Первый снег

Король и королем-то, по сути, не был, — так, князек, каких полно жило в ту пору на нашей земле: алчные и воинственные, каждый с маленьким вооруженным до зубов каменнорожим отрядом, неприступным бетонным замком и награбленными сокровищами в подвале. Но у него была Королева. А у Королевы — бледная кожа, тонкие руки и темные с медным отливом длинные волосы. В добавок, что бы она ни думала о Короле и о его военной политике, она никогда не говорила этого вслух. Она вообще говорила только тогда, когда ей разрешалось, и совершенно не была против такого уклада. Несомненно, такая женщина возвышала Короля над остальными князьками с их безымянными и безнравственными наложницами — короче говоря, делала его королем.

Когда в очередной раз Король со своим войском отправлялся в поход, Королева помахала ему рукой со второго этажа замка и закрыла окно. Не по-осеннему ледяной воздух заставил её поежиться и накинуть недавно подаренный Королем жакет цвета хаки. Выходя из комнаты, Королева наугад взяла с полки кассету с фильмом, поставила в проигрыватель в их с Королем спальне и, захватив со столика шкатулку с любимыми украшениями, полулегла на кровать. Пока шел бой, она без интереса поглядывала на экран, где такой же король в одиночку расстреливал вражеских воинов, надевала и снимала кольца, цепочки и серьги — золото, изумруды, бриллианты, — думала о своем и наконец задремала. Когда Короля настиг смертельный удар, Королева проснулась. Когда Король, растерянный, мутным взглядом озирался вокруг — один среди мертвецов, — она, стряхивая остатки дремы, выключала проигрыватель. Пока он выплевывал кровь на обледенелый асфальт, она собирала разбросанные по покрывалу кольца и серьги.
Когда он умер, пошел первый снег.

Услышав о смерти Короля, Королева не проронила ни слова. Она только стащила с пальцев цепочку, намотанную в полусне и забытую, и швырнула её в шкатулку. Бессмысленным взглядом уставилась в зеркало, подкрасила губы, пригладила волосы. Спустилась, едва касаясь рукой перил, на первый этаж. Надела болотного цвета куртку, кожаные сапоги и перчатки, вышла из з;мка, не заперев дверь, и в бронированной карете поехала в морг. Пожилой знахарь в очках удивился, увидев её. Сдержанная, скромно одетая, с одним только обручальным кольцом на тонком изящном пальце, — она, несомненно, была королевой, но совершенно не походила на жену Короля. Она не закатила истерику, хотя имела на это полное право, не убежала — держалась с достоинством. Второе кольцо упало в её ладонь вместе с золотой цепью и массивным крестом. "Он всегда его так носил, у самого сердца". Голос её был тихим, но ровным. Она вздохнула, отвернулась и пошла назад, в мир живых.
Все еще падал снег. Королева взглянула в темно-серое небо, зажмурилась, смахнула с ресниц белый холодный пух. Простояла с минуту в раздумье, а затем подбежала к карете и отпустила кучера восвояси. Пошла, наклонив голову, отмахиваясь от оседавшего на лице снега и полной грудью вдыхая ледяной воздух. По пути купила первых попавшихся сигарет и, прислонившись к стене, дрожащей от холода рукой кое-как вытащила одну — первый раз с тех самых пор, как встретила Короля. Докурив, нашла нужную остановку и на пассажирской телеге отправилась в замок.

По возвращении Королева первым делом вышвырнула вон стражников, служанку, кухарку и прочую челядь, что далось ей на удивление легко. Сработал эффект неожиданности: никто из придворных раньше не слышал от Королевы таких выражений, да еще в чей-либо адрес, и не видел озорных огоньков, какие плясали в её глазах, пока она швыряла на пол вазы, тарелки, ножи, опрокидывала пинками стулья и с разбегу впечатывала в стены бронированные двери. Однако, оставшись одна, Королева взяла себя в руки. Она проверила замки на входной двери, повесила куртку в шкаф (не глядя на мантии и пальто Короля), сняла сапоги и в одних чулках по холодному коридору прошла на кухню. Взяла чудом уцелевший бокал, принесла из подвала бутылку вина. Из шкафчика над плитой вынула пачку чипсов, из холодильника — баллон взбитых сливок и упаковку мороженого. Нашла под столом нож, нарезала хлеба и сделала бутерброды с паштетом. Побросала все на чеканный поднос, отнесла в гостиную, включила тамошний телевизор — шла дурацкая мелодрама, — и плюхнулась на диван, где в полузабытьи провела следующие пару часов.

Очнувшись, она добрела до окна и глянула в ночь. Все еще падал не по-осеннему сухой и упрямый снег — он уже основательно покрыл газон и дорожку к дому, забрался на крыльцо, даже припорошил подоконник — и до утра таять явно не собирался. Королева усмехнулась, глядя на сверкающие в свете фонаря неспешные хлопья. Какое-то время постояла, наблюдая за ними, а потом, вздохнув, отвернулась и направилась в ванную. Она умывалась, стараясь не смотреть в зеркало. Размазывала по щекам смешавшиеся с мылом румяна, смывала подводку и тушь, стирала с губ остатки элегантно-бордовой помады. Плотно прижала к лицу махровое полотенце, будто хотела в нем задохнуться; бросила на пол. Вынула из косметички маникюрные ножницы и, присев на край ванны, с трудом отрезала пластиковые ногти, покрытые красным лаком. Несколько раз ножницы соскальзывали и впивались в подушечки пальцев, но Королева этого не заметила. Покончив с ногтями, она мельком взглянула в зеркало, откуда ей растерянно улыбнулась худая, блеклая и растрепанная шатенка в розовой водолазке и темной юбке.

Королева выскочила в коридор, ножницами взломала замок на двери в кабинет Короля, плеснула коньяка в один из стаканов на столике красного дерева и выпила залпом. Стянула водолазку, расстегнула юбку, тотчас скользнувшую на пол, перешагнула через нее и, взяв серебряный нож для бумаг, перерезала черные кожаные ремешки на ногах — от чулок до кружевных трусиков — и на талии. Чуть помедлила и щербатыми ногтями с обрезками пластика разорвала чулки. Прихватив бутылку, вернулась в ванную. Сделала пару глотков, встав перед зеркалом, зажала волосы в кулаке и медленно провела по ним бумажным ножом. Королева слушала треск отсекаемых волосков, ощущала постепенно ослабевающее натяжение прядей, помутневшим взглядом смотрела, как каштаново-медные локоны вытекают сквозь пальцы и падают под ноги. Хотя трудно сказать, видела ли: она уже давно пребывала в том состоянии, когда самая малость, происходящая перед глазами, — будь то поблескивающий в стакане коньяк, падающий на траву снег или летящие на пол волосы, — порождает самостоятельный титанический поток размышлений, поглощающий мыслящего всецело и без надежды на скорое возвращение.

Королева думала о Короле и о том, что все вокруг принадлежало ему. А она, Королева, по сути ни на что не имела права. Что еще немного, и с ней кто-нибудь сделал бы то же, что недавно она со своими придворными — вышвырнул к чертовой матери. Думала, что опять начинался кошмар. Вернее, что начался он гораздо раньше — в тот самый день, когда Король положил на нее глаз, но после свадьбы все вроде как скрылось за ширмой счастливой семейной жизни. А теперь ни семьи, ни жизни, ни ширмы не стало, и кошмар снова полез к ней из всех темных уголков замка.
Тут Королева отметила про себя, что, вообще-то, все это время было не лучше. Попыталась понять, с чего вдруг Король выбрал именно её, если всё равно перекроил на свой вкус. Она ведь и волосы отрастила, и клеила эти мерзкие ногти, и ходила на фитнес; курить бросила, есть разучилась. Спасибо, конечно, что он за все это платил, но она-то его не просила. И драгоценностей не просила, и в замке запирать не просила, и любить не просила.

Королева шмыгнула носом, перехватила поудобнее рукоятку ножа — густые и гладкие волосы поддавались с трудом, — и пришла к заключению, что лучше б уж и дальше за прилавком сидела, чем столько лет быть для Короля персональной шлюхой, психологом и музейным экспонатом, которым при случае он любил хвастаться перед дружками. Но сразу же вспомнила, что, вообще-то, выбора у нее не было. Король сразу признался, что страстно её полюбил и просто так не отпустит: или с ним, или в мешке в лес; или становиться Королевой, или сдыхать. Потом со всеми этими цацками и парикмахерскими вроде как прощения просил, но, опять же, попробуй покрась волосы в другой цвет или надень не то платье. "Купил себе куклу", — с трудом произнесла Королева, обращаясь к угрюмому отражению, — "Нет, я ведь даже не говорю, что мне не нравится оболочка, в которой я все это время жи..существовала. Но она, как и все остальное, принадлежит Королю. А я не принадлежу. Вот так. Всё, спать." Она цокнула языком, с усилием отхватила последнюю прядь и с бутылкой в руке ушла в спальню. Присела на покрывало, открыла тумбочку, нашарила серебряную шкатулочку со снотворным, двумя порциями проглотила таблетки, запивая из горла. Пошатываясь, дошла до двери, швырнула пустую бутылку на лестницу, вернулась, распахнула окно, плюхнулась на кровать и сразу заснула. По подоконнику неуверенно зашуршали первые капли дождя.