Клетка

Бесцеремонный холодный ветер гулял без устали по улицам и переулкам, по площадям и скверам, дворам и дорогам. Свинцово-серые тучи затягивали небо, создавали напряжение ожидания непогоды, но так и не пролились дождём. А потом тучи растрепал ветер, после чего он то ли решил отдохнуть, то ли у него нашлись более важные дела в другом месте, во всяком случае, наступило затишье. И почти сразу же проявился тонкий рожок луны на небе, который выглядел немного странно, как мазок на картине художника-импрессиониста среди звёздных туманностей.
Необычностью небесного полотна редко кто восторгается вслух: разве что влюблённые да поэты. Художники через созерцание пытаются проникнуть за пределы видимого очарования, чтобы уловить суть. Большинство же забывают о том, что над ними есть небо, потому что оказываются внутри земных проблем. Вот и молодой человек так погрузился в собственные переживания, что на автомате брёл куда-то, пока не опомнился и не осознал, что стоит перед дверью дома, в котором живёт. Он оглянулся, словно хотел понять, как так получилось, что дорога домой выпала из его памяти, он шёл, словно в забытьи после того, как его не узнала та, которую он так долго искал.
Существовал объективный факт, он выполнил её просьбу, о которой она, похоже,  забыла. И всё же он на что-то надеялся, может, чуда ждал, оказавшись возле проходной на стоянке машин, когда глядел ей вслед под карканье ворон, устроивших переполох на старом дереве. Но чуда не произошло.
Потом он гулял по парку, не замечая, как хмурится небо, сидел на скамейке возле озера, где от обезумевшего ветра сосны глухо гудели, гремели и бились ветвями о ветви. О чём он думал и думал ли вообще, когда брёл по бездорожью, вышел на шоссе, и, наконец, замер перед дверью собственного дома?
То ли от аромата сирени, то ли от водоворота событий, которые в купе с воспоминаниями легли на его плечи, он ощутил лёгкое головокружение, предательскую слабость в ногах и  сел на ступеньки, обхватив голову руками. И почти сразу же услышал, как открылась входная дверь, и знакомый с детства голос няньки, заменившей ему мать, произнёс:
- Ночи весной холодные, иди в дом. 
- Я нашёл её. Только она меня не помнит, - устало произнёс он. – Или не хочет помнить.
- Дай ей время, Уильям, - рука пожилой женщины коснулась его плеча. – Сказка должна иметь счастливый конец, ты же знаешь.
- У меня не сказка, трагедия, которая осталась недописанной.
- В прошлом, милый, в прошлом, если я правильно всё поняла. А теперь другое время, другая жизнь.
- Для меня – это всего лишь продолжение. Другой день всё той же жизни.
- Возможно, только для тебя.
Няня помогла ему подняться.
- Пойдём, я заварила чай с мятой…
- Что бы я делал без тебя? – он обнял её, как в детстве, когда ему было страшно. – Ты и в прошлой жизни…
- Не надо, Уил, - попросила няня. – Некоторые вещи не всегда следует произносить вслух. 
- Знаю, моему отцу не нравились мои «бредовые» фантазии. Он с самого детства, едва я научился говорить, со страхом смотрел на меня. А после смерти матери вообще решил, что у меня галлюцинации на почве стресса. Хорошо ещё, что другом семьи оказался психолог, к которому я ходил на сеансы два раза в неделю до школы. Мне было интересно с Ароном. Это он убедил отца, что я абсолютно здоров, и посоветовал не реагировать так бурно на то, что я говорю. «Возможно, в твоём сыне дремлет гениальный писатель. Не следует путать творческое воображение с расстройством психики. Как правило, все творческие люди живут в своих фантазиях. Его дед по материнской линии был достаточно известным немецким философом». Я не знал, что у моей матери немецкие корни. В прошлой жизни я свободно говорил на нескольких языках. Жил в Германии, прежде чем отправился странствовать. Вернее, сбежал от высокопоставленного отца из-за вечных упрёков. Меня привлекали ремёсла, живопись, но подобное обучение не соответствовало статусу моей семьи в прошлом. Скажи, почему услышанная фраза Арона вызвала во мне такой трепет? Я позже возвращался к этому эпизоду и пришёл к выводу, что, возможно, моя мать, которая умерла при родах в прошлой жизни, и которую я никогда не видел, стала моей матерью в этой жизни. Я стоял за дверью, когда случайно услышал, что сказал Арон моему отцу. Но мысль, что я подслушиваю, заставила меня убежать на улицу, поэтому не знаю, о чём они ещё говорили. Главное, что Арон Анатольевич спас меня от больничной койки в клинике для душевнобольных. Он посоветовал мне писать дневник и никого не посвящать в свои тайны, если нет уверенности, что этот человек не предаст меня. Отец тоже нашёл выход: купил загородный дом, поселил туда меня с тобой, нанял кухарку, помощницу по хозяйству, учителей, потому что боялся отдавать меня в общеобразовательную школу, а вдруг меня сочтут неадекватным. Не хочу быть неблагодарным, игрушек у меня всегда был полон дом, а я мечтал, чтоб он был рядом. Но время шло, я рос, успешно переходил из класса в класс, и, в конечном итоге, поступил в институт, который тоже весьма успешно окончил. Только когда вышла моя книга, которая переиздаётся большим тиражом, переводится на разные языки, и принесла мне немалый доход, он смирился с моими причудами. Мама бы меня поняла. Но, увы, ей было суждено покинуть этот бренный мир до того, как я научился говорить.
- Отец живёт своей жизнью и почти не общается с тобой. Перестань его винить в том, что он не понимает тебя. Люди разные. Не всем дано быть умными и при этом не эгоистичными, не убегающими от трудностей и не боящимися брать ответственность на себя за собственные поступки.
- Он считал меня не совсем нормальным.
- И что? В этом мире люди с экстраординарными способностями многим кажутся ненормальными, хотя они могут быть нормальнее всех, якобы, нормальных. Отец тебя любит и боится одновременно.
- За меня или меня?
- Он просто тебя не понимает. Ты сам во многом виноват. Тебе доставляло удовольствие видеть страх на его лице? Ты испытывал его на прочность…
- Нет, я мстил ему за холодность, сдержанность и отстранённость, за нежелание уделять мне внимание, в котором я так нуждался, когда не стало матери. Я хотел, чтобы он любил меня. Ведь он не укладывал меня спать, не читал книжек на ночь, не гулял со мной по выходным, и в отпуск уезжал один. Я оказался за бортом его жизни…
- Я была всегда рядом с тобой. И всё, что ты ожидал от отца, ты получал от меня. А он зарабатывал деньги, чтобы ты ни в чём не нуждался.
- Но ты не могла любить меня за него.
- Я просто любила и люблю тебя. Ты ждал внешних проявлений любви от отца, а он  был растерян, убит горем, потеряв женщину, которую любил. Он замкнулся, к тому же ты оказался необычным ребёнком, и он не знал, что с тобой делать. Непонимание между вами росло, ожидания не оправдывались. Каждый из вас хотел того, чего другой не мог дать. И это тянется до сих пор. Нет желания понять друг друга. Я годы наблюдаю за вами. Каждый из вас хорош по-своему. Ума и честности вам не занимать, доброты и порядочности – тоже. Вы, на самом деле, очень похожи друг на друга. Упрямые, не желающие никому подчиняться, но верные и душевные. Я никогда тебе не рассказывала, как твой отец рыдал от горя, на похоронах твоей матери. Он богат, но не кичится своим состоянием, помогает людям. У нас в посёлке новая больница на чьи деньги построена? На его. А художественная и музыкальная школа? Одарённым детям стипендию учредил в институте, в котором училась твоя мать.
- Ну, прям, ангел.
- Ему до ангела далеко. И вспыльчив, и резок бывает, и самодуром может быть. Да мало ли тараканов в голове у каждого из нас?  Говорят, что время – лучший лекарь. А вас оно только отдалило. Ты и с той, которую нашёл, можешь пойти по ложному пути. Не спеши делать выводы. Ты же не знаешь, что произошло после твоего ухода в прошлой жизни, - произнесла няня, посмотрела на небо и улыбнулась: - Дивный рог луны красив, но ни тепла от него, ни света. Да и ветер, хоть и перестал буйствовать, а теплее от этого не стало, - она открыла дверь и слегка подтолкнула Уильяма, - Разболталась я что-то. Мы можем поговорить и дома. Иван камин растопил. Настасья пирог испекла. Жизнь продолжается. Не кручинься, всё образуется.
А Вероника, та самая девушка, о которой говорил молодой человек, впервые за много лет проигнорировала последовательность дел, распорядок, установленный когда-то ею для борьбы с недисциплинированностью, ибо этого требовала её работа. Ей казалось, что таким образом она закаляет свой характер, борется с ленью. Вероника повесила режим дня в виде шпаргалки на холодильник и  ежедневно выполняла все пункты, прописанные в нём. Но чисто внешняя пунктуальность (к счастью или огорчению) не стала её второй натурой.
Именно поэтому она не испытывала угрызений совести, когда после работы не приняла душ, не отправилась на кухню, чтобы приготовить себе ужин и не заставила себя выполнять предписания далее по списку. Вероника в задумчивости сбросила туфли в коридоре, положила на тумбочку перед зеркалом сумку и зонт, который так и не пригодился, устало вздохнула и прошла в гостиную. Пиджак полетел на спинку кресла.
«Куда делась моя аккуратность, которая так восхищает моего отца»?
Хотела закрыть шторы, но передумала. Свет от фонарей перед домом создавал некую ирреальность внутри помещения: блики и будто живые тени колыхались, дышали и дёргались на стенах и потолке. Она села на диван в гостиной, а потом легла, не раздеваясь, свернувшись калачиком, но уже через мгновение ощутила внутренний озноб, хотя в помещении было не холодно. Укрывшись пледом, который оказался (по счастливой случайности или недопустимой забывчивости) на кресле рядом с диваном, она попыталась сконцентрироваться на воспоминаниях о странной встрече, которая выбила её из автоматизма повседневности.
В памяти всплыло лицо молодого человека, который, расталкивая пассажиров рейсового автобуса, кинулся к ней с восклицанием:
- Я нашёл тебя! Нашёл, нашёл! Ты не представляешь, через что я прошёл, чтобы вновь увидеть тебя?!
Вопрос повис в воздухе. Пауза затягивалась, потому что Вероника не сразу сообразила, что это к ней обращается молодой человек, которого никогда раньше не видела. Он закрыл лицо руками, потом вновь посмотрел на девушку. А у неё мелькнула мысль:
«Хорошо, что обошлось только восклицаниями, а ведь мог бы и кинуться с объятиями, рукопожатием, желанием схватить за руку, чтобы удержать до выяснения неких обстоятельств».
Ведь она не знала причин, по которым молодой человек её искал. Возможно, она на кого-то оказалась похожа (если, действительно, похожа). Только вот на кого? На его пропавшую сестру, знакомую, одноклассницу, возлюбленную, бывшую начальницу, которая не заплатила ему за работу, или  на того, кому он был должен? На кого? 
Зато сразу поняла, что людям в автобусе эта ситуация предвещала некое бесплатное развлечение. Все взоры устремились на «виновницу» восторгов молодого человека, больше похожую на манекенщицу, случайно оказавшуюся в общественном транспорте вместо подиума. Белокурые волосы, собранные в пучок, соответствовали деловому стилю одежды. Только вот недоумение, застывшее в глазах, никак не вязалось с образом уверенной в себе дамы.
Девушка не знала и даже не догадывалась, что нужно этому, словно выросшему из ниоткуда «поисковику». Хотя должна была признать, что перед ней стоял весьма симпатичный молодой человек с глазами цвета бирюзы, в обрамлении длинных пушистых чёрных ресниц, которым могла позавидовать любая красавица. Если бы она была художником, то сказала бы, что черты его лица соответствовали золотому сечению: и прямой нос, и мужественный овал лица, и лоб, брови, губы и даже русые, слегка вьющиеся волосы, лишь подчёркивали его индивидуальность при соблюдении идеальных пропорций.
Веронике показалось, что она невольно попала в сети его обаяния. А может, в его голосе присутствовала некая магия? А иначе с чего это вдруг она ощутила желание погладить его по щеке и обнять? А потом откуда-то вылезла неимоверная жалость к молодому человеку, хотя никаких внешних причин его жалеть не было. Почему незнакомый человек вопреки здравому смыслу показался ей таким родным и близким, будто что-то запертое внутри вдруг захотело вырваться наружу, словно тело решило жить по своим законам, игнорируя рассудок. Она сбросила возникшее наваждение.
- Я вас не знаю, - спокойно произнесла она. – Вы ошиблись. 
- Клетка, - прошептал он.
Но Веронике и его последнее признание ни о чём не говорило.
- И?
Он увидел в глазах девушки растерянность, за которой скрывался страх, и опустил голову:
- Но почему? – вновь прошептал он. – Скажи, почему?
- Что? – спросила Вероника.
- Как ты могла забыть?! – с отчаянием в голосе произнёс он.
- Извините, но должна вас разочаровать, я вижу вас впервые, поэтому ваши сетования по поводу моей забывчивости безосновательны. И мне сейчас выходить.
- Нет, - он встал у неё на пути.
- Что значит «нет»? Пропустите меня, - она посмотрела ему в глаза, и тотчас, правда, всего лишь на мгновение, в голове произошла некая вспышка, в результате которой она увидела средневековый замок и юношу в огромной клетке, висящей над пропастью. 
«Гипноз, не иначе, он транслирует мне воспоминания, которых у меня просто не может быть. Но почему тогда мне кажется, что я знала, что случилось потом, но по каким-то причинам забыла»? - подумала она и вдруг спросила:
- Я вас выпустила из клетки?   
- Нет.
- Так вы выходите или нет? – вмешался мужчина, стоящий за ней.
- Да.
Двери открылись, Вероника вышла из автобуса и почти побежала, не оборачиваясь, к огромному зданию, в котором работала. И только когда оказалась возле стеклянной двери, позволила себе обернуться. Молодой человек стоял, не двигаясь, на стоянке машин недалеко от старого дуба, над которым кружилось вороньё. Ей показалось, что она ощутила его тоску. То ли раскаяние неизвестно в чём выползло из каких-то закоулков её души, то ли нежность, смешанная со страхом, но недоразумение, произошедшее в автобусе, не желало отпускать её.
Вероника подумала, что молодой человек будет стоять там, вопреки всему. Силы воли, похоже, ему не занимать. Ей захотелось помахать ему рукой, как старому знакомому, но вместо этого она решительно открыла дверь и вошла в здание.
Охранник с удивлением посмотрел на Веронику, которая не ответила на его приветствие, застыла в растерянности перед турникетом, потом посмотрела на охранника, который подумал:
«Осталось только произнести: «Сезам, откройся». Странная она сегодня какая-то».
Он уже хотел подсказать ей, что нужен пропуск, как она, покраснев, достала его из сумочки, повертела в руках, словно забыв, что нужно делать дальше, потом приложила его к светящемуся кружочку  и, погружённая в свои мысли, направилась к лифту.
Охранник смотрел ей вслед, обеспокоенный тем, что она запросто может выбросить пропуск в урну, как ненужную бумажку, но она увидела его, когда протянула руку, чтобы вызвать лифт. Покачала головой и убрала пропуск в сумку, а охранник облегчённо вздохнул.
«Дожила до светлого дня. Сама себя не узнаю», - подумала она, вошла в открывшиеся двери лифта, нажала кнопку своего этажа, и только потом сообразила, что обычно поднимается по лестнице на третий этаж.
«Да что со мной такое? – мысленно спросила она. – Этот товарищ, артист, устроивший показательное выступление в автобусе, может оказаться аферистом, человеком с подвижной психикой или вообще сумасшедшим, сбежавшим из психушки. Глупости. Я же видела его глаза. Это отнюдь не безумный человек. Но тогда, исходя из этой логики, он либо говорит правду, либо всё придумал, чтобы познакомиться со мной. Я бы запомнила его, если бы мы встречались раньше. Насколько я знаю, в аварию я не попадала, память не теряла. Надо зайти к Алине. Почему эта ситуация так взволновала меня? Возможно, я просто понравилась молодому человеку, и он не смог придумать вот так сразу некую правдоподобную причину, чтобы заинтересовать меня. И ты веришь в эту чушь? Нет, он вкладывал в слово «клетка» особый смысл, который, по его мнению, я должна была понять, а я не поняла. А может, он ищет подходы к моему отцу через меня? Всё же он весьма известный микробиолог. Или его интересует не сам отец, а то, чем он занимается? Ага, и для этого он изобразил придурка. Всё. Стоп. Так можно слишком далеко зайти, вернее,  дойти до нервного срыва, или того хуже – мании преследования».
Она подошла к двери с табличкой «Психолог». И вдруг осознала, что не хочет просить помощи у Алины, не из-за зашкаливающей гордыни, не из-за гипертрофированной самоуверенности, просто пришло понимание, что очень важно разобраться во всём самой. Правда, она пока не знала, как, с чего начать, какие шаги предпринять.
«Не возвращаться же к охраннику с просьбой, чтобы он проверил документы у подозрительного типа, околачивающегося возле офиса. Конечно, так я могла бы узнать имя и фамилию недавнего попутчика. А может, пригласить на обед этого товарища и задать ему несколько прямых вопросов. Кто он такой, что ему надо, зачем искал меня? Ведь вопросы, которые замалчиваются, таят в себе угрозу, – подумала Вероника. – Но даже если он честно ответит на все мои вопросы, факт останется фактом: я его не знаю. Или не помню? Это не одно и то же. К тому же всё услышанное будет его версией неких событий, не истиной, его правдой. Ладно, надо расслабиться. Если он так долго искал меня и, наконец, достиг своей цели, то, по логике вещей, исходя из здравого смысла, неудачная попытка не должна его испугать. Значит, мы снова пересечёмся. И, возможно, не один раз».
Она улыбнулась. До обеда она работала с тайной надеждой, что он ждёт её возле здания. Но когда она не увидела его, почему-то расстроилась. Вся её теория летела в тартарары. А потом решила, что он захочет выяснить, где она живёт, и поэтому после окончания рабочего дня пойдёт её провожать. Но и после работы она не увидела незнакомца. Никто не следил за ней. Она благополучно доехала на автобусе до своей остановки. Среди людей, ожидающих наземный транспорт, его тоже не оказалось. Вероника не понимала, почему исчезновение молодого человека так расстроило её?
Она прошла немного по дорожке, ведущей к дому, но на полпути свернула к кафе, заказала кофе, села за столик и попыталась собраться с мыслями.
«А, может, молодой человек и рассчитывал на подобную реакцию с моей стороны? Какую именно? Что я буду сидеть в кафе и размышлять о нём? Ну, и что дальше? Я даже его имени не знаю. А зачем мне его имя? Что это мне даст? Мы словно из разных миров с ним. У него есть своя версия нашей предыстории, а в моей реальности я могу похвастаться лишь отсутствием этой самой предыстории. Не состыковка получается. Господи, почему какой-то эпизод с недоразумением так поразил меня, втянул в некие рассуждения, желание что-то понять? Мало ли с кем мы сталкиваемся на улице, в транспорте. И что? Теперь обо всех надо собирать данные и искать причину, почему кто-то обознался, с какой целью мне улыбнулся, что-то спросил, подмигнул или нечаянно толкнул, наступил на ногу? Бред! Это было бы навязчивой идеей, если бы ни одно «но». Я почти уверена, что он говорил правду. А что если мы с ним, действительно, пересекались, но только не в этой, а в прошлой жизни? Что если предположить. Да-да, именно допустить вероятность, что он помнит события прошлого, а я по каким-то причинам не помню. Тогда его слова уже не имеют налёта безумия, в котором я подозревала его. Осталась самая малость, - подумала она. – Я должна вспомнить события, которые происходили до моего рождения, короче, в прошлой жизни. Хуже, если надо будет допустить, что мы пересекались в иной реальности. Ладно, я ведь давно хотела узнать, кем была в прошлых воплощениях. Но моё хотение так и осталось хотением. Я, если честно, не знала, да и сейчас не знаю, с какого конца приступить к осуществлению желания. Как именно погрузить себя в эти самые воспоминания, что нужно для этого сделать? Может, попробовать через медитацию прорваться к цели? А почему бы и нет? Какие ещё существуют варианты? Осознанные сновидения, погружение в подсознание, гипноз, психотерапевты, Петька. Он же как-то вышел на собственные прошлые воплощения. К тому же он классный психотерапевт, умеющий искать причины человеческих проблем в прошлом. Он не погружает в гипноз пациента. Человек всё осознаёт и при этом в расслабленном состоянии «видит», что происходило когда-то. Как он это делает, не знаю. Хотя гипноз Пётр тоже иногда использует, но очень аккуратно. Я уверена, что Петька не станет «следить» в моём подсознании. Да и надёжнее как-то, когда рядом будет кто-то, кто сможет тебя вернуть, если ты заблудишься в лабиринтах памяти».
Она так погрузилась в свои мысли, что вздрогнула от неожиданности, когда кто-то коснулся её руки и произнёс:
- Мы закрываемся.
- Извините, - она посмотрела на чашку с остывшим кофе, расплатилась и вышла в жемчужно-голубой сумрак с мыслями о быстротечности времени.
А теперь она пыталась собрать воедино мозаику сегодняшнего дня, лёжа на диване под пледом. Когда-то она мечтала заглядывать в будущее, как в раскрытое окно, а теперь страстно желала погрузиться в прошлое, чтобы докопаться до истины. Говорят, что принятое решение, уже полдела. Под пледом было тепло и уютно. Вероника успокоилась, а потом ощутила, что грань между реальностью и иллюзией становится всё тоньше и тоньше, пока не поняла, что находится в плену сна, или между сном и явью, а если уж быть совсем точной – в какой-то энергетической клетке.
«Клетка, - подумала она, - с этим словом, образом, связано что-то очень важное для меня. Только вот что»? – спросила она мысленно и ощутила, что упирается в невидимую стену, за которой был ответ, но что-то или кто-то упорно не желал, чтобы этот ответ она нашла.
В какой-то момент ей показалось, что пелена вот-вот растает. А потом услышала сквозь неё совсем не то, что ожидала: кто-то тихим нежным голосом запел колыбельную. До боли знакомый голос разрушал некое препятствие, возникшее у неё на пути, но она никак не могла узнать, кто же это поёт. И вдруг ощутила ком в горле, это её мать, которая много лет назад внезапно ушла из жизни, ворвалась в её сон. Вероника хотела что-то спросить у неё, но почему-то забыла, что именно, и окончательно  погрузилась в страну грёз.
Это был не обычный сон, смутный и обрывочный, от которого страхи из сновидения исчезают с пробуждением, после чего появляется понимание, или предположения для чего, почему именно этот сон посетил тебя в эту ночь, а сон, похожий на явь. Происходило что-то, отчего с каждой минутой ширилось время – сжималась память, а мир переворачивался вверх дном,  всё в нём теряло своё значение и смысл. Она знала, что сон растает, как туман от солнечных лучей, при окончательном пробуждении и предпринимала отчаянную попытку ухватиться за нить, торчащую из клубка, в который кто-то сматывал увиденную информацию, теряла её, пыталась вновь размотать клубок и вновь теряла нить.
Бестолковость усилий не огорчала её. Огорчало иное: кто-то отчаянно не хотел, чтобы она пробилась к собственным воспоминаниям, и этот кто-то был сильнее её.   
«А может, этот сон сверхъестественного происхождения? – подумала она и увидела, как «клубок» превратился в пепел, а потом неожиданно из каких-то глубин её памяти всплыли обрывки формулы гармонии. – Странно, разве существует такая формула? – включился здравый смысл. – Или это что-то, связанное с магией? Значит, я знала нечто...» – ощущение тревоги заставило её прекратить размышления.
Она открыла глаза, прислушалась к вою ветра, терпящего поражение возле стен дома, и подумала, что можно жить и даже не подозревать о своём одиночестве, но быть тесно, а порой  и неразрывно с ним связанной. Вероника встала, подошла к окну. Звёздная  россыпь на чёрном полотне неба сверкала, мигала, манила и пугала одновременно. 
- Вместо медитации уснула, блуждала где-то по закоулкам сновидения, что не приблизило меня к пониманию произошедшего. Безрезультатные попытки, возможно, когда-нибудь приведут к цели. Говорят же, что количество рано или поздно может перейти в качество. Но сколько времени будет потеряно, этого мне никто не скажет. Всё же надо позвонить Петру. И при этом найти вескую причину, почему он должен открыть дверь в мою прошлую жизнь. Придётся рассказать о странном автобусном инциденте и своих терзаниях, - проговорила она вслух, посмотрела на часы и решила, что времени на нормальный сон после принятия душа у неё будет предостаточно.
Правда, что именно она вкладывала в понятие «нормальный», не озвучила. На следующий день Вероника ожидала увидеть странного незнакомца на стоянке машин возле проходной, но когда этого не случилось, чуть не топнула ногой от досады. И всё же она надеялась, что молодой человек «растаял» не навсегда. Ощущение тоски утвердило её в правильности решения позвонить Петру, своему бывшему однокласснику.
Но как только Вероника оказалась у себя в кабинете и закрыла за собой дверь, решительность улетучилась куда-то, на её место пришли сомнения, которые стали раздирать её на части. Противоречивые мысли лишили её способности действовать. Она ощутила апатию, потом некое беспричинное абстрактное раздражение, перерастающее в жалость к себе.
«Ну, кто мне скажет, не накрутила ли я сама себя, не придаю ли слишком большое значение мимолётной встрече»? - подумала она, прошла к письменному столу, села в кресло, посмотрела на телефон, как на некое ужасное существо, взяла в руки трубку, и вдруг осознала, что слышит голос Петра:
- Слушаю.
- Привет! Я хотела бы попросить тебя о встрече, - голос её предательски задрожал, она слегка отстранила трубку телефона от уха и прошептала в неё: - Пётр, я не помню твой номер телефона, но при этом каким-то невероятным образом набрала его. 
- Вероника? Здравствуй, дорогая. Если честно, не ожидал услышать тебя. Что? Жизнь застоялась, как воды старого пруда? – спросил он.
- Хуже. Жизнь стала казаться мне удушливым сном.
- И что произошло? – поинтересовался он на правах друга.
- Вроде, ничего особенного. Но ты же знаешь, что порой малозначительные, с нашей точки зрения, события влекут за собой тяжкие испытания, последствия которых беззвучно и незримо выковывает для нас судьба, карма, её Величество жизнь.
- И что ты хочешь? Спрашиваю, как доктор пациента, раз возникли проблемы.
 - Погрузиться в бездну времени и памяти, где печаль и надежда с множеством жизней и смертей. Только я не знаю, как это сделать.
Ей не хотелось выглядеть жалкой, как побитый котёнок, но бравада показалась Петру наигранной. Он ощутил её волнение, которое она усиленно пыталась скрыть, и спокойно сказал:
- Просмотреть некие события из иных воплощений я могу помочь. Но ты же знаешь, что ушедшее время, ветром и дождём оплаканное, я вернуть не в силах. Я не маг, а врач, гипнолог, психотерапевт. И надо всё взвесить, прежде чем отправиться в путешествие. Должна быть достаточно веская причина, чтоб врываться туда, где, возможно, тебя не ждут. Надо обговорить детали. Должен напомнить, что странствия в прошлые жизни могут либо закалить на огне испытаний силу воли, подарить веру в себя, либо сломать. Для осмысления прошедшего необходимо не только расстояние во времени и в пространстве, но и готовность (подчёркиваю, готовность) принять события, которые могут оказаться не всегда приятными. Погоня за самим собой порой ведёт к разлуке с самим собой. Парадокс. Мы – сумма всех мгновений нашей жизни.  И, возможно, не одной. Но к этому надо прийти.
- Я понимаю, о чём ты говоришь. А теперь представь, ты видишь, как твоя жена каждый день провожает тебя на работу, выходя на крыльцо вначале с младенцем на руках, потом с подросшим сыном. Но ты не видел, как они прожили эти годы, когда тебя не было дома. То, что ты мог узнать из общения с ними, это куски их восприятия, не всегда достоверные, чаще искажённые из-за нежелания посвящать тебя в мелочи жизни, забывчивости, непреднамеренной лжи, или намеренной, по каким-то причинам. И то, что было бы важно для тебя, оказалось неважным для них, потому что это их жизнь без тебя. Как постичь время в себе и вне себя? Возможно ли это? Мы ищем утраченную когда-то тропу на небеса, ненайденную в суете дверь, которую так и не открыли, но знание об этом сидит в нас. Ты прав, мы – итог бесчисленных сложений. Дни, как жужжащие мухи устремляются в небытие, но я знаю, что каждый миг – это окно, распахнутое во все времена.
- Знать и вылезать в это самое окно – не одно и то же. Трагический недостаток любого «вылезания» заключается в том, что осознание случившегося происходит с большим опозданием. И ещё. А так ли важно погрузиться во время, которое по каким-то причинам исключило тебя? Для этого надо привлечь третьих лиц, которые прожили это время. Но ведь жена и сын тоже не в курсе, как прожил эти годы их кормилец, когда уходил на работу. С кем общался, встречался, какие вопросы решал, с кем ругался, что изобретал, чему радовался, отчего огорчался, о чём думал. Огромный кусок жизни остаётся за занавесом для всех участников этой семьи. И не нам решать, справедливо ли это? Значит, это было зачем-то нужно. Я так понимаю, что тебя волнует не жизнь молодого человека в прошлом воплощении, а твоя жизнь и те моменты, в которых вы пересекались? – услышала она и подумала, что о молодом человеке она Петру ничего не говорила, а он озвучил конкретно то, что её волнует.
Но выяснять, откуда он знает о её проблеме, не стала.
«Возможно, это всего лишь его предположение или необыкновенная интуиция, которой и должен обладать истинный психотерапевт».
- Да, - произнесла она. - Так ты мне поможешь, философ?
- Если увижу в этом необходимость, крайнюю нужду. Если никакие иные способы  не смогут привести к положительному результату…
- О каком положительном результате ты говоришь? Я не заблудившаяся в собственных фантазиях дама, не маниакально-депрессивная личность…
- Давай обойдёмся без диагнозов. Это моя прерогатива. Твоя задача – посвятить меня в возникшую проблему, а уж я буду искать выход. Приглашаю тебя сегодня на ужин в наш ресторанчик. Часам к семи, сможешь?
- Договорились, - произнесла Вероника, услышала короткие гудки в трубке телефона, и в следующее мгновение осознала, что трубка уже стоит на базе.
«Что происходит? Это провалы памяти у меня, игры времени или моего сознания? Волшебные недоразумения. Надо по этому поводу тоже спросить у Петра. Со мной что-то происходит после встречи с незнакомцем. Здравый смысл где? Это просто моя рассеянность, в результате которой у меня выпадают некие моменты из поля моего зрения. Это же, козлу понятно, как любит говорить мой отец в минуты раздражения. Козлу-то, может, и понятно, а мне надо просто перестать всё время плавать в пространственно-временном океане в попытке натолкнуться на бутылку, внутри которой  спрятана записка с ответами на мои вопросы. Это ещё называется элементарная рассеянность, когда ты погружён в свои мысли, и при этом пытаешься исполнять привычную работу. Забывчивость, невнимательность, витание в облаках. Как-то так»? – она нашла объяснение и успокоилась.
Ресторан, в котором они условились встретиться с Петром, находился в бывшей графской усадьбе в окружении огромных сосен возле небольшого пруда, где стояли скамейки с навесами, увитыми плющом, клематисами и диким виноградом. Вероника замерла, поражённая божественной красотой, которая высвечивала свои грани. Солнечные блики предзакатного солнца на воде переплетались и складывались в замысловатые узоры и странные письмена. Возможно, в них был некий тайный смысл, подсказка или послание, но ей не приходило в голову даже попытаться перевести язык символов в слова. 
- Я знал, что ты придёшь вначале сюда, - услышала она голос Петра.
Она посмотрела на него глазами какой-то загадочной птицы, прилетевшей из давно забытой сказки.
- Только не погружайся в красноречие, не выстраивай замысловатые комплименты, в них нет никакого смысла. Я знаю, как ты относишься ко мне, как и ты в курсе, что лучшего друга мне не найти во всём мире.
- Знаю, - улыбнулся Пётр и взял Веронику под руку. – Аромат цветущей сирени  деловой настрой готов свести на нет…
- Мне не до ароматических нюансов, романтических свиданий…
- Верю. Потому и без цветов. Я ещё днём заказал нам столик. У нас будет возможность спокойно обсудить сложившуюся ситуацию.
- Спасибо.
- Предлагаю вначале  поужинать, потом заказать десерт…
- Боишься, что моя исповедь испортит тебе аппетит? – улыбнулась Вероника.
- Нет. Хочу, по возможности, серьёзно отнестись к услышанному, чтобы ничто не отвлекало.
После ужина Вероника постаралась в сжатой форме рассказать об эпизоде в автобусе, своих ощущениях, странном видении и безуспешной попытке прорваться через медитацию к пониманию.   
- По одним и тем же законам движутся по небу звёзды и извлекаются звуки из флейты и арфы, - начал Пётр.
- И что? Я понять хочу. Кем я была? Королевой или пешкой на шахматной доске жизни. А может, я была тем, кто передвигает фигуры…
- Богом, что ли? О, да у тебя мания величия, дорогая. Хочу напомнить, что многих она привела в психушку. Знаешь, сколько Наполеонов там? – спросил он и услышал смех, звенящий, как серебряные колокольчики.
А потом на её лице проявилась улыбка, за которой он ощутил зубы дракона, и непроизвольно всплеснул руками, как птица крыльями, готовая улететь в открытое окно.
- Если бы я не знала тебя, то, наверное, замкнулась, спряталась, постаралась выглядеть более адекватной. Знаешь, у меня было странное ощущение, будто я пришла в театр, увидела на сцене самою себя и испытала ужас от этой ситуации. Жаль, что самые искренние и здравые поступки в реальности выглядят как дешёвая пьеса, - она замолчала на полуслове, замерла, слегка наклонив голову, словно фарфоровая кукла, у которой закончился завод.
Он слегка коснулся её руки и улыбнулся.
- Где вспоминать будем? У меня в клинике или…
- У меня дома. Там спокойнее как-то. У меня не выходит из головы видение замка, клетки над пропастью, в которой заперт молодой человек. Я не видела места, в котором этот замок был построен, но ощутила, что знаю его. Извини за болтливость, но мне почему-то хочется тебе рассказать историю, как отец хотел назвать меня Верона. Он был уверен в правильности своего решения, предвкушал, как будет разглядывать моё свидетельство о рождении, где навеки будет вписано моё имя-памятник, но женщина, занимающаяся регистрацией детей, отрезвила его пыл. Она сказала, что глупо давать имя девочке по названию города в Северной Италии. «Вспомните о тех детях, которым восторженные родители давали имена Тракторина, Октябрина… Я не буду перечислять все запредельные имена, от которых совершеннолетние дети постарались потом избавиться. Подумайте». После призыва «официального лица» отец растерялся, потому что он познакомился с моей матерью на родине Ромео и Джульетты и страстно желал увековечить этот эпизод их жизни в моём имени. А может, уже предчувствовал, что их счастье не долго продлится, не знаю. Он нашёл, как ему показалось, компромиссное решение: по документам я - Вероника, а для родных – Верона. Есть ли в идее отца какой-то скрытый смысл? Не знаю. Но говорят же, что имя как-то влияет на судьбу человека. Женщине из ЗАГСа, похоже, было всё равно, как будут звать ребёнка родители дома, главное, что в свидетельстве о рождении будет зафиксировано нормальное имя: Вероника. Так что я с детства была посвящена в историю города Верона. Думаю, не только из-за Шекспира, который избрал местом действия пьесы «Ромео и Джульетта» этот город, не только потому, что родители там познакомились, а что если существует некая неизвестная причина, заставившая связать меня с городом, в котором я никогда не была. Возможно, я пытаюсь увидеть то, чего нет. Я же знаю, что у отца до моего рождения были идеи и более изысканные. Он хотел увековечить своё открытие в моём имени, но натолкнулся на сопротивление матери. Почему я всё это тебе рассказываю? – спросила Вероника.
- Потому что нервничаешь.
- Сегодня ночью, после раздумий я пришла к выводу, что отец не случайно назвал меня Верона. Мне показалось, что я была когда-то в замке, привидевшемся мне. А может, память сыграла со мной злую шутку? Я в детстве достаточно часто слышала от родителей описания достопримечательностей Вероны. В их числе был и замок. А потом видение в автобусе. Как всё это увязано между собой? Случайно ли всплыла картинка того места, в котором я не была. По крайней мере, в этой жизни. Странная встреча в автобусе, видение, замок, моё имя, город, в котором встретились мои родители, история Ромео и Джульетты, - она посмотрела на Петра с тайной надеждой, что он в состоянии объяснить, казалось бы, не связанные между собой события, увидеть в них некую красоту неумолимой последовательности.
- По большому счёту, всё не случайно в этом мире. Давай договоримся сразу, опираемся исключительно на факты, чтобы домыслы не увели в сторону. Ты же хочешь раскрыть некую тайну вашего пересечения с незнакомцем в прошлой жизни. Желаешь понять, почему тебе мучительно больно от забвения? И ты ожидаешь, что знание позволит тебе понять произошедшее, не так ли? Только вот захочешь ли ты вновь встретиться с настойчивым молодым человеком, который по каким-то причинам исчез? Или взял паузу, пока ты не вспомнишь что-то?
- Не знаю. Терзания входят в подготовку к сеансу?
- Нет. Место мы определили. Осталось договориться насчёт времени.
- В субботу, в удобное для тебя время.
- Я приеду с утра, часам к десяти.
- Спасибо, - улыбнулась Вероника.
- Пока не за что, - Пётр подозвал официанта, расплатился за ужин и предложил: - Я довезу тебя до дома. Надеюсь, ты не будешь возражать?
- Не буду.
Она уловила в улыбке Петра некое смущение человека, который в погоне за миражом вдруг оглянулся и увидел собственные следы, уходящие в бесконечную даль пустынных просторов, и как поднявшийся ветер с лёгкостью стирает их, оставляя только его собственную память о проделанном пути. 
- Иногда мне кажется, что я потерявшийся странник или тысячеструнный инструмент, который отзывается на любую вибрацию чувства и красоты людей, которые ищут у меня помощи. Жизнь состоит из парадоксов, которые иногда наше сознание не в силах объяснить. Почему грубая сырая земля рождает цветок неземной красоты, которым не любуется корова перед тем, как съесть его? Почему кто-то стремится вспомнить прошлое, а кто-то забыть его навеки? А порой я почти уверен, что мир сходит с ума, и здравому смыслу не осталось места в нём.
Пётр довёз Веронику до дома, проводил до подъезда и произнёс:
- Постарайся выспаться. Помни, я взялся за твою проблему, значит, тебе не о чем волноваться.
- Спасибо.
- Может, всё же проводить тебя до двери квартиры?
- И кто из нас волнуется? – спросила Вероника и улыбнулась.
- Я же всё равно не уеду до тех пор, пока не увижу свет в твоей квартире.
- Да ты замороченный больше, чем я. Пошли.
- Куда?
- Ко мне, выпьем кофе и разбежимся. Тебя, надеюсь, не смущает моё предложение?
- Нисколько Ты же приглашаешь меня на кофе, а не в постель, - засмеялся он, увидел смущение на лице Вероники и произнёс: - Думаю, моя грубая шутка не травмировала твою психику?
- Нет. Мы уже всё когда-то обговорили и обо всём договорились. Я не помню прошлую жизнь, а эту, слава богу, пока не забыла.
- Руку давай, болтушка, - теперь настала очередь смутиться Петру.
- Квиты. Один-один.
  А в загородном доме Уильям пил чай с няней и с Иваном, бывшим учителем живописи, который стал его другом. Как-то так сложилось, что эти два человека отогрели душу ребёнка. Уильям рос бы, как сорная трава, если бы не забота и любовь, которой окружила его няня. Отец выделял достаточно средств, чтобы сын ни в чём не нуждался. Как-то в их загородном доме появился учитель живописи. Уил кинулся к нему с возгласом:
- Откуда ты пришёл в наши края?
- Я не бродячий художник, малыш, я родился и вырос в миле отсюда. Хотя дух бродяжничества сидит во мне, как и тяга осесть в Вероне. Но я знаю, что меня там никто не ждёт.
- Я не хочу снова становиться художником. Эта профессия доставила мне много неприятностей в прошлом, - проговорил Уил. – Если ты, конечно, помнишь, - добавил он шёпотом.
 - А у кого ты учился, позволь поинтересоваться?
- У тебя, - рассмеялся Уил и ткнул его пальцем в грудь, что не смутило учителя.
- Что ж, думаю, надо посмотреть, в чём ты преуспел после моего преподавания, - улыбнулся он. – Я не всё помню, но прошлое прорывается ко мне, когда я пишу картины. Я верю, что был твоим учителем в прошлой жизни. Но, к сожалению, я покинул Верону до твоей казни.
- Тогда откуда тебе известно о ней?
- Слухи летели за мной, пока не догнали в Германии. Я не надолго пережил тебя, мой мальчик, в прошлой жизни. Болезнь рвала и терзала моё тело, пока я не обрёл покой. Чёрный ворон опоздал. Я унёс с собой воспоминания.
- Я не понимаю тебя. О чём ты говоришь? – спросил Уил.
- О маге, который подкупил лжесвидетеля. Я не знаю, что случилось с ним и его дочерью, как они жили. Я и о себе-то не всё помню.
- Ты только моему отцу не говори, что ты знал меня когда-то. А то он и тебя отправит к психологу, Ион.
- Иван Андреевич, - произнёс учитель в тот самый момент, когда няня вошла в гостиную.
- Илона? Не может быть! Вот и не верь после этого в судьбоносные встречи, - засмеялся он. – Это же Илона, - он посмотрел на Уила и добавил: - Девушка, отец которой отправил меня, одарённого сироту, жившего у тётки на птичьих правах, учиться в другой город, подальше от дочери в прошлой жизни. А когда я вернулся, в их доме жили другие люди, которые сообщили мне, что болезнь унесла хозяев этого дома, а дочь родственники отдали кому-то в услужение.
- Мой отец взял её, чтобы она ухаживала за младенцем, то есть мной, после смерти моей матери в прошлой жизни. В этой – ситуация почти повторилась, но только по сути. Её зовут иначе в этой жизни, как и тебя. Это Элиза, – произнёс Уил.
- Я верю в то, о чём говорит мой мальчик, но сама не помню, что там произошло когда-то. Теперь прибавился ты. Как бы там ни было парами не сходят с ума и не вспоминают одно и то же. Я читала умные книги, которые мне приносил Уил. И Оливера Фокса, и Джеймса  Льюиса, и Реймонда Моуди и многих других. Я верю в предсказателей, экстрасенсов, колдунов и магов, в волшебство и в то, что мы воплощаемся группами много раз на земле. Уил одарённый мальчик, необычный. Будь помягче с ним, - попросила няня.
- С его психикой всё в порядке, - улыбнулся Иван Андреевич, а когда увидел  картины Уила, произнёс: - Мне и учить-то тебя нечему. Впору мне у тебя учиться. Но я могу подключить нужных людей, чтобы они организовали выставки твоих полотен. Их должны увидеть люди. 
Уил долгое время не находил слов, не находил ответов для загадок, которые ставили его в тупик, а потом столкновение с мучительным парадоксом: не доброты – доброты, эгоизма-самоотверженности, благородства-низости, - отзывалось душевной болью.
Каждый осколок мысли и чувства на лице Уила молниеносно вспыхивал, точно солнечный зайчик на поверхности пруда. Он любил яркий свет и питал ненависть к тусклому, приглушённому, бледному свету. Оттого, наверное, и его картины были наполнены светом, излучали его. После первой выставки специалисты заговорили о притягательной силе творений мастера, самобытности и некой магичности.
Правда, на возрасте этого самобытного мастера они почему-то старались не заострять внимание, потому что ему было тогда всего двенадцать лет. Уил творил с некой страстностью, свойственной его натуре, но категорически отказывался присутствовать на собственных выставках, аукционах, перепоручил все хлопоты Ивану Андреевичу, который через год после их пересечения женился на Элизе и перебрался в дом Уила. Учитель и сам писал картины, иногда выставлялся вместе со своим учеником. Судьба оказалась благосклонной к Уилу, в этой жизни рядом с ним оказались верные друзья: няня и учитель живописи. 
А когда стал совершеннолетним, Уил объездил полмира не из-за тяги к путешествиям. Он хотел «пройти» по местам, в которых оказывался в прошлой жизни. И каждый раз приходил в восторг и удивление, когда воспоминание и реальность в чём-то совпадали. Отец не знал истинных причин, по которым его сын переезжал из одной страны в другую, но ему казалось разумным, что сын в каникулы тратит заработанные деньги на путешествия. 
От места, где родился в прошлой жизни, до мест скитаний, обучению ремеслу,  знакомства с учителем живописи, а потом и до места конечной точки, где его казнили. Уил никогда не узнал бы места, где жил и бывал в прошлой жизни, если бы не сохранившиеся памятники средневековья. Он словно желал закалить свою веру и силу воли, прежде чем приступить к поиску девушки в городе, где в этом воплощении появился на свет.
Оказавшись в Северной Италии, он посещал музеи, храмы, старинные памятники, сохранившиеся до наших дней, пока не добрался до Вероны. Его «бродяжничество» по миру после остановки в Вероне так же внезапно прекратилось, как и началось, без видимых для многих причин. Уил ходил по городу и поражался, что время пощадило некоторые исторические здания и сохранило их для потомков. Его поразил университет в Вероне, основанный в средние века. Он вспомнил, что в прошлой жизни несколько его знакомых обучались в нём, что не мешало им общаться на равных, ибо у него были хорошие домашние учителя. В то время в университете изучали арифметику, геометрию, астрономию и музыку. Потом он отыскал замок Кастельвеккьо 14 века с мостом Скалигеров. В то время правители княжеств осуществляли суд, чеканили свои монеты.
Он отправил открытки с видами исторических памятников из Вероны няне и учителю живописи и пригласил их приехать. Он с восторгом рассказывал им, как однажды в прошлой жизни, когда убежал из дома и обрёк себя на бродячий образ жизни, будучи ещё в Германии увидел, как работает мастер по изготовлению стеклянных витражей, и поступил к нему учеником, чтобы освоить технологию изготовления кронгласа. Витражи в то время пользовались спросом у правителей. Они вставлялись в оконные проёмы замка, закреплялись в каменных стенах и перемычках.
 Но, достигнув определённых успехов в этом ремесле, он так и не стал мастером, потому что судьба столкнула его с Ионом, с безвестным, бродячим, но весьма одарённым художником и попросился к нему в ученики. Юноша оказался настолько талантливым, что вскоре они работали на равных.
- Он сразу же признался мне, что бежал от деспотичного отца, - вдруг вспомнил Иван Андреевич. - Мы много путешествовали. Дошли до Северной Италии. Мы писали портреты горожан Вероны на площади. Вот там-то я увидел впервые мага правителя Вероны – Врона. Ему приглянулись картины моего ученика, и он пригласил его в замок  Кастельвеккьо, в который можно было попасть по мосту Скалигеров.
- Скалигеры – род итальянских феодалов, - включился в разговор Уил, - к нему принадлежали правители Вероны с 60-х годов 13 века до 1387 года, когда Верона была захвачена правителями Милана, которых с 1395 года величали герцогами.
- Ты хочешь сказать, что жил когда-то в этом замке, писал портреты, и там же был приговорён судом правителя с подачи мага к смертной казни? – спросила няня.
- Говорят, в одной из комнат этого замка до сих пор висит портрет дочери мага, написанный некогда бродячим безымянным художником. Этим художником был я в прошлой жизни. Я писал портреты простых людей. Мои работы увидел маг и пригласил меня к хозяину замка, у которого давно было желание, чтобы портреты его семейства украшали галерею его предков. Мне было обещано приличное вознаграждение. Прежде, чем я приступил к работе, со мной достаточно долго беседовал маг, он прощупывал меня с разных сторон, пока не вынес вердикт: благонадёжен, никакой угрозы от меня не исходит. В замке жила и дочь мага, первая его ученица. Я слышал, как однажды маг сказал, что когда-нибудь его дочь превзойдёт его самого. Она была красавицей. И, естественно, моё сердце начинало учащённо биться при виде её. Я попросил разрешения у её отца написать портрет его дочери, когда будет окончен основной заказ, куда входил и портрет мага Врона. Он дал согласие на то, чтобы она позировала мне. Это было самое лучшее время. Я мог разглядывать её, общаться. Я полюбил дочь мага. Но он бы никогда не дал согласия на наш брак, ибо видел её судьбу иной. Мы решили убежать, как только я закончу работу и получу деньги, но меня обманули, обвинив по ложному доносу в воровстве. После чего судили и посадили в клетку, висящую над пропастью, в ожидании казни. Я хотел быть любимым и знаменитым. Перед вашим приездом я долго стоял на мосту, вглядываясь в величественные стены замка, но вряд ли отважусь переступить их границу.
После их первой встречи с учителем живописи уже в этой жизни прошло тринадцать лет. Они всё так же жили под одной крышей, обсуждали возникающие проблемы, предстоящие выставки. Уил немного захандрил после того, как встретил девушку, которую искал. Они сидели в столовой, пили чай с фирменным пирогом их кухарки, когда Иван Андреевич спросил:
- А помните наше путешествие в Верону? Я так благодарен тебе, Уил, что ты нас вытащил туда вместе Элизой.
- Мне кажется, что это было не семь лет назад, а вечность назад. Всё так близко и одновременно далеко, - сказал Уил. – Мне не жаль времени, потраченного на поиск той, которая поразила моё воображение в прошлой жизни. Она незримо присутствовала в моих картинах, иногда её печальные глаза смотрели с полотен на зрителей, а порой её туманный лик взирал с небес на реальный образ. Я пытался в картинах соединить несоединимое, прошлое и настоящее увязать в единое целое. Природа средневековья вклинивалась в современный пейзаж. Вид на средневековый замок сквозь витражное окно из настоящего. Реальное и фантастическое, люди из прошлого и настоящего, дорога из Вероны, уходящая в запредельность. Сюжеты ирреальные сливались с сюжетами реальными. У меня была надежда, что когда-нибудь она посетит мою выставку, узнает себя и захочет познакомиться с художником. Но мои ожидания оказались напрасными. Я не знаю, может, она была далека от искусства в этом воплощении, но среди художников и любителей живописи я её не нашёл.  Мне иногда казалось, что я ищу иголку в стоге сена. И кто бы мог подумать, что судьба столкнёт нас в автобусе. Я должен был бы ликовать и прыгать от счастья, а я в растерянности неимоверной, потому что она ничего не помнит. Вот уже пять дней я ломаю голову, как быть, что делать дальше? Может, встретить её возле здания, где она работает, и попытаться поговорить с ней?
- Не торопись, - няня коснулась его руки. – Ты же сам чувствуешь, что что-то должно произойти. Мне обязательно придёт подсказка через сон, когда надо будет тебе действовать.
- Я тоже ощущаю, что она ищет выход, - сказал Иван Андреевич. - Мне кажется, что что-то должно произойти завтра. Эта мысль посетила меня, когда я писал картину «Ласточки в старом парке», ты же знаешь, что я прозреваю в моменты, когда работаю.
- Значит, будем ждать, - вынесла свой вердикт няня.
Уил улыбнулся и произнёс:
- Мы вырабатываем тактику моего поведения, обсуждаем сроки «наступления», как полководцы перед решающей битвой.
- Нет, милый, это не Совет в Филях. А то мы договоримся до того, что запишем её в неприятеля. Я не знаю, кто из вас в более выгодном положении. Но, как бы то ни было, думаю, мы не ошибаемся: очень скоро что-то произойдёт, - сказала няня.
Об этом думала и Вероника накануне, сидя в кресле у себя в кабинете, когда позвонил Пётр и осведомился о её самочувствии. 
- Не знаю. Обычно меня чтение успокаивало, давало пищу для размышлений. 
- Любая литература? – уточнил Пётр.
- Нет, конечно. Бульварные романы я не читаю, меня интересует серьёзная литература. Например, чтение Платона помогало мне заглянуть в глубины человеческой мудрости. Не всё понимая, но всем потрясённая, я откладывала книгу и погружалась в размышления. А вчера я по нескольку раз перечитывала одну и ту же фразу, а смысл её не доходил до меня. При этом я не могу утверждать, что поглупела в одночасье или стала тупой. Моя голова стала работать в ином режиме, не свойственном мне. Иногда мне кажется, что на самом деле я знаю гораздо больше, но этот объём заблокирован кем-то. Будто кто-то неким волевым или магическим усилием отсёк часть моего «особого» знания от меня. Мне кажется, - она понизила голос до шёпота, - что я обладала магией или некими особыми способностями. Я даже не знаю, откуда у меня такая уверенность. Иногда я ловлю себя на мысли, что я… Нет, глупости, - оборвала она сама себя.
- Ты хочешь, чтобы я тебе рассказал, кем ты была когда-то или всё же дождёшься субботы? – спросил Пётр.
- Ты прав, я должна сама всё вспомнить и понять. Мне надо успокоиться. Всё должно открываться вовремя. Я должна быть готова к махине событий, которые могут обрушиться на меня.
- Умница. Остался всего один день. Хочешь, я заеду за тобой сегодня вечером, мы поужинаем вместе, а потом я тебя отвезу домой?
- Не знаю, - призналась она. – Скорее, нет. По пятницам обычно мы с отцом ужинаем у него дома. Его домработница угощает нас деликатесами, которые не готовят в ресторанах. А потом мы смотрим какой-нибудь старый фильм, после чего его водитель отвозит меня домой. Эта программа не нарушалась с момента, как я стала жить отдельно. Отец радуется этим пятничным посиделкам, как ребёнок. Мне бы не хотелось нарушать сложившуюся традицию из-за моего волнения.
- Понял. Тогда до встречи, - произнёс Пётр и положил трубку.
Всю ночь Веронике снилось, как она летит над землёй. Где-то там внизу остались все проблемы, страхи, несвобода. А здесь только голубое небо, бело-розовые облака и ветер. Лучи восходящего солнца касаются её тела, отчего её душа переполняется восторгом. Она проснулась с ощущением счастья.
«Изменится ли моё отношение к сегодняшней жизни после того, как откроется дверь в прошлую жизнь? А может, оставить всё, как есть? – подумала она. – Неужели струсила»? – спросила она себя мысленно, пожала плечами и произнесла вслух:
- Это не в моём характере.    
А когда Пётр позвонил в дверь, она окончательно успокоилась. Они поздоровались. - Мне нравится твой настрой.
- Кофе будешь? – спросила она.
- Нет. Где будем проводить сеанс?
- В гостиной. Прошу, - Вероника распахнула дверь в комнату.
- Хорошо. Я только вымою руки, разложу на столике необходимые мне вещи и мы можем приступать. Где тебе будет удобней находиться во время сеанса: в кресле или на диване?
- А твои пациенты…
- Обычно располагаются на кушетке.
- Есть ли вероятность провалиться в сон, находясь в горизонтальном положении? – спросила она.
- Тебе должно быть удобно, комфортно. Думаю, что мы поставим два кресла напротив…
- Да, я тоже думаю, что мне будет удобней в кресле…
- Тогда устраивайся.
Пётр поставил на пол свой портфель, извлёк из него всё необходимое и тоже сел в кресло.
- Можешь слегка прикрыть глаза, - произнёс он.
Откуда-то полилась странная воздушная музыка, разматывающая нить древней памяти. Она увидела лист, камень, ненайденную дверь… Она слышала голос Петра, свой собственный голос, обещающий рассказывать обо всём увиденном. Дверь открылась, и она оказалась за её пределом – там, где беспредельная зелёно-лесная страна. 
В её голове развёртывался парад прожитых лет, высвечивались точки, определившие направление течения. Загадочность судьбы поразила её. Мазки жизни, стёртые временем, засияли вновь.
Безграничный простор, жуткая конкретика прошлого сплелась с расплывчатой реальностью сегодняшнего дня. Всплыли воспоминания о необъятности знаний в различных областях: астрологии, естествознании, медицине, математике, геометрии, химии в сочетании с магическими заклинаниями и умениями. Детские годы девочки, отец которой был учеником Альберта Великого, постигший умение старинных магиков в изготовлении удивительных аппаратов, а так же обладавший магической силой, умением обращения в птиц и животных, телепатией, гипнозом, силой внушения и волшебством, колдовством и алхимией, каббалой.
Она бродила по бесконечным лугам ощущений, по ясному ветреному мартовскому дню с дробной капелью и запахом оттаивающей земли. Занятия с отцом и первые успехи в магическом искусстве вскружили ей голову. Она наследовала силу и мощь неординарных способностей отца. Рождённая вне брака, она была сразу же отлучена от матери. А когда они с отцом переехали в Северную Италию по приглашению правителя Вероны, её жизнь в замке превратилась в сплошное обучение и практику.
Работа над эликсиром вечной жизни всё сильнее втягивала её в магический круговорот. Земная жизнь мало интересовала её. Она согласилась с предложением отца выйти замуж за сына правителя Милана, когда того потребуют обстоятельства. Отец обещал привести очарованного потомка Миланского правителя, чтобы избежать захвата Вероны и падения нынешнего правителя, которые он предвидел.   
Но появление летом художника в замке перевернуло сознание юной волшебницы. Она впервые увидела мир его глазами, ей захотелось вырваться из заточения и из-под опеки отца. И вот уже осенние ветры шелестели под стенами замка. Словно кто-то простегал сухими бурыми листьями лес вдали. А потом пришла угрюмая зима, которая казалось, будет длиться бесконечно. Жизнь своей повседневной конкретностью не пугала больше молодого художника. Его работа подходила к концу, близилось время расставания. Не за горами был расцвет весны.
Дочь и первая ученица мага Врона ощущала стремление художника вырваться на волю, потому что ему всё чаще казалось, что он навечно заточён в этом замке. Его душа бродяги рвалась на свободу, и одновременно всё больше скорбела при мысли, что придётся расстаться с девушкой, которую полюбил всем сердцем. Художник всё чаще натыкался на злобно-пронзительный взгляд её отца Врона, который, казалось, стоял одновременно в сотне мест. Его было так много, что можно было задохнуться.
Великий маг сопровождал его в мастерскую, где он должен был писать портреты правителя, его супруги, детей, всей семьи, младших братьев правителя, самого мага и его дочь. Иногда неотложные дела отвлекали мага от слежки за художником. И тогда его ученица могла позволить себе бесконтрольное общение. Но даже и тогда в её словах сложно было уловить намёк на её симпатии и антипатии к людям, событиям, учителю, правителю, будущему супругу, которого выбрал для неё отец. И только глаза любящего её художника стали зеркалом, в котором жил образ любимой.
За стенами замка расцветала весна. Портрет дочери мага был почти готов. Они одни сидели в мастерской.
- В волшебстве не бывает беспорядка, - произнесла дочь мага Врона. – Некие события нельзя изменять, они должны случиться, какими бы трагичными и ужасными они нам ни казались. В тебе живёт какая-то яростная честность. Может, на неё и откликнулось моё сердце? Я знаю, что должно случиться, а чего не случится. И это болью отзывается у меня в груди. Глупость соседствует рядом с мудростью, ревность рядом с любовью и жажда могущества, власти рядом с бескорыстием. Что окажется сильнее? Правитель может оказаться мнимым правителем, марионеткой в руках сильного мага, внушающего определённые действия через восторженную похвалу, слащавую лесть, магические ритуалы, определённые внушения, манипуляции. Врагами могут стать друзья, зрячие слепыми, здоровые больными, умные безумцами. Маги, которые вмешиваются в Предопределённость, не потому, что им позволено это делать, а от той силы, которая разрывает их изнутри. Недовольство возникает, как правило, не из-за чрезмерного внимания, а из-за его недостатка. Зависть. Им всегда всего мало, мало власти, мало поклонения, почтения, любви, обожания, восхищения. Соревнование. Что сильнее? Сила разрушения или созидания, группа или одиночка, война или мир, белая чайка, спящая на перине ветра, или чёрный ворон, бросающий вызов буре?
- Я не понимаю, о чём ты говоришь? – признался художник.
- О неминуемой разлуке, о собственном бессилии и найденном выходе, который не мог предвидеть даже Он, когда нет победителей и побеждённых, когда случается незапланированное событие, когда встреча всего лишь переносится на другое время. Механизм запущен. Он убьёт тело, но не душу, - ему показалось, что дочь мага бредит. - Мир – призрачная колдовская страна великих потрясений, садов, охраняемых джинами, пурпурных морей, сказочных лесов, золотых лугов, поющих сосен с величественными дубами и клёнами, светом утренних звёзд. Я сохраню тебе память. Я уже произнесла заклинание. Ты должен будешь найти меня в другом времени. Я создам условия для твоего нового воплощения в том месте, где должна буду воплотиться я.
- Зачем? Моя работа в замке окончена, - он встал. – Великий маг просил принести ему твой портрет. Мне должны дать хорошие деньги за работу. Мы сможем с тобой…
- Молчи. Ничего не говори…
- Поздно, - услышали они голос мага. – Посадите его в клетку до оглашения приговора.
- Какого приговора?
- Правитель Вероны будет вершить суд над тобой за воровство украшений его супруги. Есть свидетели воровства. Ты будешь казнён завтра на рассвете.
Он хотел закричать и кинуться на мага с кулаками, но не смог произнести ни слова и двинуться с места не смог. Лицо мага исказила злобная улыбка. Он показал на ладони, как художник побежит в то место, которое ему определил маг. И он побежал, словно марионетка. За сумрачно-спокойным взглядом художника скрывалось что-то бескомпромиссно-яростное.
- Самостоятельно из клетки ещё никому не удавалось выбраться. Были попытки. Ров внизу заполнен скелетами смельчаков. Так что советую сидеть смирно, - прокричал маг ему вслед.
Время словно остановило свой бег. Он не мог сказать, сколько просидел в клетке. Он ощутил чьё-то присутствие рядом, но никого не увидел. Дочь мага стала тенью, чтоб пройти мимо стражи в ночь перед казнью художника. Чего она хотела, зачем пришла, она и сама не знала. Может, ей хотелось согреть его морозом стиснутое сердце? Тень замерла возле  клетки. Девушка беззвучно заплакала, но если бы её спросили о причине слёз, она бы не ответила, потому что не знала, кого ей было жаль больше: художника или себя?
- Я знаю, это твоя тень. Выпусти меня из клетки, я попробую бежать, - шёпотом попросил он.
- Я не могу разрушить заклятие, наложенное Великим магом, - услышал он шёпот девушки. - Тебя казнят сегодня утром. Но ты разыщешь меня в будущем. Я смогу сжать время до твоего нового воплощения, оно покажется тебе одним мгновением, я смогу сохранить тебе память, ты поймёшь иллюзорность твоих страданий, ограниченность твоего человеческого опыта, узришь устремлённость в Вечность…
- Откуда ты знаешь про моё воплощение, где оно должно произойти.
- Я видела своё будущее, я знаю, где и когда должна воплотиться я. Ты всего лишь окажешься в том месте в то же время. Мы будем вместе, но не в этой жизни. И ты поймёшь, что смерти нет, есть… 
Она услышала, как кто-то по-кошачьи крадётся в многообещающем вечернем сумраке, и тут же стала видимой, морок исчез. Она встала на край стены замка и прыгнула в бездну, превратившись в птицу.
- Нет! – закричал Великий маг Врон. – Ты не посмеешь вырваться из-под моего влияния. Ты не скроешься от меня.
«Уже, - услышал он её голос у себя в голове. - Я улетела навсегда от тебя, Врон. Ты не в силах что-либо изменить. Моё заклятие на бедного художника ты не сможешь снять».
Врон ощутил мощь своей ученицы, пришёл в бешенство, хотел чёрным вороном кинуться за ней вдогонку, но вдруг ощутил, что некая сила приковала его к полу. Художник не понимал, что выкрикивал маг на незнакомом языке. А потом он увидел в руках мага огненный шар, который он бросил вдогонку улетевшей птицей ученице. Но то ли силы ушли на его злость, то ли его ученица, действительно, стала достаточно сильной, но только огненный шар, пролетев через ров замка, рассыпался, не достигнув цели.
Тогда он превратился в голос, который ветер унёс из замка. Художник не ведал, что вложил маг в него.
«Ты забудешь всё в следующей жизни. Я отниму у тебя память того, что было, и способности», - услышала она.
«Ты исчезнешь в океане времени, потому что бросил вызов Силам, вскормившим тебя. А я буду взбираться по лестнице знаний и мудрости до тех пор, пока не соберу сокровища заново», - вернулось к нему.
«Вернись. Я прощу тебя».
«Ты думаешь, убив того, кто стал мне дорог, я прощу тебя»?
«Чего тебе не хватало? Я сделал тебя первой ученицей своей. Притянул богатого, знатного сына соседнего правителя. Мы могли бы править миром».
«Любви».
«Это чувство лишь в твоей голове, не в сердце. Ты не любила его».
«Зато он любил меня».
«Улетев, ты обессилила меня. Маг правителей Милана, став сильнее меня, поможет им захватить Верону».
«Это твоя война, отец. Прощай».
«Я не смогу отменить приговор правителя, который вот-вот приведут в исполнение».
« Я тоже своих решений не меняю».
«Ты забудешь его», - напомнил маг.
«Зато он будет помнить. Я позаботилась об этом. И ещё. Настоящая любовь не исчезает».
«Да! Но я могу лишить тебя памяти! – его мысли впивались иглами ей в голову. - Ты не узнаешь своего художника при встрече в следующей жизни, и все магические приёмы забудешь… Ты станешь одной из спящих наяву».
«Ты повторяешься, отец. Я заставлю своих будущих родителей напомнить мне о городе Верона».
 Она летела над лесом к восходящему солнцу и не желала думать, что с ней будет потом. Заточение, обращение, освобождение. Она знала, что с первым лучом солнца Великий маг потеряет свою силу, а когда художника казнят, маг превратится в прах. Это плата за вседозволенность и наслаждение властью.
Силы покидали её. Она опустилась на землю, тело птицы растаяло. Она лежала на траве, вдыхала утренний запах маргариток на лужайке, нагретой солнцем, запах мокрого куста сирени, запах ветра и дождя, едко-кислого грома, холодного света звёзд и травинок с застывшими каплями росы. Её сердце бешено колотилось. Она увидела рану у себя на ноге, но сил на собственное исцеление у неё не было. Боль художника догнала её, ударила в грудь, сделала беспомощной. А потом она ощутила, как тело мага превращается в пыль. Мысли стали путаться, и она потеряла сознание.
Очнулась она в полдень и увидела молодого человека с корзиной, в которой находились собранные травы. Он склонился над ней и сказал:
- Большая кровопотеря, упадок сил. Идти сможешь?
- Мне некуда идти. У меня нет больше дома. А нога, - она посмотрела на рану, приложила к ней ладонь и улыбнулась.
- Что ты делаешь? Рану надо промыть…
- Всё в порядке, - она подняла руку, под которой рана затянулась, даже шрама не осталось.
- Если в деревне узнают, как ты врачуешь, тебе не поздоровится. Ведьм не любят.
- Я не ведьма. Знание и сила, магические заклинания…
- Тёмному народу всё равно.
- И что мне делать?
- Ничего. Ты будешь жить у меня, станешь ученицей травника. Тогда ты сможешь лечить людей, используя магию, под прикрытием настоек из трав.
- Как тебя зовут?
Она пожала плечами.
- Старое имя я сбросила, новое ещё не обрела. Какое имя мне подходит?
- Василиса.
- А тебя как зовут, травник?
- Пётр.
Она в растерянности посмотрела на него и вдруг в одно мгновение вся их совместная жизнь пролетела перед её взором. Счастливый брак, рождённые в любви дети. Она увидела в маленьком дворике изящный фонтан в толстом браслете льда.
Голос психотерапевта попросил её вернуться в настоящее. Выйдя из прошлого, Вероника подумала, насколько реальна она – теперешняя.
- Ну, вот и всё. Сеанс окончен.
Вероника дотронулась до руки Петра, посмотрела ему в глаза и спросила:
- Ты знал о нас?
Он собирался с мыслями, когда услышал:
- Знал и молчал?
- То, что было в прошлой жизни, накладывает отпечаток на наш характер, но роли в этой жизни могут быть иными. К тому же я знал о твоём заклятии на художника. Вы должны были встретиться, разобраться, кто для вас есть кто в этой жизни. А я всё равно всегда был рядом. Я ждал. Да и что я мог тебе сказать?
- Ну, мог бы посвятить меня в свои воспоминания…
- А как ты думаешь, почему художник не стал тебе ничего рассказывать?
Она пожала плечами, а потом произнесла:
- Потому что я бы не поверила ему, приняла бы за душевнобольного. И даже если бы поверила, то это вряд ли бы что-то изменило. Зато уверена, что не кинулась бы в его объятия – это точно. Знаешь, я ведь в прошлой жизни ещё девочкой проказничала: могла птицей пролететь над лесом, заглянуть в исхлёстанное бурей окно, повергнув обитателей дома в ужас на мгновение и тут же стать невидимой. А ещё я помню из своего прошлого детства восторг, когда узнала, что каждая маленькая снежинка отличается по форме от остальных, что природа никогда не повторяется. Кстати, я была права, когда говорила о не случайности событий. Я теперь знаю, почему у родителей была навязчивая идея назвать меня Верона, почему так много информации об этом городе получила я ещё в детстве.
- Так, - произнёс Пётр и встал, - кто-то обещал мне кофе.
- Я проголодалась. Может, вначале пообедаем? – спросила Вероника.
- Ты хочешь сказать, что приготовила обед? – улыбнулся Пётр.
- Нет.
- Я так и знал. Мы обедаем в нашем ресторанчике. 
Всю дорогу Вероника молчала. Пётр ни о чём не спрашивал её. Он знал, что сейчас творится в её душе.
- Во что я превратила жизнь бедного художника? – вдруг тихо спросила она. - Как я могла? Его в этой жизни преследовала жажда поиска. Это всё магическое заклятие. Я же использовала его в прошлой жизни и обрекла на вечные поиски и страдания в этой, я сделала его несвободным. После моего ритуала он вынужден был искать меня, как было велено ему. Я думала, что совершаю великое благо. Позволяю ему осуществить заветное желание. Дарую возможность встретить меня вновь и любить. Я забыла, что у Бога на нас свои планы, что в этой жизни ему могла быть уготована иная судьба. Я же вмешалась в его судьбу. Мой отец в прошлой жизни тоже вмешался в его судьбу, он подвёл его под казнь. По сути, в этой жизни он должен был бы стать известным художником. Успешным и счастливым. А он лет десять, если не больше, потратил на всевозможные поиски: меня, места нашей встречи и казни. Бред какой-то. Когда я поняла, что бежать нам не удастся, я о себе думала, не о нём. А любила ли я его? С его помощью я хотела отомстить отцу, который сделал меня  рабыней собственной воли. Да, он меня учил магии. Но я не хотела быть марионеткой в его руках. Не хотела выходить за одурманенного моим отцом избранника только потому, что  это было выгодно отцу.  С тобой всё было иначе.  Когда я приземлилась на поляне, по сути, упала без сил, успев обратиться, ты нашёл меня, раненую. Ты позволил жить в твоём доме. Ты оберегал меня, предоставляя полную свободу. И моё сердце оттаяло. Я полюбила тебя. Я видела наших детей и нас. Мы были счастливы. Ты же знал об этом. Почему не рассказал мне. Я только теперь поняла, как ты мне дорог. Не художник, которого я использовала, чтобы отомстить отцу, ты…
- Сейчас в тебе говорят эмоции, - спокойно произнёс Пётр. – Кстати, твоего художника в этой жизни зовут Уильям, как Шекспира, который поведал миру историю Ромео и Джульетты. Правда, фамилия у него Родин, хотя его первая проба пера оказалась весьма успешной.
- Что? Я слышала, что это достаточно известный художник, его выставки будоражат ценителей, он выставлялся по всему миру. Правда, его самого никто не видел. Рутинной работой занимается его учитель, который выставляется иногда вместе с ним. Я слышала, что специалисты говорят о магической силе его полотен. Шумиха вокруг них. Любители живописи, маститые коллекционеры скупают его картины. Судя по всему, он достаточно богат, но мне кажется, что его не интересуют деньги. У него, похоже, нет автомобиля и личного шофёра, телохранителя, одежду ему не шьют на заказ, да и собственной славы он боится, если прячется от поклонников. Я не думаю, что это некий тактический ход, чтобы держать поклонников в напряжении. Если он прячется, значит, на это существуют некие причины. Или я не права?
- Мне бы не хотелось обсуждать личность человека, который не просил меня об этом, а уж, тем более, делать поверхностные предположения. Я знаю, что скоро в нашем городе откроется очередная его выставка. Мы можем её посетить.
- А как ты узнал о нём? Его имя…
- Арон Анатольевич, мой отец, когда я сообщил ему, что нашёл способ приподнять завесу забвения и увидеть собственные воплощения, а так же рассказал о методике исцеления, когда исправляется причина, порождённая в прошлом воплощении. Он с большим интересом слушал меня, а потом рассказал мне удивительную историю о мальчике, который помнил свою прошлую жизнь. К тому времени это был уже молодой человек, но отец мне этого не сообщил. Да и о подробностях его воспоминаний он не говорил мне. Лишь некие безликие факты, связанные с его жизнью в Вероне в прошлом. Я умею сопоставлять: то, что я услышал сегодня от тебя, плюс мои собственные воспоминания о прошлой жизни. Должен сказать, что отец не нарушил врачебной тайны, потому что официально Уильям не был его пациентом, но, тем не менее, он не назвал его имя. Правда, как-то обмолвился, что ездит общаться с сыном своего друга. Я просто вычислил его. Отец приверженец традиционных методов лечения, поэтому хоть и не отрицает положительных результатов моей методики, официально признанной научным сообществом, сам ею не пользуется.
- Твоего отца зовут Арон Анатольевич?
- Разве ты не знала, что я потомственный психотерапевт?
- Знала. Мой отец посещал его после смерти матери. Ты хоть представляешь, как всё увязано? Мне надо немного прийти в себя.
- Понял, пошли к нашему пруду, постоим немного возле воды. У нас сегодня был непростой день.
- Мне легко с тобой, - произнесла она и поцеловала Петра в щёку.
- Взаимно, милая, - улыбнулся он. – Я умею ждать, - напомнил он.
- Я знаю.   
После того, как Вероника вернулась из своего путешествия по прошлой жизни, Уил  ощутил неимоверную лёгкость, как будто исполнив просьбу первой ученицы мага,  освободился от чего-то.
- Элиза, я с Иваном поеду в город. Хочу посмотреть, как оформили мою последнюю выставку. Всё же через пару дней её открытие.
- Ты собрался присутствовать на открытии? – удивилась няня.
- Конечно. Сколько можно прятаться от людей? Не поверишь, я вдруг подумал, что стал отшельником, а потом осознал, что у меня дефицит общения с людьми. Я выхожу в люди! – объявил он и засмеялся.
- Господи, - прошептала няня, - к чему только приведёт твоё желание влиться в толпу? – и уже громче произнесла: - Давно пора. И не шарахайся от девушек. Среди них могут оказаться не только натурщицы, но и подруги.
- Знаю-знаю, зов плоти? Я умею ценить не только внешнюю красоту. И ещё, я хочу послать приглашение той, которая от меня в одной жизни улетела, в другой – убежала, - он засмеялся. – На двоих. Как думаешь, придёт?
- Не знаю, - сказала няня.
- Придёт, - уверенно произнёс Уил. – Она же не знает, что это я за ней бегал. А знаешь, я был влюблён в неё в прошлой жизни, но не любил. Это я сейчас понимаю. Мне некогда было ухаживать за девушками, потому что в мире было так много всего интересного, а я был слишком молод, неопытен и наивен. Я хорошо ориентируюсь в собственном прошлом, но совершенно не знаю и даже не могу предположить, что меня ожидает в будущем. Разве что самую малость.
Раздался звонок, Уил открыл дверь и, увидев отца, улыбнулся:
- Я знал, что ты придёшь.
- Прости меня. Мне понадобилось двадцать лет, чтобы понять, что мы все пленники, кто своих желаний, кто мечтаний, кто пороков, кто условностей, кто страхов, кто обещаний. И сидим мы в клетках, добровольно-заточённые, не кем-то, всё своими руками делаем. Я тогда не знал, что таких людей, как ты, которые помнят свои прошлые жизни, немало на земле. Прости.
- А ты – меня. Кстати, я хочу пригласить тебя на открытие моей очередной выставки и Арона Анатольевича – тоже.
- Мы придём, обязательно придём, Уил. Господи, я мог такого наворотить, всю жизнь тебе искалечить из-за собственных страхов. Позднее раскаяние, понимаю. Но, по крайней мере, я старался не мешать тебе. Прошлое не вернёшь. Знаю только, что зачем-то все эти душевные муки были нужны. Конечно, хотя бы для того, чтобы я произнёс всё это. 
А в это время душа Вероники ликовала и пела. То ли от яркого света, то ли от всего того, что «свалилось» на неё, глаза наполнились слезами.
- Знаешь, я бы птицей полетела вместе с тобой над лесом. Представь, мы летим, две чайки с розово-голубыми крыльями, крыло к крылу…
- Ага, чтобы какой-нибудь специалист по птичкам поймал нас, посадил в клетку, в надежде узнать тайну необычной раскраски. А мы на его глазах – Бац! – и в людей превращаемся. Доводим его до нервного срыва, а потом общими усилиями лечим. Нет уж, пусть мечта превратиться в чаек с уникальным оперением и парить над лесом останется мечтой…
- Пусть, - засмеялась Вероника, - мы обедать-то будем?
- Ты всегда меня радовала переходами от небесного к земному, - улыбнулся Пётр и  обнял Веронику. – Столик я ещё вчера заказал. Так что – прошу! – произнёс он и взял её под руку.
А Уил в этот момент вдруг сообщил отцу о родившемся только что замысле:
- Я хочу написать картину. На фоне закатного солнца над лесом летят две чайки с удивительным оперением: розово-голубым. Они касаются крыльями друг друга и летят вместе к тому, что их ожидает там, за горизонтом…
- Уил, я люблю тебя, и всегда любил, очень, - произнёс отец и неуклюже обнял сына, а нянька, глядя на них, украдкой смахнула слезу.


Июнь 2019 года