Дуэль или плохое качество кирпича

  ***

Я тот наш бой на спор помню до сих пор. Слава Мурзин, смуглый
и мускулистый парень из Астрахани, каратист и изометрист,
тренировавшийся в раскалывании кирпичей, как-то поддел меня:
и берут же таких дохляков в десант. Я внутренне вспыхнул,
рядом стоявший Толя Черезов, мой бессменный партнёр по
спаррингу, задорно подмигнул.

И я, едва сдержав себя, вежливо пригласил Мурзина в спортзал
на поединок.
- Чего? – насмешливо выдохнул тот. - Ты серьёзно?
- А что, времени нет, занят?

И вспомнилось, как недавно Скурыдин, старшина роты
«железокопытных», отшутился, когда я его пригласил просто
на спарринг. Перед этим он хмыкнул, не поверил, что я
90-килограммового амбала Гусева уработал. А своей шуткой
он решил показать, что «моряк салагу» не обидит: да ну
тебя, ещё убьёшь. И заржал. Ладно, пусть так думает и
дальше, я же не буду рассказывать ему о «дохляке» из
Башкирии Саше Слухове, которого все звали «удав на ринге».
Он был чемпионом республики ещё до службы в нашей дивизии,
но в одежде выглядел действительно как штакетина. Сам он
знал это, и когда уезжал в отпуск, надевал гражданскую
одежду, чтобы не «позорить» вид «бравого» десантника.
А ещё он напоминал того Мексиканца из боксёрского поединка,
что описан у Джека Лондона. Всегда вежливый и хладнокровный,
раскланяется перед судьями, поднимет соперника после нокаута.
Но о Слухове позже, это легендарная личность.

А Слава Мурзин смерил меня взглядом:
- Хм, ты уверен в своих словах, а то мне как-то жалко тебя
стало...
И резко выдохнув, разбил ребром кулака стопку из трёх кирпичей.
Поговаривали, что он разбивал и четыре, даже пять кирпичей.
Правда, вспомнился наш десантный анекдот. Сержант перед
новобранцами разбивает ребром ладони кирпич, спрашивает
гордо:
- О чём это говорит?
- О плохом качестве кирпича,- отвечает один из новобранцев…
…

В полковой спортзал Слава Мурзин пришёл в сопровождении своего
«секунданта» - высокого боксёра-тяжеловеса – и некоторых других
сослуживцев. С моей стороны тоже собралось немало ребят,
пожелавших присутствовать на этой негласной дуэли.

Мы надели боксёрские перчатки. Народ я уже не видел. Обычно в
схватке отключаешься от всего постороннего, если оно не угрожает
тебе. А вообще я с десяти лет занимался «тасканиями», как я
называл эти как бы спарринги с одноклассниками и ребятами
постарше, которых я потом тоже заваливал, пользуясь вёрткостью
и знанием техники, которую изучал по книжкам самбо. Правда,
однажды в 15 лет мне набили морду местные шпанцы, их было
человек пять, да я ещё увяз в снегу. И тогда я стал заниматься
ещё и боксом. Сначала с одноклассником Колякой, надевая
телогрейки для смягчения ударов, били только по корпусу.
Потом с другими. Я всегда менял партнёров, занимался
непрерывно, а они со мной эпизодически, поэтому проигрывали,
а слава вокруг меня разрасталась.

Здесь же меня никто не знал, надо было доказывать вновь.
Особенно когда тебя прилюдно оскорбляют. Нет, знали, конечно,
но пока мало. Старлей Подлесный, мой тренер. Капитан Большаков,
начфиз полка, с которым тоже был один поединок, он проверял меня,
один удар ногой в плечо я пропустил, кувыркнулся, но тут же встал.
Толя Черезов, мой спарринг-партнёр, с которым мы рубились иногда
по часу непрерывно.

Капитан Подлесный как-то во время занятий сказал:
- У тебя техника какая-то интересная, ты передней рукой будто
фехтуешь.
Да, сказал я, фехтованием я тоже с детства много занимался.
Только уличным. На деревянных «мечах» и «саблях». Без всяких
масок и защит. Но получалось очень даже неплохо, осторожность
и реакция воспитывались такие, что обходился без травм.

Вся эта смешанная техника, плюс ещё увёртки из лапты, внесли
интересный коктейль в рисунок моего боя. Мало кто из классических
боксёров или самбистов мог противостоять ему. Но словами доказывать
бесполезно, надо было только делами.

И вот мы друг перед другом с Мурзиным. Дали команду начала боя,
он сразу же размашисто начал наносить удары, наскочив на меня.
Попал бы хоть одним своим, сокрушающим кирпичи, ударом – точно
башку бы снёс. Но он не видел, как недавно Матюха обдирал себе
морду о гравийное покрытие, пытаясь вырубить меня, разозлившись,
когда мы с ним тренировались в рукопашке, я просто уворачивался,
бросался ему под ноги, а он со всего своего стодевяностосантиметрового
роста кувыркался через меня, вскакивал и злился всё больше. Он же на
гражданке там королём местного парка на танцах был, все кости кулака
переломаны, поэтому честь отдавал как дембель, сгорбленной ладонью,
ему сколько раз замечание делали, он объяснял, что ладонь не
разгибается.

С трудом удалось его успокоить: ты же весь уже в крови, всю
рожу ободрал, успокойся, я же не трогаю тебя.
Потом он задрал лицо вверх, а я протирал ему бинтом ноздри и
ободранную часть лица. Всё-таки он один из лучших моих друзей,
зачем ему доводить себя до таких повреждений.

А теперь передо мной мелькал нападающий Мурзин, каратист,
разбивающий стопку кирпичей одним ударом. Но кирпичи неподвижны.
А я двигался, ускользал, уклонялся и тут же снизу наносил Мурзину
встречные удары, несильные, чтобы не повредить. Он не ожидал этого,
стал закрываться перчатками, прекратил свою молотилку вразмашку,
отступил. Я легко танцевал вокруг него и обрабатывал не такими
уж фатальными ударами, но чувствительными, чтобы показать ему
своё место. Забил его в угол, он закричал:
- Всё! Всё!

Я отошёл. Однополчане зааплодировали. Кто-то крикнул: Кассиус
Клей проиграл! Мурзин был очень смуглый, поэтому его так о
крестили.

И тут он говорит:
- А давай просто поспаррингуемся, только ты не наседай. Я всё
понял – ты можешь.
- Давай, - ответил я дружелюбно.

И мы начали как бы приятельский спарринг. Я был в общем-то
доволен, что всё закончилось мирно, много раз убеждался: дашь
агрессору в морду – он сразу к тебе в друзья лезет.

Но я рано расслабился, как я понял чуть позже. И даже фразу
его «секунданта» - боксёра-тяжеловеса, – которую он сказал
Славе, я как-то пропустил мимо ушей, хотя и услышал:
- Да не поймаешь ты его на удар.

И всё же Мурзин меня поймал. Благодушие меня подвело.
Реакция спасла, мониеносно увернулся, нокаута избежал,
но по носу зацепил, пошла кровь, закапала с подбородка
на грудь. Мурзин радостно вскрикнул:
- Вот! Всё?!
Я усмехнулся, весь подбираясь внутренне, как зверь
перед прыжком:
- Крови, что ли, испугался? Ну, зацепил, молодец...

И мы снова закружили вокруг друг друга. Кровь быстро
запеклась в разгорячённом носу. И тут я решил не
интеллигентничать. Соперник всё же серьёзный и коварный.
Не соблюдает дружеских условий. А в запасе у меня был
тот самый коронный винтовой удар, который как-то незаметно
сложился в моём арсенале, но я его применял не так часто.

Я вдруг рванулся на Мурзина, низко наклонив голову, как бы
подставляя её под удар, он рефлекторно опускает свои руки
навстречу, при этом открывая подбородок, в это время я
правым крюком снизу, в обвив его руки, выбрасываю удар в
челюсть.

Далее всё как в замедленном кино: голова его мотнулась набок,
тело перекручивается, ноги заплетаются, и он винтом идёт,
поворачиваясь вокруг своей оси, уже спиной ко мне, в штопор.
Веретено своё он заканчивает в падении на полу спортзала,
долбанувшись теменем в маты. Вот теперь всё, дорогой Слава...

...

А потом мы с ним всё же подружились. Точнее - он со мной.
С уважением показывал мне свою технику разбивания кирпичей,
я ему свою вёрткость, хлёсткость и скорость. Больше он уже
никогда не подличал.

-----------------------

(Фотография над текстом из моего ВДВ-альбома, я в прыжковом
ударе "ю-ко" на одной из тренировок в нашем подразделении)