Мата Хари

   
      Перед глазами почему-то, всплыла набережная Greenwich Promenade* с двумя старинными пушками на мощных лафетах – подарок туманного Альбиона* Берлину, и Глеб устало подумал, что это ЗНАК – пора прогуляться. Разгладив, взволнованный морщинами лоб, он выключил лэптоп. В дороге, Глебу удалось расслабиться и впечатления последних дней, хлынули в его сознание свободным потоком.
      – Ну, наконец-то! – Облегчённо вздохнул он. – Трёхмесячная блокада – за плечами! Дело в том, что за всю весну, из-за мучительной, терзающей, как изжога, депрессии, Глеб не написал ни одной стихотворной строчки. Теперь же, вдохновлённый приливом новых образов, он спешил зафиксировать всё это на бумаге. На набережной он появился, с головой, запрокинутой к закатному небу, и с лицом, отыскивающим в длинных языках, сонных облаков, обрызганных тлеющими каплями полу-утонувшего солнца, бегущие, как по экрану монитора, долгожданные строфы.
      Чисто автоматически, фиксируя боковым зрением, пришвартованные к пирсу прогулочные теплоходы и катера самых фантастических форм и размеров, Глеб целиком и с наслаждением, сосредоточился на процессе стихо-творения. Настроение поднялось к верхней отметке. Тёплый и душистый летний вечер; мягкий нежный ветерок с поверхности, подёрнутой рябью, озёрной воды; тонкие, длинные, вертикальные шеи лебедей, светящиеся как белые свечи, воткнутые в гранатовое желе огромного торта заката – всё как нельзя более, соответствовало внутреннему состоянию поэта. Муза явно старалась компенсировать свою недавнюю измену. Дойдя до округлого мыска набережной, где она, изогнувшись небольшой плавной дугой на озёрной глади, уверенно заворачивала всех назад, Глеб с удовольствием прикоснулся к чугунному стволу одной из двух английских пушек. И здесь, его пронзила оторопь веков: пушки вдруг дико дёрнулись назад, и извергли из своих жерл огненные ядра. Всё утонуло в клубах белого порохового дыма и невыносимого грохота. Невольно, руки Глеба дернулись к ушам, но, как только пальцы оторвались от пушечного ствола, – баталия* исчезла… Высокий лоб поэта пробил холодный пот …. Растерянно оглянувшись, он поискал глазами скамью, где можно было бы остыть от впечатлений. К этому же, его стимулировал ещё, и наплывающий, вместе с озёрной прохладой сумрак, способный окончательно утопить всё и вся, в своём глубоком, влажном зеве.

      Выбрав свободное место, он пристроил на коленях блокнот и, погружаясь в омут вдохновения, продолжил лихорадочно записывать свежие стансы, нанизывая их один на другой в собственном, стиле. Дело успешно шло к концу. Осталось, совсем чуть-чуть. И вдруг, с правой стороны, на фоне ориентальной* танцевально-эротической мелодии, он услышал, какое то, настойчиво-призывное гуканье. Ещё не вполне вынырнув из поэтического транса, Глеб рассеянно повёл невидящими глазами в сторону непонятного источника шума. К немалому удивлению, в партЕре, под собой и немного в стороне, он увидел сидящую на турецком покрывале, девочку-младенца, которая радостно подпрыгивала на попке, весело вращая крохотными ладошками, в такт музыке, примерно так, как это обычно, делают все малыши на свете, ещё не вполне владеющие своими ножками. Счастливая, улыбающаяся и глазастая мордашка, повернутая в сторону Глеба, отчаянно кокетничала с ним, изо всех щенячьих сил, приглашая его присоединиться к пламенной «Джиге-Дрыге*». Глеба всегда восхищала детская непосредственность и красота, прозрачной распахнутости наивных детских глаз, поэтому он, давно уже, привык к тому, что дети платят ему взаимностью. Но обычно, чем младше были дети, тем больше их смущало его, пусть доброжелательное, но чужое внимание. На этот раз, младенец не только не смущался видом чужака, но и активно приглашал его к контакту. Чуть дальше за девочкой, на том же покрывале, стояла большая, продолговатая, по-восточному орнаментированная – золотым по-голубому, ваза, с тонким высоким горлышком, от которой длинный, пёстрый шланг тянулся прямо ко рту, сидящей на торце соседней скамьи, очень молодой и пышнотелой турчанки.

      «Кальяна* дым сквозь долгий выдох!...
      И нега чуть прикрытых век!...
      И нет забот, и нет ошибок!...
      И призрачен событий бег!...» *

      – Всплыли в памяти чьи-то строчки – Глеб вежливо улыбнулся крохе, тоже повертел для неё, своей кистью руки и, сочтя свой долг выполненным, попытался вернуться к творчеству. Но, не тут-то было! Не удовлетворившись коротким ответом своего большого визави*, гиперактивный младенец бухнулся на все четыре и, издавая призывно-трубные звуки, с неотразимой улыбкой от уха, до уха на пухленькой мордашке, решительно двинулся в сторону Глеба. Молодая мамочка, наконец, очнувшись от наркотического кайфа*, подхватила девочку на руки и, уступая желанию малышки, смущённо сделала шаг в сторону Глеба. От страстных порывов попасть в объятья, обаятельного незнакомца, младенец, уже, почти вываливался из кольца материнских рук. Осознав, что теперь ему, не отвертеться, Глеб отложил в сторону свои творческие атрибуты и протянул руки навстречу обаяшке.
      – Какой у неё возраст? – спросил он.
      – Одиннадцать месяцев. – Ответила молодая мама.
Удивившись скромной цифре, Глеб бережно принял под подмышки, почти невесомое, хрупкое тельце. Добившись своего – потанцевать ручонками в объятьях привлекательного партнёра – чудо-девочка быстро запросилась назад, к мамочке; оказавшись у мамы, – снова, к Глебу; от Глеба – к маме. И когда  малышка в очередной раз потянулась к Глебу, вконец засмущавшаяся турчанка, решительно развернулась к незнакомцу спиной и понесла свою кроху к воде. Оценив ситуацию, Глеб решил больше не испытывать терпение соседки и, подхватив свои вещи, деликатно убрался с «Пушечного плаца».
      – Должно быть, это мать-одиночка. – Думал он, удаляясь по аллее платанов с пятнистыми стволами.
      – Замужние дамы, обычно ведут себя, сдержанней и своих младенцев, чужим мужчинам не предлагают. – Затем он вспомнил, от чего, его отвлекла супер юная танцовщица и с удовольствием стал мысленно восстанавливать последние записанные строчки, отбросив впечатления о забавном эпизоде, на окраину своей памяти.

      В середине следующего дня, сидя перед зеркалом монитора, Глеб, удовлетворённо откинул голову на высокую спинку кресла и, уставившись в потолок задумчивым взором, стал безмолвно декламировать вчерашнее стихотворение, компьютерную редактуру которого, он только что, закончил. Внезапно пространство перед его глазами клинообразно треснуло и рубиновое остриё равностороннего треугольника с белой, рваной бахромой по краям, ударило ему в лоб. Ещё не осознав, что к чему, Глеб ощутил себя, внутри плотного энергетического сгустка, а в глубине рубинового провала, с удивлением разглядел, полностью обнажённую, молодую, смуглокожую и покрытую бисером пота женщину, сидящую на пятках, и страстно двигающую бедрами взад-вперёд, высоко подкидывая пышную попу, словно амазонка, скачущая на лошади без седла. С изумлением, Глеб опознал в «амазонке» вчерашнюю незнакомку, а под ней… под ней, также, совершенно голый, был …  ОН САМ.
      – А-а-а, турчанка, ублажает себя рукоблудием, вспомнив о нашей  вчерашней встрече…. – Удивлённо констатировал Глеб. 
      – А вот, очаровательная, «мини-танцовщица», очевидно, никогда меня, уже, не вспомнит … – с сожалением вздохнул он. Наивное обаяние невинности было ему, гораздо приятней, корыстного внимания её родительницы, но он понимал, что неокрепшая память младенца, ещё не способна фиксировать происходящие события в таком нежном возрасте. Даже гениальный Лев Толстой помнил себя, только с полутора лет. А этой девочке, всего одиннадцать месяцев. Да и вряд-ли, она – гений. В лучшем случае, крошка станет профессиональной танцовщицей. Если очень повезёт – будет знаменитой. … Ну, или …, на худой конец, – новой Матой Хари. Так или иначе, но, о том симпатичном незнакомце, с которым ей, так страстно хотелось покружиться в ритме ориентального танца, она уже, не вспомнит, ни-ког-да.
      Края белой, рваной бахромы схлопнулись …. Рубиновое наваждение исчезло. Глеб вернулся к своим любимым стансам.

      И круга*
      Радиусов сны
      Сорвались с поводков
      Как псы

      Из свор охотничего «СЛ-»
      Где «-Он»
      Был эпицентром слуха
      С преобладаньем «О»



******

*GrЕenwich PromenАde – (анг.) Гринвичская набережная.
*туманный АльбиОн – образное обозначение Англии.
*батАлия — устаревший синоним слова битва, генеральное сражение.
*стАнсы (итал. - строфа) – элегическое стихотворение, состоящее из небольших строф, каждая из которых характеризуется законченностью.
*ориентАльной – восточной; свойственной странам Востока.
*КальЯн (перс.) — прибор для курения, позволяющий фильтровать и охлаждать вдыхаемый дым.
*«КальЯна дым …» – Дениш «АРОМАТНЫЙ ДЫМ КАЛЬЯНА».
*визавИ – (фр.) тот, кто находится напротив; стоит или сидит лицом к лицу к кому-нибудь.
*ДжИга-ДрЫга – не существующий "танец счастья" в исполнении Джонни Деппа в фильме "Алиса в стране чудес".
*И круга... - из стихотворения "В пространстве мили слоновьих ног".


******
Иллюстрация: Людмила Корж-Радько