За ненадобностью

Старое, с покосившимися, ржавыми воротами, кладбище Ив находилось на окраине города. На нем уже никого не хоронили, и редкие гости навещали своих усопших родственников. Надписи на многих могильных плитах потерлись, фотографии покойников пожелтели и выцвели. Сторож отсюда уволился за ненадобностью. Оно было настолько не выразительным, что даже местная готическая молодежь предпочитала собираться в других местах. Район, окружавший кладбище, был ему подстать. Часть домов было заброшено, а в остальных ютились старики. Берту было 64 года и он жил в ближайшем от кладбища домике. Выкрашенное в белый цвет здание, после отъезда старшего брата с семьей в другой город, чахло год от года. Где-то осыпалась краска, местами проседала крыша, а по крыльцу и вовсе ходить было опасно. Берт этого не замечал и жил самой обычной, скучной жизнью. До выхода на пенсию он сорок лет проработал на бензоколонке и монотонность нисколько не пугала его. Старик ложился поздно, любуясь на звездное небо, а встал очень рано. Четырех часов ему вполне хватало на сон, и уже в 5 утра он делал зарядку, выпивал стакан молока и отправлялся на прогулку до почтового отделения. Берт игнорировал общественный транспорт и доходил до почтового отделения пешком. Дорога была прямой, без сильных подъемов и резких спусков, и менее чем за час он доходил до здания. В ожидании открытия, он заходил в местное кафе, съедал пару поджаренных тостов, выпил чашку кофе и, забрав, почту, потихоньку шел обратно. В отделении были рады, что не надо было посылать в этот район людей, и старику улыбались и всегда предлагали чай или кофе, от которых он деликатно отказывался. Вот и сейчас, войдя в здание, он сидел в комнате выдачи корреспонденции, и смотрел на себя в зеркало. Среднего роста, с близко посаженными, черными глазками, к носу, полными губами, острыми скулами, чересчур выпирающими лобными костями, он был похож на монгола. Смуглая кожа лишь дополняла его восточно-азиатскую внешность. В одежде он предпочитал однотипность и носил рубашки в широкую полоску и широкие шорты кремового цвета. Для удобства ходьбы в отличие от всех соседей, носивших сандали, он обувался в кроссовки. Пригладив тонкую прядь седых волос, Берт терпеливо ждал пока ему выдадут почту. Сотрудники не были расторопными, да и старик никуда не спешил.
Он успевал за полтора часа разнести все письма, если они конечно же были, и потом шел домой, перекусывал, и отправлялся на старое кладбище. Жена Берта была похоронена там двадцать лет назад. Старик приходил на ее могилу, ставил раскладной стульчик и, глядя, на изображение на плите, ничего не говоря, просто улыбался. На него смотрела хрупкая, низенькая женщина, с острым, утиным носиком и аккуратными, круглыми глазками. Она просто заснула и не проснулась однажды. Врачи так и не смогли сказать что стало причиной смерти. Берта до самого переезда как мог, поддерживал его брат. Но его семье нужно было расширяться, и Берт остался один. Он честно доработал на бензоколонке, дежурно улыбаясь всем кто заправлялся на ней и, приходя домой, шел к плите и рассказывал о том, как прошел его день. И если дом Берта приходил в негодность, то плита и территория рядом с ней, где лежала жена, была самой ухоженной на кладбище. Берт не возлагал цветов, но каждый день собирал даже самый незначительный мусор и, раз в полгода, подкрашивал оградку. Формально у кладбища не было часов открытия и закрытия, и старик сидел здесь до самого вечера. Он никогда не давал воли чувствам, не плакал. Последнее время он все больше улыбался и меньше рассказывал о том, что он успел сделать за день. В его душе поселилась уверенность что скоро они снова будут вместе. Брат не оставит его одного и позаботится чтобы Берта похоронили рядом с супругой.  Летними вечерами небо здесь играло нежными, светло-розовыми красками, они напоминали ему первые дни знакомства с Эльзой. Там где они молодые встретились, южные ночи раскрывали изысканную палитру красок. Он не прятался в прошлом от своей нынешней затворнической жизни. Приятные воспоминания лишь подстегивали его и согревали душу о скором воссоединении.
Телевизор и прессу Берт также обходил стороной. Когда Эльза была жива, но изредка почитывал спортивную колонку, а после смерти, забросил это дело. Теперь газеты для него стали лишь скрученными рулонами, что он клал в ящики соседей. Те вежливо кивали головой, но на контакт не шли. Берта вполне устраивала подобная ситуация. Он не любил навязываться. Люди считали это отчужденностью.
В тот день Берт как обычно разнес почту и сидел над плитой жены. Где-то вдалеке насвистывала свою песню бойкая птичка, а старик делился впечатлениями от прошедшего утра. Ему жутко захотелось рассказать Эльзе как он был на почте. Хотя его посещение ничего не отличалось от предыдущих раз. Выдавали почту дольше обычно, сетовал старик. И ему хотелось чтобы жена его поддержала, услышала его, обняла даже. Все это Берт прокручивал пока, говорил.
Эльза, а ведь я уже не молод, ну ты знаешь, я никогда не ворчал, не скулил, честно делал свою работу, а помнишь как мы ездили на юг, пили розовое полусладкое вино, бегали босиком по пляжу, и словно дети, кидались друг в друга песком. Эльза, скоро я приду. Я знаю что ты меня ждешь, всегда ждала и сейчас не оставишь. Я зайду как прежде, ты посмотришь на меня, слегка улыбнешься. Я подойду, обниму тебя за плечи, поцелую в щеку, прижму к себе и еще долго мы так будем стоять. Эльзочка….
Мысли старика прервал чей-то голос сзади.
Простите, да, да, простите что прервал вас от общения, - говорил мужчина, немного скрипучий тембр, но не раздражающий слух.
А, ой, добрый вечер - Берт невольно вспрыгнул на стуле
Еще раз, ради бога извините, я часто вижу вас на этом кладбище, - продолжил разговор мужчина.
- Да, - ответил только Берт
Вы знаете, что его собираются сносить? - задал вопрос мужчина
Сносить? Как? Подождите? - выпалил Берт.
Да, считают что это кладбище никому не нужно, я сам часто хожу сюда, родные похоронены, и вот так. - добавил мужчина
Но, здесь люди! Могилы, здесь моя жена! - выкрикнул старик
Здесь везде жены, мужья, родственники, - заметил собеседник.
Я! - и тут, Берт от гнева даже запнулся
Что здесь будет, никто не знает, надеюсь это слухи.
Берту стало нехорошо и он попросил прекратить разговор.
Всю обратную дорогу до дома он почему-то злился на того человека, сказавшего его столь нерадостную новость. Вдруг он мог разыграть меня. Спал Берт очень плохо, и даже на почте отказался от общения на следующий день. Глядя на себя в зеркало с утра, ему стало казаться что его стареющее тело, покрывающееся морщинами, похоже на большой грецкий орех, противный и, который следует только расколоть на мелкие кусочки. На почте он попросил взять отпуск и три дня провел на могиле у Эльзы. Старик изредка плакал, но брал себя в руки и просто с улыбкой смотрел на лицо жены. В его глазах читалась детская беспомощность и испуг. Он не знал правда ли кладбище снесут, а спросить он не решался. На почте его охватил приступ оцепенения.
Следующий понедельник выдался шумным на почте. Работники, не умолкая, обсуждали строительство новой картинной галереи на месте кладбища. Берт, словно заново, потерял жену. Звуки отдалились от него, и смотрящий на него старик, будто бы набрал еще лет двадцать. Свернутые в рулончики газеты на автомате разлетались по нужным адресатам. Берт, не заметив, гнилой доски на крыльце, зашел в дом, и поставил занозу на коленке. Боль, как и те, звуки была где-то далеко. Ее перебивала боль душевная. Берт выпил стакан молока и лег спать. Они с Эльзой взялись за руки и шли по пляжу. Берт улыбался, глядя как бриз играет с волосами его жены, создавая беспорядок на голове. Эльза смеялась и постоянно поправляла волосы назад, чтобы те не мешали глядеть на Берта.




Галерея Современного искусства была похожа два огромных стеклянных ежа, острые иголки которых воинственно распушились в разные стороны. Посередине их скрепляла длинная, продолговатая, прямоугольная конструкция, отдаленно похожая на шпалу из литой стали. На солнце она упрямо била в глаза всем смотрящим на нее и делала постоянный вызов. Вокруг галереи разбит сквер с кучей лавок с сувенирами, и едой разных стран. Публика собиралась разная, в дни выставок тут пираньями сновали высокомерные критики, обласканные музейными дамами, восторженные любыми произведениями искусства студенты, и просто жители окрестных районов, приходившие сфотографироваться на фоне необычного здания.
По мнению большинства оно удачно заменило старое, блеклое кладбище, снесенное за ненадобностью.