но это всё. И при всём при том Роберт никак не мог отделаться от мысли, что из зеркала на него смотрит человек, которого он хорошо знает. Нет, это был не сам Роберт, а кто тот другой, похожий на него, и которого ему несомненно доводилось видеть раньше. Но только юноша никак не мог вспомнить, где и когда.
За ужином Роберт был словно не в своей тарелке: без всякого аппетита поглощал свой ужин, словно блюда были плохо сготовлены, был задумчив и лишь изредка бросал взгляды, то на мать, то на лорда Рэндольфа, что очень обеспокоило мужчину.
- Робби, что с тобой? Ты необыкновенно молчалив сегодня, - наконец спросил лорд Рэндольф.
- Видите ли, отец, я пытаюсь найти ответ на один вопрос. Каждому роду, говорят, присуще какие-то фамильные черты, которые передаются из поколения в поколение. А каковы эти черты у Уилдсордов?
Но, прежде чем её муж ответит, Луиза решила пояснить:
- Сегодня Робби решил наконец-то поближе познакомиться со своими предками и найти в ком-то из них сходство с собой.
- У Уилдсордов нет каких-то особых фамильных черт, Робби, - ответил лорд Рэндольф. - Фамильные черты присуще тем семьям, где было принято жениться на кузинах и кузенах или прочих дальних родственниках. У Уилдсордов подобное случалось редко и поэтому, может, тебе и не удалось обнаружить какого-то сходства.
- Однако я не считаю, что у Уилдсордов и д'Этре нет фамильных черт, - возразил Роберт. - Матушка и бабушка Мадлен очень похожи. Вы, отец, копия своего отца. Мне же никогда не говорили, что я вылитый отец или мать, хотя про других детей обычно так и говорят. Когда я был маленьким, и у нас гостили семьи с детьми, то первым делом дети всегда сравнивались с родителями. Я то и дело слышал: "этот ребёнок вылитый отец" или "он весь в мать или в бабку". Про меня же такого никогда не говорили. Я слышал только одно, что у меня глаза матери. Однако вдруг на днях один человек сказал мне, что я похож на свою бабку, леди Кэтлин. Так ли это?
- Этот человек был хорошо знаком с леди Кэтлин? Кто же он? - полюбопытствовал лорд Рэндольф.
- Мистер Джереми Уормишем.
- Но когда была жива моя мать, Джереми был ещё ребёнком, он не может хорошо её помнить.
- Да, наверняка он её плохо помнит, так как мистер Уормишем сказал, что у неё были чёрные глаза.
- Нет, Робби, у моей матери глаза были серыми.
- Значит, он спутал её с кем-то.
- Вероятно.
- Но с кем же тогда мистер Уормишем нашёл моё сходство? Кто эта женщина?
- Это может быть просто случайностью. Я не думаю, Робби, что тебе стоит слишком серьёзно воспринимать слова мистера Джереми Уормишема и размышлять над ними. Ни столь важно, на кого ты больше похож, на меня или свою матушку, важнее тебе быть уверенным в том, что мы тебя любим.
- Я в этом нисколько не сомневаюсь, отец. Но мне хотелось бы, чтобы со мной были честны.
- Ты подозреваешь нас в том, что мы в чём-то неискренни с тобой?
Но Роберт не решился напрямую ответить на это вопрос. Юноша понял, что лорд Рэндольф, так же как и мать, не готов открыть ему тайну, а возможно, что он и сам ничего не знает. И тайна матери - это лишь её тайна. Поэтому, отрицательно замотав головой, подросток ответил, пряча свой взгляд:
- Нет.
Однако ясное дело, что у всех сидящих за столом пропал аппетит и каждый постарался расправиться со своим ужином поскорее, чтобы уйти к себе, дать волю своим эмоциям и обдумать, как вести себя дальше.
Роберт вернулся в Итон в самом скверном расположении духа. Теперь у него не было сомнений в том, что его мать что-то скрывает от него, какую-то семейную тайну, которую она тщательно оберегает. Такие выводы он сделал исходя из её поведения и реакции на то, что мистер Уормишем о чём-то беседовал с ним. Что же касалось лорда Рэндольфа, у юноши не было полной уверенности в том, что тот тоже знает эту тайну. Однако, судя по всему, она была известна мистеру Флориани: Роберт заметил, что секретарь был встревожен не меньше его матери. Но ещё более странным юноше казалось то, что эта тайна была известна мистеру Уормишему. Ведь со слов матери выходило, что они никогда не ладили между собой, и навряд ли она стала бы поверять ему свои секреты. Откуда же тогда Джереми Уормишем мог знать о тайне, которую леди Луиза упомянула в своём письме к нему. Но самое главное, что это была за тайна? Из письма матери и слов мистера Уормишема, посоветовавшего подростку поподробнее изучить фамильные портреты его предков, можно было сделать вывод, что это связано с рождением Роберта и принадлежности его к роду Уилдсордов и д'Этре. Изучение же портретов его предков привели Роберта к совершенно неутешительному выводу и поставили под сомнение то, что он по крови принадлежит к семье своих родителей. То есть он либо приёмный сын, либо родным по крови ему приходится только один из родителей, и, скорее всего, всё же это его мать, потому что с нею он был схож хотя бы глазами.
Когда его друг Альфред вернулся в кампус из колледжа, где задержался немного дольше, он, застав Роберта сидевшим в кресле в глубокой задумчивости в полумраке комнаты, так как юноша и не думал зажигать свечей, спросил его с большим беспокойством:
- Что случилось, Роб? Твоё лицо мрачнее тучи.
- Фред, - поднял юноша глаза на друга, - скажи мне, я похож на своего отца? Только отвечай мне честно, не надо меня жалеть.
- Опять ты за своё, Роб, - вздохнул Альфред. - Сколько можно об этом говорить?
- Я ведь сказал тебе, что не успокоюсь, пока всё не разузнаю. Итак, отвечай мне, я похож на своего отца?
- Разумеется, ты похож на него, он ведь твой отец. Я уже говорил тебе это.
- Неправда! - резко возразил Роберт. - Я вовсе не похож на него. Я весь уик-энд провёл в картинной галерее, изучая портреты своих предков, и не нашёл свою схожесть ни с кем из Уилдсордов. Значит, я не Уилдсорд. Понимаешь, Фред? Мой отец - это не мой отец.
- Ты несёшь чепуху, Роб. Разве можно делать подобные выводы, основываясь на своей схожести или несхожести с портретами!
- А как же то письмо? В нём моя мать сама пишет о некой тайне, связанной с моим рождением.
- Ты говорил с ней об этом? - спросил Альфред, вспомнив, что его друг имел намерение расспросить своих родителей.
- Я не решился рассказать о письме, так как предположил, что она захочет уничтожить его как улику. А я не могу этого допустить, ведь это письмо должно помочь мне дать ответ о моём происхождении. Правда, сколько бы я его не перечитывал, я так и не смог понять, как же оно может мне помочь. Зато я видел, как моя мать испугалась, узнав о том, что мистер Уормишем разговаривал со мной, значит, ей и вправду есть что скрывать! Она наговорила на Уормишема бог знает что, выставила его страшнейшим злодеем и запретила мне общаться впредь не только с ним, но даже и с его сыном Джерри. И из всего этого я могу сделать только два неутешительных для себя вывода: либо моя мать изменяла своему мужу, либо я и вовсе приёмный сын, какой-нибудь подкидыш.
- Роб, ты сам-то веришь в то, что сейчас говоришь! Если бы не мистер Уормишем, всякого другого, кто посмел бы заявить такое, ты объявил бы сумасшедшим. К тому же я, будучи ещё маленьким, не раз слышал разговоры своей матери и леди Луизы о тех временах, когда твоя мать носила тебя ещё под сердцем. Они делились воспоминаниями друг с другом и говорили, что та пора была для них самой счастливой. Да я и сам помню тебя чуть ли не с младенчества. Хоть мне и саму было тогда крайне мало лет, но я отлично помню, как заглядывал к тебе в люльку, когда ты был ещё совсем крошечным. Ты уже тогда был очень шумным: громко плакал и размахивал руками. И я никогда не думал, что мы с тобой подружимся, - скривился в улыбке Альфред. - Поэтому, Роб, у тебя и мыслей быть не должно, что ты подкидыш!
- Ну, хорошо, Фред, допустим, что моя мать - это моя мать. Я и сам в этом мало сомневался. Но кто же тогда мой отец?
- Роб, адюльтер - это очень серьёзное обвинение. И ты предъявляешь его ни кому-нибудь, а собственной матери. Подумай, разве прежде у тебя хоть раз возникала мысль заподозрить свою мать во лжи, в неверности своему мужу?
Роберт задумался на короткое время, а потом сказал:
- Знаешь, Фред, до меня только сейчас начинает доходить весь смысл разговора мистера Уормишема со мной. Поначалу я думал, что он просто пустился в воспоминания, что ему приятно вспоминать о днях его молодости. Но теперь я понимаю, что в каждой его фразе был намёк. Все эти слова о том, что моя мать выходила замуж совсем ещё девочкой за старика, то есть за моего отца, который на сорок лет её старше. И что она вышла за него без любви. В то время они с бабкой были ужасно бедны и думали только о том, как им выпутаться из долгов. Замужество же со знатным богатым лордом, безусловно, могло поправить их финансовое положение. Ведь всё так очевидно. Всё так очевидно, Фред! Она была молода, красива, а рядом с ней - старик! И нет ничего удивительного в том, что она проявила слабость и завела интрижку с каким-то молодчиком!
- Нет, Роб, - возразил Альфред, - нельзя обвинять кого-то из-за слов всего лишь одного человека. Бог знает по каким причинам мистер Уормишем решил опорочить твою мать. Если бы были какие-то другие доказательства, какие-нибудь письма, например.
- А то письмо, написанное собственноручно моей матерью, разве не доказательство?
- Но там лишь говорится о какой-то тайне, но не ясно о какой.
- О тайне, способной причинить мне страдания, - напомнил Роберт. - Но что же может быть хуже, чем узнать, что человек, которого я считал шестнадцать лет своим отцом, на самом деле мне вовсе не отец. Что моя мать отнюдь не безгрешна, а изменила своему мужу. Причём для некоторых это оказалось вовсе и не тайной, я имею в виду мистера Уормишема и нашего секретаря. Что же касается писем и других доказательств, то наверняка они существуют, нужно только заняться матушкиным архивом.
- Неужели ты опустишься до того, что будешь читать чужие письма? - изумился Альфред одержимости друга.
- А что ещё мне остаётся? Мать и отец не желают со мной говорить об этом. Мне не оставили выбора. И я не удивлюсь, если окажется, что любовные записочки моей матери передавал мистер Флориани: он всегда был её правой рукой. Но есть ещё одна загадка: откуда обо всём этом мог узнать мистер Уормишем. Неужели моя мать была так неосторожна, что в открытую при посторонних флиртовала со своим любовником, и Уормишем стал этому свидетель. Или... или он и есть мой отец, - вдруг осенило Роберта.
- Ты думаешь, что мистер Уормишем может быть твоим отцом? - переспросил Альфред таким тоном, словно услышал самую большую нелепость, какую только мог услышать.
- Он сам признался мне в том, что был увлечён моей матерью. Он так и сказал: "я очень сожалел, что судьба свела меня с ней, когда на её палец уже было надето обручальное кольцо". А это фраза из письма: "ведь вы сами отец, и не пожелали бы своему сыну тех страданий, которое он мог бы испытать, узнав тайну своего рождения". Не следует ли это толковать так: ведь вы отец и не можете желать страданий собственному сыну, то есть мне?
- Ну, хорошо, Роб, допустим выяснится, что мистер Уормишем или кто-то другой - твой отец. Но что ты будешь делать дальше? Отречёшься от лорда Рэндольфа и объявишь свои отцом другого?
- Нет, Фред, я вызову его на дуэль и убью.
- Что?! - опешил Альфред. - Роб, да ты рехнулся! Искать своего отца ради того, чтобы убить его!
- Этот человек - преступник. Он соблазнил мою мать, когда она была уже замужем. Он лишил меня отца, лишил возможности быть Уилдсордом. А сам, где он был все эти шестнадцать лет? Он отрёкся от меня, отбыл в Индию и поспешно женился там на другой женщине, и все эти годы совершенно не интересовался мною, равнодушно предоставив воспитывать меня постороннему человеку. Разве этого не достаточно для моей мести? Я ненавижу его! - воскликнул Роберт обиженным тоном.
- Но чего ты хотел? Чтобы он публично признал тебя? Он не мог этого сделать, так как наверняка прекрасно понимал, чем это грозило бы твоей матери. Это был бы скандал, развод!
- То есть для того, чтобы не раздулся скандал, он предпочёл на долгие годы забыть о собственном сыне? Какое же каменное сердце нужно иметь для этого!
- Ты не можешь знать наверняка, что он совершенно не интересовался тобой. Наверняка твоя мать и тот человек переписывались.
- Интерес мною в письмах не может искупить всех его грехов, Фред. Он всё равно должен понести наказание! И орудием возмездия буду я!
- Да это чистой воды безумие, Роб! - ужаснулся Альфред. - Ты не сможешь выстрелить в собственного отца. Опомнись, прошу тебя.
- Это уже неважно, приходится ли мистер Уормишем мне отцом или нет, - произнёс юноша непримиримым тоном. - Он мне ненавистен, кем бы он ни оказался. На этой земле в живых должен остаться только один из нас. В следующий же уик-энд я отправлюсь в Лондон, разыщу мистера Уормишема и заставлю его ответить за все его поступки.
- Нет, Роб, ты не сделаешь этого, - схватил Альберт своего друга за руки, словно тот собирался отправиться исполнить своё намерение прямо сейчас. И, не на шутку испугавшись за его жизнь, принялся горячо отговаривать подростка от этого опрометчивого поступка: - Знаешь ли ты, что про младшего Уормишема говорят, что он один из лучших стрелков королевства! Он попадает в утку с двухсот шагов! Если он не пощадит тебя, Роб, то убьёт тебя, понимаешь, убьёт! Стоит ли рисковать жизнью из-за человека, который отнёсся к тебе столь равнодушно!
- Пусть он убьёт меня, Фред, моя жизнь уже ничего не стоит. Я не смогу жить среди предателей. Мой дом мне теперь ненавистен. Не знаю, как я смогу жить в Брайтвуд-холле. Мне не мил весь белый свет. Поэтому пусть случится то, что случится. Я уже всё решил. Меня уже ничто не остановит, Фред.
Когда его друг Альфред услышал всё это, то схватился за голову и принялся нервно расхаживать по комнате, пытаясь найти ещё какие-нибудь аргументы для юноши, обидевшегося на весть мир, чтобы образумить его. Но одновременно молодой человек понимал, что сейчас, пока Роберт находится в столь разгорячённом состоянии, все его доводы будут в пустую, тот ничего не желал слышать. Нужно дать ему остыть, и, может, когда он охладеет, то поймёт всю опасность своих намерений. Однако Альфред решил, что если в течение нескольких дней настроение его друга не переменится, и он будет полон всё той же решимости, то он вынужден будет рассказать обо всём его родителям, чтобы те не допустили свершения непоправимого.
Однако ни через два дня, ни позже настроение Роберта не переменилось. Более того, юноша принялся разыскивать дуэльные пистолеты. Более медлить Альфреду было нельзя и он написал письмо лорду Рэндольфу, в котором сообщил о намерении Роберта вызвать Джереми Уормишема на дуэль. Так как Альфред не был уверен, что лорду Уилдсорду были известны сомнения его сына по поводу его происхождения, то он не решился указать истинные причины, побудившие Роберта вызвать мистера Уормишема. Альфред лишь написал о том, что между юношей и тем джентльменом вышла какая-то ссора, подробностей которой он не знает.
Нужно ли говорить, что, как только письмо было получено и прочитано лордом Уилдсордом, он, не мешкая, отправился в Итон, чтобы забрать Роберта домой. Но юноша отказывался покидать Итон, так как из-за пропуска занятий его могли не перевести на следующий курс, а то и вовсе отчислить из колледжа, ведь впереди предстояла сдача экзаменов. Тогда лорд Рэндольф сказал, что если Роберт не поедет с ним, то он сам попросит ректора отчислить его. Разве можно было сейчас думать об учёбе, когда речь шла о жизни подростка. В конце концов Роберт согласился и вместе с приёмным отцом уехал в Брайтвуд-холл.
Напрасно лорд Уилдсорд пытался выяснить у юноши причины его размолвки с Джереми Уормишемом. Роберт отвечал лишь, что мистер Уормишем гнусный человек и должен понести наказание.
Лорд Рэндольф ничего не сказал о письме Альфреда своей жене, чтобы не тревожить её, и запретил Роберту упоминать имя Джереми Уормишема в её присутствии. Ректору колледжа и Луизе было сообщено, что Роберт заболел и неделю или две проведёт дома.
Сам же лорд Рэндольф отправился в Лондон, чтобы выяснить о причинах ссоры мистера Уормишема с его внуком и попытаться отговорить мужчину от дуэли.
Джереми Уормишем сильно удивился, когда ему доложили, что к нему с визитом пожаловал сам лорд Уилдсорд. Однако предположив, что, в любом случае, разговор будет носить для него нелицеприятный характер, принял самоуверенный вид.
- С чего вы взяли, что я ссорился с вашим... с сыном вашей жены? - выразил недоумение Уормишем, услышав о намерении Роберта вызвать его на дуэль. - О дуэли же я слышу впервые, по крайней мере до сего дня в моём доме пока ещё не видели ни его секунданта, ни письма с вызовом от него. И я даже не могу представить, что могло послужить для неё причиной.
- Я знаю, что вы имели разговор с моим сыном, и для этого намеренно приезжали в Итон. Расскажите мне о содержании вашего разговора с ним, - потребовал лорд Рэндольф.
- Я вам скажу только одно, милорд: всё эту кашу заварил вовсе не я неделю назад, а ваша жена лет этак семнадцать назад благодаря своей ветрености. Вы великодушно простили её - это ваше дело. Вас можно понять, вы нуждались в наследнике, и раз леди Луиза не смогла зачать его от вас, то вы со снисхождением отнеслись к тому, что вам в этом помог кто-то другой, а именно - один очень хитрый пройдоха. Я все эти годы молчал, зная правду, но вместо благодарности от вашей жены я почему-то заслужил только гневные слова. Она потребовала, чтобы я покинул ваш дом, словно я плешивая собака. И, знаете ли, я обиделся. К тому же я считаю, что каждый имеет право знать правду о своём истинном происхождении. Это несправедливо, когда дети не знаю своих отцов, не так ли?
- Это не ваше дело, - мрачно ответил лорд Рэндольф, проглотив все обидные слова Уормишема. - Я вас очень настоятельно прошу, мистер Джереми, больше не вмешиваться в дела нашей семьи. Если же моей женой была нанесена вам обида, то от своего имени прошу простить её. Что же касается Роберта, то он ещё в меньшей степени может быть виноват в чём-то перед вами. Если же вы считаете, что нанесённая вам обида не может быть прощена, то я к вашим услугам в любое время.
- Милорд, повторю вам ещё раз, что о дуэли я впервые услышал из ваших уст и у меня совершенно нет намеренья стреляться с сыном вашей жены. И даю вам слово джентльмена, что если я в ближайшее время получу вызов от его секунданта, то отклоню его. Роберт жертва и заслуживает сочувствия. К тому же, на самом деле, он глубоко мне симпатичен, несмотря на то, что в нём течёт плебейская кровь. Вам совершенно не о чем беспокоиться, клянусь, что не буду стреляться с вашим сыном, и уж тем более с вами.
Однако, несмотря на то, что Джереми Уормишем держался с ним достаточно дерзко, лорд Рэндольф покинул его дом в гораздо большем успокоении, чем в том, с которым ехал к нему. Он почему-то поверил слову Уормишема, что тот не примет вызова Роберта. Ведь и вправду, какой был смысл ему стреляться с безусым юнцом? Однако мужчина решил, что будет лучше, если Роберт всё же проведёт одну неделю дома под надзором.
Все эту неделю, которую Роберт вынужден был провести в Брайтвуд-холле, он был мрачен и почти ни с кем не разговаривал, за исключением лорда Рэндольфа. Юноша считал, что тот, будучи обманутым мужем, был такой же жертвой, как и он. Целые дни подросток проводил в уединении и думал лишь о том дне, когда сможет вернуться в Итон. Но его волновала не учёба, он жаждал встречи с Джереми Уормишемом.
Такое поведение сына расстраивало Луизу, она догадывалась, что его нежелание общаться с ней не связано с его болезнью. Луиза, прекрасная зная характер Уормишема и помня его угрозы, предполагала, что он на самом деле сказал Роберту гораздо больше. Просто то, что услышал юноша, вероятно, озадачило, смутило или напугало его, и он не решается рассказать об этом.
Юноше же, думая о своей будущей встрече с Уормишемом, не хотел являться к нему с пустыми руками, ему нужны были доказательства в виде писем. Поэтому, словно затаившийся паук, он стал выжидать удобного момента, когда, воспользовавшись отсутствием матери, он сможет проникнуть в её комнату и добраться до её переписки семнадцатилетней давности.
И за день перед его отъездом в Итон такой случай ему представился: Луиза уехала к Бьютихиллам. Как только её коляска скрылась из вида, Роберт отправился в комнату матери. Оказавшись там, он открыл ящик трюмо, в котором его мать хранила письма. Там юноша обнаружил огромную стопку писем и ларец, оказавшийся запертым. И наверняка именно в нём хранились те письма, которые следовало бы спрятать подальше от посторонних глаз. Роберт не знал, где ему искать ключ от ларца, поэтому решил сначала просмотреть доступные ему письма. Перебирая их одно за другим, он читал фамилии адресатов и, кажется, там были письма от всех соседей и подруг его матери, от её мужа и мистера Флориани, но не было ни одного от мистера Уормишема. Ни одного письма от него! Но, может, они были в том закрытом ларце? Но пока что Роберту следовало прочитать письма, написанные его матери мужчинами. Их было не так много, и он принялся просматривать их. Но ни в одном из этих писем и намёка не было на то, что кто-то из этих мужчин мог бы быть любовником его матери. Отложив письма Дэвида, которые его совершенно не заинтересовали, подросток в последнюю очередь приступил к письмам лорда Рэндольфа. Однако и в них Роберт не нашёл ничего такого, что могло бы хоть на йоту приблизить его к разгадке тайны. Конечно, кто же будет держать опасные письма на виду у всех!
И юноша принялся обыскивать комнату в поисках ключа от ларца. Он открывал ящик за ящиком, заглядывал во все шкатулки, под часы, подсвечники, вазы. В конце концов прощупал всю перину кровати, но ключа нигде не было. Значит, его мать носила ключ с собой, опасаясь, что кто-нибудь доберётся до этих компрометирующих писем. Что же, тогда тем более Роберту следовало вскрыть ларец во что бы то ни стало. Находясь в азарте, он предпринял попытку силой открыть крышку, мало заботясь о том, что его мать, увидев, что ларец вскрыт, поймёт, что кто-то добрался до её писем и прочитал их. Но ларец, сделанный на славу хорошим мастером, никак не поддавался. Роберт готов был уже отправиться за топором, чтобы разнести на куски злосчастный ларец, однако, подумав, что громкий стук ударов топора переполошит весь дом, всё же решил отказаться от этой мысли. Кончики его пальцев горели, ногти были сломаны из-за попыток вскрыть крышку, с его лба катил пот, а ларец всё не поддавался. И тогда юноша со злости швырнул ларец об пол, а затем застыл перед ним с отчаянием на лице, глядя на ларец, который остался совершенно невредимым, - и вот в такой позе застал его Дэвид, зайдя в комнату Луизы.
Проходя мимо, мужчина услышал в комнате странный стук, и решил заглянуть в неё, чтобы понять, что явилось тому причиной. Увидев валявшийся на полу ларец, перед которым застыл юноша, и открытый ящик, Дэвид всё понял, однако он не мог напрямую отчитать Роберта за то, что тот пытался вскрыть ларец, чтобы добраться до писем своей матери.
- Ваша матушка уехала ещё утром, её нет в доме, - сказал секретарь, словно юноша явился в комнату матери только для того, чтобы найти её.
Роберт смутился.
- Да-да, что-то я совсем запамятовал об этом, - пробормотал он. - Я хотел кое о чём спросить её.
Затем, пройдя мимо ларца, словно он и не замечал его всё время, юноша направился к дверям. Но тут его словно осенила одна мысль и он остановился.
- Знаете, мистер Уормишем признался мне, что он был влюблён в мою матушку, когда она была ещё молода и только вышла замуж. Вы знаете что-нибудь об этом? - спросил он у Дэвида.
- Роберт, ваша матушка и мистер Уормишем познакомились, когда она была уже замужней женщиной, поэтому, если такое и было, то, как вы понимаете, он не мог признаться в этом публично, - ответил мужчина, стараясь сохранять нейтральный тон.
- Но он часто бывал в нашем доме?
- Иногда он приезжал вместе со своим отцом. Особенно часто в дни охоты.
- И как моя матушка принимала его?
- Так же, как и остальных гостей. И я не могу сказать, что она выделяла его из числа знакомых милорда. Они никогда не были особо дружны.
- А потом он и вовсе перестал посещать наш дом, и дело ведь не только в том, что он отбыл в Индию. А совершенно очевидно, что между ними произошла какая-то ссора, они стали врагами. Но что стало тому причиной? Как вы думаете?
- Простите, но мне об этом ничего неизвестно. И я уверен, что причина того, что о мистере Уормишеме долгие годы в нашем доме ничего не было слышно, именно в том, что он находился в Индии.
- Но моя матушка ненавидит его, она сама мне это сказала, и даже боится. Отчего?
- Я думаю, что вам лучше спросить об этом у вашей матери. Я ведь всего лишь секретарь, и не моё дело вникать в распри господ.
- Нет, - сказал Роберт, подойдя к своему отцу и заглянув в его глаза, - я вам не верю, - покачал он отрицательно головой. - Вы правая рука моих родителей, преданный пёс нашей семьи, оттого и молчите. Ведь вы всё знаете, всё! Я же всё равно докопаюсь до правды, так и передайте моей матушке, - и юноша поспешными шагами покинул комнату.
Дэвид, как только его сын скрылся за дверью, тут же ринулся к ларцу, чтобы проверить, остался ли тот невредим после удара об пол. И выдохнул с облегчением, удостоверившись, что его крышка по-прежнему надёжно заперта. Однако, как только Луиза вернулась домой, мужчина сообщил ей, что застал сына в её комнате перед ларцом с письмами. Луиза тут же отперла его и принялась сжигать в пламени свечи все письма, которые могли бы поставить под сомнение её репутацию верной жены. Особенно ей было больно сжигать письма Дэвида, которые он писал ей из Лондона. Но страх того, что Роберт может добраться до них и узнать правду о своём происхождении, превалировал над всеми остальными её чувствами. Луиза смотрела на догоравшие на подносе письма, и по её щекам медленно стекали слёзы.
- Позволь мне поехать с тобой, Роб, - принялся уговаривать Альфред Бьютихилл своего друга, когда узнал, что тот всё же намеривается ехать в Лондон, чтобы встретиться с Джереми Уормишемом. - Неужели ты думаешь, что я смогу остаться здесь и хладнокровно ждать твоего возвращения?
- Хорошо, Фред, - согласился юноша, - если что, выступишь моим секундантом.
Но на это Альфред лишь осуждающе покачал головой. Он был зол и не понимал, почему родители его друга, спустя всего неделю разрешили Роберту вернуться в колледж. Неужели они не видели, что настроение их сына ничуть не переменилось и он по-прежнему полон решимости стреляться с Уормишемом? Благо юноше так и не удалось раздобыть дуэльных пистолетов, и это немного успокаивало Альфреда.
Когда друзья подъехали к лондонскому дому Уормишемов, то увидели миссис Уормишем и её двух младших детей, около семи и десяти лет, они собирались отправиться на прогулку в коляске. Увидев молодых людей, приближавшихся к ступенькам их дома, женщина удивилась.
- Роберт Уилдсорд? - узнала она подростка, на дне рождения которого она присутствовала пару недель назад. - Вы к нам с ответным визитом? Но я со своими детьми отправляюсь на прогулку.
- Да, мы едем в Гайд-парк, там мы будем кататься на пони, - похвастался младший мальчик.
- Нет, миссис, я, то есть мы, хотели бы встретиться с вашим мужем, - сказал Роберт, немного смутившись от взгляда маленького мальчика, рассматривающего его с большим интересом.
- Стивенс, - обратилась женщина к швейцару, провожавшему её, - передайте, что моего мужа ждут Роберт Уилдсорд и... - запамятовала она имя друга юноши.
- Альфред Бьютихилл, - напомнил тот своё имя.
Джереми Уормишем, услышав, что сын леди Луизы явился к нему не один, предположил самое худшее и на всякий случай переложил свой пистолет поближе, в верхний ящик письменного стола.
- Чем обязан? - сухо спросил Джереми Уормишем подростков, когда они переступили порог его кабинета, тем самым давая им понять, что он вовсе не рад их видеть.
Роберт, полный решимости, пока дилижанс вёз его в Лондон, вдруг осознал после встречи с миссис Уормишем и её детьми, что человек, которого он собирался вызвать на дуэль, отец четверых детей, и смягчился. Миссис Уормишем была ни в чём не виновата перед ним и не заслуживала стать вдовой с кучей детей на руках. Поэтому Роберт изменил своё первоначальное намерение и теперь собирался лишь прояснить у мужчины содержание письма, написанного его матерью, и связано ли это как-то с его происхождением.
Бросив мимолётный взгляд на охотничьи трофеи, развешанные по стенам кабинета, молодой человек сказал:
- Мистер Уормишем, в прошлый раз, когда мы встречались с вами в итонской гостинице, вы завели со мной странный разговор, и я хотел бы обсудить с вами его некоторые моменты, которые остались мною не понятыми.
- Мы о многом говорили с вами в тот день. Вы не могли бы уточнить, какие именно моменты вы хотели бы обсудить?
Роберт метнул на мужчину взгляд ненависти: он что же, издевается над ним?
- Вы посоветовали изучить мне портреты моих предков, и ещё сказали, что я очень похож на одну из своих бабок, у которой карие глаза. Но ни леди Кэтлин, ни мадам Мадлен д'Этре не являются обладателями карих глаз. Так кого же из них вы имели в виду?
- Так значит, вы прислушались к моему совету и изучили фамильные портреты рода Уилдсордов, - сказал Уормишем, полный удовлетворения от того, что его слова, сказанные им подростку в прошлый раз, возымели нужный эффект. И на лице мужчины появилась довольная ухмылка. - Ну, и к каким же выводам вы пришли, раз не нашли своего сходства ни с Уилдсордами, ни с д'Этре?
- Я для этого и явился к вам сегодня, чтобы вы мне разъяснили, что означают все те намёки, которые вы имел наглость делать некоторое время тому назад. Либо признайтесь в том, что это была всего лишь провокация, устроенная вами по злому умыслу.
- Провокация? - удивился Уормишем. - С какой же целью, по вашему мнению, я решил устроить эту провокацию?
- С целью мести. Вы и моя матушка ненавидите друг друга, вы же не станете этого отрицать!
- Эти слова справедливы только по отношению к леди Луизе, я же чувствую себя всего лишь обиженным. Да, я обижен несправедливым, пренебрежительным отношением к себе со стороны вашей матушки. Но это вовсе не значит, что я хоть в чём-то солгал вам. И разве письмо вашей матери, которое я дал вам, не служит ли тому доказательством? Вы ведь читали его? Или, может, вы посчитали его искусной подделкой?
- Да, я читал его и у меня нет сомнений в его подлинности. Но вы говорили, что оно поможет мне ответить на возникшие у меня вопросы. Но оно лишь, напротив, породило их у меня ещё больше.
- Так значит, вы хотите знать, с кем из ваших предков я нашёл ваше сходство? А вы уверены, что хотите обсуждать эту деликатную тему в присутствии своего друга? - покосился Уормишем на Альберта.
- Он мне больше, чем друг. И я не держу от него никаких тайн.
- Воля ваша, - равнодушно пожал плечами мужчина и, чувствуя себя хозяином положения, сел в кресло, вольготно расположившись в нём. - Я думаю, что вы сами уже догадались о том, что та женщина, про которую я говорил, не имеет отношения ни к Уилдсордам, ни к д'Этре. Тем не менее она ваша родственница со стороны отца.
- Кто она, как её зовут? - нетерпеливо воскликнул Роберт.
- Вы хотите, чтобы я назвал её имя и тем самым выдал любовника вашей матери? - вновь усмехнулся Уормишем, наслаждаясь моментом: ему доставляло огромное удовольствие видеть сына леди Луизы мятущимся и взбешённым. - Но ведь это не моя тайна. Спрашивайте об этом у вашей матушки.
- Она не желает говорить об этом. Она всё отрицает!
- Ещё бы! Конечно, какая же женщина признается в том, что своего единственного сына, наследника огромного имения и состояния, она родила от своего любовника! Ведь в одночасье он, то есть, вы, можете потерять на всё это свои права, если лорду Уилдсорду вдруг взбредёт в голову отречься от вас.
- Наследство и мои права меня сейчас интересуют меньше всего. Я хочу знать, кто мой отец!
- Как бы вам не пришлось потом горько пожалеть об этом, когда вы узнаете правду.
- Не стоит беспокоиться о мой чувствах. Кто этот человек, говорите!
Но Уормишем не спешил отвечать. Он сидел в кресле, покачивая ногой и слегка барабаня пальцами по столу, делая вид, что находится перед неразрешимой дилеммой. Хотя на самом деле это была всего лишь игра: ему доставляло невыразимое удовольствие наблюдать за терзаниями бедного юноши.
- Даже не знаю, - протянул мужчина, - имею ли я право разглашать чужие тайны? Тем более тайны женщины.
- Хватит ломать передо мной комедию! - вскипел Роберт. - Когда вы вручали мне письмо матери, мистер Уормишем, то меньше всего заботились о моих чувствах и о сохранности чужих тайн. Говорите, кто мой отец, немедленно! Иначе я за себя не ручаюсь, - вскричал Роберт, сжимая кулаки, казалось, ещё мгновение и он вцепится в лацканы сюртука мужчины и примется трясти его, как грушу, до тех, пока он не выдаст ответ.
Но грозный настрой ничуть не напугал Уормишема.
- Юноша, вы хотите заставить меня поступить не по-джентельменски. Простите, но я сказал вам всё, что хотел, и не намерен говорить ничего более. Выясняйте всё сами.
- А может, вы не хотите называть мне имя этого человека потому, что вы - мой отец? - наконец выдал свои подозрения юноша.
Услышав это, Джереми Уормишем громко расхохотался. И хохотал он довольно долго, не в силах остановиться.
- Что? Вы считаете, что я - ваш отец? - говорил он сквозь смех. - Я... ваш... отец?
- Но вы же сами признались в том, что были увлечены моей матерью.
- Да, и я не собираюсь этого отрицать, - сказал Уормишем, немного успокоившись. - Но, увы, к моему большому сожалению, я не ваш отец, юноша. И я, вправду, очень сожалею об этом. Я мечтал о том, чтобы леди Луиза была моей любовницей. Сколько бессонных ночей провёл я, воображая, как сжимаю её в своих объятьях, как наслаждаюсь её телом. Но, увы, ваша матушка предпочла мне другого, одного очень ловкого прохвоста, который долгие годы успешно наставлял лорду Уилдсорду рога. Да, вероятно, он и сейчас по-прежнему пользуется благосклонностью вашей матушки.
Услышав это, Роберт побледнел: ведь одно дело было знать, что мать всего один раз изменила своему мужу, и её тогда можно было оправдать - молодая, неопытная девушка оступилась, поддавшись соблазну. И совсем другое, что она по-прежнему состоит в преступной связи со своим любовником.
- Юноша, - продолжил Уормишем, - вы приехали ко мне в Лондон, так далеко, чтобы разыскать своего отца, но всё, что вам нужно для этого, всего лишь оглядеться по сторонам, а может, и взглянуть себе под самый нос. Считайте, что это вам моя подсказка, - сымитировал Уормишем великодушный тон. - Меня даже удивляет, что вы до сих пор не догадались, кто этот человек. К тому же я ведь вам говорил, что ответ вы найдёте в письме вашей матери, вам нужно лишь внимательно прочесть его.
- Я перечитывал его много раз, но не нашёл там ответа.
- Так прочтите ещё раз, всматриваясь в каждое слово, в каждую букву. Честно говоря, я думал, что вы гораздо более сообразительны. Впрочем, да, та правда, которая вам откроется, ужаснёт вас, поэтому вы и не хотите замечать очевидного. Никто не позавидует вам, когда вы наконец прозреете. Мне даже жаль вас.
- Что, вы меня жалеете?! - вскликнул Роберт, возмущённый тем, что этот человек, которого он презирал, посмел выразить свою жалость по отношению к нему. - Я не нуждаюсь в вашей жалости! Вы самый лицемерный, самый низкий человек, которого я когда-либо знал. Моя матушка была права, когда говорила, что вы злой, мстительный человек. И вы ещё смеете рассуждать о джентльменстве! Благодарите ваших детей, мистер Уормишем, которые не заслужили того, чтобы в таком раннем возрасте лишиться своего отца. Иначе, клянусь, я вызвал бы вас на дуэль.
- Что? Вы вызвали бы меня на дуэль? - усмехнулся мужчина. - Для этого, юноша, сначала выясните, кто ваш отец, а потом уже бросайте угрозы. А то может, статься, что вы и права-то такого не имеете. Ведь драться на дуэль возможно только с равным. Вдруг же окажется, что ваш отец вовсе и не джентльмен, а всего лишь - слуга.
Но подобных намёков, больше похожих на оскорбление, Роберт стерпеть уже не смог, теперь он побагровел и ринулся к Уормишему с кулаками.
- Да я придушу вас прямо сейчас, не дожидаясь дуэли!
Но Альфред успел схватить своего друга за руку и удержать его на месте, не позволив ему накинуться на мужчину.
- Роб, не стоит с ним связываться, остынь! Давай уже уйдём наконец отсюда. Нам в этом доме делать больше нечего, он весь пропитан ядом ненависти, - пытался уговорить он своего друга.
Но Роберт не слышал его.
- Это вы, Уормишем, не джентльмен, вы! - выкрикивал он обвинения мужчине. - Вы потеряли это право своим низким поведением. И я вызываю вас на дуэль в любом случае.
- Роб, опомнись! - взывал к благоразумию юноши Альфред. - Пошли отсюда! - и он силком потащил Роберта к дверям.
Когда же молодые люди оказались в коридоре, то Уормишем сказал им в спину:
- Я прощаю вам вашу дерзость, юноша. Потому что большего удовлетворения, чем доставили вы мне сегодня, я навряд ли смог бы когда-либо получить.
Оказавшись на улице, Роберт всё никак не мог успокоиться и продолжал негодовать:
- Зачем ты остановил меня, Фред? Зачем не позволил мне придушить его?
- Я спасал твою жизнь, Роб. Слава Богу, что Уормишем не принял твои угрозы о дуэли всерьёз.
- Потому что он трус!
- Нет, Роб, он непременно убил бы тебя, и навряд ли его рука дрогнула бы. Я ведь говорил тебе, что он один из лучших стрелков Британии. А ты, много ли ты упражнялся с пистолетом? Он пощадил тебя, понимаешь, пощадил.
- Мне не нужна его пощада, я в ней не нуждаюсь! Пощадил, - с горечью произнёс Роберт, смахнув с щеки слезу, вызванную обидными словами Уормишема. - Лучше бы меня убили прежде, чем я узнал правду.
- Не надо было тебе встречаться с этим Уормишемом. Роб, прошу тебя, забудь ты всё, как страшный сон.
- Что?! Забыть?! Нет, Фред, поздно, слишком поздно, - покачал отрицательно головой юноша. - Для меня обратной дороги уже нет. И я докопаюсь до истины, чего бы это мне не стоило.
Когда юноши вернулись в Итон, Роберт находился настолько в расстроенных чувствах, что отказался от ужина и, раздевшись, повалился на кровать, отвернулся к стене и натянул на голову одеяло. Альфред, поняв, что его другу нужно побыть одному, ушёл в паб. А Роберт всё лежал в постели и вновь и вновь вспоминал свой разговор с Уормишемом. Увы, но Джереми Уормишем окончательно развеял все сомнения подростка, которые хоть и крошечные, но всё ещё оставались у него до встречи с мужчиной. Но тот убил все его надежды.
"Я не Уилдсорд, не Уилдсорд, не Уилдсорд", - крутилось у Роберта в голове. - "Кто же я? Мне даже имени нет. Никто не знает, как меня зовут, кроме неё и него. Я просто Бобби. Любой крестьянский мальчишка теперь выше меня по положению, потому что знает, кто его отец. А я не знаю. А вдруг и вправду мой отец, как сказал Уормишем, всего лишь слуга?". Однако Роберту всё же казалось, что это было уже чересчур. Нет, его мать не могла опуститься до того, чтобы завести интрижку с каким-то там слугой и уж тем более поддерживать с ним отношения долгие годы. Уж лучше бы тогда её любовником был Джереми Уормишем, чем лакей. Нет, мистер Уормишем просто хотел вывести его, Роберта, из себя, унизить, оскорбить - это была его цель. Но его отец не слуга, не могло быть этого. Ведь если бы это было так, разве Уормишем не бросил бы с наслаждением имя этого человека ему в лицо, чтобы подвергнуть его ещё большему унижению?
Однако это был человек, которого все знают, и Роберт его тоже знает. Человек из близкого окружения его матери, раз она до сих пор тайно встречается с ним (правда, это было лишь предположение Уормишема). Подросток принялся перебирать в памяти всех тех мужчин, которые были вхожи в их дом. Однако их был так много, ведь его отец, то есть лорд Рэндольф ("буду называть его отец Рэндольф" - решил для себя юноша), был заядлым охотником, и осенью в их дом бывало съезжались несколько десятков мужчин. Правда, все они были друзьями лорда Рэндольфа, и его мать ни с кем из них не поддерживала слишком тесных отношений. И Роберт не мог сказать, что кого-то из этих мужчин он видел Брайтвуд-холле чаще, чем остальных. Исключением был лишь отец Альфреда - Альберт Бьютихилл. Но это было и понятно, Уилдсорды и Бьютихиллы на протяжении долгих лет поддерживают между собой тесные дружеские отношения. Но Роберт даже в своих самых кощунственных мыслях не мог предположить, что его мать могла бы прелюбодействовать с мужем своей лучшей подруги. К тому же, к счастью, Альберт Бьютихилл был мужчиной с белокурыми волосами и светло-голубыми глазами, и Роберт походил на него ещё меньше, чем на лорда Рэндольфа или Уормишема. У любовника его матери должны были быть тёмные волосы, чёрные, горящие огнём глаза, и, как предполагалось Роберту, энергичный характер. Этакий живчик.
И Роберт, встав с постели, уселся перед зеркалом, чтобы ещё раз получше рассмотреть своё лицо и запомнить каждую его чёрточку, чтобы в другой раз, если он повстречает своего отца, узнать его. И действительно, подростку опять стало казаться, что то лицо, которое смотрело на него с отражающей поверхности зеркала, ему очень знакомо. Несомненно он видел того человека, на которого похож, много раз, в том числе и в Брайтвуд-холле. Но полностью опознать его мешали синие глаза матери.
- Где же я мог видеть тебя? Где? - вопрошал сам себя юноша.
И, чем дольше Роберт вглядывался в зеркало, тем всё более ему казалось, что оттуда, из зазеркалья на него смотрит не он, не Роберт, а другой, посторонний человек, которого он одновременно знает и не знает - любовник его матери, "наглый прохвост", как назвал его Уормишем, и которого подросток ненавидел всеми силами своей души.
- Ну, что ты смотришь на меня? - обратился юноша к своему отражению. - И у тебя ещё хватает совести смотреть на меня столь нагло и открыто. Где же ты скрывался все эти шестнадцать лет, что я жил без тебя, этих лет, что я звал своим отцом совсем другого человека? Ведь ты знал, что я называю его своим отцом, но не пришёл и не сказал мне: сын, я - твой отец. Тебе всё равно, тебе плевать на меня. Ну и мне наплевать на тебя. Я тебя ненавижу, слышишь, ненавижу! Постой, дай мне время, осталось совсем чуть-чуть, но как только я узнаю, кто ты, даже не рассчитывай, что сможешь как ни в чём не бывало разводить шашни с моей матерью. Я этого не допущу. И я не позволю тебе называть меня своим сыном. Мой отец - лорд Рэндольф Уилдсорд, понял. А ты - никто для меня, пустое место. Так и знай. Ненавижу тебя, твоё мерзкое лицо, ненавижу.
И Роберт, растопырив ладонь, наложил её на зеркало, чтобы закрыть от себя своё отражение.
- Я не хочу быть на тебя похожим, я - не ты, слышишь. Я хочу быть Уилдсордом!
Однако, когда Роберт убрал с зеркала ладонь, на него по-прежнему с его отражающей поверхности глядел подросток с синими глазами, с лицом, имевшим правильные черты, и обрамлённое каштановыми, завивающимися волосами. Юноша издал крик отчаяния и отпрянул от зеркала, так как ему стало невыносимо смотреть на своё собственное отражение.
- Нет, это не моё лицо, - и, подняв руки к лицу, он провёл ими по нему сверху вниз, словно хотел стянуть с себя приклеенную к его лицу маску.
Затем, задрав рукава рубашки по локоть, юноша принялся осматривать руки, словно видел их впервые.
- И это тело тоже не моё, - говорил Роберт, проводя ногтями по коже рук, словно и её он хотел содрать с себя.
Подростку казалось, что он, настоящий, прячется внутри той оболочки, которую помимо его воли натянули на его плоть сверху, и назвали Робертом Уилдсордом, заставив проживать чужую жизнь, хотя он и не имел на неё никаких прав. И ему хотелось избавиться от этой оболочки во что бы то ни стало, настолько он был ненавистен сам себе.
Роберт чувствовал себя дураком, околпаченным, так как ему казалось, что всю жизнь его обманывали. И кто? Самые близкие ему люди, которым он верил больше всего. Теперь Роберт не хотел быть уже ни Уилдсордом, ни д'Этре, ни кем-либо ещё. Ему хотелось быть самим собой, ему хотелось убежать прямо сейчас, в ночь, не важно куда, лишь бы подальше от всех этих людей, так долго водивших его за нос. Роберту хотелось убежать в те места, где его никто не знает, и он смог бы назваться там своим именем, которого он ещё не знает, но обязательно узнает. Он зажил бы там новой жизнью, под новым именем.
Но пока что Роберт не знал, куда ему бежать. И ещё - у него не было денег (а без них он непременно умрёт с голоду). Пока что он, увы, полностью зависел от своих родителей, ведь он всего лишь шестнадцатилетний подросток. Поэтому побег ему придётся отложить, по крайней мере, до своего совершеннолетия. А это целых пять лет ожидания. Роберту показался этот срок невыносимо долгим. Поэтому, полный отчаяния, он вернулся в кровать и опять укрылся с головой одеялом: пока что только таким образом он мог отгородиться от всего мира, который представлялся ему теперь одним сплошным балаганом.
После того, как Роберт всё-таки кое-как сдал экзамены (юноша сам удивлялся, как ему это удалось, ведь учёба совсем не шла ему в голову), он написал родителям, что у него нет намеренья возвращаться в Брайтвуд-холл и он будет жить в их лондонском доме. Эта новость расстроила и его мать, и лорда Рэндольфа, поэтому Луиза посчитала нужным поговорить сыном, чтобы выяснить причины, по которым он решил жить в городе. И она отправилась в Лондон.
Роберт встретил мать холодно и отстранился от её объятий.
- Вы напрасно приехали, - заявил подросток, не глядя на мать. - Своего решения я не переменю.
- Робби, что с тобой происходит, что случилось? Почему ты себя так ведёшь? - мягким тоном, несмотря на то, что сын говорил с ней сурово, спросила Луиза. - Твой отец очень расстроился из-за того, что ты отказался приехать в Брайтвуд-холл на летние каникулы.
- Мой отец, - грустно усмехнулся юноша. - Матушка, я всё знаю, всё. Не нужно больше лгать мне.
- Что ты знаешь? - с деланным недоумением спросила женщина.
- Что мой отец - это не мой отец.
- Что за чепуха! С чего ты это взял?
- Мистер Джереми Уормишем сказал мне об этом.
- Ты опять виделся с ним? Я ведь говорила тебе держаться от него подальше. Он злой, лицемерный...
- Да-да, я помню, - перебил Роберт мать, - "мстительный, лицемерный, желающий всем зла". И мистер Уормишем полностью оправдал все ваши опасения, матушка. Я имел возможность убедиться в том, что он таков и есть, как вы говорили. Но он отнюдь не лжец.
- Но почему ты решил, что ему можно верить? Он просто хочет очернить меня.
- Я, может, никогда и не поверил бы ему, если бы вы самолично не подтвердили его слов.
- О чём ты говоришь, каких слов?
- Что лорд Рэндольф Уилдсорд мне не отец, - пояснил Роберт матери, предпочитавшей оставаться в недоумении, о чём толкует ей её сын.
- Но разве я когда-нибудь об этом говорила? - выразила удивление Луиза.
Тут Роберт достал из ящика стола письмо, то самое, что дал ему мистер Уормишем, и протянул его матери. Больше незачем было беречь его как зеницу ока: юноша давно выучил каждое слово этого письма наизусть и поэтому больше не опасался того, что мать порвёт или сожжёт его.
- Вот здесь вы сами пишите об этом.
Женщина, увидев письмо, на котором имя адресата - мистера Джереми Уормишема было написано её рукой, удивилась. Она уже успела позабыть, что когда-то в порыве написала ему: слишком сумбурным был тот день. Взяв письмо с таким выражением лица, словно видела его впервые, она раскрыла его и принялась бегло читать.
- Что теперь вы скажете на это, станете по-прежнему всё отрицать? - спросил её Роберт.
Однако Луиза не нашла в письме ничего такого, что могло бы навести её сына на мысль о том, что лорд Рэндольф не его отец.
- Но что тебя в нём так смутило? - пожала она плечами.
- Какую тайну вы так умоляете не выдавать мистера Уормишема?
- Всё это пустяки, милый, нет никакой тайны.
- Как же нет, когда вы сами пишете об этом?!
- Это сущая ерунда, на которую не стоит обращать внимания, - и Луиза, скомкав письмо, бросила его в камин.
- Сущая ерунда? Ерунда, связанная с моим рождением! Так вот как вы к этому относитесь! - возмутился Роберт. - Но для меня это вовсе не ерунда. Скажите, как вы могли, как вы могли изменять своему мужу, матушка! Что же вы наделали! Я всегда думал, что вы идеал, что вы безупречны, я всегда гордился вами. Но вы разрушили все мои иллюзии в один миг, - с горечью восклицал юноша.
- Но, Робби, разве что-то изменилось, разве я сейчас другая стою перед тобой?
- Вы лишили меня отца, как же вы этого не поймёте! - воскликнул юноша с отчаянием в голосе и, сев в кресло, он закрыл лицо руками.
- Ну что ты говоришь, Робби, дорогой, - и женщина, подойдя к сыну, принялась ласково поглаживать его, чтобы успокоить юношу, плечи которого то и дело вздрагивали от конвульсий - Разве отец отвернулся от тебя? Он по-прежнему тебя любит и переживает за тебя. Поэтому, прошу, поехали со мною в Брайтвуд-холл. Он ждёт, когда ты вернёшься.
Но Роберт, находясь в плену собственных мыслей, словно не слышал её. Он отнял руки от лица, ставшего красным и мокрым от слёз, и, внимательно посмотрев на мать, спросил:
- Признайтесь, вы до сих пор встречаетесь с ним, со своим любовником?
Луиза отстранилась от сына и сказала:
- Ты не имеешь права задавать мне такие вопросы.
- Значит, мистер Уормишем оказался прав. Вы до сих пор тайно видитесь с ним, - произнёс юноша разочарованно.
- Ты ещё слишком молод, Робби, чтобы судить меня. Надеюсь, что когда ты станешь старше, то сможешь меня понять.
- Понять? Нет, - отрицательно покачал головой подросток. - Разве измене может быть оправдание? Мой отец - самый лучший человек на земле. Как можно было предать его? Зачем вы, вообще, живёте с ним, раз не любите, зачем обманываете его?
- Я думаю, что тебе лучше спросить своего отца о том, чтобы было бы для него лучше. Но для этого тебе нужно поехать со мной в Брайтвуд-холл.
- Я не вернусь туда, матушка, пока вы не поклянётесь, что больше никогда не увидитесь со своим любовником, и пока не назовёте мне его имя, имя моего настоящего отца.
- Твой отец - Рэндольф Уилдсорд.
- Ложь.
- Так записано в твоих метриках. И для всех он - твой отец.
- Но я хочу знать правду. Я имею право знать, кто мой отец. Почему вы лишаете меня этого? Что же он за человек такой, имя которого никто не может произнести. Неужто он и вправду всего лишь слуга?
- Я уже сказала тебе, Робби, твой отец - Рэндольф Уилдсорд, - настойчиво произнесла женщина, стараясь сохранять спокойствие. - И так останется во веки веков.
- Ах, так, значит, вы не хотите говорить мне правду! Тогда знайте: я не вернусь Брайтвуд-холл до тех пор, пока не узнаю, кто мой отец.
- Робби, как же ты не понимаешь, что подобным поведением, ты заставляешь страдать своего отца. Разве он чем-то виноват перед тобой? За что его ты наказываешь?
- Его наказываю не я, матушка, а вы. Это вы, вы во всём виноваты. Потому что вы предали нас, предали меня, предали своего мужа.
- Я надеюсь, что в скором времени ты переменишь своё решение, Робби, и вернёшься в Брайтвуд-холл. Знай, что мы все тебя очень любим, несмотря ни на что, и страдаем от того, что злые люди пытаются рассорить нас.
- Как это удобно, свалить всю вину на других людей, вместо того, чтобы покаяться. Вы даже не представляете, какое разочарование постигло меня. Лучше бы у меня вообще не было родителей!
- Не смей так говорить, Роберт! Ты забываешься! - повысила голос Луиза, впервые за время всего разговора с сыном, и один только бог знал, чего ей прежде стоило держать себя в руках.
- Матушка, я прошу вас, я вас умоляю, оставьте меня в покое, - и по лицу подростка вновь покатились слёзы. - Я сейчас не желаю никого видеть. Мне мерзко от вашей лжи!
Понимая, что её сын находится в том состоянии, когда он не способен воспринимать голос разума, Луиза решила всё же оставить его. Оставалось только надеяться, что время остудит его пыл и он сможет выслушать её и понять.
Лорд Рэндольф выжидал неделю, надеясь, что сердце Роберта смягчится, и он приедет в Брайтвуд-холл, ведь лишить себя возможности провести летние каникулы за городом не каждый способен. Однако юноша так и не приехал и не написал ни одного письма. Тогда мужчина решил сам поговорить с внуком и для этого отправился в Лондон: он был уверен, что Роберт послушается его и они уедут в имение вместе.
Юноша рад был увидеть своего названого отца и, в отличие от того приёма, который он оказал матери, встретил мужчину с тёплыми объятьями. Подали чай, и лорд Рэндольф принялся расспрашивать внука об экзаменах в колледже, словно только ради этого и решил навестить его. Но затем всё же сказал с сожалением в голосе:
- Сынок, твоя мать очень расстроена из-за того, что ты отказываешься приехать в Брайтвуд-холл. Мы все очень соскучились по тебе, поэтому прошу тебя, не наказывай себя и нас. Приняв решение провести лето в городе, ты этим многого себя лишаешь.
Роберт чувствовал себя виноватым, и не только из-за того, что лишил своего названого отца общения с собой, но невольно он чувствовал вину и за мать, которая обманула своего мужа и лишила его возможности иметь родного сына. И поэтому, раскаиваясь, сказал:
- Отец, я очень люблю вас и мне не хотелось бы вас расстраивать. - Но всё-таки потом добавил, отрицательно покачав головой и глядя в пол: - Но я не поеду с вами в Брайтвуд-холл. Мне лучше здесь, в Лондоне.
- Ты обижен на свою мать? Но, поверь, она вовсе не заслуживает такого отношения с твоей стороны. Если я смог простить её, то ты тем более должен сделать это.
- Так, значит, вы всё знаете? - опешил юноша.
- Я знал всё с самого начала. То, что твоя матушка так поступила, это целиком моя вина. Я был недостаточно внимателен к ней, я любил её, но лишь как дочь. И она всегда чувствовала это. А ей, тогда юной девушке, хотелось полюбить от всего сердца и чтобы её также любили. И она нашла эту любовь, то, чего я не мог ей дать, в другом человеке.
- Но ведь она предала вас, совершила адюльтер! - произнёс Роберт с возмущением. - Она стала героиней самого плохого романа.
- Я никогда не считал это предательством. Пойми, Робби, любовь, она способна всё искупить. Твоя мать подарила мне тебя, наследника Брайтвуд-холла, и это самое главное. Я всегда относился к тебе как своему родному сыну, надеюсь, у тебя нет в том никаких сомнений. И я никогда не упрекал твою мать ни в чём.
- Потому что вы очень добры, отец, ко всем. Слишком добры.
- Нужно прощать, сынок, потому что судить нас может только Господь.
- И предательство, его тоже нужно прощать?
- Твоя мать не предала меня, она просто полюбила другого человека, очень достойного.
- Так вы знаете и кто он? - удивлению Роберта не было предела, так как уж этого он никак не ожидал.
- Да, знаю.
- Кто же? - спросил юноша, затаив дыхание: неужто он наконец узнает тайну, мучавшую его последние два месяца.
- Я думаю, что твоя матушка когда-нибудь ответит тебе на этот вопрос. Когда поймёт, что ты готов услышать правду.
- Но я хочу знать это прямо сейчас. Почему мне никто не говорит его имени? - и подросток с досады отодвинул от себя свою чашку. - Он ведь не слуга, скажите мне, отец, он не слуга?
- Нет, Робби, его отец - благородный человек. Я не думаю, что ты расстроишься, когда узнаешь, кто он, - ответил лорд Рэндольф.
Услышав это, Роберт, казалось, выдохнул. И всё-таки он не понимал, почему тогда имя его отца держат в секрете.
- Отец, я вас умоляю, скажите мне, кто этот человек.
- Только твоя мать имеет право назвать тебе его имя, так как это её тайна. Но я думаю, что она сделает это только тогда, когда поймёт, что ты простил её.
- К сожаления, отец, я не настолько добр, насколько обладаете этим качеством вы. Мне трудно простить её. Если бы вы знали, сколько страданий, сколько терзаний я испытал, когда всё открылось. Жить с чувством, что тебе дурили голову столько лет, как какому-то простаку, и закрыть на это глаза - для меня сложно. Мне очень горько от того, что на самом деле мой отец не вы, тот, кем я всегда гордился и кого безмерно люблю, а совершенно посторонний человек, которого я не знаю. И на самом деле не хотел бы никогда знать. Просто мысль о том, что...
Но тут Роберт осёкся. Он хотел сказать, что мысль о том, что его мать по-прежнему встречается со своим любовником, казалось ему невыносимой и он желает узнать имя своего отца лишь за тем, чтобы вызвать его на дуэль. Но тут юноша подумал, что наверняка лорд Рэндольф не знает о том, что его жена до сих пор имеет тайные встречи, ведь если бы это было так, разве он допустил бы подобное. Поэтому было лучше умолчать об этом. К тому же, если лорд Рэндольф узнает, что Роберту нужно знать, кто его отец лишь для того, чтобы вызвать того на дуэль, то наверняка он примет все меры для того, чтобы эта дуэль не состоялась. А упредить подобное, в первую очередь, можно именно тем, что скрывать имя его отца.
- Просто я не знаю, как мне дальше жить, - изменил конец фразы Роберт, сокрушённо покачав головой.
Услышав эти слова, лорд Рэндольф очень расстроился.
- Это я во всё виноват, сынок. Только на меня ты должен держать обиду, больше ни на кого.
- Нет, отец, что вы говорите? Вы не можете быть в чём-то виноваты. Не нужно покрывать мою мать.
- Я всего лишь хотел сделать как лучше. Но где-то я ошибся, - говорил мужчина с глубоким раскаянием в голосе. - Прости меня, сынок, если сможешь.
- Я же говорю вам, вы ни в чём не виноваты.
- Ты прощаешь меня?
Но тут лицо лорда Рэндольф сморщилось, он схватился правой рукой за левую половину груди, а левой облокотился об подлокотник кресла.
- Отец, что с вами, отец? - подскочил к нему Роберт.
- Сердце прихватило, - с трудом выдавил из себя лорд Рэндольф, словно задыхаясь; его же лоб покрылся холодным потом.
- Я скажу, чтобы послали за доктором, - бросился было юноша к дверям.
- Нет, не нужно, - остановил его мужчина. - Такое бывало уже не раз. Сейчас пройдёт. Только дай мне мои сердечные капли.
- Где они, отец?
- В саквояже, с которым я приехал.
После того, как лорд Рэндольф выпил капли и ему стало гораздо лучше, он сказал:
- В последнее время сердце что-то стало частенько меня беспокоить. Наверное, нужно чтобы доктор прописал мне более сильные капли.
Роберт был так напуган приступом лорда Рэндольфа, что и слышать не хотел о том, чтобы тот вернулся Брайтвуд-холл. И ему пришлось послать слугу в имение, чтобы сообщить об этом. И, разумеется, как только Луиза и Дэвид узнали об этом, то тут же, встревоженные, примчались в Лондон.
Роберт понимал, что в сердечном приступе названого отца отчасти виноват и он, поэтому в присутствии родителей стал вести себя тише воды ниже травы, лишь бы приступ у мужчины не повторился вновь. Теперь ему и в голову не приходило заводить с матерью разговоры о его родном отце и выпытывать у неё его имя. Юноша затаился. И ещё он надеялся, что мать, увидев, что он якобы обо всём позабыл, смирился, в конце концов сама решит раскрыть ему имя своего любовника.
Прошло около недели, приступы у лорда Рэндольфа больше не повторялись, Роберт вёл себя смиренно, и всем стало казаться, что события последнего времени были лишь каким-то большим недоразумением, о котором следует позабыть как можно быстрее. И, чтобы это забвение наступило поскорее, было решено всем вместе отправиться в один из тех театров, что не прекращали давать представления и летом. Хотя, на самом деле, Роберту не хотелось смотреть спектакль (до него ли ему сейчас было), но он не посмел перечить названому отцу, так как опасался, что его отказ расстроит его.
Отправились в Друри-лейн, где давали "Двенадцатую ночь" - любимую комедию лорда Рэндольфа. Однако очень скоро после начала спектакля Луиза поняла, что напрасно они решили в жаркий летний день посетить театр, где оказалось ужасно душно. Не помогал даже веер, которым женщине пришлось очень интенсивно обмахиваться. Беспокоясь за здоровье мужа, для которого свежий воздух был жизненной необходимостью, Луиза, поддерживаемая сыном, которому затея с театром не нравилась изначально, стала предлагать покинуть спектакль. Но лорд Рэндольф принялся уверять их, что чувствует себя вполне сносно и жалко покидать хороший спектакль. К тому же зрителей в театре было не так много, и если они уйдут, то это станет заметно для актёров и может расстроить их.
Однако во время последнего действия стали слышны раскаты грома, и было очевидно, что гроза, которая ожидалась ближе к ночи, подступила к городу гораздо раньше. И это заставило Луизу нервничать ещё сильней и всё последнее действие она провела, словно сидя на иголках. Что же касалось лорда Рэндольфа, то он, казалось, и не замечал, что за стенами театра разыгрывается непогода, и от всей души хохотал над героями пьесы.
Когда же спектакль наконец окончился, и Уилдсорды оказались на ступенях театра, то дождь поливал улицы Лондона уже сплошной стеной. Кучеру пришлось постараться, чтобы подогнать коляску Уилдсордов вплотную к ступеням театра. Однако из-за того, что все зрители спешили оказаться дома как можно быстрее, кучеру пришлось встать в очередь. Когда же супруги Уилдсорды и Роберт оказались всё же в коляске, то поняли, что поднятый вверх кожаный тент коляски ничуть не спасёт их от проливного дождя, так как временами порывы шквалистого ветра обдавали их струями дождя с головы до ног, словно кто-то поливал их из огромной лейки.
Кучер гнал лошадей как можно быстрее, однако всё равно Уилдсорды вошли в свой дом вымокшими до нитки. И слугам пришлось затопить камины, чтобы господа могли обогреться, а их одежда обсушилась.
Однако на следующее утро лорд Рэндольф проснулся с кашлем. К полудню у него начался жар, и поэтому послали за доктором. Осмотрев лорда Уилдсорда, тот обнаружил у него воспаление лёгких и прописал порошки. Однако спустя несколько дней мужу Луизы от них не стало легче, а напротив, кашель, сопровождавшийся перемежающимся жаром, только усилился. Опять послали за доктором. Внимательно выслушав грудь лорда Рэндольфа и смерив его пульс, доктор пожелал переговорить с леди Луизой с глазу на глаз.
- К несчастью, воспаление с лёгких перекинулось на сердце милорда, - сокрушённо заявил доктор. - Если учитывать, что в последнее время его сердце и так было слабо, увы, последствия могут быть самыми серьёзными. Если милорд благополучно выздоровеет от воспаления, то его сердцу всё равно уже нанесён непоправимый вред. Боюсь, что эта болезнь может намного сократить жизнь его милости.
- Но неужели ничего нельзя сделать? - с отчаянием спросила Луиза.
- Миледи, ваш муж уже немолод и ему трудно бороться с болезнями. Здесь не помогут никакие порошки. Я приеду завтра, чтобы послушать его лёгкие и сердце. Всего хорошего.
Однако и на следующий день доктор ничем не смог обнадёжить леди Луизу. Лёгкие лорда Рэндольфа заполнились трудноотделяемой мокротой, дышать ему становилось всё трудней и трудней, появилась серьёзная одышка и хрипы.
- В эти несколько дней всё решится, - сказал доктор. - Если в ближайшие дни его милости не станет лучше, его сердце не выдержит и остановится. Понимаете, он умрёт не от крупа, а от сердечной немочи. Я говорю вам это, миледи, для того, чтобы вы были готовы к любому исходу. Завтра я, конечно же, приеду, но боюсь, что это будет всего лишь формальность.
На следующее утро у лорда Рэндольфа начался такой сильный жар, что Луиза решила не дожидаться приезда доктора, а позвать за ним тут же. Временами мужчина, обложенный полотенцами, смоченными в уксусе, начинал впадать в забытьё и бредить, и уже мало кто надеялся на то, что всё завершится благополучно. Но вдруг, в тот момент, когда приехал доктор, жар спал и лорд Рэндольф пришёл в себя. Все обрадовались, надеясь, что кризис миновал, и больной пойдёт на поправку. Однако доктор, покинув комнату лорда Рэндольфа, удручённо покачал головой.
- Его лёгкие немного лучше. Но сердце... боюсь, что оно работает из последних сил, - сообщил он Луизе.
Женщина расплатилась с доктором и вошла в комнату мужа. Лорд Рэндольф лежал с закрытыми глазами и, казалось, спал. Он был очень бледен, и Луиза, испугавшись, что вот он, конец, медленно подошла к кровати. Но тут мужчина открыл глаза.
- Луиза, пусть придёт Дэвид, я хочу его видеть, - сказал он изменившимся, словно чужим голосом.
- Да, конечно, я сейчас пошлю за ним, - и женщина отправила слугу за секретарём.
Но когда тот явился, лорд Рэндольф попросил оставить его с секретарём наедине.
- Присядь сюда, рядом со мной, - указал лорд Рэндольф сыну на изголовье своей кровати.
Когда Дэвид пододвинул стул и сел, лорд Рэндольф положил свою руку на руку сына и крепко сжал её. Дэвид, предчувствуя, что сейчас должно произойти что-то важное, молчал, только на глаза невольно почему-то стали наворачиваться слёзы, и ему стоило большого труда сдерживать их. Так прошло около минуты прежде, чем лорд Рэндольф заговорил, словно он всё это время собирался с силами.
- Дэйв, ведь Робби это твой сын? - вдруг спросил он, взглянув на секретаря; вернее, это был больше даже не вопрос, а, скорее, утверждение.
Но для Дэвида этот вопрос оказался настолько неожиданным, что он даже не знал, что ответить.
- Он так похож на Паолу, - сказал лорд Рэндольф, еле заметно улыбнувшись, - даже ещё больше, чем ты. Нет, не внешностью, а характером.
- Когда вы догадались об этом? - только и нашёлся спросить Дэвид, не смея взглянуть в глаза отца.
- Однажды, семнадцать лет назад я получил анонимное письмо, в котором один злопыхатель обличил мою жену, то есть Луизу, в неверности. Имя её любовника там тоже было названо. Я узнал почерк человека, приславшего мне это письмо, это был Джереми Уормишем. Впрочем, я и без того письма бы догадался, что Робби твой сын. Это можно было угадать без труда: ты так трепетал над ним, когда он родился. Но если ты думаешь, что я негодовал, прочитав то письмо, то ты ошибаешься. Напротив, я был счастлив, как никто, ведь это значило, что мой план сработал.
- Какой план? - спросил Дэвид с недоумением.
- Когда я увидел Луизу в первый раз на том балу в пользу эмигрантов, то влюбился в неё как мальчишка. Однако боялся признаться в этот самому себе, ведь я был на сорок лет старше её и мне не хотелось выглядеть нелепым. Поэтому я стал уверять себя, что всего лишь хочу спасти эту девочку от нищеты и житейских тягот, совершаю благородный поступок, - произнёс лорд Рэндольф с усмешкой. - Конечно же, это был самообман. Но что ещё мне оставалось, я ведь понимал, что эта девочка никогда не полюбит меня. А потом я увидел вас вместе. И понял, что это не мне, дураку, следовало жениться на ней, а тебе. Вы были словно созданы друг для друга. Я должен был уступить её тебе и я сделал это. Но тут возникла серьёзная загвоздка; ты и Луиза никак не могли поладить. И мне пришлось приложить немало усилий, чтобы вы перестали относиться друг к другу с предубеждением. Поэтому, когда Луиза сообщила мне, что ждёт ребёнка, тогда мне и в голову не пришло, что его отец - ты. Мне всё открылось, когда я получил письмо Уормишема. А знаешь, почему я так хотел, чтобы ты и Луиза полюбили друг друга? - и тут лорд Рэндольф ещё крепче сжал руку Дэвида. - Потому что... ты мой сын, Дэйв, плоть от плоти моей. Твой отец вовсе не муж твоей матери, не Флориани. Он женился на ней за деньги, когда она уже носила тебя под сердцем. Твоя мать думала, что больше никогда не увидит меня, ведь я вернулся в Британию, ничего ей не пообещав, - тогда для меня это была всего лишь интрижка. Брак с другим для твоей матери был единственной возможностью избежать позора. Я узнал о тебе лишь спустя пять лет, когда вновь посетил Италию и увидел её вместе с тобой. Тогда я и забрал её и тебя в Британию. Теперь ты понимаешь почему я был так счастлив, когда узнал, что Робби - твой сын. Именно твой. Ведь у меня теперь был внук. Мог ли я желать лучшего?
Лорд Рэндольф, глядя на Дэвида, приготовился увидеть смятение на его лице, после услышанных признаний. Но тот оставался спокоен.
- Я знал, что мой отец - вы, - произнёс он.
- Знал? Ты всё это время знал?! - воскликнул лорд Рэндольф, приподнимаясь с подушек.
- С десяти лет. Матушка тоже не могла уйти, не сказав мне правды. Она призналась мне в этом незадолго до смерти.
- Боже мой! Боже мой! Так значит, ты всё знал! Но почему же ты молчал?
- Потому, что вы молчали. Мне было важно, чтобы вы сами признали меня своим сыном. Все эти годы я ждал, я надеялся, что это когда-нибудь случится. Но когда родился Робби, я понял, что этого уже не произойдёт. У Уилдсордов появился наследник, законный наследник, по крайней мере, все его таковым считают. И только это теперь было важным. Мне не следовало вставать у него поперёк.
- Боже, какими же глупцами мы оба были! - принялся сокрушаться лорд Рэндольф. - Мы знали правду, но каждый из нас молчал. Как многое могло бы быть по-другому, если бы я не смалодушничал тогда в своё время. Нелепые предрассудки, боязнь людской молвы! Сколько они причинили нам вреда! Глупец, я оправдывал себя тем, что дал тебе предостаточно, всё, чего бы ты ни пожелал, я считал, что ты и так счастлив. Но ведь на самом деле я лишил тебя самого главного - отцовской ласки. Как же поздно я это осознал! Не знаю, сможешь ли ты простить меня когда-нибудь за это.
- Давно простил, отец, - ответил Дэвид, наслаждая тем, что теперь он может называть своего отца отцом вслух, а не только в мыслях. - Позвольте мне обнять вас.
И Дэвид прислонился к худой, измождённой груди своего отца. Теперь он даже и не пытался сдерживать слёзы.
- Пообещай мне, Дэйв, когда меня не станет, когда пройдёт положенный траур, ты и Луиза поженитесь. Вы должны пожениться, - настоятельно произнёс лорд Рэндольф.
- Обещаю, отец, - согласно кивнул Дэвид.
- Луиза, она знает, что ты мой сын?
- Да, я признался ей в этом, когда она сказала, что ждёт ребёнка. Я сделал это ради неё, чтобы угрызения совести меньше её мучили, и чтобы она знала, что Робби - тоже Уилдсорд.
- Ты правильно поступил, сынок. Теперь остался только Робби. Он должен знать правду, он не должен повторять твою судьбу, Дэйв. Вы должны ему сказать. Хватит с тебя и того, что ты был лишён отца, не лишай себя и сына.
- Не знаю, отец, - с сомнением покачал головой Дэвид. - Одно дело узнать, что твой отец не рыбак, а английский лорд, и совсем другое, что ты не сын лорда, а всего лишь - его секретаря, выходца из итальянских бедняков.
- Но ведь ты тоже Уилдсорд, Дэйв, ты - мой сын, а Робби - мой внук. Что же здесь постыдного? Я останусь для него таким же близким человеком, каким был и раньше. Позови его, я должен ему сказать.
- Вы скажите ему, что его отец не вы, а я?
- Нет, это ты должен сам сказать ему. Я всего лишь признаю тебя своим сыном перед ним, чтобы у него не было в том никаких сомнений. Пусть он придёт.
- Хорошо, отец, - сказал Дэвид, испытывая сильное волнение.
Когда Дэвид появился в коридоре, то Луиза, увидев его глаза, покрасневшие от слёз, испугалась, что самое худшее уже свершилось.
- Нет, нет, он в порядке, - поспешил успокоить её мужчина. - Он хочет, чтобы к нему пришёл Робби.
Луиза отдала распоряжение прислуге, чтобы послали за сыном.
- Он хочет сказать Робби, что я тоже Уилдсорд, что он мой отец, - полушёпотом сообщил Дэвид Луизе, наклонившись к ней, чтобы никто из слуг не смог его расслышать.
- Что? - не сумев сдержать эмоций, воскликнула Луиза.
- Он думает, что умирает. И всё мне рассказал. И он хочет, чтобы Робби тоже знал правду.
- Не думаю, что сейчас подходящее время для этого. Моему мужу следует беречь себя, - сказала женщина с большим беспокойством в голосе. - Да и Роберт в последнее время был таким взвинченным. Как он отнесётся ко всему этому с его крайней чувствительностью?
Юноша появился в коридоре с таким же встревоженным выражением на лице, каким было и у его матери: болезнь лорда Рэндольфа он переживал больше, чем кто-либо. И хотя ему не говорили о том, что болезнь приобрела слишком серьёзный характер, он по озабоченному лицу матери догадывался, что дела весьма плохи.
- Робби, дорогой, - обратилась к нему Луиза дрожащим голосом, - твой отец хочет сказать тебе что-то очень важное...
Роберт вошёл в комнату, в которой стояла необыкновенная тишина. И только каминные часы тикали неестественно громко. Лорд Рэндольф лежал в точно таком же положении, в котором застал его Дэвид: глаза его были закрыты, лицо имело совершенно безмятежное выражение, даже казалось, что он улыбается.
- Отец, я здесь. Вы хотели мне что-то сказать.
Но мужчина не ответил ему. Разговор с Дэвидом, стоивший лорду Рэндольфу такого громадного эмоционального напряжения, отнял у него все силы. Сердце не справилось с этим и остановилось.
После похорон лорда Рэндольфа Роберт заявил, что на следующей неделе собирается отправиться в путешествие вместе с Альфредом Бьютихиллом. Луизе не нравилась эта затея: ей не хотелось оставлять сына без присмотра, ведь прошло всего несколько дней после того, как они все потеряли близкого им человека. Смерть лорда Рэндольфа на всех подействовала угнетающе, все передвигались по дому, словно тени, за обеденным столом молчали, затем разбредались по своим комнатам, чтобы украдкой поплакать. Поэтому отъезд сына был бы для Луизы ещё одной потерей, ведь Роберт собирался пробыть в путешествии вплоть до начала учёбы в колледже, а после он опять уедет в Итон. И она не увидит его несколько долгих месяцев, а ведь ей так хотелось наладить отношения с сыном. К тому же женщина прекрасно осознавала, что стремление Роберта уехать из дома вовсе не связано с его желанием попутешествовать в компании друга или отвлечься, нет, он бежал от неё, от своей матери, которую по-прежнему считал предательницей.
Роберт больше не притворялся хорошим мальчиком, ведь единственного человека, ради которого он играл эту роль, теперь не было. И с каждым днём подросток, чувствуя себя самым одиноким человеком на свете, становился всё более отчуждённым.
Подобное поведение сына разрывало Луизе сердце. И Дэвид, переживавший за них обоих, стал настаивать на том, что Роберту следует рассказать всю правду. Сейчас самое лучшее было бы для юноши, когда он потерял приёмного отца, - обрести настоящего. Мужчина был уверен, так же как и лорд Рэндольф, что когда Роберт узнает, что его отец это не какой-то незнакомый ему человек, а именно он - Дэвид Флориани, то обрадуется этому. Ведь он присутствует в его жизни с его рождения, они всегда хорошо ладили, и Роберт относится к нему с уважением. Можно было даже сказать, что подросток был привязан к нему, ведь, когда тот был маленьким мальчиком, Дэвид нянчился, играл с ним, когда сын стал постарше, учил его ездить верхом, помогал делать уроки, вместо гувернёра. Эта связь ослабла только тогда, когда Роберт стал учиться в Итоне: он по многу месяцев не бывал дома, взрослел в окружении своих однокашников и становился всё более самостоятельным.
Но Луиза была не согласна с Дэвидом. По крайней мере, она считала, что делать подобное признание слишком рано, не стоило спешить. Роберту нужно было дать время, чтобы боль утраты хоть немного отпустила его. Сейчас он не был готов принять нового отца, кем бы тот ни был. Даже если они скажут ему, что в жилах Дэвида тоже течёт кровь Уилдсордов, подросток навряд ли поверит в это: лорд Рэндольф не успел признать сына и не оставил никаких документов, подтверждавших их родство. Даже в завещании, в котором лорд Уилдсорд отписал Дэвиду Флориани одну четвёртую часть своего состояния, он обозначил его лишь как своего секретаря. К тому же Роберт вряд ли обрадуется тому, что его мать поддерживала "преступную любовную связь", как называл это подросток, на протяжении всех этих долгих лет под самым носом у своего мужа. Ведь именно в этом прежде всего состояло обвинение сына против неё.
Несмотря на неодобрение матери, Роберт принялся готовиться к путешествию и паковал сундуки.
Луиза, одетая в траурное платье, сидела в плетёном кресле на лужайке перед домом в Брайтвуд-холле и задумчивым взглядом провожала солнце, садившееся за деревьями, когда к ней подошёл её сын и стал просить дать ему деньги на дорогу.
- Робби, ты ведь знаешь, что я против, чтобы ты отправлялся в это путешествие, да ещё столь длительное, - сказала Луиза подростку.
- Матушка, если вы не дадите мне денег, то я займу их у Бьютихиллов, оправлюсь в Дувр, сяду на корабль, высажусь в Кале и, переодевшись в монаха, буду странствовать по вашей родине под видом пилигрима, - заявил ей на это юноша с необыкновенным холодом в голосе. - И может статься, что больше вы меня никогда не увидите, так как я умру в какой-нибудь богадельне от тифа или холеры.
Услышав подобное, Луиза с удивлением посмотрела на сына: неужели он говорит ей всё это всерьёз? Но когда она увидела его решительное выражение лица, то поняла, что её сын вовсе не блефует. Сейчас он находился в таком состояние, что был способен на любой сумасбродный поступок.
- Хорошо, милый, - согласилась Луиза. - Ты получишь деньги. Только умоляю, будь осторожен в дороге и пиши мне письма, я буду очень сильно волноваться за тебя. Надеюсь, что перед тем, как вернуться в Итон, ты заедешь в Брайтвуд-холл навестить меня.
- Матушка, я вернусь сюда только в одном случае: когда вы решитесь наконец назвать мне имя моего отца, - с прежней настойчивостью заявил Роберт.
- Но ты уверен, что готов принять его? - с надеждой в голосе спросила женщина.
- Принять? О чём вы? - переспросил Роберт, словно услышал несусветную глупость. - Я буду с ним стреляться.
- Что?! - в ужасе воскликнула женщина. - Ты хочешь убить собственного отца?
- Мой отец - лорд Рэндольф Уилдсорд. Не вы ли сами пытались убедить меня в этом, матушка, меньше, чем месяц назад? И никакого другого отца я знать не желаю. Мне нужно знать имя вашего любовника лишь для того, чтобы восстановить справедливость. Такой человек, как он, не достоин того, чтобы жить. Я ненавижу его, презираю, пусть он знает это. Презираю за трусость, потому что он прячется, за то, что отрёкся от меня, за то, что лишил меня отца, имени.
- Ты не справедлив к нему, Робби. Всё совсем не так. Ты так говоришь только лишь потому, что не знаешь, кто этот человек. Но когда узнаешь, то всё поймёшь и простишь.
- Нет, - отрицательно замотал головой юноша, - теперь пусть Господь судит, кто из нас более прав. Нам двоим на земле будет слишком тесно.
- Как такое могло прийти тебе в голову, Робби? - ужаснулась Луиза, когда поняла, что может потерять одного из тех, кого любит больше всего на свете. - Как ты мог подумать, что твой отец будет стреляться с тобой? Он никогда не пойдёт на это.
- Что ж, тем хуже для него: он умрёт трусом.
- Это невозможно, Робби, невозможно. Неужели ты думаешь, что после всего того, что я сейчас услышала, я назову тебе его имя? Ты никогда его не узнаешь.
- В таком случае, матушка, вы больше никогда не увидите меня в Брайтвуд-холле. Завтра утром я уезжаю, прощайте, - и подросток направился к дому.
- Роберт! - крикнула ему вслед Луиза.
Но юноша ушёл, даже не повернув головы.
Роберт провёл в путешествии по Девонширу и Корнуоллу несколько недель, но так и не написал матери ни одного письма. О передвижении сына и его настроении она узнавала только из писем Альфреда Бьютихилла, которого Луиза попросила писать ей.
Ссора с Робертом так угнетающе действовала на Луизу, что она потеряла интерес ко всему, не спала ночами и думала только о том, как ей помириться с сыном. И женщина понимала, что сделать это возможно только решением дилеммы, перед которой её поставил подросток. Было ясно, что Дэвиду и Роберту невозможно будет жить вместе под одной крышей, и ей нужно было сделать выбор в пользу одного из них. И если Луиза остановится на том решении, которое она приняла изначально, то есть не выдавать Роберту имя его отца, то это обернётся тем, что она, возможно, навсегда потеряет связь с сыном. Если же она хочет вернуть его, то ей будет нужно расстаться с Дэвидом. Ведь после того, как она назовёт его имя сыну, мужчине придётся покинуть Брайтвуд-холл ради собственной безопасности. Но пока Луиза не готова была принять столь судьбоносное решение, ведь жизнь без Дэвида, равно как и в разлуке с сыном, для неё была бы подобно тому, как если бы от неё отрезали часть её тела: отрезали бы руку или ногу, выкололи бы глаз. Поэтому женщина медлила, надеясь, что всё разрешится как-нибудь само собой, и ей не придётся делать столь мучительный для неё выбор.
За несколько дней до начала учёбы в колледже, Альфред написал леди Луизе, что он и её сын наконец вернулись из путешествия в Лондон. Женщине очень хотелось тут же отправиться в столицу, чтобы увидеться с сыном, но она понимала, что ничего, кроме как холодного приёма с его стороны, её там не ждёт. И она поделилась этими своими переживаниями с Дэвидом.
- В Лондон поеду я, - решительно произнёс мужчина, выслушав Луизу. - Настала пора положить этому конец. Мне больше невыносимо смотреть на то, как ты мучаешься.
- Ты поедешь для того, чтобы рассказать всё Робби? - испуганно спросила Луиза и схватила его за руки, словно он собирался отправиться сию же секунду, и она таким образом пыталась удержать его. - Нет, Дэйв, не стоит этого делать. Я ведь говорила тебе, что Робби хотел стреляться со своим отцом, то есть, с тобой. Я не переживу, если с тобой случится несчастье.
- Луиза, дорогая, ну неужели ты действительно веришь в то, что наш сын способен на убийство, тем более собственного отца? Он не сможет даже навести на меня пистолет, ведь я не посторонний ему человек, я когда-то качал его в люльке. Всё закончится благополучно, уверяю тебя, - пытался успокоить её Дэвид.
Но Луиза покачала головой, испытывая сомнения.
- Ты просто не видел, как Робби был решительно настроен. Он говорил, что ненавидит тебя, что жаждет мести. И я, зная его характер, ведь он видит только чёрное или белое, не могу поручиться за него. Тем более сейчас, когда он пребывает в столь возбуждённом состоянии.
- Луиза, но ведь так дальше продолжаться больше не может. Ведь чем больше времени проходит, тем больше вы отдаляетесь друг от друга и, в конце концов, вы станете врагами. Поэтому, как бы там ни было, мне нужно поехать и поговорить с Робби. Он должен знать правду. Я долгие годы оставался в стороне, сдерживал свои чувства, как всё это время делал мой отец. Но это такая пытка, такой крест, который очень тяжело нести. И я не хочу, чтобы мой сын, который рано или поздно всё равно узнает правду, считал меня трусом. Не хочу, чтобы он осуждал меня за то, что я в своё время не совершил тот поступок, на который так и не решился мой отец, и после сильно раскаивался в этом. Луиза, мы прожили с тобой восемнадцать счастливых лет, и я хочу, чтобы и следующие восемнадцать лет ты также была счастлива. Но это невозможно, если ты не помиришься с сыном. И если для этого кому-то нужно, чтобы я пожертвовал собственным счастьем, то, что же, пусть будет так. По крайней мере, я буду знать, что сделал всё для того, чтобы помирить вас, чтобы в ваши души вернулся покой и что я исполнил предсмертную просьбу своего отца.
- Хорошо, - согласилась Луиза, наконец смирившись с неотвратимостью судьбы. - Только, прошу тебя, когда поедешь в Лондон, возьми с собой одну вещицу.
И женщина, подойдя к своему туалетному столику, достала из шкатулки жемчужный браслет, одно из своих самых любимых украшений, которое носила почти постоянно.
- Это мой браслет, - сказала Луиза, протягивая его Дэвиду.
- Я знаю, что это твой браслет. Но зачем он мне? - недоумевал мужчина.
- Он должен помочь тебе, так однажды сказала мне знахарка.
- Какая знахарка? Ты ходила знахарке? Зачем?
- Я уже как-то упоминала о ней. Это было очень давно. Я тогда была молода и не знала, как мне правильно поступить, - опустила взгляд Луиза, словно до сих пор испытывала стыд за то, что однажды поехала в Энфилд. - Тогда знахарка и сказала мне, что за то, что я испугалась, за то, что не хотела, чтобы мой сын появился на свет, он в будущем будет мстить мне. До сих пор помню её слова, которые она говорила мне своим зловещим голосом: "вам придётся поплатиться за это". И вот он - час расплаты, он настал. И ещё тогда знахарка сказала, что помочь мне сможет только одно - жемчуг. Не знаю как, но этот браслет, я уверена, поможет тебе.
- Луиза, не нужно верить всяким знахаркам. Тебе было тогда восемнадцать лет, и разумеется, ты испугалась, когда узнала, что ждёшь ребёнка, так как боялась гнева своего мужа. И любая девушка на твоём месте испытывала бы точно такие же чувства. Не нужно себя винить. Твой сын не мстит тебе. Мы оба прекрасно знаем, что всему виной зависть и злоба Джереми Уормишема.
- Всё равно, Дэйв, как бы там ни было, я прошу тебя, умоляю, возьми с собой этот браслет, - сказала женщина, и, вложив украшение в ладонь мужчины, она сомкнула его пальцы в кулак.
- Хорошо, Луиза, я возьму его, чтобы тебе было спокойней, - сказал мужчина, опуская браслет в карман своего жилета. - Только, прошу тебя, не сходи с ума. Я вернусь, один или с Робертом, но обязательно вернусь. Верь мне и нашему сыну. И через год мы повенчаемся с тобой в Ирландии или в Кале, как того хотел мой отец, - говорил Дэвид, ласково проводя рукой по волосам женщины.
- Когда ты поедешь? - спросила Луиза.
- Сейчас же.
Согласно кивнув, женщина крепко прижалась к груди Дэвида, словно им предстояла очень долгая разлука.
- Я люблю тебя, - произнесла женщина, глотая слёзы. - И всегда буду любить.
- Я тоже тебя люблю. Не надо плакать, - и мужчина вытер с лица Луизы стекавшие по нему слёзы. - Всё будет хорошо.
Затем он нагнулся к ней и поцеловал её в губы. Луиза обволокла его руками, словно желая удержать его возле себя как можно дольше.
- Всё, мне пора собираться в дорогу, - наконец сказал Дэвид, и женщина с неохотой разомкнула объятья.
Когда экипаж был готов, Луиза вышла во двор вместе Дэвидом. И, когда он сел в коляску и лошади тронулись, она ещё долго стояла на месте, глядя ему вслед. Её душили слёзы, и одновременно в сердце теплилась надежда, что её переживаниям наконец-то придёт конец.
- Мистер Флориани? - несколько удивился Роберт, подняв голову, склонённую над книгой, когда услышал, как отворилась дверь в кабинет, где юноша подготавливался к предстоящей учёбе в колледже, и увидел секретаря, вошедшего без доклада. - Надо думать, вас прислала моя матушка справиться обо мне?
- Надеюсь, Роберт, у вас нет сомнений в том, что всё то время, что вы были в путешествии, она беспокоилась за вас.
- Передайте моей матушке, что моё здоровье в порядке.
- Думаю, она будет рада это услышать. Как прошло ваше путешествие?
- Вполне благополучно. Суровые пейзажи Корнуолла и ревущий океан как нельзя соответствовали моему душевному состоянию. Поездка же по Девонширу доставила мне ещё большее удовольствие.
И Роберт, пригласив мужчину присесть в кресло, принялся вкратце описывать те места, которые ему удалось увидеть. Дэвид с облегчением для себя отметил, что это путешествие благоприятно сказалось на настроении его сына и его дух был в гораздо лучшем состоянии, чем до его отъезда. И то, что юноша принялся с воодушевлением делиться своими впечатлениями о поездке, говорило о том, что, на самом деле, ему очень не хватало общения с близкими ему людьми. Это был почти тот самый Роберт, каким он был до своей роковой встречи с Джереми Уормишемом. Это вселяло в Дэвида надежду, что тот разговор, который изначально представлялся ему крайне тяжёлым, пройдёт, на самом деле, гораздо легче. И, слушая Роберта, мужчина даже забыл на время, с какой целью он приехал к нему в Лондон. Ему казалось, что всё уже позади, и его сын беседует с ним так, словно считает его самым близким и родным для себя человеком.
- А сейчас я освежаю свои знания, чтобы легче возобновить учёбу в колледже, ведь послезавтра я уже уезжаю, - сказал Роберт, закончив пересказ своего путешествия. - Я решил отобрать несколько книг, которые могут помочь мне с такими предметами, как история и литература. Благо, у моего отца такая роскошная библиотека. Но, знаете, - тут юноша улыбнулся (улыбнулся той самой озорной улыбкой, которой он улыбался будучи ещё ребёнком), - заглянув в один из ящиков стола, я обнаружил вот это. - И юноша, сдвинув с места пару толстых книг, вытащил из-под них несколько пожелтевших от времени листов, исписанных строфами стихов. - Вы узнаёте их? Это ваши стихи, вернее, наброски, черновые варианты. Странно, но я совершенно позабыл, что вы когда-то писали стихи. А ведь в детстве я не раз просил вас прочесть их мне. Мне было так любопытно узнать, о чём же вы пишите, но вы почти всегда отказывались. Говорили, что мне, маленькому мальчику, они будут неинтересны. И обещали прочесть их мне, когда я вырасту. Но так и не прочитали.
- Потому что вы увлеклись другими вещами.
- Да, историей и политикой, - подтвердил Роберт. - А знаете почему так случилось? Помните, мне было лет одиннадцать или двенадцать, я показал вам свои стихи, глупые, наивны детские стишки. Тогда я, вообразив, что тоже могу стать поэтом, как и вы, сочинил парочку, что-то там про птичек и лошадок. И льстил себе надеждами, что их опубликуют в каком-нибудь журнале, - произнёс он с самоиронией. - Но тогда вы мне сказали, что для того, чтобы стать большим поэтом нужно писать очень много и постепенно оттачивать своё мастерство. Я тогда, признаться, обиделся, что вы по достоинству не оценили мои вирши и передумал быть поэтом. Хорошо, что эти стихи не сохранились, иначе какой стыд постиг бы меня сейчас, если бы они попались мне на глаза. Представляю, как вы в душе смеялись, потешаясь над моим графоманством.
- Вы ошибаетесь. Я ведь понимал, что их сочинил одиннадцатилетний мальчик, который ещё мало что видел в своей жизни, кроме птичек и лошадок. И, возможно, если бы вы не забросили стихосложение, из этого вышел бы толк.
- Нет, тогда я решил, что если я стану политиком, то слава придёт ко мне гораздо скорее. Хотя, впрочем, сейчас некоторые поэты известнее и влиятельнее многих политиков. Взять хотя бы лорда Байрона. Все о нём только и говорят. А вы когда-нибудь печатались?
- Нет, мои стихи - это слишком личное.
- Ах, тогда простите, что прочитал их.
- Вам не за что извиняться, если вы нашли их среди других бумаг, значит, они были не столь важны для меня.
- Знаете, мистер Флориани, в детстве вы очень привлекали меня. Почему-то тогда вы мне казались каким-то полубогом. Мне казалось, что мои отец и мать как-то благоговеют перед вами. Вы были немногословны и словно отстранены от этого мира (но, наверное, все поэты таковы, ведь тогда, как же они будут сочинять стихи), вы не отдавали распоряжений, однако все вас слушались. Мне ужасно хотелось походить на вас, и что я только не делал для этого: писал стихи, пытался стать таким же искусным наездником, как и вы. Я помню, как вы учили меня ездить верхом, и как я злился, когда мне казалось, что я сижу в седле, как мешок, тогда как вы, мне казалось, были самым лучшим наездником из всех, кого я знал. Как время нас всех меняет, - задумчиво проговорил Роберт. - Когда я был ребёнком, я был наивным, впечатлительным, мне хотелось любить весь мир. Теперь же, мне кажется, я всех ненавижу и никому не доверяю. Только к вам у меня и осталось уважение.
Дэвид слушал Роберта и никак не мог понять, почему вдруг именно в этот день, когда он приехал к сыну, чтобы сделать ему важное признание, тот вдруг заговорил о нём? Ведь раньше он никогда не был с ним столь откровенен. Неужели Роберт уже всё знает (догадался сам или Джереми Уормишем наконец проговорился), и теперь таким образом пытается намекнуть ему на это. Или же всё это случайность и сама судьба играет ими? Но Дэвиду было важно сделать признание самому и чтобы это не выглядело так, словно он решился на это только с подачи сына.
- Почему вы на меня так странно смотрите? - вдруг спросил его Роберт, поймав беспокойный взгляд мужчины. - Я кажусь вам чудовищем? Впрочем, я сам себе кажусь чудовищем и сам себя ненавижу. Ах, как бы мне хотелось хоть немного обладать тем безмятежным спокойствием, которое присуще вам. Но откуда это в вас? Когда мы были в Италии, я заметил, что итальянцы обладают большой живостью характера и горячим темпераментом, почти так же, как и французы, если даже не больше.
- Моё внешнее спокойствие - всего лишь видимость. И мною тоже, поверьте, владеют страсти, - ответил на это Дэвид. - И сейчас, например, я испытываю волнение, потому что, на самом деле, я приехал в Лондон не только ради того, чтобы справиться о вас. Я ведь говорил вам, что ваша матушка очень переживает за вас, она расстроена тем недопониманием, которое возникло между вами, и скучает по вам. Но, насколько мне известно, вы выдвинули условие своего возвращения в Брайтвуд-холл.
- Да, это так, - подтвердил юноша, и его лицо снова приняло суровое выражение. - И я своё условие не изменю. И если вы приехали сюда ради того, чтобы попытаться смягчить моё сердце, то только потеряете время зря.
- Нет, Роберт, я приехал, чтобы сделать признание, открыть вам имя вашего отца.
- Вот как, - опешил подросток: для него это стало неожиданностью, ведь его мать во время их последнего разговора сказала, испугавшись поединка между ними, что никогда не назовёт ему имя его отца. - Но почему же матушка не решилась сделать это сама, а послала вас? Потому что ей стыдно смотреть мне в глаза? Или вы, мистер Флориани, действуете в обход её воли?
- Нет, ваша матушка знает о моих намереньях.
- И когда же вы обо всём узнали? Я вам не поверю, если вы мне скажете, что впервые услышали имя моего отца только вчера от моей матери.
- Я знал, кто ваш отец, Роберт, когда ваша матушка носила вас ещё под сердцем.
- Вот как! Чудесно! Тайна, которая, оказывается, для всех - вовсе и не тайна! Все всё знали! Вы, мистер Уормишем. Кто ещё? Может, об этом давно судачит вся Британия? И только я, как наивный простофиля, по-прежнему нахожусь в неведение. Хотя меня это касается больше, чем кого бы то ни было. А, может, вы, мистер Флориани, были поверенным в амурных делах моей матери и носили от неё её любовнику надушенные духами записочки?
- Прежде чем судить меня и свою мать, вам нужно выслушать меня, Роберт.
- Я весь во внимании.
- Но, прежде чем я назову вам имя вашего отца, вы должны дать мне слово, что до своего отъезда в Итон, вы навестите вашу матушку в Брайтвуд-холле и помириться с ней. Это моё условие.
- Хорошо, обещаю, что я так и сделаю, хотя вы и не имеете права выдвигать мне какие-либо условия.
Что ж, настал момент истины. Но Дэвид не спешил, понимая, что то, что сейчас услышит Роберт, вероятно, шокирует его. И поначалу подростка следует подвести к этому. Сделав глубокий вдох, словно он должен был придать ему силы, мужчина начал:
- Вы знаете, что я был знаком с вашей матушкой с первого дня, как только она переступила порог Брайтвуд-холла. Ей было семнадцать лет, когда она вышла замуж за лорда Рэндольфа, - говорил Дэвид, словно пустился в воспоминания. - Хрупкая девушка с прелестными, синими, как море, глазами. И ею увлёкся не только Джереми Уормишем, но и я тоже.
- Вы? - удивился Роберт, словно простой люд не способен был испытывать подобные чувства, по крайней мере, по отношению к тем, кто стоит выше их по происхождению.
- И ваша матушка ответила мне взаимностью. Потом родились вы. Это я, я ваш отец, Роберт.
- Что? - опешил подросток, ему даже показалось поначалу, что он ослышался, что-то неправильно понял. - Это что, шутка?
- Нет, Роберт, это правда. Я ваш отец.
- Но это же невозможно. Вы - секретарь моего отца, вы - слуга. Моя мать, нет, она не могла завести с вами интрижку, - отрицательно мотал головой юноша.
- Тем не менее это так. Мы полюбили друг друга и любим до сих пор...
- Но это ведь бред какой-то, бред, - бормотал Роберт себе под нос, схватившись за голову.
И, вскочив на ноги, подросток принялся энергично расхаживать по кабинету, словно его шаги могли помочь уложить в его мозгу всё то, что он только что услышал. Но вдруг Роберт остановился и, пристально взглянув на мужчину, спросил:
- И что же, вы всё это время с моей матерью... всё это время... в доме моего отца, вы... Боже! Мистер Уормишем оказался прав, когда сказал мне, что никто не позавидует мне, когда правда станет известна. Да вы оказались ещё хуже, чем Джереми Уормишем! Вы чудовище! Теперь я понял всё, о чём он мне говорил. "Под самым носом" - ведь вы и вправду были всё время подле моей матери. Всё очевидно. Как же я сам не догадался? Просто, как поверить в то, что люди могут быть настолько циничными! Как?! Как вы могли пойти на это, на подобное предательство? - недоумённо восклицал юноша. - Мой отец - это человек, которому вы всем обязаны, вы должны были молиться на него, целовать ему руки. Но, вместо этого, вы соблазнили его жену. Так вот как вы отблагодарили вашего благодетеля!
- Лорд Рэндольф знал обо всём, - пояснил Дэвид.
- Что? Вы хотите сказать, что мой отец всё знал, но терпел всё это... всё это прелюбодеяние, которое совершалось в его доме?
- Да, потому что их брак с вашей матушкой носил формальный характер.
- Что это значит?
Но тут Роберту припомнился его разговор с лордом Рэндольфом. Ведь мужчина говорил ему то же самое: что он всё знал, знал и простил, потому что любил свою жену лишь как дочь. Но здесь было одно несовпадение. Его приёмный отец уверял его, что любовник его матери не слуга, что он благородного происхождения. Неужели он сказал это лишь для успокоения Роберта? Но юноша вцепился в эти слова, как утопающий за соломинку.
- Постойте, мистер Флориани. Здесь выходит одна неувязка. Мой отец, то есть, лорд Рэндольф, говорил мне, что мой настоящий отец - дворянин. Но, насколько я знаю, вы не принадлежите этому сословию.
- Да, официально я не принадлежу дворянскому сословию. И моя мать действительно была бедной итальянской девушкой. Но моим отцом был не её муж, имя которого я ношу, а английский дворянин. Вы знаете мою историю. Мне было пять лет, когда моя мать прибыла в Британию со мной на руках. Она сбежала от своего мужа и последовала за мужчиной, которого любила и от которого родила сына, то есть меня. Это был лорд Рэндольф Уилдсорд.
- То есть сейчас вы хотите уверить меня в том, что мой отец - также и ваш отец, что мы - братья? Нет, что за бред я несу! Вы же только что сказали мне... Боже, у меня голова идёт кругом, - и Роберт вновь схватился за голову, ероша свои волосы.
- Вы внук лорда Рэндольфа, Роберт, его законный внук по крови. Понимаете?
- Нет, подождите. Вы только что заявили, что у вас якобы прав на владение Брайтвуд-холлом больше, чем у меня. Лорд Рэндольф и так оставил вам четверть своего состояния. Неужели вам этого мало? Теперь вы хотите забрать у меня абсолютно всё? У вас есть какие-то доказательства того, что лорд Рэндольф ваш отец? Письма, документы? Каким-то образом вы можете доказать своё родство с ним?
- У меня нет никаких доказательств, вам придётся поверить мне на слово, Роберт. Оспаривать же ваши права я не намерен. Если же вы считаете, что доля моего наследства слишком велика, то я готов отказаться от него в вашу пользу. Мне ничего не нужно. Единственное, чего я хочу, чтобы вы и Луиза были счастливы.
Такой благородный порыв несколько смутил Роберта.
- Но почему же тогда, если лорд Рэндольф действительно ваш отец, он не признал вас? Почему я слышу об этом впервые от вас?
- Вероятно, лорд Рэндольф не хотел, чтобы вы стеснялись своего происхождения. Но именно это он хотел сказать вам в день своей смерти, но, увы, не успел. Если же вы не верите мне, во всю эту историю, то можете расспросить обо всём у вашей матери. Она всё знает.
- Ну, хорошо, допустим, что всё так и есть, как вы говорите. Но что же мне теперь делать? - спросил юноша, находясь в полной растерянности.
Ведь он намеривался вызвать своего отца на дуэль, но Роберт понимал, что бросить вызов Дэвиду Флориани он не может.
- Вы обещали приехать в Брайтвуд-холл и помириться со своей матерью, - напомнил подростку Дэвид.
- Да, и я своё обещание сдержу. Но, мистер Флориани, я очень надеюсь, что, когда завтра я приеду в Брайтвуд-холл, то вас и след там простынет. Не думайте, что я, как лорд Рэндольф, позволю вам и впредь прелюбодействовать в своём доме. Я этого не потерплю. И если я вас там увижу, то за себя не поручусь. Вместе нам находиться в одном доме невозможно. И знаете ещё что - я вас ненавижу! Ненавижу! За то, что вы все эти годы молчали! Убирайтесь! Убирайтесь вон! Немедленно! Видеть вас не могу!
И юноша, повернувшись к отцу спиной, закрыл лицо руками. Дэвид решил больше не испытывать крепость нервов сына, он понимал, что юноше нужно было дать время, чтобы тот всё осознал и принял всё то, что услышал сегодня. Возможно, на это уйдёт несколько недель. И ещё, ему нужно спешить в Брайтвуд-холл, чтобы передать Луизе свой разговор с сыном. Ведь завтра он должен будет покинуть дом, в котором прожил почти всю свою жизнь.
Покинув кабинет, Дэвид неосознанно сунул руку в тот карман своего сюртука, где всё это время покоился жемчужный браслет. Нет, мужчина не верил, что именно магическая сила украшения помогла ему и поэтому его сын отказался от идеи стреляться с ним. Дэвид верил только в своего сына и в его разум. Но этот браслет напомнил мужчине о Луизе, с нетерпением ждавшей его в Брайтвуд-холле, и которой он обещал вернуться, и с которой ему предстоит расстаться на какое-то время. Впервые за восемнадцать лет.
Роберт же, оставшись один, подошёл к столу и принялся со злостью бить по его поверхности кулаком, приговаривая при этом: "ненавижу, ненавижу, ненавижу", словно силой своих ударов он хотел сокрушить невидимого противника. Он колотил по крышке стола до тех пор, пока у него не заболела рука. Затем он сделал несколько шагов по комнате, раскачиваясь, словно у него кружилась голова, рухнул на колени и распластался на ковре. И тут из груди Роберта вырвался такой истошный крик, что прохожие, проходившие в это время мимо окон, вздрогнули, решив, что этот звук издал какой-то дикий зверь, которого ради забавы держали в доме на цепи. Роберт рыдал навзрыд. Но вскоре и на это у него уже не осталось сил. Потом он впал в какое-то забытьё и уснул.
Заблуждения любви. Часть 3. Роберт
© Copyright: Флоранс Ардан, 2019
Свидетельство о публикации №219070101794
Свидетельство о публикации №219070101794
Рецензии