Дневник начинающего педагога. лето. лагерь

6. 08. 2018

Старые прапрабабушкины часы громко пробили шесть утра. Гораздо громче, нежели обычно. Конечно! Где-то далеко-далеко, в тёмной лесной глуши лагерь "Лесная сказка" готовился принять новых своих обитателей на двадцать один день последней в этом сезоне, четвёртой, смены.
Гришка разлепил глаза и, повернувшись на бок, взглянул на меня:
- Вставай, детка! Труба зовёт! Дудукин уже в засаде под кустом валяется, тебя поджидаючи.
- О, нееет! А можно я не поеду? Я не успела отдохнуть!
- Нельзя, Эля, ты учитель. Так что, отрывай тушку от перины и в душ. Потом я.
Я нехотя поднялась и поплелась на водные процедуры. Снова дети, снова их пакости, а потом новый учебный год. Хорошо, Гришка едет со мной. О чем я узнала только вчера. Оказывается, тайком от меня Гриша договорился с директрисой. Узнал, что один из вожатых уволился, и парень предложил свою кандидатуру. Как это Юлия Винеровна рискнула?! Зато рядом со мною будет. Что очень хорошо. Перспектива трёхнедельного расставания пугала его и меня. Мы настолько срослись друг с другом, что представить расставание, пусть и временное, не смогли.
На площади перед гимназией начинала собираться толпа. Малышей провожали семьями: все бабки, дедки, папа с мамой, тётушки и дядюшки. На одного крохотулю по 6 - 8 человек. И каждый давал наставления, поправлял костюмчик, в сотый раз переспрашивал, не страшно ли ехать одному, без родственников, и требовали звонить и отчитываться каждые полчаса! А какого-то хлипкого, ушастого и очкастого пришли проводить аж двенадцать!
- Фига се группа поддержки! - не удержался от восклицания Гришка.
- Тихо! Услышат эти поддержанцы - греха не оберешься! Жалобами закидают. Это, похоже, Олеженька Грудкин из первого "Г". За него семья горой. Стоит Олеженьке скукситься, семейка начинает виноватых искать. Склочники первостатейные! Юлия Винеровна сама не рада, что повелась на уговоры и оставила ребёнка в гимназии. Он программу не тянет никак. Первый класс! Наняли репетитора, а толку ноль. Ну подержит ещё до нового года, а там попросит уйти.
Я встала у ели. У той самой ели, под которой Раиса Максимиллиановна проходила разгибательные процедуры. С помощью кулаков мануальщика завхоза. Накануне вывесила объявление о месте сбора отряда пятиклассников в беседе в ВК: под ёлкой, что напротив крыльца. Не заблудятся!
- Григорий, вот ты где! - подкатилась колобком Ольга Дмитриевна и глазами маски Тутанхамона просверлила Гришку насквозь. - Заболел Игорь Кириллович, второй физрук. Ты за него.
- Так я же вожатый!
- И вожатый тоже! Будешь сочетать приятное с полезным! - Ольга Дмитриевна похлопала Гришку по плечу, для чего привстала на цыпочки, и унеслась по делам и делишкам.
- Физрук, значит! Не побриться ли мне налысо? Для брутальности.
- Попробуй! Только ко мне не подходи, пока не обрастёшь. Боюсь, ослепну от блеска брутальной лысины.
- Вредная ты, Эль!
- Ага!
Ну и где мои архаровцы? Неужели передумали ехать? Вот было бы счастье! Я уже представила, что в отряде соберутся только милые тихие девочки, с которыми я славно проведу остаток лета. Ага! Мечтать не вредно!
- Микаэээла Алексааандровна! - затянул козлиным тенором Дудукин, и блаженная улыбочка мигом слетела с уст моих. Троица вынырнула из-под ели и окружила меня.
- А это вам сюрприз, как обещали! Это я вам из Германии привёз! Даже в каникулы думал о вас: как вы там в безобразном одиночестве без любимых учеников своих? Плачете ночами, дни считаете до лагеря!
Гришка всхрюкнул.
Как угадал-то! И плакала, и дни считала. От осознания неминуемости встречи с тобой, Вася!
А Васька протянул милую тряпичную куклу из рогожки. Голубые глазки задорно светились, ротик лукаво улыбался, на щеках розовел румянец. Ну что за прелесть этот домовёнок: в соломенной шляпке, в холщовых штанишках, в цветастой рубашонке и в лапоточках! Рубашечка была короткая, не прикрывала пупочек, и я машинально погладила куклу по животу.
Оглушительный утробный вопль грешной души, утаскиваемой демонами в ад на вечные муки, пронзительно зазвенел в ушах. Я вздрогнула, выронила подарочек и едва содержала ответный вопль, рвущийся из глубины моего организма.
Дети захихикали. Гришка нахмурился, поднял куклу и, размахнувшись, огрел ею Дудукина по маковке. По-видимому, снова задел пупок домовёнка, так как новый устрашающий рев огласил окрестности.
На нас стали оглядываться.
- Чё ты, Грихан, подарком меня лупцуешь? Я чё, виноват, что ли, что классну… Микаэла Александровна испугалась дивного пения домового?
Сенник и Лёша едва сдерживали смех.
- Я тебе не Грихан, а Григорий Александрович. Физрук! И по совместительству ваш вожатый, - Гришка строго посмотрел на Ваську. – Займусь твоим воспитанием. За смену сделаю из тебя человека.
Лица приятелей вытянулись.
- Гонишь! – не поверил Дудукин.
- Отнюдь! Готовься к преображению. Мать родная не узнает, человека получит!
- А чё я, не человек, что ли?
- Ты полуфабрикат. Сухая макаронина. Сырой голубец. Замороженный фарш.
- Отмороженный, - брякнул Куковалин.
- Именно! – кивнул Гришка.
- А Грих… Григорий… этот… Александрович тебя приготовит, - сочувственно произнёс Сеник.
- На лету ловишь! Кстати, вас это тоже касается, готовьтесь! – Гришка поиграл бицепсами.
- А чё сразу бить-то? Мы ещё ничего не сделали! - возмутился Лёша.
- Когда сделаете, будет поздно! Я за профилактику! – Гришка невозмутимо созерцал троицу.
- Вот и думай об учителях все каникулы, вот и дари им подарки! – сокрушался Васька. – К вам со всей душой, домового вон вам привёз, чтобы криком своим злых духов от вас отгонял, а вы!
- Не печалься, Василий! Я очень довольна подарком, спасибо! Но это не значит, что вам теперь можно плясать на ушах джигу, устраивать пакости и изводить меня безобразными выходками!
- А никто и не собирался вас изводить! Чё мы, идиоты, что ли? Вы тогда уволитесь, а вместо вас придёт какая-нибудь … такая! И будет нам всем писец!
Норм! Меня дети не чуют нигде… Печалька!
К одиннадцати утра все были в сборе. Подкатили автобусы. Родители составили баулы в багажник, я по списку пересчитала детей, рассадила по местам, снова пересчитала. Все на месте, слава богу! Гришка встал у выхода. На всякий, мало ли, что моим архаровцам в голову взбредёт! Ну и компашка у меня подобралась!
Помимо лихой троицы, Герман возжелал отдохнуть на лоне природы. Надеюсь, в лагере мальчик не будет развивать свою теорию толерантности. И применять на практике. Я вздрогнула.
Гришка заметил это и улыбнулся:
- Не бойся, Маша, Дубровский рядом!
- Спасибо, Владимир!
- Кстати. Я договорился с завхозом. В твою комнату мы с ним поставили вторую кровать. Для меня.
- У тебя же своя комната, со стороны мальчиков.
- И шо? А я внёс небольшие изменения.
- Гриша… А… Как это будет выглядеть со стороны? Не-не-не! От сплетен не отмоешься! Десятиклассники – они на втором этаже корпуса будут жить – просекут всё мигом! Да и мои гаврики с глазами и мозгами.
- Эля! Я уже не школьник! Я педагог! Мне восемнадцать. Я твой парень и будущий муж. Об этом уже все знают. А муж спит с женой. В чём проблема?
- Надеюсь, ни в чём. Пусть будет так.
- И вообще! Я всем сказал, что после Нового года у нас свадьба. Так что, всё путём!
- Болтун!
- Увидишь! Я слов на ветер не бросаю! – Гришка быстро целовнул меня в щёку.
- Гриш! Дети!
- Больше не буду! Честно! – и улыбнулся.
Ох, Гришка! Закружил мне голову! И как я без тебя? Никак!
Ольга Дмитриевна, директор летнего лагеря, попросила родителей выйти из автобусов. Колонна тронулась. Главное, мне не тронуться! Что-то у меня предчувствие нехорошее. Отче наш! Иже еси на …
- Микаэээла Алексаааандровна! А Олю тошнииит! – Сабина и Лена сидели рядом с девочкой и зачем-то нахлопывали её по щекам.
Началоооось! Я пересадила Цаплину вперёд, у открытого окна. Что там дают при укачивании? Леденец?
- Можно я таблетку выпью? – тихо спросила зелёная Оля.
- Какую, солнышко?
- От укачивания. Мне мама дала.
- Конечно, пей! Вода есть?
Оля кивнула и побледнела ещё больше. Я помогла ей принять пилюлю, разложить кресло, устроила девочку поудобнее и села рядом с Григорием в хвосте салона. Так, чтобы видеть всех питомцев.
Лагерь находится далеко от Москвы, почти на границе с соседней областью в живописном лесном местечке. Сосновый бор и речка рядом, песчаная почва, удивительный аромат хвои и смолы – настоящая лесная сказка! Двухэтажные кирпичные корпуса с комнатами на четверых в двух крылах, разделённых просторным холлом с выходом на балкон. В правом коридоре комнаты мальчиков, в левом - девочек. В конце каждого коридора душевые и туалеты. Рядом с холлом – комнаты воспитателя и вожатого.
В центре лагеря в небольшой идеально круглой впадине цветёт водяными лилиями природное озерцо. Питают его родники, бьющие со дна. Но водоём настолько мелкий, что вода быстро прогревается. По всей окружности выложена плиткой дорожка для прогулок, и стоят на берегу две беседки.
От ворот широкая аллея ведёт к корпусу для персонала, где на первом этаже располагается дирекция, а на остальных жилые комнаты. К нему примыкает пристрой, в котором кухня со столовой и зал со сценой, где проходят дискотеки и прочие мероприятия. Аллея делит лагерь на две части – жилую зону слева, где ровными рядами высятся корпуса, и игровую справа. Там две спортивные площадки с тренажёрами, стадион с беговыми дорожками и футбольным полем, площадка с горками, лазалками, качелями-каруселями и прочими атрибутами детского счастья. По всей территории раскиданы уютные беседки со столиками, водяные фонтанчики для питья, зелёные лужайки для игр. Красота!
Устраивались долго. Дудукин носился по всем комнатам, выбирая для себя и К* наиболее подходящую. Выбрал. На противоположном от комнат педагогов конце коридора. Григорий вмешался в процесс заселения и сам укомплектовал состав жильцов и назначил им комнаты.
- Ты, Василий, поближе к нам, чтобы мы могли вовремя пресекать твои козни!
- Чего сразу козни-то? Раскомандовался ! Только ЕГЭ сдал, а уже деловится!
- Василий предупреждаю один раз – карать буду без предупреждения! Попался – получи!
- Это непедагогично, это противоречит правам ребёнка!
- Я предупредил! – Гришка сурово нахмурился и снова поиграл бицепсами.
- Да понял я, понял! Пугает он! Всё, парни, хана нормальному отдыху! Грихан… ой! Григорий Александрович не даст всласть расслабиться, я его знаю.
- Я найду тебе много интересных забав, Дудукин! Не переживай! – успокоила я дитятю.
День прошёл в суете. К вечеру дети валились с ног. Счастье-то какое! Мы проследили за тем, чтобы все посетили душ и устроились в кроватках. И вот она - тишина! Мы с Гришкой сидели в холле, чутко прислушиваясь к шумам. Но всё было спокойно - дети сопели. В одиннадцать легли и мы. И снилось мне море. Оно плескалось у самых ног, укрывая пеной босые ноги. А там, в синей дали, плыл по волнам белоснежный парусник, озаряемый золотым светом солнца…

7. 08. 2018

После завтрака собрались в беседке возле корпуса на организационные мероприятия. Детки расселись тесной цепочкой: кто на скамейках вдоль стен, кто на кожаных пуфиках, тут и там расставленных внутри «уютности», и уставились на нас с Гришкой. То, что я, их учитель, теперь воспитатель, гаврики восприняли как само собой разумеющееся. Но вот на Григория посматривали настороженно. В школе они привыкли видеть красавчика и весельчака-балагура Грихана из 11 «Б», а тут здрасьте вам! Физрук и вожатый! Да ещё строгий, вечно играющий мускулами. Которые у Гриха… ой, Григория Александровича впечатляющие!
- Нам нужно придумать название отряду, девиз и речёвку. А так как смена у нас творческая, то и все эти атрибуты лагерной жизни должны соответствовать тематике. Предлагайте, - я посмотрела на питомцев.
- «Черепашки Ниндзя», - брякнул Герман.
- Сам ты черепах! – скривился Васька. – Нужно что-то звучное!
- «Гоголевцы!» – выдал Куковалин. – Мы ведь спектакль делали.
Ага! Власовцы!
- Не гони, - Сеник пнул Лёшу в бок. – Какие «Гоголевцы»?!
- Тогда «Шмели»! – Сабина посмотрела на Сеника.
Тот удовлетворённо кивнул.
- Я насекомым быть не собираюсь, - буркнул Марат Аббясов . – Ещё скажи «Человеки-пауки»!
- «Белки» хорошее название! Лесное! – предложила Оля.
- Бабское какое-то! И не творческое, – не одобрил Дудукин.
-Тогда «Оба-на»! Или «Оба-нахи»! И девиз: «Оба-нахи – крутые парняхи! - удивил тихоня Потап.
Это уже обсценной лексикой попахивает!
- Между прочим, кроме парней тут ещё и девочки имеются! – возразила Лена.
А потом названия посыпались, словно из дырявой сумы: «Бармалеи», «Колобки».
- Сам колобок, «Монстры»!
А потом ещё забавнее: «Мочиловцы», «Крейзи кидс», «Шпана», «Театральный спецназ», «Спрайт – не дай себе засохнуть», «Крутые печеньки», «Лесная братва», «Призраки оперы», «Дикари с Юго-Западной», «Саранча», «Театральные крысы», «Сыны Гомера».
Гришка молча хохотал, не меняя строгого выражения лица. Только глаза выдавали его настроение.
- Ша! Осади все! Будет говорить Васян! – Сеник встал посреди беседки и поднял руки, как Ильич на броневике, призывая товарищей к тишине.
Василий вышел вперёд, заложил руки за спину и тихо заговорил:
- Название я придумал сам. Театрально-литературное. «Бесы»!
Я вздрогнула, Гришка всхрюкнул.
А Васька продолжал на полном серьёзе:
- «Бесы Достоевского»! Девиз: «Если хочешь победить весь мир, победи себя». Принято единогласно! Возражения не принимаются.
- Василий, не лучше ли придумать иное название? – спросил Гришка.
- Нет, Грих… Григорий… этот… Григорий, короче. Александрович. Мы ведь, по сути своей, самые настоящие бесы! Сколько из-за нас Микаэла Александровна слёз пролила! Литры! Вот! А чтобы придать литературный колорист, мы будем бесами Достоевского. Очень поэтично. Надо ещё его стихов побольше выучить.
- Чьих стихов? – не понял Гришка.
- Так поэта Достоевского же! Микаэла Александровна, приготовьте штук десять, больше, думаю, не стоит, перебор будет. А десяточек – в самый раз! Я и речёвку придумал, слушайте.

Кто идёт? Достоевского Бесы!
Что несёте? Культуру вам в массы!

Все молчали. Мы с Гришкой переглянулись.
- Вась, может, ну их, Бесов этих? Не лучше ли «Радужные пузыри», « Фейерверк», «Креативные ребята», «Театралы»…
- Не лучше, Микаэла Александровна. По- детски всё это. А вот «Бесы Достоевского» – это сила! Это мощь! Это серьёзно!
- Ну… Давайте голосовать. Кто за это название?
- Все, - Василий не дал никому возразить. - Итак, Бесы, слушаем главного чёрта, то есть меня, предводителя вашей шайки, вашего отряда то есть!
- Гриш, тебе не кажется, что власть уплывает из наших рук в лапы самозванца?
- Кажется. А сейчас слушаем меня!
Гришка выступил с речью. С хорошей, кстати, речью! Макаренко нервно дёргает веком от зависти! Не ожидала от Лиса такой прыти!
Василий, поставленный на место сильной рукою вожатого-физрука, пыл поумерил втрое. Слово взяла я.
- Ну раз уж мы с вами «Бесы Достоевского», то не должны ударить в грязь лицом перед другими отрядами. Завтра вечером состоится первое лагерное мероприятие, где отряды выступят с визиткой, представив себя. Нужно придумать мини-спектакль или песню, или нарисовать картину, которая покажет нас во всей красе и расскажет о нас только самое хорошее.
Детям идея понравилась. Зайцы дружно принялись креативить. Творили до самого тихого часа. Мы с Григорием Александровичем только и успевали Васькины «оригинальные ходы» отметать. Уложив чад на послеобеденный сон, оставила с ними Гришку, а сама потопала на собрание «лесных братьев» от педагогики. Скука-то какая несусветная! Чую, это мой последний заход в педагогическую ловушку. Свалю-ка я в МИД! Вот отпрыгаю смену - и в МИД! I speak English and Italian. It will be wonderful! I seem to smell the stench of appeasement in the air. Да, в МИД! Решено!
Весь оставшийся день и весь следующий отряд во главе с Дудукиным сочинял и репетировал пьеску-визитку, отыскивал музыкальное сопровождение, Потап и Оля рисовали плакаты. Лихо за дело взялись, как я погляжу! Молодцы! Наконец я просмотрела готовый продукт. Хм, а неплохо получилось!
После полдника на второй день весь лагерь собрался в «Киноконцертном зале», как обозвала его Ольга Дмитриевна. Мы выступали третьими. Бойко пропели песню шестиклашки - «Неутомимые негодники», отпантомимил отряд седьмых классов – « Властелины леса». Настала очередь «Бесов Достоевского». И тут… Я совсем забыла, насколько творчески одарён Василий, забыла, что свернуть с прямой колеи сценария ему ничего не стоит. А зря!
Дудукин вышел на середину сцены, отвесил поясной поклон и, обращаясь к залу, с чувством произнёс, поводя руками:
- «Бесы Достоевского» предлагают вашему вниманию краткую историю, повествующую о концепции жизни нашего отряда.
Я посмотрела на Гришку. Тот пожал плечами.
А Васька продолжал:

Дорого стоят детишки!
Вы не поверите, да!
Девочки, ну и мальчишки -
Вот она – ваша беда!

Зал замер. Я насторожилась. А Василий продолжил:

Мы Достоевского Бесы
Эля – родная нам мать!
Будем со вкусом бесовским
В лагере мы отдыхать!
Прочь, злая скука, изыди!
Мы не приемлем тебя!
Наш предводитель Григорий -
Круче, чем сам Сатана!
В вихри крутые порока
Я окунуться готов.
Вздрогнет наш лагерь в восторге
В дебрях московских лесов!

Это что сейчас было?! Это как понимать?! Кто там тебе, Вася, мать родная?! Куда ты там собрался окунаться?!
Гришка откровенно хохотал, сдерживая этот самый хохот, давясь им и делая страшные глаза. А Васька, введя публику в состояние ступора долговременного (longa-term stupor, так сказать), продолжил выступление.
Слава богу, дальнейшее представление прошло в соответствии со сценарием. Дети рассказали о себе, представив художников, танцоров, певцов, которые исполнили небольшие номера. Зал рукоплескал артистам, те кланялись. А мы с Григорием Александровичем поджидали Дудукина в укромном уголке за сценой.
- Василий! Удели нам с Микаэлой Александровной пару минут своего драгоценного времени.
Васька, довольный успехом у зрителей (он исполнил роль чёрта из спектакля, что мы готовили на открытый урок), вальяжно подошёл к педагогам.
- Как понимать твой пролог? – я бесилась.
- Как культурное вступление. Вы же сами учили, что в любом деле нужно вступление Не с корабля на бал ломиться, а чинно подходить к сути.
Что-то больно грамотный ты стал, Васенька, за лето!
- Почему не показал стишок Микаэле Александровне?
- Чтобы она его зарубила на корню? Она же так всегда делает! Ей не угодишь! Домовой - такой славный поющий домовёнок - и тот не понравился! А я старался, между прочим! Выбирал! Не просто магнитик какой-то тухлый! Целый домовой! А вы!
- Не заговаривай зубы, Дудукин! Значит так, Василий! Пока я твой вожатый, шаг без моего ведома будет караться сурово. Я не Микаэла Александровна, миндальничать с вами не стану! Усёк?
- Усёк, чё уж тут не усечь! Вдвоём на одного!
- Василий! – Гришка посмотрел черными глазами своими в синие Васькины.
Я вздрогнула: суров мой Лис! Ой, как суров! Главное, чтобы эту троицу проняло! А то не миновать мне с ними приключений!
После мероприятия знакомства - дискотека. Девочки облачились в лучшие свои наряды, подкорректировали черты лица косметикой, окропились духами, намереваясь свести с ума не одного кавалера. Да и мальчики прифрантились. Особенно Герман. Ой, только бы его не понесло, куда не туда! Но Герман галантно пригласил танцевать Олю Цаплину и затоптался на месте, периодически наступая девочке на ноги. Василий аккуратно держал за талию Лену, отступив от подружки на расстояние вытянутых рук. Так же держал себя и Сеник с Сабиной. Только Лёша равнодушно поглядывал на танцующих и сплёвывал себе под ноги.
- Не плюй, не гопник! – сделал замечание Гришка. И подкатил ко мне. – И шо? Нам стоять противотанковыми ежами? Или как? Потанцуем?
- А почему бы и нет?
Вечер прошёл незаметно. Вот уже все дети приняли душ и устроились в кроватях. Завтра новое мероприятие, которое приготовили физруки – Сергей Юрьевич и Григорий Александрович – ещё до заезда в лагерь. Эстафета на сплочение коллектива. Это нужно. Ведь кроме наших гимназистов, в лагере есть и дети со стороны. А им сложнее влиться в сложившийся коллектив. Вот и поможем познакомиться.
Перед отходом ко сну, заперев все окна и двери, заглянули ещё раз в комнаты – всё ли в порядке? Гришка прошёл по половине мальчиков, я отправилась по комнатам девочек. Тихонько заходила, поправляла подушки, одеяла, свесившиеся руки-ноги. Все спят. Можно и нам к Морфею в гости.
Я вернулась в холл. Через минуту пришёл и Гришка.
- Эль, у нас проблема…
Сердце остановилось. В который раз уже! Вот так остановится совсем…

- Пропал Дудукин.
- Как это - пропал? Я видела, как он перед тем , как зайти в душ, шептался тут с Леной. В холле. Лена спит.
- А Вася исчез.
Ну как так-то, а???!!! Ну за что???!!!

- Господи! Куда он мог деться?! – я с тоской посмотрела на Григория. Снова проблемы, снова мне их устранять, а я не хочуууу! Мне хочется радостной, спокойной и рамеренной жизни. Почему этому Дудукину не живётся по-человечески? Почему его вечно тянет на поиски приключений?! Меня-то за какие грехи с ним судьба повязала накрепко? Это ж ещё шесть лет! Шесть лет его креатива я точно не вынесу! Всё! В МИД! Хватит мне «вихрей крутых порока»! Только бы Ваську отыскать живым и здоровым, а там сразу напишу Юлии Винеровне заявление. Где найдёт педагога за три недели до учебного года? Ну… Найдёт… Гимназия хорошая, зарплата прекрасная – любая дурочка побежит в этот капкан! А с меня довольно!!! В МИДе не пишут с пятью ошибками в трёх словах, не ваяют дурные сочинения, не устраивают пакости с котлетами, котами, гипсовыми бюстами…
Я судорожно вздохнула.
- Так. Давай ещё раз обойдём все комнаты, он может у кого-то зависать. Помню, мы с парнями, когда после отбоя приходили в комнату девочек, под кроватями прятались. Может и Вася где залёг диверсантом.
- Спят же все! У кого он может быть?
- Эля, вспомни себя в лагере. Прикинуться спящим – раз плюнуть! Начинаем с комнат девочек: ты иди искать, я в коридоре посторожу. Под кроватями, в шкафах проверь.
Мы методично обследовали все комнаты девочек и мальчиков: заглядывали в шкафы, светя фонариками на телефонах, ползали под кроватями, смотрели за шторками. Васька словно растворился в воздухе! Сгинул, как нечистая сила, в одночасье!
Проверили ещё раз туалеты, душевые, заглянули в кладовку – нет мальчика!
- Я поищу на территории, ты жди здесь, вдруг явится сам, просигналишь тогда мне, - Гришка вышел на балкон и спустился на дорожку, огибающую корпус кольцом. А я осталась ждать в холле, откуда просматриваются выходы в оба коридора и подходы к санузлам, бесконечно прислушиваясь к шорохам.
Минуты бежали и толклись на месте одновременно. Дурными призраками метались в голове кошмарные мысли. Не в силах сидеть на месте, я бродила по холлу, словно тигрица в тесной клетке. Через четверть часа позвонила Гришке.
- Пришёл? - в голосе парня звенела надежда.
- Нет… Не нашёл, - констатировала я.
- Нет пока. Он явно на территории где-то, за ограду выйти не мог, охрана гуляет по периметру. С собаками. Увидели бы. Хотя, кто его знает! Это же Дудукин! Дундукин! В беседках его нет, на площадках спортивных тоже. Ума не приложу, куда он мог срулить! Неужели и правда за забор? Лан, Эль, погнал дальше.
Я снова обошла туалеты, душевые, кладовые и комнаты. Все дети сопят. На подушках темнеют длинноволосые и стриженые головы. Только Васькина кровать пуста. Постель смята, но ребёнка на ней нет.
Они явились через сорок минут после начала поисков. Оба вымазанные в грязи и мокрые: Васька по пояс, Гришка чуть ниже бёдер.
Я молча смотрела на них широко раскрытыми глазами. Гришка сел в кресло, а Дудукин остался стоять передо мною, как Сивка- Бурка. Я молчала и рассматривала «беса». Наконец вымолвила, прожигая Ваську взглядом. Я прямо-таки почувствовала, как из груди вместе с гневом вышло что-то осязаемое и страшное:
- Ты где был?
Голос прозвучал глухо, даже утробно. Вовсе не похоже на мой нежный.
Васька вздрогнул и съёжился, прижимая к животу ворох каких-то толстых змеевидных стеблей.
- Цветы рвал, - ответил он шёпотом.
- Какие цветы?
- Которые Ленка просила.
- И где же ты их рвал? Почему ты и Григорий Александрович по уши в грязи и мокрые?
Васька молчал.
- Колись уж, расскажи, откуда я тебя извлёк! – Гришка сурово смотрел на питомца.
- В озере, где! Сами же знаете! – Васька коротко взглянул на Гришку и снова опустил глазоньки в пол.
- Ты зачем туда полез, Васенька? Ночной заплыв под звёздным небом?
- Сказал же, что за цветами!
- Вот за этими? – я кивнула на охапку, что мальчик по-прежнему прижимал к пупку.
- Ага!
- То есть, Лене понадобились именно нимфеи? Обычные лютики не зашли, так?
- Ну! Я ей хотел нарвать на клумбе которых. Только она сказала, что нужны кувшинки.
- И ты, рыцарь без страха и упрёка, ночью полез в водоём. С чего бы вдруг такое рвение? Что-то я не припоминаю, чтобы ты раньше геройствовал во имя прекрасной дамы.
- Она мне обещала кой-чего, - Васька вздохнул.
- "Кой-чего" – это что? – спросил Гришка.
- Ну… это… Кой-чего…
Василий покраснел.
- Не ходи кругами, Вася, говори, как есть: ночь на дворе, спать пора, а тебя ещё отмывать, - Гришка снова скроил устрашающую мину.
- Ну…
И снова тишина.
- Так что же тебе обещала Елена Прекрасная, Вася? Денег? Поддержку на президентских выборах в 2048 году? Списывание контрольных по математике до 11 класса? Что, Васенька?
Нет ответа.
- Вааа-сяааа!
- Ну… Она скала, что если я ей нарву этих болотных цветов, то она разрешит …
Васька снова умолк.
- Вась, не томи. Что «то она разрешит»?
- Ну… это…
- Вася!
- Сами знаете, что девочки разрешают, чё спрашиваете?
Гришка вытаращил глаза. В груди моей похолодело. Я напридумывала разных ужасов. Стоп, Эля! Им по двенадцать! Выброси ужасы из головы.Тут что-то другое.
- Васенька, солнце моё яркое, не молчи! За каким бесом тебя понесло в пруд? Что именно тебе Лена насулила?
- Ну... Она обещала, что...
- Что?
- Что это... Разрешит поцеловать её. В щёчку, - Васька пунцовел, словно гибискус на окне Раисы Максимилиановны.
Я закрыла глаза и схватилась за голову, простонав лишь:
- Ваааа-сяаааа!
Гришка рассмеялся:
- Какой же ты наивный, Василий! Купился! Так Лена тебе и разрешит её чмокнуть, ага! Это ж девочка, а девочки – особы коварные! Ты ей болотных трав, а она тебе: «Ой, спасибо!» И всё, Вася! Всё! А потом ей захочется белку и свисток, и луну с неба, и корабль с мачтой! И ты, как удод, будешь таскать принцессе всё, что она запросит, а получать - ничего. Хочешь покорить любимую – ошеломи, заставь увидеть в тебе Бога, единственно подходящего ей. А сено таскать охапками из пруда – это глупо, Вася! Ладно, потом с тобой обсудим эту проблему, а сейчас быстро в душ, вещи мне, я в стиралку закину, и спать.
- А цветы? – Василий упрямо прижимал стебли к себе.
- Не знаю, будут ли стоять они в вазе, - засомневалась я. - Давай их мне. Поместим в тазик, полный воды. Они как в пруду будут. В крохотном таком прудике. И вот сюда поставим, к этому окну – тут южная сторона и солнце светит весь день. Если повезёт, то утром раскроются.
Парни ушли стираться и отмываться, а я устроила в пластиковом тазу водоём.
Уложив Василия и убедившись, что герой-любовник заснул, легли и сами.
- Рассказывай, как дело было, - прижалась я к Гришке.
- Обежал лагерь, парня нигде нет. Собрался уже охрану поднимать, тут слышу со стороны озера какое-то сопенье, возня, плеск. Я туда. Смотрю, а это наш чёрт там кривляется. Запутался в стеблях и не смог выбраться на берег. Я к нему. Хорошо у меня в кармане нож был складной. Перерезал путы. Ну и заодно Василий букетик собрал. Он их голыми руками нарвать хотел, а стебли-то упругие, толстые. Только зря пыжился, продинамит его Ленка. Не на ту напал!
- Вот только Васькиной любви мне до полного счастья и не хватало! Не заболел бы! В воде ночью проторчать столько!
- Не заболеет, тепло было в воде. Да и пока выпутывался из ловушки – вспотел.
- Что бы я без тебя делала, Гриш?
Он покрепче обнял меня и поцеловал:
- Что бы я без тебя делал?

8. 08. 2018

Утро встретило безоблачным небом. Где-то недалеко надрывалась кукушка. Чмокнув Гришку в нос и разбудив его тем самым, вышла в холл. Пять крупных нимфей раскрыли белоснежные чашечки на поверхности воды в тазу, источая тонкий свежий аромат.
Приняв душ и приведя себя в порядок, пошли будить архаровцев:
- Доброе утро, зайцы! Доброе утро! Просыпайтесь-поднимайтесь! В холле вас ждёт чудо! Это надо увидеть!
Дети шустро соскакивали с кроватей и мчали в холл. И завороженные смотрели на огромные изящные цветки, что покоились на поверхности воды в тазу. Все молчали. А Васька смотрел на Лену. Смотрел с надеждой, что дама сердца его смилостивится и позволит коснуться губами нежной щёчки своей.
Но Лена пробежала мимо «водоёмчика», бросив на ходу: « Фу, тиной пахнут!» Но в глазах её плескалось торжество! Ещё бы! Она попросила - он сделал! И плевать, что чуть не утонул! Она почувствовала свою власть над ним! Теперь можно будет куражиться над бедным Василием, как заблагорассудится!
Как же это мне знакомо! Неужели и я была вот такой бессердечной маленькой мегерой? А ведь была! И бедный мальчик, влюблённый в меня, готов был на всё... На любые безумства! Он и сейчас готов... Какие же мы, девочки, гадины ! Бываем... Иногда...
Васька потух. Но затем глаза его вспыхнули с новой силой. Он гордо вскинул голову и вышел из корпуса – на зарядку.
А мне стало жалко Дудукина. Чуть не утонуть, скрученным нимфеями ради: «Фу, тиной пахнут!» - это очень больно! Мальчишки – народ ранимый. Особенно когда это касается первой любви. Но он сильный, Васька, он разберётся, поймёт и примет верное решение. Уверена в нём. Он справится!
Я наблюдала за питомцами, которые под предводительством Григория Александровича заряжались бодростью и позитивом на спортивной площадке. Детки с первого по пятый класс кто старательно, кто кое-как выполняли упражнения утренней гимнастики. А Васька делал вид, что Ленкино фырчание для него – фигня! Он рьяно размахивал руками, приседал, гнулся, подпинывал лентяев, показывая пример малышам. Старался вовсю! Ах, да! Гришка же обещал научить его правильному общению с девочками! Хм… Посмотрим! А сейчас новый день зовёт к новым делам. По плану сразу после завтрака – спортивные состязания. Вперёд, «Бесы Достоевского»! Порвите всех!
И «Бесы» порвали! Не обошлось без приключений, конечно. Но это же мы: я, Гришка и наши «бесы»... Куда без приключений? Никуда!

Во время завтрака, когда питомцы с аппетитом уплетали омлет и бутерброд с овощами, ко мне зловещей пифией подсеменила Ольга Дмитриевна. Она уставилась на меня глазами маски Тутанхамона, так что я чуть не подавилась салатом, и вывела из-за спины «сюрпрайз»: щуплого… Нет. Тщедушного, ушастого, словно Чебурашка ( уши его отстояли от головы сантиметра на полтора, словно их сильно потянули, да так и оставили), и очень бледного мальчика. Левый глаз его отчаянно косил, и я всё никак не могла уловить, каким глазом он смотрит на меня, и в какой же стоит смотреть мне. И уставилась в переносицу.
Мальчик взирал на меня, приветливо улыбаясь и переминаясь с ноги на ногу. Тут-то я и обнаружила второй сюрприз: мальчик был хром.
- Микаэла Александровна! Это Ледяйкин Павлик. Он будет учиться в вашем классе. В рамках инклюзива, так сказать. Родители Павлика решили (а мы с Юлией Винеровной поддержали), что мальчику нужно поближе познакомиться и с учителем, и с одноклассниками до начала учебного года. Передаю его вам с рук на руки: пусть привыкнет, познакомится и всё такое. Покажите, где он может позавтракать. Григорий Александрович, вы закончили трапезу? Идёмте со мной, принесёте в корпус вещи новенького.
Я повела новичка к столу, где было свободное местечко. К столу Дудукина и К*. Кстати, жить ему придётся тоже с ними: моя шальная троица никого к себе в комнату не пустила. Мальчик ковылял, подволакивая левую ногу, неестественно развёрнутую вовнутрь. При этом он смешно взмахивал руками, балансируя. Мне капец! Это полная засада! Дети его загнобят, а я не смогу ничего сделать! Бедный Павлик!
Мои опасения оправдались тут же! Толик Молчанов из 5 «Б», товарищ весьма злоязыкий и «отбитый», как отзывается о нём Васька, мигом узрел плетущегося Павлика и загоготал:
- Гля, хромой удод! Ушахлопистый хромой удод!
- А чё у него с глазами? – похватил подпевала Толика Олег Скоморох. - Косоглазый! Слыш, Толян?
Детки захохотали, а Толик продолжил:
- Эй, ты! Косой! Не споткнись!
А мальчик, будто только и ждал этого выкрика, споткнулся о собственную ногу и чуть не упал.
Я гневно посмотрела на Молчанова, приказав ему замолчать. Так, срочно! Срочно надо что-то делать!
Усаживая притихшего Павлика за стол, обратилась к Дудукину:
- Василий! Ты умный и порядочный парень, лидер класса. Это Павлик, ваш новый одноклассник. Оставляю его на твоё попечение. Будешь тьютором: нужно помочь освоиться, познакомиться. Оберегать его от нападок незрелых личностей. Жить он станет в вашей комнате.
Лицо у Васьки вытянулось, Лёша и Сеник поджали губы.
Я отошла и услышала за спиной:
- Повезло тебе, Васян, теперь весь отдых испортится!
Оглянулась и увидела растерянное лицо Павлика.
После завтрака, до начала спортивных состязаний, ещё оставалось достаточно времени, чтобы провести церемонию знакомства новенького с коллективом. Мы с Гришкой собрали «Бесов» в холле.
- Познакомьтесь, друзья. Это Павел, ваш новый товарищ. Он будет учиться в 6 «А». Вы все друг друга знаете уже много лет, у вас есть друзья, а Павел ещё ни с кем не знаком. Поэтому, мы должны помочь ему освоиться.
- Здорово, Косой! – выкрикнул Молчановский «шакал» Скоморох. – Ножка бо-бо? Это мы мигом вылечим! На дискачах будешь отжигать! Покажешь мастер-класс, инвалид?
Павлик съёжился. Его открытая улыбка медленно стекала с лица.
Дети рассмеялись. Не все. Одна треть. Я разозлилась. Так! Пора пресекать беспредел! Нужно объяснить зайцам, что к чему в Датском королевстве. То есть, в моём отряде. Да и вообще в жизни.
Но меня опередил Гришка. Он грозно нахмурился, посмотрел на Молчанова и его лизоблюдов и негромко начал:
- Инвалид, говоришь?
Молчановская стайка притихла под взглядом Гришки. А тот продолжал:
- Может быть и так. Но что это значит? Что хромой или слепой – человек второго сорта? Что к нему не стоит относиться всерьёз? Можно подшучивать и всячески издеваться? Вам всем повезло: вы родились здоровыми, растёте сильными, не зная боли, неудобств. Павлик тоже родился здоровым. Родился в одной Африканской стране, где его родители, врачи, спасали чужие жизни. Родился красивым, здоровым мальчиком, и счастливые мама и папа, закончив работу по контракту, улетели в Москву. А через три недели пробудился коварный вирус, что попал в организм Павла ещё там, на далёком континенте. Пробудился и стал убивать новорождённого малыша. Врачи смогли сохранить Павлику жизнь, но, к сожалению, болезнь поразила нервную систему ребёнка, сделав его таким, каким вы его видите. Но она не сделала его чудовищем, равнодушным и жестоким чудовищем, как некоторые из присутствующих здесь. Хромота – не приговор! Тем более, что от беды не застрахован никто из нас. Вот сейчас ты, Анатолий, здоров и полон сил. Но в любой момент может произойти несчастье, которое прикуёт тебя к инвалидной коляске. Человеческое тело – хрупкое, его легко сломать: неудачно упал, сбила машина, избили отморозки, подстерегла болезнь, любой несчастный случай… И вот ещё недавно цветущий парень или девушка превращаются в калеку. Запомните раз и навсегда: если вы зорки – это не значит, что вы никогда не ослепнете. Если вы быстры и ловки – это не значит, что вы никогда не станете немощными. Если вы обладаете прекрасной памятью и острым умом – это не значит, что вы останетесь такими до конца дней своих. Ценность человека не зависит от его способностей и достижений. Каждый человек способен чувствовать и думать. Каждый человек имеет право на общение и на то, чтобы быть услышанным. Все люди нуждаются друг в друге. Все люди нуждаются в поддержке и дружбе ровесников. Жизнь непредсказуема, и научитесь относиться к любому человеку так, как бы относились к самому себе. Инвалид – не клеймо, не нужно стесняться этого слова. Оно лишь предупреждает о том, что этот человек нуждается в нашем внимании, нашей заботе и поддержке больше, чем кто-то другой. Человек, глумящийся над немощным, жалок сам, жалок именно он, а не тот, кого он высмеивает. Смеяться над физическими особенностями – низко, подло, недостойно! Надеюсь, все всё уяснили. Мерзавцев среди вас нет, я прав?
Дети молча кивнули головами.
- Павлик – замечательный фотограф! Он умеет видеть красоту в самом обыкновенном предмете. Ольга Дмитриевна показала мне несколько его работ, и я был поражён и восхищён! Как вы думаете, может быть красивой простая швейная иголка?
- Чё в ней красивого-то? – пробубнил Молчанов.
- Ошибаешься, Анатолий! Смотри! Ольга Дмитриевна перекинула мне некоторые фото, - Гришка потыкал по экрану и нашёл кадры, снятые Павликом. На голубом фоне, словно зависшая в воздухе, сверкала игла, освещённая лучами яркого солнца. Словно огненный нимб окружал её с одного, утолщённого, конца, превращая незатейливую металлическую штучку в волшебную палочку сказочной феи.
- Это чё, прям иголка, что ли? Настоящая?- спросил Скоморох.
- Самая что ни на есть! А вот ключ. Обычный ключ от дверного замка. Не правда ли, он выглядит, словно золотой ключик Буратино? – Гришка показывал детям фотографию за фотографией, и те смотрели, заворожённые. И я почувствовала, как меняется их настроение, их отношение к новенькому мальчику. Неужели поняли? Хочется надеяться… Поживём – увидим!
Спортивное мероприятие для 1-5 классов прописалось на малой площадке. Командовал парадом Григории Александрович. Среднее звено опекал Димусик на стадионе побольше, со старшими заряжался бодростью и позитивом на тренажёрах Сергей Юрьевич.
Мелких разбили на четыре команды. А так как силы первоклассников несопоставимы с силами моих гавриков, то команды укомплектовывали сборные: в каждой по нескольку человек от каждой параллели. Василий не растерялся и шустренько сагитировал под свои знамёна самых прыгучих, бегучих и ловких.
- Стопэ! Всё! Мы готовы! Э! Куда сманиваешь Зайцева? Он наш, я сказал! Осади!
Василий с удовлетворением осматривал могучую рать свою, когда робкий голос Павлика вывел его из состояния блаженства.
- Я тоже хочу участвовать в соревнованиях, только меня никто не хочет брать. Я с вами буду, ладно?
Василий позеленел. Сателлиты его тоже. Дудукин уже было хотел что-то резкое брякнуть и отказать новичку, но увидев играющего бицепсами Григория, меня, предупредительно насупившуюся, процедил:
- А я чё? Я разве против? Это пусть команда решает.
Павлик обвёл взглядом насторожившихся ребят. Тишина звенела минут пять. Наконец Лена промолвила:
- Я не против. Он имеет право бегать вместе с нами.
- И я не против, - поддержала Сабина. – Что он, не человек, что ли?
Новенького приняли в ряды «Бесов Олимпа» (так Васька назвал команду) и состязания начались. По праву сильнейшего Василий поставил Павлика в колонне перед собою и постоянно что-то нашёптывал мальчику. А тот улыбался. Только бы без сюрпризов обошлось!
Первые два задания дети прошли без проблем. Не помешала даже хромота Павла – настолько сильны и быстры подобрались «Бесы Олимпа». Но затем команда стала терять лидерские позиции.
- Пожалели на свою голову удода, - нудел Молчанов, глядя, как неловко бежит с мячом новенький, и с каким трудом мальчику удаётся вести мяч, пиная его больной ногой.
Да уж, если добежать Павел худо-бедно смог, то обратно допинать мяч у него не получалось. Васька нервничал у черты, ожидая передачи хода. Он закусил губы и не сводил глаз с новенького.
- Всё, Васян, лоханулись мы! Проиграли «Орлам», - бухтел Сеник.
- Ага! – ныл и Лёша. – Принесли нам подарочек!
А Васька дождался хода, подхватил мяч и стремглав понёсся к рыжему конусу, отмечающему отрезок дистанции. Обогнув его не сбавляя скорости, Дудукин бросил инвентарь на землю и погнал обратно. Ловко пиная мяч по прямой, Василий стремительно приближался. И вдруг… Пущенный меткой ногою, мяч полетел прямо под ноги Захару Хрулькину – лучшему бегуну и футболисту из команды «Орлы». Захар не удержался и упал, потеряв при этом драгоценные секунды. «Орлы» возроптали, Григорий засвистел в свисток, отмечая нарушение, но Васька умело отбрехался:
- Чё я, специально, что ли? Промазал немного, с каждым может случиться! Чё сразу наезды какие непонятные! За собой смотрите лучше!
Следующее состязание прошло без эксцессов, а в пятом Васенька вновь смухлевал, списав на криворукость свою и косоглазость.
- Василий! Ещё раз замечу твои выкрутасы, сниму штрафные очки с вашей команды, - предупредил Гришка.
Васька насупился и до финального старта не мухлевал. «Орлы» и «Бесы Олимпа» шли ноздря в ноздрю, но в последнем задании «Орлы» стали опережать «Бесов». Да ещё новенький, запутавшись в ногах, нелепо растянулся в начале старта и долго не мог встать, несмотря на то, что товарищи дружно ринулись его поднимать. Проигрыша Васькина душа иметь не желала. Рванув из последних сил, Дудукин, разворачиваясь вокруг конуса, налетел на бегуна из команды соперников, свалив его с ног.
«Бесы» обошли всех. Они ликовали, упиваясь собственной победой, не подозревая, что я и Гришка приготовили им воспитательную пилюлю.
Во время награждения, одарив грамотами команды, занявшие третье и четвёртое места, Гришка произнёс:
- Признаюсь, борьба за первое место была нешуточной. Все вы старались, все стремились принести команде заветные очки. И мы с Микаэлой Александровной уже сделали было выбор, решили, кто станет чемпионом, невзирая на набранные баллы. Чемпионами должна была стать команда «Бесы Олимпа». Она по праву могла бы считаться сильнейшей. Не только потому, что спортсмены бегали и прыгали быстрее и ловче других. Но ещё и потому, что не побоялись и взяли в команду Павлика. И искренне переживали за него. Именно это достойно уважения! Но! Но, Василий! Наверное, мне нет нужды, объяснять, почему победа от вас уплыла. Ваше место в эстафете – второе. А победителем сегодняшнего состязания становится команда «Орлы». Поздравляем её от всей души! – и Гришка передал победителям золотистый диплом и приз.
Я вручила Ваське диплом второй степени. Он молча принял его, передал Куковалину и ушёл с площадки. Один.
Всё оставшееся до обеда время, Василий просидел в дальней беседке у самого забора лагеря. Он сидел молча, сгорбившись и ломая прутики. Целый ворошок изломанных веточек валялся у ног его.
Я опустилась рядом и обняла мальчика за плечи. Он отстранился.
- Вась, ты же прекрасно всё понимаешь, не глупенький. Победу профукал сам. Надеюсь, это будет тебе ещё одним уроком. Я гордилась тобой в тот момент, когда ты принял в команду Павлика. Но смотреть на твои хитрые выкрутасы, что устраивал ради победы, было неприятно, поверь. А сейчас идём, время обеда и тихого часа наступило.

Во второй половине дня после полдника собрали деток в беседке у корпуса.
- Послезавтра состоится интересное мероприятие – модный показ. За один день мы с вами должны смастерить костюм из любых подручных материалов. Всё, что попадёт под руку, можно смело использовать.
- И шнурки от кроссовок?
- И шнурки от кроссовок.
- И фантики?
- И фантики. Всё-всё-всё! Сегодня мы должны выбрать модель и определиться, из чего же смастерим платье для конкурса. Предлагайте.
- Ленку моделью, чё тут думать! – выкрикнул Куковалин и посмотрел на Ваську: одобрит тот или нет. Василий, видимо, одобрил, так как протестовать не стал. Он вообще промолчал и на девочку даже не взглянул. Ох, ты ж! От горшка два вершка, а туда же! Любовничек гордый!
- Чего сразу я –то? - возмутилась Лена деланно, но видно было, что ей понравился вариант быть моделью.
- А кто? Ты самая красивая! – Сабина уверенно кивала.
Лена скромно потупила глазки и заалела щеками:
- Прям уж так и самая!
- Самая, самая! На фиг тут кривляешься?! – выкрикнул Лёша. - Цену набиваешь?
- Сам кривляешься! Я обиделась! Ищите себе другую модель! Вон хоть Маринку! - и Лена надулась, отвернувшись ото всех.
- Фига се заява! – возмутился Куковалин. – Маринка офигенно жир… Ну в смысле, что полная немножко!
- Лен, не обижайся! - Сеник умоляюще взглянул на девочку и отвесил Куковалину «леща». – Чё ты гонишь, тут, Валя?! Помолчи, когда умные люди говорят!
- А я чё? Я же говорю, что Ленка – самый топовый вариант! Я ведь прав, Васёк?
Васька помолчал из каких-то своих соображений. Ну конечно! Он полночи в пруду «болотную траву» для неё рвал с риском для жизни, а она нос сморщила! Бедный Дудукин!
Но тут Лена повернулась, чтобы видеть его, и мальчик кивнул:
- Прав, конечно! Кроме Лены некому!
Детки единогласно одобрили Лёшину кандидатуру.
- Прекрасно! Модель у нас уже есть, осталось выбрать материал на платье, - я обвела взглядом питомцев. – У кого какие задумки?
- Давайте из газеты сделаем. Сомнём, где надо, порежем, и получится красиво, - высказалась Сабина.
- Да ну! Из газеты кто только не делал! В прошлом году я ездил в Артек, там такой же был конкурс. Мы из альбомных листов делали. Второе место заняли, - отмёл газетный вариант Олег Скоморох.
- Давайте из пластиковых бутылок! - Толик Молчанов рубанул рукою воздух. – Наделаем дырок в горлышках, нанижем на шнурок и получится юбка.
- Ага! – Возмутилась Лена. - Вот сам в такой и ходи перед всеми, как дикарь ненормальный!
- А чё плохого-то?
- Молчан дело говорит! – встрял Скоморох. – Крутяк будет!
- Я в таком не пойду! – отрезала Лена.
- Ну не хотите, как хотите! Я предложил, больше не стану! Сами думайте.
- А если правда из шнурков от кроссовок? – спросила Лида Харитонова. – Как бахрома …
- Как вариант можно, только где столько шнурков набрать? По всем отрядам собирать?
- Давайте из туалетной бумаги тогда, - предложил Арсений Абмётка.
- Из использованной! – хохотнул Молчанов. Его «шакалы» расхохотались.
- Посерьёзнее. У нас мало времени - костюм должен быть готов завтра к вечеру. А послезавтра во второй половине дня уже конкурс. Некогда будет креативить. Если только поправить что-то успеем, мелкие огрехи, - напомнила я.
Дети спорили вовсю. Только Оля Цаплина не участвовала в обсуждении и что-то рисовала в альбоме. Да Васька наблюдал за её творчеством, заглядывая через плечо. Чрез пять минут он вышел на середину беседки и поднял руку любимым своим жестом Ильича.
- Стопэ! Я всё уже решил! Оля, иди сюда, покажи, что нарисовала.
- Я так просто. Понарошку. Не на самом деле, - засмущалась девочка.
- Оля, какой понарошку?! Дай-ка! – он бесцеремонно выхватил альбом и показал всем. – Видали?! А вы: «Из бумаааажек! Из шнуркооов!» Вот что нужно делать! Материала - завались!
Все уставились на альбомный лист, где во всей красе рисовался эскиз костюма из подручного материала. Надо же! Я бы никогда до такого не додумалась!
- На что только крепить? - Васька ущипнул себя за подбородок.
- Можно на старую простынку. Клеем, - ответила Оля. – Порвать на полосы и клеить на них.
- Всё! Решили и постановили! Микаэла Александровна, обеспечьте творческую группу старой простынёй и достаточным количеством клея! Потап! Ты на подхвате. Вторым модельером, так сказать!
Потап согласно кивнул.
Нет, ну Васька совсем разгулялся! Обнаглел! Уже мне указания раздаёт! Надо его немного осадить, чтобы не забывался. Сделать это не обидно, но доходчиво.
А питомцы в ажитации обсуждали Олин эскиз:
- Мы победим, точняк!
- Стопудово! – поддержал весь коллектив.
- А я сделаю красивые фотографии. Если вы не против, - робко предложил Павлик.
Василий стукнул его по плечу, так что мальчик едва удержался на лавочке:
- Кто против? Никто! Это обязательно – фотки! Для истории! Будешь нашим Нестором. Летописцем, то есть. Всё, Нестор, готовь прибабахи!
- Они всегда готовы! – улыбнулся Павлик.
До самого отбоя дети носили ворохами материал. Носили в непрозрачных пакетах, тайком ото всех остальных отрядов, чтобы не дай бог кто не просёк «всей глубины креатива», как сказал Васька, напутствуя собирателей. Сам он по территории не мотался, лишь отбраковывал негодный материал и раздавал направо-налево указания. Хорошо устроился. Не удивлюсь, если лет через двадцать, а то и раньше, станет Дудукин депутатом.
Я же выклянчила у кастелянши списанную простыню и утащила из канцелярии несколько банок густого клея ПВА.
Только отбой прервал работу над костюмом. Помогали все. Кто резал на аккуратные полоски ткань, кто подбирал материал по фактуре и форме, словно мозаику, кто мазал клеем… Даже на ужин идти не хотели. С трудом заставили, а потом еле-еле удалось выгнать питомцев в душ и уложить в кровати. Да и после этого приходилось заходить то в одну комнату, то в другую, усмирять не на шутку разошедшихся мастеров. Убедившись в том, что все подопечные уснули сном крепким и непробудным, нырнула в душ, а затем в постельку. Что-то притомилась нынче вельми.
А следом за мною, соблюдая конспирацию, внедрился и Лис.
- Никогда не думал, что работа в лагере настолько выматывает! – пробубнил благоухающий гелем для душа Гришка, устраиваясь рядом со мной. Он, пока мы с детьми творили, проводил занятия танцевального кружка для всех возрастов. – Кстати, приметил несколько приличных ребят. Меня администрация обязала поставить и разучить несколько танцев к закрытию смены. Надеюсь, что-то получится.
- По-моему, ты приметил не только танцоров.
- Ты о чём?
- О ком, Гриша, о ком… О той знойной девушке-поварихе с дивной грудью пятого размера, что улыбается тебе при каждой встрече. Да и ты, вижу, млеешь под её взглядом.
- Элька! – Гришка привстал, опираясь на локоть. – Что за странные инсинуации? С чего бы мне млеть под взглядом чужой бабы?
- Ну… Это дело такое… Сегодня чужая – завтра родная… Думаю, она не из робкого десятка, не скромница-девственница. В царство счастья дорогу грудью проложит себе. Буквально.
- Далась тебе её грудь! - Гришка принялся меня целовать.
– Я не любитель ведёрных объёмов. Так же, как и бугорков с пипочками. Мне твоя грудь крышу сносит конкретно, - он укусил торчащий сосок. – Офигенная, гладкая и упругая… Ты вся меня с ума сводишь…
- Значит, мне показалось? – обняла я его за шею.
- Нет, не показалось. Ты всё просто-напросто придумала - сказочница моя родная, - сильные руки его и нежные губы уверенно ласкали тело моё, забегая в самые укромные местечки. Я задыхалась от вожделения, тая в его крепких объятиях и пылко отвечая на ласки.
- Ну, целуй меня, целуй, хоть до крови, хоть до боли. Не в ладу с холодной волей кипяток сердечных струй, - бормотал Гришка. – Любимая… Родная… Элька…
- Дети же рядом, Гриш…
- Дети спят в комнатах… А я не могу больше монашенствовать и умерщвлять плоть свою… И твою… Мы живые нормальные люди… Не говори ничего… молчи…

9. 08. 2018

Утро заявило о себе топотом ног в обоих коридорах. Я взглянула на часы: пять ноль семь. Это что за табун скачет у нас в такую рань? Гришка надел шорты и майку и вышел.
- Так, что за танцы на заре? - зарокототал его голос.
- У нас трудовой подъём. Нужно успеть склеить Ленке сарафан, - прохрипел Сеник.
- Я приветствую ваш трудовой энтузиазм, но на часы стоило прежде взглянуть. В пять утра порядочные люди лежат в кроватках.
- Ты, Грих... Вы, Григорий Александрович, ложитесь и спите себе спокойно. А мы тут сами как-нибудь, - наглел Василий.
Этого Гришка допустить не мог:
- Так, братцы-кролики. По причине утра раннего, скачите живо по норкам и в кроватки. Подъём в семь тридцать. Увижу кого, шляющегося по коридорам, или услышу звуки из комнат - репрессии последуют незамедлительно.
- Че, даже в туалет нельзя? - спросил Куковалин.
- В туалет льзя. Но не толпой и не по два захода. Разошлись! Считаю до одного! Один!
Детки метнулись в спальни, и только Дудукин со товарищи да Молчанов с подпевалами потащились в клозет.
- Куда собрались могучей кучкой? - тут же остановил их Гришкин рокот.
- Так в сор... В туалет, - ответил Васька.
- Толпой? Боишься, что в одиночку не справишься? Живо в комнату и до половины восьмого из неё ни ногой! Всем ясно?
- А если я того?
- Что именно, Василий?
- Ну... Не удержу.
- Значит понесешь в прачечную бельё и матрас.
- А если пузырь лопнет? – пробубнил Олег.
- Не переживай, не лопнет. Не успеет. Раньше намочишь штаны.
Васька понял, что потусить в туалете ранью ранней у них не выйдет, что Грихан суров и непреклонен, и поплёлся в спальню:
- Лан, пацаны, до вставанья подождём.
- Мудрое решение, Василий, достойно настоящего лидера, - провожал взглядом подопечных Григорий.
А Васька, отойдя подальше, горестно вздохнул:
- Был нормальный поц, а как связался с класснухой, так его переклинило. Скоро прям совсем отбитым педагогом заделается! Ещё в школу учителем танцев или физруком притащится! Чтобы над детьми издеваться!
- Василий, я всё слышу!
- А я чё?! Я ничего! Спокойной ночи, Григорий Александрович!
- И вам сладких снов!
Но заснуть мы уже не смогли и отправились в душ, а потом занялись делами.
Ровно в семь тридцать разом распахнулись двери всех комнат, и питомцы выскочили наружу. Они скоренько закончили с утренним туалетом, выволокли материал в холл и приготовились творить.
- Не поняла! Распорядок дня не для всех? Зарядку никто не отменял! – напомнила я детям.
- Да, зря расположились. Всё после завтрака! – поддержал Гришка.
- Грих…горий Александрович, можно мы сегодня не пойдём на зарядку?
- Как это «не пойдём»?! У меня, у физрука, дети лентяи и лежебоки?! Нееет, господа! На стадион, и без фокусов, Василий! Движение – это жизнь, здоровое тело. А в здоровом теле что, Василий?
- Организм. Почки там, лёгкие всякие, ну и всё такое…
- В здоровом теле – здоровый дух, Вася! Не ленись, труба зовёт! За мной! – и я побежала на площадку.
Дети нехотя потащились следом. Их влекло другое занятие, не какая-то там никому не нужная зарядка, а сооружение костюма. Но распорядок дня - есть распорядок дня.
Гришка в ярко-голубом с белым спортивном костюме был великолепен! Куда там Аполлону - римской статуе с греческого оригинала! Смуглая гладкая кожа под белой футболкой, смоляные блестящие волосы, чёрные глубокие глаза… Ну вот как в него не влюбиться?! Его высокая, сильная и гибкая фигура поневоле притягивала взгляды: девчонки из старших отрядов откровенно любовались им и флиртовали. А с балкона корпуса, в котором расположилась кухня, не сводила глаз с парня златокудрая и синеокая, пышногрудая и сдобная повариха.
А Гришка словно не замечал направленных на него взглядов. Он следил за тем, как дети выполняют комплекс упражнений, разработанный Сергеем Юрьевичем, сам показывал их, поправлял неумех и нескладёх и был вполне доволен жизнью.
Повариха стояла, облокотившись об ограждение, подперев рукой румяную щёку. Интересно, сколько ей лет? Двадцать семь? Или весь тридцатник? И чего вытаращилась?! Шла бы картошку чистить или что там в меню на сегодня? Но мамзель не уходила. До тех пор, пока её не позвали. Вздохнув так, что тяжёлая грудь заколыхалась Девятым валом, красавица, бросив последний взгляд на Гришку, скрылась в недрах кухни. Ну и прекрасненько!
Ага! Прекрасненько! Как бы ни так! Не успели мы усадить детей на завтрак и сами плюхнуться за стол (который вопреки обыкновению ещё не был накрыт), как красавица тут же подрулила к нам с полным подносом. Широкая белозубая улыбка ослепила, как пожар в Москве Наполеона. Она склонилась над столом рядом с Гришкой, поминутно задевая его полной грудью, и принялась расставлять тарелки. Сидящий с нами в компании Валерик уронил глаза бабёнке за пазуху и долго не мог извлечь их оттуда. Пока я не наступила ему под столом на ногу. Валерик протяжно вздохнул и пропел, считывая с бейджа:
- Кристина…
- Это я, - ещё ослепительнее оскалилась дама и снова пару раз толкнула Гришку бюстом. Хоть бы детей постеснялась! Хабалка! Прохиндейка! О! Я уже как Раиса Максимиллиановна заговорила!
Гришка же подарил тётушке Кристине самый жгучий взгляд, загадочно улыбнулся и невозмутимо принялся за гречку с молоком. Норм!
Кристина величаво удалилась, словно каравелла, покачивая внушительной кормой и тюкнув напоследок Гришку грудью посильнее. Такая пойдёт на абордаж не задумываясь! Держи уши востро, Эля! На твой каравай рот разинули. И широко!

После завтрака питомцы рьяно принялись модельерничать. Мальчики обрезали и шлифовали материал, а девочки сооружали основу платья. Прямо на Лене, манекена-то в отряде нет.
Вначале они опутали девочку горизонтальными полосами ткани, просто-напросто привязав их одну над другой к модели, оставив вдоль спины длинные хвосты.
- Это чтобы снять можно было. Развяжем и снимем, - пояснила Оля. – А когда на конкурс пойдёт, то обрежем и закроем чем-нибудь.
К горизонтальным пришили вертикальные, перекинув их через плечи от талии спереди до талии сзади, и ещё несколько, чтобы горизонтальные полосы не расползались. Это будет лиф. Юбку собирали на полу по тому же принципу, взяв за основу полосу для талии. А ниже юбка немного расширялась. Ой, дети, получится ли что-либо путное? Будет ли держаться материал на ПВА? Вообще должен. Но кто знает, кто знает…
В это время Павлик, зачищавший кусок материала, задумчиво произнёс:
- Мне кажется, что номер получится неполным. Выйдет Лена, постоит в костюме и всё? Нужно придумать что-то интересное. Хорошо бы сделать два костюма. Второй для мальчика. И песню или танец. Сценку можно.
- Ой, и правда! – поддержала Сабина. – Было бы классно! Я даже знаю, кто нам нужен! Пан! А сыграет его Вася. Он талант у нас.
- Пан Тыбурций, что ли?
- Нет, лесной бог Пан.
- Точняк! Копыта тебе приделаем, ноги мхом обклеим, - загорелся Куковалин.
- Бороду себе мхом обклей! – возмутился Васька. – Чё я вечно у вас парнокопытный какой? Я, может, героем быть хочу ?!
- Халком? У нас не Вселенная Марвелл, а Греция в лесу, - парировала Сабина. - Кроме Пана тебе не кем там быть.
- Аяксом!
- Это не соответствует концепции нашего костюма, - Сабина не унималась. – У нас лес, Вася, ле-эс!
Сабина принялась развивать идею, которая понравилась всем. Дети начали уговаривать ломающегося Ваську:
- Не тупи, Васян! Чё подводишь отряд? – увещевал Сеник. – Если бы я умел, как ты, то согласился бы однозначно! Тем более, тебе не привыкать рога носить. Рогоносец!
- Вааасенька, ну соглашайся! - пела Сабина. – Классная же идея! А я тебе конфет дам. Из дома целый мешок привезла. Ва-а-ась… Ты же любишь конфеты!
- Да, от конфеток бы мы с Васяном не отказались! - протянул Куковалин. – Мы с ним топовые сластолюбцы!
Я, помогавшая в это время сшивать полосы ткани и не вмешивавшаяся в спор детей, всхрюкнула и переспросила:
- Кто вы, Лёша?
- Неисправимые сластолюбцы.
- А… Ну да. Они самые!
И опустила голову к шитью, чтобы не рассмеяться. Кого только нет среди моих питомцев, хе-хех!
Наконец Василия уломали и стали думать над костюмом для него.
Весь день дети были заняты. Господи, счастье-то какое! Никто не хулиганит, не выкидывает коленца!
После ужина все снова собрались в холле. Костюмы были почти готовы, остались детали, которые решили прицепить перед самым выступлением: природный материал всё же имеет склонность к увяданию. Отрепетировав сценку, что поставила я для показа, Василий отошёл в дальний угол и о чём-то подозрительно зашептался с Сеником и Лёшей.
Так-так-та-ак! Что там затевается? Я тихонько подошла поближе, сделав вид, что любуюсь ещё цветущими в тазу нимфеями, и прислушалась.
- Много там? – спросил Васька.
- До фига! Поле целое., - вытаращил глаза Куковалин.
- Какое поле, Валя?! Поляна. Но большая.
- Прикольно! А кто-нибудь знает о ней? - восхитился Василий.
- Не, ток мы с Валей, - успокоил Сеник.
- Ну и чё стоите? Хватайте мешки, погнали за травой этой!
Ага! Это они для костюма! Молодцы какие! Пусть идут.
Вернулись гаврики через полчаса с тремя полными пакетами зелени.
- Под кровать положим, на листы газеты, там нормас будет.
Я проводила парней взглядом и напомнила, что время позднее, скоро отбой. Пора в душ и баиньки.
- Да мы всё уже, Микаэла Александровна! – ответил Васька. – Давайте, пацаны, быстрее мыться и спать. Завтра у меня тяжелая участь.

10. 08. 2018

На следующий день спозаранку приехал дед. Ох, ты ж! Прямо неловко перед питомцами: дедуля проведать училку решил - не обижают ли её безобразники детишки?
- Как дела у вас тут, Эля? Всё в порядке? – мы сидели на лавочке возле корпуса.
- Да, а должны быть проблемы?
- Не должны.
- Ты чего это вдруг примчал?
- Захотелось лично убедиться, что с тобой ничего не приключилось.
- Ты переживаешь в связи с тем чемоданчиком?
- Да нет, собственно. С тем чемоданчиком практически разобрались. Остались некоторые моменты, но над ними парни работают.
- И что наработали? Кто же такой наш сосед? Этот лысый амбал.
- Кожевников Эдуард Львович.
- Вот как! А нам представился другим именем.
- Мелкий мошенник он.
- А говорил, химик.
- Химик-то он химик, но звёзд с неба не хватал.В 90-х примкнул к одной бандитской группировке, да своим же напакостил. И пропал на несколько лет, думали, бандиты же и устранили. Ан нет! Объявился. - решил опять половить рыбку в мутной воде. Хотел денег заработать на этом, но просчитался.
- И где он теперь?
- Останки его нашли на дне ущелья, прилично обглоданные хищниками. Опознали по фрагментам изодранной одежды и зажигалке, что нашли в кармане джинсов. На ней гравировка с его именем. Да и пристрастие к дикарскому обычаю, я имею в виду татуировки, тоже помогло в опознании. Сравнили сохранившиеся фрагменты кожи с росписью с его фотографиями. Идентичны.
Я вздохнула. Странно. Мне его почему-то жалко.
- А Васенька? Васенька где?
- Какой Васенька?
- С ним мальчик был четырёх лет. Рыжий такой, конопатый и противный. Невоспитанный донельзя.
- Про мальчика впервые слышу. Почему раньше о нём не рассказала?
- Не подумала как-то.
- Одно радует – останков ребёнка рядом не было. Следовательно, с ним ничего страшного не произошло. Во всяком случае, тогда. Будем искать. Знать бы ещё, как он выглядел, этот Васенька. Одного описания мало. Рыжих мальчиков его возраста в России много. Да и в Абхазии встречаются рыжики. А увезти ребёнка могли куда угодно.
- Можно попробовать фоторобот создать. Впрочем, подожди-ка. По-моему, у меня есть его фотография. Случайно в кадр попал, когда Гришку снимала.
Я поискала в телефоне и нашла.
- Вот он, Васенька! Хорошо очень получился.
Дед молча рассматривал изображение.
- Пришли-ка его мне. Кажется, ребёнка я этого уже видел. И даже помню, где.
Я быстро выполнила просимое.
- Дед, мне пора. Гришка там один с гавриками, как бы не умер от отчаяния.
- Да, конечно, иди! Берегите друг друга. Если что – сразу звони. Поняла?
- Если что?
- Ну, мало ли… Ты же не можешь без проблем, так, моя золотая?
- Это дааа…
Мы распрощались с дедом у ворот, и я побежала к питомцам.

Время для модного показа выбрали между полдником и ужином: с четырёх до восьми. Зайцы мои прибежали впритык к началу действа и уселись в первых рядах, благополучно занятых Молчановым с приятелями. Лена и Васька явились, словно призраки в белых саванах, замотанными в простыни.
- Ха! Гляньте-ка на «Бесов»! – загоготали «Смешарики» и «Лесная братва». – Привидения! Ничего умнее не смогли придумать! Лошары!
- Да куда им, позорникам!
Смешки раздавались отовсюду, но Васька и Лена посматривали на всех свысока. Да и прочие бесенята многозначительно переглядывались и лукавые улыбки не сходили с их лиц. Я осмотрелась. Креативили дети от души! За сценой, где предоставили места моделям, чтобы зрители и жюри не увидели их раньше времени, сидели и фея в радужном платье из фантиков, и дикари, в набедренных повязках из травы, и райская птица в «оперении» из гофрированной бумаги, и мумии, обмотанные рулонами туалетной бумаги, и кикимора с бабой Ягой в нарядах из пакетов для мусора. Ох, ты ж! Красиво и необычно всё. Шансов у моих 50х 50!
Первыми вышли малыши – дикари. Они покривлялись на сцене от души, вызвав шквал восторга, и удалились. Затем по жребию настало время кикиморы и бабки Ёжки. Те спели песню из мультфильма «Летучий корабль»:

Растяни меха гармошка
Эх, играй, наяривай!
Пой частушки, бабка - ёжка,
Пой, не разговаривай!

Я была навеселе,
И летала на метле,
Хоть сама не верю я
В эти суеверия!

Шла лесною стороной,
Увязался чёрт за мной,
Думала - мужчина,
Что за чертовщина?

Пролетали номер за номером. Наш выход по жребию последний. Видно было, что и Васька, и Лена утомились в ожидании. Но быстренько оживились, сбросили балахоны и вышли на сцену, где Гришка с мальчиками уже подготовили декорации: стул, задрапированный серым покрывалом (камень) и сухие метёлки камыша высотою метра в два, укреплённые между двумя досками, выкрашенными синим. Они изображали заросли тростника и реку.
Зал замер. Замерла и я, так как полностью костюмов ещё не видела. Изящное платье, собранное из кусочков сосновой коры, почти плотно облегало тоненькую фигурку Лены. Зелёный пояс изо мха охватывал талию, а на нём краснели мелкие букетики лесных цветов. Такой же мох с цветочками пустили по горловине. Листья папоротника с наклеенными на них цветами рукавами-крыльями спускались с плеч. А голову девочки украшал венок из лесных цветов и трав. Цветами же были украшены и Ленины босоножки, отчего создавалось впечатление, что на ногах у неё кроме травы ничего нет.
Лена беззаботно танцевала на поляне. До тех пор, пока из-за «камня» не вышел скрывавшийся там Пан. Увидев нового персонажа, зал снова притих. И было отчего! Явился Василий в набедренной повязке их травы и цветов. Обнажённую грудь его покрывал мох, долженствующий выполнять роль шерсти. Мхом были оклеены и ноги Васьки от пяток до колен, и подбородок, и даже подмышки! Кеды «украсили» донышками коричневых пластиковых бутылок, изобразив копыта.
- Это что? – спросила я Гришку.
- Где?
- На Ваське.
-Мох. Куковалина идея. Правда, Васян её несколько расширил. Лёша предлагал оклеить только ноги.
- На ПВА?
- Угу.
- Это ж намертво!
- Сразу в душ после конкурса. Отойдёт от воды, не бойся.
Пан покружил по сцене, танцуя и приближаясь к нимфе Сиринге. Та, ужаснувшись чудовищному образу лесного бога, бросилась к зарослям на берегу «реки» и стала умолять своих сестер-наяд о спасении. Они превратили Сирингу в тростник, который от дуновения ветра издавал жалобные звуки.
Лена благополучно протиснулась сквозь стену камыша, бог Василий бросился за нею, но догнать не успел. Зато выудил из зарослей многоствольную флейту-сирингу (позаимствовали у музыкантов наших) и заиграл на ней. Точнее, заиграл неизвестный музыкант, которого отыскали на просторах интернета. Пронзительная печальная мелодия поплыла над притихшим залом. Васька унылый и сгорбившийся сидел на камне и выводил руладу за руладой. А заворожённый зал молча внимал.
Музыка стихла. Васька ещё несколько секунд посидел на камешке, предаваясь печали, потом встал и раскланялся. Вышла на поклон и Лена.
Итоги конкурса подвели быстро. Первое место заняли. Впрочем, зачем говорить, если и так всё ясно.
Детям вручили призы: каждому по головоломке и по баночке мыльных пузырей. Чему те были несказанно рады: они тут же выбежали на улицу и стали надувать радужные шарики.
А Лена с Василием пошли освобождаться от костюмов. Если девочке не составило труда стащить наряд, то мохнатому Ваське пришлось попотеть, отдирая наляпанный на ПВА мох. Причём, буквально. В душе. Отмокал Василий больше часа. Зато вышел довольным:
- Ну чё?! Как я вам мохнатый? Нестор, ты меня успел нафотать?
- Успел! Много фоточек сделал! И тебя, и Лены! Классные получились. Я их обработаю и тогда покажу, - улыбался павлик.
- Похвально Нестор, похвально! Ток не забудь. Меня там получше обработай, я, как-никак, главный герой, который всех поразил! - Васька взмахнул рукой и хлопнул «Нестора» по плечу, от чего тот присел на своих слабых ногах. Из подмышки Василия на пол плюхнулся кусок отмокшего и разбухшего мха.
- А подмышки-то зачем украсил, Вася? – спросила я.
- Для убедительности. Где вы видели Пана с бритыми подмышками? Росли бы у меня свои меха, а так пришлось использовать накладной грим.
Мы с Гришкой рассмеялись.
- Ты был очень убедителен, Вася!
А после ужина - дискотека. Любимое развлечение и моих козявок, и старшеклассниц.
Массовик Валера, диджействовавший в лагере, обычно устраивал тематические вечера.
- А сегодня, леди и джентльмены, дамы и господа, судари и сударыни, перенесёмся во времена не такие далёкие, во времена детства ваших вожатых. И это…
Валерик повысил голос и умолк, выдерживая паузу. И, наконец, проорал в микрофон так, что качнулись макушки сосен:
- … отвязные девяностые! Еу! Ё-хоооо!
Из динамиков покатила волна знакомой песенки. Помню, наша воспитательница в детском саду, девушка очень юная и прекрасная, постоянно включала её вечерами. А мы, пухлые крошки, прыгали и веселились до упаду. Буквально!

Ну где же ты, студент, игрушку новую нашел?
Не думал, не гадал, а девочку мою увел.
Ну что же ты, студент, меня никак ты не поймёшь:
Гуляй, студент, гуляй, а девочку мою не трожь.

Питомцы пустились в пляс, а мы с Гришкой богатырями былинными встали на страже порядка. Я осмотрела зал. Неподалёку «отрывался» Димусик, прикрыв глаза и поглядывая из-под век на девочек-вожатых. Интересно, прельстится ли какая его красой неземной и плечами могучими? Ну да пофиг! Меня это не касается. Вон Павлик сидит в одиночестве и грустит. Ему тоже хочется пошалить, потанцевать, но… А приглашу –ка я его на танец! Не знаю, как это будет выглядеть, но попробую.
Я подрулила к Валерику:
- Валерий! Сito! Объявляй белый танец!
- Гришутку своего хочешь пригласить?
- Ага! Давай, Валерик, шевелись! Орда ждёт медляк!
Валера усмехнулся, надул румяные щёки и заорал в микрофон:
- По настоятельной просьбе общественности объявляю … белый танец!!! Дамы, приглашайте кавалеров! Не стесняйтесь! Не ждите, когда счастье само упадёт вам в руки, ловите его, как коня на скаку! Ну не мне вам объяснять! Ита-а-а-ак! Мед…ляк!
Заиграла красивая мелодия. Сладкоголосый Андрей Губин отправлял птицу в полёт:

Ты уйдешь, за собой дверь закроешь,
Ты уйдешь, от меня боль не скроешь,
По дороге своей от весны к весне.
Упадет белый снег расставанья,
Только ты обещай на прощанье
Быть счастливой в своей сказочной стране.

Девочки постарше шустро впорхнули в объятия мальчиков, малыши крепко приклеились к креслам – не оторвать. Только Сабина набралась смелости и потащила упирающегося Сеника в центр зала.

Улетай, улетай, словно птица,
В небесах ты свободна кружиться…

Я поискала глазами Лену. На Ваську - ноль внимания. Ну-ну! А Васька что? Где он, кстати?
Васька стоял у стены в компании приятелей и … Ждал, Васька! Ждал, что Лена пригласит его танцевать! Ждал и нервничал, украдкой поглядывая в сторону девочки. И настроение его портилось с каждой минутой. Сильно портилось. По мере того, как надежды на танец с Леной таяли со скоростью звука. Он вспылил, что-то резко сказав Куковалину, и вышел на улицу. Лёша пожал плечами и покрутил пальцем у виска. Молчанов рассмеялся. Загоготали и его дружки. Противные, всё же типы они. Надо бы их перевоспитать…. Только как?
Тем временем я подошла к нашему летописцу:
- Разрешите вас пригласить на танец, Павел?
Мальчик вспыхнул. Глаза его заблестели. Но тут же потухли.
- Вы шутите…
- Нисколько! Идём! У нас всё получится! Не бойся! – я протянула Павлику руку. Он встал неуверенно и с опаской оглянулся, словно ища насмешливые взгляды.
- Не смотрите по сторонам, Павел, это невежливо, - мягко попеняла я ему и ласково улыбнулась.- Смотрите на даму.
Он высокий, Павлик. Почти такого же роста, как и я. Неуверенно переступая, мальчик пошёл за мной. Мы топтались на месте, пытаясь попадать в музыку. А мелодию и ритм он чувствовал отменно! Это было видно по тому, как отчаянно пытался не сбиваться со счета: раз, два, три, четыре... Раз, два, три, четыре…
- У нас классно получается, Павел! Отлично! Ты удивительно музыкален, с тобой легко танцевать!
Мальчик краснел и довольно улыбался. Ну вот, хоть ненамного, но получилось сделать его счастливым! Хоть на несколько минут! Но это так важно для него – чувствовать, что не изгой!
Я улыбнулась Павлику и поискала глазами Гришку – где-то сидит в одиночестве и печалится без меня мой удивительный Лис. Но там, где я его оставила, Гришки не оказалось. Хм… И где он?!
Я лихорадочно обводила глазами танцпол. Не случилось ли чего дурного в отряде?! Парочки, парочки, парочки… Вот Димусик с вожатой малышкового отряда Кариной. А Гришка-то где? Я просканировала пространство вдоль стен и всматривалась в мерцающий от вспышек стробоскопа мрак. И увидела. Трогательно склонив белокурую головку на сильное Гришкино плечо, качалась в его объятиях нежная малышка Анжелика из десятого, теперь уже одиннадцатого, «В». А Гришка млел, млел от…
Не знаю, от чего он там млел… Но блаженная улыбка блуждала по губам его. Блуждала и блуждала, как еврей по пустыне… И руки нежно касались тоненькой и гибкой талии девушки. Он склонился к её уху и что-то сказал, отчего ангельское личико прелестницы озарилось отсветом счастья. Норм!
Гришка продолжал что-то самозабвенно курлыкать ангелу Анжелике, и руки его всё увереннее обхватывали девичий стан.
Ясно! Вполне ожидаемо, Эль. Нафига ему ты, мадама двадцати двух лет, когда рядом совсем юные нимфы сами падают в руки. Эта ангелица ещё в школе в течение года строила глазки Григорию. Впрочем, она и Дамиру Бурханову подмигивала очень интенсивно. Даже гуляла с ним по киношкам и злачным местам. Мы с Гришкой видели их пару раз в IMAX. Но что-то не пророс интерес в нечто более серьёзное. Потом была охота на Данила Козлова, но то ли стрелы попались тупые, то ли Амур сам затупил, но и в этом направлении ангелице не свезло. Интересно, почему? Вроде бы, прекрасна, аки Аврора, не вертихвостка (до Ленки из Гришкиного класса Анжелике ой как далеко по всем параметрам!), не глупа. Теперь снова за Лиса принялась. А тот и хвост распушил, усы встопорщил, когти отполировал… Ну-ну! Резвись, пока молодой, мальчик! Резвись, пока молодой! Так, вроде, в песне поётся? Или я что-то путаю? А пофиг!
Значитца, Анжелика! Ну… неплохой выбор, Гриша! И признай, Эль, честно - она ему по возрасту больше подходит, нежели ты.
- Места нет в небесах мне с тобою, - продолжал тосковать Губин.
Походу, мне и вправду нет места рядом с тобой, Гриш. Слишком юн ты, слишком беспечен, слишком красив… Столько этих слишком! Тебе хочется гулять, флиртовать, хочется ярких ощущений… А мне… Чего-то мне хочется стабильности… наверное, я уже старая… Ладно… Резвись, Гриша, резвись! Посмотрим, кто съест последнюю конфету.
Танец закончился. Я поблагодарила Павлика, помогла ему вернуться на место и осталась рядом, наблюдая за Гришкой. А он, улыбаясь, отвёл девушку к подругам, постоял, млея и болтая о чем-то, и стал искать глазами меня. Наконец обнаружил, заулыбался ещё шире и поспешил присоединиться к покинутой «Зайке». Быстро клюнул в щёку, обдав тонким ароматом дорогущего парфюма. Нет, ну не наглец ли?! Только что на моих глазах ворковал, словно одуревший голубь, и нате вам, клевок дежурно-оправдательный!
- Я посмотрю, что там дети на улице делают, - бросила через плечо и вышла.
Василий с кликою своею «зависал» на ближайшей лавочке у тихо журчащего фонтанчика.
- Лан те, Васян, убиваться! - утешал незадачливого влюблённого Лёша. - Я вот придумал, чё надо сделать! Я в теме шарю стопудово! Бабы …
- За «баб» огребёшь! – возмутился Васька. – Класснуха не велела так их называть.
- Чё такой правильный стал?! Бабы…
Васька поднёс кулак к носу Лёши.
- Девочки! Вот! Они вечно на мостике у пруда сидят. Подойди да столкни в воду. Порофлим чутка. А то она чёт много выёживаться стала.
- Да, Васёк, надо их порофлить. Лёхан дело говорит! - подключился к обсуждению проблемы Сеник.
- Знаю! Я и сам так думал. Надо как-то неожиданно это провернуть. Мозгом пораскинуть.
- Чё думать? Ты не академик, чтобы думать, - не унимался Куковалин. - Пошёл, пнул, и они полетели. Зато звездиться перестанут!
- Ну! – Сеник, по-видимому, горел желанием за что-то отомстить девочкам. – Достала Сабинка! Поцы орут уже с меня!
- Дурак ты, Сеня! Но проучить коз надо! Зазвездились конкретно! Короче, мой план такой.
Я тихонько «пригласила» себя на этот «совет в Филях» и, неожиданно для барклай-де-толлей и беннингсенов на правах главнокомандующего разбила грандиозный замысел в пух и прах.
- Василий! – продолжала внушать мальчику. – Помнишь, что тебе говорил Григорий Александрович?
- Что надо ошеломить! Вот она знатно ошеломится, когда полетит в пруд! Там же мелко и неопасно, зато охладится! И не будет гнуть из себя красавицу южную никому не нужную. Вы не переживайте, Микаэла Александровна, если они утонут, то мы их быстро спасём! Не успеют умереть и испугаться!
Ага! Спасатели Малибу и неуловимые мстители в одном флаконе!
- Нет, Вась! Не пойдёт! Ты взрослый и умный парень, а словно глупый дошколёнок планируешь пакости. Лучше посоветуйся с Григорием Александровичем. Он в делах сердечных собаку съел.
- Зачем?- Куковалин вытаращил глаза. Удивились и Васька с Сенником
- Что «зачем»?
- Собак хавал, - пояснил Василий.
Я рассмеялась.
- Это устойчивое сочетание, Вася, фразеологизм. Означает то, что человек в каком либо деле дока.
- Да чё вы всё какими непонятными словами говорите?! - Васька сидел надутый. Видно было, что расставаться с затеей «утопления» ему оооочень не хочется.
- Дока - мастер, умелец, знаток.
- Так бы сразу и сказали, что Гриха...горий Александрович мастер любовных похождений! Как это по-грамотному? Ща, сек! А! Волокита!
Как же ты угадал, Вася, с определением! Я вспомнила Гришкину восторженную физиономию, когда он натанцовывал с ангелом из нового 11 «В». И стало грустно… Очень грустно…
- Ну вот, на том и порешили, - я вздохнула.
- Кого порешили? – снова живенько отреагировал Лёша. Что же он какой недотёпистый?!
- Проблему, Лёша, проблему. Не засиживайтесь, скоро отбой. Будете снова душевые штурмом брать.
Я вернулась в зал. Ну! Что и требовалось доказать! Ангелица замозабвенно танцевала аккурат напротив Лиса, и тот, судя по довольной морде, был этому несказанно рад. Он рассматривал девушку оценивающим взглядом, чуть улыбаясь уголком рта. А та делала вид, что ей это абсолютно безразлично, но сама изредка бросала на парня взгляды убийственной чарующей силы.
- Посадят за растление малолетних, Григорий Александрович! – не удержалась я.
- Ты о чём? – спросил он, не сводя глаз с кокетки.
- Так… Ни о чём… Скоро отбой, пора детей собирать.
- Я соберу, Эль, - ответил он, опять не глядя на меня.
- Надеюсь.
А Губин продолжал убеждать:

Ты же знала сама, он сведёт тебя с ума,
Поиграет с тобой и забудет.

Он тебя не любит, он тебя погубит,
Ты ему не верь, как прежде всерьёз.
Он в любовь играет и не замечает
Горьких и невинных девичьих слёз…

С дискотеки детки пришли в настроении приподнятом и спать вовсе не желали. Они собирались кучками то в в холле, то в душевых и с жаром обсуждали выступление конкурсантов. Да и разойдясь по спальням, не могли угомониться. Пришлось океанскими лайнерами курсировать по коридорам: я вдоль комнат девочек, Григорий Александрович вдоль комнат мальчиков. В те моменты, когда оказывались одновременно напротив арочных проёмов, ведущих в холл, я видела, что Гришка зависает в телефоне. Кому-то написывает, строчит-наяривает! Кому-то! А то непонятно кому! И улыбается до ушей… Ладно, Эль, сойди с дистанции. Пусть бежит с ней. Мальчик, похоже, увлёкся не на шутку.
Убедившись, что питомцы уснули все, ушла в душ. Бурлившие на подступах слёзы хлынули потоком. Что за фигня вечно со мной происходит?! Я прокажённая какая? Второго сорта? Третьего? Почему он так со мной? Да пошёл он! Всё! Теперь уже всё! Не хочу больше, не хочу.
Я заперла комнату на ключ и легла, укрывшись одеялом с головой. Хватит рыдать, Эль! Хватит! О детях думай, ты на работе, а не на курорте! Успокаивайся и спи. Вставать рано.
Гришка пришёл через полчаса. Он осторожно постучал и тихо позвал:
- Эль… Это я, Эль!
Я не ответила: пусть катится паровозиком , куда хочет. Меня для него нет.
Гришка ещё постоял несколько минут, постукивая в дверь. Дятел Вуди! Лети мимо!
- Всё страньше и страньше, - бормотнул парень под дверью и ушёл к себе.
Ну и славненько!

11. 08. 2018

Несмотря на грусть-печаль, спала как убитая. Пробудилась от гулкого крика кукушки где-то совсем рядом. Подошла к окну и отдёрнула штору: где там эта вещунья? Ага, вон она, на проводе у столба! Серая птичка с тёмным мелкочашуйчатым рисунком на светлом брюшке. Ну что, кукушка, скажи, сколько ещё мы с Гришкой будем вместе?
Но птица, с упоением надрывавшаяся минуту назад, теперь молчала, словно шкодливый первоклассник в кабинете завуча. Ну?! Пти-ичка-аа! Не молчи же! Давай, отсчитай-ка сколько там есть, не таи.
Видимо, мои ментальные посылы достигли сознания пернатого, и птица, наконец-то, открыла клюв:
- Ку, - начала крылатая тварь и умолкла. Наглухо! Окончательно и бесповоротно! Норм! Спасибо тебе, птичка, обнадёжила! Издевается, зараза! Эй, ты, кукушечка, ну накукукай лет так шестьдесят, больше я уж не прошу, понимаю, что нереально! Алё-о! Кукушечка-дорогушечка, что тебе стоит попеть для успокоения моих раздербаненных нервов? А? Ну пти-ичечка! А я тебе печенек накрошу на отлив! Вкусные печеньки, галеты. Я такие как раз не люблю. А тебе в самый раз – сахара в них нет почти, а то сама знаешь, сахар – белый яд!
Но птица не купилась на посулы: то ли ментальный канал перекрылся внезапно, то ли галеты ей не зашли.
Ладно, всё это чушь! Почудила, Эля, и будет! Идика-ка ты в душ!
Гришка изловил меня у входа в вожатско - воспитательскую помывочную:
- Эль, что вчера вечером было, я не понял твоего тонкого юмора?
- Микаэла, Александровна, если вы забыли, Григорий Александрович.
- Так официально? Ты чего, Эль?
- Разрешите пройти, мне нужно успеть привести себя в порядок до подъёма детей, - я обошла волокиту и потопала дальше.
- Эль, ты не с той ноги встала? – Гришка преградил путь и притянул меня к себе.
- Григорий Александрович, прошу помнить о том, что мы находимся в детском оздоровительном лагере, а не в борделе на турецком курорте.
- Да, Элька! Какая муха тебя цапнула!
- Какой мух, так будет точнее!
- И что это за мерзкое насекомое? Я ему хоботок-то оторву!
- Посмотрите в зеркало, он там периодически появляется. Разрешите пройти!
- Понятно, ПМС! Что-то рановато в этот раз! Лан, переждём, не смертельно! - и парень, целовнув меня в нос, скрылся в туалете.
Нет, он на самом деле ничего не понял?! Ну-ну! Казанова! Бродяга любви! Ловелас! Волокита! Потаскун! Жиголо! Дон Жуан! Повеса! Плейбой! Краснобай!

За завтраком пышнотелая Кристина, которая взяла за правило накрывать наш стол только после того, как явятся едоки, то и дело упиралась Гришке в плечо сногсшибательной грудью. Н-да… Есть же женщины в русских селеньях! Такая не только коня, авиалайнер на полном ходу остановит одним бюстом! Не про такую писал Бальмонт:

Ты — шелест нежного листка,
Ты — ветер, шепчущий украдкой,
Ты — свет, бросаемый лампадкой,
Где брезжит сладкая тоска.

Ну вот чего она тычется, чего тычется Гришке в спину?! С тыла зашла, хабалка! А он и рад, лыбится, что дитя при виде мамкиной сиськи! Нет, неудачное сравнение. Просто лыбится! Впрочем, что это я распереживалась? Пусть улыбается, кому вздумается, курлычет, с кем заблагорассудится!
А за столиком наискосок сидела краса Анжелика и пялилась на Лиса во все глаза. Гришка же украдкой бросал на неё заинтересованные взгляды и был доволен, словно обожравшийся кот у полной кормушки. Понятно, в переглядки играют. Ну-ну! Смотри, Гришенька, как бы не порвали тебя на части девушки! Вон Кристина уже запеленговала ангелицыны сигналы и расшифровала. Скуксилась сразу. Впрочем, там и расшифровывать нечего: у малышки всё на макияже написано. Так, ну её к шуту эту любоff. Работу работать надо.

Лагерь устроили в глуши лесной. Вокруг на много вёрст ни населённого пункта, ни оживлённых магистралей. Обнесённый высоким забором, имеет он ворота в количестве двух штук – северные и южные. На каждом входе-выходе торчит будка охранников, да по периметру натыканы камеры.
К северным вратам рая от шоссе ведёт неширокая асфальтированная дорога, у стен лагеря растекающаяся вместительной площадкой для парковки родительских авто. Ворота всегда на запоре, и пройти на территорию «Лесной сказки» можно только по пропускам, которые выдаются на имя одного из родителей вместе с путёвкой. Никакие дедушки-бабушки, тётушки и кузены пройти к любимым чадам без сопровождения лица, указанного в пропуске, не смогут.
Южные врата цивильного подъезда не имеют: просека шириною метра в три убегает сквозь лес к реке, по обоим берегам которой высятся могучие сосны. Убегает к широкому песчаному пляжу, созданному природой. В этом месте река изгибается крутой излучиной, придавая местечку прелесть уединённого уголка.
Вот на этот пляж и оправился лагерь после завтрака. Нагрузившись плавательными принадлежностями и инвентарём для игр на природе, в половине десятого вышли навстречу летним забавам. Благо топать недалеко.
Возглавляли шествие Сергей Юрьевич и Димусик. Наш отряд шлёпал в авангарде. Ну, почти в авангарде: впереди колыхались спины соседей по корпусу – отряда старшеклассников. «Бесов» к водопою… ой, к водоёму вёл Григорий Александрович. Ага! Это чтобы лучше видеть прекрасную ангелицу, которая вместе с подругой маячила перед самым Гришкиным носом, беспричинно оглядывалась и звонко над чем-то смеялась. Ну… Настроение хорошее у девушки!
Рядом с Григорием топал Васька с верными оруженосцами (на них предводитель бесовской орды нагрузил мячи и ракетки для бадминтона, совочки и ведёрки – куличики, что ли сооружать собрались?) и что-то увлечённо доказывал Лису, судя по оживлённой жестикуляции. Надеюсь, не план утопления Лены обсуждают. С этой троицы станется!
Гришка болтал с мальчиком и не сводил глаз со спины Анжелики, перебрасывался с девушкой остротами и был как никогда доволен жизнью. Вот и прекрасно! Просто чудесно!
Я замыкала шествие нашего отряда и следила за ковыляющим рядом Павликом. Путешествие по грунтовой дороге давалось ему сложновато, и мальчик нелепо взмахивал тонкими руками, стараясь не упасть.
Вот за что судьба так над ним издевнулась? И тощий, и нескладный – какой-то голенастый и сутулый. И колченогий, и некрасивый. И очень-очень добрый…Сложно ему придётся. Бедный Павлик! Хорошо, если в жизни повстречаются только адекватные люди, которые не заклюют, не загнобят. Но ведь так не бывает. Подлая шавка всегда выскочит из подворотни, как ни старайся от неё уберечься. И последствия от таких встреч оставляют гноящиеся раны в душе. И так легко сломаться, так легко потерять веру в людей. Сейчас рядом с ним я и Гришка. Мы сразу пресекли все попытки издевательств, так что даже Молчановская клика не рискует шпынять летописца – знают: ни я, ни Гришка пряников за это не отсыплем. А что будет дальше? Там, много лет спустя?
Павлик споткнулся о корень сосны, выступающий на поверхность посреди дороги, и чуть не упал, вцепившись в меня, как в спасательный круг.
- Извините, - мальчик покраснел.
- За что? Ничего страшного не произошло. Споткнулся, так с кем не бывает?! Я сама часто спотыкаюсь. А в детстве вот так же зацепилась на бегу носком ботиночка о корень сосны и пролетела над дорожкой целых три метра. Представляешь? Именно пролетела! Низенько так, сантиметрах в тридцати над землёю. Параллельно тропе. Папа в тот момент снимал меня на видео, и мой сногсшибательный полёт остался на диске. И ничего, сама смеюсь над этим, когда пересматриваю забавные кадры.
Павлик заулыбался.
На пляже устроились с комфортом: шезлонги и зонтики, ёмкости с водой привезли и установили ещё до нашего выхода. Физруки провели несколько игр-забав на воде, а потом предоставили детям возможность самостоятельно поплескаться и поиграть на берегу.
Я фланировала вдоль водоёма, отслеживая перемещения питомцев. Григорий Александрович играл с мальчиками в мяч. Ловок и быстр, гибок и силён коварный Лис! И чертовски красив в этих белых шортах! Он стремительно перемещался по игровой площадке, метко посылал мяч в корзину, ни разу не промахнувшись, ловко отбивал и принимал его. Красовался и оглядывался – смотрит ли на него милая девочка? Смотрит, Гриш, ещё как смотрит! Глаз не сводит! Хорошее место выбрал, Григорий! Правильную площадку! Не ту, что ближе ко входу, а именно эту. Аккурат рядом с лежаком, на котором вытянулась дева Анжелика в таком крохотном алом купальнике, что мне стало неловко. Хм… А мама видела этот наряд? Одобрила? Ой, да чего я к ней привязалась? Прям вот запрягла в колесницу тройку лошадей – Ревность, Обиду и Печальку – и понесла-а-ась! Угомонись, Эля! Лучше детей пересчитай!
День катился к полудню – солнечный, но не мучительно жаркий. Питомцы мои, уставшие от игр и забав, растянулись на лежаках под зонтиками и болтали. Один, два, три… восемнадцать… двадцать два… Так! А где Дудукин?
Оглядевшись, поняла, что ни Василия, ни дружков его в поле видимости нет. Утонуть не могли, тем более, втроём одновременно. Физруки зорко следят за водной гладью. В лес поволоклись? Но пляж огорожен забором. А у входа один из охранников. Ну и где этот прохиндей?
- Дети, кто-нибудь видел Василия?
Кто-то отрицательно мотнул головой, кто-то пожал плечами, и только Павлик сообщил ценные сведения.
- Они во-он туда пошли, давно уже, - и показал рукой в ту сторону, где парабола берега сильно выдавалась вперёд, закрывая обзор, и где кончался забор. Вдоль кромки воды можно спокойно и незаметно улизнуть с места отдыха.
Капец! Только бы никто не утонул, не заблудился, не сломал ноги, не свернул шею и не попал в лапы маньяка!
Оставив питомцев под присмотром старшеклассниц, поскакали с Гришкой сайгаками туда, где, по словам Павлика, скрылись архаровцы.
За поворотом река снова текла по прямой, так что шебутную компанию увидели сразу. Срулили они недалеко, метров на пятьдесят, и увлечённо занимались странными делишками: забредали по колено в воду и копались в дне реки, выуживая на поверхность продолговатые куски грязи и складывая в детские ведёрки. Чего это они? Умом повредились?
Сурово сдвинув брови, мы с Григорием Александровичем танками двинулись на позицию врага. Первым нас узрел Куковалин. Он дёрнулся, теряя из рук грязную добычу, и скакнул к берегу, предупредив подельников о приближении педагогов. Васька с Сенником нехотя двинулись следом.
- Золотишко моете? Или у вас тут археологические изыскания? – поинтересовался Гришка, когда мы приблизились к копателям.
Мальчики молчали. Василий рассматривал лениво плывущие в небе облака, Сеник мечтательно созерцал окружающий пейзаж, словно блаженный герой пасторали. А Лёша невозмутимо отковыривал присохшую к животу грязь. На песке валялись смердящие тиной куски куриного филе, уже засиженного мухами, да перламутровые осколки раковин. Где они курицу-то взяли? Или это не курица? Я всмотрелась в белые кусочки плоти. Похоже, это моллюски, выковырянные из домиков. Вот варвары!
- А-а-а! Поняла! – протянула я - Ил заготавливают на удобрение. Дачникам станут продавать. Фирма «Дудукин и Ко». Экологически чистый продукт, будет нарасхват у садоводов. Кстати, навоз тоже неплохо идёт! Ты подумай над этим, Вася. Можно закупать на свинофермах за бесценок, и фасовать в мешки. Деньги рекой потекут! Озолотишься!
- Точно-точно! Олигарх Василий – «Дерьмовый король»! – злился Гришка. - Так чем вы тут промышляете? Вам, по-моему, ясно было сказано, что за территорию пляжа - ни ногой!
- Не слышим ответа, друзья. Давайте выкладывайте, что за очередная идиотская идея посетила ваши светлые умы?
Васька шмыгнул носом.
- Колитесь, расплата неизбежна! Молчание не спасёт.
Куковалин отколупнул очередной шмат грязи от пупка, вздохнул и сдал всех:
- Жемчуг ищем.
Глаза мои вылезли из орбит, прошлись кругом над лесом и вернулись на место.
Гришка прыснул.
- Что-что? – переспросил он.
- Жемчуг ищем.
- Жемчуг? – я посмотрела на своих питомцев новым взглядом, взглядом выпученных глаз, которые хоть и вернулись из полёта, но всё ещё никак не могли принять исходное положение.
- Ловцы жемчуга, ясно. И зачем вам этот продукт жизнедеятельности моллюсков? – Гришка двумя пальцами приподнял за ручку пластиковое ведёрко и заглянул внутрь. Заглянул и сморщился:
- Это что за дрянь?
- Это не дрянь, это корм коту.
Под крыльцом нашего корпуса нашёл приют белый кот. Живёт там он уже много лет: ещё когда я была гимназисткой и отдыхала в «Лесной сказке», кто-то нашёл в лесу коробку с очень маленькими котятами. Как она там оказалась – неизвестно. По всей вероятности, хозяин, особо не заморачиваясь, увёз бедолаг подальше в лес и выбросил. Видно было, что котята просидели в заточении не один день, настолько истощены они были. И мы всем лагерем принялись откармливать животин. Четверых дети увезли домой, а этот белый никогда в руки не давался. Изловить его так и не смогли, и остался Леший жить со сторожами. Теперь это не жалкий комочек пуха, а огромный мощный кот с блестящей длинной шерстью и густым подшёрстком.
- Вы уверены, что Леший станет это есть? Сомневаюсь, что зверь умрёт от восторга, увидев такое подношение.
- А куда он денется?! Все коты жрут рыбу. Мой Кариес хавает только ну! – ответил Лёша.
Кариес! Забавное имя придумала матушка Алексея! Как раз в духе стоматолога!
- Это не рыба, а моллюски. Кот такое есть не будет – он специалист по котлетам и мясному рагу, сметане и молоку с ряженкой. А сей продукт, так любовно приготовленный вами, следует как-то утилизировать. Закопать, например.
Но не успела я договорить фразу, как Сеник быстро выхватил у Гришки ведёрко и вывалил содержимое в реку. Хм… Не заставлять же вылавливать…
Но Гришка был иного мнения:
- Вот это ты сделал зря! Не стоит загрязнять окружающую среду. Лезь и доставай! Будем хоронить безвременно почивших животных. Вместе с осколками раковин. А то не ровен час кто-то ноги порежет о них. Не стойте идолами на капище, работайте! Собирайте всё в кучу. И ройте ямку поглубже.
- У нас лопат нет! – возмутился Васька.
- Зато совочки имеются! Арбайтен, парни!
Мальчики выловили из реки останки моллюсков, собрали те, что были разбросаны по берегу, и уставились на нас.
- Яму забыли выкопать, Вася, - Гришка был неумолим. – Вон там, под кустом.
И мальчики принялись ковырять песок совочками.
- Так что там с жемчугом, Василий? На ожерелье, думаю, набрали, судя по количеству уничтоженных речных обитателей. Показывай добычу, не стесняйся! - напомнила я.
- Так мы это… Не нашли ничего, - Васька сопел, глядя перед собой и методично отбрасывал в сторону кучки песка.
- А с чего вы, господа, решили, что в этих ракушках есть жемчуг?
- Так мы это... загуглили сначала. Чтобы проверить достоверность информации, - ответил Лёша. - Вот. Но всё равно ничего не нашли. Даже странно.
- Видимо, моллюски ещё не освоили интернет. Так, говорите, пусто? Ничего не попалось?
- Неа, - Васька сокрушённо вздохнул.
- Прямо вот так совсем и ничего?! – деланно не поверила я.
- Совсем, - сокрушённо вздохнул Сеник. – А жаль! Такая затея сорвалась!
Васька пихнул приятеля локтем в бок.
Так-так-так! С этого места поподробнее!
- Что затеял, Дудукин?
Васька говорить не желал, вместо него выступил Куковалин.
- На бусы хотели набрать.
- Решили примкнуть к папуасам? – Гришка наблюдал за процессом копки ямки.
- Нет. Это он для Ленки. Чтобы поразить. Как ты Грихан …э…Александрович учили.
Хм… Оригинальная затея, что я могу сказать.
- Уверен, Лена бы оценила по достоинству! - кивнул Гришка.
Васька был сумрачен и тих. Лишь рука его, сжимавшая совочек, размеренно взметала горстки песка.
- Не парься, Васян! Притарань ей ещё цветов. Ток не болотных, а земляных. А лучше этот подари... Набор такой из травы... Грибарий называется, - посоветовал Куковалин.
- Вряд ли Лена заценит мухоморы, Лёша. Это на любителя, - остудил пыл оруженосца Гришка.
- Мухоморы можно не класть. А можно и класть: они красивые.
- Дети, вы тут заканчивайте утилизацию и присоединяйтесь к отряду. Потом обсудите стратегию и методы покорения девичьих сердец.
Грихан Александрович остался с мальчиками хоронить моллюсков и петь погребальную песнь над курганом, а я вернулась к отряду. Шла и молилась вслух:
- Господи, торжественно клянусь: если не сойду с ума с этими детьми в этом лагере, то закажу благодарственный молебен во всех храмах Москвы. И области. Нет, с областью – это я переборщила! Москвы, Господи! Только не дай мне рехнуться!

Отмыв и накормив питомцев обедом, уложив их баиньки, оставили орду на попечение сменного воспитателя, а сами понеслись на вече – набат пробил.
- По традиции в середине каждой смены мы проводим праздник Нептуна, - начала Анна Витальевна – математичка – замдиректора лагеря по развлекаловке. - Следующая неделя обещает быть жаркой как в прямом, так и в фигуральном смысле. Сценарий праздника Валерием давно написан и нами утверждён, осталось распределить роли и быстренько отрепетировать. Валерий, прочтите нам его.
Валера забубнил. А ничего так, сценарий! Может ведь, когда хочет! Или у Гугела спёр?
- Русалки у нас уже есть – это сёстры Паньшины, синхронистки, - снова взяла слово Анна Витальевна. Номер в бассейне у них готов. Нептун, как водится, Сергей Юрьевич. Его подручные – Дмитрий Валентинович и Григорий Александрович. Кстати, Григорий Александрович! Вы с Дмитрием Валентиновичем разучите скоренько танец, подходящий случаю.
- «Яблочко», - брякнула я.
- Нет, Микаэла Александровна, танец воинствующей матросни нам не нужен. Требуется что-то зажигательное, страстное, дикое. Чтобы в танце чувствовалась морская стихия, колыхание волн.
- Тогда ламбаду, -«креатив» так и пёр из меня. – Там сплошь колыхание.
Собрание украдкой хихикнуло. Вероятно, представили в паре Димусика и Лиса.
- Микаэла Александровна, нам не до шуток.
Я кивнула.
- У меня предложение, - выступил Григорий Александрович.
Анна Витальевна удивлённо воззрилась на бывшего ученика, но кивнула головой, что у неё означало «слушаю».
- Сдаётся мне, что танец в исполнении двух парней не вызовет должного эффекта.
- Почему же? Ещё как вызовет! Я с удовольствием посмотрю и оценю, - не унималась я.
Собрание вновь хихикнуло.
- Микаэла! – Анна Витальевна прожгла меня взглядом.
А Гришка невозмутимо продолжал:
- Лучше, если выступит группа участников, например, старшеклассников. Ну и мы с Дмитрием Витальевичем. Танец я поставлю.
Идею Гришки одобрили, и собрание покатилось дальше. Заседали почти до окончания тихого часа.
В корпус возвращались молча. И только у крыльца Гришка спросил:
- Эль, что с тобой происходит?
- А со мной что-то происходит? Не заметила. У меня всё окей!
Гришка странно посмотрел на меня, ничего не сказал и потопал поднимать орду.
Так это, оказывается, со мной что-то происходит! Не с ним. Ладно!
После полдника у детей время для свободной деятельности. Я организовала для желающих словесные игры, а Гришка отправился на занятия танцевальной студии – он уже сагитировал группу старшеклассников на танец.
Я посмотрела ему вслед. Слишком долго и тщательно собирался он сегодня на занятия: джинсовые шорты чуть выше колен, открывающие красивые икры, белая футболка, облегающая рельефный торс, шлейф чарующего аромата от французского парфюмера. Даже в душ забежать успел перед тренировкой! Ну как же! Посмотрела я списочек желающих танцевать на празднике - Анжелика под номером один! Ну-ну! Пусть резвится!
До ужина развлекались играми, а затем наступило время киносеанса. Моя шебутная орда с удовольствием следила за первой серией приключений Электроника, а Гришка, сидя на противоположном от меня конце ряда, следил взглядом за предметом обожания. И что-то написюлькивал в телефоне. Девочка тоже не отрывалась от экрана. Экрана смартфона. И с увлечением жала на буквы.
Я вздохнула. Ревность кусала и пинала под дых. И вытирала о меня грязные ноги. И хотелось плакать. Но не размазывать же слёзы на виду у лагеря? И я сдерживалась изо всех сил.
К вечеру погода испортилась. Поднялся шквалистый ветер, нагнал огромные тучи. Низко висели они, чёрно-фиолетовые, с кроваво-огненной каймою, над притихшими корпусами. Метались молнии, и оглушительные раскаты грома взрывали лесную тишину. Гроза пронеслась стремительно, а дождь лил до утра.
Дети уснули быстро. То ли устали за день, набегавшись, то ли шорох дождя усыпил. Я вышла на балкон: за мутными потоками воды лес едва угадывался. Струи, ударяясь о перила, разбивались в пыль, и пыль эта приятно холодила кожу.
Гришка подошёл неслышно и встал рядом, обнял меня за талию и притянул к себе. Я не сопротивлялась.
- Идём, - шепнул он и, взяв за руку, потянул за собой.
В комнате он запер дверь и прижал меня к стене. Руки его нежно ласкали лицо моё, перебирали пряди волос, на которых блестела водяная пыль, забирались под топ и под юбку, обжигая. Губы сводили с ума, нежно выписывая узоры на горящей коже моей, спускаясь всё ниже и ниже.
- Милая, - шептал Гришка. – Любимая моя девочка… Безумно хочу тебя…
Полетели в сторону топ и юбка, следом отправились лифчик и трусики… Я принялась расстёгивать его шорты, а он порывисто стянул футболку, отбросив её к моим вещам, и снова стал целовать, одновременно избавляясь от оставшейся одежды.
- Солнышко, - шептал он. – Любимая девочка… Иди ко мне…
Гришка подхватил меня на руки и перенёс на кровать.
Дурочка я, напридумывала глупостей и переживаю! Он же меня любит! Любит! Любит! Мой Лис!
Он любит меня, а не кого-то ещё! Не какую-то там Анжелику, а меня! Он мой! Мой родной, мой любимый мужчина… Только мой…
- Гришка…
И я отдалась этой дикой и необузданной страсти, которую рождали во мне его нежные и чувственные, уверенные и требовательные, упоительные и сладкие ласки… И танцевал и шептал за окном дождь… И мир растворялся в нас, и мы растворялись в мире, и не было ничего важнее и дороже этих минут… Минут безграничной любви…
- Девочка моя нежная, - шептал Гришка, и прерывистое дыхание его волнующе щекотало обнажённую пылающую кожу. - Малышка… я схожу с ума, Лика…
Шёпот его опалил, словно открытое пламя глупого и доверчивого мотылька. Мы оба одновременно замерли и уставились друг другу в глаза, хоть в темноте и не видно было самих глаз. Замерли и молчали. Долго молчали… Не было слов, чтобы что-то сказать, не было сил… Сразу стало как-то пусто и невыносимо больно. И почему-то неловко.
Пауза затягивалась. Ни я, ни он – никто из нас не решался нарушить её. Казалось, сделай мы хоть малейшее движение, и мир рассыплется в прах.
Гришка глубоко вздохнул. Я оттолкнула Лиса и встала, натянула шорты и топ. Сгребла Гришкину одежду в кучу и вручила парню. Всё так же молча. И отошла к окну.
Дождь барабанил по отливу, лениво качали мокрыми лапами сосны. Ветер колыхал тонкую занавеску, и острый запах сырой земли и хвои наполнял комнату.
- Эль…
Я не ответила.
- Эль…
Он подошёл и обнял за плечи. Я отстранилась.
- Эль… Ты не думай… Это ничего не значит… Я случайно оговорился… Случайно, понимаешь? Мы весь вечер ставили танец… Она … Я... просил её показывать движения группе… у неё неплохо получается… Просто часто называл её имя, вот и оговорился…
Гришка ещё что-то бормотал - неуверенно, путаясь и сбиваясь. Я усмехнулась.
- Просто часто это имя крутится в твоей голове, Гриш… Я не слепая, прекрасно вижу, как ты всю неделю поглядываешь в сторону девушки, пишешь ей, флиртуешь с нею. Я вижу, как меняется выражение твоего лица при виде Анжелики – оно озаряется радостью. Она переполняет тебя в эти минуты. Ты ищешь её взглядом везде. Ты красуешься перед нею, словно глухарь токующий. Я всё вижу, Гриш. Ещё у школы в день отъезда… Ты словно впервые увидел её. Она входила в ворота – лёгкая, воздушная, красивая в розовом платьице с короткой развевающейся юбочкой, ослепительно сияющая… Ты словно мгновенно лишился рассудка, увидев девушку, не сводил с неё взгляда и тут же начал флиртовать. Ты старался делать это незаметно для меня, украдкой, но я всё замечала, Гриш. Только не придавала этому значения, потому что верила тебе. Ты не отходил от неё до самой посадки в автобусы. И здесь, в лагере… Она сводит с ума – игривая и неприступная, и для тебя неважной стала прошлая привязанность, я лишь мешаю. Ты очарован ею, я права? Разве не так, Гриш?
Лис молчал, не глядя на меня. Только медленно, но с силой сжимал и разжимал пальцы рук. Он всегда так делает, когда нервничает.
- Я все прекрасно вижу. Ты ещё маленький мальчик, которому хочется побегать, пошалить, порезвиться с девочками... Тебе хочется свободы и не хочется ответственности. Ты ...
Я запнулась на мгновение и продолжила:
- Поэтому… Ты свободен, Гриш, живи, как знаешь. Иди!
- Эль!
- Иди, Гриш! Оставь меня… Уходи, пожалуйста…
Он молча оделся и неторопливо направился к выходу. У двери остановился:
- Эль…
- Иди, Гриш…
И Гришка ушёл. И осталась пустота. И омерзительное ощущение того, будто меня облили зловонными помоями, от которых невозможно отмыться.
Я упала на кровать и спрятала лицо в подушку. Она пахла Гришкой, моим любимым Гришкой. Я сбросила её на пол, но стойкий аромат дорогих мужских духов все равно был слышен. Зачем ты так со мной, Гриш? Я же верила тебе! Верила в тебя.... А ты...
Память злорадно вытягивала из недр своих все восхитительные моменты нашей с ним лав стори и травила душу мою, как профессиональный потомственный палач. Медленно, словно пробуя на вкус, смакуя мою боль, моё отчаяние. Словно наслаждаясь моими мучениями.
Мысли смешались в кучу, подобно греющимся змеям, переплелись, спутались... Ну и пусть... Пусть идёт... Я не буду держать, не буду рыдать, не буду умолять и заламывать руки. Что толку от этих бессмысленных стенаний? Он выберет ту, которая нужна.
Незаметно провалилась в сон.

12.08.2018

Разбудил Гришкин телефон, оставленный им вчера на прикроватной тумбочке. Бодренькая мелодия настойчиво звала оставить тёплые объятия Морфея и приниматься за дела. Пора.
Я ткнула в сенсорную кнопку, прерывая трель, и взглянула на экран: несколько непрочитанных сообщений – гаджет стоял на беззвучном режиме, поэтому мы не слышали их прилёта. Рука потянулась открыть SMSки и прочитать. Я колебалась: это гнусно - лазать по чужой переписке. Но ведь Гришка мне не чужой! Почему я не могу посмотреть, на какие темы он общается и с кем? Не чужой?! Чужой, Эля! Чужой! Теперь чужой! И не открывай, не смотри, не трави себя лишний раз, не надо! Пусть будет, что будет…
Как же мучительно стоять вот так с его телефоном в руках и останавливать себя! А вдруг я ошибаюсь? Вдруг нет у Гришки никакого интереса к девочке Анжелике? Вдруг это вовсе не она написала ему ворох посланий?! Ага! Как же! Не было бы интереса, не называл бы меня её именем! Не таращился бы на неё с восторгом! Не заигрывал! Блин, как в глупой мелодраме!
Я усмехнулась и положила телефон на тумбочку – иди-ка ты, Элька… не, не в баню, в душ.
Мы одновременно вышли из комнат и остановились в нерешительности. Гришка посмотрел на меня виновато и растерянно.
- Привет…
- Доброе утро! – ответила и едва не разрыдалась. Так захотелось прижаться к нему, обнять!
- В душ, Эль? – мягко спросил он.
Я кивнула.
- Иди первая, я потом.
- Спасибо. Забери телефон, он на тумбочке.
Гришка уставился на меня, словно пытался угадать – лазала ли я по его гаджету или нет?
- Эль…
Но я не стала слушать его и скрылась в душевой.

После зарядки, когда питомцы возвращались в корпус, к Ваське подошли старшеклассники: Кирилл Кривозубов и Денис Мальков.
- Слышь, мелкий? Ты чё нам вчера впарил?
- Качественный товар, как и обещал! У нас всё без обмана! – Василий таращил синие глазищи.
- Уверен? Чёт не зашло нисколько!
- Уверен! Продукт высшего качества! А не зашло… Может, мало просто? Возьмите ещё! Триста рублей, как и вчера. Я цены не взвинчиваю.
- А плохо не станет? Ты нам даром отдашь, так как вчерашнее оказалось бракованным.
- Ага! Щас! - возмутился Васька, но широкая лапища высоченного бугая Малькова с силой опустилась на хрупкое плечико подростка.
Эля, думаю, тебе стоит вмешаться.
- Что за торжище устроил, Василий? – зашла я с тыла.
Васька замялся, Кривозубов пояснил:
- Сухарики продает. Со вкусом красной икры. Мы пришли купить ещё.
- Василий! Ну сколько можно?! - я сурово взглянула на питомца, но злиться на Ваську не получалось.
- А я чё? У меня уже всё… Нету больше. Я немного привозил, всё сгрызли уже.
- Ты только что предлагал по триста рублей качественный товар, - удивилась я.
- Ну! Я и говорю, что качественный! Только я забыл, что он кончился.
- Точно, Вася?
- Чтоб мне только на двойки учиться!
- Это лишнее, Василий! Собирай отряд на завтрак.
Парни хохотнули и удалились.
- Вась, вот скажи мне – почему тебе не живётся спокойно, как всем детям?
- Так жизнь такая! Сложная. Надо уметь крутиться, а то конкуренты сожрут.
- Не в деньгах счастье, Вась, поверь. Хорошо, конечно, когда они есть, но за них не купишь многого. Беги, кличь бесов, в столовую пора.
После завтрака – новое мероприятие. Конкурс скульптур из песка. Детям, и большим и малым, идея покопаться в песочке очень понравилась.
Недалеко от южных ворот примыкает к забору широкая площадка из песка. Его там так много, что гениальный Зураб Церетели, любитель гигантских размеров, мог бы наваять не одного Петра. Для каких надобностей организовали эту пустыню, мне не ведомо, но питомцы частенько бегают сюда играть. Особенно малыши.
Площадку поделили на секторы полосатыми лентами, и работа закипела. Хорошо, что ночью прошёл дождь – песок промок, как надо, и хорошо держал форму.
Ещё до начала мероприятия Василий пошептался с Потапом и Олей, которых гаврики единодушно избрали ведущими скульпторами. Интересно, что опять затеял?
«Бесы» с помощью Григория Александровича возвели в центре нашего сектора высокую песчаную гору и предоставили дальнейшее опытным рукам художников. А сами окружили ваятелей плотным кольцом и давали советы.
- Потап, чё ты еле возишься, смотри, все быстро лепят!
- Зря, Потапыч, ты тут убрал! Не похоже получается. Налепи обратно! – командовал Васька.
Я осмотрелась: вокруг возводили замки, мосты, инопланетные города, а что творили мои питомцы, понять никак не могла.
- А что мы, собственно, возводим? – поинтересовалась я у Сабины.
- Не знаю. Васька никому не говорит.
Ясенько.
Гришка стоял рядом со мной и наблюдал за процессом. Внезапно белые девичьи руки, едва тронутые загаром, закрыли ему глаза.
- Приве-етик!
Гришка заулыбался и легко сжал узкие ладошки, отнял от лица:
- Лика!
Голос его звенел от счастья.
Девушка выпорхнула из-за его спины и встала рядом:
- Что у вас будет?
- Сами не знаем, «Бесы» молчат. Похоже на голову. Наверное, бюст исторического деятеля.
Лика рассмеялась:
- Прикольно! А наши город будущего мастерят.
- Ты чего не помогаешь? – Гришка пожирал красавицу взглядом.
- Фи! Рыться в грязном песке?!
- Чистенькая девочка?
- А то! – Анжелика стояла почти вплотную к Гришке, изредка задевая его плечом. И я видела как вздрагивал Лис от этих прикосновений, как пробегала дрожь по телу его …
Эль, забудь. Ещё две недели мучительного кошмара и всё закончится. Больше ты его никогда не увидишь. Давай, удаляй все файлы с пометкой "Гришка" из памяти и живи … Живи новой жизнью…
- Ты сегодня на дискаче со мной танцуешь, не забыл?
- Не забыл. Я же обещал! А после полдника репетируем, не опаздывай!
Он говорил так, будто меня рядом не было. И слова его тупыми ножами полосовали сердце моё…
- Смотри, я ведь обижусь, если что! Меня ещё Ванёк пригласить хочет. И Максик. И Рыжий, - девушка лукаво рассмеялась. – Но я хочу только тебя-а.
Она крутанулась на месте, отчего короткая юбочка взметнулась и мелькнули кружевные трусики, и, послав Гришке обворожительную улыбку, убежала.
А скульптура тем временем принимала вполне узнаваемые очертания. Всё же, что ни говори, а Потап очень талантливый мальчик!
- Нестор, - орал Васька. – Ты снимай, давай, снимай, летописец! Это история! Меня ток не забудь, я же главный организатор! Это моя идея! Потап! Ты гений! Первое место нам обеспечено!
Дети разглядывали песчаный шедевр, пытаясь угадать, чей же «монумент» возводят мастера.
- Да это Ленка! – Молчанов глупо захихикал. «Шакалы» его подхватили хохот.
- Не гони, какая Ленка! – не поверил Герман.
- Да ты глаза протри! Кого ещё Васян будет увековечивать? Ток её!
И правда! Скульптуры лик отдалённо напоминал Ленино лицо.
- Отошли все! Быстро, кому сказал! Сломаете! – командовал Василий. – Нестор, иди отсюда пофотай!
- Иди-иди, нафоткай любовничку фоточек Леночки! – гоготал Молчанов.
- Анатолий! – Григорий Александрович сдвинул брови.
Мальчик притих.
Жюри начало осмотр работ. А посмотреть было на что! Поистине, фантазия и мастерство детское безграничны!
Я оглянулась – Гришка куда-то отошёл. Даже не сказал мне ничего. Пофиг!
«Бесы» стояли поодаль от песчаной головы Васькиной возлюбленной. Только на самого Василия да его приятелей запрет на подступы к шедевру не распространялся.
Васька, а он помогал Потапу и Оле ваять, то подсыпая песок, то увлажняя его, посматривал на Лену, пытаясь понять, какое впечатление на девочку произвела поделка. А Лена… Лена болтала с Сабиной, смеялась и на Ваську с его стараниями внимания не обращала. Вот ведь змея!
Жюри приближалось. Осталось им оценить ещё одну работу, и придёт черёд нашей.
- Да, приз мы сегодня огребём, факт! – радовался Куковалин.
- Огребёте! Дырку от бублика! Нашли, кого лепить! Ленку-дурочку! Лучше бы замок построили! – ехидничал Молчанов.
- Чё сказал! – возмутился Васька, сжал кулаки и пошёл на Толика. – А ну повтори!
- Чё сказал, то и сказал! - Толик выступил вперёд. – И ещё раз скажу, любовничек!
- Ща получишь! – свирепел Васька.
- Обязательно! Только после тебя!
- Дети, прекратите! К нам идут гости! – пыталась я остудить Васькин пыл и угомонить Молчанова. Но мальчики уже сцепились и, не удержавшись на зыбком песке, рухнули прямо на монумент. Всё произошло настолько быстро, что никто не успел предотвратить роковое падение. Мальчишки лежали на куче развороченного песка и отплёвывались. Первым встал Молчанов. Он отряхнул майку, штаны и злобно буркнул:
- Получил?! Так тебе и надо!
А Васька всё сидел посреди площадки, и восковая бледность разливалась по лицу его, вымазанному песком.
Лена подошла к Молчанову и тихо проговорила:
-Какой же ты… дебил!
И села рядом с Васькой на кучу. Она отряхнула песок с его одежды, вытерла платком его чумазые щёки и вздохнула:
- Я тебе правда нравлюсь?
Васька молча кивнул. Лена помолчала немного и сказала:
- Тогда я подумаю.
И ушла в сторону корпуса. Следом за нею бежала Сабина:
- Лен, подожди! Лееен!
Но Лена не останавливалась.
Дети кучками потянулись к корпусу. Только Васька продолжал сидеть на земле.
А вечером, во время дискотеки, я и Василий сидели у входа в зал.
- Ну их, этих девчонок! И любовь эту глупую! Без неё жить легче!
Не знаю, Вася, не знаю, легче ли… Но с нею жизнь намного ярче…
- Вот и вы с Гриханом тоже расстались. Но вы не плачьте, Микаэла Александровна. Грих…горий Александрович ещё поймёт, что дурак. Где он такую, как вы найдёт? Нигде! Если бы мне было много лет, я бы на вас женился.
Дожила! Мой подопечный меня утешает!
- Вась, спасибо тебе, конечно, за поддержку, но давай сменим тему.
- Давайте! Классная ведь была скульптура, да?
- Классная, Вась. Очень классная.
Пляски подходили к концу. Я вошла в зал – пора собирать детей. Гремела музыка, современный клубняк, метались радужные блики и тени, двигались в танце тела. Вон и Гришка - стоит у стены рядом с Анжеликой и о чем-то болтает с нею, не переставая улыбаться. Увидел меня и замер. Улыбка погасла. Да ладно вам, Григорий Александрович, не пугайтесь. Радуйтесь жизни, пока молодой!
И снова, как и вчера, собралась гроза. Дети быстро попрятались по комнатам и затихли. Я сидела, погасив свет, в холле на диванчике и смотрела в окно.
Подошёл Гришка и сел рядом.
- Эль… Я не думал, что так получится… я не хотел…
- Григорий Александрович, идите спать.
И скрылась у себя.

13. 08. 2018

Дождь, зарядивший с вечера, продолжался всю ночь, то стихая до мелкого и нудного, подобно осеннему, то принимаясь лить с новой силой. А Гугел обещал жару! Наврал, как всегда! У них там, наверху, план по количеству осадков? Так пусть бы лил, где нужно! А у нас и так всё уже промокло насквозь.
Заснуть так и не смогла. Лежала, глядя в потолок, и с маниакальностью мазохистки расковыривала душевные раны. Под дождь так хорошо плачется…
А за стенкой не спал Гришка. Сквозь тонкую перегородку слышно было, как он возился. Написывал мадригалы принцессе, не иначе! Гришка… Как же я хочу к тебе! Как же так, Гриш?! Как же так?! Ты казался таким надёжным, таким преданным, а на деле … На деле твоя любовь оказалась радужным мыльным пузырём, который лопнул при первом же прикосновении чужой руки. А я верила тебе, Гриш… Верила… верила…
Не трави себя, Эль, прекращай! Жизнь на этом не заканчивается. Отпусти его, пусть будет счастлив… маленький мальчик… Это была не любовь, Эль… Пора сhiamare le cose con il loro nome. Да, пора назвать все своими именами.
Встала, включила свет и подошла к зеркалу. О-о-о! Обе мы пригожие, на свиней похожие! Я и моё отражение. Глаза покраснели и отекли, нос распух. Элька, как ты детям на глаза покажешься? Да и не только детям. Не нужно, чтобы Гриш… Григорий Александрович видел следы твоих слёз. Давай, приводи себя в порядок. До подъёма ещё три часа, авось, успеешь.
Я прошла в душ и долго стояла под холодной водой, замёрзла. Зато пришла в божеский вид. Открылись глазки-щёлочки, и нос снова стал тонким, а не поросячьим пятачком. Вот и славненько! Пора будить орду.
Вылезать из кроваток дети не желали. Они натягивали на носы одеяла, прятали головы под подушки и ныли:
- Мо-ожно мы ещё немного поспи-им? Ну Микаэ-эла Алекса-андровна! Ну пожа-алуйста!
- Нет, зайцы, пора вставать! Нас ждут великие дела!
- Ну ещё капелю-ушечку! Полчасика!
- Нет! Распорядок дня следует соблюдать!
- Вечно эти взрослые… изверги!
- Мы такие, Лёша! Жду на зарядку.
- Не понял! Почему все ещё в кроватях?! Подъём-подъём! – рокотал по коридорам Гришка.
Дети с трудом раскачивались. Погода не радовала: хотелось залечь в норку и не шевелиться. Из-за дождя зарядку проводили в холле.
Гришка, облачённый в голубой спортивный костюм, командовал парадом:
- Раз-два-три-четыре! Василий, это не наклоны, то, что ты делаешь, а поклоны дьячка, страдающего радикулитом! Держи спину ровно! Ровно, говорю! Вот так, не горбись! Раз-два-три-четыре! Павлик, молодец! Отлично! Так держать! Толик! Что за конвульсии скунса с перебитым хребтом? Слушай счёт! Раз-два-три-четыре! Следующее упражнение…
Дети, наконец-то, сбросили остатки сна и старательно выполняли Гришкины команды.
В заключение Григорий Александрович включил латиноамериканские хиты:
- Танцуют все! - и первый сделал несколько красивых па.
Дети в восторге рванули, кто во что горазд! Весело!
А Гришка танцевал с упоением, с азартом, со страстью. Взметались руки, ноги быстро и чётко выписывали фигуры, тело, гибкое и сильное, подчинялось синкопированному ритму самбы, совершая пружинистые и волнообразные движения.
Я смотрела на его спину, наблюдая за тем, как работали под тонким, обтянувшим торс, трикотажем тренированные мышцы танцора. Гришка улыбался.
Совершив неполный оборот, он подтанцевал ко мне, подхватил и закружил, увлекая за собою. И голос Рики Мартина, с придыханием звучащий из динамиков, заставлял подчиняться зажигательному и волнующему ритму:


Si t; quieres nos ba;amos
Si t; quieres nos soplamos
Pa secarnos lo mojao
Si tu boca quiere beso…

Мы не заметили, как дети расступились, встали вдоль стен и стали смотреть на нас с удивлением и восхищением.
Закончилась первая композиция, заиграла вторая, а мы продолжали танцевать. Мы смотрели в глаза друг другу и танцевали, танцевали, танцевали… И Гришкины бездонные чёрные очи словно хотели что-то сказать, как-то оправдаться, вымолить прощения за то, что произошло… И руки его, сильные руки, легко касались тела моего и ускользали прочь, не задерживаясь, как это бывало раньше. Словно ему неприятно стало дотрагиваться до меня, словно этими прикосновениями он боялся осквернить новое, зародившееся в его сердце чувство…
И мы танцевали и танцевали, пока музыка внезапно не прервалась, и в наступившей тишине не раздались оглушительные одинокие аплодисменты. Лика! Это она выключила ноутбук.
Гришка воссиял ликом и ослепительно улыбнулся девочке.
- Классно танцуешь! - изящные девичьи челюсти перемалывали кубики жвачки. – Мне понравилось!
- Ты тоже отлично танцуешь! – распушил Лис хвост.
Он подошёл к ней так близко, что между их телами едва ли уместилась бы тонкая книга.
- Какой ты… офигенский! - Лика положила ему на грудь ладонь. И от этого прикосновения Гришка вздрогнул.
- Я чё пришла, - девушка убрала руку. – Сегодня репетос будет? А то погода не айс, переть куда-то влом.
- Будет, конечно! Проведём тренировку сразу после завтрака у вас в холле. Предупреди всех, чтобы не разбредались. Можете без меня повторить схемы.
- Оки! – ангелица крутанулась на каблуках и, послав Гришке обворожительную улыбку, убежала.

За завтраком Гришка с аппетитом уплетал сырники со сгущёнкой, а я равнодушно ковыряла вилкой салат.
- Элюсик, ты что не ешь? Второй день голодаешь, - Валерик участливо положил мне в тарелку румяный творожный кругляшок. - Так недолго и ноги протянуть. Как же мы тогда без тебя? Без красивых девушек парням нельзя. Девушки воодушевляют их, вдохновляют на подвиги, окрыляют!
Это точно, Валера! Вот сидит рядом один такой окрылённый, расшифровывает ангелицыну морзянку. А меня как будто нет, словно я в одночасье растворилась. Даже Валерик заметил, что я отказываюсь от еды, а Гришке… Гришке все равно… Нет, я больше так не могу! Я этого не вынесу! Господи! Дай мне силы пережить этот кошмар! Дай мне силы не сломаться, Господи! Дай мне силы!
Я подхватила тарелку и чашку и пересела за соседний столик, который занимали вожатые началки: Настя, моя подруга, и две малознакомые мне девушки. Только бы не видеть его лишний раз. Не чувствовать запаха его, сводящего с ума. Не ощущать тепла тела его, не видеть чёрных глаз, смотрящих мимо меня.
- Понятно! – Настя уставилась мне за спину, туда, где остался Гришка. – Допекло. Не ожидала, честно сказать, от него. Ты не переживай, Эль! Перебесится и поймёт, что эта малолетка ему не пара.
- Для него она не малолетка – всего на год моложе. Это я слишком стара для орла! Жалкая старая курица.
- Элька, прекрати! Хочешь, я поговорю с ним?
- Нет, Насть, не нужно!
- Не понимаю его. Такая любовь и вдруг… вот это, - Настя водила ложечкой в чашке с какао.
- А она была – любовь? Сдаётся мне, что нет. Потешил мужское самолюбие и либидо, замутив с училкой, а я поверила. Дура!
- Он сам как это объяснил?
- Никак. Я не разговариваю с ним. Только по работе.
- Зря. Должен же он объяснить, в чём причина подобной эскапады.
- А нечего объяснять, и без того всё понятно. Причина вон она, в микрошортах и топе-лифчике, вкушает завтрак.
- Не понимаю его. Он же боготворил тебя! Хвостом волочился. Даже Винеровне не побоялся о любви вашей сказать! И вдруг такая ж.. попа!
- Он сделал выбор – пусть идёт! В добрый путь!
- То есть, ты позволишь вот так просто вытереть об себя ноги? Эль! У тебя гордость есть?
- Я отпустила его. Просто отпустила. Силой не удержишь, а только восстановишь против себя, так зачем мучить человека? Ну, случается такое, что люди расстаются. Никто же не умер от этого. Вот и я не умру. Надеюсь… Е tempo di bruciare i ponti.
- Что? – не поняла Настя.
- Время сжигать мосты.

А где-то под сердцем липкая бородавчатая жаба вливала яд в мои жилы, отравляя душу. И ослепляли слёзы, и я с трудом сдерживалась, чтобы не закричать в голос от тоски и отчаяния! Гришка… Гришенька… Гришка…
Детская ладонь легла мне на плечо. Сабина! Девочка сложила ладошки лодочкой, притиснула их к моему уху и зашептала:
- А Васька старшеклассникам анашу продаёт!
Вилка из рук моих со звоном упала в тарелку.
- Какую а…, - я осеклась.
- Настоящую. Сухую.
Так вот про какие сухарики говорил Кривозубов! Со вкусом красной икры, ага! Не было печали, так «Бесы» накачали! Я вздохнула.
- Григорию Александровичу сказали?
- Нет ещё.
- Иди сообщи вожатому. Будем разбираться.
- Хорошо!
Не успели вернуться в корпус, как ливень приударил с новой силой. Детки разбрелись по комнатам: кто с телефонами, кто с книгами, кто просто поболтать. Несколько человек остались в холле поиграть в настольные игры.
- Эль, у нас проблема, в курсе? – Гришка сел рядом со мной на диванчик, открыл только что пришедшее на телефон сообщение и расплылся в улыбке. - Будем разгребать. Герман, позови, пожалуйста, Василия.
Васька на зов не спешил, справедливо полагая, что зовут его не чай с пряниками пить. Наконец явился.
- Василий, - начал Гришка. – Рассказывай, чем сейчас промышляешь?
- Ни чем!
- Что ты там старшеклассникам впариваешь?
- Сухарики. Со вкусом икры. Только они уже кончились.
- Вась, - Гришка понизил голос. – Врёшь ведь! Продай тройку пакетиков, мне друган пивка привёз, а вот сухариков забыл положить. Я бы вечерком, после отбоя, немного расслабился.
Я вытаращила глаза: ты чего несёшь, Григорий Александрович?
А Васька развёл руками и притворно вздохнул:
- Кончились. Все.
- Даже одинокий пакетик нигде не завалялся?
Васька отрицательно помотал головой.
- Жаль. Ну ладно, иди.
Васька, довольный, что всё так легко обошло, развернулся и направился в комнату. Но не успел он сделать и пары шагов, как Григорий снова остановил его:
- Вась, иди-ка сюда на секунду.
Васька вернулся.
- Слышь? – зашептал вожатый. - У тебя, говорят, есть кое-что получше сухариков.
- Нет у меня ничего! – дёрнулся Дудукин.
- Тихо ты! Не шуми! Ты это… Только не спали нас… Вот тебе полторы тысячи, - Гришка вытащил из кармана шортов купюры и украдкой всучил Василию. - Принеси нам с Микаэлой Александровной… ну ты понял. Сколько тут выйдет на эту сумму?
- Так … нет у меня ничё!
- Васёк, ладно тебе кобениться! Нам Кривозубов нашептал по секрету, что у тебя можно дозу купить. Скучно тут, в лагере, хоть курнуть от души вечерком. Только никому, Васян! Ты взрослый парень, понимаешь: если нас спалят, то это труба! Замаскируй как-то.
Вожатому Васька не верил. Но впитанные с молоком матери и наставлениями батюшки алчность и прогрессирующий олигархизм терзали душу его, что черти в последнем круге ада.
- Правда, что ли, хотите? – Василий с сомнением посмотрел на меня. Я пару раз уверенно кивнула.
- Только никому, Васян! Сколько тут выйдет на полторы тысячи?
- Три штуки, - Васька настороженно поглядывал на нас.
Норм! Аппетиты растут. Кривозубову по триста, вожатым по полтысячи!
- Вась. Только ты аккуратнее, не проболтайся. Даже приятелям своим. Они, в отличие от тебя, язык за зубами держать не умеют, - наставлял Гришка. – А нам проблемы не нужны.
- Да понял я, не тупой.
- Ждём.
Васька скрылся в комнате и через минуту вернулся с пакетом из-под сухариков, завёрнутым в полиэтиленовый.
- Это что? - шёпотом возмутился Гришка. – Я не сухари просил.
- Это там, внутри, - прошептал в ответ Васька.
Гришка заглянул в пакет и удовлетворённо кивнул.
- Вот ты и прокололся, Василий! Взяли с поличным! – торжествовал Григорий.
- А это не моё! Я честный рядовой отдыхалец лагерный.
- Вот-вот! Шансов стать лагерным отдыхальцем у тебя, Василий, сто процентов. Если, конечно, не возьмёшься за ум. Ты понимаешь, что это статья, Вася? Ты понимаешь, что это такое – наркотики? Это смерть! Медленная, мучительная смерть! А ты собственными руками роешь людям могилу! А себе стелешь тощий матрас на нары.
- Так пусть не курят, я-то тут при чём? Не заставляю же!
- Вась. Есть люди сильные, понимающие, что наркотики - путь вникуда. Они даже не пробуют это зелье. А есть люди слабые. Которые хоть и понимают, на что обрекают себя, но остановиться не могут. Это зависимость, болезнь. И вместо того, чтобы помочь избавиться беднягам от страшной привязанности, вот такие дельцы, как ты, Вася, сами провожают бедолаг на кладбище. Да ещё деньги за это берут! Это гнусно, Василий, продавать людям смерть, мерзко, недостойно. Деньги, поднятые на торговле наркотиками, грязные деньги, счастья они не принесут, - внушала я.
- Сколько у вас ещё этой дряни? – пытал Гришка Дудукина.
- Это всё.
- Так я тебе и поверил!
Гришка взял мальчика за руку и пошёл в комнату предпринимателя. Я за ними.
- Доставайте из схрона все заначки, контору спалили, - приказал Лис.
Мальчики недовольно переглядывались. Наконец Лёша распластался на полу и полез под кровать, выуживая на свет божись пакет с расстеленной на нём для просушки свежей травой. Сеник вздохнул и выволок из шкафа мешочек с готовым товаром.
Я рассмотрела «гербарий» и засмеялась.
- Мальчики, а кто вам сказал, что это конопля?
- Листья сказали. Видите, они как пальчики? – пояснил Куковалин.
Я ещё сильнее рассмеялась. Лис поднял двумя пальцами зелёный стебель и тоже расхохотался.
- Это люпин, Вася! – разочаровала я дельца. – Вот почему Кривозубову «не зашло». Самый обыкновенный люпин!
- Чё за люпин? – Васька метнул гневный взгляд на подельников.
- У Гугела спроси, Вась. Пригодится информация.
- Блин! Из-за вас всё! Кто орал: «Конопля, конопля!» Дебилы!
Мы прочли парням небольшую лекцию о вреде наркотиков. На всякий.
Гришка посмотрел на телефон – опять пришло несколько сообщений.
– Лан! Мне пора на репетицию. Надеюсь, до обеда вы не вляпаетесь в новую неприятность.
И Лис умчался, окрылённый предстоящей встречей с прекрасной ангелицей. А я… Работай, Эля, работай! Оставь мальчика в покое. Оставь…
К обеду тучи разбежались, открыв голубое, с проседью, небо. Солнце, словно соскучившись по нам, с жаром расправило лучи и принялось согревать всё вокруг.
Гришка вернулся с плясок довольный и оживлённый. Ну понятно, закружил, похоже, ангела, до упаду. Эль, прекрати! Немедленно прекрати! Не трави себя! Ничего уже не вернёшь. Оставь прошлое за поворотом, и иди вперёд! А любовь… Ну её, как сказал Васька. Без неё и правда спокойнее.
День медленно тянулся к вечеру. После ужина снова дискотека: танцы и киносеансы чередуются у нас ежевечернее.
Гришка начистил пёрышки, окропил их дивным парфюмом по сотне долларов за каплю, облачился в новенькие джинсы и рубашку поло, что мы выбирали с ним вместе в бутике. Лис тогда перемерил их огромное количество, и превратил примерку в игру, то пританцовывая в просторной кабинке, то изображая модель, так как я придирчиво осматривала его со всех сторон: хотелось, чтобы одежда сидела идеально, подчёркивая красоту его скульптурного тела. Выбрала!
Я стояла у входа в зал. Оглушающее бил модный клубняк, детки, насидевшиеся полдня в четырёх стенах, отрывались вовсю.
- Что, ускакал щенок к новой сучке? – Димусик остановился рядом и, ехидно ухмыляясь, окинул меня оценивающим взглядом. – Что и следовало ожидать! Курица! Дурак он, конечно! Этой пигалице до тебя далеко, но и ты дурой не будь. Переключай внимание на солидных парней, хватит шариться по малолеткам.
- Надеюсь, под словосочетанием «солидный парень» ты не себя имеешь в виду.
- Дура, понял! - и скрылся в зале.
Я поискала глазами Лиса. Вон он, неподалёку. Качается в медленном танце с ангелом, что-то нашёптывает ей, улыбаясь. Как когда-то шептал мне… Поднял голову, осматривая зал, и встретился взглядом с моим. Улыбка тут же растаяла на губах его. Не бойся, Гриш. Я не претендую на твое внимание. И устраивать сцены ревности тоже не буду. Ты свободен, живи, как хочешь. И будь счастлив. Только будь счастлив, Гриш…
Я улыбнулась ему и помахала рукой, словно прощаясь. Он смотрел на меня, не отрываясь. Качался в ритме медленного танца, нежно обнимая хрупкого ангела, и смотрел на меня. А над залом сладкий голос Губина говорил за него:

Тихо дождь стучит в окно,
Словно что-то робко просит.
Нам расстаться суждено
В эту осень, в эту осень.
Я не знаю, как сказать,
Что меня не нужно ждать,
Но еще труднее мне будет лгать…

И снова не могла заснуть, постоянно прислушиваясь к звукам за перегородкой, представляя, как Гришка болтает по вайберу с девушкой, как болтал со мной когда-то, вспоминая его взгляд, когда он пел мне про медведей: ложкой снег мешая, ночь идёт большая, что же ты, глупышка, не спишь… Будет ли он так же петь для неё? Слёзы! Эти слёзы! Сколько же их во мне! Прекрати, Эль! Прекрати немедленно! Остановись!
Но разве память остановишь? Разве удалишь, нажав на кнопку, всё, что вызывает боль? Если бы это можно было сделать! Ещё две недели, Эль. Только две недели, и он исчезнет навсегда. Больше ты его никогда не увидишь.. Никогда… Никогда…
Вышла на балкон: может быть прохладный ночной воздух освежит и поможет успокоиться. Качала широкой лапой сосна, росшая у самого корпуса, и пахло нагретой смолой. Пели то ли цикады, то ли кузнечики – какая-то травяная живность.
Позади зашуршали шаги. Лис идёт. Его шаги, его запах. Их я узнаю их тысячи, из миллиона шагов и запахов – такие они родные … Не родные, Эль. Уже не родные.
Встал рядом. Тоже не спит. Ну, он –то не спит от счастья. От счастья можно не спать сутками и прекрасно себя при этом чувствовать.
Мы стояли рядом и молчали. Долго молчали. Наконец он произнёс:
- Эль.
Я не ответила – горло сжал спазм.
- Эль…
- Что? – прошептала еле слышно.
Он помолчал, собираясь с мыслями.
- Ты теперь думаешь, какой я козлина… Но… Я не хотел, поверь… Оно само так получилось… Ты права, меня манит она, как не манил никто. И я ничего не могу с этим поделать…
Он снова умолк.
- Ничего я не думаю… И не нужно ничего с этим делать, Гриш. Просто живи. Я отпустила тебя… Не переживай, осталось две недели потерпеть моё присутсвие и всё. И я уйду навсегда, больше ты меня никогда не увидишь. Живи, Гриш... Просто живи и будь счастлив. Будь счастлив, Лис…

15. 08. 2018

Солнце решило порадовать с самого утра. Как и обещал всезнающий Гугел, погода выдалась жаркой. Прекрасно! У нас же день Нептуна!
Гришка ушёл за полтора часа до подъёма орды – вместе с другими мужчинами расставить декорации у бассейна. Вообще, бассейнов в лагере два – для мелюзги и детей постарше. Предыдущий директор гимназии, Тамара Ивановна, умело превращала заброшенный когда-то в 90-е лагерь в настоящую лесную сказку. За счёт средств спонсоров и родителей (гимназия-то непростая) намного расширили территорию, обновили корпуса. И соорудили бассейны. Стоят они рядышком, создавая единую конструкцию с горками и другими безопасными аттракционами. А для праздника у большой чаши сооружают сцену, где и происходит действо.
В столовую пришли на полчаса раньше – нужно всё успеть. Дети споро орудовали ложками-вилками, а я снова сидела в печали над овсянкой с сухофруктами, выковыривала из вязкой каши изюм и раскладывала по бортику тарелки.
- Элька, ну съешь хоть половиночку! - увещевала Настя.
- Не могу. Не лезет ничего.
- Так нельзя! Из-за какого-то потаскунчика, прости господи, ты себя голодом моришь!
- Когда у меня стресс, организм не принимает ни крошки. Пройдёт…
- Сам вон наяривает, не подавится никак! – Настя смотрела за мою спину, где вкушал Григорий.
- Пусть ест. У него организм молодой, растущий. Ему необходимо правильно питаться!
- Подлость у него растущая! – бурлила Настя.
- Может быть, и она, - я отодвинула тарелку с кашей и подтянула к себе салат.
Наскоро проглотив завтрак, Григорий Александрович подошёл ко мне, пытающейся протолкнуть в горло ломтик помидора.
- Эль, соберёшь «бесов» сама, мне нужно отрепетировать ещё кое-что. Ладно?
- Без проблем! – я давилась помидором, но старательно «держала лицо».
- Знал, что на тебя можно положиться, - и повернулся к ангелице. – Ты покушала? Тогда идём, повторим схемы.
Иди-иди, Гриш. Повтори.
Настя смотрела ему в след, презрительно скривившись:
- Нет, ну это надо так сказать?! «Знал, что на тебя можно положиться»… А на тебя? Вот урод! «Ты покушала? Молодец!» А то, что Эля ничего не ест четвёртый день – это по фигу! Вот так и хочется глаза ему повыцарапывать!
- А смысл?
- Не будет на баб смотреть!
- Насть, давай о другом. Я не вынесу этого разговора.
Поели дети быстро. Им не терпелось бежать наряжаться для праздника. Они заранее продумали себе костюмы: лихая троица в компании с Павликом навязали на глаза чёрные повязки, на головы цветные платки, типа пираты, нарисовали фингалов, замазали зубы чёрной тушью, которую выпросили у девочек.
- Вась, с твоей креативностью мог и что-то более зрелищное придумать.
- Микаэла, Александровна, у нас же Нестор! У него фактура пиратская – ноги хромые. Как будто его ядром пушечным шарахнуло!
Павлик довольно улыбался.
- А-а-а… Ну отлично тогда!
Девочки распустили косы, вплели в них длинную траву, долженствующую изображать водоросли, ленты, накрасились словно индейцы, вышедшие на тропу войны. Русалки. Ну… Праздник…
Оставив питомцев готовиться к представлению, пошла переодеваться сама. Форма одежды для всех – купальники. Воды будет много!
Изо всех костюмов, привезённых с собою, выбрала самый эффектный. Цвета «танго». Что за цвет? Очень красивый и яркий. Точнее определить сложно. Когда кладёшь рядом вещь оранжевую, то купальник кажется густо-розовым. А возле розового смотрится оранжевым. И с таким красивым перламутровым переливом!
Все наряды заказываю в ателье, где шьют костюмы для спортсменов и танцоров: там и за тенденциями моды внимательно следят, и вкус у модельеров отменный, и каждую вещь так подгоняют по фигуре, учитывая особенности строения клиента, что сидит она безупречно! Я переоделась и посмотрела на себя в зеркало. Ну… Неплохо так…
Верхняя часть без бретелей декорирована мелкими и густыми драпировками, восьмёркой опоясывающими чашечки и перекрещивающимися по центру. Лямка на спине выполнена из прозрачной сетки, создавая иллюзию голой спины. Низ – два треугольника, соединённые по бокам тонким шнуром из такой же сетки со вшитой внутрь резинкой. Тесно облегающий, купальник красиво подчёркивал всё, что нужно подчеркнуть, и прятал то, что должно спрятать. В дополнение к нему короткая струящаяся юбочка из двух «солнц» со множеством сборок и пришитых к поясу декоративных шнурков.Она не сшита с одного бока, а просто завязывается на шнурок спереди над правым бедром.
Так, краситься не буду. Замотав на затылке «кукиш», ещё раз осмотрела себя в зеркало: милая барышня лет шестнадцати смотрела на меня и зазеркалья. Норм! И вышла к детям:
- Ну что, орда? Готова?
- Ага! – гаркнули питомцы, и мы понеслись на праздник.
У бассейна уже собрались все отряды. Димусик с обнажённым торсом, в пёстрых плавках-шортах, мотавшийся в толпе, присвистнул, увидев меня:
- Какие формы! Щенок твой дуралей безмозглый, что свалил. Твою талию руками обхватить можно! Офигеть! Сколько в сантиметрах?
- Дмитрий Валентинович, я же не спрашиваю вас о ваших сантиметрах! И вы мои не трогайте.
- Не, у тебя реально обалденная фигура. В зал ходишь?
- Танцую, Дим. Танцую.
- Тогда понятно! - он ещё раз окинул меня оценивающим взглядом. – Ты идеальна! Не к чему придраться. Обычно тощие девушки мосластые и не аппетитные, а ты не выглядишь мосластой. Вроде тоненькая, но такая … вкусная. И ножки, и грудь, и талия.
Я с удивлением посмотрела на плаврука: с чего это он мне тут дифирамбы напевает?
- Дмитрий Валентинович, вам не пора на сцену? По-моему, вас зовут.
- Да, кстати. Бегу, - и на ходу добавил, обернувшись. - Дурак твой щенок! Ой, дурааак!
Праздник начался. Зашумел в динамиках буйный ветер, заплескались бурливые валы, загрохотал гром. И под эту природную какофонию вышел на сцену Нептун Сергей Юрьевич, а с ним и верные слуги: Димусик и Григорий.

Гордый я морей властитель,
Рыб, дельфинов повелитель.
Мой дворец на дне морском
Весь усыпан янтарем.
- Поздравляю вас с праздником Нептуна! Желаю вам попутного ветра, семь футов под килем и
обойти все морские рифы!

Под музыку вышла дочь Нептуна – одна из студенток-вожатых.
- Что ты невесела, дочь моя младшая, любимая? Не обидел ли тебя кто? Не причинил ли тебе вреда? Только скажи. Я все царство морское переверну вверх дном. Найду обидчика и наказать его велю.
- Не надо, батюшка, никого искать и царство морское вверх дном переворачивать. Не обижал меня никто и вреда никто мне не причинял. Обронила где-то в море-океане я подарок твой, ожерелье жемчужное. Порвалась тонкая ниточка, и рассыпались по дну морскому жемчужины. Как мне их искать-собирать?
- Это не горе, не беда! Найдём мы жемчужины! Не печалься, дочка. Эй, русалки, ну-ка, покажите мне, что вы умеете! Отыщите-ка на дне ожерелье дочери моей!
Сёстры Паньшины, сидевшие в костюме русалок (с хвостом!) на противоположных сторонах бассейна, кивнули и нырнули в прозрачную воду.
Никогда я не видела выступления синхронисток вживую. А зрелище завораживало. Гибкие и ловкие, девушки танцевали в воде с такой грацией, что я замерла от восторга. Интересно, как они слышат музыку?
Дети с интересом следили за представлением. Потрясал трезубцем Нептун, кувыркались черти ( Васька с завистью пожирал их глазами, и на лице его явственно читалось: «Вот я был бы чёртом так чёртом! А это… Пффф!» )
Настал черёд выступления Гришкиной группы. Что же, посмотрим-посмотрим!
С первых же тактов стало понятно, что танец Григорий Александрович поставил замечательный. А вот с танцорами ему не повезло. Впрочем, танцевал в группе только он. Остальные выполняли движения под музыку. Димусик, сын Буратино, двигался мимо музыки, двое парней были на редкость неуклюжи, девушки старались, но видно было, что если они чем и занимались, то явно не танцами. Вокалом, например. Или ИЗО. Даже ангелица, чьи способности Григорий, не уставая, нахваливал, хоть и старалась поразить умы и воображения, но выполнить даже одно па красиво не смогла. Её, на первый взгляд, ровные движения, выглядели вызывающе вульгарно. Настя, стоявшая рядом со мною, увидев девушку в алом провоцирующем безобразной открытостью купальнике, вытаращила глаза и прыснула.
Музыка гремела, отбивали ритм ударники, а тело моё жаждало танца. Нет, ну такого издевательства над самбой я не вынесу! Так нельзя! Расступитесь, господа!
Сбросив балетки, я стрелой взметнулась на бортик бассейна, противоположный тому, возле которого расположилась сцена, и со всем пылом танцора, давно не участвовавшего в публичных выступлениях, отдалась музыке, движению, страсти! Ё-хууу! Самба! Любимая Гришкина, да и моя, самба! Давай, Эля! Жги! Спасай танец от поругательства!
Сделав несколько движений на месте, не переставая танцевать, в зажигательном вихре понеслась по узкому бортику к сцене. Гремели ударники, звенели маракасы, звонкий голос солистки группы Kaoma, исполняющий заводную песенку "Banto", летел над лагерем. Музыка увлекала в дикий водоворот: быстро крутились бёдра, выписывая восьмёрку, чётко переступали ноги, пружиня, гибкое тело волнообразно изгибалось, подчиняясь пьянящему ритму, взметалась крохотная юбчонка, подчёркивая амплитуду движений.
- Йо-хо! Раз - и два! Раз – и два! Йэ-ооооо! Ай –ииии!
Добравшись до сцены (как только не свалилась с бортика!) встала впереди группы. Кому тут хотелось разгула стихии? А нате вам! Как стихия? Пойдёт? Раз - и два! Раз – и два! Кому тут волн? Пожалуйста! Вертикальная волна устроит – от пяток до кончиков пальцев поднятых над головою рук? А волнующие восьмерки бёдрами? А вот эти мелкие и очень быстрые движения бёдрами за морскую рябь сойдут. Так, Анна Витальевна? Раз – и два! Раз – и два! Йо – хо! И-иэх!
Я отрывалась, танцуя так, как и на конкурсах не всегда танцевала, вложив в каждое движение весь драйв, весь дразнящий эротизм. Без пошлости, конечно! Всё в соответствии с регламентом WDSF по фигурам. Дети же вокруг! А раздразнить можно и без пошлости… Хотя… Кого мне тут дразнить, Димусика? Или Сергея Юрьевича?
Улыбка не сходила с моего лица во всё время исполнения этого внезапного соло. Настя, вначале ошалевшая от моей выходки, теперь хлопала в такт ритму и тоже улыбалась, подмигивая. Начали хлопать и мои гаврики, и старшеклассники, и подхватили все зрители. Спасибо, Настя!
Я не смотрела на участников Гришкиного кордебалета, не смотрела и на Гришку. Только чувствовала его присутствие. Было больно и сладко одновременно. Больно от осознания своей ненужности человеку, с которым хотела связать оставшуюся жизнь. И сладко от каждого чёткого, годами отработанного движения своего, от той радости, что приносила взрывная, беснующаяся в латиноамериканском ритме, мелодия. Танец лечит, и ты знаешь об этом. Он выжигает из души всю муть, весь гнилостный осадок, освещая радостью и ликованием самые потаённые уголки. Танцуй, Элька! Танцуй!
И Элька танцевала!

Музыка стихла. Я быстренько метнулась со сцены под восторженные взгляды толпы и вернулась к питомцам.
- Ну ты отожгла, Элька! Я офигевала, честно! Это было потрясающе! Гришка с тебя глаз не сводил!
- Насть, не упоминай его имени, у меня только-только настроении стало улучшаться.
- Оки! Но ты реально восхитительно танцевала!
- Ну… может быть… Спасибо за поддержку, Насть!
А волны несли праздник дальше. Скоро закончилась театрализованная часть, и настало время для детских игр-забав. Квест!
Носились, плескались, скатывались с горок до самого обеда. Мокрыми, но довольными потянулись в столовую. Ну и аппетит у моих гавриков сегодня! Даже самые записные привереды и те уничтожили всё, что было на тарелках и попросили добавки. А я … Я снова что-то искала в борще. Наверное, ускользнувшее счастье. Нет ли его тут, среди капустных листьев и натёртой свёклы? Нет… А жаль! Я бы выловила его, спасла, залечила раны и поселила бы в сердце своём.
- Съешь хотя бы котлетку! – Настя старалась меня накормить.
- Котлетку, может быть, и съем, - я отломила вилкой крохотный ломтик. Нет, не хочу.
И тут что – то внезапно навалилось на меня, что-то красное плеснуло на любимый купальник, растеклось по руке, по груди, сползая на голый живот. Томатный сок!
- Ой, извините! Я нечаянно споткнулась! – Лика делала большие глаза, полные притворного ужаса и сожаления. – Кажется ногу подвернула.
И мелкая дрянь поковыляла к столику. И голос Гришки.
- Больно?! Дай посмотрю, что с ногой.
- Нет, ну это совсем за гранью! – вспылила Настя. – Сейчас она у меня узнает, как …
- Стой! Не надо, Насть. Не трогай. Маленькая дурочка, что с неё взять?
- Дурочка? Маленькая? Да она…
- Насть, ничего страшного не произошло. Меня не пырнули ножом, не раздробили череп. Всё ок! - я вытирала салфеткой томатные потёки. Ничего страшного. Просто умерла любовь.
Обед продолжался. Гришка, удостоверившись, что с ангелициной ногой не случилась вселенская катастрофа, вернулся к трапезе. А я к самокопанию. Капнула одна слеза, вторая, потом слёзы побежали частыми градинами, потом хлынули потоком, потом понеслись лавиной. Я не могла их сдержать. Никак. Они бежали и бежали, бежали и бежали, и рвалось сердце в клочья, и не хотелось жить… Совсем. Ради чего? Для кого? Незачем…
Настя пыталась успокоить, но это ей не удавалось. И тут…
- Элька, смотри!
Я повернулась в ту сторону, куда она показывала.
За спиной прекрасноликой Анжелики стоял Васька, с двумя тарелками, в которые дети намешали всё, что не доели из дополнительных порций: борщ, сок, картофельное пюре, огрызки котлет и размокший хлеб. И все эти помои разом опрокинул на голову Гришкиной принцессе… А Павлик быстро снимал происходящее.
Васька! Зачем?!
Оглушительный девичий визг отразился от стен и низринулся вон, на волю. Побледневший Гришка вскочил, сжимая кулаки, и рванулся к даме сердца. А она была бесподобна – с капустой на носу, со свекольной стружкой на подбородке, с волосами, украшенными котлетными огрызками.

Оттолкнув Гришку , принцесса убежала. А Гришка, растерянный и злой, остался стоять посреди столовой.
Я вышла из-за столика и скомандовала питомцам:
- Быстро в корпус. Душ, кровати, сон! И ни звука!
Дети поплелись из столовой. Гришка смотрел на меня с презрением, сверкая чёрными глазищами:
- Отомстила?
Я ничего не ответила. Что я могла ему сказать?
Мы вернулись в корпус вместе, я и Гришка, уложили детей и разошлись по разным сторонам. Он сидел в холле, написывая успокаивающие слова любимой Зайке ( да, её он тоже называет Зайкой). А я, переодевшись, зашла к Ваське.
- Вась, скажи, зачем ты это сделал?
- Так она первая начала! Нечего на нашу класснуху... я хотел сказать, учительницу, фигню всякую лить.
--- Вась. Я бесконечно благодарна тебе за поддержку, за то, что ты ринулся отстаивать мою честь, но...
- Опять "Но"!
- Да, Василий! Месть - не очень вкусное блюдо!
- Она это уже поняла, когда объедки хлебала.
- Василий! Не стоит опускаться до уровня негодяев и недалёких людей. Нужно уважать себя, а не устраивать с ними публичные баталии на потеху толпе. Глупых не исправишь, только сам прослывёшь глупцом. Тебе это надо?
- Понятно! То есть, вы предлагаете нам молча смотреть, как Грихан с этой кикиморой вас пинают?
- Я предлагаю тебе, Вася, не лезть в дела взрослых. Можешь мне это обещать?
Васька насупился.
- Вась!
- Да понял, я , понял! Не тупой!
- Павлик, удали, пожалуйста всё, что наснимал. Вот сейчас же , при мне.
- Да , Нестор! - неожиданно легко поддержал меня Васька. - Удаляй давай! Не тормози! Не будь низким!
Если бы я знала, что снимки "Королевы объедков", как подписали их дети, уже разлетелись по лагерю! Васька!
И снова вечер, и снова дискотека, и снова медляк. Я сидела, как обычно, у входа, не заходя в зал. Не хочу видеть счастливого Гришку. Не могу... Не могу! Я не выдержу, я уже ломаюсь!
Подошёл и сел рядом Саша Макарский из десятого, уже одиннадцатого "А".
- Знаете, что было самым запоминающемся на сегодняшнем празднике?
- Черти?
- Вы, Микаэла Александровна... Вы очень красивая. И так классно танцуете!
Я улыбнулась:
- Спасибо , Саш...
- Вы очень красивая, очень. Вы не подумайте ничего, я не флиртую... Просто говорю, что вижу. А пойдёмте танцевать? Что вы тут грустите? Из-за Гришки? Все говорят, что он лоханулся, потеряв вас. Он ещё вернётся, я точно знаю! А пока идёмте танцевать! Будьте счастливы ему назло! Пусть видит, что вас так просто не убить. Идёмте-идёмте! Вы же не царевна Несмеяна, а восхитительная девушка!
А и правда, что я сижу, как баба Яга, насупившись и тоскуя?!
- Идём!
И мы танцевали. Танцевали все медляки, которые на этой дискотеке звучали намного чаще, чем обычно. И рядом танцевали мои гаврики: Васька с Леной, Сеник с Сабиной, Герман с Мариной. Даже недотёпистый Куковалин решился пригласить на танец Олю.
И рядом танцевал Гришка , обнимая хрупкий стан ангела Лики, и нашёптывая ей сладкие слова...
И болело сердце моё, болело остро и невыносимо. И нечем было дышать. И так полюбившийся питомцам Губин ласково пел:

Уходили навсегда,
Говорили - не беда.
Видно просто не судьба -
Жить одной судьбой.
А любовь сказала "нет".
А любовь смотрела вслед
Там где-то,
Где небо
Встретится с землей..

Без тебя погасли звезды,
Без тебя дожди и грозы,
Впереди лишь сны и грезы
И назад нельзя…

Будь счастлив, Гришка.... Просто будь счастлив.

И после отбоя он не сказал мне ни слова... Ни единого слова... Что же... Переживу.... Я смогу...
Устраиваясь на широкой сдвоенной кровати, посмотрела в телефон: пропущенные вызовы от деда.
Я набрала номер:. Голос деда зарокотал в ухо:
- Привет, малышка! Как ты там? У вас всё в порядке? Что-то у бабушек сердце не на месте. Да и у меня давит. Ничего не случилось?
- Всё в порядке, дед! У нас всё замечательно, спать укладываемся.
- Ну и славно!
Мы немного поболтали и отключились.
Да, дед, у нас всё просто замечательно! Как никогда!

17. 08. 2018

Проснулась разбитая. Было так плохо, будто меня закатали в асфальт катком, расплющили да так и оставили. Вчера перегрелась на солнце? Или это нервы? Я вспомнила наше расставание с Гришкой. Как же хочется снова заснуть и не помнить ни о чём. Там, во сне, было так хорошо, спокойно... А тут... Снова навалилась тоска. Когда же это прекратится?
Кое-как привела себя в порядок. На зарядку питомцев повёл один Гришка, я, сославшись на недомогание, осталась в комнате. Но на завтрак нужно идти, хоть немного поесть, а то вон уже ноги не держат - слабость такая, что даже лежать тяжело!
Рассадив гавриков за столы, уселась и сама. Омлет. Боже! Как он отвратительно воняет! Я люблю омлет, но этот! Что в него положили? Тухлые яйца? Я посмотрела на соседок по столу. Они спокойно жевали завтрак, не выказывая отвращения. Почему же у меня такое ощущение, что я ем падаль? Меня сейчас вырвет!
Я метнулась из-за стола в туалет и вовремя. Нешуточные спазмы выворачивали пустой желудок наизнанку. Что за фигня? Чем я могла отравиться? Да ни чем! Даже воду не пила! При мысли о воде, снова скрутило желудок. Капец! Что за хворь?
Умывшись , вернулась к столу.
Запахи кухни убивали. Тошнота снова подкатила к горлу , и мне с трудом удалось ее подавить. В медпункт,что ли сходить? Может, дадут какого зелья?
- Ты бело-зелёная, Эль, - встревоженно уставилась на меня Настя. - Тебе плохо?
- Походу, да...
А потом.... я не особо помню, что было потом. Сначала заложило уши, потом потемнело в глазах, только видны были зелёные очертания людей и предметов. А потом... Потом ничего...
Очнулась в медпункте.
Елена Михайловна, врач, посмотрела на меня внимательно и спросила:
- Где-то болит?
Я отрицательно покачала головой.
- Кроме еды в столовой, что ела?
- Я вообще ничего не ела всю неделю.
- Как?! Совсем?!
- Ага... А сегодня вдруг затошнило. Омлет показался таким вонючим... Не знаю, почему... И чай... И отвратительно пахло из кухни варёной курицей. Вот меня и ... того...
- Понятно. Ничего страшного, это бывает первые месяца три. Потом пройдёт.
О чём это она? Хотя, если это не страшно, то и нечего об этом думать...
Кое-как добралась до корпуса - ноги были ватными и держать меня отказывались.
На площадке Гришка играл с мальчиками в баскетбол.
- Григорий Александрович, меня на сегодня нет. Заболела.
Гришка молча посмотрел на меня. Я не имею права заболеть? Наконец выдал:
- Хорошо, Эль, выздоравливай! - и мощным ударом послал мяч в корзину.
А мне хотелось от него хоть капельку участия. Хоть единого доброго слова... Хоть звука...
Но он не сказал больше ни слова. И не смотрел на меня. Он играл с мальчишками в мяч, а рядом, в беседке, сидела прекрасная фея его грёз…
Как же мне забыть тебя, Гришка? Как же мне забыть тебя?! Как не думать о тебе, Лис???!!! Как???!!!

К обеду приехала с инспекцией Юлия Винеровна. Она обошла все корпуса, все службы, дотошно проверяя всех и вся. Наконец добралась и до нас.
Тошнота моя отступила, и я чувствовала себя вполне сносно.
- Как вы справляетесь? Вас Ольга Дмитриевна хвалит. Григорий, не пойти ли тебе в пед? Протекцию устрою.
- Спасибо, Юлия Винеровна, но я откажусь. Какой из меня педагог?
- Как знаешь, неволить не буду. Эля, идём со мною.
Мы прошли в корпус дирекции и устроились в кабинете главы лагеря.
- Ольга Дмитриевна, оставьте нас с Микаэлой Александровной на несколько минут, пожалуйста.
Завуч вышла. Юлия Винеровна долго смотрела на меня испытующе.
- Это правда, Эля? Всё, о чём мне рассказали?
- А о чём вам рассказали?
- О вас с Григорием.
Я пожала плечами.
- Правда.
Юлия Винеровна нахмурилась.
- Неожиданно. В Григории я была уверена. А тут вон как…
Мы помолчали.
- Всё же он ещё мальчишка. Не готов к серьёзным чувствам. Жалко! Вы очень гармоничная пара. Не могу понять, что он нашёл в Малаховой… Пустая безголовая бабочка.
- Что-то нашёл… Ему виднее. Пусть идёт… Я не держу. Может быть, с ней он будет счастлив… Раз я не смогла сделать его счастливым…
- Бедная моя девочка! Ты не заслужила подобного отношения к себе! Я поговорю с ним! Открою глаза!
- Пожалуйста, Юлия Винеровна, не надо! Не надо разговоров! Я отпустила его. Хочет быть с нею, пусть будет! Значит судьба!
- Эля! Ты меня, конечно, извини, что вмешиваюсь, но оставлять этого так нельзя! Тем более с твоим положением!
- Нормальное у меня положение… Обычная брошенная баба…
Юлия Винеровна проницательно посмотрела мне в глаза:
- Эль, от меня ты можешь скрывать, но от себя-то не спрячешь! Это не только твой ребёнок, но и его. И выходить из сложившейся ситуации вы должны вместе.
- Какой ребёнок, Юлия Винеровна? Вы о чем?
- Елена Михайловна мне шепнула по секрету. Твоя тошнота и отвращение к пище, непереносимость запахов очень напоминают симптомы беременности. Токсикоз.
- Так я не… У меня через два дня должны быть…
Я оцепенела. Холодный пот выступил на лбу, потёк по спине. Блин! А если? Мы же … мы совсем не предохранялись весь месяц… Мы, словно одержимые, любили друг друга… Исступлённо … Со всем пылом… забыв о том, что иногда случаются дети… Нееет! Нет! Только не сейчас! Только не это! Нееет! Так, последний раз было в Абхазии. Они ещё, помню, пришли раньше, и я удивилась. Как объяснила тётя Лариса, от перемены климата. Так бывает.… Блииин… Блин, блин! Не через два, а два дня назад всё должно было быть… Два дня… Это не критично… Организм уже так шутил надо мною… А если…
Снова замутило. Я прислушалась к своим ощущениям. Что там читала в маминых учебниках? Грудь набухает. А она ведь точно стала другой на ощупь… И немного болезненной… Что там ещё? Не помню… надо позвонить тёте Ларисе… Что я буду делать с этим ребёнком? Ведь, наверняка, Гришка не обрадуется! Ему теперь не нужен ребёнок от меня. От нелюбимой… от ненужной…
И снова полились слёзы… Элька, прекрати! Вдруг еще и нет ничего! А ты паникуешь! Возьми себя в руки!
- Может быть, и нет ещё ничего…
- Может быть, и нет, - Юлия Винеровна крутила в руках очки - А вдруг есть? Что будешь делать?
А у меня есть выбор? Родить и принести Гришке на крылечко? В корзиночке с ленточками…
- Что-то сделаю…
- Я бы на твоём месте поговорила с Григорием, прежде чем принимать решения.
- Юлия Винеровна! Ему восемнадцать… Какие дети? Зачем ему мои проблемы? Даже если что-то и случилось, я ничего ему не скажу. Он никогда ничего не узнает. Ну и … ребёнка не будет…
Я вспомнила наши разговоры о детях, как Гришка говорил, что очень хотел бы малыша… И усмехнулась… Жизнь так быстро меняет краски – то радуга, то чернота…
- Ты выглядишь измотанной. Даю тебе на завтра выходной. Отоспишься, погуляешь, подменного воспитателя я предупрежу сама. И сегодня отдыхай. Григорий справится с отрядом один, уверена.
Вернувшись к себе, позвонила тёте Ларисе на вайбер.
- Привет, принцесса, как дела? Что-то ты осунулась, бледненькая какая!
- У меня, по-моему, проблемы.
И я рассказала ей о предполагаемой беременности.
- Разве может так сразу быть токсикоз?
- Может быть всё. Организмы индивидуальны, и чувствительность у всех разная. Твоя мама, забеременев тобой, почувствовала всё уже на третий день после зачатия. Была такая же внезапная слабость, как ты описываешь у себя. Потом подключилась задержка. Правда, токсикоза у неё не было все месяцы.
- Можно сейчас как-то узнать наверняка – есть что-то или нет?
- В принципе, сейчас можно определить по анализу крови, гормон ХГЧ, если беременность наличествует, в крови уже присутствует. Но, как ты понимаешь, сделать это в условиях лагеря невозможно. Но, судя по тому, что девушка ты молодая, здоровая, и по тому, что вы не предохранялись, могу предположить, что прекрасное событие в вашей жизни наступило. Можешь обрадовать Гришу. Насколько я помню, он очень хотел ребёнка.
Я молчала.
- Эля! Что-то не так? Вы поссорились?
- Как сказать…
- Как есть, Эля.
- Мы расстались. Навсегда…
- Эля! – тётя Лариса по-бабьи всплеснула руками. – Как расстались?!
- Как все расстаются. У него теперь новая любовь.
- Вот так новости! И твоё положение уже не радостное…
- Ага…
- Не ожидала от Гриши! Казался идеалом мужчины - воспитанный, порядочный, надёжный… А поступил, как обыкновенный самец.
- Не хочу говорить о нём.
- Понимаю. Так. Если беременность есть, что планируешь делать?
- Я не знаю… Я так мечтала, что однажды у нас с Гришкой будет малыш… Мы оба мечтали… Спорили, на кого он будет похож, придумывали имена… Мечтали о том, как будем любить его… заботиться… И вот он есть… а никому не нужен…
- Эля, не переживай раньше времени. Приедешь, сразу забегай ко мне. Обсудим и решим, как нам быть. Ты плачешь? Милая моя девочка, не плачь! Не стоят мужики наших слёз, поверь! Будет у тебя другой, достойный тебя. А Гриша… Отпустила? Вот и хорошо!
А я размазывала солёные капли по щекам и не могла успокоиться…
На вечерний киносеанс дети не попали: Гришка решил наказать весь отряд за Васькину выходку. Они сидели по комнатам. Сам Гришка чёрным коршуном метался по коридорам и написывал предмету нежной страсти пылкие вирши.
Я устроилась на балконе, думы перекатывая нерадостные. Гришкины шаги будоражили. Будоражил его запах, от которого я всегда сходила с ума, как мартовская кошка. Хотелось его тепла, его прикосновений, его нежных слов любви… Но они, эти слова, летели по другому адресу, к другой Зайке, а прежней Зайке осталась на память проблема.
Как же я хотела и ненавидела этого ребёнка! Как же я боялась его и отказывалась от него! Как же я пыталась не сойти с ума! Сказать? Нет, не скажу… Потом… Если точно что-то… кто-то есть… Нет…. И тогда не скажу… не нужно ему этого… Не нужно…
Вечер плавно перетёк в ночь. Я так и сидела на балконе. Гришка не спал. Он давно уже спел колыбельную нежному ангелу, и теперь сидел в холле с телефоном и играл.
Внезапно во всем лагере отключили свет. Норм ! Ну и ладно! Посидим в темноте. В темноте не видно слёз…
И ночь бежала на мягких лапах, а сон ни ко мне, ни ко Гришке так и не спешил. Я прислушалась Мне показалось или кто-то стонет?
- Гриш, ты ничего не слышишь?
- Вроде стонет кто-то.
Мы прошлись по коридорам, прислушиваясь у каждой двери: нет, это не у нас.
А стоны стали слышнее.
- По-моему, это под лестницей, - прошептал Гришка.
Мы осторожно пошли на звуки, не включая фонариков. Внизу они стали отчётливее. Гришка спустился с последней ступеньки, я за ним. И тут вспыхнул свет.
Гришка дёрнулся вперёд, но внезапно отпрянул, и побледнев, развернулся и быстро пошёл прочь, нажав на выключатель. Снова стало темно. Но и тех мгновений мне хватило для того, чтобы увидеть всё: тонкая гибкая, сильно прогнувшаяся в пояснице фигура, склонилась вперёд, опираясь руками о стену. Подол коротенькой юбочки закинут на спину, кружевные трусики спущены, запрокинута голова с растрёпанными белокурыми локонами. И плотно прижимаясь к обнажённым бёдрам белокурого ангела стоял со сползшими до пола штанами Рыжий.

Хлопнула входная дверь, скрежетнул замок: Гришка вышел на улицу. Бедный Гришка… Увидеть такое! Как я его понимаю! Но… Он сам выбрал свой путь, пусть идёт по нему… Спотыкаясь ли, падая ли… Меня на этом пути нет, и плечико подставлять не буду. Иди, Гриш…
- Быстро по комнатам. И тихо! - я не включала света, и слышала, как пыхтел Рыжов, напяливая штаны, и как шуршала в углу ангелица.
- Микаэла Александровна, - едва слышно пробасил Рыжов. – Вы нас сдадите?
Я вздохнула. Как же хотелось отомстить мелкой гадине за моё разрушенное счастье. Отомстить жестоко! Так, чтобы запомнила на всю жизнь! Так, чтобы любое воспоминание о том, что она натворила, выжигало душу её соляной кислотой! Как же хотелось отомстить! Как же хотелось! Обида и ревность клокотали, словно бурлило в котле ведьмы отравляющее зелье. Но месть – блюдо отвратительное, сама же внушала Ваське. Вздохнув ещё раз, ответила:
- Я подумаю. Возможно.
И ушла к себе, оставив дерзкую парочку размышлять о превратностях судьбы и гадать, выдам их или нет.
И снова не спала. Мысли стадами мустангов скакали по извилинам мозга моего, снова и снова заставляя рыдать… Я ненавидела эту девчонку, сломавшую всё, что возможно было сломать, убившая веру мою в самого дорого, самого любимого человека на свете… С тупым равнодушием мастодонта растоптавшую две любви: нашу с Гришкой и Гришкину к ней. В то, что сама ангелица испытывала к Гришке хоть каплю нежного чувства, я не верила. В её глазах сидел дъявол, а в сердце жила похоть… Или она не в сердце живёт? Именно они толкали распутницу на мерзкие делишки… Бог с ней…
И я лежала без сна до утра, прислушиваясь к своим ощущениям внутри естества моего… Есть ли кто-то там, во мне? Новый, незнакомый человек… Или нет его?
Ребёнок. Гришкин ребёнок. Частица его. Плоть от плоти его. Крохотная непрочная ниточка, связывающая нас незримо. Я хотела этого дитя, и ненавидела его, понимая, что пришёл он совсем не вовремя. Пришёл, когда его никто не ждал, не думал о нём, не любил его… Он пришёл, чтобы никогда не родиться и не узнать ни меня, ни Гришку… Ненужный нам человек…
И снова бежали слёзы, скатываясь из уголков глаз к вискам. И снова трепетало измученное сердце. И снова душа рвалась куда-то в поисках покоя и не находила его, обречённая страдать. И боль и отчаяние трепали душу острыми и ядовитыми клыками своими, и хотелось умереть, чтобы забыть в одночасье весь кошмар этих августовских дней.
Я вытерла слёзы и вздохнула. Что без толку вылёживать, если сна нет ни в одном глазу?
Приняв душ, села с книгой в холле. Может быть, абсурдный мир Франца Кафки отвлечёт от тоскливых мыслей о безысходности. Но польский еврей ещё больше внёс сумятицы в мою истерзанную душу.
Я вздохнула …Время лечит, Эль… Всё пройдёт…Однажды проходит всё. Пройдёт и эта боль, сотрутся воспоминания, и мир заиграет новыми красками. Нужно только подождать… Время – чудесный лекарь. Лечит? Не фига оно не лечит! Оно только бередит едва затянувшиеся раны и топчется на истерзанной душе… Нравится ему так шутковать… Этому времени.

18.08.2018

Гришка вернулся перед рассветом: потемневший лицом, вмиг осунувшийся, такой измученный и сломленный горем, словно потерял самое дорогое в жизни и никак не может найти. Впрочем, на самом деле потерял. Молча взглянул на меня и скрылся в комнате.
В семь явилась подменный воспитатель. Я сложила с себя полномочия по опеке отряда и возложила на её плечи – сегодня у меня выходной. Буду гулять. Весь день.
Но гуляла мало, больше спала. Сон не покидал весь день, он настойчиво укладывал в кроватку, едва я лишь заходила в комнату, и баюкал, баюкал. И было так хорошо во сне: ни проблем, ни бед, ни тоски. Даже странно, обычно я вовсе не соня, а тут не могла открыть глаз и поднять голову от подушки. Да и дурнота, мучившая снова с утра, во сне отступала.
Гришку я почти не видела. Только слышала его рокочущий басок, когда он уверенно отдавал команды «Бесам». Детей он чувствует, и дети его слушают, права Юлия Винеровна, педагог из него вышел бы отличный. В наши редкие пересечения в холле он бросал на меня взгляды, полные отчаяния и боли, и молча проходил мимо. Ясно, страдает по ангелице.
Вечером позвонила директриса:
- Ну что, как ты?
- Весь день сплю, словно сурчиха зимой.
- Тошнит?
- Утром было, к полудню отпустило.
- Понятно. Это нормально в твоём положении. С Григорием выяснила что-то?
Я отрицательно мотнула головой.
- Поговори. Не верю я в то, что Гриша так легко и просто отказался от тебя, променяв на Малахову – девушку, играющую чувствами парней легко и непринуждённо. Она страшнее Ивашкиной. Та любит внимание и поклонение мужчин, ей не важно, сколько лет объекту, любит деньги, подарки, секс. Этой же нужны страсти, ей важно во что бы то ни стало подчинить парня своей воле.Безразлично, свободен он или влюблен в другую. В последнем случае даже интереснее. Анжелика с азартом карточного шулера обводит вокруг пальца любую жертву, питаясь её энергией, и затем бросает. И упивается осознаем своей власти над оболваненным парнем. Девушка мастерски терзает кинувшегося в ловушку глупого мальчишку, и получает от этого несказанное удовольствие. Такая своего рода садистка: тонкая, хитроумная, расчётливая. Без сердца и души. Гриша не будет с ней счастлив. Я знаю, о чем говорю. Она насладится очередной победой и бросит его. Так было не раз.
- Может быть. Но мне от этого не легче.
- Отдохни ещё завтра денёк, Ольге Дмитриевне я сейчас позвоню. Спи и не терзай себя. Всё разрешится.
Да уже разрешилось. Только об этом я никому не скажу. О той мерзкой сцене под лестницей. Не нужно никому об этом знать.
То ли выспалась за день, то ли ночной сон где-то заблудился, но снова лежала, рассматривая потолок. Гришка тоже не спал. Я слышала его шаги в холле, по коридорам. Вот скрипнула дверь балкона. Как же мы допустили такое в нашей жизни, Гриш? Как же так? Ты сказал, что тебя тянет к ней, как никогда ни к кому не тянуло. Но ведь ты и мне это же говорил. Тебя так легко соблазнить? Увлечь в разгул страстей? А Лейла? Эти следы поцелуев у кромки трусов… Я уже не уверена, что у тебя с ней ничего не произошло. И то, что был безобразно пьян в ту ночь – не оправдывает тебя.
Завтра снова выходной. Спасибо Юлии Винеровне! Пойду гулять. На весь день. Вдали от лагеря. Я даже знаю, куда пойду. Недалеко от южных ворот, справа от просеки, есть едва приметная тропа. Когда-то это была асфальтированная дорожка, ведущая невесть куда. Со временем она почти вся заросла – лес завладел ею и отдавать не спешил. Да никто и не претендовал на его добычу. Вот по этой дорожке и пойду. Туда… В неизвестность… Искать ответы на мучившие меня вопросы. Может, повстречаю седого старичка-лесовичка, который откроет мне тайные премудрости жизни… Где бы найти такого лесовичка…

19. 08. 2018

Утро наступило внезапно – я всё же заснула. Ну и норм. Сейчас приму душ и вон из лагеря.
Но сначала позавтракаю. От вчерашней тошноты не осталось и следа. И слабость прошла. Только очень хотелось спать. Но я уже неделю толком не сплю, неудивительно. Наверное, нет у меня ничего, очередная шутка организма. Но и дамских денёчков тоже всё нет… И грудь будто чуть-чуть пополнела и немного болезненно реагирует на прикосновения. Ладно, время покажет.
- Снова ночь без сна, - констатировала Настя, взглянув на меня.
Я кивнула. Что нам сегодня предлагают? Гречка с молоком. Любимое блюдо Гришки. Поесть, что ли?
Наблюдая за питомцами, без энтузиазма возившими ложками в тарелках, заметила нежного ангела. Девушка как ни в чем ни бывало болтала с подружкой, бросая испытующие взгляды на Григория Александровича. Интересно, чего она ожидает? Что Гришка все простит, как последний болван? Проглотит омерзительный плевок? Хотя... Кто его знает... Если у парня слетели все предохранители и он, словно простодушный ослик за морковкой, побежал завоевывать коварное сердце белокурого ангела, то... Простит? Вряд ли... Он слишком гордый, Лис…Слишком гордый , чтобы простить… И слишком гордый, чтобы вымаливать прощение…
Осилить смогла треть тарелки. Ну… Хоть так… Выпила чашку горячего и очень сладкого чая. Хорошо-то как! Вы-ход-ной… Вы-ход… Найти выход… Где он, этот выход? Пока я попадаю только в тупики. Ход… Пойду… Сейчас только дам наставления Дудукину и отправлюсь в путь.
Васька клятвенно заверил меня, что никакие пакости планировать и претворять в жизнь не станет. Наоборот! Будет правой рукой Григория Александровича и Олеси Викторовны. Смотри, Васька! Обещал! Не подведи!
Мимо молча прошёл Гришка и споро зашагал к административному корпусу. Интересно, зачем? Хочет уехать до конца смены, чтобы не видеть прекрасную ангелицу? Пусть делает, что хочет. Тебя с ним больше ничего не связывает, Эль. Вы чужие. Настолько чужие, насколько ещё неделю назад были родными. Всё пройдёт, Эль. Забудь…
У южных ворот отирался Леший. Он лениво подошёл ко мне, потёрся громадной, с маленькими круглыми ушками, башкой, пощекотал ногу усами и, громко мявкнув, скакнул прочь, в куст сирени, где что-то подозрительно, по мнению кота, прошуршало. Наверное, вкусная мышь.
- Гулять? – спросил охранник, парень лет двадцати пяти, с такими густыми коричневыми веснушками, что они залепили всё лицо.
Я кивнула. Охранник выпустил меня за ворота.
- Не заблудитесь! Если что, звоните нам, прибежим и спасём!
- Спасибо! – улыбнулась я ему и вышла за ворота.
Где-то над головой, спрятанное от меня ветвями деревьев, куражилось солнце. День обещал быть жарким. А в лесу пока прохладно. Август, ночи холодные. Как Гришка просидел до рассвета в одной футболке и шортах? Замёрз, наверное.
Шуршали листья, шуршала трава под ногами. Кто-то мелкий и шустрый, ускользнул с тропы. Ужик. Его чёрная голова с рыжими пятнышками. Кстати, водятся ли тут змеи пострашнее? Мне повстречалась только одна змея – Лика. Я сняла со штанины длинных, до колена, плотно облегающих шортов приставшую сухую веточку. Скоро поворот на тропку справа – не пропустить бы.
Позади раздался шорох: кто-то следовал за мной по пятам. Тихо, едва слышно ступая. Ветер дул в спину, донося до меня аромат изысканного парфюма. Гришка?! Зачем он здесь? Откуда? А дети? Какой Гришка, Эля! Помешалась на нём, всюду тебе мерещится!
Но запах, этот волнующий запах любимого мужчины, не исчезал. И не стихали шаги, они становились отчётливее, приближаясь. Не выдержала и обернулась. Гришка!
Он шёл в нескольких метрах от меня, не торопясь, но, всё же, догоняя. Всё-таки шаг его шире моего. Я никак не отреагировала, продолжив путь. Пусть идёт, куда вздумается. Лес большой, места всем хватит.
А Гришка двигался следом, никуда не сворачивая. Наконец поравнялся со мной и пошёл рядом. Молча. Так и шли мы, свернув на заросшую тропу, уходя всё дальше и дальше от лагеря. Шли и молчали, погружённые каждый в свои печальные мысли.
Я рвала лесные цветы, собирая незатейливый букет. Поставлю в комнате – хоть какая-то радость. Гришка грыз травинку и всё смотрел себе под ноги, будто боялся споткнуться.
Тропинка оказалась не такой заросшей, как я предполагала, судя по обилию кустов и травы в самом начале её – вполне себе удобная дорожка. Солнечные лучи играли с нами в прятки, подмигивая сквозь сосновые лапы и бросая брызги яркого света. Застрекотала сорока, оповещая всех лесных обитателей о нашем приближении. А следом за нею заорала кукушка. Кукушка, а, кукушка, сколько нам ещё…? Птица голосила без умолку. Да пошла ты! Ничего уже не будет, угомонись!
Внезапно лес поредел: то тут, то там ширились проплешины с торчащими на них проржавевшими и покосившимися конструкциями и каменными обломками. Я споткнулась обо что-то, спрятанное в густой траве. Гришка подхватил меня, не давая упасть. Рука его задержалась на моей, спустилась к ладони и пальцы его сплелись с моими. Я высвободила руку, сделав вид, что мне нужно поправить выбившуюся из заколки прядь. Он посмотрел на меня и ничего не сказал.
Споткнулась я о камень, обломок кособоко стоящей неподалёку серой замшелой плиты.
Гришка отбросил погрызенный стебелёк и пояснил:
- Это очень старое сельское кладбище. Тут недалеко когда-то стояла деревня и усадьба мелкого помещика. От деревянного господского дома давно ничего не осталось. Как и от деревеньки. Даже кладбище умерло.
Мы побрели по этому мёртвому погосту, обходя истлевшие останки крестов, проржавевшие и покосившиеся оградки, корявые сосны, с торчащими из их тел, вросшими намертво железными кусками крестов. От многих могил не осталось и следа. Только сгнившая труха и рыжие пятна ржавчины, проглядывавшие сквозь траву, говорили о том, что там, в глубине, покоятся останки давно ушедших людей.
Обойдя густой куст сирени, наткнулись на почти необработанную замшелую каменную глыбу. Только с одной стороны она была отшлифована, и по гладкому каменному листу этому тянулись выбитые буквы и цифры, пожираемые временем и мхом. От пространной эпитафии осталась только часть даты смерти и имя:
…………ва Любов… ……… ……
………….. _________ 11 / VIII …

Вот и моя любовь умерла одиннадцатого августа. Скоропостижно скончалась в чудовищных муках. И похоронена на задворках памяти. Только памятника ей никто не поставит. Не нужен он, не стоит это помнить – слишком болезненны воспоминания.
Я положила букетик на камень: спи спокойно, дорогая любовь. Никто тебя больше не потревожит. Никому ты больше не нужна.
И снова накатила дурнота, навалилась чудовищная слабость, заставившая меня сесть на обломок нагретого солнцем камня. Только бы Гришка не заметил, что мне плохо!
Он опустился рядом. Я чувствовала, что он хочет что-то сказать, но не решается. И сидели мы, словно чужие: плечо к плечу, но невероятно далеко друг от друга, разделённые подлым предательством.
И эта близость его сводила с ума, одурманивала, кружила голову. Хотелось вцепиться в сильные плечи его, обвить руками загорелую шею его, приникнуть трепещущим телом своим к сильному, крепкому, горячему телу его и целовать, целовать, целовать… Исступлённо, неистово, до боли…И чувствовать прикосновения рук его, и слышать биение сердца его, и наслаждаться звуками голоса его…И любить… любить… любить… Любить навсегда… на всю оставшуюся жизнь…
Он сидел уронив голову, опустив сцепленные в замок руки на колени. И пальцы его побелели – с такой силой сжал он их.
- Эль…
- Что, Гриш?
- Что нам теперь делать?
Я пожала плечами.
- Не знаю…
И снова тишина. Только шумел в ветвях ветер, шуршали травы, стрекотали и жужжали букашки да цвинькала незнакомая птичка. И отступала дурнота. Наверное, он всё же поселился во мне, этот незнакомый и не нужный никому человек. Мой ребёнок… Гришкин ребёнок..
Гришка взял мою ладонь и принялся перебирать пальцы, словно пытаясь найти написанный на них ответ на свой вопрос. А ответа не было.
- Эль…
- Да, Гриш.
- Мне сейчас очень плохо.
Я кивнула. Ему очень плохо. А мне так хорошо, что хочется сдохнуть.
- Я поступил с тобой, как последний подонок...
И снова мы молчали. Я не находила слов, чтобы ответить ему. Да и что я могла ему сказать? Да, Гриш, ты подонок, мерзавец, негодяй?
Гришка перебирал мои пальцы и тяжело вздыхал.
- Эль... Как нам теперь жить?
Как нам жить… Если бы я знала!
- Как -то... Жили же раньше друг без друга. Так и будем жить. Ты встретишь хорошую девушку, и все у тебя будет замечательно. И я надеюсь на лучшее.
Гришка горько усмехнулся:
- Другую?
- Да. Или ты вернёшься к Лике? Так сильно любишь её? Впрочем, это не моё дело. Если она делает тебя счастливым, то... Будь счастлив, Гриш.
- Счастливым? Счастливым меня делала только одна девушка. И я её потерял. Ждал много лет, и вмиг потерял.
- Девушек много, Гриш. Не все лазают ночами под лестницами. Встретишь ещё свою единственную.
Я говорила, а хотелось стонать от боли, от тоски, от отчаяния, стонать и кричать в голос, выплескивая всю горечь вместе с криком.
- Эль...
- Да, Гриш...
- Мне нужна только ты, Эль.
Я невесело усмехнулась. Всё так просто? Нужна? Ты уверен?
- Прости меня, Эль.
Мы смотрели друг другу в глаза, и в чёрной глубине очей его Девятым валом бушевало отчаяние, и плескалась тоска.
Он молчал.
Снова замутило, и я вдруг отчётливо поняла, что ребёнок есть, что он существует - этот не виноватый ни в чем человек. Я словно увидела его каким-то тайным зрением, каким могут видеть только женщины. Увидела и поняла, что не смогу его убить. Словно убивая его, я убью что-то очень важное для меня, ещё мною до конца не осознанное, но важное.
- Элька... Пожалуйста... Прости меня! – он выкрикнул эти слова с таким отчаянием, такой болью и сожалением, что я вздрогнула. И смотрел на меня со страхом и надеждой. И с силой сжимал и разжимал пальцы рук.
Слова его оглушили. Я не ожидала их услышать, и потому они ошеломили. И сердце моё завопило: "Да, да, да! Я прощу все, только будь со мной, будь рядом, не покидай меня ни на миг!" А разум. Разум ковырялся в памяти и вытаскивал яркие картинки Гришкиной измены. Я не могла забыть его рук, его нежных и ласковых рук, обнимающих чужой стан. Я не могла забыть его восхищенных взглядов, направленных не на меня, я не могла забыть его нежного воркования не со мной. Я не могла ничего забыть! Хотела и не могла! Я не могла забыть его равнодушия, его презрения, его неуважения ко мне. Как это забыть? Как простить? Ну кааааак?!
- Я не нужна тебе, Гриш. Ты не любишь меня. И никогда не любил. Ты маленький мажорик, который давно хотел " замутить с училкой" и добился своего. Я была дурой, когда поверила тебе. Какой же я была дурой! Ты играл, а я все принимала за чистую монету. Потом игрушка надоела, появилась новая, яркая и доступная. Тебя больно задела вчерашняя сцена, ты был ошеломлен, раздавлен, уничтожен увиденным. А как мне пережить твою измену? Как снова доверять тебе, после того, что было? После того, как ты называл её Зайкой, после того, как пел ей про медведей, ей! Про моих медведей! Как целовал и ласкал грешное тело ее... Как, Гриш? Как? Скажи, как?
Голос мой звенел над старым погостом, а мне хотелось умереть. Умереть и лечь среди этих тихих трав, среди этих сосен, только бы не болело больше сердце, не грызло бы душу отчаяние, не мучила бы тоска.
- Я не любил ее, Эль. Не любил… Совсем не любил.
Верю…
- Не знаю, что на меня нашло… Это была не любовь! Это было наваждение! Я словно сошёл с ума, грезил ею день и ночь. Но не любил, Элька, слышишь?! Не любил! Я только дико хотел её! Хотел её тела! Понимаешь?! Просто хотел, как самку. Не больше! Но я не тронул её, не спал с нею.
Я усмехнулась. Хотел…
- А сейчас все прошло, будто рассеялись наваждение. Меня не тянет к ней, она мне противна. Сам не понимаю, как мог плениться такой... таким ничтожеством. Ей не знакомо чувство любви, привязанности, преданности. Она вампир, питающийся той энергией, что порождают разрушения, производимые ею. Я не любил её, Эль. И не люблю. Странное очарование прошло и вместо него пустота. Её образ не преследует, имя не волнует, я равнодушен к ней как и раньше. И сейчас, когда её чары рассеялись, я отчётливо осознал, насколько дорога мне ты, Элька.
Дорога… Дорого же ты заплатил за то, чтобы это понять…
- Понимаю, Гриш, но от этого мне не легче. И как простить тебя теперь, я не знаю. Как смогу забыть всё это, Гриш? Твоё равнодушие, твоё пренебрежение. Ты стал другим – не тем благородным Лисом , а … Как вернуть то, что было, тоже не знаю. Ты стал чужим для меня. Совсем чужим. Я постоянно вспоминаю твои руки на её талии… Твой взгляд в её сторону… Как вздрагивал ты от случайных её прикосновений. Я не могу это забыть, не могу, Гриш… Я больше не могу верить тебе… Совсем не могу… И все слова твои сейчас я воспринимаю как насмешку… Не знаю, почему…
Он сорвал жёсткий стебель травы с колосящейся метелкой и стал ломать его на мелкие кусочки.
Я встала. Цветы на камне начали увядать. Вот и все выяснили. Теперь осталось все забыть. Забыть и как- то жить дальше. Я побрела в сторону от кладбища, туда, где косогор круто уходил вниз. Гришка шёл рядом..
Мы остановились на склоне высокого холма. Внизу плескалась река, а дальше простирался цветущий луг.
Мы стояли и смотрели на открывшийся взгляду простор. Я потеряла заколку, и ветер развевал волосы мои, то забрасывая пряди на лицо, то отбрасывая их за спину.
Гришка держал меня за руку и вдруг порывисто обнял, крепко прижал к себе и закричал, закричал в полный голос, во всю силу:
- Я не смогу без тебя, Элька! Не смогу без тебя!
И пронзительный крик его разносился ветром над рекою, и над лугом, и над темнеющим позади лесом и гулким эхом возвращался к нам.
- Я не смогу без тебя, - бормотал Гришка. - Не смогу.
Он не целовал меня. Просто крепко обнимал, прижимая к себе и уткнувшись лицом в мои волосы.
- Я не смогу без тебя...
Я спрятала лицо на его груди. И плакала. И от слёз моих, горячих и обильных, мокрой становилась футболка его. И я разрывалась от противоречивых мыслей и чувств, терзавших меня. Как же я хотела всё забыть! Забыть и простить и снова жить! Но не могла.
Гришка сжал ладонями моё лицо, приподнял и стал смотреть в глаза. И его глаза были красны, и влажный отблеск лежал вокруг век. Гришка плакал.
Он плакал, Гришка. Плакал, бедный маленький Лис. И не прятал от меня слез своих. И чёрные глаза его смотрели на меня не отрываясь, молчаливо вымаливая прощения.
Я отстранилась.
- Мы все сломали, Гриш. Сломали и вряд ли когда восстановим руины. Я не могу ничего забыть. Не могу забыть и простить. Ты стал чужим. Я не знаю, как вернуть былое. Наверное, никак. И теперь нам предстоит идти разными дорогами: ты своей, я своей. Знаю, что не смогу забыть тебя, ведь я все ещё люблю. Но та боль, что ты принёс мне, сильнее меня, сильнее любви. И она не даёт мне забыть и простить.
- Эля!
- Всё пройдёт, Гриш.
- Эля! Эля! Что я наделал, Эля?! Какой идиот! Какой идио-от! Девочка моя маленькая... Прошу тебя... Умоляю... Не уходи, Эля! Пожалуйста, не уходи! Ты единственная, кто нужен мне, единственная, что дорога мне. Я не знаю, как вымолить прощения, как искупить вину, как стереть из памяти твоей все то чудовищное зло, что причинил тебе... Скажи, что мне сделать, чтобы ты простила? Что мне сделать? Скажи!
Что ты можешь сделать, Гриш? Ты все уже сделал, и обратного пути нет.
Я долго смотрела в чёрные глаза и молчала. А он ждал. Ждал с надеждой и страхом.
- Забудь меня, Гриш. Просто забудь.
Гришка вздрогнул и покачнулся, как от внезапного сильного удара. И изменился в лице. Как-то ещё больше почернел в одно мгновение, и глаза его потухли.
Я высвободилась из его объятий и пошла к лагерю. Букет на могильном камне совсем завял. Прощай, моя любовь. Прощай. Прощай...
И я уходила прочь, прочь от того человека, которого безумно любила, которого не могла забыть и не могла простить. И уходил со мной тот, кого я ещё не знаю, тот, кого подарил мне Гришка. Пусть он будет...
- Эля-а-а-а!

Я возвращалась в лагерь.
Итак, адюльтер свершился, реквием по любви сыгран, осталось.. Что осталось? Жить, Эля. Ты теперь не одна. Живи ради того, кто пришёл. Глупо как… Всегда осуждала девушек, рожающих до официального заключения брака или вовсе без него. Мне они казались … непорядочными или глупыми. А сейчас сама в аналогичной ситуации. Непорядочная? Глупая? Скорее, второе. Да, второе! Но это случилось, это нужно принять и как-то жить. Как? Ну как? Гришке не скажу ничего. Никогда. Не нужно ему это знать. А содержать ребёнка вполне способна сама. Я же не просто школьная учителка, родители оставили кое-что, приносящее доход. Главное, не вырастить такого самовлюблённого эгоистичного мажорика, как Гришка.
Он догнал меня на полпути по заросшей тропе. Схватил за плечи, развернул к себе. Лицо его было мокро от слёз. Никогда бы не подумала, что Лис способен плакать. Сильный и гордый Лис. Маленький Лисёнок. Порывисто обнял меня, прижимая к себе с такой силой, словно хотел растворить в себе, сделать частью себя и не дать уйти.
- Мне больно, Гриш.
Он чуть ослабил объятия, но не отпустил.
- Эля… Элечка… Как мне жить без тебя? Ты моя женщина, ты! Я ждал тебя с седьмого класса. Ждал и верил, что ты мне судьбой послана. Вспомни! Когда ты школу закончила, в день выпускного. Тебе передали букет, помнишь?
Я кивнула. Помню. Огромный букет розовых лилий. Их принёс посыльный. Прямо на торжественную часть. В тот момент, когда мне вручали аттестат и медаль, парень в форме сети цветочных салонов поднялся на сцену и вручил эти лилии. Ни открытки, ни хоть какой-то записки там не было.
- А помнишь, каждую неделю ты находила у порога своей квартиры мишек и маленькие букетики? Все четыре года, что училась в универе? Помнишь?
Я снова кивнула. Мишки были разные: совсем крохотные и относительно крупные, до полуметра. Но все с алыми сердечками. Кто их приносил, мы так и не вычислили. Консьерж на наши вопросы отвечала всегда одинаково – рассыльный из салона цветов. Мишек собралось столько, что большую часть из них поселили в моей комнате в загородном доме. С тех пор мы называем её «Мишкина комната».
- Помнишь, когда ты заболела, тебе принесли огромную корзину фруктов и цветов? А в ней забавную игрушечную обезьянку. Помнишь?
И снова я кивнула. И корзина, и обезьянка с мишками, и цветы, и смешная белочка с ларцом, полным орехов - она ещё пела: «Во саду ли, в огороде». И огромные букеты белых роз в ритуальном зале в день похорон родителей. Их тогда тоже принёс посыльный из того же салона цветов. Это я очень хорошо запомнила. Их поставили в вазы на могиле. Тогда было много цветов, но эти, огромные и невероятно белые, источающие сильный аромат розы, я запомнила особо. Значит, это был Гришка? Он тогда переходил в десятый... И многое другое было… Было…. Неужели это ты?
- Это всё ты? И белка, и белые розы, и бегемотик, и лукошко с ежевикой…
Гришка кивнул.
- Я знал о тебе всё. Где ты, с кем ты. Я безумно ревновал тебя к тому парню на байке, с которым ты встречалась. Тому, что разбился в тоннеле. Ревновал к каждому, отиравшемуся возле тебя. Когда узнал о гибели родителей, хотел бежать к тебе, утешать, обнимать. Но побоялся, что ты не поймёшь меня, не примешь. И послал розы. Я тогда решил: пока мелкий, она не обратит на меня внимания. А закончу школу… Тогда откроюсь. И вдруг ты пришла в гимназию. Я растерялся и повёл себя глупо, сказал какую-то чушь. Вёл себя, как осёл. Ты стала ещё красивее, чем была в школе. И я совсем пропал. Думал о тебе каждую минуту и сходил с ума. Я мечтал о тебе. Мечтал не просто как о красивой женщине, которую безумно хочется, а как о жене, матери детей моих. Элька… Элечка…
Он умолк. Шумел ветер в лапах сосен, да надрывала горло кукушка. Мы стояли, тесно прижавшись друг к другу, и молчали. И между нами, где-то во мне, словно защищённый от злого мира нашими телами, притаился неведомый нам человек.
- Эль… Понимаю, что поступил жестоко. Сам не знаю, почему запал на неё… Не могу понять этого… Она ещё в школе подкатывала ко мне, но никаких чувств не вызывала…. А тут, словно с катушек слетел, идиот… Словно мне глаза завязали, и я перестал видеть ориентиры. Я хотел её, просто хотел… Но не взял. Что-то останавливало. Теперь ненавижу и её и себя. За то, что сотворил.
И снова мы молчали. Что-то тёплое скатилось по моей щеке. Слеза… Гришкина слеза… И сердце сжалось от тоски, от осознания непоправимости случившегося. Я стояла, уткнувшись носом в Гришкину шею и пыталась найти ему оправдание. Хоть крупиночку… Хоть призрачную ниточку… Нет… не могу тебя простить, Гриш… Люблю, но простить не могу… Может быть, потом, позже, когда-нибудь, но не сейчас, не завтра…
- Как мне вернуть тебя, Эль? Скажи, Как?
- Пусть пройдёт время, Гриш. Оно мудрое, много чего повидало, оно подскажет.
Я высвободилась из его объятий. Как же мне не хотелось этого делать! Я бы так и стояла, крепко прижатой к сильному телу его, оплетённая нежными руками его, чувствуя биение сердца его … И день, и ночь, и вечность… Просто быть рядом с любимым – это уже счастье…
Пели птицы, шуршали наши шаги, солнце играло в ветвях. Дорожка закончилась, мы выбрались на просеку и побрели к воротам лагеря.
- Эль…Не оставляй меня…
- Пусть пройдёт время…

Первым, кто встретил меня у корпуса, был Дудукин.
- Микаэла Александровна, как вы вовремя!
Сердце скакнуло: что ещё упало на мою многострадальную голову?
А Дудукин протянул обычный почтовый конверт.
- Это вам просили передать.
- Кто?
- Велели не говорить.
- Вась, я не читаю посланий от незнакомцев.
- Да эта, чудная такая из 8 «Г». В очках. Я не знаю, как её зовут. Таня, вроде.
Интересно, что надо этой девочке от меня? Взяла протянутый Васькой конверт и скрылась в комнате – у меня выходной!
Странно. Стало немного легче. Всего на капелюшечку, но легче. Слёзы уже не лились потоком. Так, накрапывали мелким осенним дождиком. Гришка в солнечных очках, чтобы никто не увидел его покрасневших от слёз глаз, ушёл к себе. У него, оказывается, тоже выходной. Выпросил.
Я упала на кровать, на широкую сдвоенную кровать, где мы любили друг друга. Тогда она казалась нам тесной, когда в пылу страсти, этого первобытного сумасшествия, упивались наивысшим восторгом обладания друг другом. Теперь для меня одной на ней слишком много места.
Расковыряла заклеенный конверт. Что тут? Новый компромат на Григория? Этого уже точно не вынесу. Утоплюсь. В реке. Чтобы течение унесло в дали дальние.
Из конверта выпали сложенные втрое листы с набранным на компе текстом. Похоже, это вирши. Почитаем.

После одного идёт два, После трёх четыре,
После четырёх идёт пять, После миллиона, квартира,
После машины идёт гараж, После любви, расстованье,
После зачатия идёт дитя, Милое и неповинное…
После ссоры, идёт скандал, После свадьбы, драка,
После позора идёт провал, После победы слава,
И вот так несколько дней, можно считать без оглядки,
Ведь суть такова, В этом мире поверь,
Всё однотипно и неприглядно.

Хм… Ну… мысль в них, конечно прослеживается… Что там дальше?

Что токое любовь? Любовь – то что забыто,
Кто токой дорогой? Наверное этот тот кто обидит,
Кто предаст и забудет, Кто лишь ради награды
Ради телесной услады,
Будет ползать и лазить под твоею кроватью.
Что такое семья? Это то – что убито.
Кто такая же я? Лишь убитое богом корыто
Что забыли убрать, После ужасной взбучки и случки,
Что такое любовь?
- Это то что не нужно,
Просто все мы сейчас на другом совсем месте,
Что такое мечта,
- лишь повод для мечтаний.

Милый Боженька, зачем она мне ЭТО принесла? Я взяла второй лист. Дальше пошёл ещё более бредовый бред: «Ты говоришь всегда будешь рядом, // Так сгинь и наречий не произноси не когда». «Люди, ветры, травы, небо, //Снег, дождинка майских кот, //Разве может быть прекрасней // Чем красивый птичий взор?»

Ушла любовь, явилась муза, И вдруг из белого картуза,
Пришла она… Говнур. И я влюбился в эту падаль…

Я отбросила листы. И так на душе мрак, так ещё чернуху всякую приходится читать. Неожиданные мысли у пятнадцатилетней девочки. Да и лексического значения половины слов она, похоже, не понимает. Сложила писанину в конверт, залепила и размашисто написала на нём: «БРЕД!»
Вышла, чтобы вручить Василию сии вирши, дабы вернул пииту. Дети собирались на обед. Кстати, схожу и я. Хоть в меня не лезет ничего, но тому, кто живёт во мне, питание нужно.
Васька конверт забрал, увидел надпись и хихикнул:
- Можно почитать?
- Нет. Только если автор разрешит.
- Я бы почитал. Люблю бред. Ржачные или глупые? Стихи эти.
- Кто тебе сказал, что там стихи.
- Она сама. Эта очкастая.
- Василий!
- В очочках которая.
Я сурово взглянула на Дудукина.
- Татьяна.
- Молодец, Вася, на лету ловишь!
- Ржачные?
- Вася, иди к столу! Суп стынет. Конверт отдай! И не вздумай вскрывать! Узнаю – голову снесу!
- Да понял я, не придурок какой!
- Вот и славно!
Гришка на обед не явился. И утром не ел. Надо отнести ему, на кухне есть контейнеры, вожатые могут брать еду с собой, если не успевают пожевать в столовой. А то зачахнет во цвете лет.
Ангелица искала глазами Лиса и не находила. И постоянно пялилась на меня. У змеи взгляд добрее. У кобры. Или гюрзы. Или аспида египетского. Что-то слишком расстроенной она выглядит сегодня. Ещё один сексуальный донор слился? Да пёс с нею, этой Ликой. Забудь, Эль.
- Посидим после отбоя у вас, поболтаем? – предложила Настя. – Я часов в десять подойду. С Мариной договорилась, она без меня справится.
- Давай.
- А ты ешь, ешь, отощала- то как! Страшно смотреть! Ты должна оставаться красавицей, чтобы этот видел, кого потерял! Ешь, суп вкусный, гороховый.
Я месила ложкой варево, с трудом глотая вкуснейший суп, изумительную котлету, которая таяла на языке, воздушное картофельное пюре. И снова плакала. И слёзы капали в тарелку. И было больно… Ну сколько можно литься, а? Слёзы, прекращайте! Остановите водопад!
После трапезы прошла на кухню и наполнила два контейнера. Для голодного Лиса. Зачем? Не знаю.
Он так и не выходил из комнаты. Я постучала. Тишина. Не откроет? Не откроет, значит, отнесу обратно. Но скрежетнул замок, и дверь растворилась.
Гришка стоял в одних шортах, босой и хмурый. Увидел меня и улыбнулся, чёрные глаза засветились. Он подался мне навстречу, протянул руки, чтобы обнять. Я молча прошла в комнату, поставила на столик контейнеры, сверху водрузила вилку и ложку в хрустящей упаковке и шмыгнула вон. Знаю, что если останусь с ним наедине, то не выдержу, не устою, поддамся искушению и тогда… Не знаю, что будет тогда. Прощу? Нет…. Не могу его простить, не смогу… Ничего хорошего из этого не выйдет. Нет возврата к прошлому, нет! Он стал чужим. Совсем чужим. И не могу я с ним, как раньше. Словно стена отчуждения выросла между нами. Не могу…
После обеда легла и проспала часа два. Что же меня так мучает сонливость?
Запищал мобильник. Тётя Лариса звонит на вайбер.
- Здравствуй, принцесса, как дела твои?
- Угнетённое состояние духа вкупе с физическим недомоганием.
- О физике подробнее.
- Да сплю беспробудно. Постоянно ощущаю усталость и желание лечь.
- Задержка?
Я кивнула.
- Как приедешь, сразу ко мне. Сразу, Эля! Поняла? Сколько тебе ещё в лагере работать?
- Неделю.
- Вот через неделю и жду. Накануне позвони, определимся со временем: у меня могут быть плановые роды. Гриша что?
- Просил простить.
- А ты, конечно, не простила.
- Не могу. Он словно чужой человек.
- Тебе решать, Эля.
Мы проболтали минут двадцать. Хорошо, когда есть друзья. Взрослые друзья, которые выслушают, поймут, помогут.
- Элечка, мне пора. Пациентка уже на подходе, а у нее есть некоторые проблемы. Не забудь, жду сразу, как приедешь!
Разве об этом забудешь?
Я кивнула и отключилась. И снова провалилась в сон. Капец!
Разбудил меня стук в дверь. «Кто там? Это я, почтальон Печкин. Принёс для вас удручающие новости!»
Но это был Васька.
- Микаэла Александровна! Мы ужинать. Выходите, а то опоздаете. Стихи я отдал. Даже не читал!
- Рада, Василий. Девочка опечалилась?
- Неа. Она сказала, что вы ничего не понимаете в поэзии. Что её стихи где-то там набирают кучу лайков. В какой-то фиговине.
Я пошевелила бровями:
- Ну… Если находятся ценители подобных произведений, то… Даже не знаю, что…
- Забейте! То есть забудьте! Ужин ждёт. А после у нас дискач. Мы вас это… С Сеньком … того…
Господи, Вася! Что – того?
- Приглашаем на белый танец, - выпалил долго мямливший Дудукин. - Вот… А то чё вы сидите, как Царевна-лягушка в болоте каком и чахнете. Так можно и мёртвой царевной стать.
Хм… Спасибо, Вася, за заботу!
- Хорошо, сейчас я выйду, пойдём ужинать.
- А дискач?
- И дискач, Вася, - я улыбнулась питомцу.
- Ну вот! Совсем другое дело! Даже помолодели лет на двадцать! – довольно констатировал Василий.
Э… Боюсь, спросить, на сколько я теперь выгляжу. Ладно, опустим этот момент.
- Кто пришё-ол! – заулыбалась Настя, увидев меня. – Я уж боялась, что не увижу тебя до отбоя. Элька, ешь, не кривляйся! Салатик обалденный! А рис! А курочка! А этот нежный соус! Мечта гурмана!
Настя права: повара в лагере – кудесники! Я впервые за несколько дней с аппетитом проглотила всё. Кажется, сейчас лопну. Ой, мамочка! Но нет, обошлось.
Гришка и на ужин не явился, и покинутый ангел тщетно таращил глаза. Неймётся козе! Во что бы то ни стало нужно довести начатое до конца? Дерзай, малышка! Он теперь свободен, бери!
Валерик на сегодня запланировал хиты восьмидесятых.
- Дамы и господа! Товарищи! Рабочие и крестьяне! Граждане! – гремел массовик-затейник, как Троцкий 2 июля 1917 года перед Пулемётным полком. – Предлагаю вам перенестись на нашей музыкальной машине времени в эпоху, отдалённую от нас на почти сорок лет! В блестящие восьмидесятые! И первая композиция - In The Army Now, группа Статус квоооо!
Дети с восторгом ринулись на танцпол.
- Микаэла Александровна! Не стойте протухшей розой в стакане, танцуйте! – потащил меня за собою Васька. Хм… Неплохое сравнение, Дудукин, я запомню! Но танцевать пошла. И правда, что я словно протухшая роза?!
Музыка и движения заставляли забыть о проблемах и хоть ненадолго вздохнуть свободно. Хорошо-то как!
- А сейчаа-а-с… незабвенный Майкл Джексон и его культовый сингл Beat It! – горланил Валерик. – Не стойте стесняшками, отрывайтесь, жгите! Жизнь одна, а юность пролетает мгновенно! Не теряйте драгоценного времени! Танцуйте-е-е!
То ли от музыки, то ли ещё по какой причине, но настроение улучшалось. Ну и норм. Хватит рыдать, Элька, плесень вырастет! Танцуй, пока танцуется!
И я танцевала и наблюдала за собравшимися. Сеник, бальник, забавно выписывал телом замысловатые фигуры – дикий микс между латиной и непонятно чем. Васька танцевал деловито, словно выполнял ответственную работу. Расхлябанный по жизни Герман был расхлябан и в танце. Лёша странно дёргался, словно через него пропускали электрический ток. Вон кокетливо подёргивают плечиками и бёдрами девочки. Смешные! Я улыбнулась. А вот и наш ангел! Изгибается, словно кобра под дудочку заклинателя, перед новой жертвой. Кто это там? Кривозубов? Почему-то вспомнилась детская потешка про сороку: «Этому дала и этому дала…» Забудь, Элька! Танцуй!
- А сейчааааас! – интриговал Валерик. – Frank Duval и незабываемая композиция Touch my soul. Парни, не будьте лохами, приглашайте девушек!
Василий с Сеником дёрнулись ко мне, но Лена и Сабина ловко перехватили мальчиков и потащили в центр зала. Молодцы девчонки! Я хотела было отойти к стеночке, чтобы не мешать парам, но сзади кто осторожно вял меня за руку.
- Микаэла Александровна, разрешите? – Саша Макарский приветливо улыбался.
Почему бы и нет? Не сидеть же замшелой жабой и не киснуть, когда все вокруг веселятся! Я кивнула парню.
Тягучая и ритмичная мелодия обволакивала, негромкий голос завораживал. Мы качались в танце, словно в морских волнах. Я улыбалась. Улыбалась своим ощущениям, своим мыслям. Улыбалась будущему, каким бы оно ни было.
А в дверях стоял Лис. Прислонившись к косяку, он не сводил с меня глаз. И не сводила с него глаз и я. И под вкрадчивые звуки чарующей, колдовской мелодии мы говорили друг с другом о самом сокровенном. Говорили о том, что терзало сердца наши и не давало дышать. Говорили молча, одними лишь взглядами. И взгляды эти были красноречивее слов…
После дискотеки, уложив детей, ушла к себе. Снова стало муторно на душе. Гришкин взгляд, в котором теснились надежда и любовь, отчаяние и обречённость, тоска и вселенская боль, разбередил едва-едва начавшую затягиваться рану. Снова ночь без сна? Я вздохнула. Сейчас должна прийти Настя. Поболтаем по душам. Может быть, полегчает. Пойду-ка на балкон, посидим с подругой там. Там нам никто не помешает.
Я вышла в коридор и обернулась. Дверь в комнату Гришки была приоткрыта, и оттуда доносились голоса. Я невольно остановилась, прислушиваясь. Лика?! В комнате вожатого?! Они сошли с ума?!
- Тебе ведь хорошо со мной! – ворковала девушка.
Я похолодела. Только несколько часов назад он кричал, вымаливая у меня прощения, и тут же приволок это ангелицу к себе в комнату! Это что? Месть за невинный танец с Сашей? Каким надо быть глупцом, чтобы всё настолько извратить!
- Какая у тебя офигенская гладкая грудь... Не люблю волосатых парне-ей, - пела Лика.
- Что ты от меня хочешь? – зарокотал в ответ раздражённый голос Гришки. - Тебе мало того, что сломала мне жизнь? Что из-за тебя я потерял любимую девушку?
- А как же наша с тобой любовь? Ты такой офигенский! Такой кла-а-ассный мущщи-и-ина, моя мечта-а-а, - плела паутину из сладкой патоки Лика.
- Не мели ерунды! Какая наша с тобой любовь?! О чём ты говоришь?! Я хотел тебя трахнуть! Понимаешь? Трахнуть! Хорошо, что не сделал этого! Зачем пришла?
- Ты хочешь сказать, что бросаешь меня? – голос ангелицы обиженно задрожал.
- А чего ты ждала? Предложения руки и сердца? – Гришка злился.
- После того, что у нас было? – похоже, ангелица старательно выдавливала слёзы.
- Только не прикидывайся бедной овечкой! Не надо тут слезами брызгать! Крокодильими. Я тебя не трогал. А вот то, что ты вытворяла с Рыжим, это видел не только я! Иди отсюда, не зли!
- Гришенька-а, – сладкий голосок белокурого ангела звучал симфонией небесных сфер. – Сердитый ко-отик! Ты таким мне нравишься ещё больше!
Девушка шумно и прерывисто задышала:
- Ты ведь хочешь меня?! А-а?! Признайся, хо-очешь… Хочешь, можешь связать меня, а-а? Мне нравится так… А тебе-е? Или …
- Слушай, говорю по-доброму – уходи! И быстро! Иначе я за себя не ручаюсь! – Гришка взорвался и едва сдерживался. – Уходи. Между нами ничего не было, нет и никогда не будет. Я люблю другую.
- Дурак, ты Долматов!
Дверь распахнулась и на пороге появилась ангелица – красная от злости, со стиснутыми челюстями. Увидела меня, сверкнула глазищами и расхохоталась.
- Глупая курица подслушивает под дверью. Ты ещё в замочную скважину заглянула бы! Много интересного увидела бы! Уверяю, тебе понравилось бы!
И убежала на свой этаж.
На ее голос вышел Гришка. И снова мы стояли и смотрели друг на друга, ничего не говоря. Не было слов, не было сил, чтобы что-то выяснять, доказывать… Надо просто пережить…
Он приблизился ко мне и обнял. И я не сопротивлялась. Не хотела. В его руках, пусть и предательски ласкавших чужое тело, мне было спокойно и уютно. Сердце его гулко стучало, словно сигналило мне: «Люблю, люблю, люблю…» Руки скользили по спине моей и стискивали всё сильнее.
- Элька… Элечка…
Он приподнял ладонями лицо моё и смотрел в глаза мои. А потом стал робко, осторожно целовать. И я сходила с ума от этих нежных прикосновений губ его… И снова выбирались из закоулков памяти картины его измены… Я не могу тебя простить, Гриш… Не могуууууу!
Я отстранилась.
- Не надо, Гриш. Мы не склеим обломки… Нет такого клея…
Руки его дрогнули. Сердце забилось ещё быстрее. Он медленно разжал объятия и стоял, не сводя с меня глаз. Потом резко повернулся и скрылся в комнате. Хлопнула дверь, громыхнул замок.
Так будет лучше, Гриш…
С Настей сидели часа два, перемалывая в муку события последних дней. Ночная темнота, полная лесных звуков, располагала к откровенности. Мы не включали света – так лучше. Порою, когда не видишь собеседника, проще рассказать о том, что давит на сердце. Балконная дверь была открыта, и ветерок колыхал полупрозрачную штору.
- Уже первый час! Заболтались! Завтра вставать рано, - я взглянула на телефон.
- Выспимся, успеем. Когда ещё вот так посидим!
- Да, не хочется разбегаться.
- Эль, я всё хочу спросить.
- Спрашивай.
- Твоя слабость, обморок, тошнота… Это… То, что я думаю?
Ну вот... Начались вопросы. неужели, всё так очевидно?
- Пока не знаю, Насть. Слишком маленький срок, чтобы о чем-то уверенно говорить. Может быть, да. Может быть, нет.
C полминуты тянулась пауза. Настя вертела в руках телефон. А я сидела, откинувшись на спинку кресла и рассматривала луну, серебрившуюся меж сосен.
- Оставишь?
Я пожала плечами.
- Пока не решила. Иногда я его люблю… этого малыша. Иногда ненавижу… Он пришёл не вовремя, пришёл, когда его никто не ждёт, когда он никому не нужен. Я не знаю, что делать, как быть… Я запуталась…
Настя вздохнула и взяла меня за руку, ласково погладила, и притянула к себе, жалея.
- Гришка в курсе? - спросила она через некоторое время.
- Нет. Не нужно ему это знать.
- Почему? Это же его ребёнок.
- Он никогда ничего не узнает.
Раздался шорох в холле, резко отдёрнулась шторка. В дверном проёме стоял Гришка. И чёрные глаза его блестели, отражая свет луны. И взгляд был полон нежности и боли…

Я оглянулась на Настю. Та испуганно вытаращила глаза и отрицательно замотала головой.
- Я только что подошёл: хотел посидеть с вами. И случайно услышал конец беседы.
Мы смотрели друг на друга. Сердце моё колотилось с фантастической скоростью. Гришкино тоже. Я видела, как стремительно бьётся жилка на его шее.
- Мне пора, - Настя поднялась с кресла, Гришка посторонился, пропуская её. – Спокойной ночи!
Ага! Чувствую, ночь выдастся на редкость спокойная!
- Мне тоже. Поздно уже.
Я скользнула было мимо Лиса в холл, но он преградил путь.
- Идём, - взял за руку и потянул за собой, в комнату вожатого.
И шла я, словно жертвенная овца на заклание. Не хватало только алых цветочков за ушами да серебряных бубенчиков на шее. Та хоть не понимала, куда её ведут, а вот я... Угораздило Настю не вовремя с вопросами!
Лис усадил меня на кровать и сел рядом. Как противно пахнет Ликиными духами, удушливо-сладкими, с нотами ванили и розы. Терпеть не могу такие ароматы. Гришка поморщился, подошёл к окну, распахнул фрамугу и остался там стоять, привалившись к подоконнику и скрестив на груди руки. Стоял и не сводил с меня глаз.
А я сидела, словно школьница на нелюбимом уроке, и рассматривала ногти.
Гришка шумно вздохнул и двумя руками взъерошил модную стрижку. И снова уставился на меня.
- Эль...
Я не отвечала.
- Эль. Почему ты мне ничего не сказала?
- Ты о чем?
- О ребенке. У нас будет малыш? Это правда? Эль...
Я продолжала рассматривать ногти.
- У нас будет ребёнок, Эль? Ты беременна?
Я не отвечала.
Гришка сел рядом, обнял за плечи и притянул к себе. Я положила голову ему на плечо, он ткнулся носом мне в макушку и зашептал:
- Эля... Элечка... Не молчи, Зайка... Это правда?
- Не называй меня Зайкой! Зайка умер. С тех самых пор, как ты назвал этим именем свою…пассию, - я высвободилась из его рук.
Близость Лиса будоражила, прикосновения сводили с ума. Что же мне делать, что делать? Как жить?
- Почему мне ничего не сказала?
- Не сказала, потому что не посчитала нужным. Это моя проблема, и я сама с нею разберусь. Тем более, ещё ничего точно не известно. Вполне возможно, что и нет никакого ребёнка, а просто очередной каприз организма.
Гришка взял мою ладонь, стал гладить пальцы:
- Даже если и нет. Я имею право знать, ты должна была поделиться со мной первыми же подозрениями. Не с Настей, а со мной, Эль! Это я отец ребёнка! Я, Эль! А ты делишься с подругой, а не со своим парнем! Даже если и нет… Но мне кажется, есть… Я, осёл, не сообразил сразу. Твой обморок… Ты никогда не страдала подобным, и вдруг… Ты должна была сказать сразу, Эль! Я должен был узнать это первым. Не Настя, а я, Эль! Я! Потому что я твой мужчина. Я несу за тебя ответственность… За тебя и за того, кто в тебе… Ведь это мой ребёнок! Мой, Эля!
Он перебирал мои пальцы, а я вспоминала. Вспоминала, как очнулась в лазарете, одна, в окружении светло-зелёных стен и кроватей, застеленных белоснежным бельём. Мне было невыносимо плохо: кружилась голова, от запахов тошнило, а Лис… Лис даже не пришёл узнать, что со мной, как я… Не сдохла ли в одночасье… И даже позже, когда шла к себе… Он не прекратил игры в мяч, не перестал красоваться перед нежным ангелом… Бросил равнодушное: «Выздоравливай»… И всё…
Ну вот… Опять эти слёзы… Элька, ну сколько можно рыдать?! Задолбала!
- Мне пора спать, - я размазала слёзы по щекам, порывисто встала и шагнула к двери. Он не пускал, окольцевав тело моё сильными руками. Встал, нежно сжал ладонями лицо мое: трепетные поцелуи его обжигали, осушали солёные капли, бегущие по щекам. Пальцы едва касались, пробегая по бровям, глазам, губам… Зашептал:
- Наш малыш… тот самый клей, который соединит все осколки … И не останется ни трещинки… Я люблю тебя , Эль… Всегда любил только тебя… Прости меня… Пожалуйста… Прости…
Я смотрела в чёрные глаза и видела в них вселенскую боль, тоску, нежность и любовь… Но ничего не могла изменить. Как забыть? Как простить? Не могу.. Хочу, но не могу…
- Может быть... когда -нибудь... Но не сейчас. Сейчас не могу. Не могу забыть твоего равнодушия, твоего предательства. Отпусти, я хочу спать.
Но он не отпускал. Голос его глухо рокотал мне в ухо.
- Эль... Ребёнок - шанс все исправить. Мой шанс! Он не только твой, но и мой, этот малыш. Ему нужны и мама и папа. Оба родителя. Как ты будешь с ним одна, Эль?! Мама не в состоянии дать малышу то, что может дать отец!
- А что ты ему можешь дать? Чему научить? Как предавать любимую девушку? Как растаптывать её искреннюю любовь? Как равнодушно смотреть на её мучения? Это ты сможешь дать ему?! Я ненавижу тебя! Ненавижу за всю ту боль, что ты мне причинил! Ненавижу! И ребёнок... Если он есть... Его я тоже ненавижу! Да, ненавижу! Ненавижу! Его не будет! Никогда не будет! Я не хочу, чтобы нас с тобою что-то связывало! Не хочу! Забудь обо мне, о нём, забудь навсегда! Забудь! Забудь! Забудь! Ты убил все, что жило в душе моей, ты убил меня... Прощай!
Я оттолкнула Лиса и медленно поплелась к двери. Снова набежала волна дурноты, снова заложило уши, снова темнота окутала со всех сторон. Лишь в центре чёрного пространства зеленел неясный силуэт...
Капли дождя приятно холодили лицо. Шумел в ветвях ветер, и одинокая птица выплакивала свою тоску. Кукушка. Вечно одинокая, бесприютная, без дома и семьи... Никем не любимая, никем не желанная, никем не званная... Как я... И небо высилось ночное с невозмутимость святой и над любовию земною, и над земною суетой…
Глубоко вздохнула и разлепила веки. Я лежала на кровати, а надо мной ясными звёздами сверкали Гришкины глаза, и по-детски пухлые губы его шептали:
- Элька ! Слава богу, Эля! Как ты напугала меня, девочка моя нежная!
Лис коснулся влажной щеки моей осторожным поцелуем.
- Получше? –он помог мне сесть.
Я кивнула. Гришка метнулся к холодильнику, достал бутылку воды.
- Солнышко... На, попей.
Он протянул стакан, полный холодной минералки. Пузырьки весело суетились, оседая на стеклянных прозрачных стенках, убегая вверх. Я сделала глоток. Горло приятно защипало, захолодило. Норм. Снова обморок. Прикольно! А почему лицо мокрое? Гришка приводил меня в чувство, поливая ледяным "Боржоми"?
- Как ты?
- Норм.
- Сделать чаю? У нас остались конфеты. Будешь?
- Нет, Гриш. Не суетись. Не стоит. Прошлого не воротишь, а будущее… Что будет, то будет, - и пошла к двери.
- Эль…
Я оглянулась.
- Подожди, не уходи! Мы так и не договорили, ничего не решили… Скажи, как мне искупить вину свою? Как вымолить прощение? Что мне сделать, чтобы ты простила меня? Эль!
- Разве не решили? Всё мы решили, Гриш… Нас не будет друг у друга. Не будет нашего ребёнка. Ничего у нас не будет. Ты сам по себе, я сама по себе. Мы свободны, как птицы. Лети, Гриш, лети.
Он стоял посреди комнаты растерянный и сломленный горем. Глаза его странно блестели, словно в них собирались слёзы.
- Эля!
Но я вышла и захлопнула дверь.

20. 08. 2018

Проснулась с ощущением счастья. Того беспричинного счастья, что однажды приходит из ниоткуда, когда для него совсем нет ни малейших поводов. Приходит, хватает в охапку и мчит неизвестно куда, неизвестно зачем. Мчит, чтобы унести далеко-далеко от горестей и печалей, от суеты, злобы, обмана, предательства…
Улыбнувшись сама себе, спустила ноги с кровати, потянулась и прошла к окну. Новый солнечный летний день, напоённый ароматом разогретой хвои и смолы… Новая монотонная песня кукушки, новый перестук дятла… И новые проказы моих «Бесов»! Впрочем, надеюсь, обойдётся без них.
Ещё раз потянувшись, собралась идти в душ, но тут кинула взгляд на сосны, качавшие лапами перед окном. От дерева к дереву тянулись две липкие дорожки из намотанного на стволы скотча, а к ним прилеплен лист ватмана на котором пламенели ярко –алые буквы;

ПРОСТИ МЕНЯ,
ЭЛЯ!

Видно, что написано акварелью и вывешено сразу после написания. От букв тянулись тонкие кроваво- алые потёки. Словно кровью своею писал…
Гришка, зачем ты меня мучаешь? За что? Всё уже выяснили, всё решили, к чему этот глупый перформанс? Как в яслях!
Иди, Эля, смой печали и горести холодной водой. Уверяю тебя – полегчает!
Так и сделала.
Выходя из душа, столкнулась с Лисом. Я так размашисто распахнула дверь, что случайно ударила его.
- Привет, - улыбнулся он, потирая ушибленное плечо. - Не знал, что ты там.
- Привет... Извини, не хотела...
- Все хорошо, Эль, пустяки. Совсем не больно.
Я кивнула и обошла его, направляясь в комнату. А он стоял у распахнутой настежь душевой и смотрел мне вслед.
Дети проснулись рано, зашмыгали по коридорам в туалеты, душевые и обратно. Василий ворошил наш муравейник, зычно командуя "Бесами". Чего это они поднялись ни свет ни заря? Ах, да! Сегодня же конкурс вокала " Лесной соловей". Кстати, что они там без нас приготовили?
Поинтересовалась у Василия.
- Я, Сенек, Валя и Герман петь будем.
- Что именно? - удивилась я. Они и петь? Ну Васька и Сеник ладно, те музыкальны от природы, а Леша с Германом?
- Да норм Гера воет! Валя, конечно, голосит противно, будто гвоздями по стеклу скребет, но кого ещё брать? Некого! - Дудукин сокрушённо развел руками и внимательно посмотрел на меня.
Так-так-так! Что-то задумал!
- Что собираетесь исполнять?
- Да так, - Васька махнул рукой. – Увидите!
- Может быть, вы покажете мне , что затеяли. Подскажу, как лучше подать материал.
- Да мы с Олесей Викторовной классно отрепетировали! Ей зашло! Сказала, что мы гениальные творцы.
- Прямо так и сказала?
- Ну! Мы её за язык не тянули. И вообще…
- Что, Васенька, договаривай.
- Увидите, Микаэла Александровна!
- Ладно, подожду. Надеюсь, сюрприза не будет.
- Как это не будет? Очень будет! Без него никуда! Но он такой приятный сюрприз. Вам понравится.
- Надеюсь.
Гришка вывел орду на зарядку, начали подтягиваться на площадку остальные отряды. Кстати! Пока никто не увидел, надо сорвать плакат. Вооружилась ножницами и вышла на улицу. Быстро обрезав липкие ленты, скомкала бумагу и отнесла в контейнер. Оставь меня в покое, Гриш. Я отпустила тебя, иди, куда вздумается. К Ликам, Лейлам, Алинам, Маринам - куда угодно! Только оставь меня в покое!

Уничтожив страстный призыв к примирению, вернулась к детям. Под ритмичный счёт Григория Александровича, впрочем, его слышали только первые ряды, и заводную музычку они с разной степенью грациозности выполняли бодрящие телодвижения. Особенно старался Василий. Ох, неспроста он! Неспроста! Диким нервом чую! Слишком Вася покладист и благонравен! Такое обычно бывает перед Великой Пакостью. Ладно, Элька, не паникуй раньше времени! Собирай архаровцев на завтрак. А после завтрака ждут забавы в бассейне.
- Элька, вы помирились с Гриней! – засияла глазами Настя, увидев, как я живенько плюхнулась на стул ( мы с Настей недавно пересели за отдельный, подальше от любопытных ушей, столик) и шустренько притянула к себе тарелку с творожным пудингом, в котором «стреляли глазками» разноцветные цукаты. Или курага с изюмом. Но тоже ничего так!
- Неа! - беспечно ответила я, вонзая мельхиоровый прибор в нежный творожный продукт. – Я выбросила его из головы.
Челюсть Насти брякнулась о стол и медленно подтянулась на место.
- В смысле? А ребёнок?
- В прямом! А ребёнка не будет.
- Ложная тревога?
- Нет. Сирена всё ещё воет. Но это дело времени. Вкусный пудинг, кураги много.
- Элька, ты …
- Шо я?
- Так нельзя! Этим не шутят. Могут быть осложнения.
- Значит, судьба. Расплата за глупость.
- А Гришка?
- А что с ним? Жив-здоров, не ранен, не убит.
- Ещё как ранен! И практически убит! Посмотри на него – у великомученика на иконе вид краше.
Я доковыряла запеканку – есть расхотелось.
- Насть… Пожалуйста… Не говори мне о нём… Прошу тебя…
Настя внимательно посмотрела на меня:
- Ясно! Не выбросила ты его из головы, жжёт душу, ведь так?
Я вздохнула.
- Так…
- Тебе нужно помириться с ним. У вас ребёнок. Не доламывай то, что осталось. Может быть, это было испытание на прочность вашей любви? Не зря же Господь вам детку послал. Подумай, Эль.
- Не могу я его простить, Насть. Вот хочу, тянет меня к нему, а как вспомню эти его выкрутасы с Ликой… Сразу злость такая волной поднимается и душит…
- Пройдёт. Только не отталкивай его. Забудется эта Лика, а счастье… Его в аптеке не купишь. А с ним ты точно будешь счастлива. Ну бывает, слетел парень с катушек, захотелось незнакомого тельца. Но любит-то он тебя! Хотя мне бы тоже было противно после левой бабы его привечать. Надеюсь, костюмчик на котика надевал, когда гладил кошечку против шёрстки.
- Наааасть!
- А что такого? От таких прекрасноликих ангелов можно подцепить что угодно!
- Ей семнадцать.
- Ой! Насмешила! Эля, проснись! Ты где живёшь? В монастыре со строгим уставом? Да и там распущенность цветёт махровым цветом! В тринадцать рожают, а уж набрать заразы к семнадцати – не фиг делать!
- Не спал он с ней.
- Уверена?
- Не знаю… Сказал, что не тронул её.
- Ну… Тебе мог и лапшу навешать…
- Я их разговор случайно слышала: он говорил, что ничего не было, иди отсюда и ты пы…
- Как это он устоял? Такой натиск вела мастерица шашней! Ну Гришка у тебя стойкий солдатик! Баба сама трусы перед ним снимает, а он… Верится с трудом, если честно.
- Лан, Насть, забей! Как-нибудь справлюсь со всем, разберусь. Пока в голове каша из мыслей, образов…
- Всё будет хорошо, точно говорю!

Полдня до обеда промчали быстро. Дети под руководством физруков резвились в бассейнах, а я наблюдала за шайкой «Бесов» из-под тента, устроившись в шезлонге.
Гришка резвился с малышами, помогая им взбираться на горки, выпутываться из нарукавников и плавательных кругов, подсказывал что-то. И постоянно бросал взгляды в мою сторону. Не за мной, за детьми наблюдай, Григорий Александрович!
Как же он хорош, Гришка! Длинноногий, стройный, гибкий… Я невольно любовалась им, совсем забыв о том, что мы стали чужими. Смотрела на него, и воспринимала, как своего родного Лиса. Несмотря ни на что…
Дурочка ты, Элька… Какая же ты дурочка!!!
О, милашка Лика! Ну-ка, ну-ка, посмотрим, за каким бесом принесло ангелицу к бассейну малышей.
Девушка, в купальнике цвета давленной вишни, но столь же вызывающе открытом, как и ярко-алый, уселась на краю бортика, опустив стройные ножки в воду и принялась болтать ими, поднимая тучи брызг. При этом красавица лукаво поглядывала на Гришку и соблазнительно улыбалась.
Гришка помрачнел. Он нарочито не замечал её, но проказница не сдавалась. Грациозно скользнув в воду, она тут же выбралась «на бережок» и села, откинувшись на руки, запрокинув голову, подставляя солнцу прелестное личико. Мокрая тонкая ткань облепила тело, влажная кожа блестела…
- Зараза! – Настя подошла неслышно и уселась рядом в свободное кресло. – Неймётся крошке!
- Да пусть резвится. Мне уже как-то всё равно. Не трогает. Совсем.
- Уверена?
- Ага! Она не трогает. А вот Гришка… Я сойду с ума, думая о нём.
Гришка ходил мрачнее торнадо. Видела, как сжимает и разжимает он кулаки… Нервничает. И чего, собственно, нервничает? Боится, что снова сорвётся и ринется в пучину грешной страсти с головой? Да бросайся, мне-то что!
Детей вывели из воды – вытираться, обсыхать. Скоро обед. Гришка спустился с бортика и направился к «Бесам».
Она повисла на его плече, словно больная мартышка на стволе баньяна.
- Пу-усик, чего ты сегодня какой сердитый? Твоя старушка дала от ворот поворот? Зачем тебе старая курица, если есть я - нежный птенчик?
Гришка дёрнул плечом:
- Я не Пусик. Оставь меня в покое, иди с миром мимо, нежный птенчик!
- Ой-ой-ой, какой грозный дядя! Хахах! - девушка метнулась и встала на его пути, уперлась указательным пальцем с острым коготком в едва заметную впадинку между ключиц и медленно повела руку вниз, оставляя на груди Гришки алую полоску.
Он перехватил её руку:
- Ты на самом деле дура или прикидываешься? По-моему, я ясно сказал – ты мне не интересна. Почудил малость и хватит.
- Гри-иш, смотри, пожалеешь! – она усмехнулась и покрутила тонким пальчиком у носа Лиса.
- Серьёзно? Смотри, как бы сама не пожалела. Что ты хочешь от меня? Чтобы трахнул? Не хочу Извини, на шкур не встаёт.
- Импотент? – хохотнула Лика.
- Типа того! Свободна! – и Гришка, обойдя назойливую красавицу, воззвал к нашим орлам, под шумок снова залезшим в бассейн. - «Бесы»! Вы ничего не попутали? Если ваш вожатый – физрук, значит можно игнорить команды? Всем на сушу, я сказал! Дудукин, тебя не касается? Даю тридцать секунд на то, чтобы покинуть расположение бассейна – кто не успел, тот опоздал! Репрессии последую незамедлительно!
- Какие? – спросил Куковалин.
- Узнаешь! Ты первый кандидат попробовать карательно-воспитательные мероприятия.
- А чё я-то?
- Не понял! Почему ещё не все в корпусе? Переодеваемся, нас ждёт столовая.
Медлительные и очень наглые особи поспешили ретироваться. Чем чёрт не шутит – Гришка грозен и слов на ветер не бросает.
- Поистине, наглость шмакодявки не знает границ! – возмутилась Настя.
- Наглость – второе счастье. Этим принципом она и руководствуется в жизни.
- А Гриня молодца! Отшил нахалку.
- На долго ли.
А осада Григория продолжалась. По всем правилам военной науки. Сдобная повариха, дочь лихого прапорщика, принялась метать из печи самые лакомые кусочки и таскать их Лису. Даже Валерик крякнул, когда увидел ведёрную миску борща с тремя столовыми ложками жирной сметаны, гору тушёного мяса с картофельным пюре, пирожки с мясом в количестве пяти штук, что знойная женщина приволокла на стол. Откармливать решила. Ну это правильно, путь к сердцу мужика лежит через желудок!

Гришка подношение оценил, но осилить обед, сравнимый с обедом Гаргантюа и Пантагрюэля, не смог. Зато смог Валерик. Лис удовольствовался двумя пирожками и ушёл на улицу – собирать молодняк.
Кристина (или Карина) недовольно скуксилась, шмякнула на стол вонючую тряпку и принялась возюкать ею между тарелок, всем видом своим показывая Валерику, что зря он сожрал яства, не ему предназначались дары волхвицы.
Васька отпросился на тихий час в зал – репетировать.
- Василий, а чем тебе в холле плохо? Просторно, никто не мешает. Пойте, пляшите в своё удовольствие.
- Мне надо привыкнуть к сцене. Ньюансы там и все дела.
- Нюансы, Вась.
- Я так и сказал! Да вы не переживайте, я их всех в ежовых руках держу! Не рыпнутся! Приведу после репетиции всех, сколько уведу.
- Головой отвечаешь, Вася!
Мальчик кивнул, и приятели понеслись в зал.
Интересно, что они там напридумывали. Спрошу-ка у Олеси Викторовны. А то что-то неспокойно на душе.
Я набрала номер подменного воспитателя.
- Очень красивую песенку выбрали ребята, про мамонтёнка и его маму. Помните? Из мультика. И воспитатель напела: «Пусть мама услышит, пусть мама придёт».
Да? Про мамонтёнка? Странно. Ну ладно, что придумали, то придумали.
Весь тихий час Гришка просидел на балконе. Откинувшись на спинку кресла, уложив голову на стену, он то ли дремал, то ли сидел с закрытыми глазами. Я не решилась его потревожить. Пусть сидит.
Васька привёл всех с репетиции живыми и здоровыми, как и обещал. Дети были оживлены, быстро покидали в желудки омлет с цветной капустой и снова побежали в зал.
- Вы в первый ряд садитесь, Молчан уже места занял, - посоветовал мальчик мне.
Так и сделали. Дети растянулись на первом и втором рядах, оставив места вожатым в середине первого. Гришка сел рядом со мною. Он как-то грустно посмотрел на меня, улыбнулся и ничего не сказал. Мы вообще сегодня не разговаривали, только по делу. А так… Ни слова… И от этого тревожно было на душе.
Начался конкурс. Наш выход в серединочке. Васька и артисты зависли в просторной гримёрке за сценой, ожидая начала действа.
Первыми выступили старшеклассники. Саша Макарский позаимствовал из репертуара Валерия Меладзе песню «Маскарад». Бэк-вокалом и балетом выступили четыре девочки, среди которых затесалась и Лика. Ну куда без неё! Без этого падшего ангела.

Время движется под музыку в ритме танго
Шаг вперед, шаг назад. То прыжок, то зигзаг.
Падай рядышком со мной, мой падший ангел,
Не смотри в небеса, посмотри мне в глаза.

Пел Саша волшебно! Он же музыкальную школу закончил и в Гнесинку собрался! Голос у него удивительный, с необычным тембром. И такой артистичный Саша! Не просто текст пропевает, а живёт песней.
Мальчик красиво двигался под музыку, тонко вжившись в образ.
Я стала вслушиваться в слова.

В их глубине немой вопрос,
В их глубине идет один и тот же фильм.
О том, как опытный игрок
Все проиграл, поверив призрачной любви.

Я усмехнулась. Они это специально? Специально подобрали песню? Ну, Саша!
Гришка взглянул на меня. Долго, пронзительно смотрел. И в черноте очей его бушевала неусмирённая боль. Снова стало тоскливо, защипало в груди, зацарапало, увлажнились глаза. А музыка звучала над залом, уносясь ввысь:

Спрячем слезы от посторонних,
Простим друг друга и зла не вспомним,
Никто не виноват,
Когда в разгаре маскарад.

«Простим друг друга и зла не вспомним»… И зла не вспомним. Не вспомним…
Гришка протянул руку и коснулся моей ладони. Я сжала его пальцы. Лис улыбнулся. Улыбнулась и я…

Спрячем слезы от посторонних,
Простим друг друга и зла не вспомним…

Сашин голос красиво парил над нами, околдовывая, заставляя спрятать слёзы, простить и не помнить зла, а мы с Лисом сидели, взявшись за руки, и не сводили друг с друга глаз. И было легко на душе и спокойно.
- Мой Лис... Мой глупенький Лис, - шепнула я Гришке.
- Моя Лисичка. Родная моя девочка. Прости меня.
Смогу ли я простить? Простить до конца? Навсегда. На всю жизнь... "Простим друг друга и зла не вспомним"... Спрячем слёзы… Хватит плакать… Хватит. Надо простить, Эль… Надо простить… Она трепещет, любовь, пытаясь вдохнуть, а ты её давишь, убиваешь… Зачем? Прости, его, Элька, прости!!!
Номер сменялся номером, а мы так и сидели, не замечая и не слыша ничего вокруг. Важным было лишь одно – осознание того, что нужно простить, не помнить зла… Простить…
- Микаэла Александровна, наши! – шепнула Оля, сидевшая по левую руку от меня.
Точно! «Бесы» на сцене, это пропустить нельзя!
Мы замерли в ожидании сюрприза, который насулил Васька.
И сюрпрайз не замедлил явиться.
На сцену вышли четверо: Василий, Сеник, Лёша и Герман. Но в каком виде! Это что за игры в декаданс?! Вы совсем там оторвались от реальности? Пагубное влияние Германа? Караул! Кошмар! Мама! Меня уволят!
Если Герман и Лёша вышли к публике в повседневной одежде, то Василий облачился на редкость узнаваемо: в джинсовые шорты, в голубую рубашку поло, в мокасины, а на голову напялил чёрный парик. Сеник же ничтоже сумняшеся водрузил на маковку блондинистые локоны до попы, втиснулся в розовый топ и такую же розовую юбочку, едва прикрывавшую его красивые колени танцора.
В зале раздались смешки. Василий поправил парик, Сеник попытался стянуть пониже юбец, дабы прикрыть побольше тела, но деталь дамского гардероба прочно застопорилась в районе талии, туго перетянув артиста.
Это что за… Я с недоумением посмотрела на Гришку, он с таким же недоумением на меня, и оба мы уставились на сцену. И кто из парней мамонтёнок? Я так понимаю, Вася. А матушка его, по всей видимости, Сеник. Ну-ну…
Нестандартное решение, Василий, я оценила.
- Что сейчас будет? – шёпотом поинтересовался Гришка, склонившись к моему уху.
- Мама для мамонтёнка. Из мультика.
- Мама – это Сеник, я верно понял?
- Похоже. Сама не видела номера. Олеся Викторовна ввела в курс дела.
- Колоритная такая маманька вышла. Хорошо, лифчик не додумался нацепить. Три штуки вдоль живота Для завершения образа. А так гламурненько.
Застрекотали, забумкали ударники, отбивая ритм. Что-то живенькое и весёленькое, в духе латиноамериканских ритмов, полилось из динамиков. Э… Это точно «пусть мама услышит»?
А на середину сцены выступил Дудукин. Он гордо вздёрнул подбородок, надменно улыбнулся уголками губ и запел:

В ноль часов двери лет распахнутся вдруг,
Я войду, разорву ваш привычный круг,
Уведу, украду чудо грешных рук,
Казанова.

Васька легко двигался по сцене. И пел Васька классно. Даже очень. И не только пел. Он в точности копировал интонации, движения, жесты и мимику … Лиса. Он куражился на сцене, Васька, отрываясь вовсю, вкладывая в номер весь свой талант, всю свою харизму и живость, а я видела Гришку. И не только я.

Карнавал, карнавал в этот поздний час,
Настоящий скандал среди знойных глаз.
Это я все смешал, заморочил вас,
Казанова.
Снова заводит меня
Танец ночного огня.

А Сеник… Сеник со всем пылом настоящего танцора извивался в дерзком танце, кокетничал с "Казановой", сверкал глазами. Взметалась розовая юбка, выписывали восьмёрку бёдра, играли плечи, рассыпались локоны. И ни у кого не возникло сомнений в том, чей образ воплощал сейчас на сцене этот сын гор.

А Васька с ловкостью опытного ловеласа ходил кругами вокруг «блондинки», опутывая её сетью томных улыбок, и продолжал куражиться.

Я - одинокий бродяга любви Казанова,
Вечный любовник и вечный злодей-сердцеед.
Но соблазнять не устану я снова и снова…

Старшеклассники откровенно загоготали, узнав в образах реальных героев. Педагоги онемели. А я… Я не знала, как реагировать… Смотрела на Гришку и замирала от ужаса: он побледнел, Лис. Побледнел, сжал кулаки, коротко взглянул на меня и вышел вон. Следом за ним, под гнусные смешки одноклассников, выскочила Лика.
Васька… Зачеееееем???!!!

Я не стала дожидаться окончания конкурса и награждения, собрала отряд, увела к месту дислокации, то есть в корпус, и принялась за этот «Шапито-клаб». Усадила четвёрку в холле и начала разбор полётов.
Васька вид имел хмурый. Понимал, что номерок вышел не совсем удачным. Можно сказать, совсем неудачным. Нет, к артистической составляющей претензий никаких. Наоборот, Васька в сценическом искусстве и в песнопении превзошёл самого себя. Эстетическое наслаждение зрители получили, не сомневаюсь. Самородок, что сказать! Да и Сеник был хорош, этого не отнять. А вот нравственная сторона подгуляла. Или загуляла, кому как нравится.
- Вась, как тебе в голову такое пришло?
- А чё не так-то? Самый настоящий Казанова Грихан!
- Василий!
- Григорий Александрович. Сначала с вами мутил, теперь с этой начал. А нам, между прочим, обидно, что с нашей учил…тельницей так неблагородно поступают! Мы же всё видим и понимаем, не маленькие.
- Видим, - поддакнул Куковалин.
Смотри, какие глазастые!
- Ты не слышишь меня. Я много раз просила не встревать в дела взрослых, а что получается? Устроил балаган, высмеял и Анжелику, и Григория Александровича, и меня заодно!
- Вы тут ни при чём, - Василий почесал за ухом. – А честь вашу нужно защищать. Вы же сами словно медуза: куснуть не можете как следует!
Вот спасибо за медузу!
- И ты – рыцарь без страха и упрёка – бросился защищать. Хитроумный идальго Дон Кихот Ламанчский.
- Опять обзываетесь! – обиделся Васька.
- Педальго – это кто? – вопросил Лёша. – Велосипедист?
Господитыбожемой! Лёша!
- Идальго, дети! Идальго! В средневековой Испании человек, происходящий из благородной семьи и получающий свой особый статус по наследству, передававшийся только по мужской линии.
- Да, мы такие! Идальги! – кивнул Сеник, отковыривая болячку на коленке.
- Ну! Кто, кроме нас вам поможет? Никто! – горячился Василий.
Ох, Васька, Васька! Что с тобой делать?
В самый разгар воспитательной беседы явился Григорий Александрович.
- Все в сборе, великолепно! Микаэла Александровна, позвольте мне продолжить речь.
- Пожалуйста.
Гришка нервничал. Это выдавали его сжимающиеся с дикой силой пальцы рук. Костяшки белели, щёлкали суставы.
- Все свободны, кроме Дудукина, - Гришка отпустил троих «бесов».
Дети с радостью рассеялись.
- Василий, я хочу узнать мотивы, толкнувшие тебя на столь низкий поступок, - начал Григорий, когда холл опустел.
- Сам… сами знаете, чё спрашиваете?! – вызывающе ответил мальчик.
- И всё же я хочу услышать твою версию.
Васька нагло усмехнулся, глядя Гришке в глаза, и дерзко ответил:
- Нефиг было со всякими мутить и издеваться над Микаэлой Александровной!
Гришка был невозмутим.
- Тебе не кажется эта выходка подлой, с гнилым душком?
- Не кажется. Это ты с душком. Микаэла Александровна тебя любит, а ты! – Васька разнервничался и почти кричал. – Я думал, ты нормальный поц, конкретный, а ты… ты…
Васька замолчал.
- Договаривай, - Гришка навис над мальчиком, словно коршун над зайчонком.
- Сам знаешь, кто ты…
Гришка молчал сверлил Ваську глазами. Молчал и Васька, молчала и я. Наконец Лис произнёс.
- Ты вправе упрекать меня в том, что я поступил мерзко, хоть я старше и тебя это не касается. Но выставлять на посмешище девушку – это недостойно мужчины.
- Была бы девушка, а то овца подзаборная! Иди, пожалей кикимору, чё сидишь?!
- Вася! – остановила я питомца.
- Какая бы ни была – она девушка, - невозмутимо продолжал Лис, сурово сдвинув брови. - А ты мужчина. Твоя выходка омерзительна, мужчины так не поступают. Ты должен извиниться перед Анжеликой!
- Зато ты поступил как настоящий мужчина!
Гришка вспыхнул, глаза его сверкнули, но он мгновенно взял себя в руки.
- С этим я сам разберусь. Надеюсь, ты меня понял. Извинения должны быть принесены.
- Дурак ты, Грихан! – Васька склонил голову к левому плечу и смотрел на вожатого с сожалением. - Я-то извинюсь, не растаю. А вот простит ли тебя Микаэла Александровна? Я бы не простил.
- Тебя это не касается! Свободен! Узнаю, покаялся ты в содеянном или нет.
Василий усмехнулся и ушёл.
А мне снова стало грустно. Как ревностно принялся защищать Гриша белокурого ангела… Извинений вытребовал… Ну-ну! Да пошли они все! Все! И Гриши, и ангелы! Достали!
Я отправилась к девочкам. Они затеяли писать рассказы, и просили моей помощи. Надо оценить пробы пера. Глядишь, у кого-то и получится что-либо путное.
- Эль, - Гришка потянулся следом. – Давай вечером посмотрим вместе фильм? Уложим бесов и посмотрим. Я нашёл кое-что интересное, как ты любишь. Прикольная комедия, трейлер глянул.
Ну да… Мало мне в жизни комедии.
- Видно будет, Гриш. Извини, меня девочки звали.
Он кивнул:
- Я буду ждать …
Жди, Лис, жди…
Девочки встретили сосредоточенным сопением и скрипом гусиных перьев, то есть шорохом ручек.
Лена и Сабина устроились на подоконнике, остальные окружили стол. Услышав звук открываемой двери, они синхронно оторвали головы от рукописей и снова вперили очи в разлинованные листы.
- Сейчас мы закончим и почитаем, - пояснила Сабина. - Подождите минуточку.
Я кивнула.
Минуточек промчало штук десять, а девочки все пребывали в творческом экстазе. Наконец Сабина оторвалась от тетради и торжественно произнесла:
- Басня! "Кот, ёж и сова". Автор я.
Помолчав немного, видно, набираясь смелости, Сабина начала:
- Когда в товарищах согласья нет, ёж не поймёт кота, сова ежа. Позор тогда случится на весь лес. Однажды ёж, купив на рынке тачку (он на неё потратил всю заначку), нашёл в лесу кота - не знал ещё, что котик сволота.
Я мысленно всхрюкнула: не ожидала, что в словаре Сабины имеются такие слова.
А девочка продолжала вещать:
- Ёж пригласил кота подрифтовать. Уселся кот за руль, и понеслись по лесу, как сто пуль. Да на беду сова мимо бежала, она купила мужу одеяло. Кот пригласил сову в автомобиль, и надавил на газ, как злой упырь. Конец сей басни очень уж плохой: стоит над лесом жуткий вой. Разбил кот новый ежий драндулет и умер сам кошак во цвете лет! Сова с порватым в клочки одеялом вернулась к мужу. А ежу все мало - купил он байк. Мораль тут такова: не стоит за руль сажать кота, если нет прав и правил ДТП в башке. Позор!
Сабина уставилась на меня, ожидая оценки детищу.
- Хм...Для первого раза относительно неплохо. Есть некоторые моменты, на которые стоит обратить внимание. Во- первых, постарайся избегать в сочинении слов с чрезмерной экспрессивной окраской, далёких от книжной лексики. Во - вторых...
Я с превеликой деликатностью указала на все ляпы. Сабина кивала и строчила в тетради, записывая наставления.
Следующая представила на суд публики своё творение Таня Мартынова.
- «Мой морской свин». Моего свина зовут Виталик. У него есть забавные толстые щёчки, острые зубы и жена. Они живут в большой клетке, которую мне подарил дедушка на день рождения. У них есть домик, но деток пока нет. Папа говорит, что правильно делают, спиногрызы всю кровь из людей пьют, и те раньше стареются. Виталик много ест, больше чем его жена. Он стал такой толстый, что недавно застрял под креслом, когда я выпускала свинов побегать. Папа тогда стал кресло поднимать и разговаривать матами, а мама стукнула его по спине и сказала, что тут ребёнок, не матерись.
Ну… Обычное сочинение ребёнка, что сказать. Бесит слово «матами» применительно к обсценной лексике. Выслушав девочек, убедившись, что Улицких и Кристи из них не выйдет (хотя… кто знает!), проанализировала их произведения, дала советы и отправилась зазывать орду на ужин.
- Элька! Твой Вася порвал лагерь в лоскуты! Это было нечто! Я так смеялась! Поделом Гришке-прохвосту! А Сеник! Сеник! Жаль, не сообразила видео снять! Молодцы твои мальчишки! Конечно, резко и дерзко вышло, но те заслужили. Я на стороне мальчиков. Надеюсь, не прессовала их за концерт? – стрекотала суетливой сорокой Настя.
- Попрессовала. Немного. Больше Гришка давил. Заставил извиниться перед ангелом.
- Серьёзно? Вот… Вот чем мужики думают, не знаешь?
- Мозгами, видимо.
- Извиняться перед мерзавкой! Придумал! Хочет хорошеньким выглядеть? Думаю, у Васи хватит ума не кланяться этой дурёхе.
- Обещал покаяться.
- Ну и зря! – Настя подцепила на вилку кусок тушёного с овощами мяса.
- Пофиг, Насть! Надоело всё…
Стрелка барометра моего настроения стремительно приближалась к нулю. Лукавит Гришка. Если бы ничего не чувствовал к ангелице, не заставил бы Ваську извиняться перед ней. Значит, по-прежнему она дорога ему, по-прежнему тянет к ней, хоть и уверяет в обратном. «Простим друг друга и зла не вспомним»…. Нет, не прощу. Не могу. Не хочу.
Я оглянулась на Гришку. Сидит перед полной тарелкой рагу, вертит в руке вилку, другой скатывает шарик из хлебного мякиша и задумчиво смотрит на меня. Ты сам виноват, Гриш. Ты всё сломал, не я. А из меня реставратор аховый – не могу собрать из руин прежний храм. Не могу, хоть и очень хочу.
Подавив в тарелке вилкой кусочки кабачков, построив из ломтиков морковки пирамидку, вышла из-за стола. Настроение – минус.
С постной физиономией сидела и ангелица. Я бы на ее месте заперлась в комнате и не выходила до конца смены. Интересно, зачем она выбегала вслед за Гришкой, что хотела? Чем заняты были они всё время отсутствия? Ревность с новой силой принялась терзать сердце моё. Так, Элька! Прекращай! Ну сколько можно?!
После ужина – киносеанс. На экране Коля Герасимов дивился чудесам XXI века, перед экраном мои питомцы следили за развитием сюжета, а Гришка сидел рядом и нежно гладил мою ладонь. Гладь – не гладь, всё равно больно. Как погладить душу, как забыть, как выбросить из головы всё, что там прочно засело? Прав Васька – медуза я беззубая. Растеклась киселём по скатерти. Самой противно! Возьми себя в руки, Элька! Давай! Пошли всех куда подальше!
- Микаэла Александровна, можно вас на минутку? – зашептал сзади девичий голосок. Я оглянулась – Соня Елистратова, то ли подруга второго сорта, то прихлебательница ангела.
- Зачем?
- Мне нужно вам что-то сказать. Очень важное!
- Извини, мне не интересны ваши сказания.
Оглянулся и Гришка:
- Ты чего тут забыла?
- Ничего…
Девушка ушла. А Гришка ещё некоторое время смотрел ей вслед.
Первая серия «Гостьи из будущего» заканчивалась. А над лагерем вновь собиралась гроза. Слышались отдалённые раскаты грома, да по ногам ощутимо потянуло сквозняком.
Мы собрали питомцев и покинули зал: небо чернело тучами, ветер раскачивал и гнул макушки сосен, и деревья скрипели, трещали, будто стонали от боли. Первые, очень крупные, капли дождя упали на дорожку, сделав серые гладкие плитки рябыми. Оглушительно загрохотало. Девочки завизжали, больше от восторга, чем от страха, и бросились к дому. За ними, гогоча и кривляясь на бегу, рванули мальчики.
Едва переступили порог, как ливень обрушился Ниагарским водопадом. Крупные градины, размером с фундук, косо лупили в стеклянные двери, в окна, барабанили по отливам, вмиг усыпав дорожку ровным слоем.
- Ого! Света представление! – восторгался Куковалин.
Точно, Лёша, оно самое.
Дети столпились в холле у окон. Зрелище стремительно летящих в вихре шквалистого ветра льдинок завораживало. Я тоже не отрывала глаз от картины за окном. Справа сопел Молчанов, слева задумалась Сабина. Гришка подошёл сзади и осторожно положил ладони мне на талию, придвинулся вплотную. Тёплое дыхание его обжигало затылок. И бушевала в сердце любовь моя, отчаянно моля о милости, о великодушии, о спасении. Она хотела жить, она выцарапывала у меня право на жизнь, она голосила, взывая к разуму, она рвала путы, стягивающие её, и обрывала верёвки, раскачивая колокола, била в набат…
А на улице продолжала бушевать стихия.
- Дети, почти десять! Быстренько в туалет, в душ и по кроватям, - оторвала я питомцев от созерцания грозы.
Дети не возражали. Как-то быстренько сделали дела и делишки и устроились под одеялами.
- Спокойной ночи, - желали мы с Гришкой, заглядывая в комнаты и проверяя, всё ли в порядке.
- Спокойной ночи, - бормотали «бесы» и уютно сворачивались клубочками.
А потом мы с Гришкой сидели в холле. Сидели и молчали. Он снова перебирал и гладил мои пальцы, а мне хотелось прижаться к нему, такому родному, тёплому, уютному, и никогда не отрываться.
- Посмотрим фильм? Тебе понравится, Эль, - Гришка осторожно нащупывал тропку к моему сердцу, боясь сделать неловкое движение, боясь оступиться. Он ещё не понимал, готова ли я простить его, готова ли всё вернуть, и нервничал.
- Хорошо, давай посмотрим.
Он встал, улыбаясь, и потянул меня за собой, в свою комнату. Мы так и покинули холл – держась за руки. И рука его крепко сжимала мою, словно Гришка боялся, что я вырвусь, уйду…
В коридоре на полу что-то валялось, какая-то цветная картинка. Лис нагнулся, поднял её, рассматривая.
Лицо его менялось на глазах. Ноздри тонкого носа затрепетали, глаза вспыхнули, сжались челюсти.
- Вот тварь!
Это была фотография. Свежая фотография, совсем недавно отпечатанная на принтере, стоящем на втором этаже. А на фотографии. На фотографии под мохнатой лапой сосны стоял Лис. Он стоял и держал за плечи нежного ангела, прильнувшего к нему в страстном поцелуе… И адским пламенем горели цифры, указывающие сегодняшнюю дату.
Гришка позеленел, глаза его сверкнули бешенством:
- Я всё объясню, Эль! Это подстава! Она догнала меня, остановила, уверяя, что хочет что-то сказать. А сама вцепилась мёртвой хваткой – не оторвать!
- Судя по фото, ты особо и не рвался отрываться. Наверное, очень сладко было. Спасибо за фильм, дюже интересный. Спокойной ночи.
Я развернулась, чтобы уйти, но Гришка преградил путь.
- Ты не так поняла, Эль. Я отталкивал её, отталкивал, понимаешь?! Посмотри! Я не обнимаю её! Это она висит на мне! Взгляни!
- Я всё видела, Гриш, больше нет желания любоваться. Мне надоела эта история. Я устала. Оставьте меня все в покое. Идите и живите, как хотите, с кем хотите, только забудьте меня! Сколько можно издеваться? Ну сколько?!
- Эль… Я правда не виноват ни в чём…
Он притиснул меня к стене, упершись руками в неё чуть выше моих плеч. Я ощущала его всем телом своим: гулко и часто билось сердце его, и удары отдавались где-то внутри меня, рядом с моим израненным сердцем. Лис глубоко дышал, грудь его вздымалась, сдавливая мою… Лицо его было близко-близко, глаза смотрели в мои, не отрываясь, пухлые губы чуть приоткрылись… Его запах будоражил и сводил с ума…
Господи, я действительно сойду с ума от его близости, я не выдержу! Я хочу быть с ним, хочу быть его и душою и телом, только его…. Навсегда…
- Я не целовал её, Элька. Ни сегодня, ни тогда. Не трогал её, жизнью клянусь. Хотел, но не трогал. И сегодня ничего не было. Я не виноват, Эль…
Он продолжал прижимать меня к стене, и по телу его пробегала дрожь.
- Прошу тебя, услышь меня, поверь, - шептал Гришка. - Я тебя люблю… Тебя… Ты нужна мне, как кровь жилам, как солнце травинке, ты – моя радость и моё отчаяние, ты - моя нежность и моя страсть, ты… ты моё сумасшествие, Элька… Поверь, я не виноват!
Я уперлась ладонями ему в грудь, отталкивая. Как же мне не хотелось этого делать! Я желала быть с ним, быть его… Хотела ощущать сильные и нежные руки его, уверенно ласкающие тело моё, срывающие с него покровы, проникающие в самую тайну его… Хотела быть защищённой им, моим Лисом, ото всего на свете: от бед и напастей, от злых языков и завистливых глаз, от неудач и ошибок, от неверных шагов и дрянных дорог, от болезней и от смерти… Да, от самой смерти… Ведь там, где живёт любовь, смерти нет…
- Не виноват? Ты на самом деле ничего не понимаешь, Гриш? Ты ринулся защищать её, упрекая Ваську в поступке, недостойном мужчины, даже не подумав, каково это мне слышать! Для тебя она – девушка, которую наглый Вася посмел высмеять, а я так – кто-то, кто был рядом – без чувств, без сердца, без души. Меня не задевают твои пляски вокруг неё, нет! Я же каменная баба! Молчаливая истуканша – всё проглочу!
Гришка остановил поток слов поцелуем. Я вздрогнула. Губы его пылко касались моих, скользили по лицу, по шее, добегали до ложбинки на груди и снова возвращались к губам.
Кружилась голова. Я отталкивала Лиса, но хотела, чтобы жгучие поцелуи его не прекращались. Не прекращались никогда… А он крепко прижимал меня к стене, не отпуская…
- Элька… Элечка… Прошу тебя, прости… За всё зло, что причинил… Прости меня, маленькая… Прости…
Лис положил руку мне на живот. Ладонь его медленно поползла вниз…
- Где-то там наш малыш… Живой… Настоящий… Мой и твой. Я папа… Ты мама… Папа и мама…
Он шептал и продолжал целовать.
- Элька, не гони меня… Не убивай его… Это наш с тобой мир, только для нас троих… Ты, я и он… Он – наше спасение… Наша ладья, которая унесёт к счастью… Пожалуйста, Элечка, прости…
- Я не верю тебе, Гриш… Не могу поверить… Всё кончено для нас, не будет малыша, не будет счастья… С другой – да, но не со мной. Прости.
Я высвободилась из его рук и побрела в свою комнату. Гришка схватил за плечи и развернул к себе:
- Хорошо! Раз не веришь, тогда идём!
- Куда?
- К ней. Если она не конченая дрянь, то скажет правду. Откуда это фото и всё остальное.
- О, нет! Избавь меня от выяснения отношений! – я попыталась высвободить руку. Но Гришка не отпускал.
Мы поднялись на второй этаж. На верхней ступеньке сидел Рыжий и пялился в гаджет.
- Почему не спишь? – спросил Гришка. – Отбой для всех.
- Душно, голова болит. Вышел подышать.
- Ясно. Позови Анжелику. Наверняка не спит.
- Сюда? – Рыжий с интересом уставился на меня.
- Сюда. Жду!
Рыжий ещё раз окинул меня странным взглядом, усмехнулся и исчез в глубине коридора.
- Что за цирк ты затеял? - устало спросила я.
- Не цирк. Не бойся ничего. Верь мне. Я многое передумал, переосмыслил… Знаю, что простить меня сложно, но всё же надеюсь на помилование… Я всегда с тобой, за тебя, ради тебя… За вас… Других для меня нет…
Лика вышла в коротеньком шёлковом халатике цвета фуксии. Светлые локоны её рассыпались по плечам, спутались. Глаза её впились в Гришку, просканировали от макушки до пят, и взгляд переместился на меня. Девушка криво усмехнулась, вскинула хорошенькую головку и прошипела:
- Ну?! Что хотел?
- Сейчас ты расскажешь Эле, что и как было сегодня на самом деле.
- Фотографии мало, решила ушками послушать?
- Значит, я был прав в своих догадках, это твоих рук дело. Рассказывай правду, не томи!
- Вся правда на фотке, чего ещё тебе надо? – девушка нахально усмехалась, выдувая пузыри из жвачки. Они лопались и противными плёнками налипали на губах.
- Хорошо, я начну, ты подтверждаешь. Итак. У нас с тобой, кроме глупого флирта, ничего не было. Сегодняшнее фото – мерзкий троллинг. Это не я целовал тебя. Это ты набросилась на меня. Не так ли?
Лика откровенно издевалась и над Гришкой и надо мной. Невинно хлопали ангельски прекрасные глазки, и нежный голосок обидчиво тянул:
- Вот ты ка-ак! Значит, не-е было?! Получил, что хотел и хвост поджал? Или не ты меня уламывал тогда после дискача? За бассейном. Я поверила в любовь твою, в красивые слова, а ты вон как! Все вы, мужики, козлы! И сегодня ничего не было?! Это я, оказывается, на шею тебе кинулась, зацеловала до смерти! Я, не ты!
Она стояла у ограждения, опершись локтем о перила, выставив согнутую в колене гладкую ножку.
Гришка остолбенел. Зеленоватая бледность медленно растекалась по смуглому лицу его. Затрепетали ноздри, задрожал подбородок … мгновенно взметнулась для удара сильная рука его … Взметнулась и застыла в воздухе.
Лика вскрикнула и отпрянула, ожидая пощёчины.Но её не последовало.
Гришка дрожал от бешенства. Я оцепенела от омерзения. Было противно. Противно всё: это нелепое выяснение отношений с ученицей, эта Гришкина ярость, эти глумливые улыбочки нежного ангела…Господи, как же гадко!
- Ну ты и дрянь! - сквозь зубы процедил Гришка. – Какая же ты дрянь!
Зазвенела тишина. Все стояли молча и смотрели друг на друга. Надо уходить, нечего тут делать. Стыдоба какая! Какой позор! Я свожу счёты с подростком! Это дико!
- Лан те, Малахова, гнать! Все знают, что Грихан тебя не … того, - нарушил молчание Рыжий. – Сама мне рассказывала и злилась, что у вас дальше охов да вздохов не идёт. Видать, не по зубам тебе орех… А фотку Кривозуб щёлкнул и на принтере у нас распечатал. Хотел уличить тебя в неверности, ты ж с ним щас мутишь. А ты её подбросила на первый этаж.
И снова тишина. Минута... две… пять…
Рыжий взъерошил чубчик:
- Вы тут разбирайтесь, а я спать. Кстати, Гриш, ты немного потерял, что не залез на эту... козу. Ничего особенного в ней нет, обычная…
И Рыжий выдал ёмкое русское слово.
Я развернулась и пошла к себе. Гришка за мной. У комнаты он задержал меня, взяв за руку:
- Прости меня, Эль…
- Я подумаю, - и скрылась за дверью.
- Эля!

21. 08. 2018

В самом красивом зале Версальского дворца – Зеркальной галерее - гремел марш Мендельсона. Я с ужасом выдернутого из норы на яркий свет крота таращилась вокруг. Хотя крот, наверное, не таращится. Нечем. Или есть?
Ничего блестящего, ничего бьющего в глаза: упоительная гармония белого, серого и золота. Алебастровые столы и вазы в бронзовой оправе, табуреты и высокие торшеры, отлитые и вычеканенные из серебра; меж окон на серебряных столах расставлены внушительных размеров канделябры о восьми свечах с изображением подвигов Геракла. Банкетки, постаменты, ящики, в которых торчат вечнозеленые апельсиновые деревья, подсвечники, кувшины, чаши, носилки из чистого серебра… Массивные люстры из хрусталя и серебра свисают на украшенных цветами шнурах; на семнадцати окнах — шторы из синего, шитого золотом шелка, ковры застилают пол. Пилястры серого мрамора с золочеными капителями разделяют высокие арки, где в бронзовых обрамлениях сияют светлейшей воды зеркал.
Я задрала голову. С потолка в беспорядочной толчее Олимпа на меня презрительно взирали бесчисленные Марсы и Миневры, скорбно волочили цепи упитанные рабы, куражились и подозрительно подмигивали мне из-за гирлянд малосимпатичные грифоны. И сама Франция в образе вечно юной богини благосклонно кивала, держа в руках некий документ, и голос её летел над залом, отражаясь звучным эхом от старых стен:
- Принимая данное вами согласие в присутствии родителей, друзей и близких гостей, я регистрирую ваш союз. Прошу подойти к трону и скрепить его подписями.
Кто-то потащил меня к огромному серебряному креслу, в котором сидел сам Людовик и со сладенькой улыбочкой доброго папы совал мне в руку гусиное перо, предварительно заглянувшее в серебряную чернильницу.
- Вот тут распишись, - Людовик ткнул указательным пальцем, унизанным перстнями от корня до ногтя, в пустую графу.
Я послушно черканула закорючку. Рядом нарисовал загогулину и некто, стоящий по левую руку от меня. Людовик присыпал подписи песком, сдул излишки. Затем снял перстень с левой руки, макнул в расплавленный сургуч и сделал оттиск на документе. Подул на него, помахал веером из мигом надёрганных у страуса, топтавшегося рядом, перьев, захлопнул папочку и подмигнул мне лукаво.
- Дорогие новобрачные, в соответствии с законодательством Олимпа отныне ваш союз узаконен. Объявляю вас мужем и женой. В знак большой и чистой любви и верности прошу вас обменяться кольцами.
Мужская рука с трепетом голубка нежно коснулась моей ладони, затянутой до пальцев в ажурные митенки, и окольцевала меня, словно орнитолог гагару.
А что, собственно происходит? И почему это я в подвенечном платье? А ничего так платьице! Это сколько же на него шёлка и кружева бабахнули? Один шлейф метров на пять позади меня павлиньим хвостом стелется.
А Франция продолжала вещать:
- Дорогие супруги, в настоящий момент я вручаю вам ваш первый семейный документ - свидетельство о заключении брака. В соответствии с правилами вам присваиваются фамилии: супругу – Латунский, супруге – Латунская. Примите мои поздравления.
Я дёрнулась: что? Латунский? Захар? Этот звёздный мальчик? Мой муж?! Неееееет! Нет, мамочка, Франция, государыня царица, бракосочетательница! Слышишь? Разбрачуй нас обратно, несогласная я! Я другого люблю!
Но вечно юная богиня глумливо хохотнула и брякнула голосом Борьки-алкаша из первого подъезда – сына знаменитой маменьки:
- Поздно, Вася, пить боржоми! Бери, кого дали! Не фиг было морду воротить от любимого, цаца! Докривлялась!
А Латунский вмиг расправил мощные крылья белоснежного фрака и подхватил меня под мышку:
- Я унесу тебя к звёздам!
И мы понеслись с космической скоростью. Даже ветер не свистел в ушах – вакуум не свистит, нечем.
Ага! К звёздам он унёс! Как бы не так! Приволок в убогую опочивальню с одноместной кроватью, жидкий и грязный матрас на которой прикрывал ржавую панцирную сетку. Вот точь-в-точь такая кровать была на старой даче у прабабушки в Одинцове. Я, на тот момент дитя лет трёх, с удовольствием прыгала на ней, напевая стишата собственного производства.
А Захар Латунский брякнул ношу на брачное ложе и заелозил по ней. По мне, то есть. Я в ужасе отчаянно отбивалась.
- Захарик, ты идиот? Ты ничего не попутал? Если мы с тобой в пятнадцать лет амурничали, это не значит, что я возжелала стать твоею дражайшей половиной. Я вообще не люблю выпивох.
- Где ты увидела выпивоху? С тех пор, как я зажёгся на небосводе шоубиза, веду здоровый образ жизни.
- Ага-ага! Верю! Помню, как ты ежедневно упивался дешёвеньким винишком.
- А теперь я звезда! Мы, звёзды, чужды прозе жизни.
- Ах, да! У вас же амброзия, нектар… Прекращай меня тискать, придурок!
И проснулась. Но звёзд продолжал меня лапать. Это что? Не сон был? То-то я смотрю, больно уж реалистичный! Мамочка! И что делать?
- Захар, уйди, не трогай меня! Нам нужно срочно расторгнуть брак!
- Мррр, мяа-а-а-аау! – взвыл кумир малолеток и боднул меня башкой в подбородок.
Я скосила глаза. По мне топтался Леший, проникший в опочиваленку по сосне, что мотала лапами у самого распахнутого окна.
- Господи! Приснится же такое! – выдохнула я с облегчением, приходя в себя и снимая с груди толстого кота. – Пойду-ка освежусь в душике.

В коридоре пахло тонко и нежно. Что- то знакомое, не могу вспомнить, что. Ликины духи? Нет, от девушки пахнет, как от торта в оранжерее. Тогда что?
Я прошелестела в холл - аромат доносился оттуда. Ох, ты! Красота какая! В каждом углу холла, наполненные почти до краев водой стояли невысокие, около полуметра, но очень широкие, метр в диаметре, глиняные вазы. А в них, источая тонкий аромат, раскрывали нежные снежно-белые лепестки прекрасные нимфеи.
Я любовалась удивительной картиной: четыре маленьких прудика неожиданно гармонично вписались в интерьер холла. Снова Васька? Нет, он спал, да и заперт корпус, не мог Василий выбраться к водоёму. И вазы притащить ему не под силу: видела их за сараем. Пусть и пустые, но тяжёлые. Кто же этот неведомый флорист? Впрочем, кто бы ни был, спасибо за прекрасное настроение! Оно мне просто необходимо.
Сегодня в лагере День Здоровья. Именно так – с больших букв. Детям предлагаются: кросс по лесу, прыжки с места и с разбега, ещё какие-то спортивные забавы. Сколько себя помню, никогда не любила физру. Бестолковый бег на несколько километров просто бесил нереально! Лучше танцевать 12 часов кряду, чем бегать! Как хорошо, что теперь я сама училка, и мне не нужно мчать фиг знает куда и фиг знает зачем по лесной тропе. Вот оно – счастье!
Дети просыпались кучно и группками вываливались в коридор.
- Здрсти, Микелсанна! – бубнили они и топали по делам и делишкам.
Здрсти, здрсти…
Гришку не видела. Он ушёл в рань раннюю, готовить местность к забегу. Кстати, кто же принёс нимфеи? Не он ли? Когда успел? Совсем спать не ложился? Всю ночь напролёт косил болотную травушку-муравушку? Хм… Вряд ли… Тогда кто? Или он?
Дети заглядывали в холл и ахали.
- Микаэ-эла, Алекса-андровна, это вам Григорий Александрович подарил?
Хм… И они туда же…
- Нет, зайцы. Это поздно ночью, в самую тёмную и таинственную её пору, вышел из пруда водяной и украсил наш холл таким великолепием. А собирали цветы для нас русалки. Они кружились в серебристом лунном свете, выбирая самые крупные и красивые цветки, и пели дивные песни нежными и чистыми голосами.
Я несла подобную околесицу ещё минуты две, а питомцы, заворожённые изящными цветками, слушали. Слушал и Гришка. Он подошёл неслышно, встал рядом, слушал и улыбался.
- Доброе утро, Микаэла Александровна! – он подошёл ближе и коснулся моей ладони. – Водяной очень старался. Потому что он влюблён в одну из русалок. Самую прекрасную и удивительно нежную. Которую однажды заколдовала злая фея, превратив в человека, и пустила бродить по миру в поисках счастья. Но счастье – словно птица. Выпустишь из рук – и улетит оно в неведомые дали. Долго ли, коротко ли скиталась русалочка по свету, пока не забросила её судьба в наш лагерь. Проведал водяной о том, что русалочка здесь, среди нас, но не может её узнать. Заледенело сердце нежной русалочки, стало твёрже камня. И словно в темнице, томится в самой глубине ледяного сердца её любовь к водяному. Но не помнит этого русалочка, забыла она и водяного, и любовь его горячую. А расколдовать прекрасную обитательницу пруда может только аромат белоснежных нимфей. Стоит ей лишь на миг склониться над дивным цветком, как вернётся к ней память, растает ледяной панцирь, сковывающий сердце и душу, и вспомнит она о любви…
Андерсен! Ганс Кристиан! Ни дать ни взять! Оле Лукойе!
А Гришка смотрел на меня грустно и улыбался. Тоже грустно. Пойти, что ли, взнюхнуть болотную лилию? Не, не пойду. Русалочек много, на твой век, водяной, хватит с лихвой.
За завтраком Настя, глотая рисовую кашу, вопрошала:
- Какие вести с фронта?
- Никаких, Насть.
- Вы так и не подписали акт о безоговорочной капитуляции?
- Неа, - я сгребала кашу в кучку в центре тарелки.
- Микаэла Александровна, как вы себя чувствуете? – за стулом нарисовался Димусик.
- Прекрасно, Дмитрий Валентинович! А с какой целью интересуетесь? - продолжала я сооружать из каши горку - не лезет она, хоть и вкусная, в меня.
- Не хотите поучаствовать в забеге от педагогов? - Димусик устроился на соседнем стуле.
- Спасибо за доверие, но, боюсь осрамиться. Бегаю я не быстрее черепахи.
- ГТО на золото же сдала!
- Бес попутал тогда… У вас ещё что-то?
Димусик кинул взор на Настю, помялся и выдал:
- Позже озвучу.
Я кивнула:
- Ваше право.
Плаврук уволокся восвояси, а Настя, провожая его глазами, проговорила:
- Не пойму… Он к тебе клеится, что ли?
- Кто? Димусик? С чего бы это?! У нас с ним вооружённое противостояние. Гадость затевает, не иначе.
- Я тебе говорю, что клеится! У меня нюх на такие делишки. Ты только посмотри на него! Петух гамбургский! Крылья вон натопырил. Красавчик, ничего не скажешь, но гнид первостатейный.
Я согласно кивнула. Пёс с ним, с Димусиком, у меня и без него проблем до неба.
- Ладно, Эль, пора собирать моих мальков. Это вы под патронажем физруков сегодня, а малышей развлекать вожатым и воспитателям. Полночи сидела в нете, искала новенькие подвижные игры. Спать хочу – капец!
- Что от тебя хотел этот водоплавающий гоблин? - поинтересовался Гришка, мигом подлетев к нашему с Настей столу.
- Предложил поучаствовать в забеге с командой педагогов.
- Идиот!
- Наверное.
- Эль, мне пора на площадку.
- Хорошо, иди.
Собрав орду после завтрака, облачив питомцев в спортивные костюмы, вывела «Бесов» на позиции. Гришка был уже там, на спортивной площадке.
- Сначала прыжки, метание, подтягивание и отжимание, потом выйдем в лес, на дистанцию. «Бесы», «Лесная братва» и «Духи леса» под моим началом. Слушаем внимательно!
Гришка лихо отдавал команды, дети с восторгом выполняли. И по какому случаю восторг? С разбегу грянуться в яму с песком? Сомнительная радость, на мой взгляд.
Я зорко следила за питомцами. Особенно, за Павликом Ледяйкиным. Вообще-то, я его назначила Нестором на сегодняшнее мероприятие. Но Павлик возжелал поучаствовать в качестве спортсмена. Отговаривала, но не вышло. Да и Васька зудел: «Чё он, сомнительного качества? Пусть бежит и скачет с нами!» Ну… Пусть бежит. В рамках инклюзива. Только мне надо внимательно мониторить ситуацию, чтобы ненароком не вышла из-под контроля.
А Гришка был неотразим! Жаль, не пошёл в подводники – бравый офицер получился бы! Вон как всё у него чётко и слаженно. Даже вредные семиклашки не смеют ему возражать. Одного взгляда чёрных глаз хватает, чтобы отбить у них охоту к дискуссиям хулиганского характера.
Дети ловко справлялись с предложенными дисциплинами. Практически все, кроме четверых толстячков-хомячков – Саввы Морозова (да, именно Савва и именно Морозов!), Колотилина Игоря, Волкова Жени и Ерёмина Андрея. Последний из списка не просто толстячок, а очень тучный мальчик. Никогда не понимала родителей, которые откармливают чадо – не жалко его? Проблемы со здоровьем и насмешки сверстников обеспечены!
Павлика всё время опекал Дудукин. И к яме с песком бежал рядом, и на перекладине мотался вместе, подзадоривая:
- Нестор! Ты крут! Давай, Нестор, гони! Жми! Ну ещё мальца! Ещё разок! Йэс! Супер! Молодца, Нестор!
И «Нестор» гнал, жал и старался изо всех сил. В отличие от толстячков. Те так и норовили прилечь на травке и отлынить от мероприятия. Но Григорий Александрович был суров и неумолим. Не гонял их, конечно, понимая, что возможности пухлячков ограничены, но заставлял активно двигаться.
Наконец настало время кросса.
- Вы бежите малый круг – один километр, - наставлял Гришка. – Ориентируетесь по жёлтым флажкам.
- А если заблудимся? – Андрею бежать очень не улыбалось.
- Не заблудитесь, - успокоил Лис. – Тропа беганная-перебеганная. Ещё мы с Микаэлой Александровной по ней носились, когда отдыхали в лагере. На протяжении всего маршрута стоят наблюдатели. Так что не бойтесь, бегите с радостью.
- Нашли радость, носиться по лесу! – бубнил Андрей.
Как я тебя понимаю! Бегаю я, конечно, быстро, но сам процесс не доставляет мне удовольствия. Танец – это другое дело! Тут я могу часами двигаться.
Гришка выстроил питомцев первого захода – наших гавриков - на старте и дунул в свисток. Понеслись зайцы! Первыми вернулись Дудукин с компанией и ещё двое.
- Куковалин - четыре двадцать две, Дудукин –четыре двадцать восемь, Манукян – четыре тридцать, Сарайкин – четыре тридцать семь, Молчанов – четыре тридцать семь, - Гришка фиксировал результаты.
- Мы пока пойдём Нестору навстречу, - пояснил Васька. – Посмотрим, не запутались ли его ноги в земле.
Я кивнула. Зачем вообще его пустили бежать? Жди вот теперь и думай.
- Ничего не случится, на всей дистанции наблюдатели стоят, помогут, если что, - уверял Гришка. – Лисицына – пять пятьдесят один…
Если что… А если что?! Тогда что?
Дудукин и Ко потопали навстречу бегущим, а я собирала орду под крыло. Вот все, кроме Нестора, на месте. Ох, что-то неспокойно мне.
- Второй заход приготовился, - командовал Григорий Александрович.
Оглушительно булькнул свисток, и «Лесная братва» помчала покорять тропу здоровья, а Гришка, снова улыбнувшись мне принялся заносить результаты первого захода в ведомость.
Ну и где мой Павлик? Где Дудукин? Или он руками ноги Нестора переставляет?
- Явятся сейчас, не переживай. Тут весь путь под контролем – не пропадут, - Гришка подошёл ко мне вплотную и едва слышно шепнул. – Люблю тебя… Прости, Эль…
Я вздохнула. Что там во сне было? «Докривлялась!» А если и впрямь докривляюсь? Останусь как та баба из сказки – у разбитого корыта… Впрочем, оно и так разбито… Как же я тебя люблю, Гришка!
Вернулся благополучно весь второй заход. Затем и третий. А «Нестор» и компания как в воду канули.
- Гриш, не нравится мне всё это.
Гришка тоже начал волноваться.
- Сейчас пробегу по кругу, посмотрю, где застряли.
Но бежать Гришке не пришлось. Примчал Куковалин. Он едва дышал и еле выговорил, пыхтя и отдуваясь:
- Там это… Того… Дудукина валуном раздавило… Крякнулся, наверное…

И снова пропали звуки, налилась темнота. Она, как гнилое болото, засасывала в чёрную зловонную жижу, обволакивала вязким и противным ощущением катастрофы. Ещё чуть- чуть, и мир исчезнет для меня. Возможно, навсегда.
Так, Элька, прекращай! Давай выплывай! Не хватало Гришке двух трупов в отряде!
Немыслимым усилием воли я остановила надвигающуюся тьму, выплыла.
- Эль, ты как? - Гришка держал меня на одной руке, а другой растирал виски.
- Норм. Васька... Как же так?
- Мне нужно туда, может, ещё жив…
- Я с тобой!
- Веди детей в корпус и поднимай администрацию, врачей.
- Нет, я должна быть там! Должна быть там!
- Эль, не тяни время. И тебе там делать нечего. Если что… Ваське ты не поможешь… И видеть … ужасное тебе не нужно… Уводи детей, мы побежали.
Нет, я не могу уйти и ждать, я должна бежать за ними. Это же мой Васька! Мой самый главный чёрт!
Позвонила Ольге Дмитриевне и медикам, вручила отряд воспитателям "Лесной братвы" и побежала вслед за Гришкой и Лёшей.
Васька, Васенька, как же так?! Как же так?! Что я родителям твоим скажу, как в глаза им посмотрю?! Не уберегла... Васька...
Ноги, словно две варёные макаронины, подгибались на каждом шагу, дыхание сбивалось, сердце скакало безумным зайцем. Где Гришка с Лёшей? Не вижу. А, вот они! Куда это они бегут? Тропа вон там , жёлтые флажки сворачивают вправо?! Но мальчик вёл парня всё в том же направлении – далеко от беговой дорожки.
Не помню, сколько бежали. Мне казалось, долго. Очень долго. Непростительно долго. А там Васька. Может быть, ещё жив, может быть, ждёт помощи, а мы еле плетёмся.
Валун появился неожиданно – огромный, серый, в зелёных кляксах мха, он высился среди сосен маленькой копией пирамиды Хеопса, с боками, обкусанными временем. Откуда он тут взялся, в глубине леса? Не муравьи же притаранили. Или это привет от древнего ледника?Не важно, важно что валун -вот он. Его острая вершина указывала в небо, а массивное основание заметно накренилось над норой в земле, норовя наползти на неё всей чудовищной массой. И у этой норы распластались Сеник и Павлик.
- Быстро отошли от провала! – скомандовал Гришка. – Лёша, беги обратно на поляну, жди помощь, приведёшь сюда.
- Ага! – кивнул Куковалин и умчался.
- Где Вася? – спросила я. – Вася где?
- Тама, - Сеник, с глазами, расширившимися от страха, показал пальцем в провал.
- Как он там оказался?
- За яйцами полез.
Мы с Гришкой посмотрели на Сеника – рехнулся от ужаса?
- Какими яйцами?
- Динозаврими. Вот такими, - и мальчик показал расколовшийся пополам округлый камень, который всё это время держал в руке.
- Он точно там, я ничего не вижу? - Гришка светил фонариком в нору.
- Да тут я, тут! В дыре, - глухо раздался голос предводителя «Бесов». – Ваш свет до меня не дотягивается.
- Ты ранен? Покалечился? – Гришка навис над норой, рассматривая её внимательно.
- Не, ободрался только, - ответил Васька.

- Понятно. Вылезти сможешь?
- Не. Если бы мог, давно бы вылез.
- Верёвки нет. Надо позвонить охране, чтобы прихватили.
- Не поможет! – обрадовал Василий. – Я её не смогу поднять.
- Почему? – насторожились мы с Гришкой.
- Я тут в самой засаде. Нога в чём-то застряла – не выну никак.
Господи, за что?!
- Гришенька, что же делать? Что делать? А если камень совсем обвалится? Смотри, как он угрожающе навис над дырой! И раздавит Ваську!
- Не обвалится. Он опирается на каменное основание, крен не в сторону провала, а в противоположную. Нужно немного расширить дыру, в эту я не пролезу.
- Ты полезешь туда?
- Да. Иначе мы Ваську не достанем. Давайте, братцы кролики, поработаем лапками.
Мы принялись расширять провал. Руками. Острыми веточками рыхлили землю, потом отгребали ладонями, как кроты. Песчаная почва поддавалась с трудом. Царапая пальцы, ломая ногти, скребли мы неподатливый грунт. Только бы Ваську спасти!
Выломав длинный кусок корня, Гришка стал использовать его как копалку. Вот обвалился большой пласт и ухнул в провал. Зато дыра стала заметно шире.

- Осторожно! Как бы нам его не засыпать! Ты живой там?
Васька молчал.
- Вася! Вась! – истерично крикнула я.
Послышался звук плевков, и голос Василия недовольно забубнил:
- Да живой я, живой! Только земли во рту полно. Тьфу! На зубах скрепит. И глаза засыпало. Тьфу! Вы там поаккуратнее! Семь.
- Что семь?
- Семь яиц нащупал. А было девять. Одно, восьмое, раскололи. Где-то здесь ещё последнее затерялось.
- Василий, не занимайся ерундой. Готовься, лезу тебя извлекать.
- Жду!
С превеликими осторожностями Гришка протиснулся в нору. Блин! Ваську то он, предположим, поднимет и тот выберется. А сам как обратно? Но вслух говорить этого не стала. Сначала надо Василия освободить из темницы.
Минуты бежали долго. Вот уже Куковалин привёл отряд спасателей, а Гришка всё никак не мог освободить Васькину ногу. Она застряла в каменной расщелине.
- Дай-ка топорик, - напряжённо следивший за ходом спасательной операции Сергей Юрьевич оглянулся на охранника. – Гриша, спускаюсь, будем вырубать, камень податливый.
- Тут места нет, сам еле умещаюсь. Киньте топор, сам справлюсь.
Физрук аккуратно опустил инструмент в провал:
- Нашёл?
- Да? Спасибо!
И снова поплелись минуты, спотыкаясь и падая. Вот сейчас Гришка что-то не то отколет, камень рухнет и… И всё... Только бы ничего не случилось, только бы всё удалось, только бы оба вылезли из подземелья живыми и здоровыми, только бы… Перед мысленным взором пронеслись все мгновения нашей с Гришкой жизни: и счастливые, и печальные. И я отчётливо поняла, что не смогу без него, не смогу без Лиса... Совсем... Никак... Поняла, что он нужен мне. Нужен, несмотря на все наши ссоры, размолвки, недопонимания... Поняла, что если его не станет, то... не станет целого мира, мира , в котором есть только я, Гришка и он, наш малыш...
Все новоприбывшие замерли у края провала, готовые в любой момент поспешить на помощь. Елена Михайловна, врач, прислонилась к сосне, прижав краснокрестный чемоданчик к груди. Димусик беспрестанно вытирал со лба пот и теребил моток верёвки. Конопатый охранник свесился в нору и опустил туда огромный фонарь. Рядом со мной притихли Сеник, Лёша и Павлик.
Но камень не рухнул и Гришка благополучно вытащил ногу питомца. Конопатый освободил лаз.
- Свободен! - донеслось из провала. – Теперь наверх, к солнцу! Идти можешь? Нога не болит?
- Не, затекла ток сильно. Ой!
- Твою ж… ! – крикнул Гришка.
Сердце моё остановилось.
- Что у вас там ещё произошло? – Сергей Юрьевич вглядывался в зловещую темноту.
- Я упал просто немного, - ответил Васька. – Уже встал. Чё это тут?
- Слышь, крот? Выбрасывай из котомки минералы, я тебя не подниму с ними. Ещё на голову мне посыплются, - ворчал Гришка.
- Агашечки! Я из-за них столько претерпел! Муки принял! Ради науки. И выбросить?!
- Тогда оставайся тут один, я погнал. Или выбрасывай.
- Не выброшу! Когда я ещё яйца динозавров найду? Мне за них премию дадут. С тобой поделюсь, если хочешь.
- Пёс с тобой, иди к выходу. Быстрее!
- Как про поделюсь услышал, сразу согласился! Хитёр бобёр!
- Вася! Живо к выходу, бобёр!
- Погодь, я тут девятое яйцо нащупал, ща подниму.
- Василий!
- Не кричи, помоги лучше, никак не выковыряю.
- Гриш, да помоги ему с этими яйцами и вылезайте быстрее! – простонала я: сил у меня уже не осталось.
- Оки. Ради тебя!
Они колупались ещё минут двадцать. Что там за яйцо такое? Птицы Рухх? Наконец светлая (во всех отношениях), но ужасно грязная голова Васьки показалась на поверхности. Сергей Юрьевич подхватил мальчика под мышки и вытянул свет божий. Васька зажмурился.
- Чёт светло больно уж!
Ну извините, солнце выключить не могу!
Чумазый Васька продолжал жмуриться.
- Ты чё какой беременный? – хихикнул Сеник и ткнул Ваську в кучу на животе. – А это что за фиговина?
В завязанной снизу узлом футболке покоились все найденные Василием камни. А в руках мальчик держал глиняный горшок.
- Клад, чё, нам с Гриханом сколько-то там процентов, остальное в музей. Школьный. Имени меня можно теперь назвать, я главный поставщик ценностей.
Тем временем на свет божий появлялся Лис. Едва голова его показалась над поверхностью земли, как он отыскал глазами меня и улыбнулся. Мой Лис.
По щекам покатились слёзы. Гришка… Как же я тебя люблю!...
Он ловко выбрался из ямы – грязный, пыльный, пропахший непонятно чем. Выбрался и остановился на краю, глядя на меня.
Ну и что ты стоишь, дурочка? Беги к нему. Он же ждёт, ждёт, не видишь, что ли?!
Гришка улыбался и шёл ко мне. А я словно приросла к месту и не могла пошевелить ни рукой, ни ногой. Так и стояла, как рябина в палисаднике.
- Элька… Я так тебя люблю!!! Э-элька-ааа!!! – он обнял меня и что-то шептал, но я ничего не понимала. Я просто плакала. Плакала от счастья, от облегчения. От того, что душа освободилась от гнёта тоски, от того, что поняла – я любима. Любима им, моим Гришкой, таким родным, таким родным Гришкой. Плакала от того, что Васька жив и здоров, что он с нами, и что спас его Лис… Мой Лис… Мой любимый Лис…
- Я тебя никому не отдам. Вас …Не отдам… И не променяю ни на каких других красавиц... Вы мои и для меня... Я ваш... Для вас...Мои маленькие девочки…
- А если мальчик?
- Неа! Я знаю точно – девочка… Моя девочка… Дочка… Простите меня…

Беременный яйцами динозавра, с доисторическим горшком под мышкой, довольный Васька шагал в чертог свой в сопровождении пышной свиты из приятелей и педагогов. Замыкал парадное шествие конопатый охранник с топором.
- Ничё так прогулочка, - улыбался во весь рот главный чёрт. – Денежки за клад получу, открою автосалон. Ну, батя откроет. На моё имя. Буду тачки крутые продавать. Григорий Александрович, какие бренды посоветуете? Вы же мажорик у нас, разбираетесь в роскоши.
Гришка хмыкнул:
- Что посоветую? «Кэйл Майлз», например. Класса люкс. Ты будешь в восторге от качества и мощи, от напора и ярости. Но что-то мне подсказывает, что старая проверенная марка «Made in USSR» тебе подойдёт больше. Особенно та модель, что была на вооружении у советской армии. Широкая, добротная, плотная жёсткая кожа, а уж пря-ажка! It's fantastic!!! Тебе понравится. С большой звездой посередине.
- Чёт я не знаю такие машины, - недоверчиво покосился на Лиса Васька.
- Это не машины, Василий, это ремни. Они тебе крайне необходимы.
Василий насупился, прислушиваясь к костяному перестуку яиц за пазухой. Точнее, на пупке.
- Кстати, поведай нам, друг сердечный, как ты оказался в подземелье, - поинтересовалась я.
Дудукин поудобнее перехватил горшок:
- Как-как. Как-то незаметно: раз – и тама.
- А что вас, други мои, понесло в глушь лесную?
- Ну… Нестора искали. Он заблудился.
- Да? - я с сомнением взглянула на Павлика. Тот был несказанно удивлён Васькиным заявлением, но промолчал. Ясенько!
- Да, - беспечно ответил предводитель «Бесов». – Идём мы, значит, такие, идём вдоль флажков, а его нет и нет. Ну всё, говорю, хана Нестору! Заблудился.
- Да, хана! - поддакнул Куковалин.
- Вот, - продолжал петь соловушкой Васька.- Мы и пошли его искать. А то мало ли, кого в лесу встретит: маньяка там или мышь какую страшную.
И шёпотом добавил:
- Он мышей боится.
- Правда? – так же шёпотом спросила я.
- Отвечаю!
- И что же дальше?
- Ну вот… Пришли мы к камню, а Нестор там уже, путь по звёздам высматривает, ориентир ищет. «Большую медведицу».
- Какие звёзды, Вася, белый день на дворе? – остановил болтовню Григорий Александрович.
- Ну! Вот и я ему говорю: «Нестор, ты больной?! Какие звёзды? Белый день на дворе!»
Мы с Гришкой всхрюкнули. А Василий продолжал повествование:
- Нестор, значит, опечалился, пригубИлся немного – ногу ободрал. Вон, видите? Кровоточит всё ещё.
Мы посмотрели на Нестора – возле щиколотки алела едва различимая царапинка.
- Неслабо так пригубился! – ехидно протянул Гришка.
- Вот и я говорю! – продолжал Васька в ажитации. – Но не оставлять же его в лесу на дальнейшее погубление! И стали мы раскидывать мозгами, как быть.
- Чьими мозгами кидались? – ёрничал Лис.
- Своими, чьими! Ваших-то рядом не было! Вот. И решили мы смастерить носилки, чтобы раненого того…
- Окончательно загубить? – подсказал Лис.
- Чё мы, совсем гикнулись? Нет, чтобы унести в лагерь.
- Ага! Но что-то вам помешало. Какая-то неведомая злая сила. Я прав? – глумился Гришка.
- Ну! А тут я смотрю – камешки прикольные лежат. И решили мы метать их в сосну.
- Зачем? Отгонять злую силу? – встряла я.
- Типа того! Вот. Ну, я первый метнул, а камень и раскололся. А это не камень был, яйцо динозавра!
- Может, Кощея, Вась?
Василий укоризненно посмотрел на вожатого.
- Молчу! – Гришка улыбнулся мне.
- Не верите – сами посмотрите! Сенёк, дай обломки.
Сеник протянул нам расколовшийся камень. Небольшой, сантиметров семь-восемь в длину.
Хм… Прикольно! Разбился он почти пополам, поперёк. И на сколе явственно были видны три слоя разного окраса: с краю самый тонкий и светлый, несколько миллиметров, затем потолще, серого цвета, а в середине тёмно светился кругляшок. Словно сваренное куриное яйцо, разрезанное надвое.
Гришка удивлённо задрал брови.
- Да, похоже на яйцо.
- Ну! Их там девять было. Я стал их собирать, но тут земля посыпалась, и того… Привет мне. А дальше вы знаете. В музей сдам, денежки получу и заживу!
- Про мою долю не забудь, - напомнил Лис.
- Да помню я, помню! Куда от вас денешься?! – Василий был откровенно не рад ещё одному претенденту на законную долю вознаграждения.
- Не верится, что это окаменелости, сомневалась я. – Не помню, чтобы по Москве сципиониксы шастали.
- Так вы не такая старая, чтобы помнить! – возразил Васька.
Я вздрогнула, а Гришка расхохотался:
- Василий – мастер утончённых комплиментов!
- А чё я не так сказал?
- Всё так, Вася, всё так! Зря камни волочёшь, не яйца это.
- Ага! Где ты… вы такие ровные и одинаковые камни видели в одной кучке?
- На море, Вась. Там таких, облизанных волнами, масса.
- Это волнами. Где тут в лесу волны? – напирал Васька.
- А где тут в лесу велоцирапторы? - не унимался Лис. – А море тут было. Миллионы лет назад. И ледник приходил в гости. Оттуда и валун этот посреди леса.
- Не спорьте, мальчики, спросим у Светланы Павловны, учителя биологии. Возможно, она нам что-то подскажет. Кстати, Вася, что за горшок?
- Пока не знаю, я его перед высадкой на землю отковырял.
- Мы отковыряли, не забывай! – напомнил, усмехаясь, Лис.
- Но нашёл-то я! – возразил Васька. – Ща придём и откроем.
- Нет, Василий, сейчас ты пойдешь отмываться, есть и спать – тихий час уже почти наступил. А горшок отдашь мне на сохранение, - я многозначительно посмотрела на мальчика.
- Ага! И откроете без меня!
- Вась, без тебя мы открывать ничего не будем, обещаю. Хотя при вас опасно. Неизвестно, что там. Может быть, яд какой.
- Микаэла Александровна права. Мы сами откроем горшок, подальше от лагеря. Завтра у нас снова выходной, - Гришка взглянул на меня.
Я удивлённо пошевелила бровями.
- Выпросил у Юлии Винеровны. Утром. Чтобы решить личные проблемы.
- Спасибо! – улыбнулась я.
- Так вот. Горшок я изымаю. Открываю завтра, убеждаюсь, что в нем только брюлики и золотишко, и торжественно передаю тебе.
- Ага! Одно тухлое колечко! – вставил Лёша. – А остальное заныкает. Знаю я их, взрослых!
- Ленке подаришь, - добил Сеник.
- Василий, горшок давай, не тяни Лешего за хвост! – Гришка был неумолим.
Васька нехотя передал клад вожатому:
- Вот всегда так! Ты жизнью рискуешь, а придут дармоеды и лишат тебя всей радости, - бубнил главный чёрт.
- Не боись, Вася, не уйдёт от тебя радость. У тебя ещё яйца остались, - успокоил Лис.
- А если это камни просто? За камни мне ничего не дадут!
- Ну, пардоньте! – Гришка развёл руками. – А сейчас в душ. Все уже спать легли.
Гришка увёл орду в корпус, а я побежала в столовую – надо принести бедолагам обед.
Заполнив восемнадцать контейнеров (салат, первое, второе на шестерых человек - мы тоже голодные с Лисом), прихватив кастрюльку с компотом, вилки-ложки в хрустящих упаковках, подносик с ломтями хлеба, я уложила яства в тележку и порулила к родным пенатам. Отмытый Гришка вышел меня встретить, донёс тележку до холла, где я и накрыла стол.
Спасибо воспитателю «Лесной братвы» - довела до лагеря, накормила и уложила спать прочих «Бесов».
Не успели мы поесть и убрать со стола, как явилась Ольга Дмитриевна. Нам хана!
- Объясните мне, Микаэла Александровна, почему во вверенном вашему попечению отряде постоянно что-то случается?
- Разве постоянно? Сегодня первый раз.
- Зато какой раз! Вам этого мало? Ребёнок мог погибнуть! Ни у кого никаких происшествий! Вот возьмите ваших соседей – старшие классы, опасный возраст – и всё тихо-гладко! А у вас?!
Ну, да… У них тихо гладко … трахаются под лестницей…
Тутанхамонша пинала нас с Григорием Александровичем полчаса. В заключение добавила:
- Завтра отдыхаете. Вас заменят Олеся Викторовна и Наталья Юрьевна. Распоряжение Юлии Винеровны, - сверкнув густо подведёнными очами, женщина удалилась.
После полдника Васька принялся донимать нас просьбой:
- Ну пойдёмте со мной к Светлане Павловне, мне одному стрёмно.
Но идти на второй этаж ни мне, ни Гришке не хотелось: там Лика, а встречаться с ней – радости мало. Василий давил, напирал, уговаривал.
- Идём уж, палеонтолог-любитель, - сжалилась я над мальчиком. – Хватай каменья.
Учитель биологии, дама пятидесяти лет, бодрая и пышущая здоровьем, с телом поджарым и жилистым, долго рассматривала находку.
- Вынуждена тебя разочаровать, Василий. Яйца доисторических ящеров не были такими огромными, как о них принято думать, но и не такими маленькими, как эти: от пятнадцати до двадцати пяти сантиметров. На скорлупе должны быть видны поры – яйцо дышит. Видно их и на окаменелостях. Пор рассмотреть не могу, глаза не позволяют, а мощной лупы нет. Скорее всего, это геологические образования. Когда древний песок начинает каменеть, в нем происходят химические процессы, в том числе концентрируются различные соли вокруг центра кристаллизации. Центром может стать песчинка или что-то другое. Вокруг нее формируются образования, они имеют научное название - конкреции. Они могут быть причудливой формы, но чаще всего – шарообразные или яйцеобразные. Это всё, что могу сказать.
Васька расстроился. А я рассматривала «скорлупу»: есть поры или нет? Вся поверхность «яиц» была в крохотных углублениях. Поры – или не поры? Или такой пористый минерал?
- А динозавры в Москве жили? – цеплялся за соломинку Дудукин.
- В Москве динозавры не жили. Вымерли раньше. Эксперты отмечают, что самыми крупными хищниками, водившимися на нашей территории, были длинношеие и длинномордые плезиозавры (два разных вида), морские крокодилы и ихтиозавры. Также в регионе обитали наземные и летающие ящеры.
- Значит, это могут быть их яйца, - упорствовал Василий. – В музей пойду, там учёные сразу определят.
- Твоё право, Вася, - улыбнулась Светлана Павловна.
Не успела я спуститься к себе, как подлетела Сабина с новым творением:
- Микаэла, Александровна, весь сончас сочиняла, почитайте!
- Эль, я на занятие студии, - Гришка подошёл и украдкой целовнул за ухо. – Не грустите без меня, мои девочки.
- Постараемся держать себя в руках, - я подмигнула Лису и взяла протянутый Сабиной тетрадный лист.

«ЛАГЕРЬ!»
Много солнца и сосны,
Отдыхаем дружно мы!
«Бесов» дружный наш отряд -
Ровно сорок нас ребят.
Наш вожатый – он огонь!
Умный, сильный, как конь!

Я едва сдержалась, чтобы не расхохотаться. Гриша – конь… Хех! Что там дальше-то? Надеюсь, мне подобрали другой образ, без копыт.

С ним прикольно веселиться,
Но умеет Гриша злиться.
Нас за косяки ругает,
Правильно он поступает.
Офигенно он танцует
И спасает дураков,
Наших мальчиков лохов.

Тыкс... А про меня нет, что ли? Норм! Ну ладно. Надо что-то сказать ребёнку, ждёт ведь, а что?
Кое-как наговорив кучу приятностей, отметив, что стихи не стоит "украшать" словами сомнительного качества, отметив, что кроме слова «как», есть слова «будто», «точно», «наподобие» и ты ды , и попросила написать прозу.
Сабина старательно записала наставления и кивнула:
- Я тогда напишу рассказ "Васька подземелья".
Э... Ну...
- Почему именно это?
- Да здоровско же было! Он нам в сончас звонил и рассказал все. Жалко, что нас там не было! Такое приключение потеряли! Вот бы меня с Леной придавило камнем, а Григорий Александрович бы всех спас. И стал бы герой, и ему медаль бы дали. Так я напишу про Васька? Ужастик. Как он провалился. У меня даже начало уже есть. Вот, послушайте! «Беда пришла не одна, а много. Мы потеряли Васька. В лесу. Микаэла Александровна стала падать в траву от горя, но храбрый и мужественный герой Григорий Александрович поймал её. И набил по щекам. Но когда она открыла глаза, он стал её гладить по голове. Это чтобы она не догадалась, что он её бил. Герои всегда так делают».
Э… Храбрый и мужественный герой, ага! Не влюбились ли девчонки в «храброго и мужественного героя» Григория свет Александровича? Помнится, я в шестом классе страдала по одному «храброму и мужественному герою» из 11 «В». Правда, страдания мои закончились мгновенно после того, как герой моего романа обозвал меня прикольной мусипусичкой. Мне это дико не понравилось, и я изменила ему с одноклассником Артёмом Суховейко – аж два раза сходила с ним в кино.
А Сабина продолжала:
- А Васёк сидел в то время под огромным камнем и рыл подкоп. Но вместо подкопа вырыл клад и яйца каких-то древних зверей. Васька так обрадовался, что ударился головой об камень и потерял сознание. Если бы не героический поступок самого геройского героя Григория Александровича, то Васька бы умер смертью позорной под камнем. Но Григорий А…
- Нет, Сабина, давай что-нибудь жизнерадостное! Про животных, например. Праздник опиши любой. Страшилок в жизни и без рассказов достаточно. А читатели хотят положительных эмоций.
- Ну Микаэ-эла Алекса-андровна! Ну можно про Васька?
-Нет. Напиши про кота Лешего.
-О! Точняк!
Девочка убежала.
Тем временем Василий таскался из комнаты в комнату с ворохом яйцеобразных каменюк и настойчиво предлагал всем желающим (и не желающим) вложиться рублём в сомнительное мероприятие:
- Делайте ставки, господа, не жмотьтесь! Ставка – рубль к двум, что это самые настоящие яйца доисторического мастодонта. Светлана Павловна оценила вероятность этого в девяносто девять целых и девять десятых процентов. Молчан, не жопься, делай ставку! Валя, внеси его в список.
- Нашёл придурка! – презрительно скривился Толик. – А то не видно, что это обычные камни!
- Не веришь?- вытаращил глаза Васька. – А мы один раскололи, и там, в середине самой, окаменевший скелетик динозаврёнка был. Светлана Николаевна его в музей свозит на экспертизу. Чтобы узнать, точно это плезиозавр или мастодонт.
- Гонишь! Не было никакого скелета! У тебя бы щас все яйца отобрали и увезли в Москву.
- Это моя собственность, добытая потом и кровью! Не имеют права отбирать! Не хочешь получить выигрыш, вали тогда!
И Василий пошёл проворачивать аферу дальше.
- Василий Сергеевич, уделите мне минутку вашего наидрагоценнейшего времени, - противной коброй зашипела я.
Васька поджал губы и остановился.
- Что за новое безобразие ты устроил? Учредил букмекерскую контору «Были ваши, стали наши»? По-моему, я предупреждала о недопустимости азартных игрищ мошеннического характера?
- Почему это мошеннического? Все вносят вклад добровольно.
Мавроди новоявленный!
- Потому, Вася, что ты прекрасно знаешь – в руках у тебя обычные камни. Раздай все подношения. Мигом! Чтобы я видела.
Васька приуныл.
- Так интересно же! Вечно вы всё испортите!
- Вася! Не спорь со мной. Мошеннические действия уголовно наказуемы. Ты торишь себе бесславный путь, играя подобным образом.
- Ничё я не творю!
- Вася!!!
- Да понял я, понял! Не тупак! Раздам. Завтра можно?
- Ты решил испытать учителя на прочность?
- Ладно, щас отдам. Валя, иди раздай всем по списку, скажешь, я передумал.
- Нет, как собирал сам, так сам и раздавай! - я была непреклонна.
Васька, соорудив на лице мину скорбного страдания, поплёлся по комнатам.
- Слыш, парни?! Я тут передумал. Нате ваши копейки обратно. Я лучше со старшеклассниками по-крупному буду.
Капец!
- Василий! Узнаю, что ты пошёл на второй этаж – четвертую!
- Да пошутил я! Что уж, и пошутить теперь нельзя? Вы же сами говорили, что смех продлевает жизнь. Вот я и стараюсь её продлить.
Ага! А мою ополовинить! Спасибо, Вася, ты очень добрый мальчик!
За ужином Гришка уселся за наш с Настей столик. Анастасия Сергеевна выпучила глаза, чуть не подавившись рыбным шницелем, и уставилась на парня. Я просемафорила ей взглядом: «Мирный договор подписан! Подписан!»
Гришка уплетал рыбу и оживлённо болтал, рассказывая о новом фильме. Мимо толстобокой каравеллой проплыла Кристина, вернулась, склонилась над Григорием Александровичем и промяукала:
- Добавочки не желаете?
Бюст её пудовый снова нашёл приют на Гришкином плече. Григорий Александрович скосил глаза на великолепие, церемонно отложил столовый прибор, вытер салфеточкой губы и с достоинством Павла Кирсанова произнёс:
- Спасибо, Кристина, я сыт.
Девушка отклеиваться не спешила.
-Кстати, милочка… Возможно, вы не замечаете, но ваша… ваши восхитительные перси постоянно приходят в соприкосновение с моим плечом, что меня несколько… смущает и … волнует. Не могли бы вы, милая, держать некоторую дистанцию, приличествующую таким порядочным девицам, как вы. А то я за себя не ручаюсь, могу отреагировать слишком вольно, тем самым оскорбив вас, чего бы мне не желалось. Буду премного благодарен, если вы избавите меня от мучительного соблазна.
Настя и я едва не сползли под стол.
Столовщица, как называет Васька всех работников кухни, расцвела алым маком, сплющила крупный рот и, махнув пустым подносом, словно гризетка дешёвым веером из бумаги, удалилась.
Вечер промчался незаметно. Дети сами пораньше ушли с дискотеки и улеглись кроватки. Каждый день бы так! Мы с Лисом проверили, все ли спят, заперли выход с этажа и замерли друг напротив друга. Стояли, смотрели в глаза и молчали. А мимо бежали минуты, унося мгновения жизни в вечность. Где-то на улице скрипели травяные букашки, одиноко тосковала кукушка, печальной флейтой свистел дрозд.
Гришка порывисто вздохнул, подхватил меня на руки и унёс в комнату. Осторожно опустил на кровать и навис надо мною. Губы его едва коснулись щеки моей, уголка губ.
Я закрыла глаза и обняла его, моего Лиса. И ночь в лиловом шёлковом платье кружила за окном, увлекая в хоровод и остророгий месяц, и серебряные звёзды, и пел о любви дрозд.

Мы лежали, обнявшись и тесно прижавшись друг к другу. Гришка с каким-то восторженным и благоговейным трепетом целовал лицо моё и шептал милые глупости, а я улыбалась этим глупостям и таяла от волнующих прикосновений Лиса, словно Снегурочка от обжигающего пламени. Не было дикой страсти – лишь всепоглощающая нежность баюкала нас в золотой колыбели, и взамен растоптанной любви рождалось новое чувство…
Что-то заскреблось у распахнутого окна. Мы одновременно повернули головы: тёмный силуэт мягко скакнул в комнату и затих.
- Так-так-так! Тебя ночами тайно посещают любовнички! – тихо хихикнул Гришка и зажёг светильник. Мягкий свет слабой лампы призрачно озарил комнату: у стены под окном жмурился лохматый Леший.
- Ты чего ко мне повадился, котик? – встала я, поправляя блузку. – Иди сюда! Кис-кис-кис!
Я хотела вывести зверика из здания, но у того были свои планы на сегодняшнюю ночь.
Леший нервно махнул хвостом и прыгнул на кровать. Осмотрелся, почесался долго и со вкусом и затоптался на мягком, урча и жмурясь и оставляя грязные отпечатки лап. Где грязь-то нашёл?
Хорошо, что не сняли покрывало: сейчас бы этими лапами да по чистой простыне …
- Усатый, ты бы шёл отсюда, не терял блох! – Гришка столкнул кота с постели. – Я уже чесаться начал.
Кот, видимо, обиделся, и в отместку скакнул Гришке на колени, вцепившись когтями в джинсовые шорты так, что они прошли сквозь плотную ткань и расцарапали парню кожу.
- Уйааа! – тихо взвыл Лис, сграбастал кота и ринулся к окну. Прицелившись, он метко пульнул мохнатого на ветку и захлопнул створку. Леший подождал, пока прекратится качка, ловко перебежал к стволу, мигом спустился на землю и срулил в темноту.
- Я весь в блохах, - Гришка почесал шею, затем сунул руку под футболку и поскрёб живот.
- Ну и нафига ты мне такой блохастый?! - хохотнула я.
- Так значит?! Блохастый не нужен? Вооот ты какаааая! Надо подарить тебе половину, будем чесаться вместе, - и Лис притянул меня к себе, похихикивая, словно злодей из мультика.
- Не трогай меня, чесоточный! – фыркнула я, слабо отбиваясь.
- Поздно! Они уже переползли! – Гришка поднял меня над собою. – Одна, семь, пятнадцать, сто двадцать четыре…
Я опиралась руками на его плечи и болтала в воздухе ногами:
- Опусти, мне нужно срочно почесаться!
- Не отпущу! Отнесу в душ. И покрывало кинем в стиралку заодно.
Словно два вора-рецидивиста с узлом «стырьнутых» вещиц, мы крадучись (а вот не знаю, почему крадучись), неся под мышками истоптанное котом покрывало и чистую одежонку, достигли вожатской помывочной.
- Иди первая, я пока тут посижу, поскребу подмыхи. Такоё чувство, будто я весь облохатился.
- Нет никаких блох, это так кажется просто, - ответила я и почесала под коленкой.
Закинув вещицы в машинку, скрылась в душевой.
Отмытые и прекратившие нервно почёсываться, устроились на свежей простыне. Перед светильником порхал мотылёк, отбрасывая трепещущие и мечущиеся тени на потолок. И эти беснующиеся в дикой пляске тени завораживали.
Гришка лежал на боку, подперев голову рукой, и смотрел на меня.
- Эль…
- Что, Гриш?
- Нужно что-то решать…
Я помолчала. Потом вздохнула и прошептала:
- Нужно…
Гришка положил руку мне на живот, целомудренно прикрытый кружевной «финтифлюшкой», как называет Лис все мои ночные одеяния. Чёрные глаза его смотрели пристально, словно заново изучая лицо моё.
- Выходи за меня замуж…
Фраза прозвучала неожиданно, несмотря на то, что я давно её ждала… Наверное, с самого начала нашей любви… И снова я молчала… А хотелось крикнуть: «Да! Да, я выйду за тебя! Я согласна, Гриш, согласна!» Но вместо этого зашептала:
- Гриш… Тебе только восемнадцать… Ты уверен, что искренне хочешь этого? Уверен, что не разочаруешься через год, полгода, три месяца? Нужно ли тебе это сейчас? Твои друзья будут гулять по клубам, гонять на спорткарах по ночной Москве, да мало ли что ещё… Я не хочу связывать тебя по рукам и ногам. Подожди… Пусть пройдёт время… Оно подскажет и покажет… Не спеши…
Гришка нахмурился и принялся теребить кружевную оборку «финтифлюшки»:
- У нас ребёнок, Эль…
- Ещё неизвестно, есть ли он… И потом… Я не хочу, чтобы ты женился по необходимости. Не хочу, чтобы ты сделал это потому, что тебя заставила совесть… Или чувство вины… Ты не виноват ни в чём, Гриш…
- Эля… Ты меня пугаешь! О чём ты говоришь, какое чувство вины?! Я люблю тебя! Люблю, слышишь? Тебя люблю, нашего малыша люблю… Я хочу его, Эль…
Я вздохнула.
- Не веришь…
Гришка растерянно смотрел мне в глаза.
- Верю… Просто давай подождём… Ещё не время… Ещё рано…
- Не рано… У моей девочки должен быть папа…
- Он будет… Только позже…. Как придёт время…
- Элька! - он навис надо мною. Глаза его горели от вновь разбуженной боли, и в них плескалось отчаяние. – Эль… Оно уже пришло, это время! Чего ждать? Зачем? Я думал, ты простила меня, думал, мы вместе…
Я осторожно коснулась его лица, провела пальцем по бровям, по тонкому носу, по пухлым, чуть обветренным, губам…
- Всё так… Я простила… И мы вместе… Но, пожалуйста, давай не будем торопиться… Прошу тебя…
Гришка нахмурился, ещё несколько мгновений смотрел мне в глаза, потом перекатился на спину. Лежал и молчал.
Я положила голову ему на грудь и вздохнула. Он обхватил меня руками, прижимая к себе.
- Я люблю тебя, Гриш… Очень люблю… Но мне нужно время, чтобы забыть то, что должно быть забыто, избавиться от гадкого послевкусия… Понимаешь?
Он долго не отвечал. Наконец произнёс:
- Хорошо, - Гришка стиснул меня, потёрся носом о мою макушку. - Буду ждать… Сколько скажешь…Только не тяни…. Пожалуйста, Эль, не тяни…
Я улыбнулась:
- Обычно девушки донимают парней, требуя немедленного бракосочетания. А парни отбрыкиваются всеми копытами.
- Это потому, что парни их не любят. А я вас люблю. Очень люблю. Любимые мои девочки…
И мы лежали и молчали, прислушиваясь к биению сердец друг друга. Я незаметно так и заснула в его руках. А когда открыла глаза, поняла, что Лис совсем не спал: он продолжал держать меня на груди своей, боясь потревожить…
Я улыбнулась ему.
- Выспалась? – улыбнулся в ответ Лис.
- Ага! В руках твоих сон сладок…
- Я готов баюкать тебя всю жизнь.
- Боюсь, всю жизнь не получится, - закручинилась я.
- Почему? – насторожился Гришка .
- Однажды из нас посыплется песок, мы начнём рассыпаться от ветхости. Не до качаний станет.
- До этого ещё очень долго, - Гришка всё ещё прижимал меня к себе. - А пока мои руки – отличная колыбелька для тебя. И медведи всегда готовы прийти и нашептать волшебные сны.
Я высвободилась из его рук:
- Не надо медведей… И Зайки не надо…
Он всё понял и печально улыбнулся:
- Ты мой Лисёнок, я твой Лис. А медведей жалко…
- Пора подниматься, скоро смена придёт. А Лис ещё не начистил клыков…

22.08. 2018

Сдав орду Олесе Викторовне и Наталье Юрьевне, мы собрались на прогулку. Быстренько проглотив завтрак, снабдив Дудукина и К* наставлениями на все случаи жизни ( ага, пойди угадай эти случаи!), вышли из корпуса.
- А горшок?! – завопил Васька вслед. – Где мой горшок?
Стоявшие неподалёку Кривозубов и Мальков загоготали:
- Описался малыш!
Васька послал в их сторону презрительно-гневный взгляд и подбежал к нам:
- Где мой клад? Куда вы его дели?
- Я же говорил, что зажмут, тебе не оставят, - подливал маслица в костерок Лёша.
- О! Горшок! - хлопнул себя по лбу Гришка. - Как это мы про него забыли? Кстати, где он?
Я пожала плечами.
- Ну! Простись, Васян, с брюликами! – нагнетал настроеньице Сеник. – Грих…горий Александрович подарит их Микаэле Александровне на день рождения.
- Кстати, неплохая мысль, Сеник! – оживился Лис и потрепал Василия по макушке. – Не кисни, сейчас принесу сокровище, под кроватью у меня стоит.
Васька сердито и недоверчиво смотрел из-под бровей.
Гришка притащил посудину и потряс перед Васькиным носом:
- Вскроем в лесу. Если нет ничего опасного для ваших жизней и здоровья, то получишь клад в руки свои загребущие.
- Расписку напиши…те. И фотоотчёт пришлёшь…те. А то заныкаешьте всё, а мне скажете, что не было ничего.
Депутатом станет, чует моё сердце!
- Василий! Даю честное и благородное слово мажора: не заныкаю!
- Ага! Расписку напишите!
Гришка подождал, пока Василий сбегает к девочкам за ручкой и листом бумаги, и торжественно начертал:

РАСПИСКА.
Сим документом собственноручно, находясь в здравом уме и твёрдой памяти, удостоверяю в том, что мною, Долматовым Г. А., был получен от Дудукина В. С. предмет округлой формы, предположительно – горшок. Обязуюсь быстро, качественно и честно произвести его экспертизу, провести ревизию (с последующей описью) содержимого и по окончании сего выдать заключение и вручить 50 % (по устному договору) сокровищ совладельцу (Дудукину В. С.).

Васька пробежал глазами написанное и удовлетворённо хмыкнул. А Лисы потопали на прогулку.
Миновали ворота, прошли по просеке и свернули на заросшую тропу. Не сговариваясь. Ноги сами понесли туда.
Радостно шумел лес, и солнце забавлялось, обстреливая нас яркими вспышками, проскальзывающими сквозь пушистые лапы сосен. На старом дереве, ещё крепком на вид, сидел дятел и молотил по стволу со скоростью отбойного молотка. Интересно, дятлы страдают сотрясением мозга? Или там нечему сотрясаться?
Лисы шли, держась за руки. Гришка постоянно смотрел на меня и чему-то улыбался.
- Ты мне напоминаешь Чеширского кота. Твоя улыбка больше тебя самого.
- Я счастлив, Элька. Офигенно счастлив! Даже не верится!
- Во что?
- В то, что мы с тобой сотворили маленькое чудо, - глаза Гришки сияли. – Ты и я… Оно живёт в тебе и ещё не знает о нас… О нашей любви… Знаешь, я всю ночь придумывал ей имя…
- Уже! – рассмеялась я. – И как же ты её назвал?
- Пока никак, - Гришка вздохнул. – Ей не подходит ни одно. Перебрал сотню, что вертелись в голове, но они слишком просты для такой красавицы, как она.
- Нууу… Она может оказаться и не красавицей… так себе. Даже страшненькой. Даже мальчиком может быть.
- Нет, чувствую – девочка! А страшненькой в кого? Ты очень красивая, да и я ничего так… Нормуль.
- А она или он в неведомого нам дальнего предка. С носом-картофелиной, узкими глазками, большими зубами… Придётся назвать Квазимодой.
- Эля! Прекрати! – Гришка в ужасе вытаращил глаза и расхохотался. – Не было в моём роду неандертальцев. Да и в твоём тоже.
- Надеюсь, - хохотнула я.
Мы вышли к старому кладбищу и побрели сквозь него. Мой засохший букетик так и лежал на том камне, где я его оставила. «……….ва Любовь ………» Я ошибалась, моя любовь ещё жива, ещё со мной… Надолго ли? Свяжет ли нас воедино тот, кто живёт во мне, или однажды пути наши с Лисом вновь разойдутся? Так хочется верить ему, но того, былого, чувства абсолютного доверия нет… Где-то в глубине сердца возится вонючий клоп сомнений и отравляет такое ранимое счастье моё…
Мы уселись на обломок плиты. Гришка поставил горшок на землю, приподнял меня, усадил себе на колени и принялся целовать.
- С тобой я забываю обо всём… Когда ты рядом, мне хорошо: спокойно и радостно…
Губы его легко коснулись моей щеки, спустились по шее до ключицы и замерли на мгновение. А затем снова принялись путешествовать: скользнули к ложбинке на груди, прошлись по краю декольте, вновь пробежали по шее, подбородку и завладели моими губами.
Руки мои ласкали его плечи, спину, забрались под футболку, И Гришка вздрогнул, когда я слегка царапнула его ногтями, задышал прерывисто и глухо негромко застонал.
- Элька… Элечка…
Я подцепила футболку и стянула с него, отбросив в траву. Гладкая смуглая кожа его покрылась мурашками.
- Замёрз? – поцелуй мой не дал ему ответить сразу.
- Нет, - выдохнул Лис и потянул вниз золотистую змейку молнии на кофточке. Рука его уверенно легла на мою грудь, спрятанную под красным прозрачным гипюром, легко сжала её, а затем пальцы осторожно пробрались под кружево и высвободили её из плена…
- Жаль, что девушки прячут такую красоту под одеждой, - вторая грудь лишилась прозрачной защиты. – Эти упругие мячики сводят с ума… Они идеальны… словно выточены из мрамора… в них нет изъяна… Какая же ты красивая, Элька!
Лис то нежно, то нетерпеливо ласкал их, целуя и прикусывая, и от этих прикосновений сладостная нега растекалась мощной волную, переполняя меня одурманивающим восторгом от его близости.
- Эль… Тебе можно, Эль?
Я открыла глаза. Лис смотрел на меня с восторгом и благоговением, словно держал в руках необыкновенную драгоценность, словно что-то уникальное, неземное, словно величайшую святыню…
- Что, Гриш? – не поняла я, о чём он спросил.
- Тебе можно… быть со мной?
- Почему ты спрашиваешь? – удивилась я такому вопросу.
Гришка скользнул рукою к самому низу живота моего:
- Я не смогу навредить малышу?
Я снова закрыла глаза, прижимая его голову к своей груди, и прошептала:
- Можно, Гриш… Можно… Тебе можно всё…
И отцветающие травы были мягче перин из лебяжьего пуха, а шёпот ветра и стрёкот цикад - восхитительной песней, звучащей над нами, и душа, срывая якоря, взмывала навстречу хрупкому, однажды утерянному, но вновь обретённому безграничному и всеобъемлющему счастью.
Мы лежали в густой траве на старом кладбище. Странно, но место это не пугало, не отталкивало. Наоборот, какое-то умиротворение рождалось в душе. Хотелось раствориться в этих травах, улететь вместе с ветром… И хотелось любить…
Гришка, как обычно, устроился на боку, опираясь на локоть. Обрывал головки полевых цветов и выкладывал из них узоры на моём теле. А я смотрела на него, и улыбка не сходила с моих губ.
- Почему ты никогда не участвовала в конкурсах красоты? – Лис рассматривал меня, будто видел впервые. – У тебя идеальное тело.
- Зачем?
Гришка пожал плечом:
- Просто в этих конкурсах часто побеждают такие жабы! А ты … Ты очень красивая, Эль… Очень… И добрая… Милая… Нежная… Удивительная…
Я протянула руку, выбрала травинку, застрявшую в его волосах.
- Скакать с голой попой по сцене – не моё, Гриш. А ты хотел бы себе Мисс Вселенную?
- Если бы эта Мисс Вселенная была ты… Другой не надо…
Он снова принялся целовать меня. И снова мир кружился вокруг нас, увлекая в безумный хоровод всепоглощающей страсти… А потом… Потом мы бежали вниз по крутому, заросшему луговой травой склону обрыва… Туда, к реке, холодные воды которой оживили наши пресыщенные страстью тела… И роскошным веером сверкали над нами мириады брызг, и смех наш счастливый отражался от крутых берегов и уносился вдаль… И ласки голубых волн сменялись дерзкими и упоительные ласками Лиса…
Про горшок вспомнили, когда миновали середину тропы.
- Василий нам этого не простит! – Гришка рассмеялся. – Потопали обратно. Интересно, что в нём?
- Вряд ли брюлики и золотишко, как вы возмечтнули. Слишком он лёгкий. Скорее всего пустой.
- Сейчас проверим, - мы быстренько вернулись к камню, возле которого оставили Васькину добычу.
Горшок ждал нас. Когда-то красный, с жёлтым орнаментом, а теперь весь в сколах и облезлостях, он был пузат и практически без «шеи», как сказал Лис. Широкую горловину его кто-то надёжно запечатал глиняной лепёшкой, а сверху замазал непонятно чем. И это непонятно что стало твёрже камня.
Гришка возился над странной крышкой, ковыряя ножичком затвердевшее вещество, но оно не поддавалось.
- Остаётся одно средство – камень.
Лис нашёл подходящий гранитный обломок, похожий на топорик, прицелился, размахнулся нешироко и ударил по крышке. Она звонко хрустнула и рассыпалась. Только вдоль толстого горлышка-валика остались торчать острые зубы обломков.
Лис заглянул внутрь и разочарованно скривился.
- Пуст?
- Нет, но то, что здесь лежит, назвать сокровищем не могу. Василий умрёт от горя. Лучше ему сказать, что горшок упёрли лесные разбойники.
- Ага! Муравьи.
- Точно! А мы с риском для жизни пытались его отбить, но тщетно, - Гришка осторожно запустил руку в недра глиняной посудины и извлёк на свет божий какую-то ветошь, в которую было замотано нечто.
Под слоем ветоши нашёлся лоскут то ли брезента, то ли ещё какой непромокаемой ткани. А в нём… В нём оказалась замотана стопка исписанных листков.
- Кто-то хотел сдать макулатуру, но передумал и решил вот так приколоться, - Лис вытащил из стопки первый лист и развернул.
– Здравствуй, моя ласточка Наташа! Спешу уведомить тебя…, - с трудом прочёл он едва различимые строки.
- Письма?
Лис кивнул.

Гришка протянул мне листок. Когда-то сложенный треугольником, теперь он был согнут пополам, как и прочие письма. Блёклые буквы, написанные чёрными чернилами, выстроились, словно солдаты на параде: высокие, округлые, практически без наклона. Они занимали всё пространство листа, а в нижней части сжались, сгрудились. Автор пытался уместить побольше слов на малом поле.
Я пробежала глазами по строчкам: «Здравствуй, моя ласточка Наташа! Спешу уведомить тебя, что до части добрался благополучно. Жив-здоров, чего и тебе желаю. Стоим мы в деревне со смешным названием Пузичи. Это под Минском. Только от деревни той остались печные трубы да груды головешек, всё фашист пожёг. Сейчас у нас затишье, а потом наступление. Отдыхаю, лежу на травушке, смотрю на облака и о тебе думаю, родная моя. Как ты там без меня? Вчера приблудилась к нам бабушка, старенькая совсем. А при ней двое внуков, мальчишки белоголовые, одинаковые с лица, что две капельки воды родниковой. Отощалые все, замурзанные, захиревшие. Чудом убереглись тогда от карателей, схоронились в лесу, землянку построили. Там и жили. Один Бог ведает, чем питались всё это время. Ты не печалься, что я на фронт ушёл. Должен отомстить врагу за отца и за брата! Я вернусь, ласточка моя быстрокрылая. Ты только жди меня!
С фронтовым приветом, твой Шурик!
12 июля 1944 г.
P.S. Не знаю, смогу ли вовремя поздравить тебя с семнадцатилетием, поэтому шлю поздравления заранее. Здоровья тебе, радости, верь в нашу победу и дождись меня. Я обязательно вернусь! Ни пуля вражеская, ни штык меня не возьмут. Твоя любовь спасёт и сохранит».
Письма были сложены попарно: его и её.
Мы взяли из стопки второй лист.
«Здравствуй, мой родной Шурочка! Получила от тебя весточку и расплакалась. Как уехал ты, не стало мне покоя ни днём, ни ночью. Всё боюсь за тебя, родной голубок мой, всё сердце заходится, как подумаю, что ты ежеминутно в опасности! Каждую минуточку молюсь за тебя. У меня всё хорошо, жива и здорова, за меня не волнуйся. Береги себя, ангел мой! Тётя Зина привет тебе шлёт, расстроилась, что не навестил её перед отъездом. Старенькая она совсем. Доктор говорит, что год не переживёт. За поздравление спасибо. Ты вовремя подгадал: письмо как раз на мой день рождения пришло. Ох, как боюсь за тебя, касатик мой! Зачем прибавил себе год? Корю тебя за это. Ты не подумай, я не мещанка какая. Просто люблю тебя сильно. Я тебя обязательно дождусь!
7 августа, 1944 г.»
«С пламенным фронтовым приветом к тебе пишет твой Шурик! Получил весточку от тебя и словно к руке твоей прикоснулся, словно голосок твой серебристый услышал. Обрадовался, как маленький мальчик. Перечитал его миллион раз и всё мне мало! Как хочу увидеть тебя, родная Наташенька, обнять тебя, поцеловать. Вот закончится война, приеду к тебе и сразу свадьбу сыграем. Выучимся и заживём с тобой, Натка! Только дождись меня, прошу! А у меня всё замечательно. У нас тихо, спокойно, фрицы не балуют.  С парнями быстро сдружился, все они из наших мест, есть о чём поговорить в свободные минутки. Кормят нас хорошо, хватает всем. Даже Держиморде перепадает. Это пёс наш. Прибился недавно. Нахальный, но бравый вояка. Как услышит вражеский самолёт, сразу брехать начинает, фашистского гада облаивать. Чисто держиморда какой! Скоро война закончится, скоро увижу тебя, ласточка-касаточка моя! Шлю тебе цветочек аленький. Как из сказки. А с ним вместе и любовь свою. Только дождись меня!
Твой Шурик!
30. 08. 1944г.»
- Зачёркнуто – это наверняка цензура вымарала, - пояснил Гришка.
- Похоже на то.
Мы читали письмо за письмом. Последнее было датировано 12 мая 1945 года. Ответа на него не нашли. Где оно? Потерялось со временем? Не дошло? Почему письма оказались в горшке, спрятанные под валуном? Кто их туда отнёс? С какой целью? Вопросы возникали один за другим, а ответов не было.
В лагерь вернулись незадолго до ужина.
Василий поначалу опечалился: он уже представлял себя владельцем сети автосалонов с игрушками класса «Люкс», а ему вместо золотишка бумажки приволокли. Но потом заинтересовался письмами.
- Ну давайте, что ли, почитаю, как время будет.
- Нет, Вася, в руки тебе мы их не дадим. Как не дали бы и драгоценности. Всё же ты несовершеннолетний и не можешь правильно распоряжаться вещами в силу малого опыта. Письма Григорий Александрович отсканирует, и, возможно, выложит в нашей группе в ВК.
- Возможно! Я нашёл, а мне показывают фигу! – возмущённо таращился на нас Васька.
- Да лан те, Васян, нужны тебе эти письмена, как ужу колючки! – утешал Куковалин. – Чё те с ними делать? В сортир сходить?
- Ничего ты не понимаешь! – кипел Дудукин. – Может, там ценные сведения для истории?!
- Лажа там, а не ценные сведения! Кому сдались письма дохлых старцев? – зудел Лёша.
- Иди на фиг, Валя! – окрысился Васька. – Не понимаешь ни фига, а лезешь!
- Стоп, парни! Разошлись по углам ринга! – осадил брыкунов Гришка. – Будет так, как сказано! Это не игрушка для несмышлёнышей. Если кому интересно, выложу во Вконтакте копии. Конечно, в том случае, если в текстах нет ничего, маркированного «Восемнадцать плюс».
- Я бы и восемнадцать с плюсом почитал, - вклинился в беседу Сеник.
Гришка хмыкнул:
- Исполнится восемнадцать – почитаешь.
- А что там пишут? В восемнадцать с плюсом? – поинтересовался Лёша.
- Дичь всякую и глупости. Рассказывайте, как косячили сегодня без нас? – сменил тему Лис.
- Чё сразу косячили-то?! – снова возмутился Васька. – Мы спокойно занимались своими делами. Как всегда, когда вас нет. Мы же обещали!
Мы с Гришкой рассмеялись.
- То есть, когда нас рядом нет, вы все паиньки? Только с нами вы позволяете себе вольности? Только нас можно доводить до белого каления, вырывать из нас последние нервы, водить по острию бритвы? Спасибо, дети! - ответила я и нарочито нахмурилась.
- Вы не так поняли! Мы данное вам слово держали. Вы же сами учили не сорить словами, а быть им хозяевами.
Выкрутился! Ох, Васька!
На ужин повели орду сами, отпустив подменных воспитателей. Дети всю дорогу пытали Лиса вопросами, когда он отсканирует письма и выложит в сеть. Им не терпелось прикоснуться к тайне, хотя они и не понимали, какой. Но тайна, каковой бы она ни была, всегда будоражит воображение, лишает покоя, заставляет искать ответы на вопросы.
Лис с аппетитом жевал суфле из индейки, я лениво выковыривала из салата ломтики помидора, и оба мы со вниманием слушали Настю.
- По лагерю слухи бродят – один дичее другого. Или диче?
- Нет формы, - прошамкала я.
- Оки! Дичайшие!
- И таки шо кажуть? – воззрился Лис на девушку.
- Что Григорий Александрович откопал клад: пять килограммов золота с бриллиантами.
- А шо не семь?
- Сначала было три кило.
- Ставки растут. Где Васян с тотализатором? Надо послать его бабок срубить халявных.
- Гри-иша! - я укоризненно взглянула на Лиса. – Общение с подопечным в тесном и тёмном подземелье на тебя скверно подействовало.
- Не говори! Тоже захотелось в олигархи податься.
Я рассмеялась. Бедный наш Гришенька: вырос в трущобах Капотни, питался, чем бог пошлёт, мылся раз в полгода, дышал чёрными выбросами нефтеперерабатывающего завода, родители алкаши…
- А шо смеёшься? Каждый уважающий себя Лис-олигарх стремится стать ещё олигархее. Воть!
- С кем я связалась! Бог ты мой!
- И таки шо? Меня собираются обобрать? Пырнуть под ребро? Сдать властям?
- Нет. Просто слухи забавные. Что вы на самом деле нашли? – Настя горела желанием узнать всё из первых рук.
- Письма, - ответил Лис. – Переписка девушки и парня, который ушёл на фронт в 1944 году, приписав себе до восемнадцати год, как я понял.
- Ого! Прикольно! Дадите почитать?
- Сначала отсканирую, почитаешь тогда.
- Делать с ними что будете?
Мы пожали плечами: как-то ещё не думали об этом.
- Позже решим, - Лис допил сок и посмотрел на меня. – Эля, я тебя силой начну кормить. Тебе за двоих надо кушать, а ты кривляешься.
- Чтобы я стала невообразимо тучной, и ты сбежал от меня к первой встречной?
- Даже если станешь полной, не сбегу. Ты мне нужна. Будешь согревать меня морозными зимними ночами.
- Ты на снегу, что ли, спать собрался? Это без меня, дорогой! Я не сторонница экстрима.
- Эль, я серьёзно! Ешь давай! Ты уже светиться начала - такая прозрачная, что солнечные лучи проходят сквозь тебя. Это я на кладбище заметил.
- На кладбище было так хорошо…
- Ага… Мне тоже понравилось.
Настя смотрела на нас, как на клинических идиотов. В стадии рецидива и обострения. А Гришка подцепил на вилку салатик и настойчиво пытался меня накормить:
- У-у-у-у! Вот летит самолётик с салатиком для Элечки. Кто у нас хорошая девочка? Кто у нас хорошо кушает и не капризничает? Эля! Самолётик не вертолётик, не может зависать неподвижно, открывай ротик, Лисёнок.
- Гриш, не позорь меня перед детьми!
- Тогда бери вилку и ешь сама. Не выпущу из-за стола, пока не скушаешь всё.
- Ты тиран!
- Он, Эля, он самый!
После ужина – очередной киносеанс. На экране Коля Герасимов беседовал с говорящим козлом Наполеоном, бегал от космических пиратов по Космозоо, и мои питомцы с увлечением следили за перипетиями его жизни, теряли слёзы после гибели робота Вертера, возмущались тем, что советовал Фима Королёв – сжечь миелофон. Фильм детям нравился. А мы с Лисом, сидя рядом, «болтали» SMSками, поставив телефоны на беззвучный режим.
Укладывались дети долго: всё собирались группками в душевых и туалетах и строили догадки по поводу найденных писем. Гришка сообщил питомцам только то, что и Насте. Впрочем, мы и сами знали не больше. А версий в отряде рождалось множество, и были они раз от разу удивительней.
- Это секретный шпион, заброшенный в наш тыл фашистами, и теперь устроился на фронт, чтобы передавать сведения своим гестаповцам! – уверял всех Куковалин.
- Дурак ты, Валя! Это про любовь, а не про войну! – горячилась Сабина.
- А зачем их запихнули под камень? Наверняка там между строк невидимыми чернилами написаны тайны. Надо, чтобы Грихан… горий, - поправился Васька, увидев меня, и продолжил, - просветил рентгеном.
- Вот бы найти этих людей! - мечтательно протянула Оля.
- Попробуем их искать. Интересно же, как сложилась их жизнь. Сделаем, всё необходимое, Вася. Нам потребуется ваша помощь. А сейчас по кроватям!
Наконец всё стихло. Дети усыпляюще сопели, да и нам с Лисом хотелось спать после прогулки. Быстренько приняв душ, отправила туда Лиса, а сама растянулась на прохладной простыне. Глаза закрывались сами, сон склеивал веки, и Морфей уже запустил сонопроектор, намереваясь показать мне очередное « кинцо».
И тут квакнул Гришкин гаджет. На автомате протянула руку, взяла телефончик и посмотрела, кто и зачем беспокоит Лиса в столь неурочный час.
Весь большой экран занимала фотография младенца, замотанного в тонкую белую пелёнку. На макушке сидела белая шапочка с отворотами, а в складке пелёнки торчала бирка. Младенец был зол. Во всяком случае, он походил на крохотного злобного гнома, недовольного жизнью и миром вообще. Отёчные глазки его с ненавистью выглядывали из-под лысых бровей, толстый горбатый нос с глубокой складкой на переносице капризно сморщился, пухлый алый ротик презрительно перекосился. А у шеи из пелёнки торчал крепко стиснутый кулачок с мастерски сложенной «фигой».
Надпись ниже торжественно сообщала: «Я только что родился. Назначаю тебя папой. Выписка 28 августа в 12.00. Жду!»

"Сеятель!!!" Это была первая мысль. "Вольный пахарь!!!" Мысль вторая. Далее мыслишки побежали вереницей. "Хряк-производитель!!!" Или боров? Не, боров – кастрат, а у Лиса в этом плане переизбыток энергии. Вот и раскидывает семя направо-налево. Ну-ну! Поздравляю, Гриша, с новой социальной ролью. Правда, ты о девочке мечтал, но и мальчик тоже ничего так. Красавец! Весь в тебя! Одно лицо прямо!
Я закрыла сообщение и убрала гаджет на тумбочку. Ничего не скажу, ничего не спрошу, не буду выносить мозг. Захочет, сам объяснит, кто так осчастливил его.
Но гадкие мыслишки дерзко кучковались в левом полушарии мозга моего. Кто же эта девушка? Кто? Алина? Нет, она аборт сделала. Гришкин папа-буржуин самолично избавлял сыночку от проблемы. Нет, ну не в том смысле, что сам выковыривал плод, а оплатил пребывание мамзели в о-очень хорошей клинике. Да и не Гришкин он был вовсе. Шалунья его до Лиса приобрела. Сама призналась.
И кто тогда? Дикая выходка Анжелики? Но это же глупо! По номеру сразу понятно, кто прикололся. А это не прикол, похоже. Ребёночек и впрямь новорождённый. Впрочем, мало ли в паутине фоток младенцев?
Тык-с… Сейчас август, значит «залететь» нужно было в ноябре, а на тот момент у нас с Лисом были переглядушки да моё активное противостояние его натиску. Мог и расслабиться с кем-то, снять, так сказать, напряжение. Блин… Что всё через коленку-то?! Нормальная жизнь начнётся когда-нибудь?!
Стоп! Лис же брезгливый до жути! И дорожит своим сокровищем, стержнем нефритовым, как самурай мечом. Ещё во время истории с Алиной обмолвился, что всегда надевает «костюмчик на котика», как выразилась Настя. Хм… Да и не бросается он с осатанелостью маньяка на первую встречную. Он хоть и знойный мачо, но порывы свои сдерживать умеет превосходно. Не бежит за ним слава игрунчика-потаскунчика. Красавчика, то - да… А потаскуна-сластолюбца – нет.
Гришка вошёл, благоухающий и довольный, как слон, проглотивший стожок перебродивших плодов марулы, и рухнул скошенным стеблем на кровать. Потянулся, издав какой-то сладострастный стон, и перекатился на меня.
- Чаровница, - пробормотал он и потянул шнурок шёлковой финтифлюшки. Струящаяся ткань соскользнула с манящих Лиса холмиков, и тот приник к ним губами. – От тебя невозможно оторваться…
И снова властная первобытная сила, исходящая от него в такие моменты, подчинила меня ему. И не было сил моих, да и желания, чтобы сопротивляться ей, и я сделала шаг навстречу головокружительной бездне и утонула в бурлящем водовороте испепеляющей страсти…

23. 08. 2018
Проснулись рано и одновременно. Детям в это утро тоже не спалось. Они шустро начистили пёрышки и собрались в холле.
- Что подняло вас, «Бесы» в рань раннюю, светозарную? – поинтересовалась я.
- Вы же обещали письма выложить, а не выложили, - укорил нас Василий.
- Вась, ты не знаешь, чем занимаются вожатые ночами? – спросил Лис.
Василий настороженно посмотрел на Григория:
- Спят?
- Именно, Вася! Как все нормальные люди. Есть, конечно, любители ночных бдений за компом, но это не мы, уверяю!
- Бдений! – хихикнул Куковалин.
- Это не то, что ты подумал, Лёша, - пояснила я. – Бдение – это состояние бодрствования, напряжённого внимания.
- А поскольку люди мы нормальные, - продолжал Григорий Александрович, - то бдеть не стали.
Снова раздалось Лёшино похихикивание. Лис грозно посмотрел на мальчика, и тот присмирел.
- Так вот. Бдеть мы не стали, а мирно смотрели сны. Ну и, как вы все понимаете, письма сами не сканировались, не копировались, и не рассылались по соцсетям.
- Тогда так почитайте хоть немного, - заныли питомцы.
- После завтрака займёмся этим, сейчас жду всех на зарядку, - Лис поиграл бицепсами.
- Рано же ещё! – возмутились гаврики.
- Ну так кто вам спать не давал? Сами выпорхнули из кроваток. Пять минут на то, чтобы переодеться в спортивные костюмы, - и Гришка подмигнул мне.
А про злого гнома ни слова. Не видел ещё? Кстати, да, вчера оставался один процент зарядки, когда я положила телефон. А Гришка его в руки не брал. И утром тоже. Следовательно, ещё не знает о том, какое счастье его посетило. И как мне быть? Что делать-то мне? Кто бы подсказал, надоумил…
А Гришка про гаджет даже не вспоминал. Он живенько провёл зарядку, подбадривая сонных малышей, построил «Бесов» попарно и так, строем, повёл на завтрак, чему питомцы не сопротивлялись. А странно. Строем у нас никто не ходит. Неужели Гришкины посулы показать и прочитать письма возымели такое действие?
Таким же строем дети вернулись в корпус. Ольга Дмитриевна довольно заулыбалась, увидев нас, дружно и бодро марширующих по дорожке.
- Умеете же, когда хотите! – благосклонно кивнула она нам с Григорием. – Приятно посмотреть! Как в старые добрые времена пионерии. Галстуки бы ещё!
Гришка предложил устроиться для чтения писем в просторно беседке, но Василий запротестовал:
- Сейчас набегут любопытные уши греть! Это наша тайна, нечего всем раньше времени о ней знать! Мой горшок, мой клад, что хочу - то и делаю! Читаем в холле.
- Некоторый резон в словах твоих присутствует, Василий, - согласился Григорий Александрович. - Заседаем в холле.
Дети шустро расселись по лавочкам, я устроилась на диванчике, и все замерли, поджидая Гришку с находкой.
Тот не заставил себя долго ждать. Уселся рядом со мною и достал первое письмо.
Слушали дети с превеликим вниманием. Не ожидала, что обычная переписка двух людей, вызовет неподдельный интерес у моих гавриков.
Писем было много. Влюблённые писали друг другу почти каждый день. Иногда пространные послания, иногда несколько быстрых слов, начертанных в перерыве между боями: «Жив-здоров, люблю, целую! Береги себя, я скоро вернусь!» Письма с фронта иногда были чуть забрызганы грязью либо накрапывающим дождём: некоторые буквы расплылись в мелкие кляксы. А весточки от любимой потёртыми на сгибах, с грязными отпечатками пальцев по краям листа. Видно, что в любую свободную минутку Шурик перечитывал их.

«Сашенька, милый, родной мой! Что же не пишешь ты ласточке своей? Или забыл меня? Или беда приключилась окаянная? Как же тяжело жить в разлуке с тобой! Как ты там, в окопах, под дождями и под снегами, в морозы лютые? И я далеко-далеко, не могу укрыть тебя, обогреть, накормить, приласкать. Всю душу вытравила, все слёзы выплакала, все молитвы вымолила за тебя, родной мой Сашенька. Только бы ты выжил в этом аду, выстоял, вернулся живой!
А у меня всё хорошо. Снега у нас в этом году много. Избу деда Семёна по крышу завалило, она ж в низине, все ветры над ней снег мели, засыпали. Ребята ходили, откапывали. Юра Смолокуров и Демид Осипов и братишка твой Борис. Повзрослели мальчишки, тринадцатый год уж пошёл. В колхозе работают. Летом на тракторе попеременно пахать будут, боронить. Хлеб сеять начнем. А тётя Зина умерла позавчера. Накануне забегала к ней, поговорили. Она всё сына Олежку с войны дождаться хотела. Ей ведь бумажку прислали, что пропал без вести. Вот тётя Зина и говорила, что без вести – это не убит. Просто вестей нет от него, а сам он есть где-то. Ходит, дышит. Может, память потерял, может в госпитале лежит, никем неопознанный, в бреду и горячке. Теперь некому Олежку ждать. Да и вернётся ли? Сколько парней из нашего села полегло! Валик, Глеб, Иван, Вася, Макар, Сергей. Катерина, невеста Сергея, как узнала про похоронку, топиться бегала к проруби. Насилу вытащили. Неделю без памяти лежала и сейчас, как умом повредилась. Ходит, а людей как и не видит вовсе, не узнаёт. Ты береги себя, соколик мой, береги себя! Жду тебя, родненький, жду! Верю, что жив ты, только не можешь написать.
Люблю тебя, солнышко родное, ласковое!
31 января 1945г.»

«Здравствуй, горлинка моя нежная Наташенька! Так долго не было писем от тебя, что я истосковался весь, места себе не находил. Одно утешение было– бить врага беспощадно, гнать супостата, чтобы духу его на земле не осталось! А сегодня получил сразу три письма от тебя, родная! Как я счастлив – словами не передать! По многу раз перечитал их все от буковки до буковки, наизусть выучил. Читаю, и чудится мне, что рядышком ты сидишь. Тихонечко так. Вышиваешь петушков на полотенчике и улыбаешься. Чуть слеза меня не пробила. Ты не смейся только, это оттого, что тоскую по тебе, милая Наташенька. Недавно сон видел. Как идёшь ты к колодцу, коромысло на одном плече, пустые вёдра качаются, а ты смеёшься, меня увидев. Зарделась вся, словно яблочко наливное. И синими глазками своими так и пронзила меня. Аж сердце моё захолонуло. Дождись меня, Наточка. Недолго войне шуметь, к концу дело идёт. Часть нашу перебросили. Теперь мы под командованием самого Конева Ивана Степаныча. Ох, и заварушка была у нас недавно! Славно дали прикурить фрицу! Окружили и разгромили крупную вражескую группировку. Две недели давили фашистскую гниду без отдыха, без пощады! А уж как они огрызались! И танками, и пехотой, и на мотоциклах! Особенно возле крепости Бреслау. Но мы их сломали! Жаль, дружок мой погиб в тех боях, Лёня Дымов. Всё мечтал сына увидеть, он уж после родился, как Лёня на фронт ушёл. Илюша. Да так и не довелось ему. Карточки только прислала ему жена, две штуки. Да разве карточка заменит живого общения?! Всё мечтал, как тетешкать будет на руках, мастерству учить, Лёня сам столяр был – золотые руки. Эх, горе горькое. Ты береги себя, Наташенька. Береги, ласточка милая! Я вернусь во что бы то ни стало, всем врагам назло будем мы жить счастливо!
С фронтовым приветом
Шурик!
25. 02. 45г.»

«Сашенька, милый, здравствуй! Здравствуй, родной мой! Слава Богу, жив ты и здоров! А я уже передумала самое страшное! Слезами горючими умылася, все глаза выплакала. Но теперь немного успокоилась. Жду тебя, сердечко моё, жду.
У нас всё хорошо. Дед мой Егор оклемался от того удара, что с ним ещё в сорок третьем приключился. Стал сам ходить. Дела делать. Вчера побывал на МТС, помогал мальчишкам трактора чинить. Деталей нет, собирали один трактор из того, что нашли. Мальчики молодцы, рукастые, смышлёные. Славные работники вырастут!
Наша старая корова Лыска телёночка принесла. Мы уж не ожидали, прошлое лето она проходила пустой, молока не было у нас. Думали, зарезать. А тут радость. Тёлочка миленькая, хорошенькая, светло рыжая с белым. А реснички чёрные, как у модницы какой. Красавкой назвали.
Шурочка, милый, скучаю по тебе. Сил нет, как хочется увидеть тебя, в глаза твои лучистые посмотреть! Помнишь ту берёзку, возле которой в первый раз сидели с тобой. Как иду на реку бельё полоскать, так обязательно к берёзке подойду. Постою под ней, тебя вспоминая, поплачу, помолюсь и дальше иду.
На Новый год к нам странница заходила. Помнишь её? Всё ходит от села к селу, везде люди её привечают, совета спрашивают. Говорят, она прошлое видит и будущее. Так хотела её расспросить о нас с тобой, но испугалась чего-то. Она молитву мне дала к Богородице защитную. Каждый день читаю её и в молитве этой тебя поминаю.
Любимый Шурочка! Сколько ещё денёчков в разлуке нам быть? Сколько ещё томиться? Жду тебя, каждую минуточку думаю о тебе. Я тебя обязательно дождусь!
18 апреля 1945 г.»

«Шлю горячий привет с чужой земли своей дорогой и любимой ласточке! Наташенька! Как я счастлив, родная, что война закончилась, что ждёт нас мирная жизнь в любви и радости! Скоро приеду к тебе, незабудка моя синеокая, обниму тебя, закружу, зацелую! Так хочу прижать тебя к себе, расплетать косы твои шёлковые, целовать губы твои сладкие. Недолго ждать нам осталось, ласточка моя, скоро свидимся и уже на всю жизнь вместе. Я оказался везучим, Натка. За всё время даже ранен не был. Товарищей терял, а сам цел и невредим оставался. Это любовь твоя и молитвы твои сберегли меня, Наташенька! Приеду, пойду работать на МТС, я же неплохой механик, батя научил ещё до войны машину слышать и чувствовать. Заживём, Натка, всем на зависть! Дом поставим большой, крепкий, детишек нарожаем, хозяйство заведём. Коров, овец, свинок, курей, уток. Я работы не боюсь, Наташенька, помощником тебе во всём буду, только приказывай! Ты же хозяюшка у меня добрая, умелая, проворная! Любимая! Послезавтра мне восемнадцать исполнится. Товарищи думают, что девятнадцать. Готовятся поздравлять. Шнапса немецкого запасли, только я не пью его, Наташенька. И водку нашу не жалую. Иногда, для согрева зимой пригублял, а так нет. Водка – это зло, беды от неё все. Я тебе подарочек припас. Нашёл безделушку в старом доме, под лестницей. На шею вешать её. Цепочка мудрёно скрученная и висюлька на ней с прозрачным камнем. Искрами сыплет дивно! Наверное, когда хозяйка, фрау какая, бежала, то потеряла её. Ещё ножницы нашёл портновские. Большие, прочные. Ты же любишь шить обновки себе, вот и пригодятся.
Целую нежные ручки твои, горлинка моя нежная. Жди, скоро приеду к тебе!
Берлин.
13. 05. 1945 г.»

Я закончила чтение и посмотрела на ребят. Они сидели серьёзные и сосредоточенные, внимая каждому слову, пришедшему из прошлого века. Перед ними разворачивалась картина жизни юной пары, всего на пять-шесть лет старше них самих, но фактически ровеснице их прабабушкам и прадедушкам.
Несколько минут в холле царила тишина. Наконец Васька спросил:
- Как будем их искать? Адрес хоть есть?
- Адрес есть. Деревня Сельцо. Только от этой деревни лет пятьдесят, как ничего не осталось. Она тут, неподалёку, располагалась. Люди разъехались, кто куда, потянулись за лучшей долей.
- Их теперь не найти? – спросила Оля.
- У нас есть имена и фамилии героев переписки, предположительные даты рождения. Думаю, по этим данным разыскать их будет не трудно. Дедушка Микаэлы Александровны нам в этом может помочь.
- А он ещё живой? – удивился Лёша.
- Представь себе, дорогой. Ему всего шестьдесят один год, - ответила я.
Куковалин хмыкнул.
- Давайте, что ли, копии делать, - понукал нас Васька. – Чё сидеть сложа руки? Так мы до самой пенсии ничего не нароем!
- Не боись, Вася, до пенсии нам ещё ого-го сколько!
- Надо ковать мечи, пока горячи! – не унимался Васька, выдав свеженький фразеологизм.
- Вернёмся домой, времени у меня будет много, займусь оцифровкой, - ответил Григорий Александрович. - А пока не обессудьте! Все свободны.
Дети недовольно заныли:
- Всегда самое интересное для себя припрячут! Жди вот теперь! - но разбрелись, кто куда.
Девочки снова принялись за литературное творчество, притащив в холл тетради и ручки, а мальчики во главе с Лисом побежали на спортивную площадку: играть в баскетбол.
Тык-с. Побуду литературным критиком.
- Микаэла Александровна! Напишите нам какой-нибудь стишок! Для образца.
Кхм…
- Девочки, на уроках литературы мы с вами прочитали столько великолепных образцов! Вспомните и творите! Но! Но, девочки! Настоящий поэт должен быть самобытным, с изюминкой, непохожим на других. Ищите себя, не подражайте никому.
- Легко сказать, - Таня Мартынова вздохнула.
- Не легко, а трудно, даже мучительно. Поиск себя занимает не один месяц, не один год. Но если учиться, стараться, то всё получится.
Девочки принялись творить, а я задумалась. Грих...горий Александрович так и не зарядил гаджет и продолжает пребывать в абсолютном неведении. Кто же его так осчастливил? Новая хохма его бывшей? А смысл? Пощекотать нервишки себе и Гришке? Так с нею давно точки надо всеми буквами расставили, глупо таким образом напоминать о себе. Ну вот… Опять стало грустненько. Ладно, переживу, не сдохну.
До тихого часа прожили без потерь. Гришка, наконец-то, вспомнил про мобильник и поставил его подхарчиться. Но не включил. Вот ведь! Словно чует, что ждёт его радость неминучая, и оттягивает момент встречи с нею.
А в тихий час – совещаньице. Дождавшись подменного воспитателя, поскакали в административный корпус.
- Итак, на носу у нас что? – Ольга Дмитриевна обвела всех взглядом суровым и не сулящим ничего хорошего.
«Бородавка?» - подумала я, разглядывая заметный нарост на её остром обонятельном органе.
- Правильно! – директор лагеря качнула головой, а я вздрогнула: мысли читает? – Закрытие смены и сезона. Посему случаю в воскресенье нас с вами ждёт грандиозное заключительное мероприятие. Валерий, озвучьте сценарий.
Валера откашлялся, приосанился, зачем-то пригладил пальцем брови и начал:
- Предлагаю карнавал. Дети нарисую себе или смастерят маски, поменяются нарядами, чтобы их было сложнее узнать. А сценарий вот.
Валера забубнил. Я заслушалась. Хм… А ведь интересно же! И конкурсы не затасканные, новые, необычные. Сам сочинил или Гугел помог?
Интереса ради натыкала фразы в интернете. Поиск ничего не дал. Значит, Валерик не зря ел лагерный хлеб с мясом, овощами и прочими вкусностями! Хвалю!
Под бубнёж массовика-затейника снова впала в состояние задумчивости, из которого выдернул голос того же Валеры:
- … Микаэла Александровна.
Я дёрнулась и вопросительно взглянула на сценариста: в чём, собственно, дело?
- Согласна? – вопрошал Валерик.
- Кхм… На что?
- Сплясать что-нибудь эдакое. Открыть карнавал.
- Что-нибудь эдакое пусть тебе подружка спляшет в приватном общении.
- Элюсик, ну кто, кроме тебя?
- А почему бы Камиле Аббясовне, нашей практикантке, не открыть карнавал? Татарским народным танцем, - перевела стрелки я на молоденькую вожатую.
- У нас не национальный формат. А ты изобразишь нечто нейтральное: ламбаду какую-нибудь, или рок-н-ролл.
- Нет, Валерий, не изображу. Не хочу. Нельзя мне скакать козлихой, положение не позволяет.
Собрание вытаращилось на меня десятками глаз.
Ну а что? Всё равно когда-никогда узнают.
Гришка обвёл присутствующих взглядом невозмутимым и подтвердил догадки коллег:
- Ну да, что тут такого удивительного? Как напутствовал Господь: «Плодитесь и размножайтесь!» Вот и мы следуем заповедям.
Уж ты следуешь изо всех сил, этого у тебя не отнять! Папаша-герой!
- Ну… Тогда Камила Аббясовна выступит с национальным танцем. Татарский костюм в лагере есть, - констатировала Анна Витальевна.
Девушка не посмела воспротивиться, и её единогласно избрали «открывательницей карнавала». Это Валера так сказал, не я.
- А сегодня, - продолжила замдиректора по развлекаловке, - у нас конкурс на самое интересное украшение холлов. Надеюсь, все готовы.
Мы с Гришкой кивнули: наши «Бесы» поручили украшательство Оле и Потапу. И те превратили холл в царство водяного и русалок (нимфеи всё ещё благоухали в вазах), нарисовав на стенах толстого весёлого водяного, хороводы девушек-рыб, огромные раковины с дивными жемчужинами, сказочные растения… Красиво получилось. Как только отмывать будем?
Не знаю, за какие грехи, но нас с Григорием Александровичем включили в состав жюри. Как педагогов, близких к искусству. И пока Олеся Викторовна развлекала «Бесов», мы с вальяжностью и важностью именитых и знаменитых деятелей культуры вышагивали от корпуса к корпусу. Посмотреть, как всегда, было на что. В который раз удивлялась, насколько дети талантливы и находчивы. В ход шло всё: фантики, газеты, тетрадные листы, высохшие шкурки апельсинов, коряги, цветы и трава, пакеты, камни, шишки, пластиковые стаканчики и тарелки. Всего не перечислишь.
Наконец добрели до корпуса восьмиклашек. Пятнадцатилетние леонарды и тицианы встретили гостей в настроении весьма весёлом. Они перемигивались между собой и лукаво поглядывали на вошедших.
Одна из стен просторного холла была целомудренно прикрыта двумя простынями, а ваятели – группа мальчиков - стояли рядышком и выжидали момент.
- Ну-с, - тоном благодушным протянул Валерик. – Торжественное открытие шедевра объявляю открытым!
Хорошо сказал!
Медленно сползли на пол простыни, обнажая скороспелое творение. Жюри начало впечатляться.
Некогда девственно-голубую стену холла теперь украшала чудная мозаика: синее небо, жёлтое солнце, горы-скалы, деревца и травка, даже белоснежная овечка щипала траву… Идиллия.
Судьи внимательно разглядывали «полотно», ещё не понимая, в чём подвох. А подвох был! Несомненно! Вот только сообразить бы, в чём!
Первым, прикрыв лицо ладонью и отвернувшись, тихонько заржал Гришка. Я таращила глаза на шедевр и не верила этим самым глазам. Матерь человеческая! Это кто же до такого додумался?! Это чья же больная фантазия отожгла?! Это как же нужно было креативить, чтобы до такого допереть?!
Сей дивный пейзаж был выполнен из множества пропитанных разноцветной акварелью… дамских прокладок.
А мозаичных дел мастера, скромно потупившись, ожидали вердикта.
Я отвернулась, чтобы никто не заметил моего перекосившегося лица.
- А я-то думаю, зачем мальчики бегали по комнатам и у нас их клянчили? Идио-о-ты! – Инга Иволга, хорошенькая миниатюрная брюнеточка, покрутила пальцем у виска.
- Зато убирать легко – оторвал и в пакет для мусора, - Илья, один из художников, подцепил первую попавшуюся прокладку и швырнул по озвученному адресу.
- Дай-ка телефончик на пять сек, - попросил Гришка.
Я вручила ему гаджет, и пока члены комиссии приходили в себя от увиденного, Гришка нащёлкал несколько снимков дивного пейзажа. Даже подошёл специально поближе, чтобы лучше виден был мозаичный материал.
- Э…, - Валерик почесал макушку. – Жюри оценило нестандартный ход. Оно посовещается и расставит всех по местам.
Члены экспертной комиссии вышли в молчании на улицу, переглянулись и… Ну да, расхохотались. Все. За исключением Ольги Дмитриевны и Анны Витальевны.
- Прекратите вакханалию! – резко осадила нас Анна Витальевна. – Устроили тут… Устроили… Безобразия! Ольга Дмитриевна, думаю, вожатым второго отряда следует объявить выговор! Так эпатировать порядочную публику! Это надругательство над святым – над искусством! Это нонсенс! Это вопиющий! Оголтелый случай! Нельзя оставлять без последствий! И этих … художников на ковёр!
- Ну да, лучше бы из сухих макарон сложили, - поддакивал Валерик.
- А мне понравилось, прикольно. С юмором парни, - продолжал похихикивать Гришка. – Отличная вышла инсталляция. Я тут сделал тройку снимочков.
- О! Кинь мне! – оживился Валера.
Анна Витальевна стрельнула в парней глазами, словно пустила снаряд из сто двадцати двух миллиметровой гаубицы.
И чего злится? Не из использованных же выложили картинку! Относитесь к жизни проще, Анна Витальевна. А то что-то выть хочется частенько от тоски.
Первое место отдали малышам – они оклеили весь холл оригами. Бабочками и цветками. Получилось воздушно и радостно.
Спать легли поздно: долго загоняли в кровати «Бесов», потом пришла поболтать и посмотреть прокладочный шедевр Настя…
А про телефон Гришка так и не вспомнил. Ну-ну!
Ладно, Элька, не изводи себя. Наверняка это глупая шутка одной из многочисленных воздыхательниц. Вот и зачем Лис такой красивый? Мог бы и попроще уродиться, поскромнее ликом и телом. А то все девушки от семи и до семидесяти млеют рядом с ним. А мне мучайся, страдай, думы думай разные.
Только не страдал Гришка. Он, притиснув меня к себе, нежно поцеловал и шепнул:
- Как же классно, что ты есть у меня...


24. 08. 2018
Разбудил меня квакнувший мобильник. Я разлепила веки: Лис стоял у окна и что-то рассматривал в своём безобразно дорогом гаджете. Рассматривал и лыбился до ушей, стервец! Не иначе, как на сынулю любуется.
Прикрыв глаза, стала наблюдать за Грихгорием сквозь ресницы. Так-так-та-ак! У зеркала завис! Сличает лики. Да похож на тебя, похож! Колись давай, кто так осчастливил! Я умираю от любопытства. И папеньке позвони, Александр Владимирович мигом помрёт от счастья, оставив тебе миллионы. Или миллиарды? Не суть! Будет на что гнома рОстить.
А Гришка заметил, что я не сплю, с гаджетом устроился рядышком, целовнул меня в нос и зашептал громко и протяжно:
- Э-э-ля-а-а… Э-э-эль!
Я открыла левый глаз и хмуро воззрилась на юного папашу.
- Вчера я стал, - продолжал таинственно нашёптывать Лис, и губы его растянулись до ушей. Нет, дальше. Гуинплен, блин!
- Папой? Поздравляю! – и повернулась на правый бок, спиной к Лису. – Рост, вес, цвет какашек озвучишь позже: я сплю.
- Ну, Элька! – обился Гришка и затормошил меня. – Каким папой?! Папой я только в мае стану. Дядей стал.
Крутанувшись на бок левый, уставилась Гришке в глазоньки: вот, ведь, гад! Врёт и не краснеет! Дядей он стал, ага! Ни сестры, ни брата в анамнезе, а туда же! Дядя!
- Ещё крёстным отцом. Это чуть позже.
- Растёшь, дон Карлеоне!
- Элька, если ты такая капризная в самом начале беременности, то что меня ждёт месяца через три?
- В лес за подснежниками отправлю. Или за персиками. Или на сафари: гонки на крокодилах, там, экскурсии в прайд голодных львов, эстафета с носорогами, перетягивание каната со слонами… Как надумаю.
- Эля, ты не рада тому, что у меня родился племянник?
- Откуда племянник, Гриш? Ты единственное чадо в семье. Или у папеньки по городам и весям по отпрыску? Тогда я тебе не завидую. Как набегут наследнички – на одних тестах доказательства родства разорят. Впрочем, Первый канал бесплатно сделает. Ради такого скандалища. Многочисленны внуки, дети внебрачных отпрысков видного партийного деятеля СССР, делят наследство и бьют друг другу морды в прямом эфире!
- Эль, я обиделся.
Правда, что ли? И кто бы мог подумать?!
- У меня, между прочим, есть троюродная сестра Владлена. По маминой линии. Ей двадцать один. Родила вот. Хочешь посмотреть на малыша?
- А почему я про сестру впервые слышу?
- Да фиг знает. Как-то речь о ней не заходила. Она особа независимая. Вечно в Европе тусуется. В Сорбонне учится, там с парнем каким-то замутила и родила. Позавчера вечером. Смотри, какой пупс!
Гришка показал мне первое фото малыша. Я изобразила живейший интерес, будто впервые вижу злобного гнома.
- Скажи мне, милый друг, что значит вот сие? – и ткнула когтем в надпись под картинкой, коей Грихгорий назначался папой.
- Да у неё мужа нет. А ей приспичило на выписке создать видимость нормальной семьи, красивой пары.
- Ну так пусть парень её и скачет на выписку, в чём проблема?!
- В том, что они расстались восемь месяцев назад. Не все же так любят своих Лисичек, как твой Лис!
- А ты тут при чём?
- Я единственный её брат. Отказать неудобно.
- Пусть друга попросит. Друзья-то у неё, надеюсь, есть?
- Эль, мне не трудно. Всё равно свободен.
- В Сорбонне… И родители ей вот так запросто позволили рожать непонятно от кого?
- Ты не знаешь Владу! Это вихрь, ураган, смерч! Закрутит так, как хочется ей. Захотела родить – родила.
Понятно. Балованная мажориха. Ребёнка скинет на мамок-нянек, а сама в Европку – вилять попкой.
- Со мной на выписку идёшь! – Лис подозрительно сиял глазами.
- Зачем? Ты будешь изображать ополоумевшего от счастья заботливого папашу, а я кого? Няньку? И с какой радости ты сияешь, словно дневное светило среди рабочих будней жарким летом.
- Посиять уже нельзя, - пробурчал Гришка и продолжил. - Папашу надо изображать только в момент выписки. В остальное время буду твоим Лисом. Заодно попрактикуюсь, что там и как. Скоро за своим идти, а я младенцев видел только на фотках. Стремновато в руки брать. Прижмёшь ненароком и сломаешь что-нибудь крохе. Смотри, какой прикольный пацанчик! – и Гришка принялся листать фотографии. – Львом назвала. Лев Кристианович Гичонга. Так-то Владюха даст ему свою фамилию.
- Гичонга? Он африканец? Папаша.
- Почти. Квартеронец. Дед его из Кении.
Э… Из Кении... Ну… Нет, я не ксенофоб, вполне себе толерантна… Но … Впрочем, моё какое дело? Никакого. Вот и всё.
- Квартерон, - поправила я машинально. Ребёнок не выглядит негром. Хотя… Нос большой. И губы пухлые очень. Я уставилась на фотографию.
Злобным гномом малыш выглядел только сразу после рождения. Наверное, оттого, что мирок, в который попал, ему не приглянулся. «Зачем меня вытащили из тёплого, тихого, уютного гнёздышка?» - кричал весь его вид. Спустя сутки, даже чуть больше, ребёнок поприятнел . Но всё равно страшненький какой-то. А есть в нём что-то от африканца! Что-то неуловимое, едва проглядывающее. Это пока маленький. А потом как вылезут гены негроидной расы! Природа любит забавляться. Ладно, не мой и слава богу!
- На кого похож? – спросила я, чтобы спросить.
- На Владлену.
Хм… Ясенько.
- Красавец! – одобрила я.
- Милаха!
Тык-с! Дитя нашло папашу, и вопрос о его происхождении снят с повестки дня. Дышать стало легче. Гичонга… Хех!

После зарядки Сабина всучила мне сложенные вчетверо листы в количестве трёх штук.
- Это повесть, - пояснила девочка.
- Интересно! – изобразила я восторг, задрав брови на маковку. – Сейчас почитаю. Созывай пока «Бесов» на завтрак.
Сабина умчала выполнять поручение, а в холл заглянула медсестра Юлечка – дивное создание. Абсолютно бесцветная, с почти белыми прозрачными глазами, с удивительно белой кожей и волосами, очень хрупкая. Но характер у Юлечки властный, несгибаемый. Дети её побаиваются.
- Микаэла Александровна, жду вас после завтрака, будем вешаться.
Спасибо за приглашение, дорогая, но вешаться – это без меня. Я хочу ещё пожить. Но кивнула. А взвеситься не мешало бы! Что-то с меня шорты стали сползать.
Гришка тем временем организовал из «Бесов» колонну и повёл отряд в столовую. Я потопала замыкающей, на ходу выдавая замечания не в меру разошедшимся питомцам.
- Слышали новость? - Настя размазывала по ломтику булочки мармелад.
- Всем выдадут вторую премию? – Лис погрозил пальцем Толику и принялся за сырники.
- Круче! – девушка откусила сразу пол-ломтика и прикрыла глаза. – М-м-м-м, вкуснотища-а-аа!
- Повысят зарплату в два раза? – спросила я.
Настя проглотила откушенное и жалостливо посмотрела на нас.
- Никакой у вас фантазии, только деньги-деньги-деньги! Олигархи! – Настя принялась украшать мармеладом второй ломтик.
- Теряюсь в догадках, - я аккуратно кромсала сырник на мелкие квадратики.
- Только вам! По-секрету. Помните, Анжелика пропустила первую четверть?
- Неа, - Лис отпил какао и снова погрозил пальцем и состроил зверскую рожу, на сей раз Дудукину. – Неинтересно как-то.
- Помню, - кивнула я.
- А знаете, почему?
- Настюш, мне вовсе не интересно, честно, - Лис скривился.
- Ну как хотите! – Настя принялась за булочку с мармеладом.
Я пнула Лиса под столом по щиколотке:
- Интересно-интересно. Почему пропустила?
Настя загадочно улыбнулась, выдержала гоголевскую паузу.
- Она родила! Девочку! – торжественно возвестила подруга и посмотрела на нас, ожидая охов и вздохов.
Я встретила новость без фанатизма. Гришка равнодушно отправил в рот очередной кусочек поджаренного творога. Тщательно прожевал, проглотил и невозмутимо высказался:
- Несказанно рад за неё, чё.
А Настя, не дождавшись от нас той реакции, которая, по её мнению, должна воспоследовать, продолжила.
- От кого – не знает сама. Но они с маменькой уже выбрали жертву и собираются подавать на алименты.
- Долго, наверное, выбирали. Глаза разбежались от обилия потенциальных папаш, - прошамкал Гришка. – Пофиг на неё.
- Ты-то откуда заешь? – полюбопытствовала я.
- Моя одноклассница оказалась помощником адвоката, к которому обратились женщины. Вчера болтали с ней по скайпу, и зашёл разговор про малолетних беременяшек . Вот она и вспомнила нашу девочку-припевочку, Малахову Анжелику.
- Мало ли Малаховых Анжелик в Москве, отмахнулась я.
- Я её фотомордию из ВК взяла, подруге показала – она самая, наша!
- Капец! И кто жертва?
- Вот этого пока не знаю. Но выведаю.
- Оно тебе надо? – Гришка поморщился, бросив короткий взгляд на Настю, и переключился на меня. – Снова голодаем! Эля, тебя силой кормить?
- Ем, ем. Кстати, тут мне повесть передали для прочтения, - я протянула Гришке листы. – Почитай вслух, пока я жую.
Гришка зашуршал бумагой:
- Васька подземелья. Часть вторая. Храбрый вожатый Григорий Александрович пошёл на подвиг. Он храбро слез в яму, в которой лежал трупом Васька. И стал вытаскивать его на улицу. Но сначала сделал искусственное дыхание. Но Ваську это не спасло!
Гришка перевёл взгляд на меня.
- Элечка, это что?
- Повесть же! «Васька подземелья». Основанная на реальных событиях. Ты читай-читай, не отвлекайся!
Грихгорий посмотрел на меня, прищурившись, и продолжил:
- Долго ли, коротко ли волок вожатый Ваську на себе. Наконец устал и решил сесть. И сел на старый горшок, который кто-то оставил для него в яме.
- Последний раз я на горшке сидел семнадцать лет назад. Эль, можно я не буду это читать? – он сложил листы и протянул мне.
- Зря! Возможно, Сабина – будущий мастер пера.
- Вот в будущем и почитаю. А это… Увольте, Микаэла Александровна.

После завтрака всей бесовской стаей отправились в медпункт. Первой на весы встал «Василий подземелья». Запрыгали зелёные цифры и замерли.
- Сорок килограмм ровно, - озвучила Юлечка.
- Красивый вес, - одобрил Васька.
- Как в моей собаке, - прокомментировал Сеник.
Васька ткнул друга кулаком под ребро. Несильно, скорее, для виду.
- Куда ты мне по печени?! - возмутился черноглазый приятель.
А Васька отправился в путешествие по медкабинету, состоящему из двух комнат. Во второй сидела за карточками детей врач Елена Михайловна. Василий шмыгнул туда. Я за ним – от «Беса» всего можно ожидать. Притулилась у косяка и стала наблюдать. Надзор не помешает!
Васька гулял по кабинету, как по музею. Он заглядывал в шкафчики, читал надписи на коробках и флакончиках и задавал Елене Михайловне вопрос за вопросом.
- Интересно, - рассуждал он. – Вот если разом выкурить пять сигарет, всей кучей, что будет?
- Сам как думаешь? – вопросом на вопрос ответила врач.
- Думаю, плохо станет.
- Верно говоришь, - кивнула Елена Михайловна.
- А вот если человеку от сигарет станет плохо, он курить бросит? – продолжал допрос Дудукин.
- Нормальный бросит.
- А ненормальный? Который прибабахнутый? Немного так. С придурью, короче.
- Прибабахнутый может и не бросить.
- А если он не пять выкурит, а десять? Сразу кучей затолкает в рот и выкурит.
- Всё зависит от организма, Вася. Кому-то и от одной сигареты становится плохо, а кто-то и пачку выкуривает без последствий для здоровья. Ты с какой целью интересуешься?
- Для самообразования. Врачом хочу стать, - и Васька снова закружил по кабинету.
Высмотрев в одном из шкафов лоток, Вася спросил:
- Вам вот эта ванночка нужна?
- Какая ванночка? – Елена Михайловна оторвала взгляд от бумаг.
- Вот эта, как почка. Если не нужна, я бы взял. У меня дома хомячок живёт, я его в честь вожатого Гришей назвал.
Елена Михайловна едва заметно улыбнулась.
- Правда, его сначала звали Шушей. Но сейчас он Гриша.
Кто-то подошёл и встал позади меня: Лис. Я приложила палец к губам. Гришка кивнул.
А Васька по-хозяйски уселся на стул:
- Гриша купаться любит в такой же ванночке, - продолжал витийствовать мальчик. - Как влезет в неё, как начинает полоскаться! Брызги в разные стороны. Я потом за ним убираю. Но она дала течь. Ванночка эта. И теперь Гриша ходит немытый и вонючий. Он и раньше вонючий ходил, а теперь просто ахтунг! Я когда мимо него прохожу, дышать перестаю. Сейчас его в душ вожу, но там ему неудобно, он к ванне привык. Набаловали его родители!
Елена Михайловна улыбалась, глядя на Дудукина, а Гришка прошептал:
- Это он о ком?
- О Грише, Гриш. О Грише.
- Вообще, я вам скажу, для мужчины чистоплотность очень важна! - продолжал главный «бес». - Вонючий, он не сможет создать семью. Никогда! Вонь отбивает всю любовь. Вот вторая у меня, самочка, её Эля зовут, она всегда мытая. Если нет воды, она слюнями умоется и бежит по своим делам.
Я вытаращила глаза. Ну, Вася! Ну, … проказник!
Гришка, подошедший уже после переименования Шуши в Гришу и не слышавший начала Васькиной речи, возмущённо зашептал:
- Я сейчас этому самцу…
- Тихо! Дай послушать!
- А этот, Гриша который, когда слюнями моется, то только хуже вонять начинает. Зубы-то он не чистит! Они у него жёлтые, представляете?!
- Представляю! Ужас! – кивнула врач.
- Вот-вот! Эля уже от него бегать начала. Как увидит, носом подёргает от вони и бежать! А он за ней. Поэтому у них всё детей нет. Жалко, да?
- Очень жалко, - Елена Михайловна заслушалась. Сидела, подперев щёку рукой, и не сводила с Васьки глаз.
- А ей давно пора детей рожать. Мама говорит, что она уже на пороге старости. Ещё немного и досвидос! Но Грише ведь этого не объяснишь! Он немного туповат.
Гришка за моей спиной шипел:
- Что он несёт?!
- Подожди, - снова отмахнулась я.
- Очень сильно туповат, я бы сказал. Сырники знаете как любит?! Вонзит в кусок зубищи жёлтые, намнёт за щёку, давится, но жрёт. Ест, я хотел сказать. Изгваздается, потом по себе размажет остатки и радуется. Как Эля его терпит? Она его недавно укусила. За нос. Чуть полморды не отгрызла. Это они поругались так из-за чего-то.
- Я его сейчас укушу! - негодовал за спиной Гришка. – Так укушу! Сказитель велеречивый! Внук Бояна!
А Василий вдохновенно продолжал.
- Когда у них родятся детки, сможете себе одного забрать. У них же будет их пять или семь. Ну так я беру?
Елена Михайловна посмеивалась:
- Бери.
Василий степенно подошёл к шкафу, вытащил лоток и поклонился, прижимая корытце к груди:
- Гриша с Элей будут вам благодарны. Вы очень добрая женщина! Кстати, запишите в карточку: во мне ровно сорок килограмм. Красивый вес, да?
- Очень красивый, обязательно запишу.
- Всего доброго, мне ещё надо рост измерить.
Васька шагнул за порог и … А там мы! Он покрутил в руках посудину из нержавейки и выдохнул:
- Вот… Приобрёл по случаю… Хомяков купать… Гришу с Элей.
Гришка нахмурился.
- Хомяков , говоришь?
- Ага… Рыженьких. Когда у них родятся хомячата, я вам двоих подарю. Или троих.
- А назовём их Вася, Сеник и Лёша, - предложила я.
- Я не против, - смиренник Василий опустил очи долу.
- Встряхнуть бы тебя как следует, но не педагогично! - Гришка сверлил Ваську взглядом. – Сегодня ты без баскетбола. На скамейке запасных.
- Так нечестно! – глаза Васьки заволокло тоскою. – Без меня проср… проиграете!
- Честно, Вася. Один-один!

Вопреки Васькиным прогнозам, команда «Бесы» обыграла «Лесную братву» с перевесом в три очка. Просмотрев третью серию приключений Алисы, дети потянулись баиньки.
За окном шуршал непонятно откуда приблудившийся дождь. Шуршал и нашёптывал усыпляющие сказки. Через полчаса «Бесы» смотрели увлекательные сны.
А мы с Лисом смотрели фильм. Новенький ужастик родом из Голливуда. Кино оказалось скучным, и я свернулась эмбриончиком у Гришки под боком.
- Не нравится? – спросил Лис.
- Неа.
- И мне не зашло. Давай спать. Сейчас до туалета дойду только.
- Давай.
Вернулся Гришка не так скоро, как ожидалось. За это время можно было раз двадцать смотаться туда-обратно. Лис ворвался встревоженным :
- Эль, у нас проблема. И серьёзная. Звони Елене Михайловне.

Гришка выбежал, едва прикрыв дверь. Явственно потянуло сигаретным дымом. В такой концентрации, что сдохнет не один табун мустангов, ослов, мулов, лошаков и зебр вместе взятых …
Сердцу вдруг стало как-то скучно. Оно бумкнуло раз, другой, проскакало галопом где-то у горла, замерло в раздумье и решило не суетиться. Да и чего снова надрываться? Так никаких жизненных ресурсов не хватит. Ещё чуть-чуть и того … инфаркт. Но действовать нужно незамедлительно. Не знаю, что у нас произошло на этот раз, но Гришка шутить не станет.
Мгновенно схватила телефон, набрала номер врача и выскочила следом. По коридору со стороны туалетов для мальчиков плыли клубы дыма. Где-то рядом горит табачная фабрика?
Голос Гришки доносился из холла, точнее, со стороны огромного балкона. Я рванула туда.
На диванчике, хладен и недвижим, возлежал бледный Куковалин. В углу, в тени, притихли Дудукин и Манукян. Резко воняло нашатырём – это Гришка водил смоченной в NH3•H2O ваткой под носом пострадавшего. Ещё бы понять, от чего он пострадал…
Подошла к мальчику: ужасающая бледность, синева губ, крупные капли пота на лбу напугали меня. Рука его вяло свесилась с диванчика. Я подняла её: холодная и очень влажная.
- Что вы с ним сделали, изверги? – тихо спросила я, не глядя на «Бесов».
Дети молчали, робкими мышами затаившись в темноте.
- Что вы с ним сделали? – снова прошипела я.
- Избавляли, - так же шёпотом ответил Сеник.
- От чего? - ярость, до этого слегка клокотавшая на дне души, теперь выплеснулась, словно серая пена из кастрюли с мясом, и растеклась, затапливая всё вокруг.
- От табакозависимости, - прошелестел Васька.
- Господи, за что?!
Лёша тем временем начал реагировать на резкий запах: он слабо поморщился и слегка отвернул голову. Гришка продолжал совать вату ему под нос и растирать виски, хлопать по щекам.
Прибежали Елена Михайловна с Юлечкой, за ними следом и Ольга Дмитриевна. Врач склонилась над пациентом:
- Что произошло, кто объяснит? И почему у вас так разит табачищем?
Гришка вкратце рассказал обо всём, чему был свидетелем.
- Понятно, острое никотиновое отравление. В тяжёлой форме. Потеря сознания может быстро перейти в кому, а там и летальный исход: паралич дыхательного центра - и можно смело заказывать нишу в крематории. Юлечка, набери…
Я не разобрала, что предлагала набрать в шприц Елена Михайловна. Я похолодела.
- Микаэла Александровна, тёплой воды принесите: нужно промыть желудок и обеспечить обильное питьё. Надеюсь, всё обойдётся. В себя пришёл - уже хорошо!
Я метнулась в комнату, вскипятила чайник, подхватила полный кувшин с холодной водой и побежала обратно.
- Тазик принесите, - командовала Елена Михайловна. – Давай, дорогой мой, пей. Пей всё.
Куковалин уже сидел на диванчике и пытался проглотить воду.
- Пей, пей, не отворачивайся. Не хочешь умереть – пей!
Лёша давился, но послушно глотал тёплую водичку. Зубы его клацали по кружке, вода проливалась и катилась по тощенькой длинной шее, по худым ключицам, по голому животу.
Чтобы не мешать медикам, вывела Ваську и Сеника в холл. За нами, тяжело переступая, вывалилась Ольга Дмитриевна. Что-то неприятно хлопало при каждом её шаге. Я скосила глаза: директор лагеря, вероятно, готовилась ко сну, когда её неожиданно вытащили к нам. На ногах красовались разношенные шлёпанцы, а из-под платья предательски торчал расписной - белый в разноцветный горошек - подол ночной рубашки.
- А теперь, рыбы мои пираньи, рассказывайте всё без утайки, - потребовала я.
Дружки помялись, попереглядывались, попинали друг друга локтями в бока, пошипели странно и витиевато, словно Крысы с планеты Крокрыс из любимого мною мультика, и Василий начал излагать.
Закончив пятый класс, Лёша Куковалин решил, что детство осталось позади, он крутой шестиклассник, и теперь все пороки (а по его мнению – вожделенные радости взрослой жизни, так манившие) ему доступны. В омут с головой он, конечно, не бросился, а решил приобщаться к «святым таинствам» постепенно.
Первым в списке значилось курение. Вторым – алкоголь в лице пива. На этом список, слава богу, заканчивался.
И мальчик принялся воплощать план по освоению взрослых радостей в жизнь. Да вот беда – курящих в семье не оказалось. Папа когда-то давно, на заре туманной юности, баловался табачком, но будущая супруга, мечтающая о пыточных инструментах стоматолога, быстро отучила сердечного друга от этой забавы. Пришлось исхитряться и добывать первую цигарку . Клянчить у метро не вышло – спешащие по делам люди все как один обещали надрать Лёше уши, отчего они у мальчика заранее запунцовели. Купить? Нечего было и думать. На Лёшино счастье на глаза попался хмырь из соседнего дома – парень, нравственными заповедями не обременённый. Он то и снабдил мальчика первой сигареткой. Точнее, тремя. От широты души.
Лёша подарок оценил и помчал домой – благо день был будний, и родители изо всех сил ковали рубли, доллары и евро – вкусить святых даров. Первая «самокрутка» не зашла. Лёша кашлял, задыхался, слёзы текли и сопли, но разве мужчина – настоящий мужчина – сдаётся? Вот и Лёша не отступил перед трудностями.
- Вот. Постепенно вкус никотина, который одной каплей убивает лошадь, но не убил Валю, ему понравился. Втянулся, - вещал Дудукин. – А потом пиво начал пить. И мы решили Валю отучить. Исцелить от болезни. Вы же знаете, что алкоголизм и табакокурение – это болезни?
Абу Али Хусейн Ибн Абдаллах Ибн Сины недоделанные!
- Догадываемся! – сдвинула брови Ольга Дмитриевна, грузно рухнувшая на диванчик, отчего тот тоскливо скрипнул.
- А у Сенька дедушка давно ещё папу излечил от курения. Вот мы по его рецепту и … старались.
Я вспомнила рассказ на классном часе папы Манукяна об этом значимом в его жизни событии. Ольга Дмитриевна, похоже, тоже.
- Не томи, Василий, продолжай, - велела я, прислушиваясь ко звукам с балкона. Похоже, Лёша отудобел.
Для консервативного лечения приятели прошлись по старшим отрядам, стреляя сигаретки. Когда «лекарства» набралось в достаточном количестве, приступили к процедуре.
После вечерней уборки, когда обслуживающий персонал удалился, Эс Ку Лаппы затянули вытяжку последней и соседней с нею кабинок несколькими слоями плёнки (порвали пакеты), закрепив их скотчем, уложили ровными рядами сигареты в ванночку, водрузили её на высоченную перегородку, так чтобы Валя не смог достать. И после отбоя, заманив недотёпу Куковалина в туалет, заперли его в кабинке. А из соседней подожгли «лекарство». Сами, разумеется, смотались, планируя выпустить Лёшу через полчаса.
Хорошо, Лису приспичило «сходить до ветру». Иначе всё закончилось бы намного печальнее.
- Микаэла Александровна, объяснительную мне. Как вы допустили подобное преступление? Это покушение на жизнь и здоровье товарища. Буду ставить вопрос о вашей профессиональной непригодности. А ваших … артистов поставим на учёт в ПДН.
Приплыли рыбы в Гватемалу… Доигрались, гаврики… Лекари-самоучки… Ведуны-целители… Чародеи- кудесники… Надо узнать, в МИДе ещё осталось местечко для меня? По этапу кандалами греметь что-то не хочется…
Тем временем Лёша оклемался настолько, что стал сопротивляться реанимационным мероприятиям.
- Не буду больше глотать воду, лопну ща.
- Не лопнешь, деточка, пей! – Елена Михайловна была неумолима. – Юлечка, ещё кубик…
И снова я не разобрала, что предлагается вколоть Куковалину. Ну да ладно. Живой, и слава богу!
Лёшу врач забрала в лазарет. А мы с Лисом устроили аутодафе для его приятелей. Публично, правда, не вышло, всё же час ночи. Но мы позаботимся о том, чтобы и до остальных «Бесов» дошёл наш гнев.
Говорил больше Гришка. У него мастерски получается вести воспитательные беседы. Где только слова такие находит?! Доходчивые, заставляющие почувствовать всю ужасающую мерзость совершённого поступка, проникнуться осознанием чудовищности вины, искренне раскаяться и слёзно молить о пощаде.
Отправив Эмпедоклов по кроватям, подождали, пока продукты горения табака окончательно выветрятся и , закрыв окна, отправились бай.

25. 08. 2018

Сразу после завтрака дети принялись мастерить себе маски на праздник по случаю завершения смены. Васька быстренько сориентировался и принудил к сотрудничеству Потапа.
- Василий! Не стыдно? – укоризненно покачала я головой.
- Неа! Чё стыдного-то? Если я рисовать совсем не умею. А Потапыч ас! Зафигачит мне щас масочку крутую! И Сеньку с Лёханом.
- Вы обнаглели, господа!
- Чё сразу обнаглели? Вы представляете, что Валя нарисует? С такой маской можно будет только пойти и повеситься! И Сенёк не дружит с художеством. И чё мы, как гоблины должны на маскарад идти? А Потапу не трудно! Он сам нам сказал. Да, Потапыч? Тебе ведь не трудно?
- Нет, мне нравится рисовать.
- А вы говорите! Ему нравится, а вы хотите лишить его всякого удовольствия! Вот всегда вы так, Микаэла Александровна! О людях не думаете!
По-моему, Вася зарвался. Мне не показалось?
- Василий!
- А я чё? Я ничё! Смотрю вот… Даже восторгнулся : так классно Потапыч малюет! Мы можем и вам маску нарисовать, да Айвазовский?
«Айвазовский» согласно кивнул.
- Это художник-маринист. Писал исключительно море.
- Да? Прикольно! – Васька шмыгнул носом. – Ну, так вы какую маску хотите, Микаэла Александровна? Вас можно божьей коровкой нарядить. Или спящей красавицей.
Василий внимательно посмотрел на меня и решительно отмёл один из вариантов:
- Не, красавица вам не идёт! Совсем! Категорически!
Спасибо, Вася!
- Вы и так красивая. Вам больше подойдёт древнегреческая девушка со змеями на кочане… ой, голове.
- Что? - ошалела я.
- Мы читали на литературе мифы, помните? Там была одна такая крутая чика с гадюками на баш… голове. Вы на неё очень похожи, вам пойдёт.
- Уверен, Васенька?
- Ну! Вы прям одно лицо с ней! Вот один в один! И глаза у вас такие же. Как посмотрите, я сразу каменею! И Сенёк. И Валя. Хотите её? Потапыч быстро начертит.
- Спасибо, Вася, обойдусь собственной маской.
- Какой?! О! Идея! - оживился мальчик. – Давайте вас невестой изобразим. Помните, как в ужастике, не помню каком, там невеста из могилы вылезла и к жениху, который её бросил, пришла тёмной ночью? Вам пойдёт! Грихан как увидит, сразу поймёт, что пора жениться.
- Вася!
Я смотрела на ученика, а по лицу моему ползли все существующие чувства разом.
Василий, похоже, заметил эти движения и, почесав нос, выдал:
- А чё такого-то? Я как лучше хочу. А то опять набегут всякие анжелики и уведут вашего парня из-под носа. А как поженитесь, он поймёт: всё, хана мне, буду любить одну жену. А то развод, раздел имущества! У меня тётка вот так же разводилась недавно. Ей повезло, отжала у мужа две квартиры, дачу, машину, дом в Черногории и ещё какую-то хрень. Ерунду, то есть. Да, ерунду. А вы разве отожмёте? Вы такая добрая, что последнее отдадите!
А ведь прав Васенька… Ой, как прав! Последние трусы отдам!
- А можно ещё маску Мэри Поппинс. Ток у неё фамилия стрёмная.
Я постаралась перевести внимание питомца со своей персоны на него самого:
- Тебе какую маску готовят?
- Калигулы. Круто, да?
Хм… Жестокий и сладострастный тиран-безумец? Оригинальный выбор, признаю!
- А почему твой выбор пал на этого императора? – полюбопытствовала я.
- Какого императора? - удивился Васька и подстегнул Потапа. – Ты рисуй, рисуй, не отвлекайся. Какого императора, Микаэла Александровна? Осла, а не императора!
Ну…. Не знаю, не знаю… Вряд ли он сам считал себя ослом.
- Сеник - Пегасик, а Валя - Брыкун. Это такие отмороженные ослы из мульта про Незнайку, помните? Вот мы они! Я придумал. Круто, да?
- Очень, Василий!
А Потап вдохновенно творил. Я любовалась тем, как мальчик быстро и едва уловимо кладёт штрихи на бумагу, создавая картинку. Вот уже явственно проступила на листке ослиная задорно-наглая ухмыляющаяся морда.
- А Грихану… этому… Александровичу тоже бы масочку придумать, - Васька удобно развалился в кресле . - Вы его кем видите, Микаэла Александровна?
- Григорием Александровичем вижу, человеком.
- Нет, надо что – то персонажистое. Как вам, например, Персей? Это если вы той мымрой с аспидами на голове будете. По-моему, отлично!
- Персей «той мымре с аспидами» голову отсёк, не забывай, Василий.
- Точняк! Не прокатит… Кем же его нарядить? - Дудукин задрал глаза к потолку и наморщил лоб. – Вампиром? Он вам крови знатно высосал! Вы прям бледная такая!
- Васенька, друг мой, мы прекрасно обойдёмся без масок.
- Как хотите! Моё дело предложить. Потап бы вам со скидкой в десять процентов нарисовал, всего за девять долларов.
Я встала с диванчика:
- Ты зарвался, Вася! Не забывай, с кем разговариваешь. Слишком либеральничаю я с вами! Так. Закончите со своими масками, поможете девочкам.
Не успел Васька ничего ответить, как в холл внедрилась Ольга Дмитриевна:
- Я не увидела объяснительной, Микаэла Александровна! Почему я должна за нею бегать? Это ваша прямая обязанность – приносить, что требуют!
Ага! Тапки в зубах не принести? Эля! Не бесись! Держи себя в руках!
- Где вожатый, почему его нет в отряде! Что за безобразие?! Разбаловала вас Юлия Винеровна, слишком много воли дала! За какие заслуги, непонятно.
- Григорий Александрович вместе с физруками готовит площадку для завтрашнего мероприятия.
Ольга Дмитриевна поджала крупный вишнёвый рот:
- В тихий час жду документ! И не смейте забыть!
- Не забуду, - вздохнула я.
Дама удалилась, а Васька, во всё время нашего с ней разговора отиравшийся поблизости, выдал:
- Я знаю, какую маску Грих…горию Александровичу надо. Тутанхамона!
Вася, ты угомонишься когда-нибудь?!
- Предложи ему сам. Думаю, вожатый будет в восторге.
День прошёл без происшествий. Какое счастье! Завтра выстоять и всёёёёёёё! Домой! Сразу напишу заявление на увольнение, едва приеду. Хватит! С меня хватит! Полжизни сожрали питомцы и администрация. А мне только двадцать два!

28. 08 2018

Я открыла глаза. На часах 6:37.
Гришка лежит, закинув руки на подушку над головой. Спит. Улыбается. Интересно, что снится. Мне сегодня показывали сон дурной, гадкий, кошмарный. Будто отправили Микаэлу Александровну работать в круглосуточный интернат для трудновоспитуемых детей. Семь дней в неделю. Двадцать четыре часа в сутки. На год. Без отпуска и выходных. И эти дети почему-то постоянно куда-то убегали, я не могла их собрать и завести в помещение. Они терялись, внезапно находились, но пропадали другие, и постоянно кого-то не хватало. Нет, В МИД!
Вчера привезли питомцев из лагеря, раздали родителям и вздохнули с облегчением: домой!
Я сидела и любовалась Лисом. И улыбалась мыслям. Не удержалась и осторожно поцеловала его нос. Гришка тут же открыл глаза, сграбастал меня в охапку и опрокинул на себя.
- Ты помнишь, куда мы сегодня идём? – тихо спросил он.
- Помню, - улыбнулась я, - поэтому отпусти скорее, нужно принять душ, накраситься, причесаться, то, сё…
- Потом… А сейчас…
Незаметно пронеслись полтора часа. К десяти нас ждёт тётя Лариса. А в двенадцать выписка гнома.
- Рубашку надень белую, Гриш. Я вчера её освежила и погладила.
- Спасибо! Когда успела?
- Пока ты боролся с засором на кухне. Цветы надо ещё купить, забыли совсем про них!
Владлена рожала в центре на ул. Академика Опарина. Там же работает и тётя Лариса.
Возле её кабинета сидела тучная и глубоко беременная не очень юная особа. Вот это её разнесло! А если и я так же расползусь?
Мы скромненько притулились на серый диванчик. Гришка скосил глаза на даму в положении, затем на меня, снова на даму и опять на меня.
- Готовься, Гриша, скоро в твоей жизни появится слон, - шепнула я ему в ухо.
- Ну, нет! Ты такой не станешь, - зарокотал он тихонько. - Эта наверняка и до беременности была коро… полной. Интересно, как её муж шпилит? Удобно?
- Гриша! – прошипела я. – Извращенец!
- Нет, я хороший, - и украдкой легонько куснул кончик моего уха.
Тут открылась дверь, и нас пригласили в кабинет.
- Как себя чувствуешь, - спросила Лариса Николаевна после обоюдных приветствий, поправляя блузу сиреневого докторского костюма, сидевшего на ней безупречно.
- Прекрасно! Порхаю бабочкой, - мы с Гришкой устроились рядышком на диванчике. Он держал в ладонях мою и перебирал, гладил пальцы.
- Тошнота, сонливость, чувство усталости, головокружения, обмороки.
- Ничего.
- Когда был первый день последних месячных?
Я назвала дату. Тётя Лариса покивала, разглядывая настольный календарь.
- Ориентировочная дата родов - 29 апреля. Проходи в смотровую, готовься.
Я порулила в смежную комнату. Лис за мной. Увидев ультрасовременное кресло, Гришка покраснел, но с интересом его разглядывал.
- Удобная штука? – зачем-то спросил он.
- Как сказать… Ничего так…
Руки мои нырнули под юбку и принялись стаскивать трусики. Освободившись от красного кружева, не нашла, куда положить, и вручила Гришке. Тот сжал их в кулаке, а потом сунул в карман. Норм. Ладно, хоть не потеряются.
Медсестра постелила на кресло одноразовую салфетку:
- Ложитесь, девушка.
Я посмотрела на Гришку, он на меня. И оба покраснели. Почему-то стало неловко. Словно нас застукали за чем-то постыдным. Я стояла и теребила край юбки, а Гришка достал из кармана мои трусы, посмотрел на них, скомкал и сунул в другой карман.
- Тебе помочь… устроиться? – тихо спросил он.
Я отрицательно замотала головой.
- Девушка, ложитесь, что вы время тянете? – медсестра перебирала какие-то инструменты. – Доктору нужно установить факт беременности и взять мазки.
- Сейчас.
Но разлечься в позе весьма пикантной при Лисе я никак не могла. А он не уходил. И не уходило смущение, не пропадала неловкость.
- Вы зачем здесь, молодой человек? – Лариса Николаевна вошла в смотровую, вскрыла упаковку стерильных перчаток.
- С ней.
- С какой целью? – доктор надела перчатки . – Эля, проходи на кресло.
Лис пожал плечами:
- Посмотреть. Вдруг помощь понадобится.
- Не стоит, Гриша. Поверьте моему опыту, ничего нового вы не увидите, да и я вполне справляюсь без посторонней помощи. Подождите там.
Лис покраснел и вышел. С моими трусами в левом кармане пиджака. И опустился на диванчик. Он так и сидел пунцовый. До тех пор, пока я не вернулась. А увидев меня, запылал ещё сильнее. Хм… Что это с ним? Лис-стесняшка?
Я склонилась к его уху и тихонечко потребовала:
- Отдай трусы.
- Какие трусы?
- Красные.
- Я в синих.
Это все мужики, сопровождая супругу к гинекологу, разум теряют? Или только моему свезло?
- Мои. Кружевные. Красные. С бантиком на попе.
- Разве они у меня?
- Не поверишь, да! В левом кармане.
Лис сунул лапу в левый карман: на свет божий вытянулся крохотный лоскут алого гипюра. Мигом нацепив его, куда следует, плюхнулась рядом с Гришкой. Тот сжал мои пальцы. Рука его была холодной.
Тётя Лариса вернулась за стол, что-то записала в электронной карте, и сообщила результаты осмотра.
- Ну, что ж. По срокам наблюдается беременность в шесть недель. Матка увеличена незначительно, размером с небольшой апельсин или крупную сливу.
Я мысленно представила апельсин в своём животе. Потом два апельсина. Потом ведро апельсинов. Не лопну?
- А можно сделать УЗИ, чтобы на него посмотреть? Девочка, мальчик? Нам бы девочку, – задал вопрос Лис.
Тётя Лариса взглянула на Гришку, как на юродивого.
- Сейчас позвоню аисту, оформим заказ. Глаза какого цвета делаем? – пошутила она.
Гришка понял, что лоханулся, и улыбнулся:
- Зелёного. Как у мамы.
- На этом сроке нет смысла делать УЗИ, если нет подозрений на патологию. Увидеть на картинке сможете лишь небольшое пятно. До девочек-мальчиков ещё долго. Хотите знать, как сейчас выглядит эмбрион?
Мы синхронно кивнули, а Гришка ещё сильнее сжал мою ладонь.
- У него уже появляются зачатки ножек и ручек. Личико еще не приобрело четких очертаний, но можно разглядеть ротик и глазные впадины. Уже бьётся сердце. Размер эмбриона всего несколько миллиметров. Сейчас закладываются все органы и системы. Кстати, кожица его настолько тонкая, что через неё всё видно.
Тётя Лариса рассказала нам об изменениях, происходящих на этом сроке в моём организме. И Гришка в это время косился на меня. На лице его всё явственнее читалось сострадание.
- Если токсикоза нет, то уже не будет, и это хорошо. В редких случаях он возвращается в более сильной форме: с неукротимой рвотой, отвращением к пище, обмороками, повышенным слюноотделением, сонливостью и слабостью. Сейчас выпишу направления, сдашь анализы. Завтра утром, часов в девять, приедет лаборантка, заберёт. Вы не спите в девять?
- Нет, - мотнула я головой.
- Отлично! Тогда я отправлю девочку к девяти. Вопросы есть?
- Нет.
- Больше отдыхай, двигайся, ешь много фруктов и овощей, молочных продуктов, лучше кисломолочных. И жду через две недели. Позвонишь, уточним время.
- Спасибо, тёть Ларис, - я поднялась с диванчика. – До свидания.
В коридоре Лис крепко обнял меня, поцеловал и шепнул:
- Любимая… Рожать будем вместе. Хочу видеть, как моя девочка появится на свет.
- Думаешь, тебе стоит это видеть?
- Думаю! И не спорь! Я папа!
Мы целовались долго и вкусно. В небольшой нише перед кабинетом, где стояли лавочки и диванчики, в этот час никого не было. И никто нам не мешал …
- Вы ещё тут? – удивилась Лариса Николаевна, выглянув спустя полчаса.
- Да… Нам на выписку к двенадцати. Родила вот. Забрать надо, - бормотал смущённый Лис.
Тётя Лариса едва не покрутила пальцем у виска, но сдержалась.
- Ну, если родила, то забрать обязательно нужно.
И свернула по коридору вправо.
А мы отправились в соседний корпус.
Возле зала для выписки уже собралась группа родственников. И как баобаб среди кустарника, возвышался над толпой кофейно-смуглый, с чёрными миндалевидными глазами и пухлыми губами, громадный и высоченный... Кстати, как его зовут? Не помню. Чунга-Чанга?
Лучше бы мы прошли мимо. Но кто же знал – то?

Да, кто же знал – то?!
Мы не спеша подтягивались к залу для церемоний. Или как он правильно называется? А кофейно-смуглый, прогнусавив по телефону что-то вроде «J'ai eu un fils», повернул голову и увидел Лиса. И застыл соляным столбом. Правда, ненадолго. Спустя мгновение глаза его негритянские запылали огнём адских костров, красивый, совсем не обезьяний, нос хищно дрогнул, чуть приоткрылись роскошные губы, обнажая кончики белоснежных, несколько длинноватых острых клыков… Парень сделал было вид, что его здесь нет, что это вовсе не он: обознатушки-перепрятушки. Это вовсе тень отца Гамлета заглянула мимоходом из ада в рай - проведать людишек. Но тщетно.
Лис уже запеленговал объект и замедлил шаг.
- Какого х-х… хорька делает тут этот х-х… хорёк?!
- Какой именно? – я смотрела на Лиса и видела, что тот заметно нервничает.
- В белом костюме, - Гришка отпустил мою ладонь и положил руку свою мне на талию.
- Я так понимаю – это папенька гнома на выписку припожаловал. Теперь тебе нет необходимости изображать плодовитого отца семейства, - я беспечно улыбнулась Лису, сняла с лацкана пиджака приставшую пылинку и чмокнула парня в щёку. – Можешь расслабиться и получать от жизни приятные бонусы.
- Так-то оно так… Я бы с удовольствием эти бонусы, - Гришка шёпотом выругался. – Но у нас с этим перцем кое-какие тёрки.
Я отлепилась от Лиса и встала перед ним, заглядывая в глаза.
- Ты меня пугаешь, Гриш. Что за тёрки?
- Неважно, тебе это знать не обязательно. Но, блин, кто ж знал, что он Владкин тр … возлюбленный…
В этот момент встречающих пригласили в зал. Под торжественную музыку мы стройной толпой потянулись к месту выписки.
Красивая дама лет сорока, со слащавой улыбкой и сюсюкающей манерой произносить фразы, «завела патефон»:
- В этот светлый августОвский день…
- Августовский, - машинально поправила я.
Дама покосилась на меня, но проигнорила и продолжила.
- Мы собрались здесь для того, чтобы встретить вновь пришедшего в мир человечка. Его маленькие глазки с удивлением глядят на вас: малышу только предстоит узнать, что у него есть не только мама, но и папа, и дедушка и бабушка…
Я перестала слушать её елейные речи и уставилась на кофейного. Интересно, какие такие «тёрки» у Лиса с ним.
А папаша, исполненный важностью момента, светился новеньким империалом. Или луидором. И ни фигушечки не понимал из речи ведущей.
- А вот и наш малыш! – возгласила дама, и под звуки венского вальса в исполнении Мирей Матьё вышла Владлена в сопровождении медсестры со свёртком. Они застыли перед собравшимися, улыбающиеся, а голос французской певицы летел над залом, отражаясь от высокого потолка.

Pardonne-moi ce caprice d'enfant
Pardonne-moi, reviens moi comme avant…

«Прости мне этот детский каприз», - взывала героиня к неизвестному возлюбленному, умоляя его вернуться.
Ничего так каприз: три шестьсот двадцать на пятьдесят четыре.
Кофейный сверкал глазами и пожирал ими Владлену.
- Папочка, протяните ваши ручки, возьмите сыночка, прижмите к сердцу своему, - командовала ведущая.
Квартерон, не смысливший ни бельмеса в русском, продолжал счастливо лыбиться и стоять сталагмитом. Пока его кто-то не двинул кулаком в спину, выпихивая на середину. Легонько так. Папаша шагнул вперёд, медсестра подсуетилась и передала свёрток.
Даже не взглянув на сына, потомок скакальца под пальмами снова завис. Владлена вцепилась ему в рукав, поставила рядом с собой, и пара принялась принимать поздравления.
Гном, сморщенный и красный, какое-то время таращил голубые глаза на публику, а потом как-то резко закрыл их и затих.
- Гриш, он ребёнка не задавил случаем лапищами огромными? Что-то гном внезапно выключился.
- Хы зы… Я младенца впервые вижу. Может, у них так надо – внезапно выключаться.
- Может быть.
Мы выслушали поздравлялки, поздравили сами, всучив Владлене скромный букет чайных роз, и девушка принялась знакомить собравшихся с отцом ребёнка:
- Познакомьтесь, господа! Это - отец Лёвушки. Наследный принц африканского дедушки. Владелец нефтяных вышек, приисков и прочей херни.
- Кто? Этот гоблин? – тихо удивился Гришка.
- Почему гоблин? Он красавчик! Просто красавчик!
Гришка повернул голову в мою сторону, прищурил один глаз, а вторым взглянул на меня с сожалением и с таким выражением, в котором явственно читалось: «Женщина! Ты ничего не попутала?»
- Ну красивый же! И принц! Прикольно!
Гришка не ответил, только усмехнулся.
Тем временем группа встречающих поздравляльщиков вырулила из здания и загрузилась в белый лимузин, на макушке которого расправил крылья железный аист с корзиночкой в клюве. Корзиночка обмотана синими лентами, а в ней лежал пластиковый пупс в кружевах.
Владлена, сидевшая рядом с Кристианом, пылала щеками, рассказывала, как мучительно и долго появлялся на свет её сыночка, как он измучил мамочку всю, от маковки до пяточек. И какой он был красный, и как закричал басом и стукнул кулачком доктора в подбородок. И как жадно ухватил в первый раз грудь, больно прикусив сосок, как первый раз срыгнул-пописал-покакал. И бесконечно поправляла кружево на конверте, умильно улыбаясь спящему гному, заметно похорошевшему. На папу похож. Такой же красавчик вырастет.
Кристиан бестолково улыбался, держа свёрток, словно тряпичную куклу, и ни разу не посмотрел на сына. Ни разу. Мельком не считается. Зато не сводил глаз с Лиса. А Лис с него.
Что же такое между ними произошло? Я вспомнила, как Гришка рассказывал тогда, в нашу первую новогоднюю ночь, когда мы брели по Васильевскому спуску, что недавно приехал из Парижа, куда летал на пару дней. За подарком маме на своё восемнадцатилетие.
Нет, ну почему он мне ничего не рассказывает, хитрый Лис? Темнит и темнит! Я же умру от любопытства!
Банкет по случаю принятия новорождённого в семью отец Владлены закатил знатный! В загородном доме.
На зелёной лужайке под белоснежными тентами ломились от яств столы. На цепях между столбов, окружённая кипенно-белыми шёлковыми драпировками, качалась позолоченная люлька, куда уложили драгоценного Льва. Возле неё в белом резном кресле сидела нянька – бывший врач-педиатр. Неслышно сновали официанты, тонко звенели бокалы, сиял прозрачный фарфор, фоном плыла лёгкая музыка…
Гришка подал мне бокал апельсинового сока, себе наплескал коньячка – немного, одну треть бокала, и стал пить мелкими глотками, не торопясь.
Застолье катилось гладко, без скачков на ухабах и падений в ямы. Лис был задумчив и тих. Как обычно, когда его занимает какая-то очень важная мысль. Он жевал деликатесы, подкладывал мне на тарелки, бесконечно заменяемые официантами на чистые, самые сочные и лакомые кусочки, напоминая, что есть мне нужно за двоих (я же лопну) и изредка посверливал глазами отца Льва.
Я потягивала коктейль из свежевыжатых соков и слушала поздравительные речи, когда Лис вытащил из подставки затейливо скрученную салфетку, что-то написал, скомкал и подозвал человека.
- Передайте счастливому папаше.
Официант кивнул и поспешил выполнить распоряжение.
А Лис не сводил с негритянского принца чёрных глаз своих.
Получив салфеточку, наследник нефтяных вышек сбледнул с лица, забегал глазами, засуетился, но тут же притих. Это Владлена попеняла ему: негоже в приличных домах обезьянничать, не Африка!
После возлияний народ потянуло совершить променад по приусадебному парку.
- Эль, погуляй пока одна, мне нужно кое о чём перетереть с этим… принцем.
- Ты можешь объяснить, в чём дело? – я оглянулась на кофейного. Тот пробирался сквозь негустую толпу с явными враждебными намерениями.
- Эля, тебя это не касается пока. Узнаешь в своё время. Иди погуляй, подыши цветочками, тебе полезно, я сейчас, - Лис, не спуская глаз с квартерона, отодвинул меня, как корзинку с ненужным барахлом, в сторону, и устремился навстречу … Как же его зовут? Гришка называл. Кристофер? Карл? Кончита? Нет, Кончита – женское имя. Вроде… Как же его зовут? Кристиан! Точно! Его зовут Кристиан!
Они сошлись. Волна и камень, стихи и проза, лед и пламень. То есть Лис и Кристиан. Ещё точнее: Гришка наплыл на кофейного, как ледокол на мелкий айсберг. И быстро-быстро негромко загнусавили по-французски, отойдя под сень клёна. Я едва вылавливала из непрерывного потока фраз и понимала отдельные слова.
Парни застыли в метре друг от друга и сыпали искрами из глаз. Из ноздрей валил дым, как у сказочных драконов, нервно били по полу шипастые хвосты… Так, Эля… Не увлекайся… Короче, парни одаривали друг друга комплиментами.
А меня раздирало любопытство и мучила тревога. За Лиса, за кого же ещё!
Парни перебрёхивались минут пятнадцать, пока отца семейства не уволокла Владлена.
Гришка подошёл ко мне, обнял, поцеловал, дохнув парами коньяка, и повёл в глубину парка.
- Объяснений я, похоже, не получу, да, Гриш?
Лис о чём-то напряжённо думал и не сразу услышал меня.
- Гри-ша-а! Ты тут?
- А? Да, всё нормально!
- Не хочешь ничего рассказать?
- Хочу. И расскажу. Но чуть позже. Когда все снова соберутся за столами.
Мы бродили по аккуратным аллеям и молчали. Гришка думу думал, а я изнывала от любопытства.
Наконец все бродящие особи вновь сбились в стаю за столами, на которых волнующе дразнила ароматами новая перемена блюд.
Гришка есть не стал. Он явно нервничал, наблюдая за африканским царьком, а я слушала речи гостей, которые попеременно подходили к микрофону, и как сказочные феи, одаривали малыша, кто чем мог.
Родители стояли у колыбели и плавились от счастья. Особенно африканский потомок. Вот ведь как пробрало парня! Восемь месяцев не вспоминал о возлюбленной, а сейчас словно голубь вкруг голубки топчется!
Гора подарков на столе рядом с люлькой высилась, картонный «почтовый» ящик, куда гости бросали конверты с купюрами, переполнился.
Лис набулькал очередной бокал из весёленькой бутылочки с надписью «Albert Pitaud», мрачно взглянул на кофейного, недобро ухмыльнулся и потопал к микрофону, бросив мне:
- Сиди тут!
Норм! Ладно, сижу!
А Лис окинул присутствующих взглядом гордого индейца, вышедшего на тропу войны и бросившего вызов вождю враждебного племени, достал из внутреннего кармана синий конверт, куда накануне мы накидали несколько купюр «ервов», сунул его в прорезь синего домика и, широко улыбнувшись Владлене, взялся за микрофон.
- Дамы и господа! Счастливое событие в жизни моей сестры Владлены собрало нас вместе.
Я внимала Лису. Да, красиво говорить мальчик научился! Без присюсюкиваний и глупых словечек, типа «комочек», «зайчуля», «лапотуля», «сынулечка», «кровинушка». Без уменьшительно-ласкательных суффиксов и прочей слащавой мути. Спокойно, трезво, здраво, красиво! По-мужски, одним словом.
- Надеюсь, ты будешь отличной мамой и воспитаешь классного парня, - текла Лисова речь. - А теперь мои пожелания отцу маленького Льва.
Гришка повернулся к Кристиану.
- Надеюсь, у этого маргинала хватит ума, чтобы поскорее покинуть приличное общество и никогда не напоминать о себе.
Присутствующие притихли. Даже музыка, ненавязчиво звучавшая где-то в отдалении, смолкла.
- Да, господа, вы не ослышались. Перед вами не Кристиан, как он назвал себя Владлене, не наследный принц африканского царька, не владелец скважин и приисков. Это Нахум Бараса – мелкий гад и средней руки мошенник, рождённый в криминальном районе Парижа возле Gare du Nord матерью-шлюхой и отцом-мулатом, незаконнорожденным сыном кенийского мажора-повесы. Впрочем, мажор и не подозревает о существовании сына и внука. Теперь и правнука.
«Владелец заводов, газет, пароходов» не понял ни слова из Гришкиной речи, но просёк, что происходит нечто неприятное для него. Судя по вытянувшимся лицам присутствующих. Он зарыскал глазами по гостям, по Владлене и снова перевёл их на Лиса.
Я отыскала взглядом родителей Владлены: матушке было дурно. Очень дурно. Не нужно быть доктором, чтобы сообразить. Она ловила ртом воздух, грудь её судорожно вздымалась и опускалась, породистое лицо стремительно бледнело. Она, словно веером, махала перед собою ладонью с растопыренными пальцами, унизанными перстнями с бриллиантами, и собиралась незамедлительно грянуться в обморок. Батюшка Владлены, словно полновесный буряк на грядке, крутил головой на толстой шее и, видимо, чем-то давился. Наконец сглотнул, закашлялся и воззрился на Лиса-разоблачителя.
- Не далее как в декабре, перед Новым годом, судьба свела меня с ним на Монмартре в базилике Сакре-Кёр. И пока я любовался видами Парижа, этот тип стянул мой бумажник. Как выяснилось позже, молодчик «сфотографировал» меня в одном из ювелирных магазинчиков, где я выбирал подарок маме на день рождения. И вёл до самой вершины холма, чтобы в толпе туристов ловко избавить меня и от денег, и от купленного колечка. Но, благодаря бдительности парня из Англии, который случайно оказался рядом и просёк маневры негодяя, его схватили с поличным. В участке я и узнал об этом типе всю подноготную. Его, насколько помню, сразу закрыли. Не знаю, какой срок за карманную кражу во Франции, но что-то раненько он оказался на свободе.
Гришка отошёл от микрофона и вернулся ко мне.
Гости пребывали в шоке. Они отложили вилки-ножи и сосредоточенно смотрели на «царька», всё ещё улыбавшегося, но уже не так жизнерадостно.
Первой прорвало Владлену. Она закричала что-то по-французски, перемежая язык Дюма с русским фразами и с исконно русскими ругательствами. Опомнились и родители. Они окружили «царька» и потребовали ответа.
Тот сохранял самообладание и спокойно доказывал всем и вся, что Гришка его оболгал с какой-то грязной целью. Что всё Лисом сказанное – враньё чистой воды, что он, Кристиан, потомок древнего Кенийского рода, что он благороден и честен, а Гришка подл, расчётлив и лжив. Но глаза потомка бегали, как глаза загнанного зверя.
Конфликт разрастался. Кое-кто из гостей поспешил убраться от греха подальше – остались самые близкие.
Батюшка Владлены наконец-то вызвал службу безопасности.
А Нахум Бараса, увидев приближающихся охранников, внезапно выхватил из колыбельки Льва, молниеносно что-то вытащил из кармана брюк и приставил к свёртку.
Нож?

Фига се танец с саблями!
Владлена на миг оторопела, впрочем, как и все присутствующие, а затем оглушительно завизжала и бросилась на Нахумку. Но тот отступил и что-то залопотал, я не разобрала. По-видимому, что-то устрашающее, потому что девушка сразу остановилась, растерянно обвела присутствующих взглядом и завыла на одной ноте.
«Царёк» приказал всем охранникам встать так, чтобы он их мог видеть, и не рыпаться. Иначе ребёнок пострадает. Те повиновались.
Начальник службы безопасности с помощью отца юной мамочки завёл с парнем переговоры.
- Эля, быстро в дом! - скомандовал Гришка. - Запрись где-нибудь – хоть в туалете - и не выходи, пока я не позвоню. Кто знает, что у этого гада на уме и что в арсенале, кроме ножа.
- Ага! А ты?!
- Я мужчина, Эля! Слушай меня! У нас ребёнок, и я не хочу, чтобы ты пострадала. Быстро отсюда! Эля, быстрее!
Но едва я сделала шаг, как кофейный тут же развернулся в мою сторону и отчётливо произнёс по-французски короткую фразу. Мне настойчиво предлагалось стоять на месте. Как и всем присутствующим. А ещё лучше – сесть за столики и положить руки на столешницы, и не трогать телефоны. И молчать. И не двигаться.
Всё настолько серьёзно? Гости выполнили «нижайшую просьбу» Нахумки, не рискуя.
А «наследник» африканского дедушки принялся излагать требования. Он гнусавил, что раз уж планы его по вхождению в семью провалились, то он не прочь получить за это компенсацию. И озвучил весьма неприличную сумму. Все присутствующие аж вздрогнули от такой наглости. А Нахум Бараса цинично усмехался, прижимая к животу мирно спящего Льва. Повезло мальчику с папенькой! Добрый такой, заботливый…
Переговоры затягивались. Новоиспечённый дед пытался воззвать к разуму зятюшки, уверяя, что заявленной суммы у него нет, и вряд ли он соберёт её, даже если обратится к друзьям и знакомым за помощью. Никто, находясь в здравом уме, такие деньжищи не одолжит. И выдвигал свои условия. Но Нахумка был непоколебим.
Мы сидели за первым, ближайшем к месту разыгрывающейся драмы, столиком.
Время загустело, как остывший кисель, и едва тянулось. Так мне казалось. Находиться в одном положении без возможности пошевелиться – мучительно. А Бараса отслеживал малейшее копошение и орал, что если кто двинется, то перережет щенку глотку. Шенку! Лёвушке!
Жесть! Неужели никаких отцовских чувств у «царька» не возникло? Или это игра на нервах? Расчётливая и циничная.
У гостя за соседним столиком запиликал телефон. Нахумка разразился истеричной тирадой, чем разбудил и напугал малыша, скакнул к столику, схватил гаджет и яростно жахнул его о плитку дорожки. Но «ежевичка» видимо не пострадала, и «наследник» африканского престола остервенело потоптал аппарат ногой.
Да он ещё и псих, похоже! Бедный Лёва! Такие гены!
А Лев заходился в плаче. Оглушительном басовитом плаче, который раздражал родного папеньку. Бараса потряс свёрток, в надежде, что сын замолчит, но результата желаемого не получил. Лев продолжал голосить, и его мощное «Уа» вонзалось в уши разъярёнными шершнями, достигало мозга, пробуравливало его насквозь и застревало, потерявшись в извилинах.
Кричала и Владлена. Она захлёбывалась французскими словами, пытаясь воззвать к родительским чувствам квартерона. Но где бы их найти, эти чувства. Они даже мимо не пробегали.
Гришка поморщился и прошептал уголком рта:
- Кто бы его отвлёк… Я бы ребёнка выхватил…
- Мне завизжать?
Гришка скосил на меня глаза:
- Не смей! Сиди тихо, я сказал! Этот упырь не так прост и наивен, как кажется. Я ещё кое –что упустил, не рассказал, чтобы совсем уж публику не шокировать.
- Что?
- Неважно!
Ну-ну!
Полной престарелой даме, бабушке Владлены стало плохо. Она грузно осела на плетёном стуле и начала заваливаться на левый бок. Супруг её бросился было подхватить женщину, но Нахумка заорал, забесновался и швырнул в мужчину нож. То ли промахнулся, то ли специально так прицелился, чтобы едва задеть полную щёку пожилого человека. Кто знает!
Гришка решил воспользоваться моментом, рванулся из-за стола, но Барас мгновенно отреагировал, выхватив откуда-то из-за пазухи пистолет. Маленький такой пистолетик. С настоящими пулями. И направил его на Лиса.
Волосы решили встать дыбом, по телу стадами пронеслись мурашки, и где-то в самом низу живота моего болезненно заныло.
Гришка опустился на стул и сжал кулаки.
А Лев продолжал надрывно плакать. Затем внезапно затих, а по белому костюму Нахумки побежала тонкая мокрая дорожка.
Видимо, животу квартерона стало тепло и мокро, потому что он на мгновение отстранил от себя свёрток, грязно выругался и вновь прижал младенца к телу.
Снова начались уговоры-переговоры. Долгие, нудные и бесполезные. Бараска алкал денег и отступать не намеревался. Он тыкал пистолетиком направо-налево, брызгал слюной и бесконечное количество раз встряхивал младенца. Да, отказываться от диких денег и отступать проходимец не намеревался.
Зато намеревался наступать. Кто-то. С Нахумкиного тыла.
Очень осторожно, то замирая, то рывком продвигаясь вперёд, к «царьку» подбирался молодой человек в синей футболке и джинсах. Я посмотрела на гостей. Все, заметившие парня, быстро отвели взгляд, сосредоточив его на «наследнике» африканского вождя.
Гришка напрягся.
Всё произошло настолько стремительно, что Нахумка не успел среагировать. Парень, подбиравшийся с тыла, внезапно прыгнул на «царька», сжал и вывернул руку, держащую пистолетик. А Гришка в этот момент таким же стремительным прыжком подскочил к квартерону и выхватил уставшего от крика Льва.
«Наследничка» скрутили, и началась рутинная передача преступника правосудию. Надеюсь, Нахумке воздастся сторицей.
Далеко за полночь мы катили в такси домой. Гришка прижал меня к себе, положил голову на макушку мою и задремал.
- Спишь, Гриш?
Гришка коротко промычал отрицательный ответ.
- Ну спи.
- Я не сплю, Эль. Погуляем?
- Давай…
Таксист высадил нас недалеко от дома. Было прохладно, и Гришка накинул мне на плечи свой пиджак.
- Как ты себя чувствуешь?
- Хорошо.
Мы держались за руки и медленно брели в сторону Исторического музея. Ночь кралась за нами по пятам, густо лиловая, словно драгоценными камнями украшенная множеством огней.
- Кто был тот парень, Гриш? Который обезоружил Нахумку.
- Сын садовника. Отец попросил его приехать помочь с чем-то в оранжерее. Вовремя парень появился.
- Очень вовремя.
Мы помолчали, мысленно переживая события прошедшего дня.
- Я бы за своего ребёнка глотку перегрыз любому… За ребёнка и жену. А этот упырь… Как, Эль?! Как???!!! Как можно так жестоко обойтись с собственным сыном?! У меня в голове не укладывается!
- Он не ты, Гриш. Он из той породы приматов, для которых нет ничего дорогого, доброго, родного… Его не любили в детстве. Наверняка не любили. И он не научился любви. Он не знает, как это – любить, оберегать, радовать, лечить, утешать, ждать, переживать, принимать таким, какой есть… Он вырос в нищете в самом криминальном районе Парижа среди эмигрантов из стран Африки и Ближнего востока. А нищета может научить только одной любви – любви к деньгам. Этому он научился сполна.
- Ты не права, Эль. В бедности живёт много людей на земле, но не все настолько отбитые, чтобы… собственному сыну перерезать горло.
- Он не смог бы сделать это, Гриш. Не смог бы. Всё же ребёнок. Его сын.
- Смог бы. Я не всё о нём рассказал. Он бы смог.
- Не рассказывай. Не хочу знать ничего. Давай сменим тему.
Сменить тему помог телефонный звонок. Кому это я понадобилась в два часа после полуночи? Не глядя на экран, алёкнула.
- Микаэла Александровна, вы не спите? – голос Дудукина прорезал мировое пространство на частоте 900 мегагерц. Или какая там частота у волн сотовой связи?
- Хм… Василий... Ты на часы смотрел?
- Смотрел, поэтому и спрашиваю, спите вы или нет.
- Сплю, Вася, сплю. А ты мне снишься.
- Не смешная шутка, Микаэла Александровна. Но раз вы уже пробудились, то я вам сейчас кой чё расскажу.
И снова стало тоскливо на душе. Что за проказу измыслил «Бес» на этот раз?
- Может быть, не стоит, Васенька? Подожди до утра.
- Нет, я не смогу до утра, я же не усну! А вы всё равно уже бордствуете… бодрствуете! Слушайте, вам понравится!
- Дай-ка мне! – Гришка взял у меня гаджет и поставил на громкую связь.
- Я про письма. Грихан всё не телится…
Лис дёрнулся и возмущённо вытаращил глаза.
- Вася! – осадила я резвого на язык мальчика.
- Ой… Ну, в смысле, не копирует и не выкладывает ничего, а я мог бы организовать группу по обработке данных.
- Грихан, конечно, не телится, Василий, а твоя группа давно посмотрела «Спокойно ночи, малыши» и сладко сопит в кроватках. Чего и тебе настоятельно советую, - пророкотал в трубку Лис.
- Ой… И ты… вы тут! А я чё?! Я ничё! Я вот какую фишку придумал, - не унимался Дудукин. – Вы только послушайте, спать всегда прогоните, а я забуду идею.
- Говори. Так и быть, выслушаем тебя, - смилостивилась я. Не отвяжешься же от Васи.
- Нам надо снять фильм про наши письма: как нашли горшок, как начали искать авторов писем. Я готов снова в подземелье упасть, и чтобы Грихан меня вытаскивал и тащил на себе вместе с горшком до самого лагеря. Грихана надо будет посильнее в грязи вывалять, чтобы люди не подумали, что мы брешем. Для правдоподобности.
- А «лещами» тебя не угостить? Для правдоподобности, - возмутился Лис.
- Не, я не ем рыбу. Не люблю. Она воняет противно. А потом, когда найдём тех, кто писал эти послания, у них интервью взять. Я буду главный журналист, как Малахов. Я даже фирменную фразу придумал, вот послушайте.
Васька откашлялся, шумно вдохнул и гаркнул в трубку:
- На сегодня всё. Берегите себя и свои письма! Это после каждой серии так говорить. Представляете, как мы хайпанём?!
- Ещё как представляю! Тебя именно хайп интересует или загадочная история с письмами? – поинтересовалась я.
- Вообще-то меня интересует всё! Но хайп сам по себе никогда не помешает. А еще предлагаю такую фишку. Когда вы с Гриханом будете жениться, чтобы эти писатели у вас на свадьбе вместо ваших родителей сидели. Речь там всякую сказали, перекрестили напоследок, ну и всё остальное, чё ещё принято на свадьбах и поминках …
- Васенька, ты придумал очень интересную вещь! Давай договоримся так: встречаемся первого сентября в школе и на первом же классном собрании обсуждаем твои предложения.
Ага-ага! Я к тому времени срулю из школы с песней! Завтра же напишу заявление Юлии Винеровне.
- Вы там спать хотите? - Василий был настроен поболтать подольше. - А то у меня вот ещё какая идея! Надо наш театр поднимать с колен, как раба! Выходить на просторы, в массы! Выкладывать в сеть все видосы. У нас же полно видосов. Самый офигенский, где мы вечерами на хуторе близ Диканьки с сардельками ходили. Знаете, какой я стану герой Ютуба? Меня на улице начнут узнавать, подписчиков наберём миллиона три… дцать… Селфи с поклонниками, бабло за рекламу…
- Васян, шёл бы ты мечтать в кроватку! - остановил парня Лис. – Сказано – первого сентября решите всё. Бай-бай!
И Гришка отключил мобильник.
Мы бродили до рассвета. Взявшись за руки, медленно шли по улицам, сворачивая наугад. На душе было светло и легко: все неприятности позади, Лис, мой любимый Лис, со мной, а во мне – крохотная частичка, сотканная из нашей плоти и крови.
На углу Никольской настиг новый телефонный звонок.
- Здорово, Диман! – ответил Лис и включил громкую связь. – Что так рано?
- Дело есть. Батя просил привезти асфальтовой крошки, дорожки на даче засыпать. Поможешь?
- Откуда у меня асфальтовая крошка?
- Крошка не у тебя, на М 5. Там куча у обочины навалена. Пару-тройку мешков насыплем. Сгоняй со мной, одному влом.
- М 5 тянется хы зы куда. Где хоть эта куча? И чего так рано подорвался?
- Да мне на работу к восьми, хочу успеть.
- До выходного потерпи.
- Батя припёр уже, каждый день нудит – привези-привези. Погнали смотаем, тут недалеко.
- А чего не с кем другим? Владоса или Некита попроси.
- Владос в Тайланде с бабой, Некит ногу сломал.
- Реально ногу сломал?
- Да, в гипсе прыгает. Ну чё, едешь?
Гришка подумал пару секунд и посмотрел на меня. Я мотала головой: «Не сметь, Гриша, домой!» Но Гришка понял мои головотрясения по-своему.
- Лан, погнали. Сейчас Элю домой заведу.
- Бери с собой, прогуляется. И нам не скучно будет в обществе красивой девушки.
- Оки, давай! Где нас подхватишь?
Парни договорились о встрече , а я с укором воззрилась на Лиса.
- Эль, всего два мешка крошки. Никому не нужной асфальтовой крошки. Потом сразу домой.
Димка прибыл минут через двадцать. Мы уселись в салон и покатили.
Ехали долго, а никакой кучи не обнаруживалось.
- Ну и где эта крошка? – я смотрела в окно. Густой туман стелился по траве, пряча кусты и низкие деревца, отчего их макушки казались небольшими островками или кусочками яблочного мармелада в растаявшем мороженом.
- Ща будет, - успокоил Диман.
- Под Рязанью?
- Нет, ты что! Ближе!
- Дай-то бог!
Наконец показались кучи. Целых две. Первую Диман проигнорил – не понравились слишком крупные куски. А вот вторая пришлась ему по нраву.
- Отсюда и насыплем.
Парни выбрались из машинки, достали мешки и принялись за дело. Когда два мешка уже легли в багажник, откуда ни возьмись появился тракторист. Он остановил свой драндулет аккурат возле увлечённо орудующих лопатами парней и хрипло забасил:
- Бог в помощь!
- Спасибо! – ответил Дима.
- Чем это вы тут промышляете?
- Крошку асфальтовую набираем. Дорожки на даче засыпать.
Тракторист усмехнулся:
- Вы парни не крошку набираете, а срок себе тюремный.
- С какого перепуга? – отозвался Дима.
- А с такого: хищение государственного имущества. Это не крошка, а холодный асфальт. Дорогу сейчас латать начнём.
Парни переглянулись.
- Крошка вон там, - продолжал тракторист и показал рукой на кучу, которой побрезговал Гришкин приятель.
Димка почесал макушку.
- Жалко вываливать. Накидывали, старались.
- А придётся, - тракторист убедительно кивал. – Бросай работу, парни.
Гришка невозмутимо досыпал третий мешок, погрузил в багажник, достал бумажник, извлёк зелёную купюру в сто евро и сунул рабочему.
- Считай, что мы его купили.
Норм! Иногда из Лиса так и прёт его мажористость. А надо бы скромнее быть, Гриша, скромнее.

29. 08. 2018

Не успели зайти в квартиру, как заверещал домофон.
- Кто это? - удивился Лис. – Мы кого-то ждём?
- Анализы.
- Точняк, шо то я забыл.
- Удивляюсь, как ты сам себя в кабинете не потерял. Краснел, как синьор Помидор, и нёс чушь.
- Я же не каждый день гинекологов навещаю. Впечатлился немного.
- Какой ты впечатлительный! А ещё собрался на родах присутствовать. Зачем? Чтобы от всей души поваляться в обмороке?
- Я обиделся.
- Гриш, мама рассказывала, как папаш с партнёрских родов выносили из зала почти бездыханных. Да и не пускают их к ногам жены, стоят у головы, гладят, шепчут нежности … Ну, кто как, короче. А само появление на свет малыша – зрелище не для слабонервных. Я как-то смотрела у мамы учебные фильмы. Сама чуть в обморок не грянулась.
- Шутишь! Кстати, надо посмотреть. Покажешь кинцо?
- Запросто!
Лаборантка оказалась девушкой улыбчивой и милой. Она быстро распаковала квадратный чемоданчик, извлекла из него пробирку с цветной крышечкой, ловко перемотала жгутом моё предплечье, ввела тончайшую иглу, и пробирка сама высосала из вены нужную порцию крови. Абсолютно безболезненно.
Забрав у меня, всё, что было нужно, девушка ушла.
- А теперь не мешало бы перекусить, - я направилась в кухню. – Поможешь мне нарезать бутеров? В микроволновку сунем.
- Без проблем!
Я вручила Гришке слайсер и устроилась напротив, наблюдая, как он полосует сыр, буженину, копчёный окорок, хлеб, солёные огурцы и свежие помидорки. А сама смешивала горчичный соус с базиликом и прочим.
- Эль, - Гришка укладывал собранные бутерброды в печку. - Время бежит, а ты молчишь. Нужно что-то решать, поставить в известность родителей, бабушек, дедушек. Мой ребёнок – не бастард какой-то, я хочу, чтобы всё было правильно.
- Правильно – это как?
- Правильно, Эля, - это когда малыш рождается в браке. Что тут непонятного? – Гришка включил микроволновку, чайник и сел рядышком со мной. – Чего ты ждёшь?
Я пожала плечами.
- Ты уверен, что тебе всё это нужно? Вся эта канитель: я, ребёнок… Семья, короче… Тебе восемнадцать, Гриш. Только восемнадцать. Никто из твоих друзей даже не думает о женитьбе, это у них в отдалённой перспективе. Если есть вообще. Я боюсь, что ты разочаруешься и сбежишь. Устанешь от пелёнок, плача, прочих проблем, и сбежишь… Тогда… Тогда я сломаюсь окончательно… Не смогу выплыть… Я этого не хочу.
- Ясно! – Гришка нахмурился. Он мял кусочек хлебного мякиша и молчал.
Молчала и я. Да и что я могла сказать ещё? Да, я боюсь. Боюсь того, что он не выдержит, разочаруется, ему всё надоест и Лис сбежит. В восемнадцать хочется гулять, а не люльку качать.
Звякнула печка, Лис вынул и разложил на блюде бутерброды, заварил чай.
Ели в тишине. Видно было, что Гришка обиделся. Он нарочито громко звенел ложечкой по стенкам чашки, размешивая в горячем чае прошлогодний застывший мёд, хрустел ломтиками огурца, откусывал большие куски от бутерброда, шумно прихлёбывал. Понятно, включил быдлана, чтобы меня потроллить. Знает, как я не выношу бескультурья за столом. И не только за ним.
В самый разгар чинного застолья заскрёбся в замке ключ, входная дверь распахнулась, впуская в избу оживлённое многоголосье. Квартет из бабушек-дедушек прибыл с гастролями. Сейчас начнёёёёёёётся! Они же не были на вчерашнем банкете. Начнут выспрашивать, любопытничать, просить показать фотографии.
Мы вышли навстречу гостям. Деды всучили Гришке сумки, полные припасов, бабушки поочерёдно давали наставления, что куда положить, что использовать раньше. А то мы совсем дети, не сообразим, что к чему!
Быстро разместив принесённое по «амбарам и сусекам», запекли небольшую горушку новых бутербродиков и чинно уселись за стол большой компанией.
Дед 1, славный труженик известной конторы, уже был в курсе произошедшего на банкете, оповестил об этом бабушек и деда 2. Но ведь бабушкам нужно знать всё в подробностях да из первых уст! Вот и пришлось мне рассказывать, как славно провели вечерок и часть ночи.
Бабушки ахали, охали, таращили глаза, всплёскивали руками, пару раз прослезились, жалеючи Лёвушку, и вынесли вердикт:
- Довертела хвостом девка!
Ну… согласна!
А Гришка пристально рассматривал мой профиль да аккуратно топтал мою ногу под столом.
И не думай, Гриша! Рано моим знать о нашем с тобой малыше! Рано! Потом. Когда-нибудь. Но не сейчас.
Однако Лис был иного мнения. Не успели мы после завтрака убрать со стола, загрузить посуду в машину и рассесться в гостиной, как парень начал с места в карьер воплощать задуманное в жизнь.
- Разве молодёжь слушает старших? - бабуля 1 старательно намывала кости Владлене. - Учат их, учат, ан, нет! Так и норовят по чужим граблям туда-обратно проскакать! Сначала рожают, потом узнают, от кого! Распустились донельзя! То ли дело наша внучка! Всё распланирует, всё по полочкам разложит, всё взвесит и обдумает, прежде чем что-то делать!
Она точно обо мне? Ничего не попутала? Или у них есть ещё одна, тайная, внучка?
- Да, наша Элечка в беременные авантюры не бросается, нас, стариков, не позорит. У девочки всё, как положено исстари. Сначала честным пирком да за свадебку, потом дети. Когда она ещё рожать соберётся! - поддержала бабуля 2.
- Двадцать девятого апреля следующего года, - ловко ввернул Лис.
- Это потому, что мы правильно её воспитали, - кивнула Гришке бабуля 1 и осеклась. – Какого апреля, молодой человек?
- Двадцать девятого. Девятнадцатого года. Вы уже шесть недель, как прабабушки, - не моргнув глазом, продолжил Гришка. – Пора пелёнки запасать. Я тут в интернете коляску присмотрел прикольную, недорогую, триста двадцать тысяч всего. Но очень удобную. Там есть и …
- Зачем коляску? – бабушки выпали в осадок, как соли кислоты, и смотрели на Григория с недоумением.
- Не на руках же носить дочку. Это вредно для малыша, - вещал Лис. - А в коляске ортопедический матрасик для формирования правильной осанки, специальные…
- Довертела хвостом девка! - припечатал дед 2 и хлопнул ладонью по деревянному подлокотнику кресла.
Гулкий звук неприятно резанул уши. Бабушки вздрогнули.
- На-ка, бабка, покачай, получился невзначай! – добил женщин дед 1.
Бабуля 1 смотрела на меня, словно фанат на развенчанного кумира, уличённого во всех мыслимых и немыслимых пороках. Губы её сами сложились в презрительную гримасску и выплюнули:
- Не ожидала от тебя, милочка, не ожидала! И от вас, молодой человек, тоже! Раз уж вы решили делить ложе с нашей девочкой, то нужно было позаботиться о её безопасности! Мужчина несёт ответственность за женщину, за все последствия. Раз уж у женщины в голове ветер!
Спасибо, бабуль! Впрочем, ты права – в голове у меня сквозняк.
- Так я и не отказываюсь! – Лис взял быка за рога. – Как только узнал о беременности, сразу сделал Эле предложение. Правда, без кольца и коленопреклонения, но сделал. А она отказала. Говорит, потом. Позже.
- Позже? К совершеннолетию ребёнка, не иначе! – закипала бабуля 1. – Дорогая моя, объясни нам причины твоего отказа.
- Нечего особо объяснять. Я не хочу связывать Гришу по рукам и ногам этим ребёнком. Не хочу, чтобы он женился на мне по необходимости. Не хочу, чтобы через пару месяцев разочаровался и сбежал. Я не хочу быть пудовой гирей на его шее. Пусть всё будет, как будет. А там посмотрим.
- Кхм… Здравая мысль, - неожиданно поддержал дед 2. – Парень только школу закончил, какой из него отец? Помню себя в этом возрасте: на уме девочки, танцы, мотоциклы. Лихо я гонял тогда! Да и ребёнок… Нужен ли он вам? Не лучше ли его… ампутировать, пока время терпит? Брак по залёту – вещь непрочная.
Бабушки задохнулись от возмущения и замахали руками:
- Ты чего несёшь, дурень старый? Ампутировать ему! - бабуля 2 гневно воззрилась на супруга.
- Им, кобелям, лишь бы как – только бы от проблемы избавиться! - подхватила первая. – Мы не о соседской глупой вертихвостке речь ведём, о родной!
А! То есть я вертихвостка! Глупая! Норм!
Гришка сверкнул глазищами:
- Сколько лет было вашему сыну, когда родилась Эля, не помните? Не семнадцать ли? А вашей дочери? Если мне восемнадцать, то я, по-вашему, беспутный гуляка? Я люблю Элю, мне с ней хорошо. Это мой ребёнок, только мне решать, родится он или нет. Я хочу этого ребёнка, хочу семью, хочу заботиться о них… Что не так?
- На какие средства вы планируете содержать семью, молодой человек? – ехидно усмехнулась бабуля 2 . – Или вы планируете всей молодой семьёй кормиться из папенькиного котла? Не думаю, что Александр Владимирович будет в восторге от подобной затеи.
- Я начну работать. Учиться и работать. Справимся.
- Безмерно ценю и уважаю ваше стремление к самостоятельности, Григорий, - бабуля 1 клокотала бурливым ключом. – Только как вы себе это представляете? Где работать собрались? На стройке подсобным рабочим за двадцатку в месяц? Или по утрам мести дворы? Разносчиком пиццы ? В костюме хомяка у зоопарка посетителей завлекать? В ресторане быстрого питания за свободной кассой стоять? Какая профессия у вас в руках, чем вы сможете зарабатывать?
- Почему сразу в костюме хомяка? Буду работать у отца. С голоду не умрём.
- Если у отца, то с голоду не умрёте, согласна, - кивнула бабуля 2. - Сложно будет умереть при таких доходах.
- Эля, подумай хорошенько! - принялась увещевать бабуля 1. – Неприлично рожать без мужа. Гриша предлагает тебе руку, сердце и прочие органы, а ты нос воротишь. Глупо! По-моему, он парень надёжный, с ним будешь как за каменной стеной.
Ага! За гранитной! Что-то я не пойму бабушек: то наступают на Гришку, клюют, то настойчиво советуют мне принять его руки, сердце и всё остальное.
- Да, Эля. Парни обычно не торопятся в ЗАГС, - вступил со своей партией дед 1. – Григорий же ответственно подошёл к проблеме, как настоящий мужчина! Он не бежит, не прячется, а честно зовёт замуж.
Знали бы вы, как он надёжно и честно совсем недавно предлагал себя другой. С рукой, сердцем и всеми потрохами. Не хочу я замуж. Не хочу. Боюсь.
- Кстати, - поинтересовался дед 2. – Ваши родители, Гриша, знают о намечающемся пополнении?
- Пока нет. Сегодня вечером с Элей поедем ко мне, тогда и узнают.
Ещё два часа бабушки-дедушки переливали из пустого в порожнее, сокрушаясь о том, что внучка оказалась не со столь крепким нравственным стержнем, как им думалось. Выходя за порог, бабуля 1 печально вздохнула и выдохнула:
- Спасибо за подарочек, внученька!
Да пожалуйста! Достали!
Проводив гостей, начала одеваться.
- Ты куда? – удивился Лис. – Спать же хотела.
- Расхотела. В школу. Увольняться.
- Я с тобой. Потом к моим зарулим.
- Хорошо.

Юлия Винеровна встретила, как родных детей после долгой разлуки:
- Элечка, Гриша, проходите, проходите, усаживайтесь. Как у вас дела? Как ты себя чувствуешь? Чаю? Оксана, сделай нам, пожалуйста, чайку и купи в буфете булочек. У врача была?
Я кивнула.
- Рассказывай.
- Шесть недель.
- Значит, всё же, беременна. Что думаешь делать?
- Рожать мы думаем, - ответил за меня Лис. – Хорошо бы ещё пожениться, но Микаэла Александровна брыкается, не хочет.
- Ты серьёзно? Почему? – удивилась директриса.
Я выразительно посмотрела на неё – неужели непонятно? Юлия Винеровна всё поняла.
- Дело твоё, тебе решать. Неволить никто не вправе. Но участь матери-одиночки незавидна, поверь. У ребёнка должен быть отец.
- Я ей о том же говорю, но она меня не слышит. Боится, что будет обузой для меня. Боится, что сбегу. Понимаю, что недавние события дают повод для сомнений во мне, в моей искренности, порядочности… Но я люблю Элю и на самом деле хочу быть с ней.
- А если ты ошибаешься? Если это всего лишь мимолётная блажь? Я не игрушка, которую можно бросать и забывать на время, а потом снова как ни в чём не бывало доставать из коробки и забавляться.
- От ошибок не застрахован никто, Эля. Гриша ошибся, увлёкшись Малаховой, но он смог открыть глаза и понять, что совершил огромную глупость. Сейчас он с тобой и с вашим будущим ребёнком, и я бы на твоём месте не отталкивала его. Но решать тебе. А теперь о работе. В этом году возьмёшь новых пятиклашек и свои шестые. Опыт уже есть, будет попроще.
- Я увольняться пришла.
Юлия Винеровна посмотрела на меня поверх очков.
- Даже не думай! Никуда тебя не отпущу! До декретного поработаешь спокойно, особо нагружать не стану. После декретного вернёшься, место останется за тобой. До декретного, после Нового года, возьмёшь обычный отпуск. Чуть позже посчитаем дату. А я пока начну подыскивать временную замену.
Мы посидели ещё полчаса, угостились плюшками и чаем, и Юлия Винеровна нас отпустила:
- Жду завтра на работу. Выспись, что-то вид у тебя усталый. Гриша, будь внимательнее к Эле. И успехов тебе в учёбе.
- Спасибо!
У кабинета столкнулись с Сергеем Юрьевичем:
- О! Здравствуй, Эля! Григорий, здорово! - мужчины пожали друг другу руки. – На работу физруком?
- Нет, с Элей за компанию, - Гришка обнял меня за талию.
- Хорошая у тебя компания, Долматов! Умеешь выбирать!
- А то!
- Если надумаешь физруком, приходи. Понравился ты мне в лагере, толковый парень.
- Я подумаю, Сергей Юрьевич. Нам пора, до свидания!
Мы вышли на крыльцо.
- Теперь к моим, - Гришка помог мне сесть в машину. – Не бойся ничего, Эль, всё будет хорошо.
Надеюсь…
По-мажорски шурша шинами, спорткар подкатил к воротам. Те едва дрогнули и плавно заскользили в стороны. Гришка порулил на гостевую стоянку.
- Отогнать в гараж? – рядом с машиной нарисовался один из привратников.
- Нет, мы ненадолго,- Лис выбрался из салона и помог выйти мне. – Ты чего трясёшься? Всё хорошо, Эль.
- На всякий случай. Мало ли… Хорошо потрястись никогда не помешает.
Лис целовнул меня в обе щеки, в нос и улыбнулся:
- Трусиха моя любимая…
По дорожке, выложенной умопомрачительной плиткой, протопали к дому. Лощёный мажордом проводил в роскошную гостиную и удалился сообщить родителям о прибытии сына.
Боже мой! Куда я попала?!
Гришка плюхнулся на молочного цвета диван, увлекая меня за собой и усаживая рядом, откинулся на спинку и расплылся в улыбке.
Я сидела как на иголках. Даже Гришкины ободряющие поцелуи и улыбки, лёгкие касания и поглаживания не успокаивали. Чувствовала себя Золушкой, попавшей во дворец в драном платье, в грязном переднике и в деревянных сбитых башмаках.
Первым спустился Александр Владимирович: в шёлковом халате, в длинноносых мягких тапках. Он вальяжно расположился в кресле и благодушно уставился на нас, задав Гришке пару вопросов.
Матушка Григория появилась спустя десять минут при полном параде: дорого шуршал шёлк платья, тонкие ремешки туфелек узкими чёрными змейками изящно обвивались вокруг лодыжек, в маленьких мочках красивых ушек надменно вспыхивали радугой прозрачные и безобразно дорогие камни, волны тонких и благородных духов дурманили…
А я в шортах и майке. Впрочем, Гришка тоже.
Вышколенный персонал незаметно сервировал маленький столик: крохотные кофейные чашечки, вазочки с разными сладостями, кувшинчик со сливками, орешки, финики, инжир, виноград, бокалы с коньяком, рюмки с ликёром…
Папенька чередовал коньяк с кофе и развлекал нас приятной беседой, в большей степени воспоминаниями из своей юности. Маменька изредка вставляла несколько фраз и церемонно делала крохотные глоточки то из хрустальной рюмочки, то из чашечки, заедая выпитое виноградом.
Через час беседы ни о чём и обо всём Гришка приступил к главному вопросу.
- Мы, собственно, вот зачем приехали, - начал он, нервничая. И оттого опрокинул залпом пятую чашечку вкуснейшего кофе. – Приехали мы, чтобы испросить вашего благословения. Мы беременны!
Сказано это было таким тоном, что я с минуты на минуту ожидала: вот сейчас Гришка повалится папеньке в ноженьки.
Папенька как-то странно всколыхнул животом, издал звук, похожий на утробный любовный призыв болотной жабы по весне, и уточнил:
- Оба?
- Как бы, да, оба! – кивнул Гришка.
Родители с тревогой уставились на сына.
- То есть беременна Эля! Но я тоже участвовал. Шесть недель. Уже. Беременны.
Матушка пожмякала белоснежными винирами нижнюю губу и спросила, обращаясь ко мне:
- Деточка, вы уверены в своём удивительном положении?
Я вспыхнула: уши горели, щёки пылали, по спине бежал тонкий ручеёк.
- Уверены! – ответил за меня Гришка. – Вчера были у врача. Двадцать девятого апреля вы станете дедом и бабкой.
Папенька невозмутимо сцепил на пупке руки в замок, крутил большими пальцами и с интересом разглядывал мой живот, будто сквозь него пытался рассмотреть будущего ребёнка.
Матушка пошла бурыми пятнами: по-видимому, роль бабушки её не прельщала. Она помолчала, щёлкая пальцами, а потом рассмеялась:
- А девочка оказалась пройдой! Ловко подсуетилась! Одурачила глупыша малолетнего! Бинго! Я-то думала, наиграется-натешится наш дуралей и выбросит из головы педагогиню! А девочка оказалась опытной охотницей. Поздравляю, сын, ты балбес!
Понятно!
Я молча встала и пошла к выходу.