Один день из первых весенних дней
Появились первые почки, распустились нежные белые цветы на ветках плодовых деревьев, слишком резко контрастируя с серым городским пейзажем: покосившимся железом детских площадок в облупившейся краске, покрытым трещинами и ямами асфальтом, закрытыми запылившимися ларьками, на которых красовались надписи черным баллончиком, как всегда не отличающиеся оригинальностью и кислыми минами вечно спешащих людей, ежившихся на ранее упомянутом грубом ветру.
Редкие облака быстро прогонялись упрямым Бореем куда-то в сторону Карпат, не успевая «порадовать» жителей столицы немногочисленным осадками.
Ничего особенного в этом дне не было, кроме разве что преобладающего черного цвета во всех, даже мелких, деталях. Ветер устало гонял по пустырю пластиковые пакеты, искусственные цветы и одноразовую посуду, завывая в кронах еще не обросших щетиной зелени деревьев.
Мужчина средних лет вытер тыльной стороной руки пот со лба, закатал рукава измазанной грязью рубашки и продолжил копать глубокую яму.
Я с любопытством наблюдал за его усилиями, стоя немного поодаль, за правым плечом и с ухмылкой косился на лежащий рядом с горой земли черный крест, на котором печатными буквами было написано мое имя с фамилией, отчеством и парой дат.
Мужчина громко выругался, сетуя на солнце, мертвых, живых, правительство и начальство, после отложил лопату и взялся за дешевую сигарету.
Вот это наглость! Я поморщился от дыма, поднявшегося из ямы, немного завидуя чернорабочему, у которого все еще была возможность курить, хоть меня и возмущал факт того, что гроб мой будет лежать в смоченном потом пепле чьих-то паршивеньких сигарет.
Не самое интересное наблюдение за сегодня. Я печально выдохнул и поплелся к чужим могилам, на которых уже давно красовалась до боли знакомая фамилия, одним из немногих носителей которой я был. Жутковатая картина. Никогда не любил кладбищенские пейзажи, а весной они вообще вызывали что-то среднее между тревогой, приступом тошноты и вселенским отчаянием.
Я знал точное количество людей, одетых сегодня в черное. Они уже были на пути ко мне, точнее к месту, в котором мое тело будет находиться до полного своего разложения. Холода я уже не чувствовал, солнце меня тоже не грело, а все людские проблемы, цели и стремления казались настолько незначительными, что их важность можно было сопоставить с размерами копошащихся на перекрестке машин с высоты двадцатого этажа.
Собственные похороны — не самое приятное зрелище, в чем мне пришлось убедиться на собственной шкуре. Подобное количество слез посвященных всего-то одному жалкому тельцу вызывало у меня еще большее отвращение к себе, весне, миру и мерзким случайностям, приводящим к подобного рода последствиям.
Когда все разошлись, а мои собранные и по частям склеенные кости все еще покрытые остатками мышц и участками синеватой кожи были зарыты глубоко в плодородный чернозём, я почувствовал, что до сих пор на удивление упорная гравитация перестала справляться со своей задачей и меня потянуло куда-то наверх. Словно кто-то открыл дверь, образовав этим, уносящий меня в неизвестность, сквозняк. С увеличением скорости моего странного перемещения, словно уменьшалось сопротивление, и я осознал, что законы физики уже давно перестали на меня распространяться. Облака проплыли мимо белесым туманом, открывая путь к озоновому слою, но темнота нагнала меня быстрее, чем я успел покинуть стратосферу, разливаясь перед глазами безразмерным черным океаном. Мне даже послышалось ласковое шипение волн, скользящих пеной по песчаному берегу.
Апрель 2019
Свидетельство о публикации №219070301157