Главка нового романа 080 - 02. 07. 2011 Чернь

      «То, что летом и осенью кажется холодным, зимой становится теплым»
      «Нужно ли увядание фрукта тем, кто растит этот  фрукт?» – этот вопрос мне приснился сейчас, перед тем, как я проснулся, иносказательно он касался старения человека.
      Говорил я эти слова перед начинающими спортсменами – детьми – и как только я начал эти слова говорить, как ко мне подошли уже бывалые спортсмены и один из них сказал удовлетворенно и даже, как мне показалось, восхищенно, будто давно ждал от меня этих слов: «Вот это то, что и надо!»
      Старость действительно выглядит лишь хранением фрукта, если, конечно, человека сравнивать с фруктом, фруктом, продлевающим, так сказать, свое увядающее состояние различными лекарственными препаратами, удобрениями. Все же знают, какой аромат распространяют гниющие фрукты. Конечно, они нужны родственникам, друзьям, как память и помощь, ученикам и пациентам, как авторитет,…, а иногда и сослуживцам. Но нужны ли они Богу?
      Сорвите себя в соку, в зрелости, в спелости – утверждает Иисус Христос самой своей жизнью через Евангелие. Он не знал старости, которая кругом в этой Черни. «Лучше бы меня кто-то убил в драке, чем так доживать, - сказал дядя Леша из соседнего дома. - Каждый раз, когда ложусь спать, не знаю - проснусь ли утром».
      Дядя Леша уже давно прихрамывающий пенсионер со своими странностями. Экономит электричество, поэтому стирает свои вещи в компактной стиральной машине, которую устанавливает над ванной, но не включает, а снимает с нее крышку и мешает вещи костылем. Вечером и ночью свет в квартире не включает, а ходит по дому с фонариком, который опять же включает, только когда требуется. Этим пользуются его знакомые, чтобы узнать дома он или нет. Направят луч фонарика в окно его квартиры, и если в ее темноте возникает ответный свет, значит, дядя Леша дома.
      Вчера вечером дядя Леша пришел к Нине Ивановне и рассказывал, как десятилетним ребенком видел немцев, наступающих на Москву. Они были в этих краях.
      «Их мороз победил, - задорно говорил он. - Они же легко одеты были в осенние шинельки. У меня мать как-то повесила мой свитер сушиться на улице, он уже почти высох, а немецкая колонна была на подходе. Я говорю: мама, может, свитер уберем. Кому он нужен, - ответила мама. А немец проходил, схватил свитер и на голову себе его натянул. Именно на голову, чтобы не мерзла, видимо.
      Я ему вцепился в полу шинели, кричу: отдай! А он меня ногой пнул, даже не оглядываясь, как собачонку - ну я и отлетел»…
      Дядя Леша еще говорил, когда я вышел из тещиной квартиры, чтобы отвлечься от болезней и старости, ушел в чернский сквер Победы, где присел на лавочке и долго разглядывал живо-зеленую свечу сосны или кедра, живописную на ярко-синем фоне неба. Это дерево полюбилось нам с Лидой, я вспомнил о Лиде и опять почувствовал душащую тоску, навалившуюся при воспоминании о близком человеке. Но что самое главное, я, наконец, понял чувства своей матери, которая потеряла своего мужа, моего отца, и вынуждена ежеминутно о нем вспоминать, прикасаясь к предметам, к которым прикасался и он. Это сильная мука. Сегодня, почти в пятьдесят лет, я начал понимать...

На фотографии тот самый дядя Леша...