Общество Трудовые резервы, или One way ticket

- Бургонь Пино Нуар, – он указал мне за спину пальцем на темную бутылку красного сухого. Я протер поверхность стойки перед ним, улыбнувшись и доставая бутылку, вполоборота повернулся к собеседнику.


- Отличный выбор, кстати! – все, как учили.
Что бы ни выбрал клиент, похвали. На то ты и бармен. А здесь, в аэропорту, ты не просто бармен. Ты быстро и профессионально помогаешь путешественникам вдохнуть глоток свободы между тем, как их снова зажмет в тиски огромная железная птица. Нет, можно, конечно, пойти получить этот глоток свободы в виде знаменитых сосисок. Как им не быть здесь, во Франкфурте-на-Майне. Но… Только за глотком вина или пива пассажир может ослабить галстук и ощутить себя свободнее. Этому есть понимание в глазах бармена. И пусть клиент хочет красного вина и бургер (американцы, к слову, не брезгуют закусывать именно привычной едой) или франкфуртскую сосиску не к пиву, а к белому вину – сначала похвали. А затем, чуть заговорщицки приподняв брови, негромко предложи правильный вариант. Как если бы они просто запамятовали. Почти всегда срабатывает. Клиент вовремя оценивает свой конфуз и перезаказывает.


У моей стойки сидел только он. Темноволосый, лет сорока, загорелый. Женщинам нравится, успел подумать я. Понимает толк в винах. Заказал вино тонкого букета, французское. Даме бы понравилось. Улыбаясь, я поставил перед ним крохотную тарелочку с мясными шариками.


Он благодарно кивнул, без удивления, привычно. Слегка дернул рукавами серого пиджака, чтобы манжеты сорочки выглянули чуть дальше. Взял бокал. «Элегантно он все делает, без манерности, без напряжения. Естественно».
- Что это за картина?  - спросил он, кивнув влево, где висела репродукция.
- «Остров мертвых». Бёклин. Выставлена в Берлине. Мне она нравится.
Он чуть откинул голову назад и вгляделся в высокую белую фигуру гребца в лодке.
- Странно. Мне тоже, - он прижал к губам бокал и отпил самую малость. – Вроде бы и наводит на мысль о смерти. А вроде и лучи солнца...
Прищурившись, он посмотрел еще раз на картину, затем на меня:
- Нет. Это спокойная светлая картина. И Харон не такой страшный, каким его описывают.


Я пожал плечами и тоже глянул сначала на картину, затем на него. За мои два года работы в баре аэропорта я, разумеется, видел любых персонажей. Предвкушающих отличный отдых на пляжах Таиланда или Греции немцев… Американских бизнесменов с их неизменной ногой перпендикулярно второму колену… Очень громких. Высоченных скандинавов на одно лицо, обязательно заказывающих по кружке пива перед вылетом. Русских с пакетами из Duty Free. По три на каждого члена семьи, включая бабушку и грудного младенца.


Нынешний клиент едва ли летел на отдых. Классический серый костюм навел меня скорее на мысль о деловой поездке. Но что-то было не так. Что-то смущало и уводило от мысли от Geschaeftsreise. Взгляд. Расслабленный и даже какой-то слишком спокойный. Нет сосредоточенности и цепкости.


- Удачная сделка? – не удержался я. Я всегда жду, когда такие клиенты сами потребуют моего внимания. Но он был один, поэтому почему бы не спросить. Летит домой после успешной поездки, расслабляется.
Он вежливо улыбнулся. «Разговора не получится. Слишком устал. Ну, и ладно. Скоро рейс в Манчестер. Клиенты будут». Я протирал пивные кружки и вешал их на крючки над стойкой
Внезапно мой собеседник пожал плечами, будто сквозь паузу прикидывал, какие именно подробности сделки он может мне раскрыть.
- Я домой лечу, – широко улыбнулся он. Отпил еще вина и прислонился к стойке. – В Санкт-Петербург.


Бармены вне политики. Даже если все клиенты бара сойдутся в рукопашную на тему канцлера Меркель и ее политики в отношении мигрантов, это не дело бармена. Но здесь разговор состоится. Мужчина явно решил побеседовать. Плюс в том, что по-немецки он говорил отлично. Хотя и был русским. Быстро окинув взглядом зал, я решил, что минут пять у меня точно будут. Главное, не дать понять клиенту, что только пять, а не все полчаса.


- Санкт-Петербург? – наморщил я лоб и выдал жест воспоминания. – Россия?
Клиент победно кивнул и вытянул руку вдоль стойки, опираясь на нее. Я улыбнулся.
- Хватит. Пора делом заняться.
Я внимательно глянул на него. «Остро ты смотришь, Хайден, – жаловался всегда мой брат». Фразу я не понял и терпеливо ждал продолжения. Это как с лодкой – для гребли нужно терпение, иначе суденышко завертится на месте, и на тот берег ты попадешь очень нескоро.


Его лицо исказила гримаса воспоминания. «Русская сентиментальность, – улыбнулся про себя я. – Любят они это дело». По интонации русских туристов я часто понимаю, о чем они мне изливают душу. Тут и перевода не требуется. Они жалуются на долгие часы утомительной работы, на сильный стресс и напряжение. И все ради того, чтобы их супруги имели возможность поехать на отдых в Европу и спустить все, заработанное трудом мужа, в магазинах. И без конца требуют, требуют, требуют. И им все мало, мало, мало… А душа жаждет иного. Дальше я теряюсь в догадках, так как чего же именно требует душа русских мужчин вместо изнурительных набегов на европейские магазины, мне в силу незнания языка не понять. И тут уже включается терпение. Ибо неверный жест или выражение лица заставят клиента сказать что-то короткое и махнуть рукой, удаляясь в сторону как раз своей Frau.
Я не зря вспомнил про лодку. Именно катаясь по озеру на лодке и постоянно перемещаясь от одного берега к другому, я не только прилично развил грудную клетку, но и выработал огромный запас терпеливости. Я киваю, поддакиваю своим «Ja» и сочувственно цокаю языком, поглаживая подбородок. Мне и правда их жаль.
Я замер и ждал, что же он скажет дальше.


Сделав еще глоток рубинового вина и кинув в рот мясной шарик, он все-таки продолжил:
- Понимаете… Прошло двадцать лет, с тех пор, как я переехал туда…
Сделав поясняющий жест, он уточнил:
- В Гренобль. Я переехал в Гренобль двадцать лет назад.
Я удивленно покачал головой. Сам-то я с места не сдвинулся за все свои двадцать пять лет жизни. Я кивнул, выказывая желание услышать продолжение и подпер рукой голову.
 - В Гренобль, ja… Франция?
- Именно. Местный университет.
Тут он усмехнулся и чуть понизил тон, словно бы желая поведать тайну.
- Знаете, в России принято так – если ты очень умный, то ты уезжаешь. Неважно – учиться, работать… Но лучше тебе уехать.
Здесь меня настигло настоящее удивление. Очевидно против моей воли оно так явно проступило на лице, что клиент поспешил разъяснить:
- Умные там не задерживаются, – пожал он плечами. – Если что-то и удерживает их в России, так это отсутствие денег или семейные обстоятельства.
Понятно. Умные уезжают. Так.
- Едут учиться в европейские университеты, чтобы потом получить хорошую работу здесь же, в Европе. Ну… оно и понятно. Если сразу можешь здесь, то зачем учиться дважды? Сначала в России, потом здесь? Нелогично.
Я кивал. Практицизм русских становился понятен.
- Вы едете домой в отпуск? – поинтересовался я, предлагая ему еще бокал.
Он слегка кивнул и ответил:
- Нет.


Кивок выражал согласие и дальше дегустировать вино. За двадцать лет жизни во Гренобле можно приобрести знаменитую французскую небрежность и уж точно научиться разбираться в винах. Это тоже понятно.


Теперь же он замолчал, чуть нахмурившись. Я поставил перед ним еще одну тарелку, на сей раз с кусочками фруктов.
- Вы профессор? – уважительно спросил у него.
Он изумленно посмотрел на меня и положил в рот мясной шарик, изящно наколов его вилкой одновременно с кусочком дыни. Я проследил за ним взглядом.
Медленно смакуя получившееся сочетание, он ответил, помедлив:
- Двадцать лет жизни я отдал науке. В Университете Гренобля. Но… этих лет мне не хватило, чтобы стать профессором.
Он улыбнулся.
- Я senior researcher. Каждый год мне продлевают контракт. Каждый год!
На этой фразе он опустил голову. Я ждал. Подняв голову, он сделал маленький глоток из бокала и пояснил:
- Я старший инженер-исследователь. В области терагерцового излучения.
Он махнул рукой.
- Неважно… За годы учебы и работы там у меня было более сорока публикаций…
- О… В научных изданиях?
- Да. Конечно. И конечно, ни разу я не был заявлен как основной автор! Ни разу…


Съев еще ломтик дыни и две вишни, он продолжил с усмешкой:
- Можете себе представить? Меня ни разу не назначали руководителем группы. Меня! У меня была масса предложений по разработкам интереснейших тем. И все эти темы были разобраны желающими моментально. Самому же мне не дали вести ни одну мою тему самостоятельно. Я все эти годы был лишь участником группы. Одного из профессоров. Одного, другого, третьего, неважно.
Я неотрывно смотрел ему в глаза. В них забрезжила тоска. Или даже горечь.
- Я честно трудился. И получал одни похвалы все эти двадцать лет. И только лишь…
Помолчав, он опустил глаза и вновь усмехнулся:
- Знаете, с кем я могу сравнить себя? – он хохотнул. – С лошадкой на карусели в парке. Они такие же неутомимые труженики. Много раз в день их запускают бежать по кругу. Они бегут. Бегут столько раз, сколько будет запущен механизм карусели. Но им никто не позволит соскочить с круглого основания и участвовать в настоящих скачках. Нет. Ты не такая лошадка. У тебя другая функция. Ты ресурс. Обыкновенный человеческий ресурс. Ты можешь стоить очень много. Но это не играет роли…


- Нет перспектив, -  сочувственно кивнул я.
- Никаких, - он допил вино и выставил ладонь, отказываясь от продолжения. – И я не вижу повода и оснований продолжать эту бессмысленную гонку. Это мои двадцать лет жизни! Непрерывной работы во славу науки. Но я бы мог добиться большего, поверьте, гораздо большего, не лишай они меня крыльев.
Разглядывая бокал, он продолжал:
- У меня «красный» диплом был, - он пояснил, - все «А» по окончании университета.
Я с удивлением покачал головой. Все «А», надо же.
- В Гренобле они меня хотели видеть, как никого другого. С точки зрения денег и жилья я был в полном порядке. Но…
Тут он смахнул что-то рукой, хотя моя стойка всегда блестела.
- Как ученый, я чувствовал себя невероятно ущербно. Я всегда был полон идей и энергией. Но там это оказалось никому не надо… Я служил винтиком в общем механизме. Прекрасно отлаженном, надо сказать. И все…
- Чем вы станете заниматься в России? – поинтересовался я. – Какую работу вы будете искать?
- Саша?! – практически крик заставил моего клиента обернуться и расплыться в улыбке:
- Мишка! – он спустился с высокого стула и, пожав руку, чуть приобнял подошедшего пухлого молодого человека примерно моих лет.


- Ты откуда и куда? – поинтересовался он, снова занимая место за стойкой.
Его собеседник приветливо кивнул мне, ловко забравшись на соседний стул. Я немедленно поставил перед ним бокал, улыбнувшись, и взял в руки новую бутылку. Новый гость всмотрелся в ряд бутылок за моей спиной и попросил пива. По-немецки он тоже говорил, но как-то очень неспешно.
- Откуда и куда, - сцепив пухлые руки перед собой, повторил тот, которого назвали Миша. – Я жду пересадку. Мне в Амстердам нужно.
- Командировка? – отпивая Пино Нуар, спросил Саша.


Я переводил взгляд с одного на другого с улыбкой. Они явно были друзьями или коллегами. Их медленная славянская речь доставляла мне удовольствие, хотя мне и пришлось сделать вид, что я не слушаю.  Я протер поверхность стойки перед новым гостем, отвернул краник, наливая Rauchbier, неслышно поставил кружку перед вторым русским, улыбнулся и предложил ему аналогичных мясных шариков, которыми лакомился первый, с разницей лишь в чесночном вкусе.
- Не совсем,  - улыбнулся Миша и припал к кружке, сделав сразу большой смачный глоток. Довольно причмокнув, он бросил в рот сразу два чесночно-мясных шарика и загадочно поводил руками в воздухе.
- Еду в «BT», разработчиком, – он немного выпрямил спину и положил согнутую руку на пояс.
- Долгосрочный проект? – кивнул его собеседник.
Миша хмыкнул и снова отпил пива:
- Да хотелось бы, чтобы пожизненный! Полгода сам поживу, обустроюсь. Посмотрю, что и как. Затем Маринку сюда вызову. Если все удачно будет, ребенок родится уже здесь.
- Даже так уже? Поздравляю, - сказал Саша и глянул на часы.
Он прислушался.
- Слушай, так хочется поболтать о том, о сем, но, - он виновато развел руками, - мой рейс, похоже.
- Так ты куда сейчас?
- В Питер, Миша, в Питер
- Позвольте, я заплачу, - улыбнулся мой первый русский клиент и вытащил из кармана карту известного французского банка. – Мой рейс, - чуть возбужденно пояснил он.


Спрятав карту, он сказал мне, спускаясь с высокого стула:
- Верите ли, но я полон надежд. Все будет просто отлично!
- Успеха вам! – я убрал его бокал и тарелку с закуской, провожая улыбкой. Махнув рукой в сторону картины за моей спиной, он усмехнулся:
- Кстати. А с Хароном расплачивались монеткой, которую клали покойнику под язык. Так-то.
Я вручил ему чек и еще раз улыбнулся. Свою монетку я тоже получил.


Пожав руку приятелю, он зашагал направо, чуть размахивая рукой.
Заметив, что мой второй русский опорожнил кружку, я сразу предложил ему еще. Он с энтузиазмом согласился.
- Эх… - наигранно огорченно сказал он. – И что ж я не получил работу здесь в Германии? Какое бы я пиво имел здесь каждый день.
Он рассмеялся.
- Вы получили новую работу? – выказывая интерес, я стоял вполоборота к нему, открывая краник и наполняя емкость свежей струей ароматного черного пива.
- Да! – он потер руки и устроился чуть поудобнее на стуле, готовясь поглотить новую порцию так любимого им напитка. – Амстердам! Туда и направляюсь.
- Вы тоже ученый? – поинтересовался я.
- Я практик, - снова рассмеялся он. Хорошее настроение стало заполнять пространство моей стойки. – Шучу. Я программист-разработчик, еду в «Beste technologie;n», «BT».


Вероятно, это была достойная компания, раз он с такой гордостью говорил о потенциальном месте работы. Вообще, во всем – в его уверенном взгляде, в позе, в твердом жесте, которым он брал и ставил кружку на стойку – чувствовалась уверенность в себе, своей энергии и необходимости обществу. Интересный клиент. Разговорчивый.


- Перспективная работа? – я поставил перед ним новую тарелку, на сей раз сырных шариков, переложенных солеными миниатюрными бретцелями. – Очень вкусно к темному.
Он понимающе поджал нижнюю губу и снова взял сразу два шарика одновременно.
- Очень. Очень перспективная. Я уже все подсчитал. Пока не приедет жена, я смогу купить машину и снять хорошую квартиру.
- О! Ваша супруга будет с вами?
Он кивнул и посмотрел на репродукцию Бёклина.
- Интересный контраст светлого и темного, вы не находите? Немного как у вас в баре, - он был очень доволен своей шуткой.
Я тоже расхохотался и щелкнул пальцами попеременно по бочонку светлого и темного пива справа от меня.
 - Может, теперь Bockbier? – прищурился я.
Миша чуть задумался и повел плечами:
- Наверное, нет, спасибо. Пока не надо.
«Пока. Очень хорошо».
- Так вы едете в Амстердам? – я вернул его к разговору о нем самом.
Он хрустнул бретцелями и отпил из кружки.
- Да! – решимость в голосе и энергичный кивок подкрепили его намерение. – Очень хорошая работа. Карьера в Европе.
Он пожал плечами:
- Наверное, вам не понять до конца…


Я промолчал. Возможно, и не понять. Мой старший брат разработал дизайн рекламного баннера, который украшает вокзал в Гамбурге. Молодая улыбающаяся мусульманка откусывает кусок мармелада. Реклама гласит: изделие не содержит животных жиров. Германия подстраивается под новых «немцев», которые не едят свинину. Но разве они станут немцами? Напротив, пока они привносят лишь хаос и беды в нашу жизнь. Трудовые перспективы у них очень сомнительные, сказывается отсутствие образования, не только немецкого, но часто и любого вообще. Поселившись, они вызывают в Германию родственников своего многочисленного клана. И вот, число живущих на пособия арабов множится, растет преступность… Моя знакомая получила лицензию на проведение языковых курсов для мигрантов, но вскоре отказалась от преподавания, так как подверглась нападению учеников. Не знаю, почему. Может, строга была, а с ними надо ласково. Они же травмированные все.


- Это возможно – сделать карьеру в Европе?
Миша усмехнулся:
- Видите ли… Я программист. И для мировых компаний не существует национальности программирования. Есть профессионализм и квалификация. Много моих друзей переехало в Америку, Европу, даже Эмираты. Именно программистов. Живут припеваючи.
Он доел сырные шарики и запил их глотков пива. Я ждал.
- Понимаете… - он смотрел прямо перед собой. – Мне кажется, что все зависит от самого человека. Мои друзья просто не прикладывают усилий для реальной карьеры. Их все устраивает. Но раз уж ты программист, раз тебя ценят и приглашают в Европу, почему бы не двигаться вверх? Я не стану сидеть десять лет в разработчиках, как они.
Он кивнул в сторону, словно там сидели те самые его друзья.
- То, что они рассказывают – про ощущения себя человеком второго сорта, про отсутствие продвижения русских, - он махнул на этих словах рукой. – Где, как не в России, можно почувствовать себя человеком второго и даже третьего сорта? Так что… Работать надо! И тогда ты пробьешься наверх, – он ткнул пальцем туда, где висели пивные кружки.
Я покивал. Девиз, известный любому немцу с пеленок, звучал из уст русского программиста. Забавно.
- Ваш рейс, да? – спросил я, заметив, что гость засобирался и стал хлопать себя по карманам.
- Да, - энергично ответил он и достал купюры. – Спасибо вам за разговор.
Я слегка поклонился и улыбнулся ему, принимая деньги.
Миша шел, чуть покачиваясь и затормозил возле магазинчика с сувенирами. Оттуда доносилась старая песня.


Nostalgia ci assomigliamo
Tu sei tenera e anch'io
Nostalgia, penso a lei
La chiamo durante la notte.


 Мотив не оставлял сомнений. Та самая песня о тоске по ушедшей любимой. Главное слово строчки привлекло его внимание. «Ностальгия… - он хмыкнул. – Болезнь русских писателей… Шире надо смотреть на вещи. Европа в шаговой доступности от России-матушки. Да и потом всякая тоска улетучивается после первых пятнадцати минут в родном Пулково. Стоит попасть в очередь с курортниками из Турции…»
Михаил зашагал чуть тверже и энергичнее. Он с оптимизмом смотрел в будущее. Верил в себя. Все будет просто отлично!


Александр же в нетерпении постукивал ногой возле нужного выхода, чуть помахивая паспортом. Не мог он сказать этому молодому немцу в баре о том, куда он на самом деле едет. Это было слишком личное. И не имело отношение к обидам за отсутствие признания в ученом сообществе Франции при условии всегдашнего трудолюбия и очевидных талантов. Он едет в свой родной город. Где ему всегда будет хорошо. Среди переливов невской воды и запаха сирени на Марсовом поле. Среди четких линий Васильевского острова и извилистых переулков Петроградки. На шумных Московском и Лиговском. На неспящем Невском. Среди серых девятиэтажек спальных районов...
 А что касается работы… Он с оптимизмом смотрел в будущее. Верил в себя. Все будет просто отлично!