Совершенный любовник

Часть первая

Впервые Катя увидела Егора в начале января.

Новый год Катя встретила  одна. Приложи она немного усилий, и компания нашлась бы. Но желания веселиться не было.  В конце лета, после почти что года совместной жизни, не ставшей ничем большим, кроме, действительно, сосуществования двух взрослых людей в одной квартире,  она рассталась с Андреем. В просторной студии, еще чуть пахнувшей краской после затеянного осенью и полного символизма ремонта, установилась тишина.  Тихо, тихо, еще тише. Меняя цвет стен, выбирая новые шторы, Катя говорила сама себе: «И эта страница жизни прочитана и перевернута. Все, как прежде, и, возможно, именно так и должно быть. Мне неуютно».

Нужно было бы собраться с силами и уехать на десять зимних дней  из холодного города к морю, к океану, в далекие теплые места, где любое горе северян растворяется в солнечном свете, в шумных, недолгих ливнях, в пении птиц, неведующих о зиме, в  свежих ветрах, развеивающих печали. 

Катя осталась в Москве.

Тридцать первого декабря она приехала в офис своей юридической компании и долго работала, разбирая документы.  Однако ближе к восьми вечера пришлось уйти – жаль было охранников, которые явно хотели поскорее притупить к проводам уходившего года.

Ее ждало пустое чистое пространство дома, где жил только один аккуратный человек.  Рабочий стол, диван. Прекрасные стенные шкафы после ремонта остались прежние. Катины вещи занимали очень мало места. А совсем недавно казалось, что не помешала бы отдельная гардеробная – Андрей, занимавшийся рекламой, любил одеваться, следил за модой. Одних лишь пиджаков,  и строгих, и замысловатых, у него  было чуть ли не две дюжины. Катя, напротив, излишеств не признавала.  На работу – строгие брючные костюмы с блузками, в выходные – джинсы и рубашки.  Не женственная, наверное.  Кружева и оборочки остались в детстве. С первого курса института Катя работала, чувствуя, что ни в чем не должна была подвести отца, видного юриста, который никогда и не сомневался, что единственная дочь займется юриспруденцией.

Катя искренне не могла сказать себе, что душевную смуту в ней вызвало расставание с Андреем. Нет, не в нем заключалась истинная причина ее глубокой печали – Андрей, очаровательный и поверхностный, не обладал силой для пробуждения обжигающих чувств в ком бы то ни было. Истина заключалась в другом. В юности Катя верила, что  прожить жизнь, не испытав подлинной любви, той самой, которая  не ставит никаких условий и ничего не требует в ответ, но придает смысл человеческому бытию – всего лишь зябко просуществовать, не узнав своей собственной души. Стань высокое чувство взаимным, оно ознаменовало бы счастье в высшем смысле. Завершенность – именно так в те годы Катя представляла себе любовь. Обретение целостности, ясность, бесстрашие. Ее ровесницы стремились к замужеству, как таковому, полагая,  что в жизни вполне достаточно материальных, осязаемых целей, и что в их достижении и кроется смысл брака. Однако Катин юношеский идеализм ушел. Возможно, все чаще думала  Катя, ее однокурсницы и были правы.  Идеальная любовь?! Существует ли она?! Не разумнее ли сосредоточить усилия на том, что можно измерить и, главное, удержать, или, если что-то не сложится, на том, от чего можно отвоевать себе по меньшей мере половину ?!

Катя знала, что ее девичьи взгляды были удивительно несовременны. Жить в соответствии с ними было бы невозможно. С ранней молодости ее спасением, жизненным стержнем стала работа. Казалось, для отца Катя из дочери превратилась в сына, наследника, и они вместе делили заботы о Катиной матери, непонятой окружающими  творческой натуре,  талантливой художнице, не сумевшей развить дарование до подлинного мастерства. Мать капризничала и требовала заботы, участия, поддержки, восторгов и сочувствия к нелегкой судьбе тонко устроенной личности, обремененной семьей.  Любовь мужа предназначалась только ей, не дочери.
Катя не ревновала отца к матери. Если в ранней молодости она и вела борьбу за его внимание, то неосознанно.  Всего лишь выходило так, что общие профессиональные интересы сближали их и создавали то место, куда не могла проникнуть Катина мать, впрочем, равнодушная к деловым проблемам мужа и дочери.

В двадцать четыре Катя купила свою первую собственную квартиру, приняв помощь отца  Позднее она вернула долг. Родители и прежде не вникали в перипетии личной жизни дочери, теперь же она была полностью предоставлена сама себе. Высоких чувств, возможно, и не существовало, но легкие влюбленности, несомненно, украшали жизнь, уравновешивая требовательную работу. Однако, перейдя рубеж тридцатилетия, а затем отметив тридцать пятый день рождения, Катя поняла, что ей следовало готовиться к уступкам. Бог с ней, с завершенностью. Пора окончательно повзрослеть и принять реальность окружающего мира. Семья, муж и, пока не поздно, дети. Серьезные отношения. Великолепная карьера , партнерство с отцом в некий не осознанный Катей момент стали превращаться из удовольствия в наказание. Долгими часами в офисе, короткими отпусками с никогда не выключаемым коммуникатором Катя расплачивалась сама с собой за то, что предала свои  юношеские идеалы. Напряжение то и дело прорывалось то головной болью, гнездившейся между бровями и не проходившей целыми днями, то легким тиком – подергиванием века или уголка губы.

Затем Кате исполнилось тридцать девять.

Ее не охватила паника женщины, вплотную приблизившейся к рубежу сорокалетия. Тусклые отношения с Андреем не объяснялись лишь страхом никогда не выйти замуж и не стать матерью. Нет, после расставания Катя погрузилась в ясную спокойную печаль, войдя в темную чистую реку одиночества и  позволив едва ощутимым потокам подхватить себя  и увлечь, но куда?!       

Не зная цели начавшегося плавания,  Катя, тем не менее, все яснее понимала, что оставалось позади.

Тридцать первого декабря, вернувшись  домой и закрыв за собой тяжелую входную дверь, Катя глубоко вдохнула сухой воздух студии. Прекрасный район, прекрасный дом. По крайней мере, я тоскую в изящном, светлом интерьере, улыбнулась Катя. Интроспекция на итальянском диване.

Она налила себе бокал красного вина.

Позже, ближе к полуночи, нужно будет позвонить родителям и пожелать им счастья и веселой поездки – второго января они улетали в Италию, в Милан.  Деловых партнеров и коллег Катя поздравила днем,  близких подруг у Кати не было. Разочарование в матери, неизменно ставившей собственные интересы выше робких попыток дочери сблизиться, оставленных, впрочем, в ранней молодости,  утрата иллюзий относительно материнской любви привели Катю к недоверию к женщинам вообще, к своему полу в целом. 

Катя сделала глоток вина и, с бокалом в руке, подошла к уходившему в пол окну. Город, в котором никому не было до нее никакого дела. Море огней и огоньков. Темный островок парка через дорогу от дома. Разве любовь и страсть возможны?! 

Я неизменно находила и очаровывала мужчин, настолько мне, по существу, неинтересных и ненужных, что ни одно прощание не ранило меня, подумала Катя. Единственный мужчина, которого мне не суждено завоевать – мой отец. Разве не странно, что психология так много знает о взаимоотношениях матерей и сыновей, матерей и дочерей, сыновей и отцов, но умалчивает о том, что происходит между отцами и дочерьми?! Да, в некотором смысле, первая женщина, которую узнает мужчина – его собственная мать, богиня, даровавшая ему жизнь, но разве отец – не первая мужская фигура, с которой сталкивается девочка?!  Разве отец для дочери – не символ всех мужчин, не бог, удерживающий вселенную от центростремительного бега к точке исчезновения? Если отец равнодушен, жесток, занят собой и тем, что важно для него, если он ничтожен, то откуда дочери взять силы для своей собственной  жизни?! Если же равнодушна и мать, то есть у дочери ли хотя бы призрачный шанс на счастье?!

Катя вздохнула.

Она никогда не обманывала саму себя. Великая любовь, грезы о возможном принесении себя в жертву интересам возлюбленного?!  Серьезно?! Или, все-таки, ее натура – плавно следующие один за другим увлечения?! Как противоречивые черты характера могут уживаться в одном человеке, в ней самой?!Так как никто из мужчин, по существу,  не значил для Кати слишком многого, она и не обременяла их своими проблемами. Легкая женщина, красивая, умная, обеспеченная.   Никто не видел ее внутреннюю тоску по истинно родной душе. И не должен был увидеть; Катя, в некотором смысле, заключила договор с судьбой – меня не любят, но так и я не люблю. Если с кем-то из подходящих партнеров сложится брак, то пусть союз будет основан на общих интересах, дружелюбии, позднее, возможно – на заботе о детях, но не чувствах.  Любовь всегда подразумевает возможность боли, любимый всегда может ранить, пусть и ненамеренно.

Все мы ранены, думала Катя, нет не раненых, у нас всего лишь разный болевой порог.

Она встретила Новый год за просмотром фильма ужасов и легла спать в начале второго. Плотные шторы не пропускали свет, и вспышки фейрверков не помешали ей уснуть.

Второго января Катя отправилась в спортивный клуб.

Клуб был для нее новым. Весьма дорогая членская карта стала ее подарком самой себе.  Помимо бассейна, тренажерного зала, целой улицы беговых дорожек и велосипедов, как с улыбкой назвала ее Катя, а  также парных и мрачной соляной пещеры, сулившей здоровье для легких и отдых для души, в клубе было и несколько залов для групповых занятий.  Катя угрюмо решила, что ходить туда ни за что не будет. Только не хватало стать одной из одиноких женщин среднего возраста, натужно прыгающих под присмотром бронзового от загара тренера! Только не это. Не окончательное поражение. Лучше сурово приседать со штангой или отжиматься от пола, по-мужски утирая пот полотенцем.  Уж если душевное одиночество, то по полной, без надежд и иллюзий, включая заблуждения о женской дружбе.

Катя знала, что от мира ровесниц, так или иначе оставшихся без семьи, ее отделял только один шаг.  Кто- то из женщин ее возраста пережил крах брака, ставшего бесплодным во всех смыслах,  кто-то так и не нашел пару, посвятив себя карьере. Мечты о детях могли оставаться мечтами, все более призрачными с каждым проходившим годом.  Случались подлинные трагедии. Мужчины уходили, к новой любимой или в другой мир. Возможно, сочувствие подруг помогало женщинам проходить через мрачные времена, возможно. Но Катя не верила никому, ни женщинам, ни мужчинам. Любовь и дружба, высшие человеческие чувства, существовали. Только вот мало кому доставало душевных сил, чтобы по-настоящему глубоко, без оглядки, полюбить и подружиться.

Я становлюсь тяжелым человеком, думала Катя по дороге в клуб. Оледенение души.

Она уверенно, не по-женски, вела машину, немецкий кроссовер, по пустым улицам. Занялся легкий снег. Катя включила музыку, альтернативный рок.

На мгновение Катю охватил озноб. Каким-то образом, в неуловимый миг, в ее и не счастливой, но  и не несчастной жизни произошла перемена.   Что-то изменилось, темная река одиночества увлекла ее навстречу новому, но чему, кому, кто ждал ее, Катю, женщину,  красивую холодной, недоступной красотой светлоглазой шатенки, отступницу, так и не обретшую веру в любовь, но и не забывшую о юношеских мечтах?! 

Боже, пошли мне любовь, стремительно подумала Катя, не надо ни семьи, ни детей, просто дай мне испытать полную отдачу другому человеку,  дай познать само чувство. Пожалуйста.

В таком настроении Катя приехала в центр города, в спрятавшийся в переулочках  спортивный клуб.  Сквозь легкий снег она прошла от стоянки для машин к входу. За раздвижными стеклянными дверями светились огоньки нарядной елочки. Катя вздохнула. Что же, если праздники ничего не значили для нее, то для остальных людей настало время каникул, развлечений и встреч с родственниками и друзьями.
До Нового года Катя успела несколько раз  побывать в клубе.  Ей нравилась установившаяся там атмосфера  сдержанного дружелюбия. В этот январский день, однако, за стойкой девушек-администраторов царило оживление. Обычно тихие и деловитые, девочки шушукались и посмеивались. Выпили украдкой шампанского, подумала Катя.

Но, протягивая Кате ключ от шкафчика в раздевалке, одна из девушек объяснила Кате причину их веселья:

- Егор приехал. Вы его еще не видели, конечно же. Егор с осени путешествовал. Мы боялись, не вернется.

Катя непонимающе смотрела на сиявших от счастья девушек. Какой еще такой Егор?!

Поняв, что имя ничего не говорило Кате, другая девушка сказала:

- Егор – наш преподаватель тайцзи. Он - гордость нашего клуба, преподает только у нас, ни у кого больше. Обязательно сходите к нему!

Катя кивнула. Ага, непременно схожу. На тайцзи, аква-аэробику и, чего уж там, на контурную пластику лица и в солярий. Приобрету купальник с блестками и тапочки для бассейна с бантиками.       

Катя так увлеклась мыслями о своем преображении, что по дороге в раздевалку  столкнулась с шедшим ей навстречу мужчиной. 

- Извините, - она подняла глаза на незнакомца. – Прошу прощения.

- О, мне было очень приятно, - любезно ответил ей мужчина и улыбнулся.

В затертых джинсах и свитере с высоким воротом, выше среднего роста, кареглазый, с очень короткой стрижкой, он сразу же поразил Катю своей легкостью и скрытой силой. Кате показалось, что он – ее ровесник, но мгновением позже она решила, что ему должно было быть около тридцати, не больше.

Глаза незнакомца лучились мягким, теплым светом. Он ласково, внимательно смотрел на Катю, и на миг у нее возникло ощущение, не неприятное, что только что встреченный человек знал о ней все, видел и понимал ее душу, как никогда не увидел бы и не понял бы никто другой. Катя внутренне ахнула, изумленная очарованием этого явно необычного мужчины.

- Егор! – восторженно вскричал юный женский голос за спиной у Кати . – Егорушка, вернулся! Боже, какая радость! Как же мы без тебя скучали!

Егор легко дотронулся до Катиной руки, словно извиняясь за то, что должен был ее оставить, рассмеялся и раскрыл объятия двум стройным девицам в яркой спортивной форме, крайне, чуть ли не до слез, взволнованным  и  счастливым.

Так вот он какой, этот их Егор, подумала Катя. Интересный персонаж.    

Девушки по очереди мимолетно склонили головы на грудь Егора, он нежно погладил и одну, и вторую по волосам.

- Я сказал, уезжая, что вернусь, и вернулся, - завершив ритуал встречи, он мягко отстранился от девушек. – Прилетел перед Новым годом.

- Когда твое первое занятие?

- Если примут обратно в клуб, то завтра, наверное. Но не знаю, долго странствовал.

В мягком голосе Егора Катя уловила едва слышную иронию.  Очевидно,  его не могли не принять в клуб. И, подумала Катя, не менее очевидно, что не я не одна нахожу Егора очаровательным. Девушки и не собирались от него отходить, готовые внимать каждому слову вернувшегося путешественника.

Катя закинула на плечо спортивную сумку и решительно направилась к раздевалке.

Не красивый, но притягательный сочетанием мягкости и уверенности. И взгляд, удивительный взгляд, бередящий душу.

Да чтоб тебя, рассердилась сама на себя Катя. Дело лишь в том, что Егор ни на кого не похож. И тут же внутренне рассмеялась, поняв, что незнакомец уже стал для нее Егором.

На беговой дорожке Катя решила забыть о нем.

Просто забыть; он – никто в ее мире преуспевающих  людей, тренер в спортивном клубе, пусть и именующий себя преподавателем тайцзи, если она верно расслышала.  Я – не сноб, говорила себе Катя, перейдя с быстрого шага на легкий бег, но социальная иерархия существует. Мы лучше понимаем людей своего круга. Я уже не раз убеждалась в этом, разве нет?! Я видела этого человека одну минуту.  Он сказал мне всего лишь несколько слов. Так почему я вообще думаю о нем?!

Ты думаешь о нем, потому что незнакомец, увидевший тебя в первый раз, посмотрел тебе прямо в душу, сказал Кате тихий ясный голос, тот самый, который годы назад назвал любовь завершенностью. 

Есть ли женщин, есть ли у меня душа?

Бег приносил Кате ясность мысли. Такое бывало с ней и раньше; она не раз находила для себя ответы на сложные вопросы во время быстрой ходьбы или бега, но прежде ее занимали или профессиональные, или личные проблемы – как выстроить общение с новым клиентом, как вести себя с новым знакомым. 

Да, у меня есть душа, и моя грусть по недостижимому проистекает из ее глубин.
Катя замедлила движение.

Она испугалась саму себя.

Да почему же я не могу просто стать обыкновенной, горько подумала Катя. Почему все должно быть сложно, и не сложно, а усложнено до предела?! Я же приехала в клуб на тренировку, а рассуждаю о духовных вопросах. Я схожу с ума?! Этот Егор, будь он неладен- симптом безумия?!  Он вообще существует, или я его придумала?!

Егор существовал.

Катя увидела его, выходя из зала для кардиотренировок.

Егор стоял у витрины маленького клубного кафе, окруженный женщинами, и что-то рассказывал им,  взволнованным, восхищенным, влюбленным в него, ловившем каждое слово стройного мужчины с лучистыми, ласковыми глазами.

Катя вздохнула и пошла в тренажерный зал.   

Изнуряющая физическая нагрузка не раз помогала ей навести порядок в мыслях. Порой Катя занималась с тренером, порой – сама, не давая себе никакой поблажки. Она  мерилась силой сама с собой, и соперница в, отраженная  в зеркалах, стройная сильная женщина с короткой стрижкой и мрачными серо-зелеными глазами, была серьезной.

В тот день Катя больше Егора не встречала.

После тренировки она отправилась в бассейн и парные, а, вернувшись в раздевалку, обнаружила, что ей и написал сообщение, и позвонил Петр, которого Катя звала своим «вечным любовником».

Катя  и Петр знали друг друга  с давних лет, с молодости, с тех чудесных времен, когда после долгих часов работы в офисе отправлялись в какой-нибудь шумный клуб или в бары и пабы, чтобы снять  напряжение дня за кружечкой пива или бокалом вина и  флиртом, порой имевшим не невинное продолжение. Тогда никому и в голову не приходило  вечером благонравно вернуться  домой и, приняв теплый душ, уснуть со стопкой распечатанных документов на груди. Нет, нет, только не стариковский сон. Они и познакомились в баре, недалеко от офисного здания, где, как выяснилось, оба и трудились, Катя – у отца,  Петр – в инвестиционной компании. Оба начинали жизнь,  не искали серьезных отношений, ценили скоротечные  минуты отдыха. Ни Кате, ни Петру не нужна была даже иллюзия любви. Роман вспыхнул и угас, рассыпавшись искрами, а  дружба оказалась настоящей. Все эти годы они то и дело оказывались в постели; Петр женился, развелся и женился вновь,  но, несмотря на удивительное созвучие с Катей,  отбросил мысль формального союза с ней как совершенно нелепую .

- Ты – мой лучший друг, – сказал он как-то Кате, - самый близкий друг.

И рассмеялся:

- Понимаешь, мы с тобой так хорошо друг друга знаем и понимаем, что брак только опошлит нашу дружбу. Мы – романтики, девочка, мы с тобой -  романтики и негодяи, бескорыстные и бессовестные.

Тогда Катя почувствовала облегчение – отказывать Пете было бы тяжело, а потерять его, друга, не верного, но постоянного, понимавшего и принимавшего  ее образ жизни, означало бы абсолютное одиночество. Позднее, однако, у нее появилось чувство обиды, как бы не серьезной, шутливой – Петр мог бы и сделать предложение узаконить их интимную дружбу. Он ничем не рисковал бы, так?! Или Катя согласилась бы?! Возможно?!

Петр, жизнерадостный и обаятельный, вел сложную личную жизнь. Катя знала, что, помимо нее, у него то и дело случались и другие увлечения.  Его первый брак распался из-за ревности жены, ревности, впрочем, не беспочвенной. Петр не любил оправдываться и быстро устал чувствовать себя виноватым. Ко второй женитьбе он стал осмотрительнее,  научившись вести свою отдельную жизнь, никак не влиявшую на семью. Но у тайной свободы оказалась своя цена. Петр расплатился карьерой – он неизменно был так занят личными делами, что упустил все возможности для продвижения в работе и навеки  остался старшим финансовым аналитиком. Катино упорство в профессиональной жизни его и восхищало, и раздражало.  Их дружбу нельзя было назвать безоблачной.  Однако их объединяло свободолюбие, и дружеские размолвки заканчивались примирением. Не было случая, чтобы Катя не встала на сторону Петра, как и он всегда поддерживал свою удивительную подругу, женщину с мужским характером, более мужским, чем у многих знакомых ему мужчин.

Андрей Петру чрезвычайно не нравился.

- Катя, тебе бы астрофизика найти. – Петр говорил с улыбкой, но серьезно. – Принципиально другого мужчину. Не из мира бизнеса, детка. Ты у нас вызываешь чувство неполноценности, понимаешь, мы с тобой сражаемся на одном поле. И проигрываем тебе. А Космос непознаваем.

- Я предпочла бы бойца космического десанта, спасибо за заботу, - парировала Катя.

В словах Петра, однако, и Катя поняла это позднее, скрывалась истина. Она неизменно знакомилась с  целеустремленными мужчинами из делового мира. Они могли, конечно, заниматься рекламой, как Андрей, и казаться более раскованными и легкими в общении, чем ее коллеги-юристы, но и их профессиональная жизнь требовала собранности и последовательно прилагаемых усилий для продвижения вверх.  Катя действительно могла тревожить их своим очевидным успехом. Трастовое управление активами. Чтобы получить у нее, лично у нее консультацию, нужна была рекомендация.  Два прекрасных образования – юридическое и финансовое.  Легкость в деловом общении, и, вместе с тем, уверенность в своих силах , которая могла обернуться жесткостью, потребуй того обстоятельства. Возможно, думала Катя с невеселой улыбкой, при окончании нашего романа мужчины чувствуют облегчение, потому что им становится не нужно ни сражаться со мной в заранее проигранных сражениях, ни соответствовать роли моего спутника. Я – легкая в отношениях, пока от моей легкости, очень напоминающей равнодушие, не хочется завыть и убежать прочь, в спасительное тепло понятных ожиданий   

Но где встретить астрофизика?!

Катя искренне ценила Петра за откровенность.  Он не оставлял Кате иллюзий, и, признавала она, хотя самообман порой казался благим и необходимым, ложь самой себе стала бы разрушительной.

В этот раз Петр звонил, чтобы, как он прямо сказал, заехать к Кате отдохнуть от семьи – жены и дочки.

- Катя, я просто тихо посижу, - в голосе Петра слышалась усталость, - очень тихо посижу. Иначе не продержуcь  до конца праздников. У нас тут Дед Мороз побывал, и я его испугался. 

Катя расхохоталась.

- Ничего смешного, - рассмеялся и Петр. – Американцы боятся клоунов, а я, как выяснилось, опасаюсь Дедов Морозов. Есть в них что-то жуткое, согласись. Одни бороды чего стоят.

По  дороге домой Катя заехала в супермаркет. Покупки холостяка, подумала она- сыры и паштеты  к вину, потому что Петр, конечно же,  приедет на такси, хрустящий хлеб, две баночки фруктового салата.  Порой, встречая в весьма дорогом магазине семьи с маленькими детьми, Катя чувствовала превосходство над продуманно одетыми, изящными  молодыми мамами, прилагавшими явные усилия, чтобы оставаться привлекательными для своих отнюдь не стройных супругов, угрюмо смотревших в коммуникаторы. И все же время, предназначенное ей природой для продолжения рода, неумолимо шло. В ее кругу не было кого, кто отважился  бы прямо сказать Кате: «Решайся! Потом будет уже поздно. Наймешь няню, горничную, просто решись!» Даже хорошо знавший Катю  врач в престижном медицинском центре не позволяла себе ничего, кроме : «Вы в прекрасной форме, вот что значит следить за здоровьем».   Временами, как правило, в критические дни, которые Катя с ранней юности переносила очень легко, не понимая, от чего так страдают другие женщины,  у нее возникало странное ощущение, что она как бы зря расходует свое здоровье. Да, я в замечательной физической форме, но для чего я так истово забочусь о своем теле, если отказываю себе в самом естественном женском желании – выносить и родить ребенка?!Затем ощущение отступало перед натиском наэлектризованных до предела будней, а праздников, как таковых, у Кати не бывало. Но нервные тики то и дело напоминали Кате, что и ей нужно хотя бы иногда расслабляться и мечтать.

Было бы наилучшим выходом, подумала Катя, возвращаясь с пакетами в свою машину, наилучшим выходом, будь у меня брат или сестра, но лучше брат. Он женился бы и стал отцом, а я- доброй тетушкой и направила бы все свои чрезвычайно слабые материнские инстинкты на племянников или племянниц. Тут Катя рассмеялась. Брат мог бы и не жениться, а стать упрямым холостяком. Жене брата могла прийтись не по нраву Катя. И так далее.

Следом за Катей приехал Петр, немного, по хорошему,  пьяный.   От него пахло виски, шипровыми мужскими духами и шоколадом – очевидно, выходя из дома, Петр прихватил с собой парочку конфет.

- Привет, моя дорогая подруга, - он обнял Катю. – Искренне желаю тебе в новом году любви. Встретить, наконец, того самого астрофизика.

- Космос непознаваем, - ответила Катя. – Снимай куртку и проходи. Ты, что, пиццу раздобыл?

- Представь себе, - довольный Петр передал Кате две коробки. – Вот ведь хорошие люди, работают второго января. Не говори только, что ты и сейчас на диете.

- Я никогда не бываю на диете, - поправила его Катя, - я слежу за тем, что ем. Это разные вещи.

-Ладно, ладно, - Петр прошел в студию. -   Сразу же бурный секс или поговорим для приличия?

Катя не очень вежливо толкнула Петра к дивану.

- Ты бы прилег,- она дала ему плед. – Отдыхай. Я тебя разбужу, когда буду готова к сексу.

Они одновременно рассмеялись.

- Разве не чудесно, что после всех лет вместе я все еще тебя возбуждаю? – с мягкой иронией сказал Петр. – С женой пять лет, и уже ей надоел.  А ты все еще мне рада. Дружба – великая вещь.

- Ладно, спи. Буду оборонять тебя от Дедов Морозов и клоунов, - улыбнулась Катя.

– Действительно, дружба – великая вещь.   

Петр послушно уснул.

Катя вздохнула. 

Ровесники. Но за последний год Петр погрузнел, а в русых волосах, уже немного поредевших, прибавилось седых волос. Он все еще был очень хорош собой, однако очарование молодости безвозвратно ушло. Как многие мужчины с тайной,  двойной жизнью, Петр начинал проигрывать времени.  Начиная новое увлечение, он забрасывал спортзал, проводя отведенные для фитнеса часы с новой любовницей.  Расставаясь, Петр закуривал. И так далее, и так далее.

Катю охватила грусть.

Не сдаю ли и я сама, невесело подумала она, превращаясь, как бы незаметно, в женщину среднего возраста?

Правый уголок ее рта предательски дернулся. Следовало немедленно взять себя в руки. Катя решительно загрузила в стиральную машинку свою спортивную форму и, задав нужную программу, прилегла рядом с Петром.

За окном шел снег.   

Близость мужского тела успокаивала, даже если через несколько часов Петр должен был отправиться к своим девочкам, как он их называл. Катя никогда не задавалась моральной стороной их отношений и не считала себя «любовницей» Петра. Смысл их связи заключался в дружбе, редкой дружбе женщины и мужчины. Проводя этот вечер с ней, Петр не изменял жене – он отдыхал, чтобы вернуться домой в ровном расположении духа. Однако мало кто смог бы понять и принять их близость, и еще меньше мужчин и женщин решились бы на такой подход к отношениям – непривычно, непонятно, опасно.

Катя прикрыла глаза. Зуммер стиральной машинки разбудит их, даже если они крепко уснут. Петр беспокойно вздохнул.  Возможно, во сне его преследовал Дед Мороз?! Катя тихо  рассмеялась.

Затем ей вспомнился Егор.

Он вновь смотрел на нее, и в его великолепных, мягких, полных света глазах было нежное, ласковое участие, от которого хотелось разрыдаться и выплакать тайное горе, тщательно укрываемое  от других. Склонить голову ему на грудь и позволить боли уйти вместе со слезами. Как такое было возможно?! Незнакомец, совершеннейший незнакомец, и все же, думая о нем, Катя чувствовала непривычное доверие.

Доверие?!

Но можно ли доверять в личных отношениях, не опасно ли это, не глупо ли?!
Да, конечно же, Петр, например – мой  друг, думала Катя, возможно, самый близкий мне человек, и все же он не знает, что порой я задумываюсь о возрасте, об уходящих годах, отпущенных мне природой для материнства. Петр поглощен своей жизнью, и, кроме того, с его точки зрения,  проблемы как таковой нет – хочешь малыша или малышку, так ищи здорового отца, а вырастишь сама, благо все средства для этого уже есть. Мы что-нибудь, да и скрываем друг от друга, и мы с Петром, и все люди в целом – нам нужны свои тайны, свои потайные комнатки, свои шкафчики с жуткими сувенирами, нам нужно что-то ото всех оберегать, иначе мы исчезнем. То, что мы никому не рассказываем, и составляет наши истинные истории, вот только узнай кто-нибудь нас по настоящему,  полюбуйся наш лучший друг или подруга на плавающие в формалине времени воспоминания детства, останутся ли эти милые люди с нами?! Не убегут ли они в ужасе, и от увиденного, и от того, что мы ждем ответной откровенности?!

Однако, когда переживаемая в одиночку душевная боль становится непереносимой, у нас не остается другого выбора, кроме как приоткрыть свои секреты – не до конца, , конечно же, мы и сами не перенесем своих же искренних признаний, но мы можем немного смягчить то, что  храним в глубинах души. Я не скажу: «Меня не любят ни отец, ни мать, мне не на кого опереться в жизни, и я заменяю любовь влюбленностями, потому что не перенесу краха и романтической любви – меня некому будет утешить». Я скажу: «У моих родителей сложные характеры».

Но глаза Егора призывали к откровенности,  река одиночества, подхватившая Катю осенью, сливалась с другой рекой, пока безымянной, и мощное течение великого потока Бытия уносило Катю в неизвестное.

Затем Катя уснула.

Как она и предполагала, их с Петром разбудил зуммер верной стиральной машинки.
Катя поднялась и выключила ее, а затем вернулась к Петру. У Кати появилось, уже не в первый раз за последнее время, чувство, что Петр не сразу понял, где именно он проснулся. Возможно, так и было; все знакомые женщины слились для Петра в один образ, то волнующий, то вызывающий раздражение, и в первые минуты после пробуждения ото сна он искренне не мог отличить одну из них от другой. Он занимался сексом со всеми ними сразу, с Женщиной как таковой, лишь позднее распадавшейся на отдельные фигуры. Но для Кати тонкости устройства мужской психики не имели значения, во всяком случае, не в тот январский вечер. Секс под аккомпанемент метели за окном, и прекрасно.

Затем последовал чудесный вечер.

Петр принял душ, изрядно налив воды на пол Катиной ванной комнаты, они разогрели пиццы и посмотрели еще один фильм ужасов, еще более ужасный, чем тот, под который Катя проводила старый год и встретила новый.

Отдохнувший, спокойный, Петр уехал домой, а Катя приняла долгую ванну и легла спать.

Третьего января ожил ее рабочий коммуникатор. Когда пришло первое сообщение от одного из давнишних клиентов, оставшегося в духе нелегких времен в Москве, Катя испытала такое облегчение, что у нее дрогнули колени.  Затем пришло и второе сообщение, от другого клиента, и к обеду Катин праздничный календарь был занят до Рождества.  Ее хотели видеть весьма серьезные люди, и, какие бы тяжелые мысли о неумолимом времени и одинокой жизни ни приходили к Кате, ее деловая репутация росла, принося ощутимое вознаграждение – деньги, большие деньги. Женщина, которая всегда держит слово. Женщина, которая никогда не устраивает истерик. Женщина, с которой можно поладить во всех смыслах. И при своем ясном, стремительном уме красивая, настолько красивая, что просто посидеть с ней за столиком ресторана – целебный бальзам на хрупкое мужское эго.    

Катя два раза приезжала к фитнес-клуб, но Егора не видела – он, очевидно, вел свои занятия в другие часы. Его приняли обратно, на доске объявлений появился небольшой плакат с гармоничным китайским пейзажем: горами, водопадом и птичкой на ветке деревца,  сопровождавшийся словами: «В нашем клубе возобновляются занятия тайцзи-цуань. Запись у администраторов».   

Стоило Кате вернуться к делам, отложенным не по ее воле на три дня, и образ Егора потускнел, а горькие мысли о  смысле жизни отступили под натиском неотложных проблем и вопросов, которые нужно было решать, и решать быстро и хладнокровно.

На Рождество Катя неожиданно для самой себя уехала в Петербург.

В конце лета, в то же самое время, когда Катя простилась с Андреем, женился, и не в первый раз, давнишний друг ее отца. Катя знала Михаила с ранней юности, когда мужчины познакомились и начали неспешно, присматриваясь друг к другу,  выстраивать и деловые отношения, и дружбу. Новой жене Михаила не было и тридцати.  Между супругами пролегали десятилетия, и, несмотря все благие намерения молодоженов, разница в возрасте давала о себе знать. Аня скучала в кругу знакомых мужа, он чувствовал себя древним старцем в компании друзей  жены, невольно затихавших в присутствии ровесника своих родителей. В Петербурге Михаил собирался встретиться кое с кем из деловых приятелей, как он их называл. Некоторые вопросы быстрее решались за ранним ужином и прогулкой по набережным, чем в бесконечной переписке и уклончивых разговорах по телефону.   В последний момент Михаил сообразил, что Ане было бы грустно оставаться одной днем, пока шли неформальные, но, тем не менее, важные встречи. Кроме того, ему не хотелось бы, чтобы красивая молодая женщина одиноко бродила по Невскому или уж тем более задумчиво пила вино в баре. Ну уж нет!

- Катя, буду очень признателен, если составишь нам компанию, - в голосе Михаила слышалась явная просьба. – Номер я тебе уже организовал. Правда, не в нашем отеле, но на Невском, недалеко от Московского вокзала. Мы будем на набережной Мойки.  Естественно, и билеты на поезд, и отель оплачены. Погуляй два дня с Аней.  Выручи старика. Твоего отца я предупредил.

Катя задумалась лишь на минуту. Еще один вечер, теперь уже рождественский, в компании Петра?! Михаил стократ отплатит за услугу, в общем-то, не обременительную. Забавно и трогательно, что он старомодно сообщил об общей поездке в Питер ее отцу.

- Буду рада поближе познакомиться с Анной, - любезно ответила Катя.- На вашей свадьбе мы едва ли обменялись парой слов. Уверена, мы чудесно проведем время.

Она выехала из Москвы ближе к вечеру пятого января, сразу же после долгого обеда с одним из клиентов.  Они пришли в ресторан одновременно, и тот с интересом посмотрел на дорожную сумку, которую Катя вместе с теплой курткой отдала гардеробщику.

- Куда отправляешься, Катя? Загород?

Катя улыбнулась:

- В Петербург. На два дня.

Она понимала, что несмотря на несколько лет общения, клиент, как и другие ее деловые знакомые, ни за что не решился бы спросить, с кем она уезжала.   Скажет сама, так скажет. Но ему было явно интересно, кто составлял компанию прекрасной и суровой Екатерине.

Катя чуть слышно вздохнула и пояснила:

- По приглашению знакомых отца. В свободное время хочу пройтись по центру. Музеи будут закрыты, я думаю.

Катя никогда не видела смысла в таинственности. В ее сфере деятельности человек должен был быть совершенно ясен и понятен тем, с кем вел дела. Никаких загадочных исчезновений с возлюбленными, никаких отключенных коммуникаторов.

- Завидую, - искренне ответил клиент, - неизменно восхищаюсь людьми, которые могут спокойно проводить время наедине с собой. Тем более, когда такой человек так прекрасен, как ты, - и он рассмеялся, смягчая комплимент.

Но мне не спокойно наедине с собой, вспомнила Катя его слова, выходя из вагона «Сапсана» в Петербурге. Мне не спокойно.  Я здорова, обеспечена, но, совершенно очевидно, деловых успехов, денег и здоровья недостаточно для счастья.  Требуется еще что-то, самое важное, то, что или придаст смысл моей жизни, или укажет, где его искать. Господи, да не может же быть, что я вновь, как в юности, идеализирую любовь?!

Отель, в котором для Кати забронировали номер, располагался поблизости от Московского вокзала.  Брать такси не имело смысла. Она неспешно шла сквозь ледяную изморозь, позволяя влажному ветру пробирать ее до дрожи. Казалось, два города, Москва и Санкт-Петербург, находились зимой в разных измерениях.  Сухой московский морозец будоражил и звал пойти вечером на прогулку в ярко освещенный парк,  или отправиться на каток, туда, где готовят глинтвейн, где звучит музыка, где зима не опасна, а, напротив, желанна, как время каникул и развлечений. От неумолимой же ночи  в северной столице было не откупиться жалкой гирляндой фонариков и стаканчиком с горячим вином.  Здесь темнота проникала в душу и пробуждала тайные страхи. Вода, вода, покрытая льдом – разве должно быть холодно там, где так много воды?

В номере отеля Катя задержалась лишь для того, чтобы достать из дорожной сумки и надеть теплый свитер. Она должна была встретиться с Анной на следующий день, шестого января. Михаил предполагал, что его дела продлятся до ужина; Катя и Анна договорились встретиться в полдень у Гостиного двора и решить, как лучше провести дневные часы. На вечер же пятого января  общих планов намечено не было.

Катя немного постояла в тепле своей комнаты. Возник и ушел соблазн никуда не ходить, а отправиться в спортивный клуб при отеле, пробежаться по дорожке, зайти в сауну, а затем заказать в номер что-нибудь прекрасное и запретное в другое время года, например, чизбургер  с картофелем фри.  Катя собралась с духом и вышла из номера. Пройдусь полчаса, не больше, решила она.

Стоило Кате выйти на Невский, и  ее вновь пробрала дрожь. Теперь, однако, непривычный влажный мороз взбодрил ее, и Катя легко зашагала к набережной Фонтанки. Где-то в окружавшем ее мире, возможно, намного ближе, чем она думала, жил человек, мужчина, которого ей предстояло полюбить. Холод не отрезвлял ее мысли, а, наоборот, пьянил. Отличается ли любовь взрослых людей от юношеских страстей? Вот и узнаю, говорила себе Катя. Она постаралась вспомнить, была ли влюблена в кого-нибудь в студенческие годы. Да, конечно, была влюблена, еще как влюблена, на втором курсе, и память услужливо подсказало ей имя того мальчика – Антон. Год встреч, и Катя испугалась. Чего именно? Того, что встретила свою судьбу слишком рано. 

Да, тогда я пришла в смятение, поняв, что могу остаться на годы с Антоном – не первым моим мужчиной, но первым, кого я полюбила.  Увязнуть в раннем браке, в котором сам Антон видел логичное развитие наших отношений?!  Это не он, не тот самый человек, который придаст мне завершенность, Антон, ровесник, однокурсник, просто не может быть моей судьбой. Не сейчас, не сейчас, не сейчас. Я повторяла и повторяла эти слова, убеждая себя, что нам нужно было расстаться, хотя бы на некоторое время. Попрощались же мы на всю жизнь. Антон женился на следующем курсе. В его планы входила женитьба  до окончания учебы, и, желательно, на девушке из семьи со связями. Сперва было странно встречать Антона  в институтских коридорах и видеть на его безымянном пальце обручальное кольцо. Позднее остаточное чувство ушло.    

Катя сбавила скорый московский шаг.

Она с улыбкой  вспомнила свою первую поездку в Швейцарию,, в Цюрих. Тогда она также вышла из гостиницы на вечернюю прогулку, предполагая пройти от озера до вокзала. Кате почему-то казалось, что маршрут займет не меньше часа – шутка ли, пройти через весь центр города! Однако через двадцать минут она с изумлением стояла у вокзала,  понимая, что пробежалась по Банхофштрассе  и даже не запыхалась.

Со студенческих времен прошла целая жизнь, и все же я остаюсь все той же мечтательницей, подумала Катя, идеалисткой, которая мастерски выстраивает свою личную жизнь так, чтобы каждый раз при расставании с мужчиной говорить себе: «Только не сейчас, это  не может быть он, я не хочу банальной, обыкновенной судьбы. Я ищу великую любовь».

Она повернула обратно, к Невскому. В отель, в тепло, в уютное кресло у окна. Ужин и сон.

Но как я узнаю, что встретила Великую Любовь? Катя чуть покачала головой. С возрастом расставания стали тяжелее. Каждое прощание приводило в движение глубочайшие пласты души, и то, что казалось забытым или надежно скрытым от самой себя, проникало в сознание.  Наверное, можно измерять жизнь числом мужчин, которые навсегда остались в прошлом – теми, кого больше не увидишь, а если и встретишь случайно, то пройдешь мимо. Все, что прошло – прошлое.
 
Невский проспект был уже близко. Катя и не заметила, что, поглощенная мыслями, ушла так далеко. Теперь она по настоящему озябла. Холод реки, холод камня. Неуютный, беспощадный город, но, возможно, именно тот, где можно найти себя, если достанет мужества пройти через бесконечные зимние ночи и такие же бездонные летние дни, когда призрачный свет будит тоску по утраченному или не пережитому. 

Егор.

Катя вздрогнула.

Ей казалось, она забыла преподавателя тайцзи; то была случайная встреча, мимолетное столкновение, легчайшее прикосновение, ничего не значившие для взрослой, опытной, состоятельной женщины.  Однако лучистые теплые глаза Егора вновь смотрели на Катю сквозь мелкий снежок, обжигавший лицо. Он видел в ней то, чего не видели другие, и в миг, прежде чем вступить на Невский и укрыться от душевной смуты в огнях нарядного проспекта, прежде чем раствориться в гулявших людях, став одной из них, Катя поняла, что хочет вновь увидеть Егора. Возможно, морок развеется, он превратится в обычного, пусть и привлекательного, молодого мужчину.

Катя перевела дух.

Будь я мужчиной, то решила бы, что мне пора жениться, иронично подумала она. Но, так как я –женщина, то решаю, что мне пора влюбиться.  Что за чепуха. Кофе? Да, кофе.

По дороге к отелю Катя зашла в кондитерскую «Север».   Стоило закрыть за собой дверь, как ее окутало ванильное, кремовое, шоколадное тепло. Девичий рай, и не важно,  сколько лет девочкам. Встретиться с подружкой, устроиться за столиком и, попивая горячий шоколад,  вести задушевную беседу. О чем? О ком? Возлюбленные, поклонники, мода, новинки косметики. Я не отсюда, сказала себе Катя.  Мой мир - крайне занятые мужчины,  женщинам отведены второстепенные роли. Конечно, я – не единственная деловая женщина на свете, но я не верю в женскую дружбу.  Я не хочу ни с кем делиться своими переживаниями. Не хочу выслушивать ответных историй. Встреться мне такая же, как я, подружилась бы. Но не встречается.

Катя расстегнула куртку.

Она не покупала домой ни конфет, ни шоколада, чтобы не искушать саму себя чем-нибудь вкусненьким, пила горький кофе и так редко съедала что-нибудь сладкое, что всякий раз изумлялась непривычному, забытому вкусу сахара. У нарядных витрин с пирожными и тортами ее охватила растерянность. Позволить себе эклер? Или соблазнительный десерт в стаканчике? Взять себя в руки и обойтись двойным эспрессо?      

В конце концов, Катя выбрала пирожное «Север» и капуччино и, присев к столику, достала из сумки коммуникатор. Она и в праздники проверяла сообщения и почту несколько раз в день, а заодно читала ленты новостей, и российские, и зарубежные. К тому же, стоило подумать над текстом рождественских поздравлений. Конечно же, ее деловые знакомые вряд ли помнили, что было написано в новогодних сообщениях, но отправить  те же самые слова казалось Кате верхом неучтивости. Рождество предполагало нечто более возвышенное, чем дежурное пожелание успехов в работе.

Катя вернулась в реальность своей жизни.

Она рассеянно съела кусочек пирожного, читая заголовки интернет-изданий. Я не хочу ничего менять, быстро подумала она, мне нравится моя жизнь, я хочу лишь дополнить ее, добавить цвета, не более.

Катя успокоилась. Она напомнила себе, что приехала в Петербург не погулять и не отдохнуть. У всего, что я делаю, должна быть четкая цель, - так давно решила Катя. Это может быть какая угодно цель, пустячная или великая, явная или тайная, но я сама должна понимать, для чего совершаю то или иное действие.  Я здесь, в Петербурге, не для того, чтобы потеряться в собственных переживаниях. Я хочу использовать эту возможность, чтобы сблизиться с влиятельным человеком, Михаилом, чтобы иметь возможность обратиться к нему не как дочь его друга, а сама по себе, в своем собственном качестве.

Она допила кофе и направилась к своему отелю. Принять душ и лечь спать, чтобы утром проснуться свежей и легкой. На проспекте ее вновь пробрал влажный холодный ветер, но Катя всего лишь поправила капюшон куртки и поежилась. Зима – это просто зима. Тридцать девять  лет -  возможно, завершение молодости и начало перехода в зрелость, но в наше время средний возраст не означает первых признаков дряхлости. Напротив, приближение к середине жизни – прекрасно, потому что опыт уже пережитого становится первой мудростью.

Так говорила себе Катя, укладываясь спать в своем уютном номере, но все же, когда она закрыла глаза, ей вновь вспомнился Егор. Он улыбался , нежно и ласково смотрел ей в глаза и прикасался к ее предплечью, но в Катином воображении не откликался на голос давних знакомых по занятиям в клубе, а оставался с ней, и за прикосновением следовало объятие, то ли любовное, то ли дружеское.

Влюбилась, сонно рассмеялась Катя, влюбилась в незнакомца, как школьница.

Я хочу тебе узнать, думала она на самой кромке сна, я хочу с тобой познакомиться, раз уж ты проник в мой мир, загадочный преподаватель тай-цзи. Раз, два, три, Егор, я иду тебя искать.

И она уснула.         

В двенадцать часов дня шестого января Катя стояла у центрального входа в Гостиный двор, любуясь холодным солнечным светом. За ночь погода переменилась, и теперь город сиял во всем своем сдержанном аристократичном великолепии. Однако мороз не отступил, а, напротив, заметно усилился. Катя немного прошлась, шагов десять вперед и назад, к входу. Ее не беспокоило то, что Анна задерживалась. Катя давно не принимала опоздания на встречи на свой счет. Если бы кто-то и захотел показать ей свое превосходство, явно заставив ждать, то просто жестоко поплатился бы за это, попав в Катин личный «черный список» ненадежных людей. Но, как правило, опоздавший человек с извинениями объяснял причину: пробка на дороге или  затянувшееся совещание, с которого не получалось выбраться в нужное время. В Катином деловом мире все внимательно присматривались друг к другу. «Слушай, он странный. Ждала его двадцать минут, ни звонка, что задерживается, ни извинений. Появился. Смотрю, озирается, как будто за ним следят. Дерганый. Мутный какой-то. Знаешь, я и свернула разговор. Зачем иметь дело с таким персонажем?! Так что смотри сам. Мне он не понравился». Так могла сказать Катя проверенному знакомому о ком-то новом, и к ее словам прислушались бы. Правда, зачем иметь дело с таким мутным персонажем?! Анна же была никем и имела значение только в качестве то ли третьей, то ли четвертой жены Михаила. Она существовала в другом измерении, где не действовали законы измерения Кати.    

Пять минут, и вхожу внутрь, решила Катя. Куплю что-нибудь милое. Если не придет, пообедаю с вином где-нибудь на Рубинштейна. В каком-нибудь «Винном шкафу».  И высплюсь днем в отеле.

- Катя, верно? – произнес женский голос справа от Кати.

Она повернулась, чуть удивленная тем, что ее можно узнать со спины.

- Помню вас со свадьбы, - рассмеялась Анна. – Прошу прощения за опоздание. Решила пройтись и не рассчитала время.

- Все в порядке, - любезно улыбнулась Катя. – Чудесный день.

Она окинула Анну быстрым взглядом. На свадьбе та, конечно же, выглядела иначе. Сложная прическа, изысканное платье. Оно, кстати, показалось Кате слишком тяжеловесным для молоденькой женщины. Тогда у Кати мелькнула мысль, не злая, но и не добрая, шутливая, но способная ранить: свадебное платье могло принадлежать Михаилу, и он использовал его, как Принц из «Золушки» - туфельку. Та, которой платье приходилось впору, становилась невестой, а затем и королевой. Сейчас же на Анне, как и на Кате, была теплая куртка, джинсы и очень теплые на вид высокие ботинки.

- Вы не против, если мы пройдемся? – спросила Анна. – Город великолепен. Люблю Невский.

- Буду только рада. Пообедать предлагаю на Рубинштейна.

- Отлично. Я вчера заходила в Казанский собор. Ненадолго. Рождество.

Катя неслышно вздохнула. Конечно же, Рождество. Праздник, который нужно отметить, как и Пасху; мы не помним смысла святых дней, нам нет дела до мистерий духа, сокровенных тайн и символов, но мы делаем вид, что для нас они имеют значение. Катя не считала себя атеисткой. Но и не хотела верить вслепую, превращаясь в одно из лиц, затерянных в толпе прихожан церкви или храма. Если бы существовала религия, если бы Катя узнала об учении, которые позволяли человеку сохранять индивидуальность, которые требовали бы индивидуальности! Иными словами, как порой говорила сама себе Катя, я жду, когда Творец обратится именно ко мне, и я не согласна на меньшее. Я не хочу, чтобы мне рассказывали о Боге, я хочу пережить божественное.  Но Катя понимала других людей – толпа давала иллюзию неодиночества. Иногда она жалела, что такой простой путь оказался для нее закрыт, возможно, из-за гордыни. Ну, что же поделаешь!

Анна предложила:

- Катя, мы можем пройти по Садовой улице, затем по Итальянской, снова выйти на Невский и пойти пить вино.

- Согласна, - откликнулась Катя.

Она предоставила Анне выбор тем для разговора.  Что обсуждают женщины? Я так говорю, как будто принадлежу у другому полу, или, вернее, к особому виду женщин, несовместимому с другими, женственными, женщинами, хихикнула про себя Катя. Но мы не можем быть совсем уж разными.

- Как вам понравился отель? – спросила Анна.

-   «Коринтия»? Чудесно. У меня клубный номер. Не спрашиваю, как вы устроились в «Кемпински». Они везде хороши.

Значит, темой будут путешествия и отели, подумала Катя. Неплохо. Природа, погода, авиалинии, возможно, достопримечательности. Лучше, чем новинки косметики. Я – злая, решила она. О чем я сама хотела бы поговорить? О трастовом управлении активами? О будущем криптовалют? О, ради всего святого, расслабься, Катя.

- О, да, верно, - и Анна неожиданно рассмеялась.

Затем она пояснила:

- Простите, Катя.  Дело в том, что из-за нашей с Михаилом разницы в возрасте люди обычно предполагают, что я – искательница богатого мужа. Но я – из весьма состоятельной семьи. И успела до замужества и поработать, и поездить по миру. Я – фотограф. Образование художественное, но стала фотографом.

Катя кивнула:

- Интересное занятие. Мой отец и Михаил – давние друзья

- Я это знаю. И вы, конечно же, так или иначе встречали кого-то из бывших жен Михаила.

- Приходилось, да, - теперь рассмеялась Катя. Затем она добавила, уже серьезно, – Теперь прощения прошу я. Уверена, что ваш союз – особенный.

- Для меня –да, - неожиданно горько и вместе с тем спокойно проговорила Анна. – Для меня – особенный.

Разговор на некоторое время  затих. Они шли по-московски быстро, легко подстроившись под общий темп ходьбы, словно уже не раз гуляли вместе. Катя чувствовала, что расслабляется. Анна не глупа, подумала она, напротив, явно умна. Что привлекло ее в Михаиле? Почему она вышла замуж за мужчину на тридцать лет старше, да еще с целым списком бывших жен? Тайна, должна быть тайна. Но, как бы то ни было, Кате нравилась их прогулка. В любом случае, лучше и интереснее, чем  бесконечно бегать по дорожке или отжиматься в спортивном клубе. Меня послушать, невесело сказала себе Катя, так можно решить, что я бываю или в офисе, или на деловом обеде, или в постели с любовником, или в спортивном клубе, как будто не существует остального мира и других занятий, кроме работы, спорта и секса.

Затем разговор возобновился. До самой улицы Рубинштейна Катя и Анна обменивались впечатлениями о своих заграничных поездках. Тема странствий по свету была и приятной, и безопасной, если только у собеседников доставало такта не интересоваться спутниками друг друга.    Но И Катя, и Анна говорили «я»: «Я полетела в Индию», «Я остановилась в чудесном отеле» и так далее. Слово «мы», предполагавшее путешествие с мужчиной, ни одна, ни другая не использовали.

Анна немного рассказала и о себе. Дочь влиятельного банкира, никогда не нуждавшаяся в деньгах, она трудилась  не ради зарплаты, а потому, что ее очаровывали художественные  возможности   фотографии. Анна считала, что фотография – это искусство; помимо проектов для глянцевых журналов, она  много снимала для себя, порой устраивая, не без помощи отца,  свои выставки в небольших галереях. Ее старший брат работал вместе с отцом, поэтому от Анны никогда не ждали, что и она займется финансами.

- Я люблю снимать старые дома, - мечтательно сказала Кате Анна, - старые дома, но больше всего – старые статуи в парках. Осенью, зимой. В дождь, в снегопад.

Катя слушала ее, все больше удивляясь тем силам, которые свели стареющего, но неутомимого плейбоя  и эту вечную девочку. Катя,  дочь художницы, знала по собственному горькому опыту, что Анна могла никогда не повзрослеть, оберегаемая от суеты материального мира отцом, братом и мужем.

-Если я приглашу вас на свою персональную выставку, вы придете? – спросила Анна у Кати.

- Конечно, - ответила Катя, - с удовольствием.  Приглашайте.

Так, то разговаривая, то умолкая, они дошли до ресторана.

Мороз предполагал красное вино, и, посовещавшись с сомелье, Катя и Анна выбрали бургундское, решив сразу же взять бутылку. Пока повар колдовал над сложными блюдами, им принесли тарелку с сырами. Катя сделала глоток вина, подцепила кусочек сыра с плесенью и окунула его в мед. Ей все больше хотелось узнать историю Анны, то, что произошло с этой девочкой до  встречи с Михаилом. Однако их разговор мог остаться поверхностным. С чего бы Анне пускаться в откровения, подумала Катя, и, кроме того, не будет ли она ждать ответных историй.?  Катя на миг представила, как выглядели бы в глазах законной супруги Михаила  отношения Кати и Петра. Вряд ли Анна, с ее огромными распахнутыми миру серыми глазами, поняла бы смысл интимной дружбы, решив, что Катя – любовница женатого мужчины. Или облик девочки из хорошего семейства был обманчив, и Анна не стала бы осуждать тех, кто жил по своим правилам?

Когда бутылка наполовину опустела, а тема путешествий исчерпала себя, Анна на мгновение закрыла глаза, а затем решительно посмотрела на Катю и сказала:

- Катя, время откровений. Я понимаю, что, конечно же, не интересна вам и не могу быть интересна со своими фотографиями и маленьким хрупким счастьем. Вы – совершенно другая женщина. Я хотела бы быть такой, как вы – цельной, ясной, независимой. Ни от кого. Хотела бы распоряжаться своими чувствами. Но я слабая.

Анна вздохнула, чуть повернула свой бокал и продолжила:

- Я едва не погибла от любви.

Катя вздрогнула. Егор. Почему она снова вспомнила его, почему именно его? Что было такого в случайно встреченном мужчине, отчего он не оставлял Катю, все время вставая перед ее внутренним взором?

-  Вы мне интересны, - просто ответила Катя.- Рассказывайте, Анна. Я гарантирую полную конфиденциальность.  Моя деловая этика распространяется и на личное общение. 

За окном ресторана начинались сумерки. День быстро угасал, уступая ночи. Леденящая темнота исподволь струилась по каналам и улицам, незаметно, но неотвратимо отвоевывая себе город. Январь, январь, холодный, долгий месяц в самом начале года; дни коротки, и праздничные обещания самим себе, торжественные клятвы, добрые намерения растворяются в бездонной северной зиме, поглощающей человеческое тепло.

- Не верьте, что любовь – светлое чувство, - Анна покачала головой. – Вернее, любовь может быть ясной и светлой, но в равной степени может приносить боль и отчаяние. Я никогда не думала, что переживу такую бурю, Катя, а сейчас все еще не верю, что жива.

Анна горько рассмеялась.

- Мне казалось почему-то, что у дочерей банкиров не случается личных драм. Понимаете, рано складывается круг общения с людьми своего круга. Да, я звучу, как сноб, но разве и вы не верите в глубине души, что страсти – удел и занятие богемы, но никак не хозяев этого мира?

Подумать только, я считала, что Анна могла бы не понять моих отношений с Петей, сказала себе Катя.  Если кто-то и в состоянии понять нашу с ним дружбу, то, без сомнения, эта девочка.   

- Его зовут Иван. Он жив, конечно же. Жив, здоров, летает по белу-свету.  Он – журналист и фотограф, мы и познакомились на работе, можно сказать – в издательском доме, выпускающем журналы и о моде, и о  путешествиях. Трагедия не в том, что нас разлучила судьба. Я влюбилась в него с первого взгляда, но все, чего я смогла добиться – короткого романа. Через два месяца встреч я наскучила Ивану. Наскучила. Но я-то не перестала его любить.

Анна умолкла, собираясь с силами для продолжения истории.

Катя задумчиво смотрела сквозь стекло, в темноту, еще более недобрую от света фонарей и витрин, лишь придававшего силу близившейся ночи. Ночь – это старость, подумала она, поэтому мы так сильно боимся ее. Но сегодня – Рождество, возможно, одна из немногих ночей в году, когда люди становятся сильнее страха, пусть и ненадолго.

- Вы знаете, Катя, сойти с ума от безответной любви в мир соцсетей проще простого. Я отказывалась верить, что наша с Иваном связь оборвана.  Пока я была в Сети, заходя то на одну его страницу, то на другую, мы оставались вместе. Я знала, где он, куда собирается, что пишет, что снимает.  Иван не отвечал на мои сообщения и, конечно же, внес меня в «черный список» контактов в телефоне, но меня это не останавливало. Я отправляла ему послание за посланием, надеясь, ч то он прочтет хотя бы одно из них и осознает, как глубока моя любовь.  Тогда я жила с родителями, но в нашем большом доме они не замечали, что я перестала есть, спать, работать.  Тревогу забила жена моего брата. Она оказалась самой чуткой. Она рассказала о моем состоянии брату, и Игорь, так его зовут, отправил нас с ней вдвоем в Италию.

Анна искренне улыбнулась.

- Да, как в старые времена. И брат оказался прав. Месяц путешествий, и мне стало легче. Я отступила от края пропасти. На полшага, но и этого оказалось достаточно.

Она посмотрела Кате прямо в глаза.

-  Понимаете, Катя, ни у кого моложе не хватило бы сил так увлечь меня собой, что я вернулась к жизни .  Михаил знает, конечно же, что как раз перед встречей с ним я пережила неудачное увлечение. Но то, что я была на краю гибели от любви, этого он не знает. Брат и его жена хранят эту тайну.  Вы – третий человек, который знает, что не так давно я была больна, больна Иваном.

Анна сделала глоток вина.

- Я живу дальше, - тихо проговорила она. – Фотографирую, забочусь, насколько могу, и насколько ему это нужно, о Михаиле.   Иван всегда со мной.  Поймите, он – талантлив, но есть  и другие мужчины, намного талантливее. Есть мужчины выше ростом, умнее, красивее и так далее. Не сомневаюсь, есть гораздо более искусные любовники. Однако именно в Иване есть сила, которая всегда будет меня притягивать. Я все еще слежу за его карьерой. Михаил – тот, кто стоит между мной и пропастью.  Поэтому для меня наш с ним союз – особенный.

Катя чувствовала глубокую печаль. Так вот какой бывает любовь, приносящая не радость и цельность, а боль и разрушение.  Узнать же заранее, как сложатся отношения, вряд ли возможно, иначе не распадались бы браки, безоблачные для одних супругов и мучительные для других, принимающих решение уйти. Как быть?!

Правила приличия, а именно ими Катя руководствовалась с сложных ситуациях, требовали, однако,  спокойного завершения тяжелого разговора.

- Сегодня Рождество, Анна, и я искренне желаю вам душевного покоя и освобождения от прошлого, - мягко сказала Катя и повторила давно прочитанное и так понравившееся ей изречение, - Все, что прошло – прошлое.

На миг у Кати появилось ощущение, что Анна хотела возразить вежливой собеседнице, выкрикнуть, что ущербная любовь  к Ивану не стала прошлым, не прошла. Но, очевидно, Анна поняла, что Катя давала ей возможность сохранить немного достоинства, изящно перейдя к другим темам для обсуждения.

Я ни в чем не признаюсь тебе в ответ, сказала про себя Катя, никогда. Прости, девочка, но моих откровений не последует.  Я здесь – на деловой встрече. И, пойми, нам порой выпадают  сражения, в которых мы вынуждены биться в одиночку.  В любви не  бывает союзников, и не должно быть.

- Да, все, что прошло – прошлое, - согласилась Анна и задала вопрос, изменивший ход беседы. – Катя, не порекомендуете ли дизайнера? Михаил не прочь обновить загородный дом, но идей ждет от меня. Хотела бы посоветоваться со сведущим человеком.

Тем самым Анна давала понять Кате, возможно, и неосознанно, что откровенность только что прозвучавших признаний не стоило воспринимать серьезно – она, Анна, прежде всего была женой Михаила и, надежно укрытая за стенами брака,  могла позволить себе «женский» разговор.

Дизайн и загородная жизнь оказались такими же легкими для обсуждения, как и путешествия, и разговор стал спасительно поверхностным и веселым.

После бургундского Катя и Анна выпили по маленькому бокалу десертного вина и, очень довольные собой, расплатились и вышли на Невский, чтобы вновь пройтись по проспекту, теперь уже к набережной Мойки, к отелю, где остановились Анна и Михаил.  Однако москвички быстро замерзли и, смеясь, уселись в троллейбус и проехали большую часть пути. В троллейбусе тоже было холодно, но не дул ветер.

- Вы божественно пьяны, барышни, - с улыбкой сказал им Михаил, когда они встретились в баре отеля. -  Завтра у нас общая культурная программа. Концерт в Ораниенбауме. Днем. Вечером снова вас покину часа на два. А сейчас я тоже хочу спокойно выпить.

Они устроились в баре, и начался вечер, приятный и легкий, если только, думала Катя, не вспоминать о том, что милая Анна любит Ивана, а Михаилу отведена роль спасителя, хотя сам он считает себя соблазнителем, похитившим молодую женщину у ее ровесников.  Тайны, недомолвки, секреты; незнакомцы узнают то, что мы яростно оберегаем от близких людей. Возможна ли подлинная интимность между людьми, или она и не нужна, даже опасна – кто рискнет предстать обнажить перед любимым или любимой не тело, а душу?!

Михаил был всего лишь немного моложе отца Кати, но выглядел сорокалетним. Ему совершенно очевидно нравилось сидеть за столиком с двумя молодым женщинами, для окружающих – с молодой женой и ее подругой. Он смешил их, и мелодичный хохот Анны и Кати возвращал ему радость жизни. 

Катя поддерживала беседу, но ей хотелось уйти, вернуться в отель и закрыть за собой дверь номера.  Чрезмерное личное общение утомляло ее.  Деловая жизнь – другое дело, но простой, казалось бы, приятельский разговор требовал слишком много усилий, больше, чем любые переговоры. Профессиональные проблемы решаются, так или иначе, частные же  предательски тлеют годами и непредсказуемо вспыхивают от малейшей искры, превращаясь в пожар. 

По существу, все мы используем друг друга, говорила себе Катя, Анна и Михаил, мои родители, я и Петр; мы хотим верить, что мы любим и дружим, но на самом деле ничего не делаем бескорыстно.   Боже, существует ли безусловная любовь, возможно ли любить и ничего не ждать в ответ?!

Ближе к девяти  часам Анна зевнула, сначала украдкой, затем демонстративно.

Михаил понял намек:

- Катя,  не пора ли расходиться? У меня день был напряженный. Вызвать тебе такси?

- Да, пожалуйста, - сухо ответила Катя. – На сегодняшний день я нагулялась по Невскому.

Ее охватило чувство, ранее ей незнакомое – яростное презрение к людям, согласившимся играть строго обозначенные роли в жизнях друг друга. Затем пришла глубокая усталость.

- Катя, я очень, очень тебе признателен за то, что ты приехала, - вполголоса сказал ей Михаил, провожая до такси. – Анне полезно общение с тобой. Она – девочка творческая, и это прекрасно, но ей хорошо бы стать немного сильнее, что ли, целеустремленнее. Увереннее чувствовать себя в жизни.

Вот и первая трещина в идеальном союзе, подумала Катя, садясь в такси.  Анна хороша, но все же не так хороша, как хотелось бы. Михаил ищет идеальную спутницу, но каждый раз что-то складывается не так. Его супруги, одна за другой, оказываются живыми женщинами, у которых есть и недостатки. Катя зевнула. Скучно. Мне с ними скучно.  Правда, уехать бы. Она представила еще один день прогулок с Анной. Концерт в Ораниенбауме. Долгий ужин, пока Михаил занимается делами. Но я здесь тоже по делам, напомнила себе Катя. Так и строятся отношения с влиятельными людьми. Ты оказываешь им услугу, они возвращают тебе долг. Ты полезна, твоя ценность растет. Скучно.

Катя вернулась в свой отель, немного посидела в баре за чашкой кофе, праздно рассматривая  оживленных посетителей и решая, хватит ли у нее сил выйти на улицу и еще немного пройтись, а затем поднялась в номер, приняла долгий горячий душ и легла спать, готовясь к предстоявшим ей прогулкам.

Однако за ночь что-то произошло.

Утром Кате позвонил Михаил и сухо сказал, что Анна спешно уехала в Москву. Катя испытала такое облегчение, что ей стало неловко. Совершенно очевидно, после того, как она уехала вчера вечером, произошла ссора, иначе Михаил назвал бы причину отъезда Анны. Но свобода, восхитительная свобода!

- Очень жаль, вчера мы провели чудесный день, - вежливо ответила Катя, тихонько пританцовывая  от радости, как маленькая девочка. – Думаю, я уеду сегодня. Есть над чем поработать в Москве.

- Конечно, Катя, я – твой должник, - Михаил чуть слышно вздохнул. – Увидимся в Москве.

Пока Катя завтракала в ресторане отеля, консьерж забронировал ей новый билет. Расходы не имели значения, Катя хотела уехать как можно скорее, словно два вечера и один день в  Петербурге открыли ей нечто такое, что она страшилась увидеть, и от чего нужно было убежать.

Она выехала в Москву в час дня, и в середине пути поняла, чего она так испугалась. Ее ужаснула внезапно открывшаяся ей ложь, которой были переполнены отношения людей. Я не хочу лгать, говорила сама себе Катя, глядя сквозь окно на заснеженный пейзаж, я не буду лгать, ни тому, кого я полюблю, ни самой себе. 


Часть вторая


Головная боль.

Катя проснулась утром, и ее первым ощущением стало давление между бровями; хотелось растереть лоб, найти самую болезненную точку, ту, из которой чуть позднее раскрутится спираль головной боли, и  надавить на нее пальцем, потереть, согреть.

Год назад Катя прошла полное медицинское обследование, чтобы понять, какова природа то и дело настигавших ее приступов головной боли. Но органических причин не было. Или, возможно, самые современные методы исследования все еще не стали достаточно тонкими, чтобы понять, из-за чего у человека могла мучительно  болеть голова. Кате посоветовали снизить уровень стресса, находить время для расслабления, например, занятий йогой. Как раз в тот момент, когда врач произнес слово «йога», ожил и завибрировал Катин коммуникатор. Она быстро посмотрела на экран, оценила важность звонка, кивнула врачу, давая понять, что услышала его благожелательные  бесполезные рекомендации, и быстро вышла из кабинета, уже по дороге к двери начав важный разговор с клиентом. Здорова, так здорова. Врач за ее спиной и сам взял в руки телефон.  Современный подход к исцелению.

Теперь же головной болью начинался февраль.  Катя вздохнула и решительно отправилась в  душ. Ее первая деловая встреча начиналась в десять. Выйдя из душевой кабинки, Катя приготовила большую чашку кофе. Она сушила волосы и выполняла свой утренний ритуал ухода за лицом , то и дело делая маленький глоток мягкой арабики.    Все в жизни Кати было устроено так, чтобы она не тратила лишнего времени на простые дела. Не требующая хлопот великолепная стрижка у очень дорогого мастера. Эффективная, легкая в использовании косметика для лица. Благоухающий крем для тела.  Облако туалетной воды, чей неуловимо-нежный аромат не станет преследовать окружающих Катю людей, заставляя украдкой морщить нос от навязчивых духов.

Хороша. Очень хороша. И все же, мне под сорок, даже если я выгляжу на десять лет моложе. Можно ухаживать за собой, истово заниматься спортом, но взгляд, манера властно говорить и держаться,  уверенность в себе будут говорить о жизненном опыте зрелой женщины. Возможно, я старовата для Егора, неожиданно подумала Катя и замерла с чашкой кофе у самых губ, пораженная своей собственной мыслью.

Она несколько раз видела Егора в спортивном клубе, но издали. Он был постоянно окружен людьми, большей частью –женщинами, вернее, очень молодыми женщинами, и, очевидно, именно поэтому Катя неосознанно решила, что недостаточно молода сама. Но я и не собираюсь стоять в толпе девиц, с волнением ожидая своей очереди дотронуться до мастера чего бы там ни было, с иронией упрекнула себя Катя. Я – это я, и все мои достижения, как и мои неудачи – мои, ничьи другие. Не буду искать встречи с Егором. Не буду. Он – наваждение; нужно уезжать из Москвы на все долгие праздники, зимние, весенние, чтобы не придумывать себе романтические истории про прекрасных незнакомцев с лучистыми глазами.

У Кати дернулся уголок рта. Она допила  кофе. Катя привыкла справляться и с головной болью, и с нервным тиком, крайне редко принимала таблетку обезболивающего, но баночки с  витаминами и растительными добавками занимали в ее кухонном шкафчике целую полку.

Нужно было начинать новый день. Катя чуть помедлила, затем вышла из ванной и взяла из маленького холодильника баночку йогурта. В два часа дня ей предстоял деловой обед. С момента выхода из дома она будет на людях; около полудня Катя собиралась заглянуть к отцу. В ушедшем году их отношения  начали понемногу меняться. В некий миг, неуловимый, но и неоспоримый, Катя оставила в прошлом стремление заслужить похвалу отца. Она больше не ждала внимания или теплых слов; отец из могущественной фигуры громовержца превратился в мужчину порядком за шестьдесят, все еще сильного и влиятельного, но уже уставшего от деловой жизни с постоянными стрессами и нескончаемыми требованиями. Он постарел, Катя же вошла в возраст зрелости.  Теперь она могла судить родителей беспристрастно. Кроме искренней любви, они дали дочери все, что смогли, отец – намного больше, чем занятая собой мать. Катя спокойно приняла их дары. Но теперь дело отца держалось на ней, на ее знаниях, обаянии, на ее связях.   Отец больше не вызывал в Кате трепета. Она знала, что время от времени у него вспыхивали и угасали романы, увлечения на стороне, и Катя понимала отца, мимолетно сожалея порой, что между отцами и дочерями не возможна та степень откровенности, которая может установиться между отцами и сыновьями. Иначе она сказала бы отцу, что не сочувствует матери, скорее всего, и не подозревающей о интрижках мужа; напротив, именно отдых с любовницами, переживания свежих чувств, пусть и поверхностных, давали отцу силы для забот о талантливой, вспыльчивой, требовательной супруге. Катя не знала, однако, хотела бы и она таких отношений, построенных на умолчаниях и тайнах.

В полдень она вошла в кабинет отца.

Секретарь бесшумно отворила дверь перед могущественной дочерью великого человека:

- Проходите, Екатерина Викторовна.

Отец, высокий седовласый мужчина, беспощадно строгий к себе и потому сохранявший стройность и легкость,   стоял у окна, лицом к городу и снегу, и говорил по коммуникатору, заканчивая разговор, явно личный и явно не с женой:

- В пять, как и договаривались. До восьми я в твоем распоряжении. Полностью. Обещаю подумать насчет марта. Возможно, и уедем на недельку. Хорошо.

Он почувствовал присутствие другого человека, повернулся к Кате и усилием воли не произнес предательского слова «целую», завершив разговор словами:

- До встречи. Жди.

Виктор посмотрел на дочь невидящим взглядом, все еще в мыслях о той, с которой только что говорил и собирался увидеться днем, и Катя почувствовала не раздражение, не ревность, а укол зависти, потому что мужчина намного старше нее, несоизмеримо более умудренный жизнью мог загореться новой страстью, воспарив над буднями, отбросив годы, а она - нет.

Я тоже так хочу, мелькнуло в мыслях у Кати. Я же дочь своего отца. И у меня должна быть способность влюбляться.   

- Добрый день, - сдержанно произнесла Катя. – Я к тебе ненадолго. У меня встреча в два. В такой снегопад придется выехать в час..

- Я и сам уйду   пораньше, - рассеянно отозвался отец. – Будешь кофе, красавица?

Он  улыбнулся, делая разговор с дочерью чуть менее формальным. Действительно, красавица, но не спящая. Иногда Виктора пугало ледяное совершенство Екатерины, ее мрачная красота, особенно тяжелый взгляд светлых глаз, унаследованный от прабабушки с его стороны. Порой ему казалось, что эта властная, уверенная в себе женщина не могла иметь ни к нему, ник его жене ни малейшего отношения. Незаслуженно хороша для занятых своими жизнями родителей.

- Да, папа, - Катя присела к низкому столику у окна. – Двойной эспрессо без молока, пожалуйста.

Виктор распорядился о кофе. Он ждал пяти, счастливейшего часа дня, когда в номере гостиницы для свиданий в его объятиях окажется Вера, и до восьми он станет молодым, сильным, вечным.  Вера, Вера, и вместе с ней – любовь, но не надежда. Вера, немногим моложе Екатерины, хорошо зарабатывающая в юридическом отделе медиа-холдинга,  целеустремленная, и все же мягкая и женственная. Порой Виктор говорил себе, что одна из его  подруг (он считал слово «любовница» пошлым) станет последней. Возможно, милая Вера? Когда-нибудь возраст возьмет свое – никто не в силах вечно противостоять времени. Или не Вера, будет и другая, будут и другие?
От невыносимо проницательного взгляда дочери у Виктора чуть заломило виски. Нужно было поговорить о делах, изречь что-нибудь мудрое, раз уж предстояло коротать время в офисе.

Катя с холодным любопытством смотрела на отца. Он не знал, не мог знать, какую роль сыграл в ее жизни, превратив из наследницы в наследника; отец воспитывал Катю, как воспитывал бы сына, не делая скидок на то, что она была девочкой, девушкой, неосознанно развивая в ней мужские качества – логику, хладнокровие, умение ставить цели и достигать их, подчиняя жизнь работе.  Катя стала такой, какой ее хотел видеть отец, заплатив за успех личным,  женским счастьем.  Но, по крайней мере, с мрачной иронией то и дело напоминала себе Катя, ни отец, ни мать не ждали внуков и не  мучили дочь задушевными разговорами. Откровенность не относилась к их семейным ценностям, да и была бы опасна – начнешь говорить, не остановишься.

Дочь и отец обсудили кое-какие деловые вопросы; Катя не нуждалась ни в советах, ни в одобрении, но отец оставался главой их юридической компании, и правила делового этикета требовали поставить его в известность о происходящем.

Затем Катя ушла, оставив Виктора со смутным ощущением, что они с дочерью поменялись ролями, и он превратился в студента-старшекурсника, сбегающего с практики на свидание.

Катя же продолжила день, воспринимая мир сквозь колдовское стекло головной боли.
Именно так и было; ноющая тяжесть между бровями не мешала Кате, а давала ей небывалую остроту зрения и слуха. Возможно, стекло было дьявольским, потому что Катя слышала то, о чем старательно умалчивали ее собеседники, и по их мельчайшим жестам, почти неуловимым движениям глаз, губ, рук, понимала, хотели ли они что-то скрыть,  или были честны.

Но такие дни опустошали.

Ближе к восьми вечера Катя вошла в спортивный клуб. Устала, устала, устала.  Она переоделась, немного помедлила в просторной раздевалке. Не расслабляться! Час на беговой дорожке, затем силовые упражнения и бассейн. Во время пробежки Катя поначалу размышляла о делах, затем прибавила скорость, и мысли ушли. Настала иллюзия счастья – тело возобладало над разумом, одолев, хотя бы ненадолго, тревожный, неумолкающий ум.

Но когда Катя поднималась по лестнице в тренажерный зал, ее качнуло. Она замерла, закрыв глаза и позволяя дурноте пройти.

- Голова? – произнес мужской голос рядом с ней.

- Да, - ответила Катя, открыв глаза, - легкая мигрень.

Рядом с ней стоял Егор.

Он был в костюме для занятий тайцзи, легких шароварах и куртке темно-синего цвета, тапочки на гибкой подошве делали его шаг бесшумным. Чудесные глаза мягко, но цепко смотрели на Катю. Кого он видел? Женщину с головной болью, одну из клиенток клуба, до абсурда одержимых спортивной формой и готовых голодать ради стройности?

- Я чувствую боль других людей, - пояснил Егор, поняв Катино замешательство. – Я
– Егор, преподаю здесь тайцзи.  Мы с вами сталкивались в январе, но вы меня вряд ли помните. Давайте я вам помогу.

Первым побуждением Кати было отказаться, но, не успела она произнести вежливое «нет» и уйти, как Егор, вновь услышав ее мысли, сказал:

- Массаж головы и шеи. Минут пять, десять. Научился у мастера в Китае.  Я люблю помогать людям, для меня это несложно. И даже больше – мне необходимо помогать, так я устроен. Так что окажите мне любезность, согласитесь на массаж.

Ему невозможно сопротивляться, подумала Катя, кому угодно, но не этому мужчине, не этим ласковым, лучистым , умным глазам.

- Спасибо, - Катя улыбнулась. – Давайте попробуем.

- Маленький зал сейчас свободен, - Егор  с нежным любопытством смотрел на Катю – Идемте. 

Катя послушно пошла за Егором. Ну вот, я становлюсь одной из барышень в его свите, мелькнуло у Кати в мыслях. Возможно, стать одной из многих – хороший жизненный опыт?

Как и сказал Егор, в маленьком зале для занятий в небольших группах никого не было. У одной из стен высились аккуратно сложенные гимнастические бруски и мячи, другую покрывали зеркала. За окном парил снег.

Егор выбрал маленький мяч и предложил Кате:

- Садитесь. Вас зовут Екатерина, верно?

Катя осторожно опустилась на мяч. Екатерина?

Егор   с простодушием, которое можно было бы назвать жестоким или детским, пояснил:

- В тот раз, в январе, когда  мы столкнулись на первом этаже, вы привлеки меня. Поразили. Я посмотрел в нашей базе данных, как вас зовут. Прошу простить, если это неуместно. Но вы осознаете, насколько отличаетесь от всех остальных? 

- Хотела бы думать что отличаюсь в лучшую сторону, но не уверена, - мягко ответила Катя.

- И не в лучшую, и не в худшую, но именно отличаетесь, - Егор улыбнулся. – Я прощен за любопытство?

- Прощены, - Катя кивнула Егору головой, - прощены. 

У нее мелькнула мысль, что из той же базы данных  Егор мог узнать ее возраст. Ну что же, если так, то и к лучшему. Будем считать, что Егор знает - мне почти сорок лет, подумала она. 

Егор же  сделал несколько плавных движений кистями рук, готовясь к массажу, и размял пальцы, один за другим. Катя  его видела отражение  в зеркале.   
Он стоял за ее спиной, высокий, легкий, сильный, и Катю на миг пронзило осознание его красоты, неявной, несовременной, мужской и мужественной, зрелой, ставшей редкостью в современном мире вечных юношей, упорно не желавших взрослеть.

Егор почувствовал ее взгляд и поднял глаза, посмотрев прямо в лицо отражению Кати. Та замерла,  завороженная теми, кого она видела в зеркале: мужчиной и сидящей перед ним женщиной,  которые не могли оказаться вместе случайно, только не там, не в другом мире, одновременно плоском и объемном, поверхностном и глубоком, где невозможное становилось возможным.

Затем Егор положил левую руку Кате на лоб и сказал:

- Катя,  кладите лоб на мою ладонь и расслабьтесь. Просто обопритесь на мою ладонь. Закройте глаза. Опустите напряжение.

Катя чуть подалась вперед, опираясь своим лбом, очень тяжелым, как ей показалось, на руку Егора.  На мгновение ей стал неловко от собственной  неуклюжести и тяжеловесности, затем она поняла, что Егор легко удерживал ее голову левой рукой, начав осторожно массировать ей шею пальцами правой руки.   

Он не закрыл дверь в зал, и Катя слышала музыку, всегда наполнявшую клуб, однако внешние звуки только подчеркивали тишину, объединявшую ее и Егора.

Боль уходила; Кате казалось, что она засыпает, освобождаясь от мучительного напряжения, расслабляясь в руках незнакомого, по сути дела, мужчины. Она попробовала было открыть глаза, чтобы еще раз увидеть  себя в зеркале, но не смогла поднять веки, так блаженно стало успокоение. Теперь Егор массировал Кате саму голову, запустив пальцы в пряди ее волос. 

Кто-то заглянул в зал и ушел, вновь оставив Катю и Егора наедине.

- Я родом из Владивостока, - тихо, как бы говоря с самим собой,  сказал Егор, вернувшись к массажу Катиной шеи, - не местный, что говорится. Очень давно в Москве, люблю этот город. Но ритм жизни здесь установился невозможный, невыносимый. Поэтому я и стараюсь давать людям возможность немного расслабиться. Думаю, в этом – мое призвание. Но вот в чем дело, Катя. Служение людям возможно, только если я сам пребываю в гармонии. Я должен поддерживать свою уравновешенность, а это сложно. И трудно понять другим.  Чтобы отдавать, бескорыстно отдавать, должно существовать то, чем я готов делиться.  Мой путь не прост. Вам легче?

- Да, - Катя открыла глаза. – Спасибо. Чудесно.

- О, да, чудесно, - повторил ее слова Егор и добавил, – Приходите как-нибудь ко мне на занятия.

Он подал Кате руку:

- Поднимайтесь осторожно, чтобы голова не закружилась.

Катя встала с мяча и неожиданно для себя рассмеялась, так хорошо ей стало.

- Вот видите, сработало, - удовлетворенно сказал Егор. – Знаете, Катя, я вам пришлю ссылку на свой блог в Живом Журнале, если дадите номер телефона. Почитаете о том, что я практикую сам и даю ученикам.

- Конечно, - Катя понимала, что ей ничуть не хотелось выходить из маленького зала в шумный мир, ожидавший ее возвращения снаружи, - буду рада.

Егор достал из кармана куртки коммуникатор, Катя продиктовала номер.

- Спасибо, - искренне сказала она. – Спасибо, Егор.

- Спасибо вам, что дали мне возможность совершить благой поступок, - серьезно ответил ей Егор. – Хорошей вам тренировки! Мне пора на занятие.

Он мимолетно обнял Катю, внутренне ахнувшую от неожиданного прикосновения мужского тела, и быстро вышел из зала, оставив ее  одну. Катя осталась стоять рядом с гимнастическим мячом.

Что произошло? 

Я растеряна, подумала Катя. В моем мире физический контакт между мной и мужчинами не происходит просто так,  ни от чего, если только мужчина не профессиональный массажист и не тренер, который тоже вынужден дотрагиваться до меня, порой вовсе не нежно, добиваясь правильного движения. Но кто такой Егор? Не так. Сформулирую вопрос иначе. Кто я для  Егора?  Что означали его слова о том, что я разительно отличаюсь от других женщин? Он или наивен, или, напротив, и это более вероятно, искушен в сближении с женщинами настолько, что выбрал именно такую роль – искреннего,  открытого человека, в равной степени близкого и недоступного для тех, кому он мог бы понравиться.  Служение другим. Однако, сильные слова. Все, кого я знаю, служат себе. Как и я сама.  И массаж волшебный. Что за человек!

Катя покачала головой и решительно отправилась в тренажерный зал.   Она усилием воли остановила поток мыслей о Егоре. Хватит! Она начала тренировку, прибавив нагрузку,  как делала, когда хотела остановить надоевшие и бесплодные размышления. Испытанный прием сработал и в этот раз.

Однако позднее, когда Катя сидела в баре клуба и благонравно ела легкий салат, ей пришло сообщение от Егора. Был ли он где-то поблизости, в клубе, или уже ушел в неведомый Кате мир? Катя увидела имя отправителя и решила открыть  сообщение дома. Ну не читать же послание сразу, словно она только и делала, что ждала ссылку на блог Егора! Катя ела, не спеша, и так же неторопливо ехала домой по заснеженной Москве. У нее достал силы воли разобрать спортивную сумку, переложить вещи в стиральную машинку, разобрать постель и ответить Петру на деловой вопрос, присланный ей, пока она была в дороге.

Только затем Катя открыла сообщение от Егора.

«Дорогая Екатерина, как и обещал, отправляю вам ссылку на свой блог. Буду рад ответить на вопросы, которые у вас, возможно, появятся, при встрече в клубе. Пожалуйста, будьте внимательны к себе и постарайтесь не перенапрягаться, хотя бы чрезмерно. Ваш, Егор».

Катя  перешла в блог Егора.

«Небеса  не добры».

Она прочла эти слова и замерла.

Небеса не добры.    

Фоном для записей Егора служил великолепный вид старого восточного храма у пруда; вверху страницы и располагались слова, поразившие Катю.


«Небеса не добры. Небеса не добры и не злы, они беспристрастны. Живите, помня от этом, и познавайте окружающий вас мир, чтобы отыскать в нем свое место. Любите немногих, дружите с немногими, стремитесь не омрачать свой разум суетными мыслями. Пестуйте в себе ясность, поддерживайте безмятежность  Путь можно пройти, лишь сделав первый шаг, и именно этот шаг я предлагаю вам сделать».


Вопреки распространенному мнению, что деловые люди бесконечно далеки от духовных вопросов, Катя встречала в своем кругу мужчин, стремившихся придать совей жизни смысл более высокий, чем непрекращающаяся работа. Кто-то соблюдал православные посты, кто-то отправлялся  в паломничество на Афон, кто-то занимался благотворительностью, но всех их объединяло одно – стремление стать лучше, хотя бы в собственных глазах.  Андрей, например,  занимался волонтерством, помогая вместе с коллегами из рекламной компании детскому дому. Даже Петя, которого Катя знала ближе других мужчин, даже Петя, несмотря на свою неправедную жизнь, начал с возрастом  заходить в церковь. Все они, насколько понимала Катя, искали искупления грехов, прощения. Они верили в добрые небеса. Но не Егор.  Небо, под которым он жил, сохраняло беспристрастность. Что это означало?!   

Катя начала читать записи Егора.

Он кратко рассказывал о восточных учениях, о практике тай-цзы,  сопровождая тщательно выверенные  небольшие тексты то фотографиями, то картинами. Однако самого Егора на фотографиях Катя не увидела, также как и не нашла каких-либо личных сведений о самом авторе.  Замысел Егора, очевидно, состоял в том, чтобы не раскрывать читающим ни свое лицо, ни подробности своей жизни. Его блог интриговал, будил воображение, порой, когда Егор излагал принципы даосизма, тревожил, сбивал с толку.  Комментарии к записям были скрыты. Он исключительно умен, с уважением подумала Катя. И явно прекрасно образован. Егор, ты мне очень нравишься. Очень. Катя прикрыла глаза, и перед ней встал Егор, каким она видела его в клубе.

Но кем он был вне стен клуба, где и с кем жил, что привело его в мир восточной философии и практик, какие женщины ему нравились, почему он нашел Катю непохожей на других?

«Я хочу, чтобы Егор стал для меня близким человеком, другом»,-  неожиданно для самой себя вслух сказала Катя , и твердо повторила: «Пусть Егор стал одним из немногих, кто мне дорог. Пусть так и будет».

Затем она добавила, уже про себя: «И я хочу стать близким человеком для Егора, войти в его внутренний круг. Именно так.  Пусть между нами возникнет дружба, мне ли не знать, что дружба между женщиной и мужчиной возможна».

Затем Катя рассмеялась. Что за юношеские мечты! И все же, каждое новое увлечение прекрасно. Она улыбнулась. Получается, я – дочь своего отца, и его способность увлекаться есть и у меня.

Катя написала Егору ответное сообщение, поблагодарив за ссылку.

«Я начала читать ваш блог. Очень интересно, чувство, что вы открыли мне окно в другой мир».

Подумав, она быстро, чтобы не передумать, набрала: «Увидимся в клубе» и отправила сообщение.


Так и вышло, они вновь увиделись день спустя, когда Катя приехала на вечернюю тренировку. Днем, в перерыве между деловыми встречами, она зашла на сайт клуба и посмотрела расписание групповых программ. Занятие Егора начиналось в половину восьмого, и Катя, стараясь не думать о том, не совершала ли она ошибку, составила свое расписание так, чтобы успеть в клуб к этому времени. Возможно, я и не права, возможно, мне лучше не искать сближения с Егором, думала Катя, но я хочу его узнать.  Она написала Егору, что приедет в клуб в начале восьмого и останется там до десяти – все это соответствовало ее обычному режиму занятий и придавало происходившему видимость чего-то обыденного, не стоившего внимания.

Егор подошел к Кате, стоило  ей войти в клуб, и быстро сказал:

- Добрый вечер, Катя! У меня занятие через пять минут. Можем поговорить через полтора часа, если у вас есть время. Ну, и если вы хотите побеседовать, конечно же.

- Да, я хочу поговорить, - прямо ответила ему Катя. – Встретимся внизу?

- Да, прекрасно. Мне пора. До встречи! – и Егор ушел, легкий, ясный, тоже, в свою очередь, разительно непохожий на всех когда-либо встреченных Катей мужчин.

Уже в тренажерном зале Катя сообразила, что не успеет принять душ до встречи с Егором. Ну что за переживания двадцатилетней девочки, с мрачной иронией подумала она. Или тренировка, или душ. Да что такое со мной!  Усилием воли Катя заставила себя не торопиться и   не смотреть на часы. Ее волнение, вроде бы и незаметное, тем не менее, передавалось окружающим.  Занимавшиеся в тренажерном зале мужчины неосознанно улавливали перемену в обычно сосредоточенной, замкнутой мрачной красотке. Они безотчетно держались к ней ближе, чем обычно.  Поняв, что происходило, Катя украдкой улыбнулась. Мне может быть под сорок, но я все еще в состоянии наэлектризовать целый тренажерный зал, поздравила она себя.    

В конце концов, Катя расслабилась и погрузилась в тренировку настолько, что времени на душ  не осталось. Она спустилась на первый этаж в спортивной форме, шортах чуть выше колена и футболке без рукавов, чувствуя, как остывает влажная от легкого пота кожа.

Егор ждал ее за самым дальним столиком, тоже в своем облачении для занятий – неизменном китайском костюме, в тот вечер – черном, с ярким изображением дракона на спине куртки.

Он поднялся навстречу Кате, и на миг ей показалось, что Егор по своей привычке обнимет ее, но объятия не последовало.

- Как позанимались? – вежливо спросил он у Кати. – Хотите настоящего чаю?

- Хочу, - отозвалась Катя. – Не успела попробовать, как здесь заваривают чай.

- О, не здесь, - с чрезвычайно довольным видом ответил ей Егор, сияя улыбкой, - я покажу вам свою тайную комнатку.

- Что за комнатка? – с преувеличенным подозрением театрально спросила Катя. – Тайная?

- Исхлопотал себе, как мастер тай-цзы, - пояснил Егор. – Идемте. Не бойтесь, мы уходим на виду у всех, это не похищение.

Катя рассмеялась и пошла вслед за Егором к лестнице.   

Они поднялись на третий этаж. 

- Итак, как вы знаете, - с улыбкой сказал Егор, - здесь – тренажерный зал.  Идем направо и видим маленькие залы для групповых занятий. Первый, второй, третий.

Катя кивнула.  Двери в маленькие залы открывались в коридор, в конце которого, у стены, стояла высокая, под потолок,  ширма с изображением зарослей бамбука.

- Нам сюда, в бамбуковую рощу, - Егор, шедший впереди, повернулся к Кате.- Никому не рассказывайте о тайной комнатке, иначе я буду вынужден наложить на вас и всех остальных  страшное даосское заклятие забвения.

- О, тайны я хранить умею, - серьезно ответила Катя и шагнула вслед за Егором за ширму, прямо в дверь, которую тот успел открыть.

Они вошли в совсем небольшую комнату ; прямо напротив двери располагалось окно, занимавшее почти всю стену. На полу были расстелены циновки, справа от двери стоял низенький деревянный столик, а на нем-  газовая горелка, бутыль с водой,  чашечки, чайнички и другая утварь для чайной церемонии, как догадалась Катя. Она с давно забытым детским восторгом увидела маленький резной шкафчик, в котором могли храниться какие угодно секреты. У левой стены горкой лежали подушки и пледы.

- Это и есть мое убежище, - Егор  чуть слышно вздохнул, - мне бывает нужно отдохнуть между занятиями.  Берите подушку, Катя. Если хотите, можете лечь. Дать вам плед? Из окна немного дует, когда ветер в эту сторону.

- Да, пожалуйста, - Катя выбрала себе подушку и осторожно села.

Егор накинул ей га плечи мягкий плед, и Кате тут же захотелось последовать предложению Егора и прилечь.

У нее  мелькнула мысль, что она чувствовала себя в полной безопасности.  Егор не мог ничего от нее ждать, ей не нужно было ничего делать, она очутилась в тихом, спокойном месте, спрятанном от суеты.   

- Что значат слова: «Небеса не добры»? – спросила Катя, наблюдая, как Егор начал готовить чай, поставив стеклянный чайник на газовую горелку, которую он зажег от старомодной спички. – Разве мы, люди, не должны верить в обратное – Вселенная дает нам то, что мы желаем, если наши желания искренни?

В маленькой уютной комнате, рядом с Егором, в ожидании чая, было невозможно не расслабиться. Напряжение долгого рабочего дня медленно оставляло Катю, растворяясь в теплом воздухе. 

Егор проверил, устойчиво ли стоит горелка, и открыл взятую им из шкафчика фарфоровую баночку с чаем.

- Катя, - мягко произнес он, -  ваш ум также  очевиден, как и ваша удивительная красота. Скажите мне, и скажите откровенно – убедило ли вас саму что-либо в жизни, что человек может получить что-либо, всего лишь захотев и попросив у неба?

Катя искренне рассмеялась.

- Конечно, нет, - она покачала головой, дав прядям волос прийти в движение, - иначе я осталась бы без работы. В моем мире человек получает то, что хочет, если прилагает целенаправленные, последовательные усилия. Иногда получается, иногда – нет.

Она на мгновение закрыла глаза и, собравшись с мыслями, продолжила:

- Но я говорю о делах. Остается, однако, личная жизнь.

- Чувства? – также мягко уточнил Егор.

- Чувства, - Катя улыбнулась,, - конечно же, чувства. Я – деловая женщина Егор, и все же и мне не чужды чувства. 

- Хорошо, - Егор поднял на нее непереносимо ясные глаза, - хорошо, прекрасная Екатерина. Хотя, замечу, вы представляете себя «деловой женщиной» так, словно поднимаете щит, готовясь отразить удар. И вы действительно защищаетесь.

Катя замерла. Проницательность Егора на мгновение подняла в ней волну протеста. Как он, незнакомец, ничего о ней не знавший, посмел так глубоко понять ее?! Затем протест угас.

Егор вдохнул аромат чайных листьев из фарфоровой баночки.

- А вот вам, Катя, прямой вопрос. Вы цените мужчин, которые сами, что говорится, даются вам в руки? 

- Нет, и никогда не буду, - ответила Катя, - для меня не может иметь ценность то, что я получаю просто так. Мне это не интересно , - добавила она и вздрогнула от своей резкости.

- Так к чему же вам сказки о добрых небесах, раздающих направо и налево сахарную вату? – голос Егора тоже изменился, став жестким. – Признайте, Катя, вам проще жить, зная, что ваша жизнь определяется вами, вашей волей, насколько это возможно, но не более, потому что вы не знаете, что вас ждет в каждый миг будущего? 

- Проще, и, буду откровенна, только так и возможно выжить.

- Умница, - Егор улыбнулся, - вы действительно разительно отличаетесь от остальных женщин. Непохожая, вот вы кто. Вы посмеялись бы, узнав, как много весьма и весьма успешных девушек всех возрастов до последнего верят, что непременно встретят принца.

- Где же тот последний рубеж, за которым принцы уже не встречаются? – чуть глухо спросила Катя, вспомнив о своем возрасте.

Егор на миг замер, прислушиваясь к закипающей воде в чайнике, и сказал, заставив Катю содрогнуться от легкости, с которой прочел ее самые глубокие страхи:

-Это не возраст, Катя. Не возраст. Вы молоды, пока не стараетесь быть молодой. Мне – сорок, - добавил он. – Я знаю по себе, каково это – неотвратимо приближаться к середине жизни.

- Принцев не существует, - задумчиво сказала Катя, - не существует идеальных, совершенных людей.

- Не соглашусь, - Егор покачал головой,- совершенные люди существуют. Вопрос в критерии совершенства. Совершенный человек – это тот, кто все ищет в самом себе. Ничтожные люди ищут все вовне, совершенные – в себе. Это – очень глубокие слова, Катя. Мы познаем мир только через себя, понимаете? Мы можем познать Бога только через самих себя, даже если это звучит кощунственно.  Имеет значение только наш личный опыт, и совершенство – в понимании того, что мы должны быть светом сами себе, а не искать его в других.

Катя хотела было что-то сказать но не смогла, завороженная тем, что сказал ей Егор. У нее возникло чувство, что она услышала именно то, что и должна была услышать, то, что придавало ее жизни, поверхностной жизни деловой женщины, спасительную глубину.

Они помолчали. За окном все также парил снег. Егор дотронулся до Катиной руки и шепотом сказал:

- Послушайте, как меняется шум воды.  И посмотрите, как меняется сама вода. Стихии взаимодействуют.

Катя прислушалась. Да, закипающая вода напоминала шум ветра в кронах деревьев. Крошеные пузырьки сплетались в нити, поднимавшиеся со дна чайника к поверхности; за ними можно было наблюдать и наблюдать, уходя от шумного внешнего мира во внутренний мир,  в чистое пространство идей и представлений, которые Кате все еще предстояло постичь.

Егор подхватил деревянными щипчиками немного заварки и бросил в горячую воду, быстро раскрутив по спирали. По комнате начал распространяться свежий, легкий аромат чая.

Я здесь, быстро подумала Катя, я попросила недобрые небеса о том, чтобы узнать тебя, Егор, и я – здесь. Но что, если все это – западня, если мне не нужно было встречать тебя, говорить с тобой, что, если мне не нужно узнавать тебя и твой мир?! Что, если небеса действительно недобры и дают человеку и хорошее, и плохое, предоставляя ему или ей, предоставляя мне идти по дороге, ведущей в пропасть, потому что я выбираю падение?!

- Поймите, Катя, - Егор через ситечко налил чай в крохотную чашечку и передал в руки Кате, - поймите, все в мире бывает истинным и ложным. Вернее, я уверен, вы знаете это, но и в то же самое время не осознаете, что знаете, простите игру словами. На ложное желание человек получает ложный ответ.

-Поясните, - попросила Катя.

Она сделал глоток чая. Удивительный разговор.

- Хорошо. Держитесь, вы попросили сами.

Егор вновь посмотрел в Катины глаза и спокойно сказал:

- Что вы хотели бы спросить у меня на самом деле?

Сам держись, произнесла про себя Катя, произнеся вслух:

- Я вам нравлюсь? Я имею ввиду, именно это я и хотела бы спросить на самом деле.

И, смягчая свою прямоту, у улыбкой добавила:

- Прощу прощения за неженскую прямоту..

- Очень нравитесь, вы – великолепная, желанная женщина - ответил Егор и, вслед за Катей придавая своим словам легкость , добавил, - я не стал бы тратить ни чаинки этого чая на первую встречную.

Затем он добавил:

- Ваша прямота – свидетельство вашей внутренней силы, Катя.  Уверен, в делах вы беспощадны, если нужно. И в равной степени очаровательны. Это не комплименты.

Катя ответила:

- Мой круг общения составляют, за редчайшими исключениями, мужчины. Думаю, я жестче других женщин, - и она на мгновение вспомнила об отце, во многом определившем ее судьбу.

Они вновь умолкли, каждый в своих мыслях.

- Вы упомянули взаимодействие стихий, - спросила Катя, когда Егор подлил ей чаю, - вода и огонь? Я прочла о них в вашем блоге.

- Да, конечно. Их пять, пять велики стихий. Вода, дерево, огонь, земля, металл. Это – круг превращений; вода питает дерево, которое, в свою очередь, питает огонь, согревающий землю, которая порождает металл, превращающийся в воду. Все верно.   

Затем Егор продолжил:

- Я хочу вам объяснить нечто важное, Катя, и надеюсь, что поймете меня
Катя  кивнула. Признание, но в чем?!

- Как я говорил вам, я устроен так, что мне необходимо помогать другим людям., - продолжил он. – Я не верю в то, что преподаватель каких бы то ни было восточных духовных практик, а тай-цзи – в высшей степени духовная практика, может позволить себе отстраненность от учеников. Не в нашей европейской цивилизации. Я должен говорить с учениками,  слушать, гладить по голове, в прямом и переносном смысле – все это я рассматриваю как продолжение своих занятий.  Но  я провожу границу между  своим сугубо личным общением, своей частной жизнью, и общением в качестве преподавателя восточных практик.

- В каком же качестве вы пребываете сейчас, о, мастер? –  чуть улыбнувшись, спросила Катя.

- Сейчас я делаю все возможное, чтобы вам понравиться, - с преувеличенной серьезностью ответил  Егор и рассмеялся. – Стараюсь, как могу. Говорю о высоких материях. И, в основном,  о себе, конечно же. Нарцисс, как и подобает мужчине.

Они рассмеялись, затем Егор серьезно продолжил:

- Я очень хотел бы, Катя, чтобы вы понимали меня.  Больше всего я хотел бы понимания.

Катя кивнула,  и Егор, меняя тему разговора. спросил ее:

- Как вам нравится этот клуб, кстати? Здание очаровательное.

- Прекрасное место, - ответила Катя. – Именно то, что мне нужно. 

Направление разговора переменилось, сложные темы уступили место клубным сплетням – их Егор знал великое множество и мастерски, в лицах, рассказывал хохотавшей Кате. Но появившаяся между Катей и Егором близость никуда не ушла, а, напротив, стала сильнее.   

Они проговорили еще с полчаса, затем Егор с сожалением посмотрел на экран своего коммуникатора, проверяя время, и, вздохнув, сказал:

- Катя, как бы мне ни хотелось остаться вами, я должен идти. Занятие. Последняя группа на сегодня, и сложная – к десяти приходят самые уставшие люди. Меня ждут, нехорошо опаздывать.

- Конечно, -  Катя поднялась с подушки. – Спасибо за чай. Мне тоже пора, завтра ранние встречи. Было очень приятно с вам поговорить.

- Мы можем перейти на «ты», - Егор легко обнял ее, прощаясь. – Не против?

- Не против, - Катя потянулась, - Как хорошо! Еще раз спасибо тебе.

- Увидимся, - Егор открыл перед ней дверь, - Я тебе напишу.

На этом они расстались, и Катя спустилась на первый этаж. Настала пора проверить почту и принять душ.  Стоя под струями воды, Катя мгновение за мгновением вновь переживала чаепитие с Егором. Ему сорок, они ровесники? Что, собственно говоря, происходило, пока шла их беседа, был ли то флирт или нечто совсем другое? Если другое, то что же; что было на самом деле сказано и Егором, и ей? Так недолго и в самом деле влюбиться, сказала себе Катя. Я словно выпила шампанского, пару бокалов брюта – недостаточно, чтобы опьянеть,  но достаточно, чтобы появился кураж.

Укладывая вещи в спортивную сумку, она думала о Егоре. Где он был в те минуты? Занятие должно было закончиться, захваченная своими мыслями, она приводила себя в порядок больше часа. Уж не тяну ли я время, чтобы еще раз, перед выходом из клуба, увидеть Егора? Катя внутренне ахнула, поняв, что именно так и поступила.

Катя действительно увидела Егора.

Он стоял недалеко от стойки администраторов и беседовал со своими учениками.  Катя не спешила уходить, задержавшись, чтобы прочесть не интересные ей объявления, выставленные в рамочках на стойке. Чего она ждала?  Егор был полностью поглощен разговором. Я не принадлежу его миру, горько подумала Катя. Я и в самом деле защищаюсь от всего нового, неизведанного,  отражая саму вероятность глубоких перемен в жизни своей работой. Я не могу довериться другому человеку. Не могу.   Казалось бы, что может быть проще – взять, да и прийти на занятие к Егору, стать одной из его учениц? Моя болезненная гордость не позволяет мне так поступить, моя гордость, моя ограниченность. 

У Кати сжалось сердце. Я веду себя нелепо, горько подумала она и вышла из клуба в снегопад. День, с утра подчиненный вечерней встрече с Егором, показался Кате потерянным. Тело неприятно ломило после тренировки, нервное напряжение сменялось усталостью.    

Катя остановилась у винного бутика. Там ее знали, как постоянную клиентку, ценительницу сложных вин, но в тот вечер Кате хотелось опьянеть, не вникая в сложные нюансы вкуса и послевкусия. Она выбрала бутылку предсказуемо хорошего красного тосканского вина.  Девушка-сомелье  не решилась предложить бледной, сосредоточенной Кате что-то более интересное.  Затем, с ощущением, что в тот вечер можно было позволить себе любые излишества, Катя заехала в ближайшую к ее дому «Азбуку вкуса» и купила французский багет, добавив к нему нарезанную ветчину и мягкий сыр.  Пропадать, так пропадать.

На миг ее охватило дикое желание закурить, хотя в последний раз она затягивалась сигаретой лет пять назад, если не больше. Огромным, болезненным усилием Катя удержалась от покупки пачки сигарет и зажигалки. Егор не стоил презрения к себе, которое принесло бы на утро курение.  Он стоил вечера и ночи глухой душевной боли, но не физического разрушения самой себя.

Войдя в свою студию, Катя бросила спортивную сумку на пол, отнесла пакеты из магазинов к обеденному столику и замерла, спрашивая себя, что именно так глубоко ее задело, вернее, почему ей стало необходимо страдание.

Новый год, январские каникулы, знакомство с Егором,  поездка в Петербург,- все эти переживания, все  события при ясном взгляде могли показаться несущественными, если бы не то, как Катя восприняла их. В новогоднюю ночь ее захватило желание влюбиться, вполне объяснимое – усталость от суровой деловой жизни требовала разрядки, которую могло дать свежее, яркое чувство.  Я увлеклась первым встречным, горько сказала себе Катя. Первым встречным.  Но в то же самое время Катя знала, что Егор не был первым встречным, не мог им быть, что мужчина обыкновенный не задел бы таких тонких, болезненных струн в ее душе.
 
Она поежилась, затем налила себе бокал вина и сделала большой глоток.

- Да пошел ты, - сказала она вслух Егору, - ты мне не нужен. Не нужен!

В это миг она услышала тихое жужжание коммуникатора.

- Да пошли вы все, - и Катя, поставив бокал, достала из сумки ненавистное, жизненно необходимое устройство.

« Был счастлив провести с тобой хотя бы немного времени. Благодарю за чудесный вечер и надеюсь, что чай тебе понравился. Увидимся и продолжим беседу. Егор».

Катя смотрела на экран коммуникатора и не верила своим глазам.

Я – сумасшедшая, сумасшедшая, совершенно ненормальная женщина, сказала она самой себе Егор  помнит обо мне, иначе не написал бы. 

Катя в изнеможении опустилась на диван.

Я придумала трагедию на пустом месте, с изумлением поняла она. И чуть было не закурила.

Катя покачала головой и быстро набрала ответное сообщение:

«Да, чудесный вечер. Завтра – сложный день, уже укладываюсь спать. Увидимся!»
Затем Катя рассмеялась, но глаза ее увлажнились.  Не плакала лет десять, подумала Катя, лет десять! Да, Егор, поздравляю тебя – ты удостоился моих слез.

Катя поднялась, чтобы сделать себе  бутерброд с ветчиной, но, стоило ей вынуть французский багет из тончайшего  бумажного пакета, как вновь зажужжал ее коммуникатор. На мгновение у Кати мелькнула дикая мысль, что пришло послание от Егора, к котором он извинялся за ошибочно отправленное ей сообщение, потому что он благодарил за чудесный вечер вовсе не ее, а совершенно другую женщину, милую, нежную, легкую, а не мрачную, сдержанную и, к тому же, более чем взрослую Екатерину.

Я так поврежусь рассудком, сурово сказала себе Катя.  Работать не смогу. Бред, полный бред.

Сообщение было от ее матери.

«Детка, на звоню, чтобы не отвлекать.  17 марта у меня выставка. Только что подтвердили дату. Приходи, приводи друзей».

Катя вздохнула и, смирившись с тем, что ей было не суждено съесть запретный и потому прекрасный багет, позвонила матери. Та никогда не ложилась спать раньше часа ночи. Но, слушая мелодичные гудки, Катя вдруг поняла две изумившие ее вещи. Во-первых, если кто-то и мог бы понять, почему Катя так стремительно и неотвратимо увлеклась Егором, то это была бы ее мать, не отец.  И, во-вторых, было бы чудесно отправиться на выставку матери с Егором. Именно с ним, потому что и он, в свою очередь, понял бы изящные, причудливые, не от мира сего, медитативные пейзажи и натюрморты Елизаветы, так звали Катину мать.

- Мама, прочла про выставку, я в восторге, - сказала Катя,  услышав мелодичный голос матери, - что за галерея?

- Галерея как раз небольшая, - ответила та, - новая, им еще и года не исполнилось. Будет, кстати, каталог. Ну, не то, чтобы прямо каталог, но вполне приличный буклет. Так что подпишу, - и мать рассмеялась.

- Великолепно, - Катя улыбнулась, представив мать в одном из ее художественных нарядов, например, в длинном платье в стиле хиппи, с небрежно распущенными волосами, дающую автографы посетителям.

Елизавета выглядела намного моложе своего возраста, и ее облик, продуманный до мелочей, стоил огромных денег, но посторонним было совершенно не нужно знать о сложных лазерных процедурах для лица, строгой диете, занятиях то йогой, то пилатесом.

- Мам, музыкальное сопровождение будет? – спросила Катя, вспоминая о давнишней мечте матери – сопроводить показ картин соответствующей музыкой.

- Представь себе, будет, - гордо ответила мать, - на открытии будет японский флейтист. То есть, флейта японская, музыкант – русский. Как у нас водится, играет чуть не лучше самих японцев, - добавила она в с улыбкой в голосе.

- Великолепно, - повторила Катя, - я очень, очень рада, мама.

Ее не удивляло и почти не задевало то, что мать не спрашивала о делах дочери. Так было всегда; искусство представляло несоизмеримо больший интерес, чем скучные дела, проза жизни, а организованная, холодная Катя олицетворяла в глазах Елизаветы будни, чуждые вдохновения и творческих порывов. Время от времени, но Катя этого не знала, Елизавета увлекалась кем-то из близких ей по духу мужчин, говоря себе, что ей требовалась энергетическая подпитка. С годами мужчины становились моложе, их внимание носило отнюдь не бескорыстный характер  , но, отчасти, их молодость помогала Елизавете противостоять времени.  Родители Кати были намного ближе друг другу во взглядах на жизнь, чем представляла себе их дочь.      

- Будет также чаепитие, - увлеченно продолжила Катина мать. – Пригласим чайного мастера. Создадим единую атмосферу.  Подбираю себе платье для открытия. Решили открыть выставку именно в субботу, не в пятницу. К вечеру пятницы все вы устаете, не до искусства. Но картины будут развешаны раньше, как всегда.

- Мам, чтобы ты ни выбрала для открытия, будет очаровательно, с твоим вкусом и чувством цвета невозможно ошибиться, - подала ожидаемую реплику Катя и потихоньку отломила кусочек багета. – И очень мудро устроить официальное открытие в субботу. Думаю, я и пятницу подъеду, и в субботу.  Хочу побыть среди твоих картин в тишине.

Кате действительно нравились пейзажи матери, и она выбрала несколько полотен для их с отцом офиса. Однако дома Катя работ матери не держала.

- Спасибо, детка, - ласково ответила ей мать. – И, напоследок, немного сплетен.
Катя театрально состроила гримаску.

- Я вся внимание.

- От Михаила, похоже, ушла жена, представь себе. Такое с ним впервые. Раньше всегда уходил он.

- Я ездила с ними в Петербург в начале января, - Катя взяла бокал с вином.

Союз действительно оказался неидеальным. Хватило ли у Анны бесстрашия, чтобы уйти к Ивану, если он позвал ее? Или она ушла в никуда, разочаровавшись в браке? Перестал ли Михаил  быть ее опорой, или Анна окрепла настолько, что поддержка стала ей не нужна?

- Я помню, что ты ездила с ними в Петербург, - ответила Елизавета дочери. – Как раз и хочу спросить, не заметила ли ты охлаждения между ними?

Катя вспомнила Анну, их прогулку по Невскому, разговор, свое обещание хранить  доверенную тайну. Тогда Анна назвала свои отношения с Михаилом особенными, тот же хотел видеть молодую жену более целеустремленной.  Возможно, Анна нашла цель и устремилась  к ней, невесело подумала Катя. Как же сложно устроены люди!

- Нет, мама, мне казалось, они оба счастливы, - произнесла Катя. – Мы тогда чудесно провели время.

Чтобы ни происходило между Анной и Михаилом, между Анной и Иваном, касалось это исключительно них, никого другого. Катя поставила бокал и потерла переносицу. Возможно, она стала свидетельницей трагедии, очутившись в первом ряду театра человеческих страстей. Но разве и сама она, преуспевающая зрелая женщина, не влюбилась в Егора?

Не влюбилась, быстро решила Катя, не влюбилась! Ничуть. Он мне интересен, потому что не похож ни на кого из моих знакомых мужчин. Интересен, очень интересен, но я испытываю вполне допустимое человеческое любопытство. И тут же добавила: « Или надеюсь, что чувствую лишь интерес. Так будто бы и не так страшно».

Поняв, что никаких интересных подробностей поездки в Петербург не последует, рассеянно попрощалась с дочерью, а Катя со стоном облегчения сделала себе, наконец-то, бутерброд с ветчиной. 

Я устала, говорила она себе, устала от самой себя. Почему я усложняю простые вещи? Что же со мной будет позже, когда, например, я перешагну за пятидесятилетний рубеж?! Принесет ли мне возраст хоть немного мудрости?! Я ничего, ничего не знаю о Егоре. В этом-то и дело; узнай я его, и, скорее всего, станет очевидно, что он – самый обычный мужчина, скрывающий свою банальность за повторением истин, отнюдь не им изреченных. Надо почитать о даосизме, кстати.

Доев бутерброд, Катя проверила сообщения и почту, но в тот вечер никто не тревожил ее поздними вопросами.

Однако у самой Кати появилось желание поделиться с кем-то тем, что происходило в ее личной жизни. Единственным человеком, которому Катя могла рассказать о знакомстве с Егором, был Петр.

«Встретила астрофизика», - написала она Петру.

Тот был в Сети, и ответил тотчас же:

«Ура! Космос непознаваем. Правда астрофизик?»

«Мастер тай-цзи. Преподает в моем фитнес-клубе».

«Круто. Рад. Искренне рад. Веди себя хорошо.»

«Стараюсь. Как сам?»

«С переменным успехом. Давно не виделись, кстати».

«Да, пора встретиться. На следующей неделе?»

«Улетаю в командировку.  В Вену Курсы. Вернусь, напишу.»

«Счастливой поездки!»

«Спасибо. До встречи!»

Катя доела восхитительный багет с ветчиной и, чтобы отвлечься от мыслей о Егоре, решила посмотреть серию мрачного, прекрасно снятого  российского детектива. Ей удалось ненадолго убедить себя, что ее жизнь продолжала идти своим чередом. Вино медленно делало то, что и было нужно Кате – приносило расслабление.

Когда серия закончилась, у нее едва хватило сил добрести до кровати. Не хочу видеть сны, успела подумать Катя, прежде чем провалиться в сон, не хочу видеть сны.  И, в самый последний миг бодрствования, Катя вдруг ясно поняла, что еще ни разу не видела Егора в роли преподавателя тай-цзи.

Часть третья

- Да приходи, конечно же, - в голосе Егора звучала нежная насмешка, -  бери коврик и садись, где понравится.  Станет скучно – уйдешь.


- Я точно тебе не помешаю?

Катя разговаривала с Егором по телефону, второй раз на неделе. Первый разговор получился коротким, но теплым. Егор позвонил Кате, чтобы, как он сказал со свойственной ему откровенностью, «услышать голос и спросить, как дела». Узнав, что Катя была за рулем, Егор не стал отвлекать ее долгой беседой.  Теперь же она, неосознанно повторяя позу отца, стояла у окна в своем кабинете и смотрела на падавший снег. Март принес не долгожданные оттепели, а метели.

- Катя, это же открытое занятие. Мои занятия открыты для всех кому они могут быть интересны. И, кроме того, я счастлив, что вообще тебе интересен, хоть чем-то.

- Да. Ты мне интересен, - прямо ответила Катя. – Увидимся вечером.

-До встречи, прекрасная Екатерина, - мягко рассмеялся Егор. – Сделаю все возможное,  чтобы впечатлить тебя.  Обнимаю!

Этим словом, как поняла Катя, Егор завершал общение.

Она положила коммуникатор на свой рабочий стол и потянулась. Знать, что она нравилась Егору, было… божественно.

Божественно.

Долгая и тяжелая пора самоанализа, начавшаяся осенью,  завершилась. Теперь Катя, как и подобает в начале любви, жила любимым человеком- от встречи до встречи, от звонка до звонка, от сообщения до сообщения    Катя называла свое чувство дружбой; так было проще, легче, спокойнее – пока иллюзия милосердно оставалась иллюзией. Но она изящно обманывала саму себя. Катя могла называть Егора другом, но  она влюбилась. Окружающий мир, даже работа, потускнели, утратили важность. Деловые вопросы теперь лишь помогали Кате с пользой провести время, пока она ждала продолжения общения с Егором. Ожидание – неизменная составляющая любви.

Позову  Егора на вернисаж матери после занятия, решила Катя. Она не торопилась с приглашением, зная по опыту, что Елизавета могла решить перенести открытие – так уже бывало.  Подтверждением окончательной даты начала выставки служили пригласительные билеты, которые передавали важным гостям,. На открытие выставок матери Катя обычно приглашала избранных клиентов, и также поступал отец, вместе с дочерью используя приятное событие для укрепления деловых связей.. Приходили приглашенные в разное время, в зависимости от своих зачастую переменчивых планов; кто-то задерживался, кто-то рассеянно проходил по залу и уходил, сославшись на занятость,  поэтому обстановка в любом случае оставалась неформальной  и весьма способствовала легкому общению, часто невозможному в напряженные рабочие часы.

Теперь один такой пригласительный билет, изящная открытка с нежным пейзажем в восточном стиле,  предназначался Егору.      

Катя не знала, будет ли Егор свободен семнадцатого марта, в субботу. Судя по  расписанию групповых занятий клуба, а Катя его внимательно изучила, мастер тай-цзы должен был освободиться к вечеру. Но у него могли быть и другие дела. Катя по прежнему ничего не знала о личной жизни Егора.  Сближение с ним обещало  быть долгим и требовало от нее такта, внимания и уважения к новому человеку.   

Будет занят в день открытия, позову его в пятницу, говорила себе Катя; не получится ни в пятницу, ни в субботу, так не получится. .Но все же Катя мечтала о вечере с Егором вне клуба. Шаг к сближению. Именно так.

На мартовские праздники Катя улетала в Амстердам. Отдохнуть, отдохнуть от самой себя, от мыслей о Егоре,  почувствовать, как непроизвольно вскипают слезы от хрупкой красоты картин Ван Гога, съесть вафлю со сливками, пройтись по магазинам. Она собиралась провести три дня одна, но в те же дни в Амстердам приезжал ее давнишний клиент с семьей, и в один из вечером Катю пригласили на ужин. Когда-то, годы назад, между Катей и тем мужчиной, тогда завидным холостяком,  вспыхнул роман  красивый, как и все истории в Катиной любовной жизни . Однако скоро стало очевидно, что людям, всецело сосредоточенным на карьере, было крайне сложно   глубоко сблизиться. Постоянная занятость не оставляла сил для подлинного развития отношений. Женщина более мягкая, чем Катя, поступилась бы своими деловыми амбициями, рискнув ради будущего , но Катя предпочла отступить. Они расстались и оставались приятелями, Катя была на его свадьбе,  и там, по иронии судьбы, познакомилась с новым мужчиной, с которым у нее тоже получилась театрально или кинематографически яркая связь, включавшая отдых на островах в Индийском океане и катание на горных лыжах во Франции. Мужчины, мужчины. Катя приняла приглашение на ужин, мельком подумав, что, скорее всего, ее бывший возлюбленный, собирался прихватить с собой какого-нибудь друга, чтобы тот составил пару Кате. Ну,  что же, прекрасно, Скучать в любом случае было бы некогда.

Однако, Егор.    

Вечернее занятие, на которое собиралась прийти Катя,  у Егора начиналось в половину девятого. Катя приехала в клуб в половину пятого, бессовестно отговорившись от встречи с клиентом, жаждавшим совета по весьма невнятному вопросу именно в  четыре часа дня, ни в какое другое время .

- Пап, встреться с Никифором в четыре часа, пожалуйста, - сказала она отцу, заглянув в его кабинет. – Мне нужно уйти пораньше.

Никифора, так действительно звали их давнишнего знакомого, никто не любил из-за чрезвычайного, удушающего занудства. Виктор внимательно посмотрел на дочь. В тяжелом взгляде прозрачных глаз полыхал огонь вызова – попробуй, откажи, и опасной шальной страсти, не терпевшей ни малейшего противоречия.  Влюбилась, с изумлением понял Виктор, узнавая в дочери самого себя. Влюбилась. Едет к нему. Ладно, встречусь с Никифором. И неожиданно для себя подумал: «Только бы ее этот мужик не обидел».

Обидит мою девочку, уничтожу, сказал себе Виктор, когда за Катей закрылась дверь.
Да что это со мной,  он растерянно улыбнулся. Отцовские чувства  -откуда? Я сам ее боюсь временами. Никогда не вмешивался в ее личные дела. А вот возможно, зря не вмешивался. Катя справится с кем угодно, с чем угодно, но только, если захочет. А любовь делает женщину беззащитной. И мужчин делает такими же, но мы сильнее. Нет давления возраста.  Виктор вспомнил о Вере. Благодаря огромному опыту встреч и расставаний, он прекрасно знал первые признаки того, что женщина, которой ничего не нужно было в начале романа, начинала исподволь расширять границы своего влияния, проверяя, как далеко можно зайти на территорию женатого мужчины, прежде чем раздастся предупредительный выстрел. Вот и Вера уже несколько раз печально говорила, как тяжело ей расставаться с Виктором, как сильно она скучает, когда они не вместе.  Виктор же смотрел на ситуацию здраво. Ему за шестьдесят. Можно как угодно рьяно следить за собой, поддерживая физическое и душевное здоровье, но время не остановить, да и незачем останавливать. Уйти в таком возрасте от Елизаветы к молодой женщине?! Немыслимо, он любит Елизавету, и вновь – уходить незачем. Что принесли Михаилу, давнишнему другу, браки с молодыми женщинами? Аня так и вовсе ушла, нанеся, прямо скажем, чувствительный удар по самолюбию Миши.  Жизнь сложилась так, как сложилась. У Лизы самой вечно то художник, то музыкант на Бог знает на сколько лет моложе служат источниками вдохновения. Открытые супружеские отношения, уже очень много лет, сложные, необычные, построенные на искусстве не видеть очевидного. Но у Кати, у Кати должно быть по-другому, ясно и честно  – такая умница, и эта суровая красота в придачу.

Катя скоротала послеобеденное время, разбирая документы в своем кабинете. Она ответила на кое-какие сообщения, несколько раз посмотрела ленту новостей на сайте РБК. Ничего не происходило.

Она поднялась, накинула куртку и решительно вышла из офиса.

Я волнуюсь, думала она по дороге в клуб. С моим жизненным опытом, и все же волнуюсь. Из-за чего? Я все еще ничего не знаю о Егоре. Он – мастер легко скользить по поверхности общения, избегая личных тем так искусно, что его закрытость становится понятна лишь позднее, когда разговор завершен, а в переписке наступила неизбежная пауза. Я же  хочу погрузиться в его мир. Зачем? Заполнить пустоту в своей жизни, вероятно. Дело в том, что в моей душе есть провал – место, которое предназначалось ребенку, которого, скажем искренне, у меня не будет.  Не будет не только из-за возраста. Во мне существует изъян, трещинка в моей цельности, все более очевидная мне самой с каждым годом. Меня пугает материнство, то, что я не смогу воспитать душевно здорового, стойкого человека, способного выжить в нашем мире. Мой успех основан на одиночестве. Не хочу передать такой опыт новому человеку, который будет связан со мной рождением.  Такой же мужчина, как Егор, непохожий ни на кого встреченного раньше,  дополняет меня, потому что и сам далек от общепринятой  морали, я чувствую это, вернее, не ощущаю его границ, как правило, очевидных в людях. . Он – нонконформист. Даже Петя, и тот женится, потому что так положено. Но я не хочу делать ничего из того, что предписано некими правилами. Не хочу и не буду.

Катино самообладание помогло ей спокойно, словно она не ждала занятия Егора, провести свою тренировку. В раздевалке ей показалось, что на нее посматривала девица из тех, кто проводил в клубе по полдня, явно не спеша вернуться к делам.  Катя припомнила, что несколько раз видела ее среди поклонниц Егора. Или не ее? Они все так похожи, язвительно подумала Катя, что силикон не дает отличить одну от другой. Я – злая, тут же улыбнулась она. Девушка с ней не заговорила.

Катя запретила себе высматривать Егора. Настанет час его занятия, и они увидятся. Ей и самой не понравилось бы, начни ее кто-то преследовать.

Но когда она, закрыв глаза, дремала у бассейна, используя для отдыха редкую паузу в деловых буднях, кто-то брызнул на нее холодной водой.

Катя резко подняла голову, готовая дать отпор нахалу, лишавшему ее бесценных минут расслабления, и увидела Егора, чрезвычайно довольного собой, судя по его улыбке.

- Ха-ха, привет, Катя, - он смеялся, наслаждаясь своей проделкой . –Хмм, пресс закачан идеально. Можно присесть? Позволь, устроюсь у твоих на удивление стройных ног, там мне и место, - он широко улыбнулся. 

Дурачится, Егор дурачится, с нежностью поняла Катя.

Сам Егор, в простом спортивном костюме, был так хорош, именно хорош, не красив, его глаза лучились такой искренней заинтересованностью, что у Кати мягко дрогнуло сердце.

- Не знала, что ты уже в клубе, - Катя села, гордая своим легким, сильным телом, тем, что она могла спокойно сидеть перед мужчиной в открытом купальнике, не беспокоясь о том, как она выглядела.

- День такой, что мне не захотелось оставаться там, где я был утром, - Егор стал серьезнее. – Поэтому и приехал. Я посижу с тобой?

Он рассмеялся:

- Отпугну твоих кавалеров.

- Не знала, что успела обзавестись кавалерами, - ответила Катя, чувствуя себя польщенной.

- Конечно. Ты – самая яркая женщина в этом клубе, да и стала бы самой яркой, куда бы ни пришла, - Егор произнес эти слова так спокойно и убежденно, что сомневаться в его искренности  не приходилось. – Поверь, я чувствую твою силу, Катя. И другие чувствуют – мужчины, женщины, все, кто попадает на твою орбиту.

- Ну, ты и сам – популярный человек, - Катя улыбнулась. – Всегда вижу тебя в окружении восхищенных женщин.

- А, это несущественно, - Егор сел поудобнее,  и у Кати мелькнула мысль, что со стороны они могли показаться людьми гораздо более близкими, чем в действительности, - Катя, я уже говорил тебе, что общение – часть моего служения людям, а этим девочкам, независимо от их возраста, потому что все они – вечные девочки, нужен кто-то, вокруг кого можно стоять и потихоньку толкаться локтями, больно толкаться, думая, что этот кто-то не замечает их жестоких проделок.

Он может быть злым, как и я, поняла Катя.

- Признание тех, кто сам ничего из себя не представляет, ничего не стоит, - продолжил Егор. – А признание исключительного человека – награда, которую нужно заслужить. Честь.

Катя собрала всю свою силу воли и задала первый прямой вопрос о прошлом Егора:

- Почему ты уехал из Владивостока?

За последние дни она не раз вспоминала то ли прочитанную, то ли услышанную  где-то мысль, что расположить человека к откровенности можно, лишь став откровенным самому. Егор ни о чем не спрашивал Катю, но, та, обдумав слова об открытости новому другу или подруге,  постаралась как можно изящнее, ненароком, поделиться тем, что сама она много лет живет одна, много работает в юридической компании отца, что, в целом, работа и есть ее жизнь. Катя упомянула и Петра, без излишних подробностей, давая понять Егору, что способна дружить с мужчиной, не лелея романтических грез.

Егор некоторое время спокойно смотрел поверх Катиной головы в открытую только ему даль, затем очень глубоко вздохнул и ответил, на мгновение коснувшись Катиной руки прохладными сильными пальцами:

- Потому что мне было нужно, чтобы между мной и прошлым пролег континент. Катя, бывает так, что расстояние само по себе помогает исцелить душу.  Понимаешь, то, от чего я уехал, развеяно над Сибирью,  навсегда унесено сибирскими реками.

Егор вновь мимолетно погладил Катину руку, смягчая свои слова, и добавил:

- Это счастье – жить в бесконечно огромной стране. Мы, русские, можем жить только здесь, в России, потому что только здесь одновременно открыты все двери Вселенной, и можно уйти в другой мир, оставаясь, тем не менее, дома. Даже Америка, тоже, казалось бы, большая страна, этого лишена. Мы – мистики, Катя, мистики. В других странах мы лишь существуем, наша духовная родина здесь.

Катя слушала Егора, поражаясь образности его слов. Ей представилась быстрая холодная река, над которой кружились хлопья пепла  сгоревшей или сожженной прошлой жизни  Егора, и темная вода уносила минувшие события и пережитые чувства  прочь, лишая их власти над настоящим днем.

- Но ты замерзнешь, - улыбнулся Егор, - сходи в парную. Мне пора, как всегда.  Жду тебя на занятии. Мне важно, очень важно, чтобы ты пришла.

- Спасибо за ответ, - задумчиво сказала Катя, - я приду.   

Она рассчитала время так, чтобы войти в зал, где Егор проводил вечерние занятия, чуть раньше половины девятого. После душа она сменила спортивную форму и, поколебавшись, брызнула на волосы парфюмерной дымкой для волос. Занятие, конечно же, было открытым, но Катя начинала понимать женщин, тщательно приводивших себя в порядок перед началом тренировок. Еще недавно они казались ей смешными – какой смысл поправлять макияж, прическу, если через несколько минут после начала тренировки внешний вид утратит значение, а тело покроется испариной от физической нагрузки? Теперь же она понимала, что женщины не только стремились хорошо выглядеть; ритуал ухода за собой придавал им женской уверенности. Нанося на губы прозрачный блеск, Катя незаметно посмотрела по сторонам. Кто из клиенток клуба собирался на занятие к Егору? Тоненькая девушка, рядом с которой а лавочке стояла весьма дорогая спортивная сумка, мечтательная дама, старательно расправлявшая каждую складочку на яркой футболке, сосредоточенная женщина Катиных лет и  такая же замкнутая в себе, также заранее отвергавшая любую попытку завязать милый девичий разговор ни о чем? Эта женщина уже не в первый раз привлекала Катино внимание. Они часто оказывались в раздевалке в одно и то же время. Если Катя могла гордиться своей стройностью, то светловолосая незнакомка выглядела, как прекрасная северная богиня войны и охоты – гибкая, сильная, суровая. Ее волосы с едва уловимым стальным отливом напоминали шлем; Катя оценила искусство мастера, выбравшего именно этот  оттенок краски.  У незнакомки зазвонил коммуникатор, и та ответила на звонок, произнеся свое имя чуть глухим, но сильным голосом:

- Диана.

Катя поразилась удивительной гармонии имени и облика Дианы. Жаль, что я не умею дружиться с женщинами, мимолетно подумала Катя, было бы интересно поговорить с ней, этой воительницей. Но общение в спортивном клубе ей, судя по всему, нужно еще меньше, чем мне.

Катя в последний раз посмотрела на себя в зеркало, взяла изящный конверт с приглашением на выставку матери  и вышла из уютного, чуть душного  мирка раздевалки, благоухавшего лосьонами для тела и духами посетительниц клуба.

Она поднялась на второй этаж. Вечерние занятия Егора проходили в зале под номером два . Катя, никогда не ходившая на групповые тренировки, с любопытством вошла в просторное помещение и ахнула, поняв, что там уже собралось человек десять: стоило ей сделать шаг внутрь, как следом за ней в зал впорхнуло еще две девушки, из поклонниц Егора.

Он притягивает женщин, подумала Катя. Она взяла в углу коврик, как и говорил ей Егор, и расстелила его недалеко от двери, чтобы уйти, если ее пребывание на занятии стало бы тягостным.

Зал наполнялся, самого Егора все еще не было. Ближе к началу занятия пришли и мужчины, серьезные и сосредоточенные.

Ровно в половину девятого Егор вошел в зал, где его стоя ждали двадцать учеников. Катя поднялась для приветствия вместе со всеми, затем опустилась на коврик.

Накануне вечером она почитала кое-что о тай-цзи и теперь понимала, что делали вслед за Егором ученики. Они разучивали комплекс стиля Ян, состоявший из двадцати четырех форм, судя по всему.   Никто из людей в зале, никто из людей в мире в те минуты не имел для Кати, не мог иметь никакого значения.   Егор заворожил ее.
Он поправлял учеников, стремясь добиться от них совершенства . Сам же Егор превратился из человека в вечное юное божество, наделенное небесной силой управлять энергиями Вселенной, подчиняя их своим движениям.  Казалось, дракон на его синей куртке был готов ожить и взвиться под потолок зала.  Катя впитывала каждый миг занятия. Неужели Егор считал ее, именно ее, Катю, одну из всех женщин, достойной дружбы?!

Он- прекрасен, говорила себе Катя, наслаждаясь сложным танцем Егора, он – исключительный человек.   Я знаю много состоятельных мужчин, знаю, что среди них есть те, чьи личные интересы включают коллекционирование предметов искусства, захватывающие дух путешествия в затерянные места Земли, меценатство, искреннюю благотворительность – они не банальны, нет, но, тем не менее,  неуловимо похожи. Их роднит уже сама способность зарабатывать состояние. Егор же принадлежит другому миру. Возможно, и мастеров тай-цзы объединяют общие черты характера, возможно, так и есть. Но для меня Егор уникален. Эти недели нашего сближения чудесны.

Занятие завершилось, ученики, задав благожелательно улыбавшемуся Егору вопросы и получив нужные наставления,  один за другим покинули зал.

Катя подошла к Егору последней, готовясь передать ему приглашение,  и ахнула, увидев, насколько сильно он устал за время занятия. В его чудесных лазах едва теплился свет.

- Да, Катя, тяжелая группа, - кивнул ей бледный Егор. – Извини, я никогда не знаю заранее, как пойдет практика. Один, два напряженных или озлобленных человека, и их состояние передается остальным.  Думал тебя впечатлить, - невесело рассмеялся он, - а остался без сил. Опустошен.

- Я могу тебе помочь, поддержать? – спросила Катя, понимая, что ей следовало уйти вслед за остальными и не мучить Егора бесполезными словами.

Егор внимательно посмотрел на нее, словно на что-то решаясь,  и с явной тревогой уточнил  :

-   Мы с тобой подружились, верно?

Изумленная Катя  ответила:

- Да, конечно, - добавив про себя: «Это ты со мной подружился, а в тебя влюбилась».

- Тогда ты можешь мне помочь, если действительно хочешь, - Егор все также пытливо вглядывался в Катю, -понимаешь,  дружба – очень теплое чувство, и друзья могут друг друга согревать, делиться энергиями. Тебя это не пугает – поделиться частью себя? Я, скорее всего, кажусь тебе сумасшедшим. Прости, - горько добавил он.

- Я  готова, скажи, как это сделать, -Катя безотчетно сделала маленький шажок к Егору. – Готова.

Никогда прежде мужчина так прямо не просил ее о помощи и не говорил ей, что ему нужно ее тепло. Да, конечно же, знакомые Кати делились с ней проблемами и, признавая  ее острый ум, порой просили делового совета,  но с усталостью справлялись сами,  кто как мог и хотел.  Кто-то тихо или шумно напивался, как поступал Андрей, кто-то   отправлялся на эротический массаж, кто-то сорил деньгами, кто-то затевал ссоры с женами и любовницами. Петр приезжал к Кате, чтобы побыть в тишине.

Катя сгорала от желания поддержать Егора. Было бы мне чем поделиться, печально подумала она,  я – самый нетеплый человек на свете.

- Тогда пойдем ко мне, в бамбуковую рощу- ответил Егор, - здесь все еще остается напряжение. Вот вымоют полы, станет свежее. Удивительно, Катя, как уборка выравнивает энергии . Не замечала? Обрати внимание.    

Они молча прошли в тайную комнату Егора, благоухавшую чаем. За высоким окном все также парил снег. Но в это раз Катя и Егор поменялись ролями. Теперь дружеская помощь требовалась самому мастеру тай-цзы. 

- Садись Катя, устраивайся, - Егор подал Кате подушку. -  Станет тяжело или не по себе, сразу говори, - и, дождавшись, когда Катя удобно сядет, он неожиданно для нее на спину, положив голову ей на колени и закрыв глаза.

Повинуясь неожиданному чувству, что так нужно было сделать, Катя положила руку на лоб Егора.

Он улыбнулся, не открывая глаз:

-Да, именно так. Думай о чем-нибудь хорошем. Я полежу минут десять. Вспомни день или час, когда ты испытывала счастье или покой. Те минуты всегда с тобой. 

Катя  прикрыла глаза. Хорошие воспоминания? Когда ей было лет десять, отец учил ее запускать воздушного змея. Да, в то лето они снимали просторный дом на Волге, недалеко от Твери; мать много писала акварелью, повторяя на разные лады один и тот же, и, вместе с тем, всякий раз новый пейзаж – реку, небо, лес на другом берегу. Катя быстро поняла, как правильно обращаться со змеем, заслужив редкую похвалу отца.  И он, и мать тогда были молоды, красивы, вечны, их любовь еще не стала привычкой, им еще не нужны были другие, чтобы оставаться вместе самим. Тогда, вблизи своих родителей,  Катя чувствовала себя счастливой. Егор оказался прав – то чистое переживание единения с прекрасным миром,  полным светлых чудес, оставалось с ней все эти годы. Повинуясь импульсу, поднявшемуся к ее сознанию из самых глубин души,  Катя представила рядом с собой мальчика,  своего ровесника – Егора. Они вместе стояли на огибавшей небольшое поле тропинке, наблюдая за парившим высоко в небе воздушным змеем.

- Ты- очень сложная женщина, Катя, - тихо сказал Егор, вернув Катю из давно ушедшего лета в  настоящий миг, - и поэтому твоя жизнь кажется обманчиво простой. Я внимательно читаю все, что ты мне пишешь в переписке. Работа, твой друг – все как бы на поверхности. Я же по сравнению с тобой – поверхностен, и поэтому кажусь тебе сложным. Понимаешь? Ты так глубока и сильна, что тебе нечего скрывать, я же храню свои маленькие тайны, стремясь стать немного интереснее окружающим.      

Катя вспомнила свои собственные размышления о тайнах, бережно охраняемых людьми даже от самых близких, потому что именно темная сторона души составляла человеческую индивидуальность, в то время как ясность и открытость стирали границы между людьми. Мы созвучны, подумала Катя, созвучны.

Она положила вторую ладонь на грудь Егора.

Он больше не был незнакомцем. В тишине уединенной комнатки, затерянной в огромном городе, затерянной в бесконечном, непознаваемом мире, между ними исподволь устанавливалась глубочайшая связь, не имевшая отношения ни к чему внешнему. Катя ощущала биение его сердца, и с каждым ударом Егор обретал человечность, становясь для Кати живым человеком. Он был создан из плоти и крови,  у него сложился свой характер, судя по всему, нелегкий, установились свои привычки; что-то ему нравилось, что-то – раздражало, он создал для себя несколько масок, одной из которых, возможно самой изящной, стала маска мастера тай-цзы.  Кем он был на самом деле что оставил в давно покинутом родном городе? Все это Кате предстояло узнать, в свое время, заслужив доверие Егора.

- Я  в порядке,- Егор открыл глаза, - ты меня вылечила, Катя.

Он потянулся, и движение его тела подняло в Кате волну желания. Будь это фильм, мелькнуло у нее в мыслях, последовала бы откровенная сцена секса. Когда-нибудь, возможно, мы дойдем до близости  и в реальном мире, сказала себе Катя. Когда-нибудь. Возможно. Но в такой же степени вероятно и то, что мы останемся безгрешными друзьями. Я готова и к этому. Почему мне так важна физическая близость с понравившимся мне мужчиной? Исконно женское стремление привязать к себе избранника, впустив его в свое тело? Как глупо, если вдуматься. Откуда появилась идея, что темп развития отношений определяет женщина, направляя мужчину туда, куда хочет идти она сама? Вести должен мужчина. Может быть, кстати, Егору нравится совсем другой тип женщин. Катя, не торопи события,  не торопи. Только не  с Егором.

Волна желания отступила, и Кате не менее сильно захотелось немного пощекотать Егора, вовсе не торопившегося поднимать голову с ее коленей.  Он по прежнему лежал, вполне довольный своей позой, ясный и нарядный в ничуть не помявшемся костюме мастера тай-цзы . Катя подняла было руку и, не выдержав, рассмеялась.

- Что такое? – Егор тоже улыбнулся. – Смеешься прекрасно. Искреннее.

- Борюсь с собой – хочется тебя пощекотать, - пояснила Катя. – Ты такой нарядный в своем костюмчике,  такой … возвышенный, - и, сказав это, Катя вдруг подумала, что ее слова могли показаться Егору совершенно неуместными.

Но, не успела она ужаснуться тому, что сказала, как Егор стремительным, неуловимым движением поднял руку и быстро пощекотал саму Катю подмышкой. Она охнула и хохоча,  попробовала увернуться, но, с головой Егора на коленях, это оказалось не так-то просто.

- Одни ребра, - с нарочитым упреком сказал Егор, остановившись  - Катя, ты ведь знаешь, что людям нужно есть?

- Я ем, - Катя кивнула головой, - ем. Вот сегодня ела суп из морепродуктов, а вчера – стейк. Или позавчера?    

Егор сел.

- Что делаешь на праздники? – спросил он. – Улетаешь куда-нибудь?

- В Амстердам, - ответила Катя. – А ты?

- Остаюсь в Москве, - Егор чуть покачал головой. – Не готов пока к новым поездкам. Я говорил тебе, всю осень странствовал по Азии.

Его глаза вновь лучились теплом.

Я и вправду помогла ему,  с изумлением казала себе Катя. Всего лишь побыла с ним, и помогла. Удивительно.

- Я не люблю праздники, - продолжил Егор, - вернее, не люблю праздничные дни, когда положено веселиться, - он рассмеялся, - жизнь полна чудесных минут и часов, но радоваться по расписанию? Скучно.

Катя вспомнила, как осторожно поздравила Егора с двадцать третьим февраля, скорее упомянув праздник в отравленном ему сообщении –она не знала, значил для него что-нибудь этот день, служил ли он в армии, что казалось ей маловероятным. К ее удивлению, тогда Егор коротко ответил: «Спасибо. Я служил. День не отмечаю, однако жизненный опыт был хороший».   

- Полностью согласна, - отозвалась Катя. – Впрочем, я всегда на связи, такой у меня род занятий.  Я – не праздничный человек, - добавила она.

- Праздничный, - мягко возразил Егор. – Ты – праздничный человек. Тебе нужна спонтанность. Этого тебе не хватает, Катя – возможности жить спонтанно.  Ты не можешь позволить себе делать то, что хочешь, тогда, когда хочешь, насколько я успел тебя понять, и поэтому тебе кажется, что ты ощущаешь свой возраст, как будто цифры что-то значат, позволю себе заметить.

- Ты прав, - Катя вновь поразилась тому, как глубоко ее понимал Егор, - я упустила юность, возможно – стремилась быть во всем самой лучшей, - и она вспомнила отца.

Затем Катя добавила, смягчая откровенность шуткой:

- Но я хотя бы выбираю, с кем мне делать то, чего я хочу. Это уже неплохо.

- Это прекрасно, - искренне сказал Егор. – Для счастья нужно мужество, Катя, и мужчинам, и женщинам.  И оно у тебя есть, я знаю, что оно есть. 

Он рассмеялся:

- Так и хочется поныть: «Выбери меня, выбери меня». Но тебя нужно заслужить, верно?

- Конечно, примерным поведением и небывалыми успехами, - ответила Катя, наслаждаясь флиртом.

- Я стараюсь, - заверил ее Егор. – Спасибо тебе, что помогла мне, Катя. 

- Обращайся, - хихикнула та и украдкой зевнула, - я в Сети двадцать четыре часа в сутки. Мои колени к твоим услугам, - и она вновь зевнула, уже открыто. – Похоже, пора расходиться.   

- А что у тебя за конвертик с собой? – с любопытством спросил Егор, превратившись на мгновение в маленького мальчика. – Заметил, ты с ним не расстаешься весь вечер. Письмо от старомодного поклонника?

Я едва не забыла о приглашении, внутренне вскричала Катя, едва не забыла пригласить Егора на выставку матери!

- Вообще-то, это тебе, - рассмеялась она, передавая Егору лежавший рядом с ней конверт, - письмо от старомодной поклонницы. Если серьезно, это – приглашение на выставку моей мамы. Я тебе говорила, она – художница. Официальное открытие в субботу, семнадцатого марта.

Егор взял у нее конверт и вынул из него открытку .

- О, спасибо, Катя.  Ее пейзаж? Прекрасно. Ты не упоминала, что твоя мать пишет в восточном стиле.   Очень интересно.

Он быстро прочел приглашение и добавил:

- У меня в субботу дневное занятие, заканчивается в шесть. Так что я приду, - и он искреннее расхохотался, - не надейся, что меня там не будет.

- Приходи в этом костюме, - рассмеялась и Катя. – Будешь соответствовать обстановке.

- Непременно, в нем и приду.

Егор широко и озорно улыбнулся:

-А ты меня выбрала, хотя бы на вечер. Ура! Ха-ха, выбрала. Но идем, ты устала, бедная, возиться со мной.

Катя не стала возражать. Они поднялись и вышли из тайной комнатки Егора. Он не обнял Катю на прощание, но посмотрел на нее долгим мужским взглядом, и Катя поняла, что произошло. Егор больше не питал иллюзию возникшей между ними дружбы – за время их уединения Катя из друга превратилась в желанную ему женщину, и прикосновения к ней стали интимными, приобретя для него особую важность.   

- До связи, - сказала на прощание Катя, - отдыхай!

-Напишу тебе, как обычно, - Егор сложил руки в восточном знаке благодарности, - утром.       

Катя неторопливо направилась в раздевалку. Клуб все еще был полон людей, приехавших после работы.   Те, кто мог позволить себе дорогую клубную карту, не заканчивали свои дела ровно в шесть  вечера. В лучшем случае они, как и Катя , освобождались ближе к семи, восьми часам, и лишь в те дни, когда не происходило ничего срочного. Их жизнь требовала тщательного планирования.

Катя вспомнила слова Егора о том, что ей не хватало спонтанности. Он прав, прав, прав, сказала она себе. Я так привыкла к своему московскому ритму, что и на отдыхе по привычке жестко расписываю каждый день – завтрак, бассейн, гостиничный фитнес-центр, душ, массаж, ланч, и так далее, до самого отхода ко сну.  Попробую расслабиться в Амстердаме, решила она. Не стану решать, что делать, заранее. И она улыбнулась себе, добавив: «Уж точно не раньше завтрака».

Дома, уютно устроившись в кровати и собираясь заснуть,, Катя поняла, что неосознанно ждала завершающего вечер сообщения от Егора. Но ее коммуникатор молчал. Он устал, сказала себе Катя, ему не до меня. Он напишет мне утром, до того, как начнутся его занятия в клубе, как и сказал – так, как делал все предыдущие дни, когда наше общение начиналось с его раннего послания.

Но Егор не написал Кате ни утром следующего дня, ни днем. Его не было в Сети. Или так, или он заблокировал ее номер.  Катя замерла в ожидании. Что происходило? Егор испугался? Ее жгло воспоминание о его требовательном мужском взгляде при их прощании.  Я что-то сделала не так, говорила себе Катя, что-то настолько важное, что Егор решил остановить общение. Простейшая вещь – написать ему самой и спросить, как у него дела, казалась невозможной.      

День шел мучительно медленно. Катя мрачно занималась делами, едва ли не вздрагивая при каждой трели коммуникатора. Я не могла ошибиться, повторяла она, я знаю этот мужской взгляд, он был не раз обращен на меня, и всякий раз означал, что смотревший на меня мужчина хотел со мной близости. Или я заблуждаюсь, горько думала она, и мы с Егором – всего лишь знакомые, приятели, и никто из нас ничего не должен другому, мы просто то и дело оказываемся вместе в клубе, будь он не ладен?!

Часа в три дня полыхнул, как говорила Катя, пожар. У одного из ее клиентов возникла сложная проблема, и Катя провела несколько часов в лихорадочной переписке по мессенджерам и в звонках,  ища наилучшее решение.

К девяти вечера выход из нехорошей ситуации был найден.

Катя в изнеможении отложила коммуникатор и вышла из своего кабинета, чтобы заглянуть к отцу. Он оставался в офисе, но не принимал прямого участия в тушении пожара. Катя знала, что, не сумей она справиться с серьезной проблемой, отце вмешался бы, подняв свои личные связи, приберегаемые как раз для таких  случаев. Я справилась, устало сказала себе Катя, у меня появились и свои влиятельные знакомые, к которым я могу обратиться напрямую, сама по себе не как дочь своего отца. Из меня вышел превосходный сын, с иронией подумала она.

Свет в небольшой приемной отца был погашен, из приоткрытой двери в его кабинет доносилась тихая музыка. В сложные дни отец всегда слушал классический джаз.  Что его тревожит, спросила себя Катя, дела или проблемы с возлюбленной?

- Все улажено, - сухо сказала она, войдя в кабинет. – Уезжаю. Ты остаешься?

Виктор с любопытством посмотрел на дочь. Исключительная женщина. Неудивительно, что она живет одна; мужчины меркнут рядом с ней, теряются перед ее силой. И я начинаю теряться, неожиданно понял Виктор,  дочь превзошла и меня, и свою мать, обретя в некий миг способность находить жизненную опору в самой себе, чего никогда не удавалось и не удастся нам с Елизаветой. Мы – дети, которым нужна компания таких же детей, чтобы не бояться ночи и чудовища под кроватью или злой колдуньи в шкафу. Катя же ведет свой бой в одиночку, принимая и победы, и поражения.

- Если не спешишь, поужинай со мной, окажи честь, - Виктор встал из-за стола. – Давно не проводили время вместе. Выбирай, что хочешь.

- Пиццу, - сразу же ответила Катя, - в «Бьянке» на Белой площади. Они работают круглосуточно.   

- С довольствием, - Виктор кивнул головой. – Готов выезжать.

- Только куртку возьму, - Катя улыбнулась отцу, немного теплея, и быстро набрала что-то в коммуникаторе. – Отправляю тебе адрес. Там увидимся, - и она неожиданно, искренне расхохоталась, - Я приеду первой, папа.   

Виктор рассмеялся вслед за ней. Соревнование? Ну  что же, девочка, думаешь, обгонишь моего водителя, профессионала? Затем Виктор вспомнил, что в тот день был за рулем сам – водитель понадобился Елизавете.  Он с досадой подхватил пальто.

Так, выключить свет. Закрыть дверь в офис. Сдать ключ охраннику. Спросить, ушла ли Екатерина. Да, минуту назад. Ну, минута не критична. Вызвать лифт. Бесконечно долго спускаться на подземный паркинг. И понять, что Катя уже выехала, невероятная женщина – ее парковочное место опустело. Ладно, нагоним в дороге.

Когда Виктор вошел в ресторан, Катя, как и следовало ожидать, сидела за столиком.  Перед ней стоял бокал с минеральной водой. Виктора поразила ее ранимость. Он помедлил, всматриваясь в дочь, рассеянно смотревшую на экран коммуникатора.

Когда-то, очень, очень давно, его также болезненно задевала уязвимость маленькой девочки, ее бессилие перед злом и равнодушием окружавшего мира.. Всякий мог обидеть ее, и это было неправильно. Тогда Виктор дал себе слово воспитать Катю сильной, способной постоять за себя, решительной, целеустремленной, ничем не похожей на мать, нуждавшуюся в постоянной опеке. Но маленькая девочка не исчезла. Она все также оставалась во взрослой, жесткой, резкой Екатерине, и его дочь по прежнему можно было ранить. Она всего лишь научилась скрывать боль.             

-Сдаюсь на милость победительницы, - Виктор повесил пальто на спинку стула, не очень удобного на вид, и сел напротив дочери. – Давно приехала?

- Минут десять, - Катя улыбнулась. – Но я знаю, где здесь легко припарковаться. Не тратила время на  круги.

- Часто здесь бываешь? – Виктор огляделся. – Кухня хорошая?

- Очень, - отозвалась Катя, -  готовят прекрасно.

Затем она добавила, отвечая на второй вопрос отца:

- Бывала здесь с Андреем, - и спокойно уточнила, - мы расстались в прошлом году. Ты его видел несколько раз.

У Виктора сжалось сердце. Дочь не иронизировала, она действительно считала, что он мог забыть и ее бывшего друга, и то, что он с ним встречался. И Катя была права, права – Андрей ничем не запомнился Виктору, красивый и безликий одновременно, как стало все чаще случаться с современными молодыми мужчинами. Не удивительно, что женщины искали себе зрелых спутников, успевших приобрести хотя бы некоторую индивидуальность.

- Я помню, - сказал Виктор, - помню, Катя.

Официант положил перед ними меню.

- Что порекомендуешь, Катя? – Виктор читал названия пицц и понимал, что съел бы любую из них, а, возможно, и две, нарушив все свои принципы питания. Иногда он позволял себе такие вольности, всякий раз чувствуя себя молодым и безрассудным.

- С лососем, - Катя закрыла меню, - и вторую – с грушей и горгонзолой.   

- Мне яблочный сок – добавил Виктор, - свежий, большой.

Он не знал как спросить Катю, что происходило в ее личной жизни. Но что-то происходило; Катя, не осознавая этого, время от времени болезненно потирала переносицу и быстро, украдкой, бросала взгляд на лежавший на столе коммуникатор, словно могла не услышать звонка или трели пришедшего сообщения. Опыт человека, всю жизнь переходившего от одного романа к другому, подсказывал Виктору, что источником Катиной боли служили любовные неурядицы. Но как спросить об этом?!

Он собрался с духом и начал издалека:

- Возвращаясь к Андрею, и прости, если это некстати, но меня он не впечатлил.

- Вопрос не в том, впечатлил ли он тебя или меня, - также спокойно ответила Катя, сосредоточенно глядя на бокал  с водой, - вопрос не в этом.

Она подняла на отца тяжелый взгляд, полный и боли, и жестокости, глубокой неприязни к самой себе:

- Во мне этого просто нет, папа, не способности поддерживать отношения. Изъян личности.

Она рассмеялась, и Виктора на миг пробил озноб от слов дочери:

- Но это прекрасно для работы, не так ли?

- Катя, ты – чудесная женщина, - горячо, и вместе с тем  слабо возразил Виктор, - любой был бы счастлив…

- Но мне не нужен любой, - Катя внимательно смотрела на отца, затем вновь рассмеялась:

- Петя говорит, что мне нужен астрофизик. Петя – мой давнишний друг, - добавила она на всякий случай.

Уж Петра Виктор помнил превосходно, Катя не раз приводила его на то или иное мероприятие, беспутного красавца было невозможно забыть.

Виктор вздохнул.

Официант принес ему сок, и некоторое время отец и дочь молчали, собираясь с мыслями.

Затем Виктор как можно мягче произнес:

- Катя, ни я, ни твоя мать никогда не вмешивались и не будем вмешиваться в твою жизнь. Возможно, мы неправы., - он чуть улыбнулся, - нужно требовать внуков.

Катя сделал глоток воды и также мягко ответила:

- Папа, какие внуки? У тебя самого могут быть дети. Сын. Не говори, что не допускаешь эту вероятность.

Очевидно, что-то, происходившее с Катей, вызывало в ней такую душевную боль, что в те минуты она была совершенно, абсолютно откровенна. Ее проницательность и ужаснула Виктора, и восхитила.  Такие мысли к нему приходили. Поздний, поздний ребенок от молодой женщины, подарок или проклятие завершающего этапа жизни.
Виктор не нашелся, что ответить.  Он никогда не задавался вопросом, знала ли Катя о его романах. Очевидно, он решил, но не помнил, почему пришел к такому заключению, что дочь, также, как и жена, допускает вероятность его личной жизни за пределами семьи и принимает такое положение как неизбежное, философски-спокойно. ,Однако Катя могла внутренне протестовать против открытых отношений родителей. Дочь могла презирать их, могла осуждать. Виктора выручил официант, появившийся с пиццей. Виктор не помнил, когда он в последний раз так искренне радовался появлению официанта.

Затем он понял, что следовало сказать:


- Катя, как бы мы, я и Елизавета, ни были виноваты перед тобой, как бы мы ни были эгоистичны, у тебя есть право на счастье.   

Катя сосредоточенно ела кусочек пиццы. Время от времени у нее заметно дергалась правая бровь. Дожевав, она промокнула губы салфеткой и сказала, вновь поразив Виктора своим интуитивным пониманием людей:

- Я не сужу и не осуждаю ни тебя, ни маму, папа. С чего бы?! Я знаю, что у тебя есть своя, сугубо личная жизнь. Не знаю, есть такая жизнь у мамы. Возможно; а  если вдуматься, то, скорее всего, наверняка есть. Но я не думаю о том, как устроены ваши отношения, - жестко продолжила Катя, - это совершенно не мое дело.  И я всегда ценила и буду ценить свою свободу. В не меньшей степени, чем и вы цените вашу.

Затем она любезно улыбнулась отцу, и тот вспомнил, какой язвительной Катя бывала в юности:

- Очевидно, я такая дочь, что со мной лучше не ужинать. 

-Ты – прекрасная дочь, - Виктор искренне махнул на Кать рукой, - мы тебя не заслужили. Нам с тобой , напротив, нужно ужинать как можно чаще. Я понимаю, что не знаю тебя, - горько добавил он, подумав, что не знал не только дочь, что сам уклад его жизни исключал подлинное сближение с кем бы то ни было.

- Ешь, папа, пицца хорошая, - ответила Катя. – День выдался тяжелый. Прекрасная идея – перекусить вместе.

В этот момент вспыхнул экран ее коммуникатора.

Виктор непроизвольно вздрогнул, Катя же, болезненно закусив губу, взглянула на экран и резко побледнела.

- Прости, это важно, мне нужно прочесть, - быстро проговорила она и взяла коммуникатор.

- Конечно, мне и самому хорошо бы проверить почту, - Виктор кивнул дочери.- Не торопись.

Пришедшее сообщение было от Егора.

« Катя, объясню тебе при встрече, что происходит. Завтра вечером в клубе?»

По крайней мере, я не ошиблась – что-то действительно происходит, подумала Катя.

Но Егор помнит обо мне, собирается рассказать мне в чем дело.  Она быстро набрала ответ: «Хорошо, Буду после 19.00. Увидимся!»

Дикое напряжение мгновенно,  разом выпустило  Катю из своих тисков. Теперь ей не хотелось спешить.  До вечера следующего дня она могла продолжать верить, что между ней и Егором установилась связь, что встреча с ним была неслучайной.   
Затем должно было последовать жестокое отрезвление. Но пока, пока все еще можно было грезить о прекрасной зрелой любви, озарявшей мягким светом жизни женщины и мужчины, нашедших друг друга по воле благосклонных небес.

Но небеса не добры, горько подумала Катя,  не добры и не злы. Я сознательно выбираю заблуждение – на несколько часов, до завтрашней встречи с Егором. Почему? Очевидно, я упускаю что-то очень важное для отношений, не понимаю чего-то самого главного. Но что ускользает от меня?

Катя сделала глоток воды и, поражаясь своим словам, спросила отца:

- Папа, почему ты все эти годы остаешься с мамой? В чем твой секрет, в чем ваш секрет?

Подобный вопрос был бы немыслим до ее встречи с Егором. Я сошла с ума, быстро сказала себе Катя,  Егор пробудил во мне откровенность, которую я отринула в ранней юности, решив никогда не раскрывать свою душу ни родителям, ни кому другому.  Все мое сосуществование с родителями, со всеми людьми в моей жизни построено на умении не задавать неудобных вопросов.  Тихо, тихо, еще тише, делай, что хочешь, но молчком. Не говори мне, не говори нам, мы не желаем знать.

Отец  ответил ей мгновенно, не раздумывая,  и Катя поняла, что он знал ответ, потому что сам задавал себе этот же вопрос, много раз:

- Потому что я люблю ее, Елизавету. Как полюбил в молодости, так и люблю до сих пор. Это не та любовь, моя милая девочка, когда двое всю жизнь держатся за руки. Но это любовь, хотя тебе я желаю как раз встретить того,  кто не захочет  выпускать твою руку. 

И он с нежной, непривычной для Кати улыбкой добавил:

- Ты – дитя любви, Катя, поэтому и такая красивая.

Катя искренне рассмеялась, и у Виктора отлегло от сердца. Непривычно откровенный разговор с дочерью обессилил его, и он с решимостью взял еще кусочек пиццы, затем  – второй.

Однако для одного вечера откровений было достаточно. И Катя, и Виктор чувствовали себя безмерно уставшими.  Следовало завершить ужин на другой, легкой ноте.   

- Как там мамина выставка,  кстати, - спросила Катя, меняя тему разговора. – Я не спрашиваю у нее напрямую – сам знаешь, как она не любит вопросы о творчестве.

-  Волнуется и слушает японскую флейту, - ответил Виктор, примериваясь к третьему кусочку пиццы, - она же говорила тебе, что на открытии будет флейтист?

- Говорила, - отозвалась Катя. – Должно быть чудесно.

Отец и дочь обменялись понимающими взглядами. Перед каждой выставкой Елизавета, и в обычные дни человек не легкий, могла быть невыносимой. Ее раздражал весь мир: голос Виктора, когда тот легкомысленно начинал деловой разговор, не закрыв прежде дверь своего домашнего кабинета, шаги Лили, давнишней помощницы по домашнему хозяйству, ходившей по квартире  Разумовских в  тапочках на войлочной подошве,  и так бесшумно, что ей позавидовал бы ниндзя, отдаленный вой автомобильной сирены, и так далее, и так далее.  Но такова была Елизавета.

- Конечно, будет чудесно. И я рад, что вся сегодняшняя ситуация разрешилась, - Виктор улыбнулся, - ты – молодец, Катя.

В это момент и ему пришло сообщение.  Писала Вера; она спрашивала, как прошел его день, и Виктор непроизвольно поморщился от этой неуместной игры в семью. Он отводил своим подругам другую роль, они должны были развлекать его, приносить отдых, дарить иллюзию молодости, оставаясь на самой кромке его жизни. Как будто он стал бы отвечать, вдаваясь в подробности  своих дел! Виктор решил написать Вере позднее. Роман шел к завершению, настало время двигаться дальше.  Шаг за шагом, Виктор уже уходил; у него не было времени ждать, вразумлять, воспитывать ни одну из своих подруг, даже такую очаровательную, как Вера.

Отец и дочь доели пиццы, немного посудачив о делах, затем Виктор сказал:

- Пора отдыхать, Катя.  Хорошо поговорили.   Надо нам  с тобой взять за правило хотя бы раз в месяц вот так проводить вечер вместе, - и он от души улыбнулся, - и Бог с ними, со всеми остальными, пока мы едим пиццу! Верно?

Катя рассмеялась и подняла руку, подзывая официанта, чтобы попросить счет. Она заметила, как на мгновение изменился отец, читая пришедшее ему сообщение. Оно было от его любовницы,  почувствовала Катя, именно от нее, и та неведомая ей женщина сделала неверный шаг. Катя знала, что отец не мог не быть жестким человеком и в личной жизни – также, как и сама она, его дочь, пока не встретила Егора. 

Отец сделает все возможное, чтобы этот вечер нашего с ним откровенного разговора  погрузился в самые глубины его памяти, подумала Катя по дороге к своей машине.  Мы все не в том возрасте, чтобы менять устоявшийся в нашей семье  стиль отношений. Ну что же, так тому и быть.            

Катя отправилась прямиком домой. В машине она не стала включать ни музыку, ни радио. Я хочу погрузиться в тишину, подумала Катя, задержать дыхание до завтрашнего дня и нырнуть в безмыслие  так глубоко, как только смогу, чтобы набраться сил для встречи с Егором. Недавний незнакомец завладел мной – мной, деловой, состоятельной женщиной, с юности избегавшей эмоциональной зависимости от мужчин! Как такое стало возможным?! Мы всего лишь обменивались сообщениями, несколько раз говорили по телефону, быстро, на ходу, спрашивали друг друга, как шли дела, встречаясь в клубе. 

Кстати, перейду в другой клуб, сердито сказала себе Катя, и тут же  рассмеялась. Прелестно, да и только! Перейти в другой клуб, переехать в другой город, улететь на другую планету – и там понять, что невозможно уйти от самой себя. Останься и сражайся, Екатерина, вступи в бой со своими демонами, не из-за Егора, не для того, чтобы его завоевать – для самой себя, для обретения целостности.

Дома Катя приняла душ и легла спать. Она провалилась в бездонный целительный сон, стоило ей выключить свет. За окнами ее квартиры началась метель. Зима не желала уходить и  пригоршнями бросала колючий снег в стекло, словно требуя, чтобы ее впустили внутрь, в тепло.  Там она спела бы влюбленной женщине колыбельную о том, что любовь – это сладчайшая человеческая иллюзия, а одиночество – единственная реальность мира, в котором каждое чувствующее существо предоставлено самому себе, и не стоило волноваться, не стоило переживать, не стоило сражаться, а следовало лишь позволить холоду проникнуть в душу и прекратить страдания..

Но Катя крепко спала, и окно осталось закрытым.   

Утром, едва Катя открыла глаза, ее подхватил поток важных дел. Умело потушенный ею накануне пожар, тем не менее, оставил за собой опасно тлевшие вопросы, и с ними тоже следовало незамедлительно разобраться.  До самого вечера у Кати не было времени думать о Егоре.  В обществе напряженных состоятельных мужчин, ждавших от Кати решительных слов и действий, мастер тай-цзы стал сказочным персонажем из сказки, изящным рисунком на странице книге, силуэтом на китайском свитке.  Катя и поела только в пять часов дня, наскоро, не чувствуя вкуса ароматного рыбного супа – она то и дело отвлекалась на то, чтобы отвечать на приходившие деловые  сообщения.

Но Егор оставался реальным человеком, и Катино сердце дрогнуло, когда она увидела его при входе в клуб.  Он сидел на диванчике у входа, один, и, сложив руки на коленях, смотрел прямо перед собой, словно ему было отрыто окно в измерение, доступное только ему, никому другому. Егора окружала создаваемая им самим тишина, настолько глубокая, что никто не решился бы подойти к нему и нарушить бдительное созерцание поглощенного собой человека.   

Однако Егор сразу же увидел вошедшую в фойе клуба Катю и поднялся ей навстречу.

Катю немного качнуло. Теперь нереальным стало все, кроме Егора, и никто, ничто не могло иметь для нее малейшего  значения.

- Катя, здравствуй, - едва улыбнулся ей Егор, - и позволь сразу же объясниться. Это недолго.  Присядем?

Катя кивнула головой, собираясь с духом. Жесточайшим усилием воли она держалась естественно, словно не погибала  каждую секунду от ужаса ожидания того, что ей собирался сказать Егор.

-  Сдам пальто, и присядем, - Катя спокойно поставила спортивную сумку на скамеечку, - какой сегодня ветреный день! Наверное, снова будет снегопад.

Простые слова придали ей сил. Чтобы ни случилось, выживу, быстро подумала Катя.  Выживу.

Она сдала пальто, улыбнулась гардеробщице, взяла номерок , подхватила свои сумки и последовала за Егором в безлюдный бар, за самый дальний столик.

- Катя, - начал Егор, едва они сели, - Катя, я знаю, что не написал тебе, как обещал, но в сообщении невозможно объяснить вот что. Вернее, неправильно это объяснять в сообщении, нужно глаза в глаза.

Катя никогда еще не видела Егора таким взволнованным, и очевидное волнение придавало ему человечность, волшебный мастер восточного искусства становился  живым мужчиной из плоти и крови, способным чувствовать и страдать . Катя внутренне ахнула, осознав это бесповоротное превращение.

- Мне нужно полностью сосредоточиться на своей личной практике, - тихо продолжил Егор, не отводя от Кати внимательного, полного боли взгляда, - Катя, это сложно понять. Но и не нужно понимать, просто прими это, как часть меня. Знаю, мы едва знакомы. И все же, молю, прими.  Сейчас мне нужна абсолютная тишина. Тишина внутри меня.

Он говорит со мной, как говорил бы с близким человеком, с изумлением поняла Катя, как с очень близким, дорогим человеком. Такие слова не предназначаются случайным знакомым. Я была права, между нами действительно возникло чувство. Будь то любовь или дружба, но чувство. И это чувство требует искренности.

-  Я могу постараться принять, - взвешивая каждое свое слово, ответила Катя, - дело в том, что я не могу обещать того, чего не знаю, - и она чуть улыбнулась, - я никогда раньше не встречала мастера тай-цзы, которому стала нужна тишина. Но я хочу это принять. В этом я уверена. В том, что хочу тебя принять. 

Егор улыбнулся вслед за ней.

-  Это все, о чем я прошу – постараться принять, Катя. Знай, я глубоко благодарен тебе.

Он с видимым облегчением вздохнул и продолжил:

- Я стану проводить много времени в уединенном, тихом месте. Занятия в клубе продолжатся, ко болтовни с учениками не будет.  Ничего, что может отвлечь меня. Не знаю, сколько продлится мое молчание. Неделю, месяц.

- Иными словами, ты уйдешь в монастырь,  в горный монастырь, - Катя неосознанно потерла правый висок , в котором зарождалась головная боль, - и будешь там столько, сколько тебе потребуется, прежде чем спустишься вниз.

Егор кивнул, соглашаясь с ее словами:

- Прекрасный образ, Катя. Ты – удивительная женщина. Удивительная. Когда я спущусь, то сразу же найду тебя. Сразу же.  Клянусь своей душой. Спасибо тебе, - и он легко встал. – Удачной тренировки!

Катя осталась за столиком.  Ей нужно было несколько минут покоя, ее собственной тишины. В баре по прежнему никого, кроме нее, не было. За стойкой чуть слышно играла музыка – должно быть, тоненький мальчик-бармен одиноко  развлекал себя в ожидании клиентов.  Где-то в клубе шла обычная вечерняя жизнь,  Катя же словно находилась за невидимой, но непроницаемой стеной, защищавшей ее от любого вторжения извне.  Покой. Равновесие.  Головная боль утихла сама собой, не успев начаться. За стеклянными дверями клуба началась метель. Некоторое время Катя просто смотрела на снег, не осознавая, что полностью повторяла то, что  перед ее приходом делал Егор. Затем она встала и заказала себе апельсиновый сок. 

Следовало жить дальше – жить и ждать Егора.   


Часть четвертая   
         
Самолет набрал высоту, и Катя почувствовала, как изменилась атмосфера в салоне. Те, кто боялся полетов , ненадолго расслабились, благополучно пережив взлет.   

Катя любила летать.  Она бывала и в дальних странах,  до которых нужно  было добираться с пересадками в крупных международных аэропортах, и, конечно же, в Европе. Однако долгие путешествия нравились Кате больше, потому что давали возможность полнее раствориться в окружающей обстановке, став одной из многих, пассажиром, доверившим свою судьбу другим людям. В обычной жизни Катя постоянно ощущала ответственность за благополучие своих клиентов. Однако стоило ей пройти паспортный контроль,  покидая Москву, как теперь уже она во всем полагалась на сотрудников наземных служб и авиалиний.  Порой Катя отправлялась в путь одна, как в этот раз, порой – со спутником,  и тогда, случалось, успокаивала бледных от тревоги мужчин, плохо переносивших полеты.  В глубине души Катя считала, хотя и держала сове мнение при себе, что страх полетов как раз и объяснялся неумением довериться профессионалам. 

Катя немного опустила спинку своего кресла и закрыла глаза. Она хотела спокойно обдумать две свои недавние встречи.

За день до вылета , в понедельник, Катя наконец-то увиделась с Петром.

Он позвонил ей утром и прямо спросил:

- Примешь меня, Катя? Можем встретиться в кафе, но хочу к тебе. В тишину и покой.

- Приезжай. К девяти буду дома, - ответила Катя и чуть вздохнула.

То, что Петр хотел увидеться с верной подругой именно в первый день рабочей недели, означало,  к сожалению, лишь одно - выходные у него выдались  тяжелые. Или семья, или любовница, подумала Катя.  Сложные деловые вопросы Петр  обсуждал с Катей по пятницам, подводя итог рабочих будней,  так уж у них сложилось за годы дружбы. 

Катины выходные дни  прошли спокойно. В субботу,  ближе к полудню, она приехала в офис, после позднего обеда отправилась в спортивный клуб и пробыла там несколько часов, наслаждаясь то влажным теплом римской парной,  то прохладой бассейна – так Катя любила делать после силовой тренировки, когда у нее находилось свободное время.   Большую часть воскресенья Катя провела в салоне красоты. Окрашивание волос, стрижка,  маникюр,  расслабляющий массаж тела – она заранее записалась на целительные процедуры, ненадолго приносящие современным деловым женщинам иллюзию счастья, необходимую, но обреченную развеяться за несколько часов.

За дни,  прошедшие с последнего разговора Кати с Егором, она два раза мельком видела его в клубе.  Егор казался полностью погруженным в себя, и его внутренняя сила была так велика, что никто не решался приблизиться  к загадочному мастеру тай-цзы,  укрытому  осязаемой тишиной, словно броней. Катя не поняла, видел ли Егор ее, видел ли он кого-нибудь или ненадолго возвращался в мир людей только на занятиях.

История завершена, говорила себе Катя, только я могу поставить в ней точку. Да, я сказала Егору, что хочу дождаться его возвращения  из созданного им самим монастыря , но я могу ждать только так – убедив себе, что продолжения не последует.

В первый день после не желавшего уходить из ее памяти разговора  Катя несколько раз  украдкой плакала, в машине и в своем кабинете, не столько из-за расставания с Егором, сколько из-за пришедшей к ней тоски по чему-то высшему, светлому, ясному, выходившему за границы обыденности – но что это могло бы быть?! Быстрые горячие слезы приносили ей облегчение, примирение, очищая душу.  Мне нужно продержаться несколько дней до вылета в Амстердам, повторяла Катя, несколько дней, и смена обстановки поможет мне трезво взглянуть на всю эту историю – прекрасную, и прекрасную именно потому, что она не стала нестоящей.  Я недолго побыла героиней сказки, теперь же начинается прозаическая жизнь.

В субботу, выйдя вечером из спортивного клуба, Катя заехала в примеченный ею чайный магазинчик и купила себе китайский заварочный чайничек и крохотные чашечки. Там же она выбрала зеленый чай, благоухавший цветами, и резную деревянную лопаточку для пересыпания чаинок из пакетика в чайник. Юноша-продавец, щеголявший в затейливой шапочке, посоветовал Кате купить и горелку:

- Попробуйте кипятить воду на живом огне, чай раскроется намного полнее! Можно и газовую горелку для туристов, и спиртовую – что вам удобнее.

Ближе к ночи, дома, сделав глоток свежезаваренного чая, Катя неожиданно для себя неистово, в голос,  разрыдалась, и те обжигающие слезы стали последними – больше она не плакала.

К вечеру понедельника Катя решила, что ей стало легче. И в самом деле, казалось,   все в ее жизни оставалось прежним. Она все также работала, к ней все также собирался приехать Петр. Отец также рассеянно слушал сухие отчеты дочери, пребывая в своих мыслях, мать также, как и всегда, о дочери не вспоминала.  Пора выбирать, куда отправиться на майские праздники, сказала себе Катя по дороге домой из офиса, к моим услугам вся планета. Уж не улететь ли за тридевять земель в Патагонию, например?! Жаль, я не могу позволить себе уйти в кругосветное плавание, тихо рассмеялась она, но как сильно мне хотелось бы плыть и плыть, лишь ненадолго сходя на берег той или иной страны, того или иного континента,  раствориться в воде,  Солнце и ветре,  стать никем, забыть о возрасте, обязательствах, забыть о Егоре.  Но я не хочу забывать его, продолжила Катя, я хочу забыть не о нем, а о том, что я поверила в возможность любви – этот призрак мне следует изгнать из памяти.   

В таком философском настроении Катя заехала в супермаркет и купила готовые  салаты, себе – с креветками, Петру – с индейкой. В кондитерском отделе она задержалась у нарядной витрины с пирожными и тортами, решая,  не побаловать ли себя сладким. Но разве не так человек начинал исподволь утрачивать волю к жизни – позволяя себе то, что еще вчера считал недопустимым?! Пожалей себя один раз, и не остановишься. Сначала – пирожное, потом ты пропустишь субботнюю тренировку, чуть позднее решишь, что лишний вес – вовсе не лишний, и ты выглядишь моложе, прибавив пять килограммов, и не успеешь оглянуться, как из зеркала на тебя посмотрит тетенька средних лет с заметным  макияжем и тщательно уложенной прической.   Катя решительно вернулась в отдел фруктов и выбрала два ведерка с нарезанными ананасами. Петя наверняка привезет пиццу, подумала она, бутылка белого вина с утра охлаждается в холодильнике. Есть сыр и хлебцы – достаточно для позднего ужина на скорую руку.

Едва Катя успела переодеться, сменив брюки и блузку на джинсы и футболку, как приехал Петр.

Она открыла ему дверь и сразу же поняла, что с Петром произошло что-то нехорошее. Бледный и осунувшийся, ее друг  выглядел потерянным и бесконечно уставшим.

Очевидным усилием воли Петр улыбнулся Кате и передал ей коробку с пиццей:

- Привет, подруга. Не пугайся, ничего такого уж страшного не произошло. Переведу дух и расскажу А ты прекрасна, как всегда. Мне бы твою силу. Хотя бы немного. 

Петр вздохнул и снял куртку  Затем он по-стариковски, тяжело наклонился, чтобы расшнуровать ботинки, и Катя вдруг ясно увидела, каким Петр станет с возрастом. Ее пробила дрожь. Какой же стану я, быстро подумала Катя, какой я уже становлюсь, сама не замечая в себе  перемен?!

На мгновение перед ее внутренним взором встал Егор, ровесник и ее, и Петра – легкий, гибкий, сильный, живущий так, как  считал нужным – в своем собственном мире, по своим собственным правилам, уходящий в молчание, как в горную пещеру, если  понимал, что ему нужно уединение.

- Вымою руки, чтобы ты не ругалась, – Петр мимолетно взъерошил Кате волосы, - стараюсь вести себя хорошо

Мы же – пленники условностей, быстро подумала Катя, мы следуем навязанным нам правилам игры в жизнь, и у нас не хватает мужества, чтобы спросить самих себя, хотим ли мы и дальше влачить существование в раз и навсегда определенных границах. Мы разыгрываем написанные для нас роли, но где мы сами?! Или же для прорыва в другое измерение Бытия  нужно не мужество, а отчаяние,  приходящее к человеку, когда ему становится нечего терять, некуда идти,  кроме как к самому себе ?!

Петр вернулся  в комнату и немного постоял, собираясь с мыслями.

Катя достала из холодильника бутылку вина.

- Выпьешь немного? – спросила она Петра. – Или ты за рулем?

- На такси, - Петр повернулся к ней и улыбнулся, - стал уставать от машины  Вчера  служил водителем у  барышень.  Проездили  весь день, и для чего? - он чуть рассмеялся, смягчая свои слова. 

«Барышнями» Петр называл жену и дочку. Катя открыла вино. Несколько лет назад она недолго ходила на курсы сомелье и научилась обращаться со специальным ножом для открывания бутылок.

- Неизменно восхищаюсь тем, как ты управляешься с этой штукой, - заметил Петр, принимая из ее руки бокал, – великий человек велик во всем.

- За каждой великой женщиной стоят великие мужчины, - рассмеялась и Катя.

- Хотел бы быть одним из них, - Петр грузно опустился в кресло, - но не дотягиваю. Как поживает астрофизик, кстати?

- Астрофизик за пределами нашей Галактики, - отозвалась Катя и сделала глоток вина.   

- В смысле? – Петр внимательно посмотрел на нее и задумчиво, негромко сказал. – Испугался тебя, должно быть. Ты – удивительно настоящая женщина, Катя. Не знаю, как сказать точнее. Понимаешь?  Никогда не чувствовал в тебе ни малейшей фальши. Никакого этого мерзкого манипулирования. Мужиков такое пугает. Нам нужны истерики.  Отними у нас чувство вины, и мы знать не будем, что делать. А перед тобой невозможно быть виноватым. Сильный человек дает другим свободу.

Катя помолчала, обдумывая его слова.  Могла ли она напугать Егора, просто будучи собой? Возможно.

- Егор занят своей личной практикой, - пояснила она Петру, - очевидно, такое бывает с мастерами тай-цзы. Он меня предупредил. Попросил его дождаться. Я только весьма приблизительно представляю,  как живут такие люди. История завершилась, скорее всего.

- Нет, не завершилась, - Петр покачал головой, - иначе не предупреждал бы. Слился бы по тихому.  Тебе невозможно лгать, милая. Что-то в тебе исключает саму идею лжи. С тобой можно быть только исключительно честным.  Это страшно до жути.  Потому что тогда нужно быть честным и с самим собой.

Катя поставила на низкий столик у дивана блюдо с пиццей и коробочки с салатами.

- Вот и  расскажи, что с тобой, - она села на краешек дивана. – Вижу же, тебе плохо.

- Я стал смертным, Катя, - просто сказал Петр и взял кусочек пиццы. – Смертным. И понял, что моя жизнь конечна.

Он поймал дикий взгляд Кати и рассмеялся:

- Нет, нет, не онкология. Я еще пошумлю. Мок испытание намного проще.  Мне хватило всего лишь гипертонического криза, или как там говорят,  когда давление зашкаливает. Кать, но думал мне конец. Впервые было так жутко.         

- Не позвонил почему? – Катя тоже взяла пиццу. – Не написал. Когда это случилось?

- Неделю назад, - Петр сделал глоток вина. – В спортивном клубе. Прибежал врач, вызвали скорую. Потом пять дней ужаса – прошел полное обследование. Всего на части разобрали. Пока ждал результаты крови на онкомаркеры, чуть с ума не сошел. А оказалось, здоров, в общем и целом. Только холестерин повышен.  Отчего шарахнуло, так и не выяснили. Это-то и страшно. Пью теперь таблетки.

- Даже представить не могу, как твоя жена переволновалась, - поежилась Катя.- Родителям сказал?

- Никому не сказал, тебе первой говорю, - Петр внимательно рассматривал салат в коробочке, не глядя на Катю. – И уж тем более не сказал жене.

- Но почему?! – Катя почувствовала, как к ее глазам подступили слезы. Петр, Петя, которого она знала с молодости, один в холодных коридорах медицинского центра, в мучительном ожидании слов врача.  –Откуда такое стремление к страданию в одиночестве?!

- Тебя не хотел беспокоить раньше времени, - пояснил Петр, сосредоточенно перемешивая салат. – Родителей тоже. А жене не сказал, потому что, как бы это сказать Катя, не хотел давать ей козырь против себя, что ли, - и он с веселым и жестоким вызовом посмотрел на Катю – Понимаешь? Все, что я говорю жене, может быть использовано и используется против меня. Вот и помалкиваю.

- Но это какие-то ущербные отношения, - Катя также прямо взглянула на Петра, - прости за резкость, но в чем смысл брака, если…

- Резкость оправдана,  и ты права, Катя. Отношения ущербные, потому что я ущербный. И Мила не лучше.  А другую женщину мне и не вытянуть. Сил не хватит. В молодости хватило бы. Но тогда не понимал, что к чему А сейчас понимаю, а сил – нет.

Некоторое время и Петр, и Катя ели, ничего не говоря.

Затем Петр продолжил:

- И, Катя, то, что я не сказал Миле ни о приступе, ни об обследовании, дает теперь уже мне козырь против нее, – и рассмеялся. – Вот такая бухгалтерия. Потому что когда-нибудь, когда-нибудь, и такой миг наступит,  я ей об этом скажу. Дескать, мучился в одиночестве, а ты и внимания не обратила на мужа, не почуяла, что он в беде.

- Достоевский , - Катя поставила на столик коробочку с салатом и потерла виски. – Достоевский.

- Согласен, - Петр подлил им вина, - бездна русской души. Пусть у тебя с твоим мастером астрофизики все по другому выстроится. Ему, кстати, придется за меня отдуваться – я, Катя, после всего этого кошмара, сейчас не боец. 

Катя рассмеялась:

- Ладно, прекрасно справлюсь сама.

- Да уж, милая, с современными мужиками лучше рассчитывать на себя, так вернее, - Петр доел салат и разлил по бокалам оставшееся вино. – Поговорил с тобой, и ожил. Я же тебе говорил, что я тебя люблю?

- Говорил, – Катя допила вино и поднялась, подхватив пустое блюдо, - говорил. Дружеская любовь. Мы с тобой придумали это определение: «дружеская любовь».

- Точно.  Высшая любовь. Я прилягу ненадолго, пожалуй, - и он вытянулся на диване.

Катя вымыла блюдо и два бокала.  На ее маленькой кухне была, конечно же, посудомоечная машина, но Катя ни разу не пользовалась ей с самого момента расставания  с Андреем. Андрей почему я о тебе не вспоминаю, подумала Катя,  как ты сумел так быстро уйти из моей памяти? Мы не просто встречались, мы жили вместе, вернее, жили рядом друг с другом; ты как мог, веселил меня, увлекал то в одно яркое и шумное место, то в другое, подбивал купить какую-нибудь наимоднейшую вещь, изменив своему строгому стилю, ты хотел, чтобы я стала легкой, под стать тебе самому. Но я никогда не стану легкой, напротив, с каждым прожитым годом во мне будет прибавляться тяжесть; такая женщина, как я, никого не подпускающая к своей душе – бремя для большинства мужчин, несмотря на красоту, ум, состояние. А тот кому я готова открыться, занят собой.  Егор.

Катя села рядом с Петром и он, чуть приподнявшись, положил голову ей на колени.
Катя погладила его по лбу.

- Еще, пожалуйста – попросил Петр, - приятно.  Чем займешься в Амстердаме?

- Стану гулять и ничего не делать, - Катя не удержалась и осторожно подергала Петра за кончин носа. – В этих же числах там будет один мой старинный знакомый, встречусь с ним.

- Романтика? – спросил Петр.

- Нет, скорее, дела. Он будет с семьей. Никакой романтики, только проза.

- Сурово ты насчет семейных путешествий, - негромко заметил Петр.

- Я имела ввиду нашу с ним встречу, - рассмеялась Катя. – Уверена, брак может быть полон романтики, - поддела она Петра.

-  О. да,  романтика будней. Кать, я все еще красивый? – спросил Петр. – В смысле, я сильно сдал в последнее время? Чувствую себя старцем.

- Ты хорош, - искренне ответила Катя, - хорош, но не так, как в ранней молодости. На другой лад.

- И вот знаю, что ты лукавишь, а все равно хочется тебе верить, - Петр взял Катину руку и поднес к губам. – Знаешь, мне кажется, кризис того самого среднего возраста наступает, когда начинаешь смотреть свои фотографии двадцатилетней давности и не узнавать на них себя  Потому что из того сильного молодого парня ну никак не мог получиться тот жалкий тип, которым ты стал с годами. Ты себя не потеряла, а я потерял.

- Это все стресс, - отозвалась Катя, - займись спортом, станет легче.

- Ага, тай-цзы, например, – теперь и Петр чуть уколол Катю.

-Тай-цзы – не спорт, - Катя дернула Петра за ухо . – Но можно и тай-цзы. Петя, уныние – это грех. Что угодно, только не раскисать Не жалеть себя.

- Говорю же,  ты – сильная женщина, - Петр осторожно поднялся. – И, ко всему прочему, чертовски сексуальная.  Я снова в строю, - он довольно посмотрел на Катю, - как насчет дружеского секса?

- Положительно, - Катя легко сняла футболку. – Очень положительно.

Петр уехал от нее ближе к часу ночи, наказав на прощание привезти ему из Амстердама голландский сыр.

- И ты там, смотри, не накурись чего, - сказал уже в дверях Петр, вновь молодой и веселый, - никаких сомнительных веществ. Разве что мороженое.

- Ты мне завидуешь, - Катя взяла Петра за плечи и подтолкнула за порог, - сам ешь мороженое, если ты такой храбрый. До свидания, уходи уже!

- Ухожу, ухожу,  сыр не забудь! Бери сразу круг, чего уж там мелочиться!, - Петр бодро направился к лифту, а  Катя, все еще посмеиваясь, закрыла дверь и с наслаждением потянулась.

Спать, теперь – спать; близость с Петром, конечно же, не изгнала призрак Егора, но жизнь продолжалась. Так и буду встречаться с Петей до конца жизни, подумала Катя, накрываясь легким одеялом. И только тогда ей пришла неожиданная мысль, на миг отогнавшая сон, что, хотя сама она считала свою дружбу с Петром совершенно естественной, у Егора могли быть другие взгляды на допустимую свободу отношений. Совсем другие.  «Петя остается со мной», - сказала Катя вслух невидимому мастеру тай-цзы, - «Небеса могут быть сколь угодно не добры и не злы, но Петя остается со мной».   

Вторая встреча произошла в «Шереметьево».

Катя вылетала дневным рейсом и, следуя давно заведенному правилу, приехала в аэропорт заранее. Она избегала спешки и суеты везде, где только представлялось возможным; ее рабочие дни  были, как правило, жестко распланированы, поток дел требовал жесточайшей дисциплины и умения постоянно рассчитывать время, поэтому отдых начинался с праздного ожидания вылета: выпить кофе, пройтись по магазинам беспошлинной торговли, постоять у окна, глядя на летное поле, позволить нервному напряжению ненадолго уйти, расслабиться до сладкой зевоты, чтобы позднее, в самолете,  погрузиться в приятнейшую дрему.

Катя сдала в багаж небольшой чемоданчик, оставшись на время полета с легкой сумочкой. Если ее вещи отправятся в самостоятельное путешествие отдельно от хозяйки – не беда,  она купит новые.  Так с ней случилось один раз в Италии;  ее багаж нашелся через два дня, и к моменту торжественного появления чемодана в отеле Катя успела купить все, что ей требовалось для отдыха.

Катя рассматривала витрину с кремами для лица прикидывая, не купить ей один из них, недавно выпущенный известной маркой и суливший счастливым обладательницам изящной баночки небывалое преображение ( смелое обещание подтверждалось заоблачной, как раз для продажи в аэропорту ценой), когда услышала:

- Катя! – и чуть вздрогнула, не сразу узнав женский голосок.

Она осторожно обернулась, надеясь, что звали не ее, а другую женщину, другую Катю, которой вовсе не была нужна тишина, не нужна была анонимность ,  ту,  чей нарядный мирок переполняло общение с приятельницами и подругами.

К Кате улыбаясь подходила Анна, бывшая жена Михаила.

С далекого январского дня, когда две женщины провели день и вечер  в Петербурге, Анна разительно изменилась, и, как быстро подумала Катя, к лучшему. Короткая стрижка, сияющие глаза, нарочито мешковатая молодежная одежда: джинсы с прорехами на коленях, длинная, удобная по виду рубашка, куртка нараспашку, кроссовки, легкая холщовая сумка – продуманная элегантность супруги видного юриста осталась в прошлом.

- Я так рада тебя видеть! – рассмеялась Анна, - не помню, мы ведь перешли тогда на «ты»? Кажется, мы встречались годы назад  Но что я говорю! Ты прекрасно выглядишь, для тебя эти «годы» пошли вспять. Я хотела сказать, многое изменилось, вернее, все изменилось.

- Привет! – улыбнулась Катя. – Да, по-моему, перешли на  «ты» после третьего бокала. Не важно. Куда летишь?

-  Сначала – в Стамбул, - Анна лучилась счастьем. – Пробудем там несколько дней. Потом – В Малайзию. Такой вот маршрут.  Я ни там, ни там не была. Ездила в основном по Европе. А куда направляешься ты?

«Мы», подумала Катя,  «мы». Кто же он? К кому ты ушла от Михаила девочка? Или, в духе нашего времени, это не «он», а «она»?! Кстати, мы с Анной не переходили на «ты» в Петербурге. Со мной не так-то просто перейти на «ты», и те откровения Анны – ее выбор, также, как мой – оберегать свою частную жизнь от посторонних людей.

- В Амстердам, - спокойно ответила Катя, - на несколько дней.

- Прекрасный город, - Анна словно бы ждала от Кати продолжения фразы, но та сдержанно улыбнулась, исключая  дальнейшие подробности.

Катя собиралась уже вежливо пожелать Анне счастливого пути, завершая мимолетную встречу, но в этот момент у ним подошел худощавый рыжеволосый парень лет тридцати с небольшим и чуть дотронулся до Аниной руки:

- Вот ты где. Представишь меня?

Он  пристально смотрел на женщин, решая, очевидно, что могло связывать их, разительно непохожих. Катю поразили его глаза, редкого василькового цвета, холодные, глубокие; в них чувствовалась жестокость, совершенно очевидно, естественная для этого человека, также, как в лучистых глазах Егора всегда жило тепло, а в Катиных, но это понял бы только очень проницательный и опытный человек -  затаенная тоска по подлинной близости, по родственной душе, скрытая вызовом окружающим и готовностью дать немедленный отпор посягнувшему на ее тайну.

- Иван, это – Катя, - сказала  Анна,     – Катя – это Иван, я говорила тебе о нем, если помнишь.

Катя вежливо кивнула головой,, готовясь попрощаться и уйти.  Иван, утраченная  и вновь обретенная любовь Анны. По воле судьбы эти двое воссоединились, но надолго ли? Небеса не добры, напомнила себе Катя, не поступила бы Анна мудрее , оставшись с Михаилом? Саму Катю, несмотря на жизненный опыт, и настораживала, и в то же время притягивала  жестокость в глазах Ивана,  сочетавшаяся с жутким веселым любопытством – сколько душевной боли может вытерпеть человек, прежде чем обратиться в бегство от мучителя или погибнуть.? Очень плохой мальчик, мрачно подумала Катя . Но он и не стремится казаться хорошим. Прими меня, или убеги, но сразу же, потому что потом будет поздно – его девиз. Примерно так. Уйти прямо сейчас от этих вечных детей?   

Однако уйти оказалось не так-то просто.

Иван,  решив, очевидно,  что Катя ему интересна,  обаятельно улыбнулся:

- Уверен, говорила только хорошее, - и рассмеялся. – если у вас остается время до вылета, присоединяйтесь на чашку кофе.         

Он, поняла Катя,  относился к крайне опасным для простодушных гуманистов людям, способным легко включать и выключать свои чары, и Катино чутье, то самое, которое помогало ей виртуозно вести дела своих клиентов, ладя с самыми разными людьми,  подсказало ей, что приглашение означало вызов на дуэль.

Сразимся, легко подумала Катя. К барьеру!

- Да, время есть, у довольствием, - и она улыбнулась, не позволив улыбке подняться к своим глазам, чей тяжелый взгляд сам по себе являлся оружием.

- «Шоколадница»? – чуть рассмеялся Иван и поправил свой рюкзак. – Анюта, выпьешь кофе со взбитыми сливками?

Анна вспыхнула. Она, заметила Катя, немного прибавила в весе; ей это шло и было, в конце концов, естественным – никто не мог придерживаться строгой диеты годами, но слова Ивана, очевидно, задели ее.

У Кати мелькнула мысль прийти Анне на выручку и мягко скрасить обидный для молодой женщины намек какой-нибудь легкой фразой, например: «Я и сама не отказалась бы от сладкого кофе перед полетом», но тогда Катя сразу пропустила бы первый удар Ивана в начавшемся между ними двумя поединке.

В конце концов, Анна заказала себе большую чашку капуччино, а Катя и Иван выбрали по двойному эспрессо.

- Летите отдохнуть или по делам? – миролюбиво спросил Иван Катю.
- И то, и  другое, - также миролюбиво, в тон ему, ответила Катя.

После этих слов она мастерски выдержала паузу. Никаких объяснений: что за дела, нравится ли ей совмещать праздники с работой, никаких встречных вопросов.

Анна примолкла, чувствуя, судя по всему, напряжение, возникшее между ее любимым и едва знакомой ей женщиной, взрослой, умной, независимой.  Катя мимолетно подумала что Анне было бы лучше не окликать ее.

- Я тоже, в общем-то, лечу и по делам, и по работе, - продолжил разговор Иван, - и путешествие, и съемки.

- Да, Анна говорила, что вы – фотограф, - улыбнулась Катя и добавила, - прекрасно, что вас объединяет творчество.

-  Вы считаете  фотографию творчеством? – спросил Иван. – Искусством? Или ремеслом?

Анна немного болезненно поморщилась.  В  глазах молодой женщины сквозь радость проступила некая тень, едва заметная, но поднявшаяся, тем не менее, из тех темных глубин ее существа, куда не проникал свет счастья.  Спорный вопрос, что такое фотография – спорный вопрос для этих двоих, поняла Катя, как и другие.

- В высшем проявлении – искусством, - ответила Катя, чувствуя, что ей начала нравиться беседа с Иваном. 

Затем Катя без тени улыбки, спокойно и прямо спросила него:

- Какой же фотографией занимаетесь вы?

- Зарабатываю ремеслом.  Но только для того, чтобы иметь возможность творить, - Иван внимательно смотрел на Катю, - вы знаете, что вы – очень необычная женщина?
Анна заметно вздрогнула, жалея, очевидно, что подошла к Кате.

- Да, знаю,  - просто ответила Катя, серьезно добавив,– мне говорят об этом необычные мужчины.

Она вспомнила Егора. Его образ на мгновение вспыхнул перед ее внутренним взором и угас. Все, что прошло – прошлое.

На столике появились чашки с кофе.

- Я думаю, что вообще не имеет смысла вести теоретические разговоры,  - резко сказала Анна, - нужно снимать. Тогда и становится ясно, чем занимается человек. Творчество – внутренний процесс.

- Снимать котиков? – Иван сделал глоток эспрессо, - Ань, говоришь чепуху и повторяешь общие фразы. В человеке все – внутренний процесс.  Честно. Об искусстве нужно говорить. Спорить.  Это о ремесле не спорят. Потому что не о чем. Просто делают, и все, как ты говоришь.  Снимем тысячу кадров, авось, найдем парочку удачных. Обработаем, и все дела. Ремесло оценивают. Искусство оценить невозможно.

- Прошу прощения, я выйду на минутку, - Анна поднялась из-за стола, добавив, очевидно для самой себя, – все в порядке.

- Дайте мне ваш номер,  - быстро и глухо сказал Иван Кате, когда Анна оставила их вдвоем, - при этой девочке невозможно говорить.  Катя!

Катя спокойно назвала цифры своего номера, изумляясь тому,  как стремительно выиграла эту битву, во всяком случае, ее начало. 

- Я есть во всех мессенджерах, - она рассмеялась, - искусство оценивают на аукционах, тем не менее. На «ты»?

Я с ним справлюсь, сказала себе Катя, Иван мне по силам. Возможно, он и есть то противоядие, необходимое, чтобы излечить меня от Егора?! Как быть с Анной? Но кто из нас до конца понимает роли,   которые мы играем в судьбах друг друга?! Как просто было бы раскрасить мир наших чувств в два цвета, белый и черный, определив раз и навсегда, как следует поступать в той или иной ситуации. Однако у нас есть тени, и оттуда, из сумрачных пространств наших душ, находящихся вне власти разума, к нам приходят импульсы, становящиеся нашим выбором.   

Иван улыбнулся.  Его жестокие глаза потеплели.

-  На «ты».

Он помолчал, решаясь на что-то важное, затем продолжил:

- Я ищу скрытый кадр. Не знаю, как сказать лучше. То, что вижу только я, Но через меня, моими глазами, увидят другие. Многие. Аня делает милые картинки. Но уверена, что создает нечто великое.  Ее критерий – внешняя красота. Я не могу говорить о моем поиске при ней, не могу говорить с об этом  с ней. Она меня не слышит. 

Так зачем же ты к ней вернулся,  подумала Катя, зачем позволил ей надеяться? Надежда – самое жестокое, что может с нами приключиться. Надежда и ожидание. Так коротают время в аду, таков удел грешников – надеяться и ждать

- Мне нужно время от времени оказываться рядом  с кем-то простым, - жестоко ответил Иван на непроизнесенный Катей вопрос. – С женщиной, несложной по своему устройству. А Ане нужно страдать. Она – никто без страдания.

Тепло ушло из его глаз.         

«Время от времени». Анна обречена, поняла Катя, ей отпущен недолгий миг веры в то, что Иван вернулся к ней навсегда. Настанет день когда он вновь не ответит на ее сообщение, пропустит ее телефонный звонок. Но сейчас Анна счастлива, сказала себе Катя, счастлива, даже если Иван готов в любую минуту увлечься другой, только что встреченной женщиной.

- Вполне вероятно, я – сумасшедший со своими фотографиями, - сказал Иван. – Невидимое, или видимое только мне – навязчивая идея. Пробую снимать на пленку, возможно, то, что я ищу, проступит на снимке при проявке. Чувствую, оно есть.      

Катя никогда не чувствовала «солидарности» с другими женщинами; возможно, именно поэтому у нее и не было подруг, она не умела искренне поддерживать женские  разговоры, ограничиваясь вежливыми фразами, если оказывалась, что случалось редко, в кругу  женщин, но сейчас она поняла, что хотела задеть поглощенного собой Ивана, лишить его равновесия, пусть и на миг.   

- Небеса не добры, - произнесла она вслух.

- Слышал эту фразу раньше, - Иван допил свой кофе. – Что она значит?

- Небеса не добры и не злы, - мягко продолжила Катя, чувствуя, как по ее позвоночнику зазмеился холодок, - они беспристрастны.  Мы придумываем себе счастье, Иван, но счастье – плод нашего воображения. Мы слабы и смертны, поэтому нам нужны сказки с хорошим концом.

- Я с тобой свяжусь, как только вернусь в Москву, - Иван на секунду дотронулся до Катиной руки. – Давай встретимся . И, если позволишь, хочу снять твои глаза. У тебя взгляд карающего ангела. Но позднее.   

Я – наилучшая ученица Егора, мрачно сказала себе Катя. Я, как и он, отбираю у людей иллюзию вечной жизни, не предлагая ничего в утешение. Ничего, кроме поиска ответов на вопросы Бытия и чашки чая в моей компании. Но как быстро можно сблизиться с другим человеком! Можно годами делить с мужчиной постель и ничего не знать о нем, ни разу не заглянуть в его внутренний мир, а можно сразу, с первой встречи,  же войти туда, зная, что он открыл тебе все двери, что доверяет тебе, сам не понимая, как возможно быть откровенным с едва знакомой женщиной. 

- Да, хорошо, - Катя кивнула головой и посмотрела на экран своего коммуникатора проверяя время. – Мне пора прогуляться по магазинам. Скоро объявят посадку.

- Куда летишь, кстати? – поинтересовался Иван.

- В Амстердам, - ответила Катя.

- Неженский город, но как раз для тебя, - рассмеялся Иван.

- Люблю Амстердам, - за столик села Анна, - давай съездим туда в начале осени? – она вопросительно посмотрела на Ивана.

- Сначала доберемся до Малайзии, - сухо ответил Иван, - сейчас март, Аня.

Анна послушно умолкла. Она выглядела сонной, и у Кати мелькнуло подозрение, что, выйдя из кофейни, молодая женщина  украдкой приняла таблетку или успокоительного, или антидепрессанта.

- Я волнуюсь перед перелетом, - объяснила Анна. – Раньше не боялась летать, а сейчас мне не по себе.

- Все будет в порядке, - Катя достала из сумочки кошелек. – Благополучно долетите.

- Но ты этого не знаешь, - возразила Анна. – Всегда так говорят – благополучно долетите. Но…

- Аня, тебе нужно выпить, переберемся в бар, - Иван подозвал официанта. – Катя, я за всех нас заплачу. Был очень рад познакомиться.

Он не стал говорить при Анне ни «Будем на связи», ни «Увидимся», и Катя поняла, что на их встрече, если она состоится, Анны не будет.      

- Я тоже рада познакомиться, - вежливо ответила Катя.

Затем она улыбнулась Анне:

- Обязательно попробуй жареную рыбку в булочке на набережной Босфора. И мороженое в Султанахмете.

- Попробую, - Анна поежилась. – Самое страшное – взлет.

- Хотя опаснее посадка, - любезно сказал Иван.

Катя, улыбаясь, покачала головой:

- Аня, при взлете и посадке веди обратный счет. Не пробовала? Есть такая техника. Ты начинаешь считать , например, от 593, в обратном порядке, семерками. 593, 586, 579, и так далее. Мы не можем одновременно и бояться, и считать. Попробуй.

- Попробую, - Анна обняла Катю, прощаясь, - была рада тебя увидеть 

Женщины не сказали друг другу, что хотели бы встретиться еще раз. Между ними встал Иван, и, неспешно возвращаясь в магазин за баночкой крема, Катя поняла, что, возобновив отношения с   Иваном, Анна выбрала одиночество. Все ее душевные силы будут уходить на него, другие женщины превратятся в опасность.
Но судить других легко, напомнила себе Катя. Гораздо сложнее хотя бы попытаться понять самих себя. Что сказал бы мудрый человек, узнав о моей любви к Егору? Действительно, почему именно он?! Егор увидел во мне то, чего не видели другие, или у него хватило смелости сказать мне об очевидном?!

Катя вздохнула. На нее медленно, но неотвратимо надвигалась тяжелая, опустошающая  усталость; как часто случается с очень занятыми людьми, она не чувствовала  упадка сил, пока продолжала бег, но, остановившись, понимала, что переутомлена, опустошена и делами, и своими переживаниями.

Полет прошел спокойно. Катя то и дело погружалась в целительную дрему, и, едва войдя в отведенный ей номер в одной из центральных гостиниц Амстердама, опустилась на удобную кровать.

Она уже останавливалась в этом отеле и знала, что утром, выглянув в окно, увидит скользящих по воде канала белых лебедей.  Отель был примечателен и тем, что примыкал к зданию старинного монастыря, ставшего частью  его частью, и рестораном с одной звездой Мишлен. Теперь Кате нужно было сделать последнее усилие за день -   выложить из чемоданчика вещи, сменить свитер на блузку и спуститься на легкий ужин в ото самый ресторан. Затем она намеревалась отправиться к маленькому бассейну  и немного посидеть в парной.      

Сидя за бокалом белого вина в ожидании некоего блюда, которое, как подозревала Катя, могло представлять собой все, что угодно, она по привычке проверила сообщения и почту на коммуникаторе.  Ей никто не писал, никто не звонил. Никому нет до меня дела, невесело подумала Катя, но ведь и я сама никому не пишу и не сообщаю, что благополучно долетела до Амстердама.  Мне некому позвонить, некому отправить свою  фотографию; дело не в том, что я вышла из возраста, когда важно то и дело сообщать о себе приятелям – я никогда и не была легкой, открытой, искренней. Но почему?! В моей жизни не случалось трагедий. Родители, слава Богу, в полном здравии и достатке. В детстве меня не били, не унижали, не насиловали.  Я процветаю.  И я способна, способна на долгие отношения, иначе не дружила бы с Петром. Всегда есть кто-то, кому я интересна, это доказывает встреча с Иваном.  Наверное, у меня, что говорится, тяжелый характер, а характер и есть судьба.
Катя заказала себе второй бокал вина. Ей с великой торжественностью подали заказанное блюдо. Катя осторожно попробовала кусочек рыбы. Как бы там ни было, я тоскую по любви в прекрасных интерьерах, рассмеялась она про себя, а если и топлю свою тоску в вине, то в превосходном Шабли.  Егор хранит молчание. Хорошо, пусть будет так. В бассейн, и спать.

Следующий день Катя провела, наслаждаясь отдыхом. После позднего завтрака она вышла из отеля и направилась к площади Дам. . В каждом городе, где Катя бывала по несколько раз, у нее  складывался любимый маршрут  для долгой прогулки; так было  и в Амстердаме, и теперь, усилием воли стараясь идти  медленнее, чем в Москве,  она шаг за шагом погружалась в мирный город, полный истории, воды и велосипедистов.  Идти и идти, не останавливаясь; пусть воспоминания о Егоре, Петре, Иване исподволь, незаметно растворятся во влажном воздухе, в тихом сером дне, в воде каналов, в самом движении; дойти до зоопарка, посмотреть на обезьянок,  занятых своими делишками и знать- не знающих, как далеко они от своей привычной среды обитания, затем съесть бублик с семгой в маленьком кафе, далее двинуться к музею Ван Гога и остаться там на несколько часов, подолгу оставаясь перед каждой картиной, ощущая великую грусть, но не свою, маленькую, а общую, объединяющую всех современных людей, отлученных  от мироздания своей гордыней,  страхами, леностью.

Вечером Катя вновь поела в ресторане при гостинице. Для жителей Амстердама, как и для большинства туристов,  ужин в этом изысканном месте означал праздник, нечто особенное. Катя прекрасно это знала. Она же собиралась поесть, не больше. В ожидании очередного замысловатого блюда,  смакуя очередной бокал вина,  Катя спокойно отвечала на пришедшие ей поздравления с Восьмым марта   Среди посланий от деловых знакомых оказалось сообщение от Ивана:

«С 8 марта, Карающий Ангел!»

Катя улыбнулась, решив ответить Ивану на следующий день.

Я хочу войти в пейзаж Ван Гога, подумала она, войти и остаться там, среди полей, под лазоревым небом. Мои дела и мои печали останутся по эту сторону холста; я же стану штрихом цвета или точкой, но гениальность окружающего меня пейзажа не даст мне почувствовать себя маленькой и незначительной. Напротив, превращение в частицу полотна, сотворенного великим художником, придаст смысл моему существованию. Но я – здесь, я не могу стать ни кем иным, кроме как самой собой.

Катя отложила коммуникатор.

Я стала привлекать странных мужчин, не из моего круга, неожиданно для себя вдруг поняла Катя.  Сначала – Егор, теперь – Иван.  Мои новые знакомые играют не по правилам,  я не знаю, чего от них ждать, в этом и заключается проблема. Мне надо вернуться к своим, в свою стаю. Там – мое спасение от тяжелых мыслей; я словно бы забыла, что состоятельные мужчины смотрят на мир также, как и я – трезво, зная, что у всего, включая самое важное, то, чего нельзя купить за деньги, есть аналог, который как раз продается, пусть и недешево  любовь можно заменить привязанностью, дружбу – легким и необременительным общением с партнерами,  и так далее, и так далее. Когда же мы чувствуем душевную боль, то нашим лекарством может стать благотворительность; внутренняя пустота требует заполнения – вот и прекрасно, отправимся в ашрам для медитаций, проедемся по христианским монастырям,  и не только проведем там время, созерцая бесконечность или молясь, но и поддержим святые места материальным пожертвованием.  Душевная смута?  Давайте создадим фонд  или для борьбы с чем-нибудь ужасным, или для развития чего-нибудь прекрасного. Двинем через  фонд наши средства, заодно.    

Катя с улыбкой кивнула официанту.

Я хочу вернуться к своей обычной жизни, беззвучно крикнула она.

Но твоя жизнь никогда не была обычной, также беззвучно ответил Кате голос ее души. Ты хочешь вернуться к привычной жизни, но твоя привычная жизнь в высшей степени необычна. Помни, ты – дочь не только своего отца, но и своей матери. Ты унаследовала от родителей не только незаурядный, ясный ум, но и стремление к творчеству.  Отрицай, сколько угодно, но мать передала тебе художественный взгляд на мир; ты росла рядом с мольбертом и красками, наблюдая, как  Елизавета работала над той или иной картиной, преображая действительность или создавая на холсте свой собственный мир. Ты понимаешь отца; не настало ли время примириться и с матерью, поняв и ее?

Утром следующего дня Кате пришло сообщение от Кирилла, того самого знакомого, с которым она договорилась встретиться в Амстердаме.  Он предлагал поужинать в известном рыбном ресторане. По крайней мере, отдохну от высокой кухни, улыбнулась Катя, набирая текст ответа. Первый брак Кирилла, ставший то ли бунтом, то ли бегством от чрезмерно сложных чувств к Кате, завершился разводом, второй же казался вполне счастливым, во всяком случае, со стороны.   Дела Кирилла шли очень хорошо,  во многом благодаря неустанным заботам Кати, никогда не позволявшей личной приязни или неприязни сказываться на работе.  Они время от времени встречались в Москве,  всегда на людях,  в ресторанах или офисах друг друга, оставляя, как говорится, двери открытыми,  давая понять не столько окружающим сколько, самим себе, что их связь давно стала приятельской, что все страсти улеглись годы и годы назад  Однако Катя упорно не делала выходить ни за кого замуж, и ее свобода и раздражала, и восхищала Кирилла. Катя это знала и порой, очень мягко,  позволяла себе немного подразнить бывшего возлюбленного.   

До вечера Катя гуляла по Амстердаму. Она зашла в Музей судоходства, где уже бывала раньше, и вновь поразилась отваге и вере людей, пускавшихся в плавание через моря и океаны без современных средств навигации. Они покидали родную землю, зная, что, скорее всего, никогда туда не вернутся; откуда они черпали бесстрашие перед будущим, откуда брали силы для строительства фортов на далеких тропических островах, где и в наши дни западный человек остается чужаком, выживающим только в  благоустроенных туристических районах?!  Из музея Катя отправилась за покупками пополнив свой гардероб новыми блузками и парой брюк.  По дороге в отель она съела, как и собиралась, вафлю со взбитыми сливками и решила, что несмотря на любовные переживания, в жизни выдаются радостные моменты.

В семь вечера Катя вошла в ресторан, предложенный для ужина Кириллом. Зал был полон. Катя чуть вздохнула, готовясь к семейному вечеру  – родители вряд ли оставили бы сына в отеле. Сколько лет мальчику, кстати, спросила себя Катя, семь, восемь? Но навстречу Кате, из-за столика на двоих,  поднялся один Кирилл.

- Привет, привет, Катя! – он легко поцеловал ее в щеку. – Я, в общем-то, уже выбрал вино. Совиньон. Не возражаешь? Хочешь на это место, на  диванчик?  Я так сел, чтобы увидеть тебя, сейчас пересяду.

- Привет! Оставайся на диванчике, – рассмеялась Катя, - мне удобнее на  стуле. Совиньон – чудесно. – Затем она осторожно добавила, - твои подойдут позже?

- Мы с тобой будем вдвоем, - Кирилл чуть нахмурился, - у меня свободный вечер.

Затем он добавил, и шутя, и говоря серьезно:

- Учусь у тебя мастерству свободной жизни, Катя.

Катя взяла поданное ей меню и ответила:

-  Не уверена, что свободная жизнь – мастерство. Скорее, врожденное качество. Я всегда была такой, сколько себя помню. Не взять ли нам плато морепродуктов, для начала?             

- Согласен, - Кирилл чуть поднял руку, подзывая официанта.  – И насчет плато, и насчет врожденной свободы. Невозможно представить тебя не свободной.

И все же я несвободна, мельком подумала Катя. Егор отнял у меня свободу, я завишу от него, даже убеждая себя, что та история , наша с ним история, не только завершилась, но и разыгрывалась лишь в моем воображении.  Я жду, я – пленница чувств,  как бы нелепо и вульгарно это ни звучало.

Под первый бокал вина шел разговор о делах и общих деловых знакомых Кирилла и Кати. Подали блюдо морепродуктов,  Катя с наслаждением вдохнула аромат холодного моря. Никакой высокой кухни, с удовлетворением сказала себе она, дары моря и земли, рыба, моллюски и вино.

Она с таким удовольствием съела креветку, что Кирилл улыбнулся:
- Люблю смотреть, как ты ешь. – всегда с удовольствием.

- Я просто ем не так  часто, - Катя улыбнулась, но насторожилась – тон Кирилла показался ей чрезмерно личным. Флирт?! Скрытый сексуальный подтекст? Вряд ли.  Я себе льщу, подумала Катя, я не могу нравиться всем мужчинам, с которыми встречаюсь. Так не бывает.  И тут же добавила: «Но именно это и происходит.  Мне не нужен никто, кроме Егора, я же , по иронии судьбы, нужна всем, кроме него».   

На некоторое время за столиком воцарилось сосредоточенное молчание – двое уставших москвичей, не торопясь, смаковали креветки и моллюски. Катя исподволь приглядывалась к Кириллу. С годами он становится привлекательнее, сказала себе Катя, опыт и состояние ему  к лицу. Светло-карие, чуть в зелень, глаза Кирилла излучали властность. В этом они с Катей и были схожи, эта черта в характерах обоих и осложняла их романтические отношения годы назад. С той поры ни он, ни она не стали мягче; жизнь не ломала их, это они подминали обстоятельства под себя, идя от цели к цели, от одного достижения к другому. Но Катя, в отличие от Кирилла, как оба они давно поняли, обладала неизмеримо большей внутренней свободой. Кирилл всегда стремился соответствовать  и ожиданиям окружающих, и своим собственным представлениям о том, как следовало жить состоятельному и амбициозному мужчине. Городская квартира, загородный дом, автомобили,  его облик и, конечно же, отношения в семье должны были отвечать строгим требованиям Кирилла. Только так, никак иначе. В мире Кати существовали полутени; мужское чутье подсказывало Кириллу, что в романтической связи эта женщина могла поступить непредсказуемо и для него, и для других, следуя логике своей души, не рассудка.

Я бы пропала с Кириллом, подумала Катя, меня бы не стало, я превратилась бы даже не в его половину – в его тень. Счастье, что у меня достало мудрости понять это во времена нашего романа и уйти.

Они неторопливо продолжали ужин. За первой бутылкой белого вина последовала вторая, разговор шел то о делах, то о путешествиях, то о недвижимости – Кирилл собирался купить летний дом в Италии.  Катя начала скучать. Если это – моя стая, сказала себе она, я не хочу туда возвращаться.  И не могу вернуться; никто из этих мужчин, хороших, в общем-то, не чуждых некоторой вечной тоске по ускользающему смыслу жизни, образованных, целеустремленных, никто из них никогда не сказал бы, что между их прошлым и будущим пролег континент, что пепел их воспоминаний развеян над быстрыми холодными реками, потому что только так они смогли выжить и идти дальше. На миг Катю охватила острая, до сердечной боли,  тоска по Егору, его голосу, лучистым глазам, по его небесному танцу форм тай-цзы.

Она на несколько минут отлучилась в дамскую комнату и перевела там дух, жалким усилием воли принуждая себя держаться спокойно и не омрачать вечер с Кириллом воспоминаниями о Егоре.

Когда она вернулась, Кирилл, очевидно, решивший, что сделал глоток необходимой ему свободы и готов вернуться к жене и сыну, с улыбкой предложил Кате вызвать такси до ее отеля:

- Пора прощаться, как не жаль, Катя.  Чудесный вечер. Спасибо, что нашла время прийти.

Кирилл знал, что Катя не могла отклонить его приглашение без уважительной причины – она помогала ему вести дела, он был ее важным клиентом. Катя уловила прозвучавшую в голосе Кирилла нотку превосходства, которую не осознал он сам. О, да пошел ты, подумала Катя, святоша на «Бентли».   

- Я пройдусь, - лучезарно улыбнулась она, - вечер продолжается. Пятница. Своди сына в Морской музей. Созвонимся в Москве.

Да выйди ты уже замуж, раздражено подумал Кирилл, стань обычной, перестань будоражить меня своей независимостью, невозможная, недостижимая женщина с мрачными глазами колдуньи! Ты – вызов мне, Катя, я все еще не могу с тобой расстаться, потому что все еще не могу тебя понять.

Однако при прощании у дверей ресторана оба они успокоились и нежно расцеловались, поздравляя, каждый себя, с тем, что их любовная связь благополучно завершилась.

Кирилл предпочел уехать на такси, Катя неторопливо двинулась к своему отелю. Ей оставался еще один день в Амстердаме, затем было пора возвращаться в Москву. И нужно было купить сыр Пете, и выбрать небольшие подарки секретарям в офисе,  и ответить Ивану. Нужно было сжечь прошлое, но оставить прах немилосердного чувства к Егору себе и хранить его у сердца, как бы больно это ни было, потому что поступить иначе означало бы потерю себя.

Через день Катя вылетела из уютного, сонного Амстердама в Москву, в неизвестность.    


Часть пятая
       
Вода, вода, вода.

Катя стояла в центре выставочного зала художественной галереи, где на следующий день, в субботу, открывалась выставка ее матери, и, медленно поворачиваясь, смотрела на умело подсвеченные полотна на стенах.  Реки, озера, ручьи, дождь, неподписанные картины без рам, фрагменты целого, единого пейзажа, увиденного  и запечатленного Елизаветой именно таким образом. Хрупкая, завораживающая гармония мира,  отраженного в воде, преображенного водой.

Мать превзошла свои прежние работы, подумала Катя, ее дар, наконец-то, прошел огранку и  засиял.  Свершилось; годы и годы творчества,  поиска, упорства, сосредоточенности на живописи, пренебрежения родными и близкими,  принесли плоды. Катя знала, что критики, несомненно, увидят сходство полотен Елизаветы с пейзажами китайских мастеров на свитках, и это, само по себе,  станет признанием позднего расцвета таланта художницы.

Вода, но не слезы, сказала себе Катя,  подходя ближе к одной из картин, мягким зеленым холмам, окутанным моросящим дождем. Не слезы; мать невозможно представить плачущей из-за обиды или любовного разочарования,  разве что зло смахивающей с щеки непрошеную слезинку. А я вот плакала из-за Егора, улыбнулась Катя, так кто же из нас сильнее – она или я ?!

Егор молчал. После возвращения из Амстердама Катя один раз видела его в клубе, издали, и на миг ее охватило дикое желание подойти к нему, поздороваться, но она спокойно прошла в раздевалку, зная, что импульс угаснет сам собой. И, действительно, несколькими минутами позже Катя поняла что ей было бы нечего сказать мастеру тай-цзы  Нечего. Их недолгая дружба осталась в прошлом, что становилось все более очевидным с каждым проходившим днем . Я не могу жить тем немногим,  что ненадолго объединило меня и Егора, говорила себе Катя , не хочу увязнуть в прошлом и задохнуться в топи воспоминаний ,  мне нужно дышать полной грудью, нужны свет, движение, ясность.   Я ошиблась, приняв легкую симпатию, которую, возможно, и только возможно, испытывал ко мне Егор (и сейчас это звучит смешно), приняв ни к чему не обязывающий интерес за нечто большее.  Не умей я трезво признавать свои ошибки, продолжала Катя,  я не  достигла бы успеха в делах, груз самооправданий не позволял бы мне двигаться вперед и развиваться ;  теперь я хочу также трезво оценить свое чувство, взглянуть на ту историю со стороны. Кого я увижу?  Состоятельную, зрелую женщину, позволившую себе любовное увлечение. Я не убеждаю себя в том, что не влюблялась в Егора. Я влюбилась, и переживание влюбленности было прекрасным, потому что, пока мы сохраняем способность увлекаться незнакомцами и незнакомками,  мы молоды.  Молодость и подразумевает способность вспыхнуть и загореться от улыбки только что встреченного человека, придумать себе идеальное будущее, наделить нашего избранника или избранницу красотой, умом, обаянием, убедить себя, что он или она – совершенны. Они – совершенны, да, но не мы, потому что, как сказал Егор, и он был прав, совершенный человек все ищет в себе, а мы же, не совершенные, все ищем в других.

За последние дни Кате несколько раз писал Иван, потерянный и вновь обретенный возлюбленный Анны, оставившей мужа ради этого так и не угасшего чувства.
«Карающий Ангел» или «Ангел», - так Иван называл Катю с момента их знакомства, и та с улыбкой признавалась самой себе, что подобное обращение ей решительно нравилось. Если я и отбилась от своей стаи, думала она, если мне и стало скучно от предсказуемого общения с людьми своего круга, не такого уж широкого, кстати, то  я могу войти в мир Ивана и узнать среду творческих людей. Возможно, и они со временем покажутся мне банальными в своих поисках самовыражения; ну что же, мне, совершенно очевидно, нужны новые и новые впечатления. Я принадлежу сама себе, у меня нет и не будет детей – я уже не смогу решиться изменить свой образ жизни, поэтому я абсолютно, полностью свободна поступать так, как считаю нужным, не считаясь ни с кем – мне не за кого отвечать, только за себя.

«Ангел, этот мир прекрасен, но мы воспринимаем его плоским и банальным. У нас – порок зрения, все мы видим одно и то же, обращаем внимание на одно и то же, бесконечно тиражируем одни и те же образы,  только кто-то делает это чуть более умело. Вот смотри, миллиард три тысячи первый вид Босфора. Зачем я сделал это фото?! Меня бы ослепить за пошлость. Покарай меня, Ангел».

Вслед за этим сообщением Иван прислал Кате фотографию, небрежную и великолепную, на ее взгляд: вид Босфора и Султанахмета, снятый, в предзакатный час. Иван, поняла она, стоял на Галатском мосту, очаровавшем Катю во время ее поездки в Стамбул.  Прохлада, ветер, огни вечного города, мечети, небо.    

«Там такой ветер, что мне стало зябко», - написала Катя в ответ,- «твой ветер гонит тени. Еще, пожалуйста!»

Будь Иван в Москве, подумала Катя, продолжая медленный обход зала, я пригласила бы его сюда, на выставку. Жаль, что его путешествие только начинается, и он вернется в Москву нескоро, к началу лета. Будем вести переписку, ставшую очень личной, кстати –простые слова приобретают в наших сообщениях друг другу скрытый смысл, словно мы создали свой шифр, понятный только нам двоим. Стремительное сближение. Аня, Аня, не знакомь ни с кем Ивана, ему нет до тебя дела он живет в свое мире, ищет свой кадр. Наслаждайся иллюзией любви, живи в каждом мгновении, как если бы оно длилось вечно, а когда придет отрезвление, и ты поймешь, что Иван тебе никогда не принадлежал, выплачься, выйди замуж за  честолюбивого финансиста, ибо нет более предсказуемых мужчин, чем они, стань матерью и утешься в семейных хлопотах, забыв о мрачных сторонах чувств.

Катя подошла к полотну, изображавшему заснеженный, но не замерзший ручей среди покрытых инеем камней. К воде спускались голые ветви кустарников, веяло холодом. Мама начинает ощущать возраст, подумала Катя, начинает понимать, что небеса не добры. Она всегда казалась мне банальной в своем увлечении живописью и образом жизни творческой натуры, но, в конце концов, вышла за границы приятного времяпрепровождения супруги видного юриста.  Или жизнь мамы никогда и не была уютной?! Что, если и отец, и я, мы оба воспринимали Елизавету так, как нам было удобнее, потому что тогда и наша душевная глухота находила оправдание – ей нет дела до нас, нам нет дела до нее, так устроим же ей очередную выставку, почувствуем себя понимающими, жертвенными людьми, потакающими слабостям очаровательной и требовательной женщины?!  Произошло нечто, ставшее катализатором медленного тления  дара Елизаветы, талант вспыхнул и озарил все ее существование, придав смысл прошлому, создав будущее. Именно сейчас, разменяв седьмой десяток лет, мама подошла к пониманию того, что ее жизнь не бесконечна,  и от ее завораживающих полотен веет ужасом перед небытием – на них не изображены люди, ни одной фигурки, нигде, эти чистые пейзажи – чистилище души.

Елизавета давно ушла из галереи, не встретившись с дочерью. Катя была там  одна, не считая впустившей ее девушки-администратора. Еду домой, решила Катя, я снова увижу эти полотна завтра вечером. Какое впечатление они произведут на приглашенных?  Поймут ли другие то, что хочет сказать нам мама – мы не вечны, и между нами и пустотой стоит лишь Красота в высшем смысле слова?

Выйдя на улицу, Катя достала из сумочки коммуникатор. Она отключила звук, пока была в галерее, и теперь проверила сообщения и почту.  Пропущенный вызов. Петя. Голландский сыр.

- Катя, заеду за сыром, заберу и тут же уеду, - весело сказал Петр, отвечая на Катин звонок, - докучать тебе не стану. Ты сегодня одна, кстати?

- А если не одна, и мы съедим твой сыр? – рассмеялась Катя, понимая, что Петя уже забыл о пережитом страхе, когда у него взлетело давление, и снова стал собой – гулякой.

-Если не одна, то можешь скинуть мне сыр из окошка, - ответил Петр, и Катя расхохоталась, представив   себе эту сцену: головку сыра, пикирующую с высоты одиннадцатого этажа клубного дома прямо на чей-нибудь «Порш» или, того лучше, на «Ламборгини» одного из жильцов, занимавшего пентхаус и оставлявшего порой машину у дома, а не на подземном паркинге.

- Рад, что посмешил, - в голосе Петра слышалась улыбка. – Так я заеду?
 - Заезжай, - Катя подошла к своей машине  - Ты ненадолго, или мне выбрать вино?

- Я ненадолго, но выбери вино, - Петр хихикнул над своей остротой, - бокал успею выпить. И мне бы бутербродик. Катя, золотце, купи колбаски. Понимаешь, никто и не накормит, кроме тебя.  Если бы не ты, пропал бы.

- Будет тебе бутербродик, -чуть вздохнула  Катя, - что-нибудь еще?

- Почесать мне спинку, - тут же нашелся Петр. – Мчусь. То есть, вызываю такси. До встречи, моя дорогая подруга.

Катя покорно заехала в супермаркет за продуктами.  Игра в семью, думала она, пока продавщица нарезала ветчину для Пети, неопасная игра в близость и заботу. Час, два, три часа с Петей, и я свободна. Как же сильно мне не хватало покоя и тишины, когда со мной жил Андрей, любитель болтовни и шумной музыки! Я отдыхаю в одиночестве; бессмысленно лгать самой себе – я могу жить только одна, лишь ненадолго впуская с свой мир друга-мужчину. Мне не нужно «исцеление любовью» - я не больна;  если бы и существовала вероятность , но она не существует, так вот, вероятность сближения с Егором, наша связь никогда не стала бы жизнью под одной крышей, в общем пространстве.  Возможно, именно Егор смог бы понять меня, но я уже никогда не узнаю этого, потому что и ему нужна тишина, не нарушаемая никем, ни другом, ни возлюбленной. Впрочем, я не была возлюбленной, завершила Катя свой внутренний монолог, опуская в тележку сверток с ветчиной. Никогда ею и не была.

Войдя домой, Катя поспешила переодеться. Ей стало немного жалко нескольких свободных часов пятницы, которые у нее собирался отобрать Петр. Вот бы он увлекся кем-нибудь и забыл обо мне, как случалось раньше, мечтала Катя, разбирая покупки. Не навсегда, конечно же, говорила себе она , но на месяц-другой – столько обычно длились Петины романы. Мне нужно побыть в одиночестве, дать зажить сердечной ране, оставленной, ненамеренно, Егором.

Однако стоило приехать Пете, как Катя поняла, что искренне рада ему.

- Я не большая мастерица готовить, как ты знаешь - сказала она, подавая Петру
тарелочку с двумя бутербродами, - но старалась.  Вина, по нашей традиции?

- Конечно,  традиции нарушать нельзя, - довольно улыбнулся Петр. -  Мне уже не хочется никуда спешить   Знаешь ли, милая, с годами тот момент, когда не хочется торопиться на свидание наступает все быстрее. Готов мчаться только к тебе, - изящно добавил он.

- Польщена, - отозвалась Катя. – Завтра открывается мамина вставка. Заедешь?

Давнишний друг, Петр не нуждался в официальном пригласительном билете на выставки Елизаветы; он, однако, немного смущался перед родителями Кати, словно должен был годы и годы назад жениться на их великолепной дочери и тем самым избавить старшее поколение от беспокойства о ее судьбе.          

- Загляну, - осторожно ответил Петя и спросил. – Кать, почему я на тебе не женился?         

- Слишком худая? – серьезно сказала Катя.

Петр улыбнулся. Он знал ответ; Катя всегда, с момента их знакомства, превосходила
его по уму, силе воли, способности последовательно добиваться намеченных ей целей. Петра пугал ее неженский характер, и тогда, и теперь. Однако с возрастом у Петра стало то и дело появляться желание опереться на свою великолепную подругу, сдаться на ее милость и расслабиться, позволив этой удивительной женщине принимать решения за них двоих.

- Да, вспомнил, - подыграл он Кате. – Вот прибавишь килограммов пять, приду свататься.

- Постараюсь, такой завидный жених, - невозмутимо парировала Катя, состроив восторженную гримаску.

Она, в свою очередь, понимала, что именно в последнее время побуждало Петра , как бы шутя,  задавать этот вопрос .  Он вплотную подошел  к поре «кризиса среднего возраста» и, чувствуя первую усталость от жизни,  начинал искать прибежище от проблем.  Но я не хочу нянчиться с Петром, как бы дорог он мне ни был, подумала Катя. Не хочу. Поздно. Я могла бы  ценой своей собственной карьеры воспитать его в молодости, но не захотела. Сейчас же я не хочу никого воспитывать.    Даже себя.

Попивая вино, Катя и Петр посмотрели эпизод детективного сериала. Затем Петр решительно поднялся с дивана:

- Катя, я правда сегодня ненадолго. Можно забрать сыр? Привезу тебе конфеток, когда сам куда-нибудь поеду.

Катя достала из холодильника сыр и, положив в нарядный пакет, передала Петру.

- На здоровье, - сказала она, - загляни завтра к маме. Я там буду к семи.

- Костюм? Или можно в джинсах? – спросил Петя, как делал каждый раз перед официальным открытием выставок Елизаветы.

- Вечернее платье в пол и каблуки, - с готовностью  ответила Катя, - иначе не пустят.

Петр легко дернул ее зав ухо.   

- Великолепное чувство юмора, дорогая!

Оставшись одна, Катя прошлась по квартире. Чисто. Тихо. Впереди мартовская ночь, все еще холодная, но полная загадочных превращений природы. Когда приходит весна, не календарная, а настоящая, теплая весна, как не ночью, неспешно, но неотвратимо прогоняя зиму, отвоевывая себе город; легчайший морозец уже не страшен, потому что утром начнется оттепель. Наверное, подумала Катя, в весенние ночи хорошо мечтать. Жаль, что я не умею этого делать, вернее, что я разучилась мечтать,  забыла, как сладко грезить под тихую музыку,  призывая любовь. Вспышка увлеченности Егором, и тишина, тишина, не наполненная чувством.

Вздохнув, Катя вернулась на диван и запустила следующий эпизод сериала. Пока женщина-следователь и ее симпатичный напарник искали убийцу, взбудоражившего  маленький среднерусский городок, Катя, посматривая то на экран компьютера, то на планшет,  читала кое-какие рабочие документы. Досмотрев эпизод,  она поставила планшет на зарядку и перебралась на кровать. Спать одной было прекрасно.

Утром Катя позавтракала в кофейне и заехала в офис. Так обычно и проходили ее субботние дни. Возможно, зрелость приходит к нам тогда, думала Катя по дороге, когда мы смиряемся с буднями, с заданностью одних и тех же действий, с устоявшимся распорядком жизни. Или смирение означает не зрелость, а преждевременное дряхление?!

Из офиса Катя заехала в спортивный клуб и там же, после легкой тренировки, съела большой салат.  Она посидела в кафе, читая на планшете новости. Где-то в клубе проводил занятия Егор. Женщина с более легким характером нашла бы его,  заговорила, напомнила о себе. Но Катя не поднимала глаз от экрана. Затем настало время ехать на выставку.

В семь вечера, как она и собиралась, пунктуальная Катя вошла в выставочный зал. Концерт флейты должен был начаться часом позднее.  Мастер чайной церемонии уже приступил к своим обязанностям – воздух благоухал  нежным улуном. Предлагать гостям чай в маленьких чашечках, а не бокалы вина было мудрым решением, отметила Катя. Так  никому не нужно было ни отказываться от угощения, ни прерывать течение своего субботнего вечера, чтобы заехать на выставку, ни вызывать такси.

Катя изящно огляделась, ища глазами мать.  Гостей пока было мало.  Художница стояла в глубине мягко освещенного зала, у одной из картин,  и заинтересованно беседовала с высоким стройным мужчиной.  Катя не сразу поняла, кто он. 
Продуманный сумрак, из которого выступала подсвеченная картина, скрадывал его лицо. Незнакомец был в темном: строгих брюках и вечерней рубашке

Затем Катя беззвучно ахнула, и ее колени дрогнули.

Елизавета разговаривала с Егором.

Миг равновесия, возможность определить свое будущее.Я  все еще могу уйти. Все еще могу убежать от душевной боли. Потому что я понимаю: рана любви не затянулась; я смотрю на него и понимаю, что мой самообман жалок – я люблю его. Но в этот миг, и только этот миг, я могу переплавить любовь в ненависть.  Я читала, так порой поступают женщины. Взращивают в себе злость на того, кто пренебрег ими. Мстят. У меня есть только несколько секунд. Затем я не смогу выйти из зала.

Егор почувствовал присутствие Кати и повернулся к ней. Двое смотрели друг на друга через небольшой зал. Затем Катя, ощущая, как неистово билось ее сердце и всеми силами сохраняя самообладание, подошла к матери и Егору.

- Мама, поздравляю, - Катя передала Елизавете тщательно подобранный букет цветов. – Добрый вечер, Егор.

Великолепные, необычайно выразительные глаза Егора вспыхнули глубочайшей, искренней радостью. Он поцеловал Катю в щеку и мягко сказал:

- Добрый вечер. Счастлив видеть тебя.

Затем в его глазах проступила тревога, и он добавил:

- Я вернулся.

Елизавета пристально смотрела на дочь и ее друга, без сомнения, очень близкого друга, понимая, что впервые в жизни испытывала страх за Катю. Та с самых ранних лет превосходно справлялась с жизнью и всегда могла за себя постоять;  серьезная девочка превратилась в благоразумную девушку, а девушка стала сильной и властной женщиной, замкнувшей свой внутренний мир от посторонних, к которым относились и родители.  Долгие годы независимость дочери была только на руку Елизавете, занятой и живописью, и своей собственной личной жизнью, зачастую весьма сложной. Художница прекрасно знала о то и дело вспыхивавших романах мужа, впрочем, также легко и угасавших;  она воспринимала их не как вызов или трагедию, а как негласное разрешение поступать точно также, но при одном условии: соблюдать правила приличия и не ставить Виктора в двусмысленное положение. 

Теперь же, несмотря на весь свой опыт взаимоотношений с мужчинами, Елизавета испугалась. Никто никогда не говорил ей того, что сказал Егор за несколько минут их знакомства. Он с первого же взгляда понял то, в чем едва отваживалась признаться самой себе Елизавета. Но даже больше этого ее ужаснула собственная откровенность. Как можно было открыть свою душу незнакомцу?!

Немногим ранее, в половину седьмого Елизавета, внутренне замирая от волнения, как бывало с ней на каждом открытии новой выставки, прогуливалась по еще пустому залу. Придут ли люди? Да, в этот вечер в галерею должны заглянуть приглашенные критики, деловые знакомые мужа и дочери, приятельницы; они произнесут уместные слова о том, как прекрасны картины, скажут, что почувствовали их экспрессию, и так далее, и так далее. Но что, если, не сговариваясь, они не придут, ожидая, что их отсутствие окажется незамеченным в толпе других гостей? И если они и придут, то поймут ли то, что стремилась выразить художница?!

Первыми гостями в тот оказались незнакомые Елизавете девушки художественного облика, приглашенные для массовости владелицей галереи. Виктор все еще был в дороге, обещая успеть к семи часам.  Елизавета не сомневалась, что он мчался со свидания. Ей оставалось только ждать. Затем она увидела, как в зал вошел высокий темноволосый мужчина и сразу же прошел к картинам.   Он помедлил у первых двух, затем нашел глазами самую дорогую Елизавете картину, покрытый инеем ручей, подошел к ней и замер. Он оставался неподвижным минут пять, глядя на полотно. В конце концов, Елизавета, пораженная интуитивным выбором незнакомца, осторожно приблизилась к нему.

Темноволосый мужчина уловил ее приближение и прервал созерцание.

- Вы –мать Екатерины?- с ласковой улыбкой спросил он. – Позвольте представиться. Я – Егор. Знакомый Кати. 

-Вы правы, я – мать Кати.  Елизавета, - представилась художница и неожиданно для самой себя добавила. – Ручей вас заворожил. Так?

- Да, заворожил, - согласился Егор. – Я люблю наблюдать за движением воды. Не представляю мир без рек и ручьев.   

- Понимаю вас, - отозвалась Елизавета. – Когда-то я мечтала побывать на всех великих реках мира.  Меконг, Янцзы, Амазонка. Хотела проплыть по Амазонке на большой лодке. Целыми.  днями лежать в гамаке и делать дорожные этюды.

- Проплыли? – улыбнулся Егор.

- Вышла замуж, - искренне рассмеялась Елизавета. – Но я все еще могу успеть на ту баржу.

- Совершенно в этом уверен, - серьезно сказал ее собеседник. -  Не отвлекаю вас?

- Напротив, рада с вами поговорить, - ответила Елизавета. – Всегда волнуюсь перед открытием. Вернее, открытие уже произошло.  Волнуюсь в первый день.

В примыкавшем к главному выставочному пространству галереи  зальчике поменьше начал свое священнодействие чайный мастер.  Только бы люди собрались к восьми, мельком подумала Елизавета, представив концерт флейтиста для нее, художественных приятельниц хозяйки галереи и  Егора, если только он не сбежит раньше.

- Вас вдохновляет Восток? – спросил ее Е/гор. – Знаю, вам это сегодня скажут множество раз, но не побоюсь отметить очевидное и я – ваши полотна не европейские по технике.

Затем он добавил нечто, поразившее Елизавету:

- Но европейские по духу.

Елизавета внимательно посмотрела на Егора.

- Поясните, - глухо попросила она. – Прошу вас.

- Я всегда считал, что европейское искусство – порождение тоски по Абсолюту, - спокойно ответил Егор. – Для творческого прорыва людям западной цивилизации необходимо испытать отчаяние.  Отчаяние перед Бытием. Из него и рождается великое.  Картины на свитках китайских мастеров успокаивают. Глядя на ваши, хочется прорваться к Богу и яростно спросить, почему мы можем наслаждаться красотой созданного им мира лишь недолго. Очень недолго.

Елизавета слушала только что встреченного человека и ужасалась его способности проникать в души людей. Все время, пока она быстро и сосредоточенно, как никогда раньше, работала над выставленными в зале полотнами,  особенно последние полгода, ее не покидало именно это чувство – отчаяние от того, как стремительно завершалась ее жизнь.  Елизавета даже прошла тщательное медицинское обследование, не выявившее ничего более серьезного, чем немного повышенный холестерин; она просто стала женщиной на седьмом десятке лет, и как раз об этом ей как можно мягче говорили врачи: возраст.   Но как это мог понять молодой мужчина, ровесник ее дочери?! Откуда, только подступив к расцвету сил, он узнал об отчаянии перед жизнью, о бессилии перед немилосердным временем?!

- Кто вы? – также глухо спросила Елизавета у Егора. - Жизнь заканчивается слишком быстро. Я чувствую, как она начинает ускользать от меня.

- Я преподаю тай-цзы, - ответил Егор.  – Преподаю и занимаюсь сам.

Затем, легко меняя тему разговора, он добавил:

- Здесь заваривают китайский зеленый чай, улун.      

- Да, я пригласила мастера чайной церемонии, - Елизавета усилием воли заставила себя улыбнуться,  - а в восемь будет небольшой концерт японской флейты. Эклектика, - рассмеялась она, возвращаясь к роли хозяйки вечера, - московская эклектика.

- Действительно, - улыбнулся Егор. – Я могу остаться на концерт?

- Конечно, - кивнула Елизавета. – Вы давно занимаетесь тай-цзы?

- С юности, - ответил Егор и повернул свою прекрасную голову к входу в зал. Там стояла Катя.

Теперь же Елизавета с грустью смотрела на свою дочь. Тяжелый взгляд Кати переполняла затаенная боль. Егор чем-то ранил ее, и сейчас, при этой встрече, судя по всему, неожиданной  для Кати, боль ожила, запустив легкий тик, подергивание левой брови. Я ничего не знаю о своей дочери, подумала Елизавета.  Она страдает,  и ей не к кому обратиться за утешением, хотя кто, если не мать, поддержал бы ее?! Но Катю и Егора следовало оставить вдвоем.

- Покидаю вас, - улыбнулась Елизавета. – Катя, Егор, пейте чай и оставайтесь на концерт.

С этими словами Елизавета, царственно улыбаясь, направилась к художественным девушкам. Те с восхищением смотрели на статную женщину в стилизованном восточном наряде – великолепном  голубом шелковом кафтане  с вышивкой и струящихся брюках, из-под которых выглядывали   изящные серебристые туфельки.

Катя и Егор проводили ее глазами.

- Катя, я действительно вернулся. Все, о чем я осмеливаюсь просить – дать мне объясниться, - тихо сказал Егор.

Он видел болезненное подергивание Катиной брови.  Обнять Катю, прижав к своей груди, и дать ей успокоиться, а затем рассказать о себе все, почти все, кроме самого главного, того, на что у него не хватит мужества,  того, что Кате предстоит услышать от другого человека, но прежде всего обнять ее – этого в те минуты страстно желал Егор.  Однако следовало ждать.

- Хорошо. Я рада, - Катя попробовала сделать глубокий вдох. – Прошло всего-навсего несколько недель, а я как будто год с тобой не разговаривала.

- Я много занимался практикой, - Егор очень легко дотронулся до ее руки, - а когда практикуешь, время идет по другому. Ты еще прекраснее, чем я запомнил, - улыбнулся он.

- Идем, нужно двигаться, - Катя не отняла руку, и Егор осторожно сплел свои пальцы с ее, - вот-вот начнут приезжать гости.  После концерта можно спокойно уйти.

На мгновение Катя испугалась своей навязчивости. Куда уйти, зачем уйти?! Возможно, Егор собирался объясниться прямо здесь, на выставке, сообщив ей, что во время практики на него снизошло озарение, и он понял, что им с Катей не стоит  продолжать общение?!

- Как скажешь, - Егору совершенно очевидно нравилось держаться с Катей за руки, - я свободен., - и он как бы невзначай добавил, - свободен до вечера воскресенья.

Катя улыбнулась, но не стала отвечать Егору. Только теперь, переходя с ним от одного полотна к другому, она осознала, в каком чудовищном напряжении была все время, прошедшее  с их последнего разговора. Катю охватила глубочайшая усталость.  Только не зевать, строго сказала она себе, только этого не хватает – позевывать на выставке мамы, еле-еле передвигаясь по залу!

Начинали прибывать приглашенные. Мастер чайной церемонии обносил гостей чаем, подавая им крошечные пиалы. Возраст мастера не поддавался определению. Сорок? Пятьдесят? Шестьдесят? В традиционном китайском костюме, в шелковой шапочке,  он грациозно двигался среди людей, не проливая ни капли своего благоухающего напитка. Передав чашечку с чаем Егору, мастер, словно признав в том кого-то важного, глубоко и немного испуганно поклонился. Егор легко склонился в ответ.

Отца Кати все еще не было.

- Папа задерживается , - сказала Катя Егору. – Минут через десять, сели он не подъедет, выйду  ему позвонить.

- Он приедет, - уверенно  ответил Егор. – Я чувствую, что ты волнуешься. Не надо. Не волнуйся.

Отец становится все более рассеянным, подумала Катя. Он или пресытился работой, или занят чем-то очень важным, происходящем в его личной жизни. Папа, приезжай!

Но вместо Виктора в зал вошел Михаил, давнишний друг Катиного отца, тот самый, от которого ушла молодая жена , Анна.  Впрочем, Михаил  прибыл в сопровождении новой юной подруги, уверенно шагавшей с ним под руку. Девушка могла годиться ему во внучки. Увидев Катю, Михаил направился к ней и Егору.

- Катя, милая девочка, здравствуй!  Натали, это Катя, я говорил тебе – дочь моих друзей, красавица и умница.

Катя сдержанно улыбнулась. Натали?! Отчего же не «Наталья», не «Наташа»?! Впрочем, и спутница Михаила ограничилась сухим кивком.

- Это – Михаил, друг моих родителей, - сказала Катя, - а это – Егор, - и, поддавшись внезапно проснувшемуся в ней озорству, она не стала уточнять, кем именно  ей доводился Егор. Любовник? Троюродный брат?  Бывший однокурсник? Клиент?

Мужчины обменялись рукопожатиями. Михаил быстро взглянул на Егора, пытаясь определить род занятий знакомого Кати.  Для делового человека тот выглядел слишком безмятежным, для богатого бездельника – слишком зрелым. Узнаю в свое время, решил Михаил.    Затем он уловил то, как зачарованно смотрела на Егора Натали, и, вскипев от бессильного гнева на мир, полный молодых стройных красавцев, резко сказал:

- Приятно познакомиться. Спешу к Лизе, - и с этими словами увел свою подругу подальше от Егора и Кати.

От тех не укрылся заинтересованный взгляд Натали, и, когда Михаил удалился, обняв Натали за талию,  двое тихонько рассмеялись.

- Служение людям может быть очень сложным, - вполголоса сказала Катя, вспомнив полных обожания девиц в спортивном клубе, неизменно окружавших Егора, когда он давал им такую возможность.

- Я люблю тебя, - сказал Егор.

Катя содрогнулась.

Настал еще один  миг, теперь уже последний, когда она могла освободиться от Егора, сведя его признание к шутке. «Я тоже очень  тепло к тебе отношусь», - сказала бы она, и Егор больше не тревожил бы ее, поняв, что опоздал со своими словами.

С ним никогда не будет ни легко, ни просто, быстро подумала Катя. Я только-только начинаю приходить в себя, так стоит ли продолжать, соглашаться на дальнейшие переживания, возможно, еще более глубокие?!

Лучистые, проницательные  глаза Егора требовательно смотрели на Катю, требуя правды. Лгать этому человеку было невозможным.

- Я тоже тебя люблю, - тихо ответила Катя и вздохнула. – Мне было нелегко, пока ты практиковал, - искренне добавила она.

- Знаю. Катя, именно это я хочу тебе объяснить. И прости, не предупредил тебя о том, что приду сегодня. Боялся, ты не захочешь меня видеть. Прости.

От двери в зал за Катей и Егором наблюдал недавно приехавший Петр. Он впервые видел Катю беззащитной. Астрофизик, мрачно подумал Петр. Астрофизик вернулся на Землю, будь он неладен.  У Петра мелькнула мысль забрать только что отданное милой гардеробщице пальто и уйти, пока его не увидела Катя. Однако он тут же одернул себя. Что за нелепость! Кроме того, его могла заметить хозяйка вечера, нужно было поздороваться, пройти по залу, немного поговорить и с Катей, и с ее родителями. Отца Кати, впрочем, Петя не увидел. Елизавета же увлеченно беседовала с седовласым господином в превосходном костюме и юной девушкой, очевидно, его внучкой, как решил простодушный Петя.  Затем господин привлек девушку к себе и поцеловал, отнюдь не по родственному. Мне бы так в его годы, восхищенно подумал Петя, собрался с силами и подошел к Кате.

- Добрый вечер! – застенчиво сказал Петя, думая, что мог помешать явно влюбленным друг в друга людям, стоявшим рука об руку, - только что пришел.

Но и Катя, и Астрофизик, как Петя прозвал Егора, оказались ему рады.

- Егор, Петя – мой друг, друг с ранней молодости, - с улыбкой сказала Катя, чмокнув Петю в щеку. – Это - Егор, - она неожиданно для мужчин очаровательно  расхохоталась и едва уловимо сжала пальцы Егора , - Не знаю, как тебя представлять, Егор. Мастером тай-цзы? 

- Катя говорила, что вы преподаете тай-цзы, - любезно сказал Петя, - должно быть, это очень интересно.

- Интересно и сложно, - ответил Егор.  – Сложно и для меня, и для дорогих мне людей.

Они только что помирились, подумал Петя. Ну. и слава Богу.  Очевидно, разговор был тяжелым, поэтому они мне и обрадовались. Нужно их развеселить.

- Кать, кто тот дяденька с внучкой? – невинно спросил Петя у Кати. – Знаешь их?

Все трое рассмеялись.

- Ты- плохой, - Катя погрозила Петру пальцем, - нарочно спрашиваешь. Это – не внучка. И ты видел Мишу раньше. Это – друг отца. У него просто всегда молодые жены.  Привычка такая.

- Пойду к твоей маме, - решился Петя. – Картины грустные. Ей не скажу. Прекрасные и грустные.

- Иди, - боковым зрением Катя заметила входившего в зал отца и сразу же поняла, что произошло нечто важное и нехорошее.  Виктор  был полностью поглощен своими мыслями  и не замечал никого вокруг. Его не должны видеть в таком состоянии, поняла Катя и сказала -  Отец пришел. Егор, пожалуйста, иди с Петей. Потом представлю тебя отцу. Мне нужно с ним переговорить.

Она быстро направилась к отцу, который остановился у входа, словно не вполне понимая , где он был , и не помня, зачем он туда пришел.

- Папа? – Катя остановилась перед отцом. – Папа? Что случилось? – вполголоса спросила она.

Виктор внимательно посмотрел на подошедшую к нему молодую женщину. Ах, да, Катя, дочь. Я на выставке Лизы, быстро сказал он себе. Нужно взять себя в руки. Немедленно. Знать бы только, как это сделать.

Как и предполагала Елизавета, Виктор приехал на выставку со свидания с Верой. Со свидания, которое завершилось безобразной сценой, совершенно неуместной, недостойной Веры, недопустимой. И поставившей точку в приятном романе, до недавних пор легком и романтичном.

Виктор всегда встречался со своими возлюбленными в дорогих гостиницах, снимая номер на сутки. Целеустремленная Вера очень хорошо зарабатывала и располагала собственной квартирой, но Виктор никогда к ней не приезжал, несмотря на приглашения молодой женщины .  Встреча у нее дома означала бы интимность, гораздо более глубокую, чем хотел Виктор. И он не любил «ходить в гости», никогда не любил, не только к своим подругам. Есть рестораны, есть гостиницы; так к чему же запираться в стенах не своего дома, зачем входить в чужую крепость, где у тебя не будет выбора, где придется есть навязанную тебе еду, пить выбранные другими напитки, становясь невольным свидетелем жизни хозяев?! Он и к дочери заезжал всего лишь один раз, когда Катя только-только купила свою квартиру. Виктору не нужны были «своя чашка» и «свой халат» у любовницы, он искал не второй семьи, а отдыха от своей единственной семьи, ярких эмоций, молодости.

В эту субботу свидание с Верой, как решил Виктор, складывалось прекрасно, именно так, как он и хотел.  Выйдя из душа,  Виктор с удовольствием посмотрел на свое отражение в зеркале. Строгость к себе, диета, биодобавки,  занятия спортом совершенно очевидно шли ему на пользу.  Потенция в норме.  Приятно оказываться на высоте, перешагнув порог шестидесятилетия. Очень приятно. Мне  сорок пять, не больше, сказал себе довольный Виктор.  Максимум, сорок семь.    И рельефный пресс, ха-ха - сколько молодых мужчин могут им похвастаться?!

В превосходном расположении духа, Виктор начал одеваться. Вера все еще оставалась в  постели. Затем она встала и внятно сказала:

- Витя, я хочу поехать с тобой на выставку  твоей жены.

Виктор так изумился ее словам, что замер, не надев  тонкую шелковую водолазку. Он не помнил, чтобы упоминал о Лизиной выставке. 

- Я прочла об открытии  в новостях культуры, - пояснила Вера и жестоко добавила, - Я знаю о тебе больше, чем ты хотел бы, Витя.

Виктор похолодел.

Много, много лет, десятилетия, его первейшей заботой была безопасность – деловая и семейная. И его личные интересы, и дела клиентов требовали прежде всего полной конфиденциальности. Утечки любой информации считались недопустимыми. Сдержанная и проницательная дочь относилась к требованиям безопасности едва ли не строже отца.  Теперь же Вера, на  глазах Виктора  закутываясь в халат, говорила о том, что собирала информацию о нем и его семье. Это конец, пронеслось в мыслях Виктора, наш роман закончен.  Испоганила свидание,  испоганила прекрасный день,  дрянная девчонка, - Виктор чувствовал, как в нем поднималась ледяная ярость

- Тебе там не место, - сухо ответил он Вере, усилием воли сдерживая резкие слова. – Не место.

Он неожиданно понял, и это его испугало, что Вера не раз и не два  могла просматривать его рабочий коммуникатор, пока он принимал душ, как сейчас, или дремал, отдыхая после близости.  Теперь Виктор ощущал себя героем шпионского фильма.  Дрянь, дрянь, дрянь!

- Не место?! Виктор, я – не девочка из провинции, готовая дать кому угодно, лишь бы зацепиться за местечко в Москве. Я – образованная, обеспеченная женщина с прекрасной карьерой. Мое место как раз там, рядом с тобой. Я устала быть на вторых ролях. Расскажи о нас жене. 

Неожиданно для самого себя Виктор рассмеялся.               

Рассказать о Вере! Он представил ледяной взгляд Елизаветы.

- Мне казалось, мы с тобой давно пришли к взаимопониманию, - сказала бы она, - давно решили, что каждый из нас может вести свою собственную жизнь. Но при одном, и важнейшем, условии – не приводить других людей в наш дом. Не упоминать их.  Не позволять им вмешиваться в наши с тобой отношения. Здесь они не существуют. Что изменилось?

И она беспощадно добавила бы:

- Хочешь убежать тот старости? Виктор, ты слишком умен, чтобы искать иллюзию вечной молодости.  Сам же этот разговор – чрезвычайно дурного толка.  Надеюсь, он не повторится.

- Вера, мне не о чем рассказывать жене, - сказал Виктор, отсмеявшись. – Не о чем.

- Делаешь вид, что меня не было? – крикнула Вера. – Использовал и выбросил, так?
Злость уродует, подумал Виктор, глядя на изящную, ухоженную Веру, - уродует. Вере уже и самой порядком за тридцать.  Я  никогда не задавался вопросом, почему настолько привлекательная женщина одинока. Теперь понимаю – дело не в ужасных мужчинах, дело в ней самой. 

- Наши встречи закончены, - сухо сказал он. – Буду крайне признателен, если дальнейших звонков и сообщений не последует.

- Спешишь к жене? – Вера с яростью смотрела на быстро одевавшегося мужчину. – Я могу прийти на выставку и сама. Прикажешь охране меня не пускать? 

- Зачем тебе это, Вера? – Виктор на мгновение остановился и посмотрел на нее. – Ты ведешь себя недостойно. Недостойно самой себя.

- Веду себя, как считаю нужным, - огрызнулась Вера и крикнула. - Я требую того, что принадлежит мне по праву. Я  заслужила признания. Я хочу ребенка. Семью. Не смей меня оставлять!

- Прощай, -  Виктор подхватил свою куртку.  У него возник импульс добавить:  «Номер оплачен на сутки, можешь остаться здесь до утра», но он сдержался, зная, что позднее пожалел бы о своих словах.   – Найди себе свободного мужчину, Вера, с ним и строй семью, - с этими словами Виктор вышел из номера.

-Пошел к черту! – Вера, не унимаясь, вышла за ним к коридор. – Я не исчезну, не надейся!

Виктор сбежал на первый этаж по лестнице, решив не ждать лифта. Внизу, в гостиничном холле, чуть слышно звучал джаз. Освещение было чуть приглушено, пахло свежими цветами. Изящный отель предназначался для отдыха  очень состоятельных людей, искавших романтику и покой, а не бурный секс  на грани или за гранью нормы, и так-то весьма условной.  Истерики женщин здесь были крайне неуместны. Виктор чуть помедлил, ожидая, не спуститься ли следом за ним Вера с новым зарядом ненависти.  Затем он вышел на улицу, в мартовский вечер.

Дрожали руки. Мне шестьдесят пять, и я сбегаю от любовницы, попробовал рассмеяться он, кубарем по лестнице. Однако попытка свести мерзкую сцену и расставание с Верой к шутке не удалась.  Виктор сел в машину и закрыл глаза. Последние годы он заигрывал с идеей не второй семьи, конечно же, но более глубоких отношений с молодой женщиной. Теперь иллюзия испарилась. Содержательные отношения, не затрагивающие союз с Елизаветой, были невозможны, и возраст не защищал его от женского стремления к обретению статуса официальной супруги. Возвращение к реальности оказалось болезненным.

Всего этого, конечно же, нельзя было рассказать дочери, пытливо смотревшей на отца.

- Я в порядке, - Виктор усилием воли улыбнулся. – Сложный день, но это позади. Идем к Елизавете.

Сменить личный телефон, пронеслось у него в мыслях. Завтра же. Держаться естественно перед Лизой. Для нее этот вечер – событие.

Затем Виктор увидел жену, увлеченно говорившую с Катиным приятелем Петей и высоким стройным мужчиной в темном. Любовник, вздрогнул Виктор, этот незнакомый парень – Лизин любовник. Господи, сейчас она мне скажет, что уходит к нему.  Поделом мне, поделом, но что делать?!

- Папа, я познакомлю тебя с Егором, - Катины глаза потеплели, - моим другом. Он там, с Мамой и Петей.

У Виктора отлегло от сердца. Он знал, что, немного придя в себя после расставания с Верой, ненадолго увлечется новой женщиной. Буду предельно осторожен, решил Виктор, осознавая, что, несмотря на возраст, опыт, деньги, деловую репутацию и все свои успехи, все еще так и не повзрослел.  Когда Катя вела его к Елизавете и своим друзьям, Виктор чувствовал себя подростком, шагавшим за старшей сестрой. Егор ему сразу же понравился, большей частью потому, что не был любовником Елизаветы и не представлял собой никакой угрозы.

Вечер шел своим чередом. Прибывали гости, парил по залу мастер чайной церемонии, пришел и начал репетицию сосредоточенный флейтист;  картины Елизаветы превратились в  окна, открытые из зала  галереи в другой мир.

После концерта Катя и Егор ушли.

Катя знала, что ее родители  вместе с избранными друзьями собирались, как всегда бывало в такие вечера,  продолжить празднование в ресторане.  В этот раз она решила к ним не присоединяться.  Ее жгла необходимость поговорить с Егором. Впрочем, ни мать, ни отец, как оказалось, и не ждали, что дочь и ее друг составят им компанию.

Когда Катя подошла к матери, чтобы проститься, та легко махнула рукой:

- Конечно, идите. Я бы и сама ушла.  Была рада с вами познакомиться, Егор.
Петя тоже уходил, но не один – пока Катя и Егор, рука об руку, бродили по залу, он успел познакомиться с одной из художественных девушек и пригласить ее выпить кофе.  Галерея закрывалась через час.

- Куда направимся, Катя? – спросил Егор, когда остались вдвоем.

Несмотря на легкий влажный морозец, в воздухе появилась весенняя свежесть.  У Кати приятно кружилась голова.  Было  очень необычно стоять рядом с Егором на улице, где он казался выше, чем в помещении, и знать, что в ближайшие часы они станут близкими людьми. Или не станут?! Но нет, вечер воссоединения может завершиться только так, ночью, проведенной вместе. 

Катя ощутила, как Егора слегка качнуло. И он волновался, не только она.

Затем Егор сказал:

- Я живу скромно, Катя, но буду счастлив пригласить тебя к себе, - и искренне рассмеялся, - я навел порядок,  не бойся.

Катя улыбнулась ему в ответ:

- Ты был уверен, что я поеду к тебе?

- Конечно, - Егор широко улыбнулся, -  Я знал, что, если ты не прогонишь меня в первую же минуту встречи, мое обаяние сработает, и ты согласишься ко мне заглянуть. Кать, вытер пыль, везде, клянусь. Если это не любовь, то что тогда любовь?!

Катя расхохоталась.

- Удивительная самонадеянность, - проговорила она сквозь смех.

Однако Катя знала, что, приглашая ее к себе,  Егор поступал мудро. Он открывается мне, подумала Катя, и, кроме этого, дает понять, что его не интересует, богата ли я, живу ли я в престижном районе.  Правильно, заключила она.

- Растрогал, едем, - Катя кивнула головой. – Про пыль – сильно сказал. Не могу отказаться.

 - У меня две бутылки полусухого эльзасского в холодильнике, - сказал Егор, когда они сели в Катин кроссовер, -  и немного сыра. А за фруктами нужно бы заехать.

- Заедем, конечно, - Катя включила навигатор. – Нам куда?

Егор назвал адрес в районе Красной Пресни, пояснив:

- Я снимаю квартиру. Мне удобнее жить в центре. Не хочу связываться с машиной. Нет желания заниматься всякими прозаическими вещами, например, техобслуживанием, - и он рассмеялся, - тебе это кажется странным.

- Нет, мне кажется, я тебя понимаю, - ответила Катя, - не хочешь обременять себя хлопотами, которых можешь избежать.

- Да, - Егор опустил спинку своего сидения и отодвинул его назад, - отличное кресло, кстати.

- Не против, если я включу джаз? – Катя на мгновение повернулась к Егору, - Или хочешь побыть в тишине?

-Джаз – прекрасная идея, - Егор улыбнулся. – Тебе понравился концерт флейтиста?

- Да, - Катя выбрала диск с музыкой и убавила громкость. – Так нормально?

- Отлично, - Егор спокойно смотрел вперед, на раскрывавшуюся перед ними дорогу.- Отлично, - повторил он.

Некоторое время Катя и Егор молчали.

Затем Егор  сказал:

- Я – сын очень состоятельных людей, Катя. Там, во Владивостоке, я был наследным принцем.  Мальчиком, у которого появлялось все, что он только мог пожелать. Лет до двадцати  я вообще не считал деньги, даже, мне кажется, не вполне понимал саму концепцию того, что вещи или развлечения чего-то стоили. Я хотел и покупал.

Исповедь началась, поняла Катя. Боже, это происходит, Егор рассказывает мне свою жизнь.

- Катя, я убежден, что каждый человек может отправиться на поиски смысла Бытия и Бога. Стремление к высшему  в нас заложено, оно и делает нас людьми. Но идут этой дорогой немногие.  Самое жестокая потеря для человека – потеря иллюзий. Нам нужны наши воображаемые замки, наши воображаемые чувства.  Жить в иллюзорном мире и не плохо, и не хорошо. Однако, чтобы освободиться, нужен сильнейший импульс. Голос души, единственно верный голос,  должен перекрыть все остальные лживые голоса.

Егор вздохнул.

- Катя, фрукты, - напомнил он и спросил. – Тебе интересно?

- Очень, продолжай, - Катя на мгновение дотронулась до руки Егора. – Скоро подъедем к «Азбуке Вкуса». Фрукты с меня, кстати.

- Хорошо, - Егор все также сосредоточенно смотрел прямо перед собой, - как скажешь.

Он покачал головой, вспоминая свою золотую юность.

- К двадцати я дошел до полного пресыщения.   Я тогда учился на юридическом , Катя, мог бы стать твоим коллегой.  Мы с однокурсниками отмечали завершение летней  сессии. Вечеринка шла в моей квартире – отец подарил мне собственное жилье за год до этого.  Мы пили, танцевали, курили травку, - Егор рассмеялся, - да, Катя, так и было. В какой-то момент моей девушке захотелось мороженого.  Его-то я как раз и не купил. Поэтому вышел в магазин рядом с домом. Помню, как, закрыв за собой дверь подъезда, поднял голову и посмотрел на окна своей квартиры.  Там продолжалось веселье. Молодость казалась мне вечной.  Вечной.

Пауза.

- По дороге в магазин я встретил старичка. Всего лишь старичка, Катя. Седого, согнувшегося под бременем лет, бедно одетого.  Как оказалось, он шел туда же, куда и я, только очень медленно. Я уже выбрал мороженое, когда старичок вошел в магазин. И он поразил меня, Катя, поразил своей беззащитностью перед временем, перед самой жизнью, подходившей для него к концу. Конечно же, я встречал пожилых людей и раньше. Дедушки, бабушки. Но их старость не задевала меня, не отзывалась болью в сердце. Тот же старичок был очень ясным, приветливым, немного растерянным, словно самые простые движения  и слова требовали от него больших усилий и сосредоточенности.   

Пауза.

- В те минуты я осознал, Катя, что не смогу избежать смерти.  А вслед за этим пришло и другое откровение. Я жил не своей жизнью. За меня все было решено с момента моего рождения. Образование,  бурная молодость. Затем я успокоюсь, остепенюсь, займу свое место в деловой империи отца.  Женюсь, стану отцом.  Я не хотел ничего из этого.

Пауза.

- Я принес своей девушке мороженое.  Веселье  в ту ночь так и не захватило меня. Последовало лето, горькое лето, когда я не понимал, что со мной происходило, потому что все привычное утратило ценность. Осенью я ушел в армию. Отец пришел в дикую ярость. Сын взбунтовался! Но мне нужно было уйти, исчезнуть.

Затем Егор добавил:

- Подъезжаем к супермаркету, Катя. Найдешь, где припарковаться?

- В переулке, - Катя свернула с Садового кольца. – Пройдемся немного?

- Конечно, - Егор повернулся к ней и спросил, - Я тебя не утомил?

- Ничуть, - ответила  Катя, поглощенная историей Егора.  – Твой путь напоминает путь Будды. Я смотрела фильм Бертолуччи,  читала о буддизме.

- Путь любого ищущего человека – путь Будды, - отозвался Егор. – Идем!

Они вышли из машины и, не торопясь, побрели к магазину.

- Люблю, когда начинает пахнуть весной, - Катя подняла лицо к ясному темно-синему небу. – Даже в центре свежо. Думаешь, еще будут снегопады?

- Надеюсь, нет, - Егор улыбнулся. – Знаешь, уехав из Владивостока, я сперва осел в Петербурге. Там бывает непереносимо холодно зимой. Жестокий влажный мороз. Очень мерз.

- Ты уехал сразу после армии?- спросила Катя.

- Нет, не сразу. Вернулся и понял, что мне интересен Восток, все, что с ним связано. Не стал восстанавливаться на юридическом, начал учиться на востоковеда. Я – китаист по образованию, Катя.

У входа в супермаркет Егор остановился.

- Давай завершу первую часть истории, прежде чем мы войдем, - сказал он, осторожно обняв Катю. -  Пока я служил, отец развелся с матерью. Ушел к другой женщине. Там у него родился еще один сын, мой сводный брат. Развод родителей освободил меня, Катя. Отец утратил ко мне интерес. И мать позднее вышла замуж во второй раз.  Ее второй муж ведет дела с Китаем. Хороший дядька. Он и поддержал меня, когда я учился. Я подрабатывал у него переводчиком, прежде чем уехать. Да, я довольно сносно знаю мандаринский, представь себе.  И в Москве общаюсь с китайцами, чтобы не забывать язык. А во время своей второй учебы я начал заниматься тай-цзы. Вот теперь можем входить, - и Егор галантно пропустил Катю вперед.

В супермаркете они начали дурачиться. Напряжение первых часов встречи отступило, сменившись таким же глубоким расслаблением. Егор с чрезвычайно серьезным видом уверял Катю, что большинство красивых экзотических фруктов напечатано на китайском 3D-принтере.

- Катя, честно, напечатано. Их же миллиард человек по самым скромным подсчетам, поэтому они вовсю осваивают печать еды. Немного разноцветных красителей, исходная масса, и готово.

-Что за исходная масса? – хохотала Катя. – О, нет, не отвечай. Не хочу знать.

- Соя и всякая чепуха, что под руку подвернется, - любезно пояснил Егор. – Например…

Катя ладошкой закрыла ему рот.  И покупатели, и продавцы любовались красивой парой влюбленных, поглощенных друг другом. Весьма солидный господин услышал слова Егора о печати еды и, не выдержав, искренне рассмеялся, но затем украдкой вернул на полку нарядную упаковку с киви, решив как следует изучить этот вопрос.

Впервые за очень долгое время Катя ни о чем не думала. Ее подхватил и увлек поток чистого существования в каждом миге настоящего.  Просто быть; каждая минута становилась бесконечной, вмещая в себя бессчетные фрагменты, составлявшие картину вечера: звуки, запахи, движение, свет, цвет, ощущение близости Егора, смех, его взгляд, вкус сухого печенья, которое они купили  и, голодные, с наслаждением начали грызть в машине.

Затем они подъехали к дому постройки советских времен, где снимал квартиру Егор.

В подъезде, однако, дежурила консьержка.

- Нам на пятый этаж, -  сказал Егор Кате, вызвав лифт. – Квартира когда-то была двухкомнатной, насколько я понял, но из нее сделали студию. Как раз то, что мне нужно. Дом элитной серии, здесь потолки выше, чем в то время обычно делали.

В лифте Катю охватило было волнение, но тут же угасло, сменившись любопытством. Как жил мастер тай-цзы, любимец женщин, наследный принц, отказавшийся от царства?!

Квартира Егора напомнила Кате ее собственную. Простор, минимум мебели, светлые тона. Как и у нее, небольшая кухня отделялась от жилой части просторной комнаты стойкой. Свиток с пейзажем на одной стене, каллиграфическая надпись – на другой. На полке с книгами – бронзовая статуэтка, мудрец на быке. В углу, рядом с диваном – свернутый гимнастический коврик. Запах сандала.

- Как только увидел эту студию, сразу же снял, - Егор поставил на пол пакеты с фруктами и печеньем и взял у Кати куртку. – Проходи. Ванная слева.

В небольшой сияющей ванной Катя быстро привела себя в порядок и посмотрела на тюбики, лежавшие на полочке над раковиной. Если я останусь на ночь, то утром возьму вместо крема бальзам после бритья, решила она. Как же давно я не собиралась остаться у мужчины на ночь в своем родном городе, тихо рассмеялась Катя, забыла, как это делается – как спать не дома, не одной. Годы и годы назад она взяла за правило возвращаться к себе  даже после самых бурных свиданий. Андрей, с которым Катя рассталась в ушедшем году, переехал к ней на время их недолгой общей жизни, так что она оставалась в своей квартире. Во время отпуска, если Катя путешествовала не одна, она уставала от постоянной близости с другим человеком и высыпалась после возвращения, в Москве. Но сейчас я с Егором, сказала себе Катя. От него невозможно устать; как бы самой не надоесть ему, прежде чем наступит утро! Она решительно вышла из ванной.

За несколько минут Егор успел накрыть маленький журнальный столик, поставив на него бутылку вина, бокалы и два блюда, с сыром и фруктами. Для сидения в комнате предназначались два мягких кресла-пуфа, и Катя с наслаждением опустилась о одно из них, внезапно почувствовав, как устала за день.

-   Отдыхай, - сказал Егор, передавая Кате бокал с вином, - отдыхай. А я продолжу говорить, если ты не против. Рассказать осталось немного.

- Слушаю, - Катя улыбнулась и сделала глоток вина. – У тебя хорошо. Спокойно. Вино чудесное.

- Спасибо, - Егор осторожно покачал свой бокал. -  Я пью редко. Но не отказываюсь от алкоголя полностью.  Любой полный запрет на что-либо нарушает гармонию.  А не курю с возвращения из армии.  Там курил, естественно. Так вот. Я начал заниматься тай-цзы. Естественное продолжение моего увлечения Востоком.

Егор вытянулся в кресле и прикрыл глаза. Он успел сменить строгие брюки на джинсы, но рубашку оставил прежнюю, нарядную. Сосредоточенный на своей истории, погруженный в воспоминания, Егор был прекрасен.  На мгновение Кате показалось, что она видела сон, что ей снилась эта сцена в мягком рассеянном свете торшера. 

Однако разговор происходил на самом деле, потому что Катя никогда не придумала бы того, что сказал Егор.

- Занимался и занимался, - продолжил Егор. – Миллионы людей занимаются ушу, тай-цзы, цигун, йогой, восточными боевыми искусствами и живут спокойно. Я не убеждал себя, что чувствую нечто особенное, выполняя формы. Мне нравились сами занятия. И, что говорится, я дозанимался. Настал день, когда я увидел потоки энергии.  Могу описать свой опыт только самыми простыми словами.

Егор сел прямо и сплел пальцы рук.

- Я выполнял форму в Китае, в  парке недалеко от гостиницы, где остановился второй муж моей матери и его партнеры из Владивостока. Ранее утро. Рассвет. Свежесть. Пение птиц. Сначала я увидел перед собой, на уровне моих глаз, пульсирующее фиолетовое пятно. Я не прервал выполнение формы. Было чувство, что нужно продолжать. Немного ломило переносицу, но приятно.  Никакого страха. Затем фиолетовый свет вспыхнул и стал ослепительно белым. Еще одно мое движение, и я увидел, что происходило вкруг  меня.

Катя отставила бокал и подалась к Егору, завороженная его словами.

- Катя, энергии нашего мира, энергии Космоса невозможно достоверно описать. Язык беден. Но попробую. Представь себе, что ты видишь реку, но не одно-единственное место, куда ты смотришь. Ты видишь всю реку, весь поток, каждую его каплю, непрерывное движение.  Перед тобой не только пространство, но и время: траектория каждой капли, ее слияние с другими каплями, их расхождение, новое слияние, само бытие реки. Я сказал «перед тобой», но в действительности ты видишь и то, что сзади тебя, сверху, снизу, под тобой, потому что ты – одна из капель, а, следовательно, ты – часть потока, сам Поток.

Егор мягко улыбнулся.

- Катя, я не знаю, почему был выбран из множества гораздо более достойных людей. Не знаю. Я ничем не заслужил свой дар выходить за пределы известного нам материального мира и сливаться с Потоком. Да это и невозможно заслужить, это милость Творца, Бога, кем бы или чем бы Он ни был.

Катя не отводила от Егора глаз.  Он протянул руку и нежно, мимолетно , погладил ее по щеке.

- После первого выхода, или, можно сказать и так, после моего первого возвращения домой, в Космос,  произошло много разных событий.  Потребовалось время, чтобы привыкнуть  к существованию в разных реальностях.  Затем у меня появился Учитель. Он приходит во время моей личной практики. Иногда это – благообразный китаец средних лет, иногда – свечение, сходное с человеческой формой. С появлением Учителя мне стало спокойнее. Я все еще учусь жить и обычной жизнью современного мужчины, и жизнью существа, для которого человеческое тело – всего лишь одна из его форм. Когда я – человек, обычный преподаватель иай-цзы, я могу устать, поддаться раздражению, разгневаться.  Когда я выхожу за пределы своей материальной формы, я вечен. Когда-нибудь я уйду из тела навсегда и полностью сольюсь с Потоком. Но не скоро.  Я хочу прожить долгую человеческую жизнь, Катя, мне нужен весь ее опыт, каким бы горьким он подчас не становился.

Егор вздохнул.

- Я не могу не практиковать. Не могу. Зов Потока будет всегда перекрывать любой другой голос, даже твой, Катя.  Но знай, то, что я чувствую к тебе, искренне и очень, очень важно для меня. Для меня, обычного Егора, и для того, другого, вечного Егора. Ты – часть нашей с ним общей судьбы. Мы смотрим на тебя одними глазами, мы оба любим тебя.   

Егор умолк. Катя встала и подошла к окну.

Сумасшедший, шизофреник? Но я верю тому, что услышала, , сказала себе она, верю, потому что вижу то, другое, существо, в удивительных, лучистых, нечеловечески глубоких глазах Егора. Тогда сумасшедшая и я.

Егор встал вслед за Катей. Он ждал ее решения.

- Я бы хотела некоторое время, - начала Катя, и глаза Егора померкли, потому что он представил себе, как она говорит « некоторое время побыть одна», - я бы хотела некоторое время встречаться только с обычным Егором.  С современным мужчиной, который преподает тай-цзы. Это возможно?  - уточнила она. – Мы можем побыть обыкновенными людьми?

- Можем, - Егор с облегчением рассмеялся, - как угодно долго. Ты будешь знать, чем я занимаюсь, когда ухожу в свою практику. Только и всего.

- Я бы выпила, - решительно сказала Катя, возвращаясь в кресло. – Печенье вкусное.  Когда ты начал преподавать тай-цзы?

- Когда у меня появился Учитель, - Егор улыбнулся, - я осознал, что путь, по которому я иду,   открыт не только мне.  Однако, чтобы сделать первый шаг, человеку нужно знать, что первый шаг возможен.  Нужен кто-то, способный помочь в самом начале дороги. Кто-то, сделавший и второй шаг, и третий. 

Катя кивнула, соглашаясь с Егором.  Затем она отпила вина и сказала как можно мягче, чтобы не показаться резкой :

- Путей должно быть много, разве не так? Или, возвращаясь к Потоку, есть множество течений, его и составляющих? 

- Конечно, - Егор внимательно смотрел на нее, - высшее же мастерство, Катя – это жить, жить, познавая себя и в то же время не утрачивая связи с окружающим миром. Так я пока не могу. Порой моя практика превращается в бегство.  Ты это чувствуешь.

Он помолчал, собираясь с то ли мыслями, то ли с духом, чтобы продолжить:

- Стань той, кто никогда не даст мне утратить связь с действительностью. Мой опыт жизни не будет полным, если я продолжу прятаться от вызовов этого мира в другом. Помоги мне укорениться в настоящем, Катя, укорениться, чтобы я мог взлетать все выше и выше.

Затем Егор рассмеялся:

- Я – эгоист, Катя, потому что прошу всего, ничего не предлагая взамен.

Катя  улыбнулась:

- Да, я обратила внимание. Передай сыр, пожалуйста. 

Произнеся слово «сыр», Катя неожиданной для самой себя вспомнила Петю – то, как покупала ему голландский сыр и везла  в Москву с своем нарядном чемоданчике, немного сердясь из-за того, что ее изящные вещи могли пропитаться  не очень подходящим запахом. Она искренне рассмеялась и пояснила Егору:

- Вспомнила Петю. Привезла ему сыр из Амстердама. Ха-ха, извини. В этом весь Петя – если ему что-то и нужно, то обязательно сыр или какая-нибудь копченая рыбка, с которой и в самолет-то не пустят. 

Егор улыбнулся, но его глаза стали очень серьезными:

- Катя, я не спрашиваю, близкий он друг, потому что знаю – близкий. 

Катя кивнула головой, давая понять Егору, чтобы он продолжил.

- Ты – абсолютно свободный человек, - сказал Егор, - абсолютно. Гораздо более свободный, чем я.  Нужно быть безумцем, чтобы стараться тебя ограничить, навязать тебе свое мнение.  Я – не безумец, Катя. Ты никогда не будешь счастлива в банальных отношениях, поэтому ты и здесь, со мной.  Знай, я уважаю тебя за мужество жить так, как ты считаешь нужным. Уважаю. 

- Да, свои ограничения выбираю я сама, - согласилась Катя. – Только я. Со мной и Петей в молодости приключалось много всякого. В общем-то, - и она вновь искренне расхохоталась, - со мной и сейчас приключаются удивительнейшие вещи. Например, - и Егор засмеялся вместе с ней, - я встретила тебя.

Она и есть мой якорь в этом мире, быстро сказал себе Егор, любуясь Катей, это она – женщина, которой ничего от  меня не нужно, которой ни от кого ничего нужно, которая никогда не солжет и не будет искать своей выгоды в любви. Катя, Катя, ты способна на безусловную любовь, не жертвенную, а безусловную.  Если ты когда-нибудь займешься практикой, то уйдешь так далеко, что мне понадобятся жизни, чтобы догнать тебя. Я могу быть собой.

- «Встретила» - мягко сказано, - подхватил он легкую волну, - Катя, насколько я помню, ты на меняя налетела в клубе.  Сбила с ног, сбила с толку. А я тогда только-только вернулся из Непала. Удивился, что за женщина такая храбрая. Пока присматривался, влюбился по уши.  А кто ты, так и не понял.

- Меня очень легко понять, жаль, что никто этого не делает, - парировала Катя, наслаждаясь ем, что больше всего любила в разговорах с мужчинами – словесным поединком.

- Поверить не могу, что ты на свой используешь слова Лао-Цзы,- вскричал Егор и расхохотался. – Катя, это  же «Мое учение легко понять…»!

- Ха, я читаю книги, - с торжеством ответила Катя. – Расскажи мне о Китае. Тебя там не хотели женить на китаянке?

- Хотели, скрывался, - Егор удивился ее интуиции, потому что действительно пережил романтическое увлечение в начале своих поездок в Поднебесную. – недели две ходил в астральном теле, пока искать не перестали.

Так, слушая и комментируя истории друг друга, Катя и Егор проговорили до начала первого, допив первую бутылку вина и начав вторую. Затем в беседе наступила пауза.

Пора уезжать, решила Катя, нужно вызвать такси. Заберу машину завтра. Чудесный вечер.

Долгий опыт романов научил ее не торопить события. Возможно, для Егора любовь означала платоническое единение душ?! Ну что же, высплюсь дома, буду долго завтракать воскресным утром, задаваясь вопросом, не пригрезилась ли мне суббота, сказала себе она. 

- Давай помассирую тебе ножки? – неожиданно сказал Егор. – Я очень хорошо массаж делаю. Честно, учился в Китае.

Похоже, я все-таки остаюсь, успела подумать Катя, прежде чем Егор пересел на диван, ближе к ней, и нежно взял ее правую ступню руками.

- Обожаю женщин в черных носках,- рассмеялся он, большей частью для того, чтобы побороть свое собственное волнение. – Можно снять?

- Обожаю решительных мужчин, - Катя устроилась в кресле так, чтобы полулежать, и закрыла глаза. – Это прелюдия к чему-то большему? – с деланной осторожностью поинтересовалась она у Егора.  – Понимаешь, носочки – очень личная, интимная часть женского туалета.

- Да, это прелюдия, - ответил Егор. – Конечно.

Он надавил на болезненную точку на Катиной стопе, и она охнула. Мгновением спустя боль сменилась пульсацией, и пришло блаженство.

- Каким же тогда будет секс? – вполголоса спросила она саму себя, но Егор ответил ей, начав разминать  ее пальцы:

- Каким захочешь, Катя.

- Спонтанным, - быстро ответила Катя и протянула Егору левую ногу, - спонтанным.


… И прежний опыт утрачивает значение, мы прежние утрачиваем значение. Не важно, что происходило между нами и  другими; они могли быть хуже или лучше, мы могли быть хуже или лучше, мы могли быть утонченны или безыскусны, они могли быть грубы или нежны, не важно; теперь  прежние роли забыты, мы – это мы, секс – не игра и не способ расслабиться после долгого дня, то, что происходит сейчас – продолжение общения, продолжение узнавания друг друга, и для тебя, и для меня, разве не так?! Нет ни времени, ни пространства, я вхожу в Поток, ты входишь в Поток; разделение на тебя и меня исчезает, мы становимся единым целым и отдаемся волнам наслаждения, ничем не замутненного, потому что нам не нужно ничего доказывать ни самим себе, ни друг другу, мы просто есть, и, если мы и не совершенны поодиночке, мы совершенны вместе, дополняя друг друга…


-Бокал вина? – спросил Егор, поглаживая Катю по спине, - я больше не буду, у меня завтра вечером два занятия, но тебе налью.

- Да, пожалуйста, - Катя с наслаждением потянулась, ощущая легкость во всем теле.- Не откажусь.

Егор встал и, взяв с пола ее бокал, отправился к холодильнику.

Он великолепен, подумала Катя, рассматривая его, ни одного изъяна. Превосходный мужчина. Легкий, сильный, чуткий, как будто мы знаем  друг друга годы и были близки множество раз, открыв друг другу все свои интимные секреты. Егор почувствовал ее взгляд и повернулся.

- Ты в порядке? – спросил он.

- В полном, - отозвалась Катя. – Мне уехать? – спросила она.

- В смысле, уехать? – Егор поставил ее бокал на кухонную стойку.

- Чтобы ты выспался, - Катя села, готовая начать собираться. – Перед занятиями.

- Катя, - рассмеялся Егор, - Катя, я не собираюсь высыпаться. Мы только начали, разве нет? Я свободен до вечера воскресенья. Оставайся.   

- Остаюсь, - согласилась Катя, - остаюсь.

Егор вернулся к дивану  и передал Кате бокал с вином. Затем он сел рядом с ней и попросил, ласково погладив по предплечью:

- У меня просьба, Катя. Встреться немного позднее с одним очень важным для меня человеком, пожалуйста. Моя история не будет полной без этой встречи. В конце апреля, в начале мая.  Хорошо?

- Конечно, - согласилась Катя. – Этот человек живет в Москве?

- Да, в Москве. Спасибо, - Егор улыбнулся. – А сейчас я могу рассказать тебе, как один раз вызвал дождь. Самый настоящий дождь, Катя.  Слушай, дело было так.




Катя остановила свой кроссовер рядом с нужным ей домом на одной из линий Серебряного Бора.

Заканчивался апрель. Деревья уже окутала нежная зеленоватая дымка готовой вот-вот распуститься листвы, земля становилась теплее и теплее с каждым ясным, безветренным днем. Ночи были полны истомы, предвещавшей скорое лето.

Полдень субботы.       

Катя вышла из машины. Егор отправил ей адрес накануне вечером, добавив: «Встретимся там, потом поедем ко мне. Я тебя люблю, Екатерина.»

Вечера суббот и воскресенья стали временем их встреч. Егору нравилось, когда Катя приезжала к нему, в небольшую квартиру на Красной Пресне.   Она не возражала.  На часы их свиданий внешний мир исчезал, простая обстановка не имела значения, Катя была бы готова проводить с Егором ночь где угодно, слушая его спокойное дыхание перед тем, как погрузиться в сон самой.  Он засыпал первым, и первым же просыпался, успевая до Катиного пробуждения приготовить завтрак.  Внимательный любовник.  Катя чувствовала себя юной.  Егор не отличался стеснительностью и спокойно ходил по комнате обнаженным, давая Кате возможность любоваться своим телом. И она любовалась; его движения, когда он выполнял самые простые дела, например, пил чай или брился, завораживали, словно Егор превратил всю свою жизнь в практику тай-цзы, в выполнение одной грандиозной формы. 

Однако Катя оставалась собой, зрелой женщиной, уже принявшей самые важные решения в своей жизни. У нее не появлялась мысль, как чудесно было бы родить ребенка от Егора и воспитать его самой, наняв няню, двух нянь. Мне нужен только Егор, поняла Катя, только он сам.   

Однако, загадочная встреча.

Коммуникатор Кати мягко завибрировал, и она взглянула на экран, подумав, что, возможно, ей писал Егор.

Но нет, пришло неожиданное сообщение от Ивана, о котором Катя успела забыть.  Он не писал ей несколько недель, как раз тех, в которые Катя была поглощена Егором.

« Ангел, я скоро возвращаюсь. Позволишь взглянуть в твои глаза и увидеть в них Вечность?»

Отвечу позднее, решила Катя. Не хочу сейчас ни на кого отвлекаться. Да и в моих глазах ты увидишь не Вечность, Иван, ты увидишь там другого мужчину, который проник мне в душу, сделав возможным то, о чем я мечтала в юности – обретение завершенности.

Катя подошла к высокому внушительному забору и нажала кнопку звонка у калитки. Она не знала, с кем ей предстояло встретиться.  Таинственный персонаж из прошлого Егора?! Китайский мастер тай-цзы?! 

Калитка открылась,   и Катя увидела просторный тенистый участок, в глубине которого, среди сосен, словно парил над землей изящный загородный дом со стеклянным фасадом. Между деревьев была выложена каменная дорожка; ближе к дому стояли несколько плетеных кресел и деревянный столик, накрытый, очевидно, для чаепития. На мгновение Катю охватила искренняя грусть от того, что у нее никогда не было дачного детства с бабушками и дедушками – родители Елизаветы погибли в автомобильной аварии  до рождения внучки, родители   Виктора развелись, когда тому едва исполнилось двадцать, жили в новых семьях,  общим сыном не интересовались и о Кате не помнили.

Из дома навстречу гостье вышли светловолосая женщина и темненький мальчик лет пяти. У Кати болезненно сжалось сердце. Ее беспощадная интуиция подсказала ей, что встреча с ними не сулила ничего хорошего, побуждая бежать, бежать прочь и никогда не возвращаться. Усилием воли заставляя себя идти прямо и любезно улыбаться, Катя подошла к женщине и мальчику. Однако стоило ей взглянуть на ребенка , как она пошатнулась.

С чудесного, серьезного   детского личика на Катю смотрели лучистые, теплые, ясные глаза Егора. Это мог быть только его сын.

Затем Катя подняла взгляд на женщину и содрогнулась. Диана, холодная красавица из спортивного клуба, которую Катя порой встречала в раздевалке.

Катя так резко побледнела, что Диана быстро обняла ее, поддерживая, и тихо, так, чтобы ее не услышал мальчик, сказала:

- Катя, Катя, девочка, это не то, что вы думаете. Олежек не мой родной сын. Сын Егора, но не наш общий ребенок.  Я объясню вам.

Затем она отпустила Катю и обратилась к мальчику:

- Поздоровайся, а потом можешь поиграть за домом, но тихо. Папа занят практикой.

Мальчик протянул Кате ручку и представился, как его, очевидно, учили:

- Я – Олег. Очень приятно с вами познакомиться.

Катя пожала его ручку и сказала, стараясь звучать естественно:

- Я – Катя. Очень рада тебя увидеть. 

Мальчик улыбнулся ей улыбкой Егора и, весело подпрыгивая, убежал за дом.
Диана покачала головой.

- Катя, простите Егора за то, что он не сказал вам о сыне. И давайте присядем к столу, я расскажу вам, что вы были бы должны услышать от самого  Егора.  Он здесь, как вы поняли. Сейчас его практика – бегство от объяснений. Его практика зачастую – бегство, но, и я хочу в это верить, вы сможете научить Егора бесстрашию.  Идемте!

Затем Диана рассмеялась:

- Я не представилась сама. Прекрасные манеры. У меня, очевидно,  чувство, что мы с вами уже знакомы. Я много раз видела вас в клубе. Так вот, меня зовут Диана. Я – владелица нашего спортивного клуба, решила открыть его, чтобы мне самой всегда было, где потренироваться и отдохнуть, -  с улыбкой добавила она.

- Екатерина, - сухо назвала свое имя Катя. – У вас прекрасный клуб.

- Спасибо, - они подошли к столу, и Диана отодвинула одно из кресел, приглашая Катю присесть. – Чай заварил Егор. Катя, скажу вас сразу – я намного старше вас. Мне пятьдесят пять.

Пятнадцать лет, изумилась Катя, всегда считавшая незнакомку в клубе своей ровесницей. Пятнадцать лет разницы в возрасте!

- Руки можно вымыть в доме, дверь справа от лестницы, - сказала Диана, разливая чай.

Катя покачала головой:

- История, Диана. Пожалуйста, сначала история.

Диана села в кресло напротив Кати.

- Да, конечно, понимаю вас.  Хорошо. Поймите, я волнуюсь. И восхищаюсь вашим самообладанием. Так вот.

Диана вздохнула, собираясь с мыслями, и начала:

-  Катя, шесть лет назад, когда Егор начал преподавать в моем клубе, вокруг него сразу же поднялся вихрь болезненных страстей.  Он – моя последняя страстная любовь. Не последняя любовь, как позднее выяснилось, но последняя страстная любовь. И недолгая. Была я, и была ученица Егора,  совсем молодая женщина. Мы с
ней , конечно же, друг о друге не знали. Сейчас я понимаю, что в то время Егор начал искать в женщинах источник энергии, способный уравновесить его самого. Этот источник – вы, Катя,  в конце концов, Егор нашел вас, и его метания завершаются, маятник останавливается.  Мы же, та девочка и я,  быстро наскучили Егору, требовательные, каждая на свой лад, надоели ему, но недостаточно быстро – оказалось, что Даша в положении. 

Диана немного помолчала, глядя вдаль, затем продолжила:

- Катя, я – абсолютная одиночка. Никогда не была замужем, никогда не хотела детей. Вела  дела с отцом и младшим братом, теперь – с братом. Мы – строители. Но то время, в пятьдесят, я начала думать, что, возможно, совершила ошибку, отказав себе в ребенке. И вот тогда, когда Егор сообщил мне, что его ученица беременна, сообщил в своей очаровательной бесстрастной манере, как о начавшемся дожде, который должен скоро кончиться, я вдруг поняла, что этот ребенок нужен мне. Его не хотели ни Даша, ни Егор. Он и предупредил-то меня не как близкого человека, с которым хотел посоветоваться, как поступить, нет, а как хозяйку клуба, на случай, если вспыхнет скандал.

Диана глубоко вздохнула.

- Катя, я уговорила Дашу родить и отдать их ребенка мне. За очень, очень существенное вознаграждение. Не стану утомлять вас юридическими подробностями, но на некоторое время мы с Егором оформили брак.  Даша получила свои деньги и исчезла. Последнее, что я знала о ней – она увлеклась йогой, уехала в Индию, в ашрам. В прошлом году мы с Егором развелись также тихо, как и поженились. Егор  живет своей жизнью, и так будет всегда. Летом он любит приезжать сюда, на свежий воздух. Буду рада видеть вас вместе с ним. Мои чувства к Егору давно угасли. Сейчас мы- друзья. Олег – мой сын, Катя, мой, пусть и не по крови. И сын великого человека. Каким бы жестоким ни казался подчас Егор, он – великий мастер, Катя.  Я не смогла с этим  примириться. Но вы, вы сможете. Когда Егор рассказал мне о вас, о вашей силе, о вашем мужестве перед жизнью, о том,  что полюбил вас, я подумала, что у Олега должно быть три матери, одна из которых дала ему жизнь, в то время, как две другие вырастили и воспитали.

Катя  молчала, собираясь с мыслями.      

Затем она сказала:

- Я могу вымыть руки?

Не хочу ничего отвечать, думала Катя, не сейчас, не до того, как увижу Егора. Да и что я могла бы сказать Диане такого, чего не знает она сама?!

Идя к дому, Катя едва не расплакалась. Но горевать  было не из-за чего. Не из-за чего. Егор ее любил. В ванной она осторожно промыла глаза. Через несколько часов они с Егором останутся вдвоем, нужно взять себя в руки и не омрачать долгожданное свидание печалью. Катя несколько раз глубоко вдохнула и выдохнула, начиная успокаиваться. 
 
Она вышла из дома в тепло чудесного апрельского дня и, чуть помедлив, не стала возвращаться к столу, а свернула за угол,  идя в глубь участка.

Там, на полянке между сосен, в рассеянных лучах Солнца, занимался Егор. Некоторое время Катя тихо стояла в отдалении, впитывая каждое его движение, понимая, что они с ним никогда не будут обсуждать его историю, что ей не остается ничего другого, кроме полного, абсолютного приятия этого человека, а затем повернулась и, не торопясь, пошла пить чай.   

                КОНЕЦ ИСТОРИИ