Италия. 6. Перед отбытием в Рим

После завтрака выехали на "Альфа-Ромео": Федерико и наша дочь Летиция спереди, а я, моя бессменная спутница жизни Т. и подруга дочери В. - на заднем сиденье. (В Риме В. отдаст нам ключи от её римской квартиры и уедет в Москву). Мы доедем до Пистои, из неё - на юг через Сан-Баронто, Винчи - до нижней (что южнее) магистрали Firenze-Pisa и по ней уже в Пизу/Ливорно, к побережью Тирренского моря. "Крюк" имел и познавательное, и деловое значение: в Сан-Баронто Федерико должен завезти в какую-то "лавку" какое-то "Соглашение".

Пистойя встретила нас крепостной стеной и внушительным памятником, и я произнёс краткую речь из пяти слов: "В каждом городе - по Жукову!" Поют колокола. Центр городишка - площадь, окружённая церквами и несколькими строгими дворцами: вот громадный трёхэтажный "куб", на фасаде пять арок (первый этаж), четыре прямоугольных окна (второй этаж), над ними пять арочных окон. Народу вокруг - ни человека! Заходим в храм: на полированных "партах" книги, на книгах - "Canti per la Liturgia"; вокруг - колонны, а в центре - тоже на колоннах! - трибуна, к ней ведёт винтовая лестница. На столе - электросвечи: заплати, воткни "свечку" - погорит, сколько положено. На боковом алтаре роспись художника Mattia Petti (1613-1699).

Напротив храма - другой. Воистину другой: узко-высокий гигантский купол (от земли) с "окном" на макушке. Внутри, под окном, квадратная "чаша".

Вошли в арки дворца-куба: внутри то ли квадратный двор, то ли это уже холл; не поймёшь, где "улица", где помещение: тут же какие-то ворота, лестницы наружные ("пристенные"). Поднимаюсь по одной в коридор, тишина, одна дверь приоткрыта, заглядываю: большой зал, сидят дамы и господа с бумагами, впереди президиум человека четыре, скромная трибуна и за ней "докладчик"; у стены пара ведёт съёмку. Близсидящая женщина галантно предложила мне сесть на свободное место перед ней, что я тут же и сделал. Это было собрание писателей. (Вот почему на улице никого). М-да, откуда эта сеньора узнала... что я писатель? Я просидел целых тридцать секунд, извинительно поклонился даме и на цыпочках вышел, "убежал".

Вот "Переулок убежавших". На одном сооружении ремонтируют, по рукаву спускают что-то в корзины. Рядом узко-высокий дом в три этажа (окна первого - высоко), некая лиана тянется до крыши и через всю её в сторону, дав отростки и образовав на крыше целый лес. Башня с часами. Via S.Anastasio. Анастасий - редкое у нас имя. В моём близком окружении так назвали сына.

Едем в San Baronto. Судя по карте, место между двумя магистралями из Флоренции на запад к морю - место весьма пустынное из-за рельефа. Мы поднимаемся всё выше и выше по серпантину, въехали в облако, но вот поднялись выше, стало "ясно". Кондовый лес. Справа всё вертикальнее, слева отвеснее. Мы на вершине горы. На самой макушке - квадратная колокольня. Перед тем проехали мимо "вторчермета" и "стройматериалов". Пока Федерико скрывался в лавке, моя Т. решила прогуляться вверх по красивым ступенькам между ещё более красивыми кустами. На втором шаге я остановил её, схватив сзади за плечи: она не заметила, что над тропой, ступенькой этак над пятой, протянута верёвочка с табличкой "Proprieta privata" (частная собственность). А ступеньки уходили вверх к чьим-то "покоям". На этой горе. по карте, находится кемпинг. А мы быстро погрузились и помчались вниз, следующая остановка - местечко "Vinci", родина Леонардо.

В горах всего +19. Указатель "Vinci". Начались плантации, крутизна выправлена  длинными подпорными стенками и "насыпанной", почти горизонтальной пашней. Дорожные знаки с двумя снежинками (предупреждение о возможном снеге). Где-то пробило два часа. В селеньице Ламперонче купили фирменное печенье. Справа на взгорье стадо баранов широко огорожено сеткой. Пересекаем реку Vinci: прямая, как длинная транспортёрная лента шириной в 10м; где-то вдали тает. Въехали, и сразу Otel Mona Lise. На древних "гнёздах" для уличных факелов (а потом для флагов) - на одном закреплен дорожный знак со стрелкой вниз-влево: поворачивать сюда! Башня, четыре колокола...

Это, так сказать, барская усадьба, где в далёкие времена обитал отец гениального Леонардо, а его мамка была простолюдинкой из деревушки Винчи тут неподалеку. Дворянин не мог дать свою фамилию сыну, рождённому от деревенской девушки, и мальчик получил имя "Леонардо из Винчи" (Leonardo da Vinci). Со временем имя приобрело сакраментальную значимость, как, например, и имя скульптора Растрелли (а в переводе на русский очень даже просто: "Грабли"). А теперь об "усадьбе". Вообще, в Италии меня поразил "гигантизм". При подлете к Риму под нами проплыла небывалых размеров арка, а прилегающие стены были уже разрушены и "растащены". А в усадьбе-городке Винчи гигантской была подпорная стена (метров сорок высоты и около ста - длины); над ней широкая полоса вдоль парапета (над стеной), то есть вдоль замка; было видно, что всё когда-то было приспособлено здесь для въезда и выезда карет... При защите таких "горных" замков оборонять надо только дорогу. Я предложил моей Т. присесть на парапет, но она, заглянув вниз, назвала меня сумасшедшим и отошла от парапета на пять метров, полюбовавшись безопасным расстоянием; а я долго сидел на этом каменном ограждении и рассматривал кладку, кустики далеко внизу, воображал объём проделанной работы по сооружению этого гигантского уступа на горе.

И вот "картинки" в ресторане. Федерико заказывает на всех пиццу (1 шт!, ибо нам только перекусить), какую-то "фаленцию": кашу с кукурузой, грибами, и воды пить. Работают два брата, гигиенично-лысые парни: один на кухне, другой на кухне и в зале: поставил нам хлеб. (Ещё у них в мойке нанятый парень). Против нас две русские семьи за двумя столами: так сказать, культурно едят и пьют.

По телеку автогонки. Атмосфера непринуждённая, как в колхозной столовой. Русские мужики подбалдели, говорят громковато. Все (то есть и молодые жёны с детьми) потихоньку раздеваются. Челёда (детвора, от "челядь") грызёт куски пиццы, качает права родителям, бегает у столов. На просторных прямоугольных столах номера 1:2; 3:4 и т.д. Двери открываются вбок, ибо ресторанчик небольшой. У нас на столе горшок с растением ("садинка", по-нашему).

Подали воду "Linda". Итак, хлеб и вода на столе, можно есть. Ем. Вспомнилось что-то родное, русское - от хлебного вкуса, пошедшего по телу. Два стола с русскими (мы - третий стол) "раскрепощённо" дискутируют о своём путешествии. Кто-то может заподозрить меня в снобизме, но я сразу "оправдаюсь": я контрастно изложу, что происходило за столами русских - и что за нашим столом, руководимым Федерико, но... и ещё раз но: там, за двумя столами русских - я описываю себя, свою жену и своих детей. Просто в данный момент мы в полном подчинении у итальянца Федерико, и рады тому, что собственным потугам вести себя по-европейски - пришёл на помощь стиль Федерико. Вот так иногда (а вообще - всегда) человеку в собственных моральных усилиях помогают внешние ограничители. В сердцах я пенял Федерико, что он не поставил на стол вино хотя бы мне, тестю, (ведь мы просто путешествуем), и был много рад, что вино будет не сейчас, что я вырван из деревенской "русскости".

Моим землякам, русским, принесли типа по карасю с чем-то в ягодах (я в это время как раз доедал кусок хлеба). Жена одного из земляков (хотел сказать "баба") ест что-то "с карася", по-русски дуя на вилку. Разговор о влиянии чешуи на вкус.  Мужик, как путёвый европеец, пьет из большого бокала - но неуклюжими глотками, большими и часто. Один с бутылкой подошёл к другому столу "своих" и плеснул им в бокалы (в России называется "подал", или "поднёс"). Он заботливо выливал бутылки до дна жёнам, приятелю и себе (своей жене он поставил ещё и свою тарелку с ополовиненным карасём, и той пришлось доедать). Они "допивали", давились, надували щёки. И я стал подливать жене нашу воду (тоже: "не оставлять же! Напиться, "насливаться" - так уж всем). Вот за русскими столами, чего и следовало ожидать, заговорили "о работе", потом о хлебе...

Мужик кладёт купюры, другой добавляет, складывает бумажник. Порядок! С ресторатором рассчитывалась "сама"! (То есть одна из женщин - за оба стола). Ресторатор ушёл, а мужик ("Сам"!) бросил на стол пять + один = шесть евро: "на чай". Он не знал, что в Италии на чай не дают! Подошёл официант-мойщик с подносом для уборки посуды, увидел деньги и оцепенел над столом. Потом сложил на поднос, что вошло, рукой смахнул туда же деньги и, брезгливо скривив губы, исчез в моечной.

А нам на стол ресторатор принёс четыре чистые тарелки, разрезал на четыре части пиццу и разложил. А когда рассчитывались, Федерико дал бумажки-деньги, и мы стали ждать сдачу. Ресторатор принёс почти горсть монет, высыпал в ладонь Федерико, поблагодарил нас каждого персонально за посещение, пригласил на будущее и на прощанье весело помахал рукой.

Мы с моей Т. вышли первые и успели посидеть на выступающей из стены как бы скамье: ну просто как в родной нашей деревне на лавочке у ворот...

Pise. М-да, (я уже говорил раньше) во Флоренции пословица: "Лучше покойник в доме, чем пизанец на пороге". Видимо, усобицы были не на жизнь, а на смерть. Мы подъехали прямо к Пизанскому "кремлю" (поэтому сам город я не озирал). Эта крепость в этот предвечерний час была похожа на наш закрывшийся рынок стройматериалов (когда круглые ангары, ангары)... Правда, здесь было много широких газонов. Итак, прошли через не очень внушительные ворота в каменную "просторную" ограду - и прямо по широкой мостовой - к знаменитой башне. Её недавно ремонтировали в основании: оно метра три от башни огорожено вокруг. Высота двадцать с чем-то. Наша Невьянская Падающая выглядит интереснее. Интересно было смотреть на "храм" слева от ворот: этакий храм-купол диаметром метров тридцать. Между ним и башней замерла... гигантская церковь, как будто была дополнительно раздута воздухом. Эта громадина на широком зелёном стриженном газоне выглядела весьма красиво. До моря 15 км.

Ливорно, завершающий пункт нашего однодневного турне. За полгода до этого дня  отсюда, из порта Медичи, вышел трагический паром "Конкордия". Как известно, молодой капитан решил похвастать и близко пошёл у берега, на котором жил-работал его приятель. И судно село на мель, было много погибших... Этот приятель на берегу был знакомым нашего Федерико и когда-то посетовал ему, что не ожидал такой рискованной выходки. Сейчас мы в порту Медичи, уже темно, стал сыпать бесконечный мелкий дождь, порывы ветра.

Если Флоренция трёхэтажная (исключая замки и соборы), а Рим (старый) сплошь шестиэтажный, то Ливорно однообразно-четырёхэтажное: тёмное мокрое небо, череда полуосвещённых домов вдоль прямых улиц, будто обрамлённых гулливеровскими кирпичами, положенными не то на ребро, не то плашмя... Угрюмый город, похожий чем-то на наши, когда они с тысячами работников, одинаковых, как и дома, затихли под дождём... (у нас, похоже, отходят ко сну много ближе к полночи, а в Италии едва вечер - и уже тишина). Еле нашли место для парковки. +20. Шагаем по пешему проспекту к порту. Гуляющего народу много, но город кажется безлюдным. Внутрь города протянулись каналы для заплыва лодок...

Год назад я уже был на этом берегу Тирренского моря, чуть севернее Ливорно, в приморском Виареджо (рядом с Камайоре, где у моих новых родственников дача). Тогда было солнечно, был день, и впервые увиденное море показалось мне гигантским и добрым живым существом, непрерывно бормочущим. Купался я на "диком пляже" рядом с "настоящим"; дно тут опасное, меняющееся и неровное: я не могу "достать дна", а в десяти метрах от меня стоят по колено, а завтра может быть всё наоборот; поэтому купался недолго, боялся. И вот море в Ливорно, совсем другое, рассерженное, безжалостное.

Маяк обшаривает тёмный мокрый воздух, неподалеку угадывается громадный лайнер, видны огни других кораблей; где-то впереди - мол, отделяющий экваторию порта; степенно и заученно причаливает паром компании Toremar. Посреди парома куча авто, а по периметру - зашевелившийся немногочисленный народ. Мы сидим на чём-то у крепостной стены под пальмами, мимо проходят с багажом сошедшие на берег. Они ещё сухие, мы уже подмокли, ждём Федерико и авто. Не дождавшись, пошли на короткую набережную.

Набережная выложена мрамором, посреди её - ротонда, ветер рвёт зонты, несёт нас к мощному парапету, за которым беснуется море. Продолжает сыпать дождь, сгустившийся мрак шлёт к берегу большие шумные волны и надувает сюда поток чистого тёплого воздуха; удивительно: шторм - и тепло... Моя Т. жалеет чужой зонт и бежит за ним, а я пытаюсь устоять на месте, и мой зонт вывернуло на левую сторону (зонты мы взяли, которые были на выброс). Я испугался, как бы Т. не перелетела через парапет, догнал её и скомандовал "стравить фал". Держимся за парапет, волны бьют в волноломы и взлетают вверх. Отец Федерико потом рассказал, что в 1960-м служил в Ливорно "в армии", парапета ещё не было, и в шторм волна катилась по всей ширине набережной и "разбивалась" только в начале улицы.

Хотелось стоять и стоять, держась за парапет, подставляя лицо сердитому шторму, слушать эти чудные звуки: шум волн, тревожные гудки. Но появился Федерико и скомандовал "по местам". Поехали  во Флоренцию... На въезде одна синьорина опасно подрезала нас, и Федерико выдал минутную тираду! "Что ты сказал ей? Переведи, Федерико", - ехидно попросила В., подруга нашей дочери. Федерико молчал. "Непереводимый диалект", - пояснила Летиция и засмеялась, а мы остались в неведении, да и нужно ли всё знать?..