Еще о Соловках и не только ч. 13

Еще о «Соловках» и не только…

(Окончание. Предыдущая глава: http://www.proza.ru/2019/06/24/474)

Будем завершать наш продолжительный разговор о реальных условиях жизни простого народа при царе-батюшке, и отношения основной массы народа к религии и священнослужителям в начале ХХ века.
На мой взгляд, ключевым моментом, круто изменившим ход истории в нашей стране, явилась Первая мировая война.
Ни царская армия, ни российское общество, ни его «элита» оказались не готовыми к этой грандиозной войне. В очередной раз, ставка на «маленькую победоносную войну», которая должна была отвлечь русский народ от революции, не сработала,  а напротив, война явилась катализатором грандиозных революционных событий в Российской империи.

Вместо короткой победоносной прогулки «русского парового катка» к Берлину, на что так надеялась Антанта, Россия получила серию тяжелых потерь и поражений, которую не смогла перенести.
К началу  зимы 1917 года правящая «верхушка» царской аристократии и главнокомандующие всех русских фронтов стали искать выход в отстранении Николая Второго (и его «распутинской камарильи») от власти, и установления в стране «демократического режима» и «народного представительства».
К чему это, уже весной 1917 года,  привело и Россию, и русскую армию – хорошо известно.

Надо сказать, что отнюдь не только царская Россия изнемогала от тяжестей смертей, потерь и лишений Первой мировой войны.
Все великие державы были тогда на «грани срыва», многие суровые воины той эпохи были в ужасе от многомиллионных потерь, и невольно мечтали о вечном мире, надеясь,  что потом война «вообще  сгинет на веки вечные».

Посмотрите, что вспоминал об этом «начальник Польского государства» Юзеф Пилсудский, который, с августа 1914 года, вместе со своим польским легионом, воевал против русской армии на Восточном фронте:

«Помню, как маршал Петэн, показывая мне залитые кровью холмы под Верденом, говорил, что в этой перепаханной снарядами земле лежит более миллиона человек!
Миллион живых существ исчезли без следа, и кости противников перемешались так, что даже родственники не могут найти своих близких!...

Я был в окопах. Помню, я не мог удержаться от смеха, когда однажды на р. Стоход только одну мою роту, отправлявшуюся в поиск, поддерживало более двадцати батарей различных орудий и различных калибров.
Это было настоящее огненное пекло! А в великолепном разноцветий фейерверка сигнальных ракет, выстреливаемых в воздух, эти дикие и безлюдные места казались большим и богатым городом во время праздника.
В те времена мне казалось, что война не только вырождается, но что она вообще должна сгинуть на веки вечные. Если движение, как главный элемент победы, исчезло, то война становилась каким-то бессмысленным, диким способом массового убийства людей.
Я не мог себе представить, чтобы человечество еще хотя бы раз решилось пойти на такое испытание. Чтобы еще хотя бы раз захотело перевернуть жизнь целых стран и народов только для того, чтобы они питали ненасытную утробу окопа, а стратегия и военное искусство, закрыв от стыда глаза, только бы подсчитывали число убитых, число уничтоженных живых существ, чтобы из этих чудовищных расчетов вынести мысль о победе.
 
Тогда я радовался в окопах.
Война исчезнет! И призрак, витавший над многими поколениями, раз и навсегда сам себя уничтожит!
Война выродится настолько, что военное искусство, отнюдь не украшающее жизнь, одной своей мерзостью массового, как на конвейере, уничтожения людей отвратит от себя даже самых ярых своих адептов.
Война исчезнет со всеми ее последствиями! Это принесет облегчение и моей Родине, жертве войны!
 
Но одновременно мне было и жаль этого неземного искусства, которым человечество тысячелетиями отмечало свой путь. Военного искусства, породившего столько великих людей, наделенных такой чудодейственной силой, что своими шедеврами — победами — они создавали новые шедевры, живущие в веках.
Найдет ли человечество более короткий и более гуманный путь к историческим свершениям? Вот те вопросы, которыми я, скромный бригадир, затерявшийся в окопах, задавался, рассуждая о будущем».
(Ю. Пилсудский «Война 1920 года. По поводу книги М. Тухачевского «Поход за Вислу».)

И это пишет не какой-нибудь слабонервный пацифист, а маршал Польши, закаленный воин, человек много лет готовивший себя (и своих сторонников) к войне против ненавистной ему России, и презираемых им русских…
Даже ему, мечтавшему об этой войне, которая должна была дать независимость его стране, становилось тошно от её ужасов.
 
Чего уж там говорить о миллионах русских, французских, немецких, австрийских, чешских и венгерских крестьян, которые заливали своей кровью поля Восточной Пруссии и Галиции, холмы Вердена, болота Фландрии и Полесья?!

Некоторые страны, в те годы, были буквально в шаге от революции (та же Франция), а в ряде стран революция произошла, смела правящие режимы и привела к распаду своих государств.
Это случилось в России, Австро-Венгрии, Османской империи. Революции с социалистическими лозунгами произошли в Венгрии, Баварии, Италии, Финляндии. Серьезные волнения сотрясали флоты даже таких великих держав, как Великобритания и Франция.

Но самой первой (и самой мощной по своим последствиям) была Февральская революция в России.
Уже в марте 1917 года, после поддержанной либеральными недоумками Временного правительства, «демократизации армии», русская армия стала стремительно терять остатки дисциплины и боеспособности и превращаться в сборище вооруженных людей, более опасных для собственного командования, чем для неприятеля.
Началось массовое  дезертирство из «самой демократической армии мира». Сотни тысяч солдат бросали окопы и ехали домой «делить землицу», стремясь  не опоздать к ее разделу.

В прошлой главе говорилось о том, какие воспоминания о железных дорогах той поры остались у писателя Константина Паустовского, напомню:

«На станциях били окна, разбирали на дрова для паровозов заборы, а иногда и целые дома железнодорожников.
 О ближайших к полотну кладбищах нечего и говорить, – в первую очередь в паровозные топки летели кресты с могил.
Заржавленные кладбищенские венки из жестяных лилий и роз солдаты прикручивали проволокой в виде украшения к вагонам. В этих розах уныло посвистывал поездной ветер.
Станционные служащие разбегались гораздо раньше, чем на входные стрелки с разбойничьим свистом, ревом гармоник и граммофонов и пулеметной пальбой втягивались, прогибая рельсы, эшелоны с демобилизованными.
Малейшая задержка эшелона кончалась жестокой расправой над дежурным по станции.
 Многоголосый вопль: «Крути, Гаврила!» – заставлял бледнеть машинистов».

Но может быть, тут К. Паустовский, в угоду большевистской цензуре, «сгустил краски»?!

Вот какой пример современный историк Александр Борисович Широкорад в книге «Судьба династии» приводит о поездке, на железной дороге, богатейшей семьи царской России, Юсуповых  из Петрограда в их имение, в Крым
 «В конце марта 1917 года в Крым  выехали князь Феликс Феликсович и княгиня Зинаида Николаевна Юсуповы.
12 апреля, сразу после приезда в Кореиз, Зинаида Николаевна написала сыну письмо, описав все свои мытарства:
«Подъезжая к Синельниково, стали набираться серые шинели во все вагоны нашего поезда, и наш вагон был переполнен.
На крыше 16 человек, которые шумели, топотали, орали, как сумасшедшие, на буфетах, в проходах, в коридорах, всё было переполнено, что проводник боялся крушения и ничего поделывать не мог. Так же и на станциях, все молчали и боялись этой дикой орды! — Из купе нельзя было выходить.
Ночью они лежали, как мёртвые там, и днём прохода не давали, кричали, пели, курили махорку, от которой трудно было дышать! — Когда проводник запер двери на ключ, то они ломали окна и лезли через окно!»
(Красных Е. Кн. Феликс Юсупов «За все благодарю…» Биография. М. Издательство РДЛ 2003. С.472-473)

Княгиня не пишет, куда и зачем ехали солдаты.
А это были дезертиры с фронта. Сейчас либеральные историки нагло врут, что это большевики разложили армию.
Откуда они могли взяться в окопах в конце марта — начале апреля 1917 года?
 
Между тем великий князь Александр Михайлович ещё 6 марта 1917 года написал жене в Петроград: «Начало разврата в армии положено».
Позже он скажет: «К ранней осени [1917 года] процесс революционного разложения достиг своего апогея. Дивизии, бригады и полки перестали существовать, и толпы грабителей, убийц и дезертиров наводнили тыл».

Так что вопреки басням советских и антисоветских историков большевики не захватывали власть 25 октября 1917 года, а нашли её в большой куче дерьма, отмыли и начали строить новое государство».
(А.Б. Широкорад «Судьба династии»)

Думаю понятно, что семья Юсуповых могла позволить себе выбрать  комфортабельный вагон и нанять личную охрану, на время этой поездки, но перед стихией многотысячной массы дезертиров, штурмом бравших все проходившие поезда, все это было бесполезно.
Пришлось сиятельным господам Юсуповым тогда поближе познакомится с простым народом, который почти три года гнил в окопах и вдруг получил долгожданную «волюшку»…
 
О, сколько о ней  было написано прекраснодушных книг, статей и стихотворений!
На деле оказалось, что «волюшка» эта орала матерные частушки, пахла махоркой и, разгромленными пьяными дезертирами, уборными в вагонах, а «толпы грабителей, убийц и дезертиров наводнили тыл».

Я не буду останавливаться на последующих событиях. Они хорошо известны тем, кто интересуется историей родной страны.
Приведу лишь один малоизвестный пример того, как происходила эвакуация феодосийского гарнизона (и обывателей) во врангелевском Крыме в ноябре 1920 года.
Об этом, в своей книге,  рассказывает знаменитый белогвардейский журналист Григорий Раковский. (Ему доводилось неоднократно брать интервью даже у «самого» Врангеля).
Свою книгу «КОНЕЦ БЕЛЫХ. ОТ ДНЕПРА ДО БОСФОРА», Г. Раковский написал в 1921 году в Константинополе, по горячим следам.
Никакого влияния большевистской цензуры там нет.
Что видел – то и описывал:

"В Феодосии перед катастрофой было все спокойно…

Катастрофа наступила совершенно неожиданно.
За день до эвакуации члены кубанского правительства были всецело погружены в хлопоты по организации благотворительного вечера в пользу кубанцев.
Главным организатором был управляющей военным отделом кубанского правительства, генерал Гулыга.
 
Вечер этот, по словам рассказывавшего мне об этом Скобцова, был позором для Кубани.
Гневное возмущение поднималось в сердцах кубанских патриотов, когда они читали „нищенскую" афишу, в которой генерал Гулыга, заявлял, что „всякое пожертвование будет приниматься с благодарностью", когда узнавали о том, что богатые кубанские армяне в присутствии заместителя кубанского атамана Винникова, по правую руку, которого сидели начальник уезда и начальник гарнизона, платили в пользу кубанцев крупные суммы за поцелуи приглашенных дам, за шампанское, которое лилось pекой, когда на самом вечере кубанским атаманом читался приказ о зачислении этих армян в кубанские казаки.(!!!)
На этом же вечере произошло побоище, в котором принимал участие и министр финансов кубанского правительства Гаврик.
Он сидел за одним столом с полковником Куликом, который в пьяном виде позволил себе несколько замечаний по адресу одной из дам.
Гаврик попытался урезонить Кулика.
 
Но последний, как рассказывают очевидцы, „начал бить Гаврика по лысине".(!!!)
Публика, бросилась к дерущимся, и Гаврик не нашел ничего лучшего, как заявить собравшимся, что, мол, между ними происходит „политическое недоразумение".
 
— Это у нас на политической почве, — об'яснял он гостям.
Кулик же в это время пытался избить генерала Ходкевича, который хотел его урезонить и увести из залы.
 
На другой день после этого вечера был получен приказ о том что „ на погрузку Феодосии дается 72 часа".
Он буквально ошеломил всех своей неожиданностью ".
 
Управляющий военным отделом Гулыга бросился на провод и послал в Севастополь следующую телеграмму:
— Прошу под Кубанский корпус выслать пять кораблей. В противном случае офицеры будут сброшены с кораблей и погибнут лучшие люди Кубани...
 
Ответ на эту телеграмму не был получен.
В ночь на 31 октября (13 ноября) в Феодосии было объявлено осадное положение. В порту уже шла погрузка. Население узнало об этом, когда корабли были уже почти заполнены военнослужащими и военными учреждениями. Улицы были затоплены подводами.
Всюду царил хаос и сумятица. Все хлынуло к военной базе, на пристань.
Для кубанцев на рейде стояло два парохода „Дон" и „Владимир". На каждый из этих пароходов были назначены войсковым правительством коменданты. На пароходы грузились тыловые части, беженцы, войсковой штаб, правительство. Грузились до 4-х часов дня. Кубанцев-фронтовиков в городе еще не было.
В 4 часа дня в город пpиехал генерал Фостиков, командир Кубанского корпуса, назначенный начальником обороны феодосийского района.
Он прибыл на транспорт „Дон" и в очень резкой форме заявил:
—Вон всех с парохода...
Вслед за этим Фостиков сменил комендантов, назначенных войсковым штабом, и назначил своих.
—В первую очередь,—заявил Фостиков,—должны быть погружены войсковые части. Я никому не позволю грузиться, пока не будут погружены мои казаки.
Настроен Фостиков был весьма нервно.
 
Он увидел кубанского „военмина" Гулыгу и крикнул ему:
—Это вы член правительства по военным делам? Пожалуйте сюда...
Гулыга подошел к Фостикову и взял под козырек.

— Всех вон,—повторил свой приказ Фостиков.
Началась паническая разгрузка. Часть воинских учреждений сошла добровольно.
Другим сообщили ложную весть об обратном взятии Перекопа.
„Штатских" перестали пускать на мол".»

(Вот бы про что снять фильм нашему киномэтру, вместо слезливо-фальшивого «Солнечного удара»!
Какие типажи, какая фактура!!!
Чего стОит одна только картина, где полковник (!) Кулик гуляя благотворительном вечере (!) на котором богатых армян за деньги (!!!) принимали в казаки (и кричали им "Любо!!!"), "начал бить по лысине" сначала министра финансов кубанского правительства Гаврика, а потом, заодно, и генерала Ходкевича, который-таки осмелился попытаться урезонить буйного Кулика!
И все это великолепие творится буквально накануне полного краха «белого дела» в Крыму!

(Прямо, хоть ремейк бессмертных "Неуловимых" (с рабочим названием "Исход") снимай.
Ключевая сцена – готова, только исполнителей, на главные роли: лысого министра финансов, генерала Ходкевича и лупцевавшего их, "на политической почве" лихого полковника Кулика, подобрать осталось.
Богатых армян, принятых на этом вечере в «казаки», и плативших, в пользу кубанцев, крупные суммы, за поцелуи приглашенных «дам», могут с блеском исполнить «резиденты Камеди клаба».))


Ну да ладно…
Хотелось бы вернуться к рассказу о знаменитом СЛОНе (Соловецком Лагере Особого Назначения) и сидевших в нем священнослужителях.
Захар Прилепин написал об этом очень горькую, трогательную и интересную, основанную на подлинных исторических документах и свидетельствах,  книгу «Обитель».
Вот как он описывает спор бывшего соловецкого монаха с одним из батюшек-сидельцев, «владычкой» Иоанном:

«Жилистый монах из бывших соловецких, неприметно пришедший забрать бельё излеченного и отправленного назад в свою роту лагерника, зацепился как репей за одно слово разглагольствующего батюшки и взвился так, словно давно был к этому готов и слова припас:
– А чего вы жалуетеся? – даже притоптывая ногой в грязном сапоге, говорил он.
– Мы и до вас так жили тут на Соловках, и даже тяжелее. Вставали в три утра – а вы тут в шесть! И работали до темноты.
Рабочих-трудников монахи гоняли не меньше, чем вас – чекисты!
Батюшка Зиновий немедля стих и спорить не стал…

Батюшка Иоанн улыбнулся и, похоже, решил начать сначала:
– Монахи и в прежние времена испытывали недостаток любви к священству. Они же в безбрачии живут, в неустанных трудах, в немалой скудости. Наверное, они считали, что имеют право упрекнуть кого-то из нас в потворстве плоти. Что ж, и я не скажу, что всё это напраслина.
Но здесь, на Соловках, многие монахи, как закрыли большевики монастырь, пошли в услужение к чекистам. Теперь они, милый, числятся в ОГПУ – помощниками по хозяйству – и предерзостно ведут себя с заключёнными архиереями, будто свершая тайное своё отмщение.
А за что мстить нам? Всякий из нас на своём месте. Мы в тюрьме – они на воле.
– Этот монах ругался, что их воля всегда была как ваша тюрьма, – сказал Артём.
Владычка Иоанн покивал головой, улыбаясь тепло и беззлобно…»

Отметим, что в «благословенное», дореволюционное время, «рабочие - трудники» (а это, в основном те, кто пришел в монастырь на богомолье, да остался в нем, в качестве «послушания», потрудиться), работали в монастыре, как проклятые: «вставали в три утра (!) и работали до темноты».

И отношение к ним со стороны соловецкого монашества было соответствующее: «Рабочих-трудников монахи гоняли не меньше, чем вас – чекисты!», - зло подчеркивает бывший монах.

А вот, какие интересные рассуждения о роли священников в российской жизни и условиях их содержания на «Соловках» дает начальник лагеря Федор Эйхманис в дискуссии с бывшим монахом Феофаном и заключенным Артемом:

«Простые люди в русской деревне стихов никогда не читали. Самое главное им объяснял поп – и про Бога, и про Россию, и про царя. Тираж любой книги Блока был – одна тысяча экземпляров.
А у любого попа три тысячи прихожан в любой деревне. Это сильнее, чем театр! Сейчас есть кино – но поп сильнее, чем кино, потому что кино – молчит, и там всё… на бегу.
А поп – он не торопится. И монах вообще не спешит…
– И если батюшка говорит, что советская власть – от Антихриста, – а они говорят это неустанно! – значит, никакого социализма в этой деревне, пока стоит там церковь, – мы не построим! – сказал Эйхманис, со злым лукавством косясь на Феофана, будто бы довольный его молчанием.
– Это даже не палки в колёса! Поп тащит наш воз в противоположную сторону, и тащит с куда большим успехом!
В самом лучшем случае – силы наши равномерны. Мужик слушал попа почти тысячу лет – а мы должны научить его слушать нас – за десять! Это – задача!.. И мы её выполним!
Эйхманис с полминуты сидел, глядя в стол...

– Рассказывают, что мы убили русское священство, – тихо продолжил он. – Как бы не так.
В России сорок тысяч церквей, и в каждой батюшка, и над каждым батюшкой своё начальство. А в Соловках их сейчас одна рота длиннополых – 119 человек!
И то самых настырных и зловредных. Где же остальные?
А всё там же. Проповедуют о царстве Антихриста…

– Да ладно бы только проповедовали! – кривя улыбку, продолжил Эйхманис, голос его стал жестяной и бешеный.
– Никто ж не рассказывает, что было обнаружено в Соловецком монастыре, когда мы сюда добрались в 1923-м. А было обнаружено вот что. Восемь трёхдюймовых орудий. Два пулемёта. 637 винтовок и берданок с о-о-огромным запасом патронов…

 – Мы понимаем, что это такое? – спросил Эйхманис, точно уже спрашивая не сидевших здесь, а кого-то, находящихся за их спинами. – Неприступная крепость, которую англичане взять не смогли, а царь Алексей Тишайший десять лет осаждал.
И она полна оружием, как пиратский фрегат.
Монахи здесь, между прочим, издавна были спецы не только по молитвам, но и по стрельбе. И что вы приказали бы предпринять советской власти? Оставить здесь монастырь? Это… прекрасно!..
Прекрасное добросердечие. Но, думаю, вполне достаточно, что мы их всех не расстреляли немедленно, и даже оставили тут жить… Пушки, правда, отобрали…»

Не правда ли, удивительно?
В тот момент всего на «Соловках» сидело 119 бывших священнослужителей! Не слишком-то впечатляющая цифра, согласитесь.
А вот кто еще там сидел:

«– Почитать россказни про нас, так получается, что здесь одни политические – и все они сидят на жёрдочке на Анзере, – говорил Эйхманис.
– А здесь домушники, взломщики, карманники, воры-отравители, железнодорожные воры и воры вокзальные, воры велосипедов и конокрады, воры-церковники, магазинные воры, воры при размене денег – которые зовутся вздерщики, воры, которые обкрадывают гостей своих подруг-проституток, содержатели малин и притонов, скупщики краденого, фармазоны, которые «куклы» делают и липовые пачки денег используют для покупки, обманывая крестьян…
 
А пишут ведь, что здесь сидят и принимают муку крестную лучшие люди России.
Ты, Артём, между прочим, знаешь, что чекистов тут сидит больше, чем белогвардейцев? Нет? Так знай!
– Эйхманис вдруг захохотал…
– А содержат их куда хуже, чем многих иных! – сказал Эйхманис с некоторым даже вдохновением.
– Артём знает, в каких кельях живут каэры и священники!
Чекистам келий не дают! Они в одной казарме все. Хотя, казалось бы, чьи заслуги перед революцией выше? Чекистов или каэров? Как ты думаешь…
– А ничьи! – издевательски ответил Эйхманис.
 – Ничьи заслуги революции не важны! Они ан-ну-ли-ро-ва-лись!
И начался новый счёт! Кто работает – тот ест пироги! Кто не работает – того едят черви!
…

…Эмигранты пишут,  что на Соловках убивают русское духовенство, а у нас сидит 119 лиц духовного звания, зато 485 сотрудников ВЧК и ОГПУ, 591 человек бывших членов ВКП(б): почему не пишут, что мы решили перебить всех чекистов и коммунистов?»

…А знаешь, как было в 17-м? Да, тюрьмы большевики не закрыли, хотя было желание.
Но — никаких одиночек, никакого тюремного хамства, никаких прогулок гуськом, до что там — камеры были открыты — ходите, переговаривайтесь...
Потом в 18-м мы вообще отменили смертную казнь.
Зачем мы вернули, пусть нас спросят. Чтобы убить побольше людей? Вернули, потому что никто не хотел мира, кроме нас. Теперь получается, что мы одни убивали.
А нас не убивали?»

Есть тут над чем подумать, согласитесь…
Отнюдь не только «лучшие люди России» сидели тогда на «Соловках», да и режим содержания узников там был очень разным.
А разнообразной брехологии  вокруг всего этого было накручено много: и в ту эпоху, и в нынешние, «демократические» времена:

«  – Недавно в Финляндию сбежал один – из полка, – с какого-то своего, одному ему понятного места продолжил Эйхманис. – Тут же отпечатали книжку, на русском языке, ты подумай…
Мне Бокий привёз только что, – пояснил Эйхманис.
– Пишет эта мразь в книжечке своей, что за год мы тут расстреляли шесть тысяч семьсот человек.
Там, наверное, барышни падают в обморок, когда читают.
Мы можем и шесть тысяч, и шестьдесят шесть расстрелять. Но тут в тот год всего семь тысяч заключённых находилось!
И кого ж я расстрелял? Три оркестра, два театра, пожарную роту и питомник лисиц? Вместе с лисицами!

– Пишут ещё, что здесь мучают заключённых, – продолжал Эйхманис…
– Отчего-то совсем не пишут, что заключённых мучают сами же заключённые.
Прорабы, рукрабы, десятники, мастера, коменданты, ротные, нарядчики, завхозы, весь медицинский и культурно-воспитательный аппарат, вся контора – все заключённые.

Кто вас мучает? – Эйхманис снова посмотрел на Артёма…
– Вы сами себя мучаете лучше любого чекиста!
Похоже, Эйхманис начал расходиться…

– Голые! – громко сказал Эйхманис – тем тоном, каким в театре читают стихи. – Пишут, у нас тут голые выходят на работу!
А если это уголовники, которые проигрывают свою одежду? Я сам их раздеваю? Что за идиотизм?
Знаете, что будет, если я раздам им сейчас сапоги всем? Завтра половина из тех, кто имеет сапоги, будут голыми!
Эйхманис кривился и словно бы сдерживал припадок.

– Проституток заселяем к монахиням, пишут! А как вы хотели? Чтоб монахини отдельно, а бл*ди отдельно? И ещё отдельно баронессы?
И потом проститутки идут голые, а вы удивляетесь?
Я потому их и заселяю вместе, что у меня падает сразу и количество драк, и заражённость сифилисом, и разврат, и распад, и ад!
– Эйхманис взял стакан и на слове “ад” жёстко ударил им об стол.

– Мы только политических заселили отдельно! – кого-то, то ли присутствующего здесь, то ли отсутствующего отчитывал Эйхманис.
– И ещё священников отселили! И мы роем, своими руками зарабатываем средства, чтоб всем было по нраву!
Потому что того, что присылает Москва, хватило бы вам только на гробы! И правильно! Надо уметь зарабатывать самим, мы не в раю.
 
А чего вы хотите – вся страна так живёт!
Страну ждёт война! Из мужика давят все соки! Из пролетариата – давят!
А вас нужно оставить в покое?
…
Вот сидит Артём – и вдруг он завтра убежит?
– Убежит и расскажет там всем всю правду.
А какую правду он знает? Он был в двух ротах, пять раз ходил на баланы, пять раз на ягоды и общался с двумя десятками таких же заключённых, как он. Он опишет свой барак – как будто его бараком ограничивается мир…
 
А здесь не столько лагерь, сколько огромное хозяйство. Загибай пальцы! – приказал Эйхманис Артёму: – Лесозаготовка – лесопильное и столярное производства. Рыбная и тюленья ловля. Скотное и молочное хозяйство. Известково-алебастровый, гончарный, механический заводы. Бондарная, канатная, наждачная, карбасная мастерские.
Ещё мастерские: кожевенные, сапожные, портновские, кузнечные, кирпичные… Плюс к тому – обувная фабрика. Электрификация острова. Перегонный завод. А, у тебя пальцы кончились. Давай начинать сначала…

– …Железная дорога, торфоразработки, сольхоз, пушхоз и сельхоз.
Монахи тут ничего не могли вырастить, говорили “климат не тот”; а у нас растёт – и картофель, и овёс!
Лодочное и пароходное сообщение. Стройка новых зданий, ремонт старых. Поддержка в порядке каналов, вырытых монахами.
Заповедник и биосад в нём. Смолокурня, радиостанция и типография. Театр, даже два театра. Оркестр, даже два оркестра. И две газеты. И журнал. А ещё у нас больница, аптека, три ларька…

– Пишут: плохо кормят. А где я возьму? Природа скудна, естественных богатств – минимум. Все работы и промыслы могут быть только подспорьем. Для. Внутренних. Потребностей. Лагеря.
Но мы исхитряемся и кормим столько народа, сколько монахи никогда не кормили. Им бы привезли столько заключённых – они бы передохли у них через неделю…
 
Пишут: лечат плохо. А мы каждый год выписываем медикаментов на 2000 рублей! Где они? А я тебя спрошу! Где? Воруют, может?

Но только если я чекистов за это гноблю в карцерах – про это не напишут!
То, что у нас школа для неграмотных работает, – не напишут!
То, что я открыл церковь, разрешил бывшим священникам и монахам ходить в рясах, – не напишут….

Эйхманис продолжал:
– Феофан, кроме своих святых сказок, ничего не читал наверняка, зато Артём вот Достоевского читал, думаю.
Помню, у Достоевского на каторге были кандалы, а за провинности – их секли. Как детей.
Вас секли тут?
Артём… просто качнул головой: нет, не секли. Не секли же, действительно.
– И кандалов я на вас не вижу, – сказал Эйхманис, повышая голос.
– Снимаете, что ли, на ночь?

Вам вообще длиннополым надо заткнуться отныне и навсегда. Я с Артёмом буду разговаривать, ему это никто не объяснит.
Артём, ты любишь стихи? Я иногда читаю стихи. Говорят, что поэты умеют сказать самое…
Да. Если о нас напишут стихи и споют песни – значит, нам будет оправдание на века.
А про нас уже пишут и поют. Но вот что надо заметить, Артём…»


Как мы знаем, ОЧЕНЬ разные песни пели о том времени и его людях и в 30-е годы  и в нынешнее время.
Любая «медаль» имеет две стороны и всякие крупные дела тоже имели, имеют и будут иметь свои положительные и отрицательные стороны, своих героев, и своих подонков, свои достижения и свои провалы, а порой и преступления…

Нам надо бы стараться изучать историю своей страны «без гнева и пристрастия», видеть в любой эпохе как её достижения, так и её провалы и не мазать все одной (черной, либо «розовой») краской.
Это – наша история и другой у нас не будет…


Использованная литература:

Адамович Георгий Викторович. Рассказы о русской революции 1917 года,  для «Радио Свобода». 1965 г. http://rulife.ru/mode/article/271/
Блок Александр "Да, так диктует вдохновенье" (1911-1914)
Богданович А.В. «Три последних самодержца».
Бразевич С.С. Военная социология в России: идеи, проблемы, опыт (середина XIX — начало XX вв). — СПб., 1997.
Брусилов А.А. Мои воспоминания / Сост. В.А. Авдеев, С.Г. Нелипович. М.: Олма-пресс Звёздный мир, 2004.
Будберг А.П. Дневник белогвардейца. — Мн.: Харвест, М.: АСТ, 2001
Бушин В. С. “ОН ВСЕ УВИДИТ, ЭТОТ МАЛЬЧИК...”
Вениамин (Федченков), митрополит. На рубеже двух эпох. — М.: Отчий дом, 1994.
А. Ветлугин  «Воспоминания о Есенине» 1926
А. Ветлугин. Сочинения: "Записки мерзавца". М., "Лаком", 2000.
А. Ветлугин «Третья Россия», Париж, 1922.
А. Ветлугин «Авантюристы гражданской войны», Париж, 1921
Врангель М. Д. «МОЯ ЖИЗНЬ В КОММУНИСТИЧЕСКОМ РАЮ». (http://www.dk1868.ru/history/igor/baronessa_vrangel.htm)
Герасимов М. Н. Пробуждение. — М.: Воениздат, 1965.
Гончаренко П.С. «Свидетельство очевидца и участника трех войн ХХ века».  http://www.rummuseum.ru/portal/taxonomy/term/205
Григорьев А.Б. Из истории военного духовенства. — М.: Военный университет: Независимый военно-научный центр «Отечество и Воин»: Русский путь, 1997.
Гурко В.И. Черты и силуэты прошлого. Глава 1. Первый период войны.
Деникин А.И. Очерки Русской смуты.  М., 1991.
Деникин А.И. Старая армия. Офицеры. М.: Айрис-пресс, 2005
Евлогий (Георгиевский), митрополит. Путь моей Жизни. — М.: Моск. рабочий; ВПМД, 1994.
Емелях, Л. Атеизм и антиклерикализм народных масс в 1917 г. // Вопросы истории религии и атеизма. – М., 1958.
Есенин С.А. Поэма «Анна Снегина».
Жевахов Н. Воспоминания. — СПб.: Царское Дело, 2007.
Зубов А.Б. Сорок дней или сорок лет? // Преемственность и возрождение России. Сборник статей. М. 2001.
Игнатьев А.А. 50 лет в строю. — М.: Художественная литература, 1948.
Келлер Ф.А. Несколько кавалерийских вопросов. Вып. III. СПб., 1914.
Керенский А. Ф. Обсуждение общего положения в стране (Из стенограммы заседания Думы, 15 февраля 1917 года).
Кострюков А. А Военное духовенство и развал армии в 1917 году / Церковь и время -2005. — №;2(31).
Короленко В. Г. Собрание сочинений в десяти томах.   Том пятый. История моего современника   М., ГИХЛ, 1954
Красных Е. Кн. Феликс Юсупов «За все благодарю…» Биография. М. Издательство РДЛ 2003
Крылов А.Н. Мои воспоминания. — М.: изд-во АН СССР, 1963
Левитин-Краснов А., Шавров В. Очерки по истории русской церковной смуты, — М.: Крутицкое Патриаршее подворье, 1996.
Максим Горький. О русском крестьянстве. Издательство И. П. Ладыжникова. Берлин, 1922.
Максимов М.М. Воспоминания М.: РегиментЪ, 2008.
Махно Н.И. Воспоминания. — Париж: 1936
Новиков-Прибой А. С. Собр. соч. в 5 т. — Т. 3. Цусима — М.: Правда, 1963.
Островский Николай «Как закалялась сталь».
Осипов А. Армия и религия // Христолюбивое воинство: Православная традиция Русской Армии. Русский путь, 1997.
Паустовский К.Г. «Повесть о жизни».
Пилкин В. К. «В Белой борьбе на Северо-Западе: Дневник 1918–1920». — М.: Русский путь, 2005.
Пилсудский Ю. «Война 1920 года. По поводу книги М. Тухачевского «Поход за Вислу». Варшава. 1924
Письмо А.И. Куприна к Ф.Д. Батюшкову от 18 марта 1909 г., послание из Житомира. Отдел рукописей Института русской литературы (Пушкинский дом) АН СССР. Фонд 20, ед. хран. 15.125.ХСб 1.
Прилепин Захар «Обитель» ООО «Издательство АСТ»
Подшивалов Д.И. «Воспоминания кавалергарда». Москва, 1903 г.
Раковский Григорий «КОНЕЦ БЕЛЫХ. ОТ ДНЕПРА ДО БОСФОРА. (Вырождение, агония и ликвидация.) 1921 г. Константинополь.
Сергиевский Б.Н. «Пережитое. 1914»  Белград, в 1933.
Симанович Арон «Распутин и евреи». Воспоминания личного секретаря Григория Распутина. http://www.bibliotekar.ru/rasputin/index.htm
Стогов Эразм Иванович. «Записки жандармского штаб-офицера эпохи Николая I». 1880 год.
Толстой Лев «Христианство и патриотизм» 1894 г. Трифон (Туркестанов), митрополит. Проповеди и молитвы. Материалы к жизнеописанию. — М.: Сретенский монастырь, 1999.
Троцкий Л.Д. «Моя жизнь». (https://www.litmir.me/br/?b=71716&p=14)
Шингарев А.И. Вымирающая деревня. Изд. 2-е. СПб. Общественная польза, 1907.
Широкорад А.Б. «Судьба династии».
А. А. Успенский  «На войне». Вильно. 1931.
Шавельский Г. И. Воспоминания протопресвитера русской армии и флота. — Т. 2. — М.: Крутицкое патриаршее подворье, 1996