Улица Свободы

   Посвящается Лидочке и Виктору Чиканцевым
Песик родился в доме №128 по улице Свободы в городе Березовске. Вернее не в доме, а в старом дощатом дровянике на куче стружек и тряпья.
Когда Хозяин решил получше рассмотреть приплод, то он не сразу заметил пятого кутенка, настолько он окрасом сливался со светлыми стружками.
Хозяин выковырнул его из тряпья, стряхнул опилки перевернул на спинку.
— Мужик! Ух ты какой крупный! Рыжего где-то подцепила? —повернулся он к Грете, которая завалившись на бок кормила щенков.
Хозяин положил рыжую кудельку ближе к сиське и стал рассматривать других.
Грета не проявляла никакого беспокойства, так как за много лет привыкла доверять человеку.
Рыжий щенок напротив ничего не знал о жизни, тем более о выживании среди людей, но первый опыт общения напугал его, и оказавшись у теплого материнского брюха, он засуетился, заплакал и стал карабкаться по спинам собратьев наверх, поближе к морде матери.
Грета изловчилась и лизнула его раз-другой, после чего Рыжий кувыркнулся вниз и наконец-то добрался до сиськи.
Когда щенята открыли глаза и похорошели, Хозяин привел в закут кума и стал хвастаться приплодом.
— Смотри, кум, какой богатырь! — хозяин протянул другу рыжего любимца, —  а тяжеленный-то какой! Тяжелее всех!
Кум принял из рук хозяина Рыжего и долго любовался им. Затем спросил:
— Этого отдашь?
— Не, кум. Я ж тебя сразу предупредил: бери любого, но Рыжего я оставлю себе.
— Нехорошо! Для крестника щенка жалеешь?! — надул губы кум. — Помнишь тебе как-то понравился мой портсигар? Я даже слова не сказал — отдал и баста!
Хозяин досадливо крякнул и махнул рукой:
— Забирай!
Рыжий беззаботно возился с братьями и сестренкой, вгрызался в ножку старого изломанного верстака, потом побежал к воротам. В калитке был прорезан лаз для кошки, вот в него-то щенок и выглядывал, как в окошко: лежал и пялился на улицу Свободы. Она влекла Рыжего, и он часто выбегал из под ворот и «нарезал круги» — так говорил Хозяин, загоняя щенка во двор.
— Что опять круги нарезаешь? Любопытный ты больно! Смотри не попадись в лапы живодерам.
За короткий период жизни Рыжий усвоил, что лапы бывают у собак и другой живности, а у человека — ноги. Когда Хозяин пугал его каким-то живодером с лапами, щенок не понимал о чем идет речь, но твердо знал — о чем-то ужасном.
Нынче он лежал высунув мокрый нос в щель под воротами, наблюдал за жизнью улицы, как вдруг почувствовал, что его заграбастала сильная рука и сунула за отворот куртки.
— Спасибо кум. Добрый самогончик, уважил, так уважил. А я встал после вчерашнего, думал, к кому бы сходить. Потом вспомнил, что ты щенка обещал. Вот под этим предлогом и удрал от своей... Злющая с утра, хуже собаки!
Рыжий ничего не понимал, пугливо выглядывая из-за пазухи и ища глазами Хозяина. Он впервые в своей жизни слышал что людей сравнивают с собакой. Он размышлял своим детским умом так, что даже если эта особь и злее собаки, то это совсем не страшно. Ведь он считал, что нет никого на свете добрее собаки! Значит та самая «Своя» очень даже хорошая. А с другой стороны щенка очень напугал человек, несший его за пазухой по улице Свободы. Тот шел слегка пошатываясь и всю дорогу бубнил над ухом Рыжего:
— Ты главное не бойся. Она только вначале страшная. Покричит, покричит, да на той... и сядет. Я ей по столу кулаком: «Кто в доме хозяин?! Я или кошка?!»
«Кошка... Это плохо» — сжался щенок, живо вспомнив опыт общения с острыми когтями Мурены. Если его несут туда, где живет кошка, которая вероятнее всего и есть та, что злее собаки, которая еще и претендует на право быть в доме хозяином...Рыжий еще больше затрясся.
— Да ты не бойся, не бойся, хотя я и сам боюсь... Скоро уже придем, — все приговаривал захмелевший мужик.
Хорошо, что улице Свободы не видно конца. Пока они дошли от дома 128 до дома 8, Рыжий успокоился и даже задремал на широкой груди кума. Вдруг он услышал высокую визгливую ноту:
— Где тебя черти носили?
Мужик, состроив гримасу радости, вытащил из-за пазухи Рыжего:
— Во! За щенком к куму ходил.
— На кой ляд он мне?
— Не тебе, а Мишеньке. Он давно собаку просит.
— Он овчарку просит, а не вот это...
— За овчарку деньги надо платить и не малые, а этого мне кум бесплатно отдал. Смотри какой красавец!
— Да ты лучше пропьешь все деньги, чем на сына потратить! Тебе вон кум и налил. Алкаши!
— А как же. Обмыть — дело святое!
— Забирай это отродье и иди туда откуда пришел!
Но Хмельной неожиданно набрал воздуха и басом заорал:
— Фа-тит! Кто в доме хозяин. Я вот тебя!
Визгливая недоумевая уставилась на мужа и некоторое время сбитая с толку его бесстрашием, молчала — соображала как вести себя, а то мало ли что...
Но Хмельной долго в героях не продержался и сменил тон на просительный.
— Хоть бы раз уступила. Всю жизнь меня пилишь, а я все равно люблю тебя. Ну посмотри, какой песик! — Хмельной протянул в сторону Визгливой рыжую кудельку.
— Фу! — отмахнулась женщина от перегара, — да плевать мне на тебя и на твою собаку, пьяная ты скотина!
Визгливая заорала «Вот тебе!» и перетянула мужа по шее какой-то тряпкой.
Рыжий выпал из рук Хмельного и отполз подальше от сумасшедшей Визгливой, а мужик только защищал лицо руками.
Вдруг женщина села на доски расплакалась и запричитала:
— Знаешь же что попадет, а все равно идешь и пьешь. Ну что с тобой делать, хоть на цепь сажай как ту собаку.
Как собак сажают на цепь Рыжий не видел никогда, но подумал, что это что-то сродни «живодеру»,  раз для человека это такое наказание.
Во двор выбежал налысо стриженный мальчишка. Пнул щенка кончиком кросовка. Подошел насупленный к плачущей матери. Волчонком посмотрел на отца.
— Смотри, Миша! — с заискивающим тоном сказал Хмельной, — какого крестный тебе щенка подарил!
— Не хочу такого! Я хочу овчарку.
— Смотри какой он большой, какой красивый. Дай ему имя. Вы подружитесь...
— Папа, мне нужна только овчарка. Я не хочу возится с дворняжкой! Выброси его! Из какой мусорки ты его вытащил? Зачем принес?
Рыжий совсем ничего не знал о взаимоотношениях отцов и детей, но мальчик ему совсем не понравился.
Хмельной все-таки оставил собаку у себя, но Миша в голове пса справедливо ассоциировался со кличкой «Живодер». Мальчик мстил Рыжему за все: за то, что ему так и не купили овчарку, за трепку, которую Миша получал от матери регулярно в силу своего несносного характера и нежелания учится, за то что отец уходил куда-то пить, за слезы матери, да и просто так ...
Под Новый год мальчик попробовал, боится ли пес «шутихи», подпалив бочину и напугав до смерти. Другой раз надел на голову собаке пакет и завязал на горле, пес еле еле содрал этот «скафандр»
Однажды, отправляясь с мальчишками на карьер, Живодер взял Рыжего с собой. Когда они свернули с улицы Свободы в рощу, мальчишка привязал к хвосту собаки гирлянду консервных банок, в одну сунул промасленную тряпицу и поджег.
Рыжий в ужасе носился по роще не зная как избавится от горящего и звенящего хвоста. Мальчишки хохотали, а потом достали самодельный лук и стали закидывать его прутиками-стрелами.
Пес просто обезумел, он в отчаянии бросился на своего обидчика, крепко тяпнул Живодера за ягодицу, и в дом №8 больше не возвращался.
Тряпка догорела, веревку Рыжий перекусил и теперь был совершенно свободен. С облегчением он носился по задворкам, как рыжее солнце...
Скоро он освоил пространство для жизни. Самым важным было не добыть еду — тут в частном секторе было чем подкрепиться, главное было самоутверждение. В округе не осталось не помеченных им деревьев и заборов. Не осталось и псов не знакомых с его зубами и лапами.
Теперь местные жители стали звать его  Бешеным. Рыжий однажды услышал эту новую кличку и отнес бы ее на счет своей храбрости и гордился теперь собой еще больше. То был период, когда он был полон жизни, по жилам текла горячая кровь, а шерсть золотыми шелками стекала по бокам.
На самом деле Бешеным пса нарек мальчишка, объясняя куда делся его пес.
— Да он бешеный, укусил меня ни с того ни с сего, ну его. Мне отец овчарку купит!
А Бешеный оправдывал свое имя совсем в другом ракурсе: в округе не осталось ни одной шавки, которую бы он не обнюхал и вскоре во многих дворах появились золотые, как солнце щенки. Статью с ним не мог сравниться никто!
Многие люди любовались им и манили за собой, но он, памятуя о последнем опыте общения с людьми, ни за какие коврижки не хотел идти к новым хозяевам.
Одно было для Бешеного плохо. Из всего принадлежащего ему пространства, он не мог ходить по улице Свободы. Так велик был страх перед Живодером.
Правда десятка два домов по обе стороны улицы сразу за ж/д переездом все же были им освоены и он частенько ходил в дом № 97, где жил знакомый пес, но дальше предпочитал не ходить.
Однажды они прогуливались с Тузиком, тем самым знакомым, под задней дверью столовой школы, и уже решили разбегаться не солоно хлебавши, когда в школьный двор через калитку пулей влетела Лайка. Она с лаем и визгом забежала в заросший крапивой угол за баками. Ее настигало такое чудовище, которое псу еще не приходилось видеть. Если бы кто-то сказал ему раньше, что у него есть такой сородич, он бы откусил ему ухо. У чудовища были короткие и кривые лапы и толстое как чурбан тело, а голова и вовсе напоминала свиную. Несся этот свинопес  за лайкой как пушечное ядро. Вряд ли монстр испугался Бешеного, вероятнее всего его остановило что-то другое. Свинопес встал, словно не желая забегать в замусоренный крапивник, передернулся расправляя шкуру. Бешеный с Тузиком приготовились к драке.
Свинопес мутными раскосыми глазами посмотрел на друзей и развернувшись поковылял к воротам.
— Натанчик! Натанчик! — раздался крик у школьных ворот.
Странное создание,  — подумал Бешеный, и как после тяжелой работы уселся на землю. Даже собакой его не хочется называть. Но откуда в нем столько чванливости? Как он пошел-повилял! Нет, надо было не ждать нападения, а накинуться на Натанчика самим и задать перцу этой свинье!
Из задумчивости Бешеного вывел Тузик и то, что он рассказал, поохладило пыл нашего героя. Впервые Бешеный узнал, что он не только не самый сильный, но и не самый счастливый из собак.
Оказывается есть собаки, которые живут не во дворе, а в домах и квартирах, точнее существуют люди, которые разрешают жить собакам вместе с ними.
— А как же...?
— Для этих целей их выводят на прогулку несколько раз в день, — рассказывал умудренный опытом Тузик. — Их моют шампунем, чтобы не заводились блохи. Им покупают корм — это очень вкусно, а еще им отдают самое ценное — кости. Однажды Тузик пробовал такой корм, когда целых три пачки выбросили из магазина перед комиссией, сказали, что называется корм «просроченный». Хозяин принес его домой и накормил и собаку, и кошку, и курам досталось. Вот праздник-то был у Тузика!
Они долго еще говорили о собачьей жизни, вернее говорил Тузик, а Бешеный положил на лапы большую голову и слушал.
— Ты хороший парень,  Бешеный, потому я как старший друг тебе говорю, а ты слушай меня и запоминай: свобода хороша, когда можно ею воспользоваться, а бывает, что от свободы и сдохнуть можно.
— Не, я бы свободу на всякий там корм не променял. — гордо прорычал Бешеный.
— Это потому, что ты жизни не знаешь. Свобода должно быть ограниченной, а то будет полная анархия. Я бы не выжил, если бы был как ты ничейный, когда на охоте в капкан попал. А мороз был, вьюга выла, я уже приготовился сдохнуть, Но тут услышал голос хозяина и заскулил из последних сил. Он услышал меня и спас.
— Так вот почему у тебя одна лапа короче?
— Да, да. Хозяин нес меня, положив как воротник на шею. А идти ему на лыжах без палок было нелегко! А он меня нес, а еще рюкзак и ружье. А мог бы просто пристрелить, как это у охотников принято. Знаешь, как я испугался, когда он упал, снял рюкзак и стал заряжать ружье?! Я уже подумал, что лучше бы я замерз в том капкане, чем принять смерть от любимого хозяина. Я закрыл глаза. Нет, не от страха, боялся встретиться глазами с охотником и увидеть в них трусливую неловкость. Мне казалось, что мое сердце разорвется на части от горя раньше, чем его обожжет пуля. Я услышал выстрел и удивился, боли не было, кроме той боли, что в лапе, Я открыл глаза и увидел, как в небе загорелась ракета. Друзья хозяина подоспели вовремя и помогли нам добраться до сторожки, а то бы мы вдвоем замерзли.
А потом мы на машине мчались к ветеренарке, а хозяин с друзьями говорил о войне. Я многого конечно не понял и не знаю, что такое война, но, запомнил, как они говорили о том, что есть такая дружба между мужиками, когда не боишься смерти, а можешь жизнь отдать лишь бы они спаслись. И такая смерть — самая большая честь. Знаешь, Бешеный, я лежал у хозяина на коленях и старался не думать о боли. Боль ушла, а ей на смену пришло чувство, которого я раньше не знал, Мне хотелось, чтобы хозяин гордился мной, и я лежал стиснув челюсти, да и потом, после ампутации лапы, когда пришел в себя, не скулил.
— Да уж, важно, кто с тобой рядом. — заворчал Бешеный вспомнив Живодера.
— Так выбора-то у нас нет, все от людей зависит... — философски отметил Тузик.
— Вот поэтому свобода и лучше, когда все зависит от тебя самого.
— Эх, молодой ты просто, Бешеный, да и здоровый. А я бы даже если бы выжил, куда бы на трех лапах пошел. В первой же подворотне загрызли бы. А так я себе живу в сытости и в почете. Вот что я тебе скажу, не все люди собаки. Ох, какую только глупость за людьми не повторишь, я имел в виду не все сволочи и садисты. Я вот долго уже живу и скажу, поверь мне, с людьми все же лучше.
— Так что же бегать за ними и умолять взять к себе?
— А может и так, — сказал Тузик и потрусил на трех лапах домой.
А Бешеный остался в школьном дворе размышляя о своей жизни. Он решил сегодня не возвращаться на пустырь, а остаться ночевать тут, в крапивнике, на мягкой траве, вдыхая сладкий аромат. Он так и поступил в ту ночь, а утром его кто-то окликнул. Перед псом стоял молодой человек с короткой стрижкой и черным портфелем в руках. Он позвал как-то по новому. Тихо так мягко позвал:
— Дружок, иди ко мне. Иди сюда псина!
— Ага, значит теперь я — Дружок.  А что, красиво! — подумал пес и подошел к зовущей руке, и даже почти что дал себя погладить, но все же отпрянул. Они вдвоем замерли: пес потому что не доверял людям, человек, потому что боялся спугнуть зверя.
И тут во двор вбежала Она!
— Лайка, Лаечка, — позвал собаку мужчина, — посмотри, какого я тебе кавалера нашел!

Лайка залилась серебристым лаем и новопоименованному Дружку не составило труда понять ее собачий язык. Он услышал в ее лае радостное оживление и желание общения.
Дружок смело подошел к Лайке размахивая пушистым хвостом и она притихла, а когда он обнюхал подругу и прислонился своей огромной головой к ее узкой мордочке, то и вовсе добродушно заурчала.
Они прожили втроем два прекрасных года. Лайка, Дружок и Учитель.
Мастерские где работал Учитель располагались через дорогу от школы. Дружок поселился под крыльцом котельной, Лайка жила в будочке-теремке. Учитель занимал одну из каморок в мастерской.
Их быт был прост. Еду Учитель приносил из столовой, она была не очень вкусной, но ее  всегда было вволю.
На каникулах Учитель отправлялся с рюкзаком в поход. Собаки носились вокруг, опережая своего лучшего друга. Вечерами по воскресеньям, собак впускали в каморку и Учитель читал им стихи. Он оказался поэтом, его даже печатали в «Березовском рабочем». Среди стихов было одно, которое Учитель называл «Огненный пес» и Дружок был уверен, что красивые слова посвящены ему.
Однажды в каморку набилось много людей — работников школы. Пустили в мастерскую и собак. Все слушали и хвалили Учителя, а потом плакали и просили одуматься. Учитель сказал, что уезжает воевать по контракту в Чечню.
Лайку он отдал своему другу, а с Дружком попрощался по товарищески и сказал:
— Не горюй Дружок, не горюй мой огненный пес,так надо. Я отвезу тебя на время к Валентине Павловне, а потом вернусь и заберу вас, и будем жить как прежде...
У Валентины Павловны — учительницы русского языка и литературы — был крошечный домик на два окошка на той самой улице Свободы. Сквозь чистые блестящие стекла полыхали цветы герани.
Он прожил во дворике этого дома долгие-долгие месяцы. Для него построили из фанерного ящика будку и посадили на цепь. Сначала Дружок выл, а потом попривык, и оказалось, что это не так страшно. Как он понял из наставлений Толстухи, а именно так он назвал новую хозяйку, его основная задача охранять дом. Он старался. Дружком его Толстуха не звала, она вообще его никак не звала. Молча ставила перед ним миску и говорила: «Ешь». Когда уходила из дома, приказывала: «Охраняй».
Будка, укрытая куском брезента скособочилась, но Валентина Павловна только махала рукой и почему-то вздыхая говорила: «Ничего, скоро лето».
Воспоминания о лете вызывали у пса ассоциации со счастьем. Лучшие дни жизни были зелеными. Сейчас из-за высокого забора, он не видел улицы и деревьев, а видел только звезды.
Порой ему остро хотелось лизнуть кому-то руку, но к Толстухе никто не приходил, Даже облаять было некого. Воров и бандитов домик не привлекал. Только несколько раз удалось зайтись серьезным деловым лаем.
Один раз в соседний двор забрел пришлый пес и забрехал нагло и беспардонно. Пришлось ответить.
Другой раз ночью к забору Толстухи привалился какой-то пьяница. Он пытался встать, опираясь об забор, но старания были напрасны и бедолага опять соскальзывал вниз. Ох, и подрал тогда пес собачью глотку!
В третий раз ветер распахнул калитку и она оставалась открытой настежь непривычно долго. Пес лежа в будке мог наблюдать за жизнью улицы Свободы.
Где-то в полдень среди многих прохожих он увидел Хмельного. Отец Живодера тоже узнал его, остановился на тротуаре как раз перед калиткой, снял шапку и изогнулся как клоун:
— Рыжий! Рыжий! — голос у мужика был ласковым и веселым, он него пахло спиртным и табаком.
«Понятно, уже пьяный» — подумал пес, но радость от встречи скрывать не стал, залаял, кинулся к калитке...
Цепь натянулась и ошейник, гордость Толстухи,  лопнул с треском. Рыжий, да опять Рыжий, кубарем кинулся под ноги Хмельному, едва не сбив того с ног.
После, когда улеглись страсти первой встречи, пес так и не сумел объяснить себе природу такой глупой щенячьей радости.
Хмельной порылся в карманах, вытащил замусоленную изоленту. Подобрал разорванный ошейник и закрепил его на шее «лишь бы не упал».
— Пойдем Рыжий, пойдем! Ух, какой вымахал! А мой Мишка тоже подрос, ох и подрос, недавно мне по морде съездил — жаловался Хмельной псу, который беззаботно трусил рядом.
Возле какого-то питейного заведения бывший содержатель собаки встал, как вкопанный и псу велел «Сидеть».
Рыжий, блаженно пробуя на вкус первую кличку, завалился набок и стал чесать лапой за ухом. Из дверей пахло копченой рыбкой, жаренным мясом и спиртным. Хмельной мелкими шажками подошел к солидным мужчинам, курившим недалеко от дверей, подергал за пиджак одного, видимо знакомого.
— Инокентий Евгеньевич! Доброго здоровичка, а я смотрю, иду, вы стоите, вот думаю кому важное дело предложить.
— Чего тебе? — взревел Красношеий, — пшел вон! Какие у тебя рвань дела?
— Что Вы, что Вы! Да разве ж я... Ну только послушайте, послушайте, Инокеньтьевгеничь, вот пес с цепи у меня сорвался, вот ходил искать, а моя, Вы ж знаете строгая она, сказала: «Иди, день куда собаку, здоровая, не прокормим, самим есть нечего, еще же и сыночка Мишеньку выучить надо». Так может Вам нужна собачка, она и дом охраняет и за детьми смотрит и сани тащит. Вот какая собака! Я ж по-соседски к Вам.
Рыжий даже захотел познакомиться с такой удивительной собакой, по которую рассказывал Хмельной, а потом несказанно удивился когда Красношеий уставился на него — на Рыжего. Потом незнакомый мужик подошел к псу, попросил дать лапу. Рыжий приподнял в изумлении ухо, но лапу дал, жалко что ли. Тут его схватили и начали трепать за брыли, пес зарычал и оскалился.
— Хорошая псина. — утвердительно кивнул Красношеий, у моей Алены своя собаченка имеется, а мне этот под стать будет, я его на такую цепь посажу — не сбежит, как из Шоушенка. Мужик подозвал какого-то хлыща и тот вынес из заведения веревку и накинул Рыжему на шею петлю.
— На вот, обмой сделку, ханурик, — Красношеий протянул Хмельному 500 рублей и тот мелко закивал головой, сминая пальцами бумажку, сделал несколько шагов назад спиной, а потом развернулся и почти побежал. Куда только хмель делся?!
Пошли Полкан, будешь у меня главным по дворовой части, — весело сказал новый хозяин и его почему-то хотелось слушаться.
— О, Полканам я еще не был, — подумал пес. Он повторял про себя новую кличку и она ему нравилась: грозная, боевая и серьезная. Пол-кан!
В такой будке псу еще жить не приходилось. Да это целый дом! Под стать хозяйскому, сложенный из бревен, с покатой крышей и без единой щелочки, подстилка лежала не прямо на земле, а на настоящем настеленном полу с толстым листом утеплителя. Красношеий надел на полкана и впрямь широкий, вкусно пахнущий кожей, ошейник и пристегнут к тяжелой блестящей цепи. Но она не мешала пробежать весь двор, а звенела, зацепленная кольцом за проволоку.
Каждое утро пес видел, как на крыльцо выходила жена Красношеего, Полкан дал ей кличку Фифа. У Фифы все было модненько, гламурненько, чудненько и лакшери. Под мышкой она выносила, что-то беленькое и пушистое. Оно умело лаять! Полкан даже не подозревал, что могут быть такие собаки! Сначала он думал, что это щенок, но потом познакомился с чудом природы. Оказалось, это вполне взрослая собака и зовут ее Карина. У нее была длиннющая родословная, ее родители были чемпионами, п пра-пра-пра и так далее дед чуть ли не родоначальник породы мальтийских болонок.
Карина была смелая и веселая, она запрыгивала на спину Полкану, лизала его в нос, крутилась волчком. Пес радовался такой подружке, а Фифа увидев, как подружились собаки, могла выпустить Карину гулять во двор одну, заспанно приказывая Полкану: «Следи за моей девочкой. Ты за нее в ответе. Ферштейн?»
Кто такой Ферштейн, Полкан не знал и встретится бы с ним не хотел.
Когда его избитого выкинули в овраг, он боялся даже дышать — вообще убьют...Думал сдохнет, а когда открыл глаза и понял, что жив, поклялся, что, после того, как встанет на лапы, подкараулит Карину и разорвет на части. Пакостная собаченка.
Он позволил себе поскулить, пытался встать, но упал, стал лежа вылизывать раны. Спать было больно. Он вспоминал тот злосчастный солнечный весенний день. Карина крутилась перед носом, лизала его маленьким язычком и нежно тявкала: «Пойдем, пойдем скорее, что-то покажу, нам привезли живую еду. Да, да. Я же грозный крысолов! А ты и вовсе любого медведя задавишь. Вон та мелочь бегает, видишь, — Карина показала на индюшат — это наша забава. А ну-ка, мой рыцарь, добудь даме сердца дичь!»
Игра Полкану понравилась, цепь мешала свободно гоняться за индюшонком, но Карина помогала, загоняя звонким лаем птичку на территорию пса. Тот наконец-то настиг беглеца, придушил зубами и положил к ногам Карины, сабаченка начала трепать тушку, пачкаясь кровью.
Истошный крик Фифы был слышен на всю улицу Свободы.
— Этот монстр покусал мою девочку! Она вся в крови! Убейте его, убейте скорее, он и меня загрызет.
Полкан не мог вынести такого высокого дребезжащего звука, он прижался к земле и тихо рычал окровавленной мордой. Потом удар и темнота.
Теперь он лежит в дальнем овраге, рядом шумят поезда, значит аж за переездом.
Сознание приходило к нему вспышками. Пес припоминал все выходки Карины, ее вечно задранный пушистый хвост и то, как она гордо вышагивала возвращаясь с прогулки, подчеркивая свою великую родословную перед ним — дворнягой. Ну и шла бы себе... виляла... Так нет! Взбежит на резное крыльцо и обязательно тявкнет в сторону пса да еще и лапами загребет, как курица навоз. И только потом лисой шмыгнет в дом.
Пес видел однажды ее жилище: плошечки, мисочки, подушечки, резиновые косточки. А еще Полкана удивляло, что Фифа с Кариной разговаривает так, как будто та собаке денег должна:
— Девочка моя, сладенькая моя, моя красавица, ми-ми-мишенька, Кариночка — королевна, Кариночка — мамина радость!
Ласку любят все. Пес тоже был непрочь услышать слова нежности. Но когда с утра до ночи звучит такое слащавое ми-ми-ми, то это выведет из себя любого.
Полкан не мог понять самой природы любви хозяйки к собачке. Да, та была милашка, но вредина и кокетка, могла изгрызть безнаказанно тапок или еще что. Да Карина была ласковой. Но все собаки ласковы от сытой жизни. Чтобы заслужить такое сюсюканье, нужно было еще что-то... Что? — пес не знал, а следовательно не мог понять, и его это жутко раздражало. Вот бы только ее найти. Темнота.
Пошел дождь, он пил.
Когда Полкану впервые удалось просто заснуть, а не «провалится» скуля от боли, ему приснился сон будто кто-то лижет его раны маленьким горячим язычком. Нежно-нежно! Потом этот же язычок прошел по его заплаканным глазам и быстро-быстро начал лизать его горячий нос. Это была Карина. Она просила прощения. Потом пес проснулся, все было пустым сном, но злость ушла, и боль отступила.
Пес уже не мог заснуть до утра. Пока выздоравливало тело, выздоравливала и душа. Псу не хотелось больше мстить взбалмошной болонке. Он хотел выздороветь и найти себе хорошего хозяина, чтобы приносить пользу. Для этого нужно хорошо питаться, чтобы шерсть вновь стала блестящей. И хорошо бы встретится с Кариной, один на один, без хозяйки.
Пес думал, что не станет болонке показывать свои чувства, напротив, сначала, даже толком не обнюхав, задаст ей легкую трепку, прижмет сильными лапами к земле, чтобы ее белые кудри рассыпались локонами вокруг, как тополиный пух. Потом он сделает вид, что смыкает челюсти на ее хрупкой шее. «Лежи, не дергайся» — рыкнет он ей слегка покусывая. Он близко-близко увидит ее круглые от страха и удивления глаза. И, может быть, только потом он лизнет ее нос-пуговку и осторожно отпустит лапы. Но Карина не убежит. Пес верил, что она, радостно визжа заиграет с ним...
Так мечтал пес без имени, пока к нему возвращались силы. А после на лапы его поднял голод. Он изо всех сил потянул воздух и понял куда идти.
В тот самый день, когда пес приволок свое почти безжизненное тело к шахтерской столовой, он познакомился с Птичкой Колибри. Так девушку с лаской в голосе называл пожилой человек в шахтерской робе.
Птичка Колибри весело поздоровалась со Старым Шахтером:
— Здравствуйте, дядь Паш.
— Привет, Птичка Колибри!
— Почему птичка колибри? — удивилась маленькая худенькая девушка.
— Прости дочка, что такое придумалось, Гляжу на тебя и душа радуется. Всего в тебе в меру: что красоты, что доброты. Одеваешься так нарядно...
Девушка засмущалась и поднялась по ступенькам столовой.
— Погодь, Лизонька, попросить тебя хочу: возьми шефство над этим бедолагой.
Пес понял, что разговор пошел о нем. «Ну вот, кроме как Бедолага я теперь клички и недостоин — с тоской поскуливая подумал он. — кличка поганая, но придется терпеть и такое...»
Девушка спустилась с крыльца и заглянула туда, куда указывал Старый Шахтер.
Под крыльцом лежал огромный лохматый пес, на правую переднюю лапу была наложена шина.
— Я его видел раньше, он с нашей улицы. Что с ним случилось? Лапа перебита, весь в грязи и в коростах, шерсть кровью слиплась. Досталось видать. Но хватило же ума приползти за помощью к людям. Ты ему водички выноси да подкармливай.
Шахтер снял с себя куртку и, став на колени, подсунул под бока псине.
— Я сегодня новую спецовку получил, а эту пусть Урал носит. Будешь Урал?
Шахтер встал с колен и объяснил девушке:
— Как корабль назовешь, так он и поплывет! Урал имя сильное, крепкое. Бог даст, выкарабкается.
«Урал! Урал! Урал!» — повторял и повторял про себя новую кличку искалеченный пес. Он даже попытался грозно зарычать, но острая боль пронзила его, и он с трудом переложил усталую голову на больные лапы.
— Добрый пес, умный, — вздохнул Старый Шахтер, — найти бы ему еще хозяина.
— Не надо искать, — прощебетала Птичка Колибри, — Через месяц Митя вернется из санатория и мы заберем Урала к себе.
— Как там Митяй.
— Да пока трудно сказать... Остаться без ног в двадцать пять лет — это испытание не из легких. На меня порой кричит, боль свою срывает, не верит, что люблю его, кричит, что, мол, я с инвалидом из жалости. Выпивать начал. Но я все сделаю, чтобы он смог эту беду пережить!
— Что я могу сказать, дочка, терпения тебе... Все наладится.
— Вот, вот, Думаю и Урал нам поможет. Хочу чтобы с Митей рядом кто-то был, пока я на работе.
— Собака — это конечно хорошо и правильно, но вам бы дитятку.
— Девушка отвернулась и смахнула набежавшую слезу.
Старый Шахтер понял все без расспросов.
— Вернется Митяй, я зайду с бутылкой для порядка. Ты уж не серчай, это для дела. Поговорим с ним по мужски. Отца-то у него не было... Я ж его после армии в бригаду позвал. Как лучше хотел, чтобы не разбаловался. А оно вот как вышло...Авария есть авария...
Потянулись дни выздоровления. Забота людей делала свое дело. Шахтеры наперебой состязались в милосердии. Чего только Урал не перепробовал: меню столовой было к его услугам. Вдобавок повара выносили ему огромные хрящевые мослы, которые помогали срастись ноге.
Наступил день, когда Урал захотел выползти из своего мрачного подкрылечья. Сделал он это с трудом, мешали дощечки прибинтованные к правой лапе. Пес решил избавиться от них и стал зубами разрывать бинты.
За этим занятием его и застала Птичка Колибри, она вынесла ножик и аккуратно срезала шины. Урал встал на подрагивающие лапы, чуток прошелся, убедился, что сможет ходить и устала улегся на солнышке.
С возвращением физических сил все чаще одолевали раздумья. Можно конечно до бесконечности жалобить добрых людей, с благодарностью лизать чужие руки. Но наш беспородный пес был  особой породы. Не зря он прожил свою непростую жизнь на улице Свободы.
Переедание и малоподвижный образ жизни плохо влияли на собачий организм. Урала пучило, мучила отрыжка. Стоило большого труда разбудить отравленное воображение, и хотя бы мысленно возвращаться во времена здорового наслаждения жизнью.
Спасала вера, что непременно наступит тот день, когда заживут раны, отвалятся коросты, окончательно срастется лапа, и он на раз-два махнет по своим любимым околоткам сорок четвертого участка, а затем взбежит на железнодорожную насыпь, и его жадному взору откроется даль улицы Свободы. Где-то там живет Карина...
На стыке улицы Свободы и сорок четвертого квартала простиралось волшебное место! Огромная территория просела над выработками рудника, пугая жителей крайних домов. Обвалы зарастали молодыми деревьями, травами, мхами и цветами, а в каменистых жерлах после таяния снегов и летних дождей стояли голубые озера.
Урал скрежетнул зубами от бессилия, представив, как подбегает к одному из таких озер плюхается в чистую воду и долго долго плещется, смывая горькую грязь с души и со шкуры.
Мечта поднимала собаку на ноги. Урал стал тренировать свое тело. Сначала стал проходится вдоль стен столовой. Ходил тяжело, будто увязая в воздухе, виляя задом, словно подпрыгивая из-за больной ноги. Но с каждым днем ему удавалось пройти все больше и больше.
Однажды он прошел вдоль длинного забора, не в состоянии отказать природному любопытству, и оказался у решетчатой ограды. Тут же к ней подскочили несколько собак и стали яростно лаять, указывая незнакомцу на его место.
Урал собрался с силами и повернул назад. Уходил ни разу не гавкнув в ответ. «Еще не время» — знал он.
Подыхать на чужих задворках пес не собирался. Он часто напоминал себе о том хорошем, что было в его жизни. Ведь хорошего было больше! Да и сейчас жаловаться грех...
В этот день Птичка Колибри, уходя с работы, наспех погладила Урала по голове, по-девчоночьи покружилась вокруг себя и упорхнула прочь. Уралу остались слова в утешение:
— Прости, мне надо бежать, сегодня Митя приезжает. А завтра мы тебя заберем.
Это волшебное «завтра» взбудоражило Урала, лишило сна. Ему хотелось немедленно поделиться с кем-нибудь этой большой радостью! У него будет дом! Своя семья, которой он будет служить верой и правдой.
Он заглядывал в глаза шахтерам, поварам, даже почтальону, который принес в столовую письма, но они не понимали пса...
И вот вокруг никого... Навалилась ночь. Теплая, молочная. Шумит, живет своей жизнью рудник. Лязгнул вагон со взрывчаткой, который подгоняли к дальним складам. Эти важные склады были под присмотром целой своры собак. Охранник был благодарен дворнягам за верную службу и исправно кормил, вот только звал всех одним именем «лохмачи» и не выпускал за ворота, чтобы не разбежались. Сегодня охранник допил остатки в большой бутыли с мутным напитком. Может из-за алкоголя, а может из-за радости (все же внук родился!) он хватанул зевка, и свора лохмачей вырвалась за ограду. Нет, они не собирались бежать с хлебного места, у своры было другое дело: они давно точили зуб на чужака: на этого бомжа и бездельника, который жрет от пуза и даже кличку собственную имеет. За что ему такое? Чем он лучше их, честно охраняющих склад лохмачей? Какое дело шахтерам до здоровья пришлого пса? Это злило! Это был повод для страстного желания очистить свою территорию от чужака.
Собаки поджав хвосты и по шакальи опустив морды, трусцой вдоль забора устремились к шахтерской столовой. Именно там по доносу Моськи безбедно жил на столовских харчах враг.
Урал в это время расслабился и разговаривал с Луной. Беседой это конечно назвать было трудно, скорее монологом. Но это только на первый взгляд. На самом деле Урал уже давно приручил Луну: научился слышать ее и понимать едва уловимую мимику.
— Представляешь, тетушка Луна, я уже так отчаялся, так отчаялся, что верить перестал в чудеса. Но эти шахтеры...Они мои товарищи! — гордо заявил Урал. — Они сотворили с моей душой настоящее чудо. Я радуюсь жизни и жду завтрашнего дня.
— И что тебе даст это «завтра»? — услышал Урал голос тетушки Луны. Не верящие скажут, что это шелестели липы, но пес лапу даст не раздумывая на отсечение, что он слышит голос Луны.
— Завтра? Завтра это такой день! Он собственно уже настал. Получается, что это случится уже сегодня! Птичка Колибри заберет меня жить к себе. Кто такая Птичка Колибри? Я же тебе рассказывал. Это девушка Лиза из столовой. Она живет на улице Свободы. У нее есть парень Митяй. Я с ним пока не знаком, но я думаю, он хороший человек, раз его любит такая чудесная девушка. Он тоже наш. Шахтер! Только его привалило в забое. А его друг —  Витька Чиканцев погиб на месте. Митяй вчера вернулся с лечения и теперь они меня заберут к себе. Знаешь, тетушка Луна, может быть мы долго теперь не увидимся... Да ты не обижайся! Я вовсе не зазнаюсь. Чего бы мне, простому псу, зазнаваться. Просто я могу закрутиться: новоселье, то да се...
Луна в ответ улыбнулась ласково и подмигнула псине.
— О! Я знал, что ты порадуешься за меня.
Пес размечтался и не услышал, как к нему подобралась свора лохмачей. Урал слишком поздно почуял беду и увидел сверкающие злобой глаза визитеров.
Он встал во весь рост и шумно вдохнул ночной свежий воздух в ослабленные долгой болезнью легкие.
Клубок собачьих тел покатился по земле, оглашая тишину свирепым рычанием. Несколько укусов добавили Уралу злости, но не сил. «Вот тебе и «завтра»!» — мелькнуло у пса в голове.
Урал знал, что в этот раз ему не победить Смерть, перед ним промелькнули люди и собаки: мама Герда, первый Хозяин, Хмельной, Учитель и Карина...
Спасение пришло неожиданное и болезненное. Кто-то без разбора дубасил по сцепившимся собакам чем-то тяжелым. Досталось и Уралу.
Лохмачи скуля и поджав хвосты сбились в кучу и рванули к себе на склады за спасительную ограду.
— Прости друг, лучше быть битым, но живым, чем разорванным на ленточки! — сказал охранник, который прибежал к столовой в поисках своих любимых, но непоседливых лохмачей. — Ты это, прости моих, заревновали к своей территории, видать, они хорошо охраняют, вот божевильные малость.
«С этим трудно не согласится» — подумал Урал и стал зализывать свежие раны.
 В полдень к столовой подтянулись шахтеры. Урал не думал о еде. Он ждал Птичку Колибри и загадочного Митяя. Через открытые окна шли аппетитные запахи, было слышно как гомонили мужики, как стучали ложки-вилки, а Лизы все не было...
Обед заканчивался. Шахтеры высыпали на крыльцо. Кто-то поставил перед ним миску с едой, кто-то потрепав по холке предложил псу бутерброд с колбасой. Но того ничего не радовало  и он только морду высунул из-под крыльца.
— Что с тобой Урал? — заботливо склонился к нему Старый Шахтер.
В это время раздались радостные возгласы, и мужики посыпались с крыльца навстречу инвалидной коляске. Шахтеры пожимали руку черноволосому парню, задавали вопросы о здоровье, шутили о скорой свадьбе с Лизой.
Рядом с коляской стояла Птичка Колибри. Сердце Урала бешено заколотилось. Он вылез из под крыльца и изо всех сил взбивал пыль хвостом, не решаясь вклинится в товарищескую толпу. Шахтеры заторопились на работу, бурно прощаясь с Митяем.
Урал лег на живот, вытянулся в стельку и замер, демонстрируя полную покорность судьбе.
— Урал! Урал! Ко мне! — позвала Лиза.
Пес повел ушами, поднялся на лапы, но остался на месте...
— Не подойдет, я для него чужой, — сказал Митяй.
Тогда Лиза оставила ручки коляски и подошла к собаке.
— Урал, Уралушка, мы за тобой. Ты чего? Мити боишься? Не бойся. Это наш человек! Пойдем. У нас еще есть важное дело...
Бочком, бочком, пес присунулся в тени Птички Колибри к коляске и взглянул в глаза человеку без ног. Он очень боялся увидеть холод, злость или равнодушие, но увидел смеющийся взгляд.
— Давай лапу! Будем знакомиться. — сказал Митяй.
Урал попытался поднять правую лапу, но она плохо слушалась и не гнулась. Пес опустил ее и отвел взгляд в сторону.
— Давай другую. — понял собачью боль инвалид и дружелюбно протянул руку к левой лапе.
Урал скоренько вложил послушную лапу в горячую ладонь парня и почувствовал крепкое дружеское пожатие.
Лиза тем временем сбегала в столовую, прихватила хлеб, котлеты и лимонад. И они втроем отправились в новую жизнь.
По дороге к улице Свободы, возле железнодорожной станции Птичка Колибри повернула коляску с дороги на грунт.
— Лиза ты куда, тебе же тяжело! — возмутился Митяй.
— Так надо! — упрямо заявила девушка.
Может быть толкать коляску с любимым по бездорожью и тяжело, но цель того стоила. Они остановились именно в том месте, о котором Урал мечтал при жизни в подкрылечье — возле озер в Провалах. Вокруг бушевали травы, кусты зеленели недавно умытые дождем, а вода так и звала к себе.
Пес не раздумывая залез по самую шею в воду. Лиза, достав из пакета мыло и щетку зашла следом. Ее платье надулось пузырем на воде.
Урал изо всех сил старался терпеть процедуру купания, но иногда, когда мыло попадало в нос он все же громко чихал и встряхивался всем телом. Лиза была уже мокрой с ног до головы, но только весело смеялась, выбирая из шерсти собаки репьи и распутывая колтуны.
Пес заметил, что Митяй смотрит на их возню в воде необыкновенно лучистыми глазами. «Надо же, — подумал Урал, —  у парня Птички Колибри глаза как золото!»
— Непросто было это чудо отмыть! Надо же какой он рыжий оказывается!  — восторженно говорила Лиза. Она выбралась на сухое место и засмущалась: сквозь мокрую одежду словно сквозь жидкое стекло были видны ее упругие груди и набухшие соски. — Вот же, теперь я мокрая вся, надо бы высушиться. — И, словно ныряя в омут, она сняла платье и повесила на кустарник.
— А ну-ка, Урал, разведай, какие здесь еще есть озера, — хриплым голосом скомандовал Митяй.
Урала просить долго не пришлось, он рванул по высокой траве, хватая пастью мух и жучков, забирался в каждую лужу, шумно отряхивался. Вместе с тучами брызг, которые разносились от шерсти Урала уходили из пса болячки и былая тоска. Веселая собачья душа увлекала его на новые зеленые бугры и цветущие поляны. Затем пес падал грудью на теплую воду, захлебывался от счастья и пытался плыть, но лужи были мелкими и он чаще толок лапами грязь. Когда неизведанных луж не осталось, Урал угомонился и, вытряхнув воду до мельчайших частиц из своей роскошной шерсти, вернулся чуть прихрамывая к коляске. Она была пуста. Но пес не волновался — чуял, что хозяева рядом и с ними все в порядке. Он улегся на большой прогретый солнцем валун и  прикрыл глаза. Солнце, жаркое в июле даже на Урале, высушило шкуру, согрело каждую косточку и ввело пса в такое блаженство, равного которому он не испытывал давно.
Пес вспомнил своих давних подруг, которые со страхом и восторгов когда-то принимали его собачьи ласки, вспомнил игры Карины, и вдруг в памяти возник образ Лайки. Той самой преданной и ласковой Лайки, которая два года ходила за ним по пятам, и чью нежность он принимал за навязчивость, и даже гнал ее порой лениво порыкивая...
Где-то рядом раздался вскрик, похожий на крик счастливой птицы, покорившей высокое небо.
Пес насторожился, собираясь ринуться в разведку, но сквозь блаженную безмятежность узнал голос Птички Колибри. Спина Урала была уже горячей, и он сполз на траву, перевернулся, вздрыгнув лапами и подставил солнышку пузо.
— Уралушка, что это ты развалился так, а, бесстыжий. Ишь, греет свое хозяйство. — смеясь почесала Лиза псу живот. — А вчера еще кряхтел-пыхтел как старый дед. А ты оказывается еще ого-го!
Девушка взяла коляску и покатила в густые заросли. Уралу это показалось любопытным, и он на правах друга отправился следом.
Митяй сидел на клетчатом пледе. Завернутые штанины спортивных брюк обнажали две розовые культи.
— Проголодался? — спросил у пса Митяй и протянул Уралу парочку котлет.
Пес проглотил их на одном вздохе.
Лиза подкатила коляску. Парень ловко, как гимнаст, перекантовал свое тело в кожаное кресло и замер, залюбовавшись девушкой, которая стряхивала с пледа крошки и травинки. Птичка Колибри сложила вещи в пакет, взялась за ручки коляски и прямо как Гагарин сказала: «Поехали!».
Жили Лиза с Митяем в самом начале улицы Свободы, а это значило, что Уралу предстояло пройти мимо дома Живодера, мимо заваленного забора Валентины Павловны, мимо хором Красношеего и Карины. Уралу было почему-то жутко в душе, но он шествовал с видом льва и только изредка поглядывал на Митяя. Пес чувствовал его поддержку и совершенно избавился от страха.
Возле дома Карины пес увидел роскошную машину, из нее вышла Фифа с собачкой на руках. Урал не удержался и посмотрел на подружку, та прижалась к пышной груди хозяйки и мелко задрожала.
Пес с царственным видом невозмутимо прошел мимо двух кривляк и был очень доволен собой. Но когда Фифа с Кариной скрылись за тяжелой железной калиткой Урал не удержался, вернулся и пометил колеса их иномарки. Пусть маленькая, но все же месть.
В середине сентября началось бабье лето — теплое , золотое. В один из таких благостных дней Митяй и Лиза отправились в ЗАГС подавать заявление.
Молодые все утро собирались. Лиза меняла наряды и вертелась перед зеркалом. Когда дошло дело до облачения Митяя в костюм, Урал подключился к всеобщей суете, стаскивая с парня брюки за пустые штанины. Но его не ругали, всем было очень весело.
А потом они втроем направились по тротуару в сторону центра.
Митяй через каждую сотню шагов брал изящную ручку Птички Колибри, целовал пальцы и заботливо спрашивал: «Тебе не тяжело? Ты не устала?»
Лиза в ответ только заливалась счастливым смехом и прикладывала руку к своему животу.
Возле универмага «Урал» на остановке стоял Учитель. У его ног вертелась Лайка! Она первая увидела приближающуюся компанию и, подпрыгнув до небес, залилась безудержным лаем. Учитель от неожиданности отпустил поводок, и собаки понеслись по ближайшим кустам, перепрыгивая друг через друга.
Оказалось, что Учитель и Митяй давно и хорошо знакомы. Они крепко обнялись и стали наперебой расспрашивать о жизни, об общих знакомых... Потом Учитель позвал пса:
— Дружок, Дружок! Иди ко мне! Дай я тебя обниму!
Урал с радостью дал потискать себя старому другу.
— А я-то как вернулся, сразу к Валентине Павловне... А Дружка уже нет. Она извинялась, что не уберегла. Говорит, мол, сама не знает, почему пес убежал. И кормила его и не обижала. — делился переживаниями Учитель. — Ты чего же Дружочек забор у доброй женщины снес?
«Вот еще! Нужен был мне ее забор! — возмущался про себя Урал. — Она конечно меня не обижала, только... что на меня, что на будку одинаково смотрела. А цепь там и вовсе гнилая была. Она даже не заговорила со мной, как с родным... Тьфу, ты! Чуть не подумал «с родным человеком»! Чего только от этих людей не наберешься!» Пес тихо рыкнул и положил голову на ноги Учителю.
— Ладно, ладно. Я же не ругаю.
— Он теперь Урал! — немного ревниво сказала Птичка Колибри.
— Лиза его с рудника к нам привела, он еле выжил. — поддержал подругу Митяй.
Урал тут же вскочил и встал слева от коляски, подтверждая, кто его хозяин.
— Да я же не в претензии. Я ведь в отпуске. Скоро опять уезжаю. Служба. Только вот Лайку увезу к маме в Реж.
Урал нервно оббежал круг, обнюхал еще раз Лайку и вдруг сел перед Лизой на задние лапы. Пес не моргая посмотрел в самую душу Птичке Колибри: «Да, он не может говорить, но она же должна понять! Должна!»
Лиза поняла! Поняла без слов... Так ведь бывает. Невеста села перед Митяем на корточки, молча взяла его ладони, прижала их к своему лицу и посмотрела самым умоляющим взглядом, на который была способна.
Парень помог ей подняться и с напускной суровостью сказал:
— Такую ораву прокормить мне никакой пенсии не хватит!
После ЗАГСа они возвращались домой вчетвером.
И был с ними еще один крошечный живой комочек, которому до знакомства с обитателями улицы Свободы оставалось всего 28 недель.
Надежда Королькова