В подполье

Солнце играло на молодой сочной травке, которая лоснилась в его горячих лучах. Домик из белого силиката всегда оживал в эту пору. У его стен поднимались мохнатые пионы, зазывая гудящих пчёл, а дед с бабкой ободрялись от зимнего затишья, глядя на гостивших внуков. Пьяный сезон за городом щебетал двумя детскими голосами, их звон уносился вслед за пением птиц, затем вновь появлялся, оглушая уютный дворик то смехом, то дразнилками.

- Обманули дурака
На четыре пятака!
Я возьму коврижки,
А тебе — пустышки!
Наш дурак послушал -
Три козявки скушал!

Так задирала Флора своего старшего брата Пахома. Неповоротливый мальчик ничего не отвечал, но не терял возможности бросить на сестру из-за угла какую-нибудь гадость вроде дохлой лягушки. В этот раз Пахом сидел на корточках в новом укрытии с куском тухлого мяса в кулаке, ожидая, когда Флора пойдёт мимо. Кусок этот парень нарочно припрятал в саду и несколько дней наблюдал, когда в нём заведутся черви. И вот злорадный момент настал. Но прошли томительные двадцать минут, а сестра не появлялась. Пахом даже не слышал ни её голоса, ни возни, ни топота ног. «Не приготовила ли она и мне какую подлянку? - беспокоился он про себя. - Хотя, с её мозгами...» Эти мысли оборвал тревожный голос Флоры. Он доносился со стороны дома:

- Пахом, бегом сюда!

Надежда на месть провалилась. «Может, всё же подождать? Сама прискачет», - сомневался парень, но когда крик повторился, Пахом вылез из засады. Отдуваясь, он отряхнул колени и поплёлся в сторону крыльца, надеясь швырнуть гнилым мясом в сестру прямо там.

- Ну, и где ты?! - с вызовом бросил Пахом, стоя у ступенек крыльца.
- Сюда иди, тюлень! - донеслось с другой стороны дома.

Парень поторопился на голос. На заднем дворе росли груши и сливы, в стороне скучала ржавая бочка с водой, где резвились головастики. Этот участок был заброшен, и Пахому пришлось продираться сквозь заросли травы, которая чесала и щекотала ноги. Сестра стояла на четвереньках возле тыльной стены дома и что-то там ковыряла. Пахом подошёл, и его пробрал липкий пот: под окном в стене затесалась небольшая деревянная дверь, которой раньше здесь не было. Флора пыхтела и дёргала чугунную задвижку на загадочной находке.

- Это что ещё такое? - с подозрением спросил брат.
- Сама не понимаю. Не было её. Может, старики поставили, и варенье там хранят?
- Бабушка сказала бы, ты же знаешь. Она каждую новую булавку в доме покажет, - хмыкнул Пахом. - И дверь явно новой не выглядит. Краска облезлая, по углам пылища. Ну-ка, дай я!

Брат потеснил Флору и дёрнул задвижку крепкой рукой. Лязг железа ударил по ушам, в воздух подлетела спящая пыль, и дверь приоткрылась. Пахом схватился за неё и потянул на себя. В лица ребят ударил затхлый, сырой холод. И вот перед ними чернел дверной проём подвала, в который вели крутые каменные ступеньки.

- Я первая полезу! - заявила Флора, но Пахом и не собирался соперничать.

За то время, что они спускались, можно было не спеша съесть яблоко. Серые ступени окружала сплошная мгла, руки и ноги ребят от холода охватили мурашки. Наконец, брат и сестра нащупали ногами землистый пол. Уличный свет скользил по ступеням, едва дотягиваясь до дна подвала. Флора сделала несколько шагов в пустоту.

- Я ничего не вижу, - прошептал Пахом, и его эхо прокатилось по подвалу. - Вряд ли мы здесь что-то найдём, кроме мышей. Вареньем уж точно не пахнет.
- Пахом, тут что-то есть. Что-то кирпичное.

Брат осторожно подошёл и нащупал рукой невысокую стену из кирпичей. Пахом прошёлся вдоль, не отрывая от неё руки, и оказался на том же месте рядом с Флорой.

- Круглая стена высотой по плечи... - сказал себе под нос Пахом. - Сверху ни крыши, ни двери... Это колодец!

Его последние слова криком унеслись в подземелье. Пахом был прав.

- Надо кинуть туда что-нибудь, - предложила Флора. - Камень есть?
- У меня есть кое-что получше, - пробубнил брат, вспомнив о куске тухлятины в руке.

Он размахнулся — и червивый кусок трупа улетел за кирпичную стену. Ребята замерли, но ни удара, ни всплеска не услышали. Вместо этого из подземелья донёсся неприятный шорох.

- Ну, наконец-то упало! - обрадовалась Флора. Брат тут же шикнул на неё.
- Это не оно. Падающий кусок мяса так не шуршит. Там что-то двигается...

Дети снова прислушались. Шорохи заглохли, но через мгновение из глубины донёсся тихий стук. Он начал приближаться, и стало ясно, что по стенам колодца кто-то крадётся, будто перебирая костяными ногами.

Сердца ребят заколотились, душу парализовал ужас. У Флоры затряслись руки.

- Бежим отсюда! - закричал Пахом и кинулся к лестнице.

За ним метнулась сестра, и они, цепляясь за ступени и хватая ртами воздух, карабкались по каменным уступам. В головах у них билась только одна мысль: «Наверх, к свету!» Вслед за ними спешно хромали костяные ноги, но ребята не оборачивались. С каждой секундой их лица всё сильнее освещало солнце, и дверь была уже от них в одном прыжке, но...

Но Флору что-то настигло: она взвизгнула и замолкла. Пахом обернулся и лишь увидел мерзкого костлявого полузверя на двух длинных лапах, похожих на грабли, и с массивной лысой головой, больше напоминающей грушу. На его морде гнездились струпья и кровавые трещины, из разинутой пасти топорщились разного размера зубы. Чудовище высовывало раздвоенный язык и удалялось вниз, одной пакшей ухватив Флору, другой зажимая ей рот, чтобы она не голосила. Последнее, что увидел Пахом — дикий взгляд сестры, в котором задыхалась надежда.

Чугунная задвижка снова клацнула, навсегда разрубив два мира. С тех пор Пахом не сказал ни слова до конца жизни.