Купальские огни

Июньское оранжевое солнце будто прилипло к дощатому треугольнику  дальнего дома и распластало прозрачные лучи по улице частного сектора, мазнуло ими по всем разноцветным крышам. В полосах света мельтешили птицы, перелетали с дерева на дерево, клевали блестящую, налитую черешню. Из раскрытых окон визгливо орал «Хопёр-инвест», ворковал «Банк-империал», Лёня Голубков радовался, что купил-таки жене сапоги – семьи привычно коротали жаркий летний вечер за телевизором.

Джонни и Санёк сидели на раскаленной крыше сарая. Женька стал Джонни в первую же школьную неделю – в классе оказалось четыре тёзки и, чтобы не путаться, их окрестили Женей, Жекой и Евгением, а Женьке досталось экзотическое «Джонни». Он не спорил, белозубо улыбался, накидывал на плечи джинсовый франтоватый пиджачок, оправдывающий имя своего смешливого владельца. Так и отучился весь первый класс, кроме имени, ничего нового не приобретя – всё уже умел, всё знал и отчаянно скучал, ждал, когда же лето, может, во втором классе станет интереснее…

И вот уже летние каникулы стали короче на месяц. Джонни загорел на берегах местной речушки до бронзового отлива, отрастил густую тёмную чёлку набок – и ещё больше сроднился с новым именем. В бетонно-асфальтовый двор панельной многоэтажки, где дали квартиру родителям, он наведывался редко – его очаровал старый дом дедушки и бабушки. Домишко был увит виноградными лозами, легендами и тайнами. На сеновале и чердаке, в чулане и погребе находилась уйма интересных вещиц, можно было с лёгкостью перевоплощаться из подпольного радиста в вольного лучника Робина Локсли, менять деревянную шпагу мушкетера на пиратскую треуголку – и не вспоминать, какой год стоит на дворе.

- Пиковую Даму можно вызвать. Идешь один в тёмную комнату, делаешь там зеркальный коридор, - Санёк крутил в руках два круглых зеркальца, одно выдрал из пластмассовой пудреницы, другое – из кошелька и показывал, как именно нужно соорудить коридор отражений, - рисуешь на бумажке ступеньки, лепишь на зеркало и говоришь три раза: «Пиковая Дама, приди!»
- И она придёт? – Джонни недоверчиво улыбнулся и далеко сплюнул косточку от черешни.
- Придёт, - кивнул Санёк.
- А нафига?
- Чтобы убить тебя… Один пацан вызвал, а потом его сбила чёрная машина, - Санёк смотрел немигающими глазами и, кажется, верил в это сам.
- А кого-нибудь поприкольнее нельзя вызвать? – всё вокруг тонуло в тёплом вечернем солнце и злые духи казались детскими сказками.
- Можно Гномика-матершинника или Жвачного Короля – если сломать ему руку – посыплются жвачки.
Джонни расхохотался, Санёк слегка надулся и стал стращать:
- Ты зря. Сегодня же Купала. Самая короткая ночь. Упыри вылезают, черти – ищут цветок папоротника – и маскируются под людей.
- Ого! Интересно было бы побеседовать!  - Джонни выплюнул целую очередь косточек.
- Зря треплешься. Это реально страшно. Всех духов тянет к воде. Их можно встретить у реки. Они превратятся в знакомых тебе людей и будут звать. Но идти нельзя. Кто с ними уйдет, тот в мир живых больше не вернется…
- Да фигня это всё, - вальяжно развалился Джонни. – Бабкины сказочки.
- А слабо, как стемнеет, пойти к реке и посмотреть, что там? – кипятился Санёк
- Пойдём! – легко откликнулся Джонни. И даже дурное предчувствие не кольнуло. Ведь и правда, ерунда такая! Подумаешь, Купальская ночь!

Чтобы скоротать время до темноты, пацаны перекинулись в карточного пьяницу – самая длинная игра, пока переловили всех тузов на шестёрки – солнце отлепилось от крыши и стекло за горизонт. Дрозды примолкли, застрекотали громче кузнечики, обострились запахи.
По деревянной расшатанной лестнице мальчики спустились в древесные сумерки.
- Бабушка-а-а! Мы на речку. Искупнёмся и назад! – крикнул Джонни в распахнутый свет окна, сочащийся сквозь цветастую занавеску
- Только не долго. И на омут не ходи. Там темень, - отозвалась бабушка.
- Ясно дело, мы здесь, рядом, - и зазмеилась росистая тропинка к речке.

Как только мальчишки ушли от фонарей и домов, их накрыло звёздным небом. К его размерам Джонни не мог привыкнуть – каждый раз задирал голову и тонул.
А за поворотом – река. Ни всплеска, ни шороха. Словно выключили звук и оставили только нечеткое изображение. Мелькнуло белое платье и пропало.
- Видел! – жизнерадостно ткнул пальцем в темноту Джонни. – Твои духи пришли. Пойдем знакомиться.
Но Санёк на встречу с призраками не спешил. Он одеревенел и прошептал:
- Не, Жень, я дальше не пойду. Иди сам, если хочешь…
- Это вообще-то западло! Ты меня в это втянул и теперь сваливаешь! – возмутился Джонни.
- Не пойду… - Санёк отступал всё дальше и с надеждой посматривал на оставшиеся в стороне фонари.
- И пошёл тогда ты! – Джонни повернулся джинсовой спиной и решительно зашагал вперед.
Решительность закончилась, когда фигуру Санька за поворотом скрыл куст, а впереди снова мелькнуло что-то белое. Ладони у Джонни вспотели, а губы высохли. Он шагнул с тропинки в траву и стал разгребать волны полыни и тысячелистника, обходя то, что казалось в темноте белым платьем.
Раздвинув заросли ольхи, мальчик вышел к берегу реки чуть ниже – там русло изгибалось и было хорошо видно мостки, в которые утыкалась тропинка.
На мостках стояла босая девочка в длинном светлом платье, с распущенными волосами и косматым венком на голове. Она вглядывалась в живую темноту воды и не видела Джонни.
У мальчишки перехватило дыхание. Хорошо читать  в книжке «перехватило дыхание», а тут реально не вздохнуть – лютый спазм в горле, кажется, ещё чуть-чуть и сведет судорогой все мышцы. «Она похожа на Юльку из первого «Б» Точняк. Вылитая Юлька».
Всхлипнула река. Девочка бросила венок. Но венок не поплыл, его захлестнула волна и он неуклюже, боком, утонул. Девочка скользнула взглядом по течению. Вот-вот она заметит Джонни, встретится с ним глазами… А вдруг у неё вместо глаз – черные пустые провалы, что тогда? Кричать? Но крик застрял где-то в сведённом горле.
Зато закричала девочка. Дико, булькающее, с переливами – рядом с мостками странно покачивался и белел в темноте овал лица с отвисшей нижней челюстью, его перечёркивали листья ивы, тонкие, будто лезвия чёрных ножей.
Закричал и Джонни, скатываясь с берега в воду. Побежал к мосткам, разбрызгивая волны: «Прыгай! Прыгай!» Обхватил девочку. Вцепился в лёгкий, невесомый подол – и они упали вместе. Платье надулось пузырём. Потяжелела, задубела в воде куртка Джонни, сковывала движения. Догребли до другого берега, вломились в кусты – натянулись хватавшиеся друг за друга руки – на трассу, где фонари, машины, в машинах – люди.
- Юлька?
- Джонни?
Взобрались на откос, где автобусная остановка и именной указатель. Внизу по краям трассы - дома. Кажется, близко, но бежать до них ещё и бежать. Не решились присесть на заплеванную скамеечку, опустились на холодный бордюр.
- Ты чего там?
- А ты чего?
- Да я так…- только зубы стучат, да бьет озноб.
- Ддддубак…
- Ща…- Джонни снял куртку, встряхнул, повесил на остановочные перила. Приволок из канавы срезанную, сухую ветку яблони. Наступил ногой, поломал. Достал из кармана шорт зажигалку и долго держал, пока не загорелся маленький огонек. – Не могу ща домой идти. Трясёт.
Юлька кивнула, подвинулась поближе к огоньку. С облепившего её платья капала вода. Она стала руками выкручивать подол. От костра потянулась струйка дыма.
Но Джонни показалось, что дымом запахло ещё до того, как он зажег огонь. Ветер принес гарь со стороны домов. Было видно, что там, вдалеке, тоже что-то горит, будто кто-то развел огромный купальский костер. Их крошечный огонек – как отражение этого костра. Юлька повела плечами:
- Кто-то там тоже палюшку устраивает – прыгать что ли собрались?
- Да не похоже, слишком какой-то костер большой…
- Такие зажигают в пионерских лагерях. Мне старшая сестра рассказывала…. Весь отряд собирает сушняк, а потом складывают большой-большой костер. И всю ночь поют песни, - Юлька стучит зубами морзянку.
Их маленький огонёк горит на обочине, они жмутся к нему и смотрят на небо.
- Через купальский надо прыгать и загадывать желание, – говорит Джонни.
- Да? А мне сказали, что надо ночью по воде венок пустить, - отводит глаза Юлька.
- Зачем?
- Не скажу.
- Давай прыгнем!
- Давай! – они берутся за руки, но по дороге летит с мигалками пожарная машина. За ней ещё одна. Джонни закидывает костёр песком и топчет, подпаливая подошву кед. Машины проносятся мимо. Дымом пахнет все сильнее, теперь ветер в их сторону.
- Пойдем домой! Мне страшно! – блестят в темноте Юлькины глаза. Джонни хватает куртку и они изо всех сил бегут по обочине трассы – к домам. Расстаются, едва затормозив у Юлькиной калитки. Джонни бежит дальше. И мокрая куртка кажется ему самым тяжелым грузом на свете, обгоревшие кеды хлюпают. Кажется, что от гари уже нечем дышать.
На крыльце его встречает встревоженная бабушка, в темноте она не видит, что он весь мокрый.
- Где ты бродишь? Думала уже бежать искать тебя, да дед отговаривал. Тут такое творится!
- Какое, ба?
- Да такое. Тебе знать незачем. Пей молоко. На столе стоит. И марш спать.
Джонни скидывает в сенях мокрую одежду, проскальзывает в комнату. Залпом выпивает холодное молоко. Оно кажется ему горьким, пахнущим гарью, струится по горлу. Мальчика бьет озноб и он забирается в кровать. Под одеяло. Слышно, как под окнами ходит и ворчит дел, захлопывает то одну створку, то другую. Щелкает шпингалетами. Сирены не замолкают.
- Подожгли. Ларёк подожгли. Вместе с Нюркой-продавщицей. Сгорела. Бандиты… - кричит соседка напротив.
- Это Борька. Его сейчас в петле у мостков нашли. Говорят, свои же… - отзывается другая соседка.
Джонни зажмуривается. Не хочет слышать, но слышит. Чьи-то пухлые белые руки чиркают спичку за спичкой. Разгораются купальские огни – один, другой, третий – много – тысячи – всё в дыму, душно. Жар. Жар. Жар. Наверное, температура. И маленькая Юлька в белом платье вспыхивает на костре, словно мотылёк. Сгорает. Остается одна темнота. Мир живых страшнее мира мёртвых.