16 Южный Уимблдон

       
        "Бил Проперти Сервисиз" располагалась в унылом промышленном районе рядом с шоссе А24 в Мертоне. Снаружи штаб-квартира представляла собой такой же унылый двухэтажный кирпичный офис, оживлённый дешёвой голубой облицовкой и увешанный камерами видеонаблюдения. Внутри было на удивление уютно: диваны пастельных тонов, офисы со стеклянными стенами, а не кабинеты, и, по крайней мере, два автопоезда рождественских украшений, свисающих с каждого крючка.

        Удивляло малое количество людей, в том числе за стойкой регистрации из красного дерева. Бывает, что незапертое помещение является благом для полицейского офицера – я просто хотел выяснить местонахождение владельца, когда наткнулся на запрещённые вещества класса А, которые были у всех на виду в нижнем ящике запертого стола в офисе наверху. Оставьте полицию одну в комнате на пять минут, и мы начнём искать в ящиках, запертых или нет. Это ужасная привычка.

        Пальцы Стефанопулос уже начали подёргиваться, когда по коридору к нам поспешил невысокий лысеющий белый парень в толстом вязаном пуловере и брюках цвета хаки.

        – Боюсь, офис закрыт на Рождество, – сказал он.

        – Не слишком ли это преждевременно? – спросила Стефанопулос.

        Мужчина пожал плечами. “На этой неделе из-за снега никто не смог приехать.  Поэтому я велел всем вернуться после Рождества”, – у него был стандартный акцент Би-би-си, который приобретает “шикарный человек”, стараясь не звучать так, будто посещал государственную школу.

        – Но снег больше не идёт, – заметил я.

        – Я знаю, – сказал он. – Вот же шельмец, да? Чем могу помочь?

        – Мы ищем Грэма Била, – вмешалась Стефанопулос. – Генерального директора "Бил Проперти Сервисиз".

        Мужчина усмехнулся: “Тогда вам повезло. Это я”.

        Мы представились и сказали, что хотим задать несколько вопросов об одном из его владений. Он провел нас в кафе для персонала и спросил, не хотим ли мы "Бейлис". "Мы собирались немного выпить перед Рождеством", – он показал нам шкаф, набитый бутылками.

        Стефанопулос с энтузиазмом согласилась на большую ёмкость и взяла на себя смелость отказаться от моего имени. “Он мой водитель”, – пояснила она.

        Бил разлил "Бейлис" в два бокала, и мы сели за круглый стол с белой ламинированной крышкой. Стефанопулос отпила глоток. “Это навевает много воспоминаний”, – мечтательно произнесла она.

        – Итак, – сказал Бил. – Что вы хотите знать? – Он рассмеялся, услышав от Стефанопулос о складе на Кенсал-Роуд. – О боже, да. То место. Компания небьющейся имперской керамики.

        Я достал блокнот и ручку. Записи, как бег за подозреваемыми и поиск собственного места для парковки – вещи, которые детектив-инспекторы не рассчитывают делать сами.

        – Она принадлежит вашей компании? – спросила детектив-инспектор.

        – Как вы, вероятно, уже поняли, – сказал Бил. – Семейный бизнес, такая редкость в наше время. И Компания небьющейся имперской керамики когда-то была жемчужиной в короне. Всё это было до войны, понимаете?

        "Когда ещё существовала империя, которой можно было продавать керамику", – подумал я.

        Как и следовало из названия, главным преимуществом имперской керамики была её небьющесть, хотя бы по сравнению с обычными фарфором и керамикой. Так что её можно поднять носильщиками на Лимпопо или привязать на слона и быть уверенным, что в конце долгого и трудного путешествия всё ещё будет тарелка, чтобы поесть, и, что важнее, горшок, чтоб помочиться. Ночные горшки, безусловно, самый популярный пункт.

        – Коммерческая империя, основанная на г…е, – сказал Бил, очевидно, это была его собственная большая шутка.

        – Где они изготовлены? – спросил я.

        – В Лондоне, в Ноттинг-Хилле. Мало кто знает, что у Лондона богатое промышленное наследие. Ноттинг-Хилл славился гончарнями и свинарниками. Из-за них и был известен.

        Он также имел репутацию района с одними из самых отвратительных условий жизни в викторианской Англии. Учитывая, что конкурентом был Манчестер, это было реально мерзко.
        Это было место, куда отправлялись только отважные джентльмены, не возражающие против того, что их изобьют, ограбят и заразят венерической болезнью. Всё это было передано Билом с удовольствием человека, чья семья не должна была разгребать дерьмо в течение по крайней мере трёх последних поколений. Благодаря прапрадеду Грэма Била, неграмотному землекопу из Килкенни, который основал компанию в 1865 году.

        – Как у него появились деньги? – спросила Стефанопулос.

        – Верно подмечено, – одобрил направление мысли Бил, не подозревая что вопрос о происхождении денег – один из трёх стандартных полицейских вопросов подозреваемому, наряду с: "Где ты был в ту ночь?” и “Почему бы тебе просто не облегчить своё положение?”

        – Где нищий ирландец мог откопать наличные, особенно в те времена? Но могу заверить вас, что источник его стартового капитала был совершенно законным.

        Ответ состоял в том, что землекопам действительно очень хорошо платили по стандартам викторианских рабочих классов. Так и должно было быть, учитывая необходимость привлекать людей со всего мира для выполнения такой непосильной работы в столь опасных условиях. В большинстве случаев эта щедрость опорожнялась после бара на стену подворотни или выманивалась из их рук всеми – от коррумпированных агентств по трудоустройству, жадных субподрядчиков до просто роя дружков.

        Но если человек был умён и проницателен, он мог создать вместе с товарищами аккордную бригаду, устраняя агентства с их долей заработка. И если у этой бригады была репутация, скажем, умельцев по прокладке туннелей, то они могли заключить сделку с субподрядчиком, больше всего на свете желающим вовремя закончить участок без лишней суеты. И, самое главное, если этот человек мог убедить товарищей не просаживать заработки в пабах, а хранить в настоящем банке, то через двадцать лет он мог иметь кругленькую сумму.

        Таким человеком был Юджин Бил, также известный как Диггер-десятитонник,  покинувший Ирландию, убегая от голодной смерти, а закончивший жизнь, построив станцию Воксхолл.

        – Они славились как туннельщики, – сказал Грэм Бил. – Построили канализацию для Базалгетта и линию Метро для Пирсона. И всё это время берегли свои деньги. Они проживали недалеко от Поттери-Лейн, и все считают, что именно там они раздобыли рецепт изготовления небьющейся керамики.

        – Секретный рецепт? – с надеждой спросил я.

        – В то время – да. На самом деле это разновидность керамики двойного обжига, очень похожая на искусственный камень Коуд Стоун, который, полагаю, изготавливается и по сей день. Замечательный материал, очень твёрдый и, что самое главное для Лондона  тех времён, устойчивый к коррозии от угольного дыма.

        – Вы всё ещё знаете, как его изготовить? – спросил я. Стефанопулос бросила на меня острый взгляд, мною проигнорированный.

        – Лично? Нет, конечно. Я строго деловой администратор, хотя понимаю, что в наши дни с электрическими печами и тому подобным это было бы не так сложно. Поддержание постоянной температуры в старых печах для сжигания кокса было настоящим трюком.

        – Так где же у них была фабрика?

        Бил заколебался, и я понял, что мы перешли от "дружеской беседы" к "помощи полиции в расследовании". Стефанопулос слегка выпрямилась в кресле. “На Поттери-Лейн, конечно, – ответил Бил. – Не хотите ли еще?”

        Стефанопулос улыбнулась и протянула свой бокал. Я бы на месте Била насторожился, увидев такую улыбку. Но я спросил: “Что, вплоть до шестидесятых?”

        Бил снова заколебался, словно тщательно обдумывая даты.

        – Нет. Работа переместилась на север, в Стаффордшир, в одну из тамошних гончарных мастерских.

        – Можете вспомнить название?

        – С какой стати вы хотите это знать?

        – Отдел искусства и антиквариата хочет знать, – миролюбиво объяснил я. – Что-то связанное с украденными статуэтками в интернете.

        Стефанопулос невольно фыркнула, но сумела подавить смех.

        – Ооо, – протянул Бил. – Понятно. Уверен, что смогу выкопать для них информацию – им нужно прямо сейчас?

        Я помедлил, просто чтобы увидеть его реакцию, но он выглядел гладким и услужливо полезным. “Нет, – ответил я. – После Нового года тоже устроит”.

        Бил сделал большой глоток "Бейлиса" и объяснил, что небьющаяся керамика – это очень хорошо, но Юджин Бил и оставшиеся в живых члены его бригады использовали свой феноменальный опыт туннелирования и сами стали субподрядчиками. Работа механизировалась, каждое новое поколение Бил обучалось соответствовать вызовам своей эпохи.

        – Я думаю, вы отвечали за бизнес и управление.

        – Да. Инженерным мозгом нашего поколения был мой младший брат. Несмотря на нашу гончарную известность, мы делаем много строительных работ, что и спасло нас, когда произошёл крах. Если бы не наши контракты с Кроссрэил, мы бы ушли на дно.

        – Можно поговорить с вашим братом?

        Бил отвёл взгляд. “Боюсь, он погиб в результате несчастного случая на производстве”.

        – Мне очень жаль.

        – Технологии развивались, но туннелирование всё равно опасная работа.

        – Насчёт склада, – вмешалась Стефанопулос, видимо, опасаясь, что я сбился на другую цель. – У вас там отличная недвижимость даже для нынешнего рынка. Почему вы её не развиваете?

        – Я уже говорил, что мы – семейная фирма, и наши управленческие структуры не всегда полностью рациональны. Мы сдали склад в аренду "Нолану и сыновьям" в начале шестидесятых, и пока условия аренды ещё действуют, мы не можем вернуть его.

        – Очень странный контракт, – сказала Стефанопулос.

        – Наверное, потому, что он был написан на пивном коврике и запечатан рукопожатием. Именно так мой отец любил вести дела.

        Мы задержались ещё немного, добывая контактные данные, чтобы представитель Отдела убийств мог весело провести Рождество, распаковывая корпоративную структуру Бил Пропети Сервисиз, если это станет актуальным позже.

        Мы вернулись к "БМВ" Стефанопулос, пробравшись через скользкие участки подтаявшего снега.

        – Я люблю промышленную археологию, как и любая другая женщина, Питер. Но что, чёрт возьми, всё это значит?

        – Орудие убийства.

        – Наконец-то, – вздохнула Стефанопулос. – Я хоть что-то могу понять.

        – Джеймса Галлахера зарезали осколком большого плоского блюда, – терпеливо произнёс я. – Чей химический состав совпадает с составом чаши для фруктов, которую мы проследили до склада, полного подобных вещей.

        – Идентифицированного как собственность "Компании небьющейся имперской керамики", – продолжила Стефанопулос. – А мы с тобой всё ждём. Здесь будет нанесён решающий удар?

        – Это зависит от того, что вы хотите знать, босс. – Я открыл пассажирскую дверь, чтобы она могла сесть.

        – Какие у меня варианты? – спросила она, когда я забрался на водительское сиденье.

        – Бессмысленные эвфемизмы на одном конце и ваш Незримый Университет на другом, – сказал я. – Незримый университет немного похож на Хогвартс...

        Стефанопулос перебила меня: “Я читала Терри Пратчетта”.

        – Неужели?

        – Не совсем. Но моя половина покупает их в твёрдом переплёте и читает мне за завтраком.

        – Так что же ты читаешь в своё удовольствие?

        – Я неравнодушна к странным мемуарам о страданиях, – сказала она. – Нахожу утешительным знать, что у других людей детство было хуже, чем моё.

        Я держал рот на замке – есть вещи, о которых не спрашивают старших офицеров.

        – Предпочитаю многозначительные эвфемизмы, – сказала она, наконец.

        Я выехал с парковки, прежде чем объяснить.

        – Все керамические изделия, найденные до сих пор, имеют одну и ту же “подпись”,  указывающую на то, что они особенные, – начал я. И собирался сказать, что это похоже на период радиоактивного полураспада, но вспомнил, что обычно это приводит к тому, что я объясняю, что такое период полураспада. – Как картина, оставленная на солнце. Вещи на складе старые, некоторые очень старые, но орудие убийства на ощупь новёхонькое.

        – А как насчёт коробок с тарелками, с которыми приехал Кевин Нолан?

        – Сигналы довольно блёклые. Подозреваю, что тарелки хранились где-то ещё до Кевина.

        – Хранились где? – спросила Стефанопулос. – И кем?

        – Кому-то придётся спуститься под землю, чтобы это выяснить.

        Три догадки – кто это будет.