Алёшка

-«Алёшка, Алёшка — пустое лукошко!»- услышал Алёша сквозь сон и тут же проснулся, но глаза не открыл... Понял, если откроет — слёз не удержать.  Плакалось не от обиды, конечно. Разве могли слова младшей сестрёнки обидеть? Алёнке всего-то шесть. Она добрая, брата любит, и дразнится не со зла, а ласково, шутливо. Алёшкины слёзы — они другие... От тоски и боли. Дразнилку про лукошко придумал папа. И тут же вспомнилось лицо отца, который объяснял что-то важное. Если Алёшка не понимал, то папа ласково трепал его по светлым волосам и приговаривал «Алёшка, Алёшка — пустое лукошко!  Но ничего,  мы «лукошко» твоё мыслями наполним, станет полным!». Как же хотелось мальчишке прижаться к папе, ощутить, как его сильные  руки поднимает тебя аж до потолка, и рассмеяться.
Алёшка шмыгнул носом. Встал. Алёнка, хохоча, убежала.  Эх, вот бы тоже так легко убежать от горьких мыслей. Алёнка папу помнила плохо. Почти полтора года прошло с тех пор, как его не стало.  А Алёшка помнил, и, порой, как ни горько признать, завидовал младшей сестре. Она не помнит... Значит, не разрывает её сердечко такая тоска по папе, которая ночами спать не даёт. Она не помнит... Значит, ей легче!. И тут же Алёшка  корил себя. Она не помнит... Не помнит папины сказки о лесе, не помнит широкие папины ладони и сильные руки, которые подбрасывали детей высоко-высоко! Не помнит его добрые глаза. А Алёшка помнит. Значит, папа хотя бы в его памяти, но жив.
Потянулся Алексей, плеснул в лицо холодной воды. Пора за работу. Он уже взрослый — десять лет недавно минуло. Работу мужскую старался выполнять, как мог. Маме одной уж точно не справиться.  Сначала, после папиной смерти, совсем тяжело было. Хоть и помогал  мальчик отцу, но часто не всерьёз, по-детски. Берёг его папа. Больше учил, да показывал. А вот заставлять что-то сделать — не заставлял. Хочешь — делай, а нет, так  и нет. Любил Алёшка быть рядом с папой, и от дел он не отлынивал, но всё-таки папина работа — основная. А когда папы не стало... И дров нарубить, и воды наносить, и забор починить, да куда ни глянь -  мужская рука нужна. Мама от горя сперва сама не своя была.  Даже кушать готовила не каждый день, и то, наверное, если б не дети, так и не вставала бы вовсе. Но Алёнка помогла — согрела мамино сердце, оживила. А вот Алёшка, напротив, сначала всё, что мог , на себя взвалил. И ничего, что ему тогда еще до девяти лет четырех месяцев не хватало. Повзрослел как-то сразу. Сам печь растопил, даже у мамы совета не спрашивал. А чего спрашивать, если видел раньше, как папа делает.  Сам воды принес. Пусть и по полведра, но наполнил кадку. Сам дрова колоть учился. Не выходило сперва. Топор тяжелый. Но приноровился Алёшка, освоился. Так уставал, что падал вечером и без снов спал до рассвета, а утром опять в заботы с головой. А вот когда мама в себя пришла, и часть работы сама стала делать, когда уставать до беспамятства перестал, тогда тоска по папе и прорвалась в сердце. Слезы лились в подушку сами, не замечая, что Алёшка взрослый, а взрослые мужчины не плачут.
За почти  полтора года, конечно, полегче стало. Но и сейчас бывало иной раз, так горечью захлестнёт, что еле сдерживал Алёша горячие слёзы. Вот и сегодня едва сдержался, но смог-таки, переселил себя. Позавтракали они с Алёнкой хлебом да молоком. Мама ушла рано - до светла. Обычно Алёшка провожал её утром, а сегодня заспался и теперь корил себя, что не увидел маму, не обнял её, не отрезал ей хлеба, как делал раньше папа, а потом начал делать он сам. Берёг он маму из всех своих мальчишечьих сил, а она старалась беречь своего помощника. Так и держались друг за дружку.  Но делать нечего, кори-не кори, время назад не воротить, а за дела надо приниматься.
День сегодня не задался. Алёшка окончательно понял это, когда увидел у порога приготовленное лукошко да веревки. Значит, надо в лес за сушняком, а повезет, так и за ягодами. Пальцы Алешкины сами по себе задрожали. Лес... Лес стал его болью, его горечью, его тайной. Алёшка любил лес всем сердцем. Да и как не любить? Папа был егерем, и когда-то излазил Алёшка с папой  столько троп, что и не сосчитать. Знал какими дорожками зверье ходит, под каким деревом какой гриб искать, где ягода послаще растёт. Папа учил всему, что знал сам, но больше всего он учил любить лес, набираться там сил и раскрывать душу чистоте и свету.  И сейчас, даже спустя столько времени, Алешка никак не мог понять, как уживаются в нём такая любовь и такой страх. Каждый раз, его сердце восторженно замирало от красоты леса, стоило лишь бросить на него взгляд; и каждый раз сердце неумолимо выскакивало из груди от страха, стоило лишь переступить границу.
В лесу умер папа. Вернее, не так. В лесу папу убили.  В тот день Алешка с папой в очередной раз обходили тропы, нашли свежий след лосей, точнее лосихи с лосёнком. Ох, как интересно было, как хотелось хоть глазком взглянуть на сохатых! И вдруг прозвучал выстрел. Папа сказал, чтобы  Алёшка спрятался, и строго настрого наказал не высовываться, пока отец назад не придёт. Мальчик сидел тихо, и всё ждал, ждал... А потом услышал еще выстрел.  Алёшке стало страшно - папы всё не было. Когда совсем рядом  послышался треск веток,  мальчишка хотел было выскочить навстречу, решив, что папа наконец-то вернулся, но вспомнив наказ отца сидеть тихо, всё-таки усидел на месте. И тогда увидел их. Двое бородатых мужчин  тащили куски туши животного и злобно переругивались, поминая всё испортившего егеря. Алёшке стало совсем страшно, егерем был папа.  Наконец треск веток затих вдали, и мальчик не выдержал - пошёл по следам в ту сторону, куда уходил отец.  А там увидел то, что хотел бы забыть, да не мог.  Столько крови Алёшка не видел никогда в жизни. Окровавленные остатки туши лосихи, мёртвый лосёнок рядом и папа. Папа тоже лежал в луже крови.  Алёшка кричал, срывая голос, обнимал, уговаривал, но папа больше не встал. Как добрался домой, мальчик почти не помнил.  Так, обрывки только остались в памяти.  Когда его заметили деревенские мужики,  мальчишка долго не мог понять, чего от него хотят, в беспамятстве смотрел вокруг и молчал, словно не слыша. А потом звуки  и мысли стали возвращаться, ноги Алешкины подкосились и, уже падая, он выдохнул «Папу убили. В лесу». Вот поэтому и не мог Алёша спокойно ступать в лес. Страх сковывал тело, и каждый шаг там был почти подвигом.
Зато Алёнка спешила под сень деревьев, напевая что-то и размахивая лукошком. Непоседа! Что с нее взять?.  Алёшка улыбнулся, глядя на сестрёнку, собрался с силами и двинулся в путь. Сушняка набрать можно и не заходя вглубь, а там, глядишь, и уговорит Алёнку лишь ежевику с краю поискать.  Взяв себя в руки, мальчишка споро собрал побольше сухих веточек,  аккуратно затянул вязанку. Осталось лишь  ежевики набрать, можно и домой. Оглянулся Алёшка, а сестренки нет рядом, лишь белый платочек мелькал в дальних зарослях. Окликнул . А она в ответ засмеялась, крикнула «Догони!» и еще дальше в лес побежала. И тут так тревожно стало на сердце, что оставив вязанку и забыв про свой страх рванул Алёшка вслед за сестрой. И чем звонче раздавался колокольчиком детский смех, тем сильнее сковывало тревогой сердце. Спешил Алёша, не зная почему, но спешил изо всех своих сил.
Девчушка неслась, как ветер! Лес манил её всё глубже и глубже! Даже веточки не хлестали по лицу, как бывает, а расступались! Устала Алёнка, запыхалась,   выскочила на полянку. И замерла.  На поляне она была не одна.  Девочка оторопело смотрела, как двое взрослых, забавляясь, пинали медвежонка. К осени медвежонок подрос, уже больше самой Аленки, наверное. Но взрослые дяди были еще больше и сильнее. Что им маленький медвежонок? Застыла Алёнка на одном месте. Малыша жалко, а подойти страшно. Смеются дяди не по-доброму. А тут на полянку и Алёшка выбежал. Отдышаться не успел и, совсем как  сестренка, замер на месте. Гулко стукнуло Алёшкино сердце.  Кошмар, мучивший его долгими ночами, ожил. Двое бородатых мужиков с ружьями и злобными лицами. Жестокие, подлые. Убийцы. Что делать? Алёша растерялся и никак не мог решиться хотя бы на что-то. И всё же одна мысль возникла и не отпускала:  уйти по-тихому, надо спасти Алёнку, пока не заметили. И тут, звонким колокольчиком прозвенел сестрёнкин голос: «Дяденьки, ему же больно!» Алёнка плакала от страха и жалости. Мужики от неожиданности вздрогнули и обернулись. Двое детей смотрели на них в упор. И было в  них что-то знакомое. «Глаза!» -подумал один из мужчин,- «Я где-то видел эти глаза!». Но додумать мыль уже не успел. Затрещали ветви кустарника, и  с рёвом на поляну ввалилась медведица. Разъяренная, мощная и красивая. Сила леса во плоти! Мужики не успели даже схватиться за ружья, как  удары мощных лап опрокинули их с ног. Одного, а затем второго.  Алёшка не мог убежать без сестры, а Аленка стояла не двигаясь и неотрывно смотрела перед собой.  Мальчик едва успел подбежать к сестре и прижить её лицом к груди, чтобы не видела, как медведица окончательно расправилась с обидчиками. Бурая мамаша лизнула своего малыша  и подняла взор на человеческих детей. Алешка гладил испуганную сестренку и что-то успокаивающе шептал. Бежать было уже бесполезно. Куда там! Алешка знал от папы, что от медведя так просто не уйти.  Он все сильнее прижимал к себе  дрожащую Алёнку и смотрел на медведицу, которая не торопясь, словно изучая, подходила к ним. Алёшка не выдержал и зажмурился, а через мгновение удивлённо открыл глаза. Медведица обнюхала их, развернулась и отправилась прочь.
Алёшка так и не позволил  Алёнке открыть глаза. Аккуратно поддерживая, вывел подальше от страшного места. Лишь потом еще раз обнял и разрешил посмотреть вокруг, взял за руку и повёл  из леса. 
Лукошко нашлось в зарослях ежевики.. Почти полное.  Вязанка сушняка так и лежала на прежнем месте.  Всё , что произошло сегодня, было по-настоящему страшно. Но отчего-то в душе всё словно стало на свои места.   Алешка будто еще повзрослел за эти мгновения.   Он не знал, что будет дальше. Но чувствовал, что тот сковывающий прежний страх куда-то ушёл, и сердце снова чувствовало лес так, как раньше, при папе. Алёнка долго молчала. Но вдруг снова обняла его крепко-крепко! А потом испачкала щеку брата спелой ягодой, засмеялась и побежала в сторону дома!
-«Алёшка, Алёшка — пустое лукошко!» - звенел сестрёнкин голос! Алёшка улыбнулся, подумав о том, что «лукошко» еще наполнится, а дома мама обнимет их с Алёнкой и испечет пирожки с ежевикой. Мальчик взял вязанку и отправился вслед за сестрой, оставляя лес - величественный, красивый, хранящий тайны, дарящий жизнь и, порой, её отнимающий.
-«Алёшка, Алёшка — пустое лукошко....»


© Copyright: Ольга Гражданцева, 2017