День знаний

Пронзительная тишина спален, коридоров и классов исчезла в один миг. Это с каникул возвраща-лась в интернат первая из девочек. В спальне на четвертом этаже за закрытой дверью я слышала. Вот сторож прошел по расписным плиткам холла. Вот он открывает тяжелый засов. Вот первая осенняя гостья переступает порог и поднимается по широкой лестнице Я только не вижу, – по правой, или по левой. Она идет медленно, как будто несет в ладонях лето, и боится расплескать его: теплое, ласковое, длинное и … прошедшее.Я слышу хлопанье дверей на втором этаже. Зна-чит, пятиклашка. Небрежно брошенные у кровати вещи. И вот, она уже бежит ко мне. Мы обни-маемся. Я сейчас не из старшего класса, я та, - что никуда не уезжала. И все же двери уже невоз-можно закрыть и старый наш сторож открывает их настежь солнцу и улыбкам, радости встреч и тихой боли где-то под ложечкой. «Не скоро домой, не скоро», - поет себе тонкий молоточек. И воспоминания о родной сакле, о горах, о братьях и сестрах, о маминых руках, об очаге и кувшине возле него врываются в каждый уголок, как и запах свежей сдобы. Это наши повара встречают де-вочек и говорят им: «Не грустите. Здесь тоже ваш дом, ваш приют. А там, в горах, вы оставили свое сердце и вернетесь за ним через год». Двери в нашу спальню, всегда чинно закрытые, как два па-руса распахнулись и впустили моих дорогих одноклассниц. Земфира, Зейнаб, Калина и еще 36 де-вочек. А со мною – сорок. Все с косами, кроме меня. Все, - повзрослевшие, красивые, - и такие родные. Я встречала их у входа, потому что кровать моя была крайней из сорока. Они заходили в спальню, кто вприпрыжку, кто – степенно расправив плечи. Мы обнимались, кружились по прохо-ду, оглядывали друг друга с гордостью. Как выросли, как расцвели. Но было заметно, что каждая смущалась и чувствовала неловкость. Все они были наполнены до самых краешков души воспо-минаниями о доме. Я же была опустошена до дна. Не было у меня этих летних воспоминаний. Ле-то для меня слилось в один долгий и тягучий день. Тишина, «здравствуйте» - сонному сторожу. Поход в умывальню на другом конце двора. Завтрак в нашей огромной столовой для меня одной. В то лето я подолгу сидела на деревьях с книжечкой. Здесь летали птицы и было не совсем одино-ко. Чтобы не смущать их, я бежала вниз, к своим младшим подругам. А те, как птички, чирикали мне весь день о доме, о доме, о доме. К ужину я вернулась в спальню. На моем покрывале лежа-ли 39 чуреков, испеченных мамиными руками в очаге, и 39 кусков сыра. Каждой из девочек дали в дорогу это нехитрое угощение. Аварский сыр – белая, как снег на вершинах гор, брынза; лезгин-ский сыр – желтоватый, как луна над родной саклей; даргинский – нежный, со слезинкой рассола на изломе; кумыкский – твердый, как как рога у барашка. Они все, мои дорогие девочки, хотели, чтоб у меня были воспоминания. Каждая разбирала свои вещи и украдкой следила за мной. А я сидела на краешке кровати, и смеялась и плакала одновременно. Они налетели стайкой, утерли мне слезы, убрали свои дары мне в тумбочку, одернули мое покрывало и потащили на ужин. Ве-чером я, как и все, долго ворочалась в постели. А утром, 1 сентября, в наш последний школьный День знаний, мы первые пошли в класс, и младшие расступались, давая нам дорогу.