Проводы гуся с яблоками

               

        Недавно  присланный  военный  комиссар  натурой  был  очень  сложной  и  крайне  впечатлительной.  К  тому  же,  еще  и  с  интересной  отличительной  чертой  настоящего  чревоугодника.  Гурмана  истинного.  Словом,  если  выразиться  чуток  проще – очень  уж  покушать  военный  мужик  любил.
        А  тут  неожиданно,  ближе  к  долгожданной  выслуге  лет,  перед самым уходом на заслуженную  пенсию,  ему  вдруг  повезло.  Да-да!  В самом областном  военном  комиссариате  совершенно  случайно  «рука»  обнаружилась.  Вот  она-то  и  пристроила  его.  А  иначе  он  без  «толкача»  до  выхода  на  пенсию   в  майорах  бы засиделся.  И  все  потому,  что  по  натуре  был  интеллигентом,  характер  имел  мягкий,  отнюдь  совсем  не  командирский.  И,  вполне  возможно,  только  лишь  с  этим  званием  он  бы  и  на  пенсию  подался,  ибо  выслуга  лет  сделать  это  уже  позволЯла. 
       Он  хорошо  помнит  себя  зеленым  лейтенантом,  когда  еще  в  первый  год  службы  озарение  на  него  снизошло.  Какое?  А  очень  скоро понял  молодой  литер самое главное  лично для  себя: учитывая  свой  покладистый  характер  и  добродушие,  скорее  всего,  «забурился»  он  в  строевые  офицеры,  получается,  совсем-совсем  и  не  по  адресу...  Однако  ему  откровенно  жаль  было  «убитых  ни  за  фиг»  столь  труднейших  годочков  учебы  в  военном  училище, а  затем  поистине  настоящих сумасшедших – в    нижАйшем  лейтенантском  услужении. 
        Но  в  застойные  советские  времена,  (и  кто  служил,  тот,    наверняка,  знает),  по  собственному  своему  желанию  уволиться  из  Армии  кадровому  офицеру  было  практически  невозможно: если  только  заполучив  серьезнейшую  болезнь,  увечье,  или  же    судимость.  И  на  этом  все. Поэтому  он,  интеллигент  по  жизни,  с  невероятным  трудом  тянул  лямку  строевика,  кое-как  сумев-таки  дослужиться  до  верха  своей  карьеры – до  майора. 
        А  в  настоящее  время,  как  уже  упоминалось,  в  лице  «руки  волосатой наверху»,  к  исходу  службы  некий  стимул  у  военного  гурмана  появился.  Да  еще  и  самый  основной.  Экономический!  Во-первых,  наконец-то,  и  прямо-таки  в  разы,  подняли  военным  давным-давно  обещанную  зарплату.  Во-вторых,  «рука»  хоть  и  ненавязчиво,  но  настаивала,  обещая,  «мол,  пока  он  у  власти»,  помочь  с  очередными  званиями,  и  поэтому-то  господин  майор  столь  глубоко  и  задумался  о  дальнейшем.  А  ведь  и  вправду… Не  воруя,  ни  у  кого  ничего  не  отнимая  силой,  разве  можно  получать  аналогичную  военной  зарплате  сумму  работая  кем-то  на  гражданке?  Ох,  вряд  ли  подобное  свершить  ему  удастся…
        И  после  прикидок  «за  и  против»,  решил  он,  и  постановил: ну,  как  проигнорировать  и  не  использовать  поданную  «руку»,  помощь ему пообещавшую? Короче,  остался  майор  в  Российской  Армии,  еще  и  польстившись  на  новую,  более  денежную,  чем  прежде,  должность  военного  комиссара.  Правда,  принял  он  работу  совершенно  ему  незнакомую,  связанную  с  призывами  ребят на  срочную  военную  службу.  А  еще  и  с  пахотой  нудной,  но,  к  сожалению, очень  нужной - мобилизационной.  Словом,  польстился  пойти  господин  майор,  любитель  вкусно  покушать,    на  неизведанные,  но  зато  «вольные  военкомовские  хлеба». 
        И  помянутая  «длань»  успокоила  его.  Мол,  там  ты,  чудик,  и  подполковника  полегоньку  получишь.  А,  может  быть,  если  он  «сам»  удержится  на  плаву,  он  даже  и  целым  полковником   станет… А  разве  лишним  будет,  если  он,  поработав  мозгами,  попробует еще  и  самолично  неплохо  «подкормиться»  перед  пенсией?  А  почему  бы  и  нет?  Ведь  на  новом  поприще  таких    возможностей - хоть  отбавляй.  Не  форменный  же  он  дурак?  Нет.  Таким  майор  себя  уж  точно  не  считал. 
        И  по  совету  той  же  «верхней  конечности»,  сразу  же  после  принятия  новой  должности  военного  комиссара,  в  своем  районе  являющегося  для  народа  настоящим  «министром  обороны»,  решил  новый  военком  пыль  в  глаза  пустить.  Да.  Так  сказать,  попугать  вначале  своих  подчиненных,  укрепив  этим,  вполне  возможно, шатающуюся  дисциплину. А знаете,  что  еще  подвигло его к ужесточению  и  «закручиванию  гаек»  с  первых  же  дней  своего  правления?  Как  ни  странно,  это  были  органы  обоняния. 
        Ибо  прямо  на  первом  же  проводимом  им  ознакомительном  совещании майор-гурман с прекрасно развитым органом  обоняния    неожиданно «кое-что»  учуял.  Вернее,  унюхал.  К  тому  же,  ведь подумать  только,  что  прямо  ранним  утренним  рабочим утром  на  новом  месте  пришлось  явственно ощутить  непередаваемый, весьма  характерный  и  препротивный сивушный  запашок… Да,  еще  и,  чувствовалось, этакий  свеженький,  прямо  вот  только-только  принятый  кем-то  наглым  и  «безбашенным,  невзирая  на предстоящее   ознакомительное  утреннее  совещание  с  НОВЫМ?! 
        И  это  его  аж  взбесило,  так  как  аромат  был специфический,    самогонный,  который  навряд  ли  с  каким  другим  и  спутаешь… Вначале  военком,  конечно  же,  попросту  пристыдил  сидящих  военных  и  вольнонаемных пока словесно. Обнюхивать по доброте своей душевной индивидуально,  каждого в отдельности, новый  комиссар посчитал в первый  раз  ниже  собственного  достоинства. 
        Однако,  о  весьма  серьёзных  последствиях повторения  кем-то из военных коллег-подчиненных  подобного  хотя  бы  еще  один  раз, майор предупредил  с  высокой  трибуны,  и  в  итоге  добавил.  Мол, проштрафившегося товарища в  любом  звании  и  независимо  от  занимаемой  должности,  без  последующих  каких  либо  обид  на  него,  военкома,  ожидает  немедленное  обоюдное  расставание. Ибо  есть  об  этом  соответствующий  приказ  МО,  и  он  еще  и  сам,  отдельно,  ознакомлен  был  с  ним  в  областном  ВК. 
        И с коллективом военного  комиссариата  нарушитель  приказа  распрощается бесповоротно.  Но,  как  вышло  прямо  уже  вскоре,  убедил  новый  военный  комиссар  свой  личный  состав, видимо,  недостаточно,  и  буквально  через  неделю  ему  пришлось,  скрепя  зубы,  попрощаться с пожилым  ведь  уже  старшим  прапорщиком,  вполне очевидным любителем зеленого змия, осмелившегося  придти  утром  на  службу  с  озвученным  сивушным  запашком. 
        И это  вышеупомянутое серьёзное  карательно-воспитательное  мероприятие провел военком немедленно, больше в доказательство  непреклонности  взятой  новым  начальником  позиции  борьбы  с  пьянством.  А  еще  и  в  назидание  серьёзности  оного  проступка. Только  вот,  к  великому  сожалению  строгого  комиссара,  совсем  неожиданный  нонсенс  получился.  Вышло  так,   что  он,  военком,  оказывается, недостаточно  обдумал  первое  в  своей  жизни  по-настоящему  крутое  действо,  да  и  провел  его  излишне  быстро.
        Словом,  несколько  поторопился.  В  глубине  души  майор  и  сам  понимал: наверное,  чересчур  уж  жестковато  он  взял… Ну,  кто,  спрашивается, из  русских  мужиков  совершенно, прямо-таки    абсолютно  равнодушен  и  вообще  не  воздыхает  по  хмельному  делу,  а  поэтому  иной  раз  и  ошибается  с  дозировкой?  И  новый  военком-майор  знал  прекрасно - маловато  подобных  товарищей.  Раз  в  жизни,  но,  бывает,  ошибаются  «с  перебором»  ох, немалое  количество  россиян… После позорного  изгнания  прапорщика-пьяницы через «суд  чести», к  нему  трижды  прибегал  невероятно возбужденный, растерянный старший сын нарушителя и просил, убеждал,  попросту  умолял  не  судить  сразу  настолько  строго  родителя  его.  Только  вот  не  убедил.  Не  смог,  не  осилил  он.  У  начальника  имелись  свои  доводы: он,  мол,  ведь  только  недавно  предупреждал  на  совещании  и  при  всех дал  слово офицера,  и  командира, немедленно «распрощаться»  с  любым  подчинённым,  преступившим  закон.  Как  теперь  быть-то?  И  зачем-то  соврал.
        Он,  мол,  ведь  уже  успел  о  нарушении,  и  решении  суда  чести «уволить», доложив  о  факте наверх.  И  этим  наказанием  дисциплину  укрепить,  дабы  другим  неповадно  было  являться  в  нетрезвом  виде  не  на  колхозную  молочно-товарную  ферму,  а   на службу военную  и  серьёзную! Понимает ли все это совершенно  бессмысленно  ходатайствующий «товарищ сын», или нет? И мера пресечения  рекомендована  категоричная. К  тому  же, дело, якобы,  «туда» уже  ушло.  Поэтому,  мол,  «спор  здесь  неуместен»…
       Правда,  как  упоминалось  выше, здесь  комиссар  для  бравады  еще  как  слукавил,  ибо  совет  «сверху»  был  разобраться  своими  силами  и  наказать прапора  так,  как  ему,  самому  военкому,  заблагорассудится.  И  материалы  пока  еще  в  сейфе  лежали… Но слово  не  воробей,  тем  более,  уведомил  он,  военком,  всех  без  исключения об уже свершившихся  последствиях  в  ультимативной  форме  с  высокой  трибуны.  Что  еще  нужно? Тем  более,  этот  провинившийся  прапорщик  уже  давным-давно  не  мальчик,  и  по  возрасту  гораздо  старше  самого  военкома. 
        И  совсем  не  зря  есть  проверенная  тысячелетиями  народная  поговорка, что «власть  и  впрямь  портит  людей  неимоверно».  Но  только  понял  сие  неопытный  в  карательных  делах  комиссар,  к  своему  великому  сожалению,  много  позже… Да,  он  и  ещё  одну  глупую  ошибку  совершил,  для  чего-то  с  язвительной  усмешкой  напомнив просителю всем известное выражение Остапа Бендера.  Что   «спасение  утопающих – личное  дело  самих  утопающих».
        И  кому,  мол, о пьянстве  в  российской  армии  было  сказано  недостаточно  ясно,  ещё  и  процедив это отчего-то  сквозь  зубы  мстительно,  словно  отрезал,  а  в  глубине  души  даже  сам  себе  подивился.  Ведь  раньше  он  бы  так  никогда  не  сделал,  и  это  абсолютно  точно!  Помнится,  военком  в  душе  даже  укорил  себя  в  чёрствости.  Мол,  не  успел  он  «из  грязи  в  князи  выбраться»,  а уже  преуспел,  спокойно  так,  без  зазрения  совести  «сожрав»  ближнего, «брата своего». Ай-ай-ай…Видать, власть большУю  почувствовал, которая враз всех  нас,  смертных,  меняет  к  хУду…
         Может, зря  он  так  крУто  взял,  интеллигент  он  вчерашний?  Но  тут  вспомнил  о  «руке»,  совете  «прижать»,  и  о  поддержке  сверху,  и  поэтому  успокоился.  Мол,  зато  в  следующий  раз  его  охамевшие  подчиненные,  думается,  хорошенько  поразмышляют,  прежде чем оступаться,  принимая  алкоголь  в  служебное  время…
И  по  истечении  всего  лишь  полугода  службы  новый  военком, разумеется, без  особых  проволочек  получив  очередное  воинское  звание  подполковника,  необычайно  возрадовался. 
        Нет, он не совсем правильно выразился. Новый военный  комиссар попросту возликовал! Обласкавшую и «кормящую  руку»,  естественно,  облобызал,  нашел  средства,  одарил,  чем  уж  мог, и продОлжил  применение строгих  мер  относительно  нарушителей  воинской  дисциплины  в  том  же  духе: в  несвойственной  ему  ранее  твердости  и  непреклонности.  А почему,  господа  военные,  «нет»?  На  плечах-то  ведь  уже  не    россыпь  мелких  звёздочек,  а  четыре  вон  какие  крупные. 
        Даже  страшновато  стало  на  себя  и в  зеркало  смотреть!  Да,  мечтал  ли  он  об  этом,  господа  хорошие?!  Нет,  конечно!  В  своё  время  мечтал  дослужиться  хотя  бы  до  международного  офицерского  звания,  то  есть,  до  капитана,  и  на  этом  «финита  ля  комедиа».  А  тут  аж  вон  что!  Не  ожидал  он… А  ежели  все  будет  в  порядке  лично  у  него,  да  если,  даст  Бог,  усидит  на  своем  месте  всесильная  «длань»,  то,  глядишь,  со  временем  и  полковничьи  погоны  улыбнутся,  и  шестью  крупными звездами  засверкают… И  еще  тёплое  местечко  для  продолжения  работы  после увольнения ему, якобы, той же «рукой» уже  заготавливается.
        Однако,  как  говорят  в  народе,  «скоро  сказка  сказывается,  да  не  столь  быстро  делишки  делаются».  И  мы,  люди, «сирые  и  убогие»,  можем  сметь  только  лишь  что-то  предполагать,  а  вот  располагает - один  ОН,  Господь-Вседержитель.  И  ведь  надо  же  было военному комиссару, этому  любителю,  едоку-гурману,  быть  приглашенным  новым  своим  приятелем  на  обычную  сельскую  свадьбу,  не  сделав  даже  и  слабенькой  попытки  отказаться.
         А ведь его умный  заместитель  майор, кстати, служивший в различных  военных  комиссариатах  еще  с  молодого  лейтенанта  и  «съевший  на  этом  хитромудром  поприще  не  одну  собаку»,  деликатно предупреждал, и  вполне  искренне,  честно  отговаривал  неопытного  еще  начальника.  Мол, место  и  люди  ему,  новому  военкому,  пока  недостаточно  знакомы,  а  должность  военного  комиссара  очень каверзная, и со  многими-многими  невидимыми  камнями  подводными,  о  которые  можно  напороться  запросто.
        Но почему-то  не  послушал, проигнорировал  новоиспеченный  подполковник битого жизнью коллегу, тупо упёрся рогом, и на  свадьбу  эту  все-таки  пошел.  К  тому  же,  не  успев,  или,  скорее  всего,  попросту  не  захотев  переодеться  в  цивильную  одежду,  а  возгордившись полученным званием, пошел прямо в парадном  мундире  и  при  всех  регалиях.  Уж  очень  хотелось  объявиться  ему  перед  народом  при  полном  параде,  со  звездами.
        Зайдя  в  свадебный  дом,  он  преувеличенно  громко,  чтобы  привлечь  внимание  новеньким  мундиром,  по-военному  пожелал    «здравия»  всему  огромному  столу  и  затем  этак  величаво,  почти  строевым  шагом  протопал  за  стол  на  вежливо  указанное  ему   место. А на его  широких,  гордо  развёрнутых  плечах, специально  для  всеобщего  обозрения,  на  удивление  всем  сидящим,  весьма  впечатляюще  и  загадочно поблескивали  эти  самые  новенькие    красивые  звезды.  Ибо  на  его  парадной  новой  форме  были  они  ведь  генеральские,  крупные,  с  превеликим  трудом  раздобытые  пронырливым  прапором  для  любимого  и  грозного  начальника. 
        И  его, местного  «министра  обороны», словно  бы  заранее  ожидая,  почтительно  усадили  на  самое  «богатое»,  центральное  место,  уже  предупрежденные  кем-то  о  его  основополагающей   потребности хорошенько откушать.  Да-да.  И  волею  судьбы,  или,  может  быть,  кем-то  и  специально, посажен  был  наш  разодетый  в  парадный  мундир вояка  прямо-таки напротив  неправдоподобно большого, жирного, всяческими необычайно вкусными ароматами  благоухающего тушёного  гуся,  нутро  которого,  к  тому  же, было ещё  и  обильно напичкано яблоками-антоновками!
        Между прочим, ведь всего одного-единственного этакого гуся  красавца-птицы  на  весь-весь  огромной  длины  стол!  А  рядом с помянутым непревзойденным лакомством важно стоял-покоился первосортный самогон, выставленный  в  видавшей  виды,  царских  времён высоченной двухлитровой  бутыли-штофа  зелёного  стекла.  Да.  В  так  называемой   и  знаменитой  в  наше  время  «четверти».  И, наверное,  для  вящего  эффекта,  (или,  попросту,  ради  хохмы),  или  же в  память  о  седой  старине заткнутой пробкой, скрученной просто  из обычной  газеты.
        И  вот  эти  только  что  перечисленные  здесь  два  основных,  редких  деликатеса,  словно  бы  мановением  волшебной  палочки    в  тот  же  миг  кем-то уважительно  пододвинуты  были  поближе,  чуть  ли  не  под  самый  нос  важно  усевшегося  главы  военного  комиссариата.  Да,  ведь  еще  и  посадили  дородного  телом  вояку  рядом  не  с  мужиком  каким-нибудь,  а  с  сидящей  впритирку  к  нему,  бравому  офицеру, расфуфыренной  молодой  дамой,  очень симпатичной,  и  чему-то,  или  кому-то,  хитро  так, прямо  зазывно улыбающейся  во  весь  свой  красивый  белозубый  рот. 
        И ведь надо  же  было так случиться, что на  данное  свадебное  торжество  попал  военком  именно  в  отсутствие  родной  своей  женушки,  уехавшей  посетить  свою  мамочку  в  весьма  далекий  край,  поэтому  он,  (не  без  тайного,  конечно  же,  удовольствия!),  временно и  лишился  неусыпного  пожизненного  контроля  со  стороны  невероятно  бдительной  половинки. 
        И  хорошо,  что  супруга  благоверная  отсутствовала,  ибо  в  непростой  ситуации,  уже  вскоре  создавшейся  для  её  муженька,  жена   вряд  ли  чем  могла  бы  помочь  своему  ранее  чересчур уж  добродушному,  но  ставшему  во  времена  управления  районным  военным  комиссариатом  новоиспечённому  подполковнику  вдруг  до  невероятности  строгим. Разумеется, ничем  она  не  помогла  бы  своему  супругу.  Вот  если  бы  прознать  всё  наперед – тогда  бы  другое  дело,  с  помощью  могло  бы  получиться…
        Кстати  сказать,  присутствовать  военкому  на  свадьбе  совсем  и  не  следовало  бы,  тем  более  в  шикарной  парадной  военной  форме  с  заманчиво  посверкивающими  регалиями  на  широкой  груди.  Но  кто  бы  знал…А, может быть, кто-то и  впрямь  был  в  курсе  предстоящих,  возможно,  ещё  загодя  запланированных  интереснейших  событий  за  свадебно-рекрутским  столом?  Вот  тот-то  и  мог  бы  и  соломки  военкому  подстелить…
     По  всем  идеям,  военному  комиссару  совершенно  не  нужно  было  бы  участвовать  на  данном,  как  потом  оказалось,  даже  двойном торжественном мероприятии. А  все  потому,  что  свадьба  эта  была  совмещена … ещё  и  с  проводами  жениха  в  Армию!  И  проводимое  торжество  бракосочетания  более  всего  ведь  напоминало  отнюдь  не  свадьбу,  а  событие, некогда  описанное  замечательным  советским  поэтом  Демьяном  Бедным  в  популярном  стихотворении «Проводы». 
        А  оно  превратилось  во  всенародно  любимую  песню,  без  коей  не  обходится  ни  одно  расставание с  отправляющимися ребятами-призывниками  в  нашу  российскую  армию  даже  и  в  наше  время.  А  сегодня  мама  женила  единственного  сыночка,  который  уже  с  после  завтрашнего  дня  отправлялся  своим  ходом  на  срочную  службу. Кстати, положа руку на сердце, лично   господину  военкому  можно  было  кое  о  чём  ведь  и  самому  догадаться,  ибо комиссар  еще  до  принятия  первой  рюмки  неожиданно,  и  с  некоторым  испугом,  прямо  в  лицо  признал  в  сидящем  женихе … одного  из  своих  призывников-рекрутов! 
        И по идее  ему,  присутствующему  здесь  представителю  военного комиссариата  в  надлежащей  военной  форме  нужно  было бы прилюдно и торжественно подойти  к  призывнику-жениху  и поздравить его, будущего защитника  Родины,  пожать ему  руку,  и  с тем немедленно, сейчас  же,  распрощаться  с  гостями!  Однако    почему-то  особого  значения  этой  умнейшей  мысли,  ведь  и  вправду  мелькнувшей  у  него,  он,  подполковник,  не  придал. 
        В  принципе-то,  если  бы  он  был  в  цивильном  костюме,  и  его официально  только  лишь  на  свадьбу  пригласили,  и  никаких  намеков  о  солдатских  проводах  уж  точно  не  было,  то  он  не  обязан  был  поздравлять  жениха-призывника.  Но  он-то  в  форме  целого  подполковника,  да  ещё  и  в  парадной!?  А если  сознаться  честно,  как  на  духу,  то  самой  основной  помехой,  полностью  нейтрализовавшей  абсолютно  все  мысли,  и  помешавшей  пожать  руку  виновнику  торжества … был  ведь  он,  ГУСЬ  лапчатый!
       Именно этот  изумительно  пахнущий  гусь-красавец,  казалось,  прямо-таки  уставился  на  военкома-гурмана,  начавшего  тут  же  исходить слюнями. Ибо непередаваемо  приятным ароматом стал  сходу щекотать затрепетавшие ноздри,  не  давая  изголодавшемуся  комиссару  уйти  без  обязательного  снятия  с  себя,  без  сомнения,  неимоверно  вкусного, хотя  бы,  ну,  небольшой  пищевой  пробы! 
        А двойное торжество незаметно набирало  обороты.  И  после  третьей  рюмки  комиссар  вдруг  даже  и  ФИО  рекрута  вспомнил,  ибо  не  так  уж  и  много  их  в  настоящее  время  набиралось в  сельском  районе.  И  этого,  помнится,  он  уже  отдал  приказом,  и   через  день  призывник  обязан  был  один,  самостоятельно  отбыть  в  воинскую  часть,  дабы  начать  учиться  там  «военному  делу  настоящим  образом»,  защищая  от  посягательств  своё  родное  Отечество.  И  снова  мелькнула  у  не  совсем  ещё  опьяневшего  военного  комиссара  мысль  покинуть  данное  мероприятие. 
        Но … опять помешал  ОН.  Да.  Гусь.  Уж  слишком  аппетитно  смотрелся  и  откровенно  благоухал,  манил,  военкомом  никогда  прежде  не  виданный  им  загадочный  гусь  лапчатый,  ни  разу  в  жизни почему-то им не пробованный!  И наверняка  непередаваемо  вкусный,  что  решил  вояка  невзирая  ни  на какие перипетии, оной дегустации  вожделенного кулинарного  шедевра  дождаться  всенепременно!  И  будь,  что  будет!  И  он  успокаивал  себя.  В  конце-то  концов,  ведь  не  сам  же  он  напросился,  правильно?
        Его  ведь  очень  культурно  на  свадьбу,  а  не  на  проводы какие-то  пригласили.  И  ласково,  с  почётом  за  стол  усадили,  и  в  один  момент,  совершенно  не  догадываясь  о  его  любимом  хобби «любителя  пожрать»,  чересчур  опасно  близко  придвинули  к  нему  предмет  его  мечтаний.  Видимо,  кто-то  все  же  в  курсе  его чревоугодничества, которое  в  небольшом  коллективе  скрыть  и  вправду невероятно  сложно.  Да  и  что  в  том  уж  особенного?  Как  говорится,  «каждый  ведь  по-своему  с  ума  сходит»,  верно?
         И  военком  утешал  себя: он  же  не  пьяница,  и  не  дебошир,  и  у  любого  человека  имеется  свое  любимое  занятие  по  имени  «хобби».  Не  так  ли?  Поэтому  в  столь  важном  вопросе  насчет  того,  чтобы  вкусненько  покушать,  да,  притом,  если  еще  и  на  явную  халяву,  кто  же,  господа  люди,  будет  против  данного  мероприятия?  Как  выразился  один  известный  актер,  не  захотят  бесплатно покушать  только  лишь «язвенники,  да  трезвенники»… 
        И военком,  совершенно  обалдевший  от  запаха,  уже  почти  выведенный из себя самопроизвольно выделяющейся слюной,  и  боясь  захлебнуться  ею,  принял  единственно  правильное,  по  его  мнению,  решение.  А, собственно  говоря,  коли  он  уже  здесь,  почему  бы  и  не  попробовать  ему  истинно  царского  блюда?  А?  Да?  Этого  «гуся  в  яблоках»?  И  особенно воспетых классиками  лапок гусиных, которые, говорят,  вкусны  невероятно?  Тем  более,  что, как уже ранее упоминалось, приглашен-то он ведь вполне  официально?  И,  наверное,  просто  как  обыкновенный  почетный  гость,  а  не  как  представитель  власти,  военный  комиссар? 
        И  поэтому  он  снова  обелял,  успокаивал  себя.  Думается,  не  так  уж  часто  военные  комиссары,  да  еще  и  в  звании  целого  подполковника,  на  дороге  валяются,  и  в  гости  к  ним,  простым  смертным  наведываются?  Правильно  ведь?  И  что  ж  тут  такого  криминального?  Ну,  жахнет  он  пару,  тройку,  рюмочек?  Ну,    испробует  комиссар  не  лично  им,  а  кем-то подвинутый  к  нему  на невероятно опасное своей близостью расстояние этот птичий  деликатес? Но затем  он,  военком,  с  величайшей  благодарностью  попросту  возьмет  и  откланяется?  Всего  и  дел-то  ведь! 
        Однако  всё  оказалось  отнюдь  не  так-то  просто.  И  он вовремя  прикинул: прямиком  с  гуся  начинать  сразу  неудобно,  и  служивый  постановил  себе: начать  опробование  его  не  ранее,  чем после  четвертой  рюмки. И  только  после трижды громогласно  исполненных «горько», с последующими поцелуями молодых. Как  это  и  принято  на  свадьбах.  Вот  когда  все  гости  прилично  уже  захмелеют,  и  на  него,  вояку  в  форме,  и  при  регалиях  на  груди    не  столь  внимание  обращать  будут,  вот  тогда-то  он  уверенно,  с  размахом,  капитально,  приложится  к  серьезному опробованию  настолько  заманчиво  смотрящейся  птицы, ароматизирующей  до  неудержимого  слюнотечения!      
        И  лишь только поэтому военком  так  усердно  маскировал,  морил своего  до  полной  невероятности  оглодавшего  желудочно-кишечного «червяка», подкармливая,  и  обманывая его пока что одними салатиками, любезно подаваемыми очень веселой соседкой.    Ибо подобным образом готовил  опытный  военный  гурман  свою    истосковавшуюся утробу ненасытную к поглощению блюда самого  основного  и  вожделенного. А  куда,  собственно  говоря,  ему  и  спешить-то?  Время  еще  как  терпит,  и  он  уверен,  он  попросту  убеждён: после  взять  и  отнять  гуся  из  рук  военного  человека  в  форме,  который,  вероятнее  всего,  вооружен  табельным  оружием  в  виде  пистолета,  гости,  скорее  всего,  вряд  ли  посмеют!
        А  побоятся.  И  даже  если  они  и  в  некотором  подпитии.  Им  что,  больше  есть  нечего?  Стол  же  от  кушаний  ломится!  А    гуся  для  чего-то  подвинули  не  к  кому  то  там,  а  вот  именно  к  нему… И  ведя  себя  предельно  скромно,  хотя  в  полном  смысле  буквально  истекая  горячей слюной, упорно и самозабвенно ждал военный гурман момента запланированного, решающего часа  начала  поедания.  Однако  скоро  сказка  сказывается,  но  не  столь  быстро реальное дело делается. Интересуетесь,  что  же  помешало?
        А потому  что на этой свадьбе-проводах внезапно произошло нечто  логическому  объяснению  вообще  не  поддающееся,  и  не  вмещающееся,  и  просто  не  вписывающееся  в  рамки  приличия.  И,  кстати,  это  как  раз касалось  персоны  исключительно  его,  военного  комиссара… И  ведь  надо  же  было  произойти  этакому  неординарному  событию?! Совершенно  неожиданно,  и  как  раз  после  принятия  гостями  четвертой  рюмки,  (как  будто  некто  всемогущий  вошел  в  личные  планы  военкома!),  чей-то  зычный  мужской  бас  во  всю  глотку  затянул  популярную  ещё  и  до  сих  пор  старинную  застольную  песню  «Проводы». 
        Да-да,  на  слова  поэта  Д. Бедного.  Правда,  по-пьяному  делу  видно,  совсем-совсем  забыв  на  время  о  таком  более  важном  и  первостатейном  деле,  как  уже  происходящая  свадьба.  И  словно  «в  упор  не  видя»  их,  торжественно  стоящих, и  в полный  засос  целующихся  новобрачных.  Да. Песню о проводах сына-жениха в  нашу  доблестную  Красную  Армию.  И  упомянутый  ранее  бас  поистине  взревел,  моментально  перекрыв  весь свадебный  гомон,  вдохновенно начав  исполнять   великолепную,  истинно  народную    песню  о  том,  «как  родная  меня  мать  провожала,  тут  и  вся  моя  родня  набежала»!
      И которая,  естественно,  немедленно  была  сразу  поддержана,  и  тут  же  подхвачена  уже  не  хило  поддатыми  «хористами»,  а  затем  во  всю  мощь  загремела  на  все  лады  аж  до  оконных  стекол  дрожания.  Как  будто  бы  вот  одну  только  эту  песню  о  проводах  жениха  в  армию  все  гости  и  ждали.  И  все  было  неплохо  до  тех  самых  пор,  пока  усердно,  и  вдохновенно  поющая  о  скорой  разлуке  брачующихся  родня,  забывшая  на  минуту  о  радостном  свадебном  событии,  не  врубилась  в  сам   смысл   распеваемой  ими  сейчас  песни…
        Затем,  наверное,  они постепенно  вникли  в  глубинную  суть  того,  о  чем  настолько  восторженно  пели.  И  былая,  свадебная,  радость  поющих  гостей  стала  опадать,  утихать,  таять,  уступая  место пониманию  сермяжной  истины. Да,  ведь  бедного  жениха  на  хрен  в  армию  забривают … уже  послезавтра?! А  свадьбу-то  теперь  куда?!  Что?  Забыть  о  ней?! 
        И ведь опомнились  родственнички,  устыдились,  песни  своей  и  радостной,  и язвительной,  и  стали  уныло  глядеть  на  жениха-призывника  Ванюшу  в  черном  костюме-тройке,  и  невесту  в  красивом  подвенечном  платье.  А  больше,  конечно,  взирали  на  Ивана-рекрута,  который  к  сожалению,  прямо  после  свадебной  брачной  ноченьки,  вынужден  будет  покинуть  теплую  постельку, молодую  женушку  Алину,  отчий  дом  и,  хочешь,  не  хочешь,  как  и  в  исполняемой  песне, «пойдет  он,  Ваня,  во  солдаты»… Чтобы  защитить  их,  всех  сидящих  здесь.
         Однако,  громогласное  хоровое  исполнение  гости,  тем  не  менее,  все  же  продолжали… Ну,  да,  по  устоявшейся  привычке.  Чтобы,  коль  уж  начали,  так  допеть,  добить,  эту длинную  песню   уж  до победного  конца...  Жених,  вынужденный  прислушаться  к  «песенному  инструктажу»  родни,  для  нее  являясь  заодно  ведь  еще  и  бедным  призывником,  смущенно  и  виновато  улыбнулся.   После  он  этак  обреченно  развел  руками,  (мол,  а  куда  мне  теперь,  люди  добрые,  деваться  от  армии?!),  а  когда  родня  почти  уже  криком  исполнила  коронные  слова  «поневоле  ль  ты  идешь,  аль  с  охотой?»,  жених-призывник  сейчас  же  обреченно  опустил  глаза  долу.  Почему,  спрОсите,  он  так  сделал?
        А  потому,  что  все  поющие,  словно  по  чьему  мысленному  приказу,  одновременно, как  по  команде,  перевели  взгляды  на  вальяжно  развалившегося  военкома,  «насильно  призвавшего  их  жениха  Ванюшу»,  а  сейчас  еще  важно  и  гордо  восседающего  в  центре  в  проклятой  военной  форме!  И  который  уже,  было,  для  чего-то  вдруг  как  раз  именно  в  этот  момент  взял  в  руки  нож  и  вилку.  Ну,  откуда  могли  знать  гости,  что  предназначены  они  для  долгожданной  «работы»  с  противостоящим  оголодавшему  военному  комиссару  красавцем-гусем?
        И  взоры  родных  на  личность  военкома  были,  в  основном-то, направления  отнюдь  не  самого лучшего,  ибо  они  откровенно   осуждали за призыв  жениха  прямо  со  свадьбы – и  сразу  же  в  неволю! Некоторые  люди взирали  горестно,  зато  многие  близкие  родственники со  злобно  расширившимися  глазами  просто  испепеляли  вояку  с  приборами  в  руках. 
        Короче  говоря,  каких  только  взоров  не  было,  но,  как  с  удивлением  и  даже  с  появившейся  опаской  почувствовал  вдруг комиссар…среди званых  гостей  ни  единого  взгляда  доброго,  и  хоть  в  чем-то  его  поддерживающего,  как  он  ни  вглядывался,  так и не  заметил…Призывник  же  Ваня, услышав  вдохновляющий  его громоподобный, возмущенный до глубины души хоровой  возглас-крик, «а не  ходил  бы  ты,  Ванёк,  да  во  солдаты!»,  вдруг решился, и  смело  поднял  свои  ранее  покорно  опущенные  глаза,  теперь настырно упёршись ими прямо в настороженные бесстыжие  зенки  товарища  в  военной  форме,  этого  основного  «виновника»  в  сегодняшних  его  бедах,  восседающего  перед  красавцем  гусем  с  яблоками,  и  старинной  четвертью самогона  зелёного  стекла! 
        Да. Поддатый  и  осмелевший  от  поддержки  родни  песней,  жених-призывник  теперь  яростно  сверлил  взглядом  главного    недруга - военного  комиссара.  И  этим  гневным,  пылающим  своим  взором,  «Ванёк»  вновь  моментально  обострил,  переведя    взоры  зло поющей  родни  на  того,  который,  уже  потянулся,  было, за  вожделенным  и  вкуснейшим  птичьим  деликатесом,  «во  всеоружии» готовясь  к  поглощению  шикарного  блюда.  Да.  С огромной  и  красивой  позолоченной  вилкой  в  правой  руке,  и  столовым  ножом  в  левой.  Хотя,  как  всем  известно,  согласно  принятому  этикету  птицу,  по  идее,  воспитанные  люди  едят  люди  обычно  руками,  так  как  ими  её  много  надежнее  брать,  чтобы   затем  попросту  ломать  её  и  затем  насыщаться.   
        Но  на  сельских  свадьбах,  как  говорится,  еще  и  не  такие  бестактности  прощаются.  Ибо  совсем  не  до  этики,  когда  вино  буквально  рекой  льётся.  К  тому  же,  если  свадьба  совмещена с рекрутскими проводами. А  тем временем громогласное хоровое исполнение  помянутой песни продолжалось. После выкрикнутых с  необыкновенной  горячностью  слов  «Ваня,  Ваня,  пропадёшь,  ни  за что  ты!»,  которые,  чувствовалось,  пропеты  были  гостями уже  с неприкрытой злостью, раздосадованные, презрительные, взгляды абсолютного большинства  свирепеющих  родственников  жениха-призывника,  еще  раз  скрестились  на  «искомом  месте».
       Ну, да. На «мальчике  для  битья».  То  есть,  на  самом  главном  начальнике  военного  комиссариата  района, нагло разлучающего  их  с  любимым  родственником,  женихом  Ванюшей.  А  на  ком  же  еще  взглядам  остановиться  прикажете?!  Конечно,  на  нём,  на опьяневшем  и блаженно  развалившемся вояке  подполковнике,  который  фактически  прилюдно,  прямо  на  их  глазах,  нисколечко    не  стыдясь  родных  и  близких,  и  с  высокой  башни  откровенно  плюя  на  собравшихся  гостей,  бесцеремонно  разрушает  еще  не  начавшуюся  жизнь  молодых  брачующихся этим совершенно  несвоевременным  призывом  в  свою  дурацкую  армию! 
       А  в  чём  для  него,  главного  начальника,  проблема?!  Что?    Неужели  слабо  хотя  бы  с  пару  недель  подождать  с  призывом  на  военную  службу  их  родственника,  любимого  Ванюшки,  жениха-призывника?! Ну, разве  нельзя  разок, так  сказать,  в  виде  исключения,  свершить  столь  плёвое  дело,  отсрочив  ненадолго  призыв  Ивана?!  Иначе  как  быть  молодым  с  законным  медовым  месяцем?  И  где  у  этого  бестолкового  комиссара  элементарный  стыд?!  Вот  же  бессовестный  он  какой!
        Набрался,  значит,  наглости,  не  постеснялся,  осмелившись    сидеть с  ними,  родными,  вместе  за  одним  столом!  Но  поистине  буравящие, испепеляющие  взгляды  и  кожей,  и  буквально  всем  своим  существом  ощутил  на  себе  военный  комиссар  через  пару  секунд.  Да.  Именно  в  тот  момент,  когда  пьяный  хор,  призывая  к  совести,  и  специально  понизив  громкость,  пропел  горестные  слова   о  том,  как  «мать,  страдая  по  тебе,  поседела»… 
        Тут  уж  взоры,  само  собой  разумеется,  на  краткое  время    оторвались  от  буквально  съёжившегося  военкома,  обратившись  в  сторону  несчастной  родительницы.  Во  внезапно  наступившей  гробовой  тишине,  словно  дождавшись,  наконец-то,  хотя  бы  секундного  затишья,  истошно,  словно  по  покойнику,  заголосила  мать жениха-призывника, успев-таки с неприкрытой ненавистью  глянуть  на  военкома,  пронзив  им  его  насквозь.  И  к  её  воплю,  конечно,  сразу  же  заревев  в  полный  голос,  присоединилась  и  невеста Алина, злополучная молодая  красавица-жена,  практически  кидаемая  «защитником  Родины  на  все  четыре  стороны»!
       А  потому  что  супругой-то  она  будет  являться  всего  лишь  полтора  денька  до  призыва  её  муженька  на  срочную  службу  и  ей,  разумеется,  до  слез  это  обидно.  Ведь  только  подумать!  Нареченная  невеста  «благодаря  чаяниям  и  заботам»  вон  того  отъевшегося  борова  при  погонах,  усевшегося  перед  гусем,  и  самогоном,  да  с  громадной  вилкой  и  ножом  в  бессовестных  руках, она его приказом аж на целый год в солдатки  определена! Но  как  наперед  знать?!  А  вдруг  не  временно,  на  годик,  а  даже  и  навсегда?! Политическая обстановка  в  мире  сложная… Кругом,  вон,  воюют,  убивают,  в  плен  забирают…
        Но теперь вовсе не на  шутку  встревожился  и  сам  военком…  Он заерзал, задвигался на месте, под  тяжёлыми  взглядами  гостей почувствовав себя весьма и весьма неуютно…А  поэтому  накрепко сжал в руках единственные орудия собственной защиты в виде  клоунской  вилки  и  тупого  столового  ножичка,  которые  вообще-то  давным-давно  уже  приготовлены  были  им  ведь  совсем  для  другого  дела.  Да.  Для  опробования  вожделенной  дичи… 
        И  когда  свадьба,  окончательно  разгоряченная  хмельными  напитками, распаленная отрицательными эмоциями  родня  трижды  подряд, и, конечно,  специально  для  ушей  военкома  язвительно  пропела-проскандировала,  к  тому  же,  еще  и  в  такт  похлопывая  в  ладоши  уже  ранее  ими  пропетое  «не  ходил  бы  ты,  Ванек,  да  во  солдаты!»,  вот  здесь-то  служивый  и  впрямь  ужаснулся!
        «Е-мое!  Ты  только  глянь!  А  ведь  песня-то,  выходит,  у  них  с натуральным политическим подтекстом?! Но это, получается,  самое настоящее  и, по сути дела, почти  открытое бойкотирование  проводимой  государством  призывной  компании?!  Вон,  даже  и  мужичок какой-то с  настоящей  треногой-телекамерой  засуетился?  Притом,  кстати,  ведь  и  харя  его  кого-то  из  знакомых мне людей  напоминает? Только  вот  кого?  Не  хватало,  чтобы  толпа  еще  и  морду  мне,  военному  комиссару,  набила! 
        И,  что  вовсе  и  не  исключено, даже и потоптала её?! А что? С них,  с  пьяных  рыл,  пожалуй,  взятки  будут  гладки… Песню-то  о  проводах  родичи  не  допели.  Они  нарочно  зациклились  на  словах  о  специальном  срыве  призыва! Видите  ли,  «во  солдаты  он  идет  поневоле»!  И  еще.  Чтобы  «не  ходил  бы  он,  Ванёк,  в  армию,  вообще»… Кошмар  какой-то,  бойкот  призыва  в  РА!». 
        И  тут  после  не  просто  спетых  прилично,  а  прямо-таки  со  злостью выкрикнутых разбушевавшейся пьяной родней слов,  адресованных, само собой разумеется,  непосредственно  военкому,  «Ваня,  Ваня,  пропадешь  ни  за  что  ты!»,  служивый  более  уже  не  выдержал.  Он  резко  вскочил.  Подняв  гуся  и  от  натуги  аж  побагровев  лицом,  подполковник  в  сердцах,  да  с  невероятным  ожесточением,  взял  вот  и  рванул  в  стороны  полные  гусиные  ноги,  отчего,  естественно, из  нутра  посыпались  и  антоновки! 
        Наспех  вытерев  руки  салфеткой,  обозлённый  до  крайности  военком  на  достигнутом  действе  не  остановился.  Он  вдруг  для  чего-то  по  самые  «не  могу»  воткнул  вилку  с  ножом  прямо  в  мякоть  гуся  и  оставив  в  нём,  благоухающем  непревзойдённым  ароматом,  но  так-таки  ведь  и  не  опробованного  им…  И  затем  выбежал  оплёванный  комиссар  из-за  стола  вон  под  хлопки  и  пьяное  улюлюканье  удовлетворенных  родственников,  плюс  под прощальные вспышки фото местного папарацци,  к  тому  же,  ещё  и  с запоздалыми  весьма  нехорошими,  печальными  мыслями.
        «Эх, а совсем  зря  я, наверное,  гуся безвинного ручищами  своими порвал, да еще  и  столовыми  приборами  пригвоздил…По-моему,  как  раз  ведь именно  разрывающий  гуся  жестокосердный  момент,  а  после  и  прокалывание  самой  птицы  и  зафиксировал этот  стоящий прямо напротив настырный «корреспондент» своими  фотовспышками… Ну  и  хрен  с  ним».  И  обиженный  на  всех  и  вся  военный  комиссар  обречённо  отмахнулся. 
        К  великому  сожалению,  военком  угадал,  потому  что  так  оно  и  получилось,  и  описанные  выше  события  на  свадьбе  и  проводах для него, всего  лишь  полгода  назад  прибывшего,  ничем  хорошим  и  вправду  не  закончились… Уже  на  другой  день,  к  вечеру,  на  крупных  фото  в  местной  газете  увидел  он  эти  до боли знакомые,  «милые», лица поющей  пьяной  родни с  раззявленными  настежь  ртами.
        А также  самого  впечатляющего  на  них  момента - мощного  ручного  «деления»  им  на  равные  части  птичьего  деликатеса.  И  прямо  рядышком – еще  один  «замечательный,  и  прямо-таки    захватывающий» кадр: выхваченное ловким профи папарацци заключительное мгновение введения  военным  комиссаром  в  бока  гуся  двух  столовых  приборов.  И  что  ещё  важнее: проводимое  им  ужасное  действо  с  невероятно  жестоким  выражением  лица... 
        А  ведь  это  было  лицо  старшего  офицера  РА,  да  ещё  в  чине целого  подполковника, защитника родного Отечества, присланного  к  ним  «ковать  кадры  в  благословенную  Российскую  Армию»!  Мол,  «этакий  вояка  уж  точно  накуёт»… Ибо  по  одному  этому  фото  можно  запросто  подумать,  что  данный  офицеришка  всю  свою  жизнь  только  уродованием  птиц и занимался…А  еще  запечатлена  была  стоящая  прямо  перед  крупным  носом  военного  комиссара  огромная, но  уже  прилично  початая  бутыль  самогона, к тому же, вовсе и  не  заткнутая  самодельной  газетной  пробкой,  лежащей  рядышком… Хватай  четверть  обеими  лапами  и  наливай  себе.
        И,  как  бы  в  дополнение  ко  всему  показанному – хорошо  смотрится    ласково  улыбающаяся,  и  чересчур  уж  тесно  прижавшаяся  к стоящему офицеру соседка-дамочка, ручками  этак  бережно поддерживающая  его  за  талию. Видимо,  чтобы  пьяный  военком  не  упал  при  столь  непростом  терзании  гуся  и  не  расшибся  бы  ненароком.  А  снизу – и  фельетон. Конкретно «добивающая» подполковника краткая, но лаконичная статья о  «весьма  и  весьма  плодотворной»  работе  военного  комиссара  на  новом  месте.  И  который  столь  бездушно,  жестоко  расправился  с  заслуженным  человеком,  старшим  прапорщиком,  всего  лишь  за  один  проступок. 
        А  так  как  ему,  этакому  «унтеру  Пришибееву» почудился сивушный запах от старшего  прапорщика,  честно  прослужившего  три  десятка  лет,  с  последовавшим  единоличным  его  решением  безжалостно уволить.  И  еще   мало  того. Господин  военный  комиссар  даже  не  удостоился  провести  соответствующую медицинскую экспертизу, положенную в таких случаях    на  предмет  доказательства  факта  алкогольного  опьянения  прапорщика. 
        Ибо  «неимоверно  честный»,  ничем  ранее  не  запятнанный военком, якобы, сразу же по принятии новой должности строго-настрого предупредил своих подчиненных, что мириться он с пьянством  не  намерен,  а  потому  будет  принимать  к  ним  самые  жёсткие меры. Но редакцию  газеты,  (вкупе  с  возмущенными  гражданами!),  очень  хочется  узнать, а  примет  ли  должные  меры  вышестоящее  руководство  самого  военного  комиссара,  будто  бы,  блестящего  офицера,  и  за  свои  заслуги  перед  Отечеством  только что получившего очередное воинское  звание  целого подполковника?
       А  в  описываемый  момент,  (кстати,  в  рабочее  время!),  почему-то  весело  и  беззаботно  сидящего  на  свадьбе  и  проводах  им  же  самим    призванного  в  российскую  армию  молодого  человека,  призывника?  Да,  ведь  еще  и  к  нашему  гражданскому  стыду  не  удосужившегося  перед  намечающимся  «питьевым»  делом  хотя  бы  снять  с  себя  честь  русского  офицера - военный  мундир  с  погонами  и  регалиями…
        Значит,  выходит,  что?  Ему  все  позволено,  и  дозволено,  и  можно?!  Да?  Правильно,  конечно!  А  почему  бы  временно  одинокому  военному  власть  имущему  товарищу,  тем  более,  в  отсутствие  законной  супруги,  и  не  посидеть  за  «поляной»  на  халяву  с  граненым  стаканом  самогона  в  руке,  да   ещё  и  в  соседстве  с  очаровательной  молоденькой  красавицей,  мило  чокающейся  с  ним,  с  «активным  борцом  с  сивушными  запахами  на  военной  службе»?  Не  правда  ли?   И  о  чём,  господа  россияне,  может  без  лишних  слов  сказать  единственная,  выставленная   лишь  только  перед  уважаемой  парочкой  столь  деликатесная  закусь  в  виде   гуся  с  яблоками,  вкупе  с  упомянутой  уже  четвертью  первача?
        И  редакция местной газеты искренне надеется на  взаимопонимание  со стороны областного военного комиссариата, непосредственного  начальника  этого зарвавшегося «искоренителя пьянства»  на таком  ответственном  месте.  А  вот  что  окончательно  поразило  и  добило  военкома: под  статьей  стояла  прекрасно  знакомая  фамилия … уволенного  им  прапорщика…  И  он,  конечно,  тут  же  и  лицо  того  папарацци  вспомнил,  и  густой  бас  его,  специально  затянувший  именно  ЭТУ  застольную  песню «Проводы».  И  не единожды  выделенные,  подготовленным  им  для  хора  «нужные»  слова  о  призываемом  рекруте  в  «никому  не  нужную  Красную  Армию»... 
        Ну,  конечно!  Это  был он,  сын  уволенного  старшего  прапорщика,  который  тогда  столь  горячо  ходатайствовал  за  отца,  чуть  ли  не  на  коленях  упрашивая  его,  военкома,  не  спешить.  А  спокойно  разобраться,  сразу  не  рубить  сплеча,  так  как  отец  его  если  и  выпивал,  то  только  по  великим праздникам…Разумеется, военком задумался,  пытаясь  оправдаться  хотя  бы  перед  собой.  Только  вот  чуток  поздновато  уже  было… 
        «Да-а…Что  и  говорить. Поспешишь – и  вправду  людей  насмешишь… Ах,  как,  оказывается,  просто  его  подсидели  и  подставили  местные!  К  тому  же,  и  что  еще  обиднее,  его,  якобы,  только  лишь  на  свадьбу  пригласили.  Ведь  на  проводы  своего  призывника  он,  само  собой,  и  не  пошёл  бы!  А  за  праздничным  свадебным  столом  подвела  его  не  какая-то  там  любовь  к  халявной  выпивке,  а … если  уж  сознаться  честно,  обыкновенная  страсть  гурмана  и  чревоугодника!  К  сожалению,  да.  Так  оно  и  есть.  Более  всего  виновен  он,  гусь  лапчатый.  Ведь  если  бы  не  возникшее  горячее, поистине сумасшедшее  желание обязательно, любыми  способами  попробовать  ранее  им  никогда  не  виденную  дичину - он  бы  после  первой  же  рюмки  ретировался! 
       Но,  господа  хорошие, очень  уж  ему  хотелось! Очень!  А  его,  как  оказалось,  словно  некоего  преступника  обложили  заранее.  Вроде  волка  степного… И соответствующую  песню  к  проводам  в  армию подготовили,  и  вон  как  лихо  исполнили… Правда,  песню  не  до  конца  спели,  но  нужный  компромат  на  военкома  из  неё  «выдавили»… Да,  плюс  еще  и  птица-гусь,  и  четверть- бутыль  самогона, и дамочка-соседка, к нему заранее «пристроенная»  к  неопытному  военному  комиссару,  участвующему  в  подобной  свадьбе  проводах  ведь  впервые  в  жизни…
       И  теперь  та  «рука»  наверху,  вполне  естественно, «выплыть»  ему  однозначно  не  поможет.  Ладно.  Как  говорится,  «проехали».  Одно  жаль - гуся  вот  он  так  и  не  попробовал… Хорошо,  еще  выслуга  лет  позволяет  в  добровольном  порядке,  не  дожидаясь  чего  худшего,  на  пенсию  ему  уйти… Зато  скоро  подъедет  с  гостей  от  мамочки  супруга  его,  которая  даже  и  рада  этому  будет.  Давно  уже  уволиться  уговаривает.  А  перед  ней  он,  несмотря  на  провокационном  фото  впритирку  с  расфуфыренной  дамочкой  на  проводах - морально  чист  и  докажет  это  легко…
        Тем  более,  и  сама  его  всезнающая  половинка,  увидев  на  столе  перед  мужем,  страшным  любителем  пожрать,  давнишнюю  мечту  его,  настоящего  гуся  с  яблоками,  и  без  того  все  сразу  поймет.  Ибо  не  единожды  ведь  в  процессе  их  совместной  жизни  напоминал  он  ей  о  существующем  на  белом  свете  гусином  деликатесе!  А  жена  забывает.  Ей  всегда  некогда.  Зато  уж  теперь-то  ни  он,  ни  она,  уж  точно  не  запамятуют,  и  он  непременно,  прямо  в  ближайшие  же  дни  по  приезду  супруги,  таки  попробует  этого  легендарного  гуся  с  яблоками. 
       Да-да!  После  прошедших  рекрутских  проводов  и  свадьбы,  а  теперь  заодно  и  для  ускоренных  проводов  на  дембель  уже  и  себя – попробует  он  его  всенепременно  и  обязательно!  Если  бы,  блин,  не  гусь  этот  лапчатый,  он  бы  точно,  наверняка,  смылся  после  первого  же  стакана  и  поздравления жениха-призывника…Да. Скорее  всего,  так  бы  оно  и  было.   Несомненно. Однако,  корни  произошедшего  кроются  гораздо  глубже. 
        Они  же  ведь  за  ошибочно  уволенного  им  прапора,  в  отместку, придумали  свое  наказание  для  него,  военкома.  И  свершили  сие  дело  весьма  искусно,  с  музыкой,  с  помпой,  с  хоровой  песней,  специально  для  этого  действа  подобранной… И  тут  вдруг  до  военкома  снизошло  некое  озарение!  Этакая  ясная-ясная  мысль!  Слушай?  А  почему  бы  её,  господа,  и  не  осуществить?!  И  кто  помешает  ему  в  этом  нужном  деле?
        А  вот  он  возьмет,  и  прямо  сегодня  всем  назло испробует  данный  сказочный  птичий  деликатес,  чего  бы  это  ему  ни  стоило!  Подождите-ка! Ну,  а  почему  ему,  собственно  говоря,  необходимо  аж  целую  неделю  мучиться  и  ждать  приезда  супруги?!  Он  ведь  именно  сейчас  находится  в  страшном  расстройстве  из-за  этой  разгромной  статьи,  после  которой  его  ожидает  стопроцентное  увольнение?  А  причиной  выхода  статьи  с  фото  явилось  что?  По  сути  дела,  острейшее,  попросту  непреодолимое  желание  его,  гурмана,  осуществить  опробование  вожделенного  гуся  с  яблоками.  Правильно?  Всё  верно! 
        А  вот  поэтому-то  подобный  стресс,  господа  россияне,  необходимо  снимать  в  обязательном  порядке.  И  чего  бы  это  ему  ни  стоило.  Чтобы  после  не  было  еще  хуже,  чем  уже  полученный  удар  по  нервам.  Как  снять?  Насколько  он  помнит,  один  мудрый  человек  советовал  «никогда  не  отказывать  себе  в  мелочах».  А  касательно  еды – то  в  особенности.
        И  что  же  за  сложности?  Да,  он  прямо  вот  сейчас и  смотается  в  ближайшую  деревню,  купит  этого  гуся,  килограмм  яблок,  и  сегодня  же  закажет  сие  блюдо в  ресторане!  Итак,  решено!  «Клин  придётся  выбивать  тем  же  клином»,  и  после  просто  порадоваться  за  свой  скорый  уход  на  долгожданную  пенсию.  Всё!  Вперед,  в  деревню,  за  гусем  лапчатым!